Из литературы, искусства мы вытравим их социальную сущность, отчуждим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением тех процессов, которые происходили в глубинах народных масс.
Литература, театры, кино, пресса – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства, мы будем всячески додерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, предательства, всякой безнравственности.
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху, незаметно, но активно и постоянно будем способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности; бюрократизм и волокиту возведем в добродетель. Честность и порядочность будем осмеивать, они никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, ─ всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие, будут догадываться или даже понимать, что происходит».
«Неужели этого хотят и наши вожди? Значит они перерожденцы!? – подумал Стороженко. – Разве в идеях социализма только ошибки прошлого? Не могли же люди без объединяющей духовной силы создать столько материальных ценностей, превратить недавнюю страну с сохой в сверхдержаву? Да и дружба народов, пусть порой и наивная, ─ всё же была не пустым звуком. Перестройку (свою ли?) Горбачев назвал «революцией в революции». Такого термина в истории нет, ибо в революции её антиподом может быть только контрреволюция…»
Надо отметить, что «перестройка» с её дешевым лозунгом построения «социализма с человеческим лицом» самым отрицательным образом повлияла на контрразведывательную деятельность.
Во-первых, был огульно ошельмован в очередной раз институт негласных помощников, ─ основа в работе любой спецслужбы. Вчера ещё честно помогавшие люди избегали встреч с оперативным составом, что сразу же было уловлено иностранными разведками. Они стали работать напористее и наглее.
Во-вторых, и до этого скудное финансирование оперативных подразделений упало до такого уровня, что делились даже проездные билеты, сократился парк оперативных машин, урезались деньги на финансирование отдельных оперативных операций.
В-третьих, военные контрразведчики почувствовали, что генсек лукавит, уходя от решений сложных государственных вопросов, проявляет неискренность, подставляя военных.
В-четвертых, утечка режимных данных нередко шла на таком высоком уровне, что оперативникам нечего было и думать о перекрытии её каналов.
И, наконец, службу начали покидать разочарованные опытные работники, профессионалы высокого класса, сменяя скромные кабинеты Лубянки на роскошные апартаменты в офисах зарождающегося олигархического бизнеса и банков.
Это потом, когда стали открываться материалы «перестроечного времени», стало совсем ясно, что с Горбачевым играл Запад по своим правилам.
В газете «День» № 22-1993 г. были опубликованы четыре снимка и текст:
«Эти снимки принадлежат парижскому агентству «Гамма». Они сделаны фотографом Ефимом Абрамовичем, как утверждают, агентом КГБ. Время снимков – начало 1970-х гг., место – Сицилия, о чем свидетельствует знаменитый фонтан с колесницей в Палермо. На снимках Раиса Горбачева. В то же время в Сицилии на встрече «молодых политиков» присутствовал и её супруг – М.С. Горбачев, недавний комсомольский работник, а потом партийный лидер Ставрополья. Именно в это время завязались связи будущего «перестройщика № 1» с политической элитой Запада, намечались контуры особых отношений «Горбачев – Тэтчер».
Мало что известно об этой сицилийской встрече и о другой, подобной же. Но, по-видимому, эти контакты послужили стартом политики «нового мышления», которая кончилась исчезновением СССР».
Надо отметить, что Горбачев в бытность секретарем по сельскому хозяйству мог открыто контактировать с американцами. Так, 4 сентября 1981 г. он принимал Дж.Кристала, как указывалось в официальном сообщении, специалиста по сельскому хозяйству и общественного деятеля. В середине ноября 1983 г. такого рода контакт повторился.
Как писал А.П.Шевякин в книге «Загадка гибели СССР. История заговоров и предательств»:
«Особое внимание в нашей литературе обращают на знаковую попытку выйти на связь с М.С.Горбачевым со стороны американцев незадолго до старта «перестройки».
Весной 1984 г. – примерно за год до захвата Горбачевым власти, ─ в Женеве в ходе конференции по разоружению руководитель советской стороны Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР В. Исраэлян получил приглашение со стороны американского коллеги Льюиса Филдса, только что вернувшегося из Вашингтона, встретиться «на нейтральной почве». По словам Исраэляна, встреча состоялась в «…в одном из загородных ресторанов. В конце встречи Филдс предложил советскому дипломату пройтись после обеда.
─ В Вашингтоне хотели бы установить серьёзный, деловой контакт с кремлевским руководством, ─ начал Филдс. – И вице-президент Буш готов встретиться с одним из новых советских лидеров во время своего визита в Женеву. Встреча должна носить строго конфиденциальный характер. На мой вопрос, имеют ли американцы конкретно кого-нибудь из советских лидеров в виду, Филдс однозначно ответил, что вице-президент хотел бы встретиться с Михаилом Горбачевым как наиболее вероятным будущим лидером Советского Союза.
У меня сразу же возник вопрос, почему это важное предложение делается через меня, а не по нормальным дипломатическим каналам, ─ через наше посольство в Вашингтоне или американское в Москве. Филдс вразумительного ответа дать не смог, сказав, что лишь выполняет полученное поручение…
Тем временем в середине апреля в Женеву прибыл Буш. Его выступление на Конференции по разоружению было намечено на 18 апреля, а накануне мне на квартиру позвонил (советник Генерального Секретаря ООН, директор ряда «международных» центров, член масонского клуба «Магистериум» (Москва, 1993 г.- авт.) Садрудин Ага Хан и таинственно сообщил, что 17-го вечером со мной хотел бы встретиться «наш общий друг» …
Беседу мы начали втроем. Буш кратко коснулся главной цели своего визита в Женеву…Когда Ага Хан покинул нас, и мы с Бушем остались вдвоём, он сразу же перевёл разговор на возможность проведения неофициальной советско-американской встречи…в качестве своего собеседника как будущего советского лидера он назвал только одну фамилию. «Вашим следующим лидером будет Горбачев», ─ уверенно заявил он. Эти слова врезались мне в память…
Через неделю в Москве при первой же встрече с министром доложил ему о предложении Буша. Громыко внимательно выслушал, не прерывал и не задал ни одного вопроса. Когда я закончил доклад, наступило тягостное молчание. Министр смотрел куда-то в сторону от меня и о чем-то напряженно думал. Затем, обернувшись ко мне, он сказал: «Ну, как там у вас дела на Конференции по разоружению?» Я понял, что разговор закончен». (Израэлян В. «Несостоявшаяся встреча». – «Аргументы и факты», 1991 г. № 25.
Горбачев часто беседовал с видными деятелями Запада с глазу на глаз, стремился уединяться, разговаривать на улице и без своих переводчиков. Такие беседы были у него с Римским папой, Бушем, Колем и другими их представителями. 24 января 1991 г. к Горбачеву напросился на встречу посол США Мэтлок. Разговор состоялся без переводчика. Таким образом, несанкционированные контакты или беседы без свидетелей со стороны главного «перестройщика» стали чуть ли не нормой.
По этому поводу генерал-лейтенант госбезопасности Н.С.Леонов, депутат 4-го созыва Госдумы, говорил:
«Во всем мире принято составлять подробную запись беседы, если вел ты её в качестве официального лица или госчиновника. Какие аргументы приводили обе стороны, какие обязательства мы на себя взяли – это ведь не частности. Первыми, кто нарушил эту практику, были Горбачев и Шеварнадзе. Они начали вести переговоры, содержание которых не фиксировалось в записях.
Они часто прибегали к услугам не своих, а чужих переводчиков. О чем шла речь на подобных переговорах, у нас в стране никто не знал. В ходе таких переговоров они свободно могли брать со стороны нашего государства обязательства, никого не ставя об этом в известность». (Морозов М. Статья «Кремлевские секреты хорошо идут под водочку» ─ «Комсомольская правда» № 20, 4 февраля 1997 г.)
* * *
Но вернемся к чекистскому ремеслу.
Работа любой контрразведки – это, прежде всего, коллективный труд, хотя он конспиративно детализован и индивидуален. Это мозаика, где каждый фрагмент укладывается в определенное место, совокупность которых и создает законченный узор – результат творческого труда коллектива и личности. А ещё деятельность контрразведки сравнима со звучанием оркестра, в котором трудно выделить отдельный инструмент. В коллективе второго отделения каждый играл, причем профессионально, на своем инструменте в общем слаженном оркестре.
Поэтому эта книга не о Стороженко, а о процессе становления большинства честных и чистых чекистов, – военных контрразведчиков, прошедших через горнило испытаний своего времени. Их работа канула в Лету, оставив заметный след в патриотическом деле защиты Родины, – борьбе не с мнимыми врагами страны, а глубоко законспирированными агентами иностранных разведок, вставших, как правило, на путь предательства, как правило, из-за корыстных соображений.
О том, какие наработки по вскрытию «оборотней» в погонах были в багаже второго отделения 1-го отдела военной контрразведки КГБ СССР и пойдет дальше речь.
Глава 5.
«ИУДА» РАЗОБЛАЧЕН
Нельзя быть злодеем другим,
не будучи и для себя негодяем.
Подлость универсальна.
Б. Пастернак
Первым учебным материалом при работе Стороженко в центральном аппарате военной контрразведки, поднимающем желание «трудиться по серьёзному» в поиске «крота» была аналитическая справка по делу оперативной разработки (ДОР) – «Бумеранг», по которому проходил фигурант под псевдонимом «Иуда», разоблаченный американский шпион, сотрудник Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба ВС СССР подполковник Попов П.С.
Дело в том, что на занятиях по чекистской подготовке молодым оперативникам, прибывшим недавно в отдел, его руководитель полковник Ермолаев Иван Авраамович настоятельно рекомендовал глубоко «проутюжить» эти материалы.
─ Нужно много учиться, чтобы немного знать, но знать глубоко, ─ часто говорил начальник подразделения. ─ Не ленитесь читать с лупой то, о чём потом будете писать. Он, конечно же, имел в виду планирование операций по вычислению предателей в погонах.
Но начнём всё по порядку.
Попов Петр Семёнович родился в крестьянской семье на Тверской земле. Являлся участником Великой Отечественной войны, которую закончил в должности порученца при энкэвэдешном генерале Серове И.Н. Именно по рекомендации этой одиозной личности он и попал на службу в ГРУ.
В 1951 году Попова направляют на работу в Центральную Группу войск (ЦГВ), находившуюся в Австрии, и назначат стажером в легальную резидентуру ГРУ с задачей подбора кандидатов на вербовку среди иностранцев.
Через год в стране пребывания у него завязывается любовный узел с австрийкой Эмилией Коханек, по всей видимости, подставой ЦРУ. Жена Попова с двумя детьми в это время проживала у своих родителей в городе Калинине (Тверь).
Австрийская пассия требовала к себе не только внимания, но и приличных денежных затрат. Зарплаты не хватало на утехи, а поэтому шел поиск дополнительного финансового источника. Проблема, где достать деньги для расходов на любовницу, как тень преследовала офицера. И однажды он решился…
Сразу же после бурно проведенного новогоднего праздника в обществе любимой дамы – 1 января 1953 года он выходит на вице-консула США в Вене с настоятельной просьбой познакомить его с кем-либо из сотрудников американской разведки. Такая просьба советского офицера, естественно, не могла «заржаветь» у американцев.
Вскоре на Попова вышел кадровый сотрудник ЦРУ США Джорж Кайзвальтер. Выслушав россиянина, янки сразу же «взял быка за рога». А бык оказался молочной коровой, которую можно и нужно было доить. Предателю дали кличку «Грэлспайс». Оборотень сразу начал активно действовать.
За период свой работы на американцев в Австрии Попов выдал сначала четырёх офицеров советской военной разведки. Потом у новоиспеченного «крота» пошло-поехало, как по накатанной дорожке. На тайных встречах он сдаёт адреса конспиративных и явочных квартир, на которых принимает свою агентуру. Вычислить её теперь никакого труда для американцев не составляет. Но он продолжает усердствовать, сообщая фамилии своих помощников из числа иностранцев.
Перед самым отъездом в СССР его «послужной список» предательства существенно пополнился. Американцы уже располагали сведеньями, полученными от своего агента, на более чем восьмидесяти офицеров советских спецслужб. Кроме того, оборотень передал цээрушникам данные о структурных изменениях в центральном аппарате ГРУ, о системе обучения офицеров военной разведки, а также обобщенные данные секретного характера по другим военно-политическим вопросам…
* * *
В 1954 году его отзывают в Москву, чтобы направить в другое место службы, ─ в ГДР, где он пробыл до 1958 года.
За годы службы в Германии у Попова появилась шпионская матерость. Он считал себя агентом со стажем, который знал, где, что и как искать и как уйти из-под чекистского «колпака». Основными технологическими приёмами по добыванию секретной информации в Группе Советских войск в Германии были опросы военнослужащих, ознакомление с режимными материалами и присутствие на крупных совещаниях с участием командования группы войск и представителей Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
На таких совещаниях он максимально сосредотачивался, включаясь в процесс запоминания. Слуховой памятью Бог его не обидел, как не обделил и зрительной. Дома он воспроизводил всё то, что слышал и видел, и что нужно было американцам, тщательно фиксируя на бумаге выуженные сведения.
Следует заметить, что Попов в совершенстве владел навыками стенографии. Их он активно использовал в преступных целях, на чем и попался. Дело в том, что советская разведка получила копию одного шпионского донесения, в котором «оборотень» сообщил в ЦРУ о содержании оперативного совещания.
Естественно военные контрразведчики стали искать «крота» в первую очередь, среди присутствовавших на этом совещании офицеров и генералов. Всего сквозь сито оперативного разбирательства надо было просеять более тысячи человек, участников совещания. Но как говорится, в постоянном и кропотливом труде, ─ надежда! А потом, за что возьмёшься с трудолюбием, всё заблестит. И заблестело…
Анализ шпионской «шпаргалки» показал, что, по всей вероятности, она писалась не с магнитофонной ленты, а со стенографического текста. Специалисты – эксперты тоже склонялись к этой версии. Теперь возникла задача найти лиц, присутствовавших на совещании и знающих стенографию. Через неделю военные контрразведчики обладали списком на дюжину таких офицеров. Потом уже методом исключения вышли на Попова, продавшего товар американцам…
* * *
В качестве агента под псевдонимом «Грэлспайса» Попов шел, не боясь быть изобличенным, на личные встречи с представителями американских спецслужб, в данном случае ЦРУ. Именно на таких встречах он передавал собранную секретную информацию, получая за неё предательские сребреники. Всё это продолжалось вплоть до его откомандирования в Москву в 1958 году.
Интересно заметить, что в это же время в советскую столицу прибывает в качестве атташе административно-хозяйственного отдела посольства США Рассел Аугуст Лэнжелли. В аэропорту его встречал вместе с «чистыми» дипломатами установленный разведчик ЦРУ господин Римстэд, работающий под крышей первого секретаря посольства. Насторожило оперативников то, что он первым подошел и поприветствовал прибывшего соотечественника. Этот, казалось бы, маловажный на первый взгляд штрих о возможной принадлежности нового сотрудника посольства к спецслужбам США был взят оперативниками на заметку.
Стали внимательно присматриваться к образу жизни и деятельности американца. Но он своим поведением не выдавал связи с разведкой. Вечерами после работы новый сотрудник совершал безобидные прогулки по городу, изучая достопримечательности столицы. Посещал театры, музеи, выставки. Нередко с семьей выезжал в Подмосковье, внешне любуясь его красотами.
Создавалось впечатление, что другие проблемы, выходящие за рамки его компетенции как хозяйственника, не интересуют, что он «чистый» дипломат, заботящий только о работе, семье, своём здоровье и культурном отдыхе.
Однако через некоторое время Лэнжелли ломает рамки дипломатичной благопристойности, и вместе с посольским коллегой – атташе по экономическим вопросам Уинтерсом стал бродить по местам далёким от культурных очагов и других достопримечательностей столицы.
Служба наружного наблюдения не раз фиксировала их вместе в глухих уголках парков и скверов, на стройках, у детских площадок и в проходных дворах. Подозрительно крутились они у ресторанов и баров, не заходя туда, где можно было бы перекусить или выпить по чарочке столичной водки.
Как бается в нашей пословице, их сам черт лычком связал, – с кем поведёшься от того и наберёшься. Всё это, пока что косвенно, говорило о том, что Лэнжелли не тот, за кого себя выдаёт, что, по всей вероятности, он связан со спецслужбой и приехал в Москву для проведения агентурной работы. Подозрения усилились, когда чекисты получили объективные данные на партнёра Лэнжелли по совместным прогулкам Уинтерса.
Он оказался кадровым разведчиком, с узкой специализацией – работа против граждан Советского Союза. В послужном списке у него были интересные этапы: служил в военно-морской разведке США, изучал русский язык в разведцентре в Колорадо, а затем прошел курс обучения в Русском институте Колумбийского университета. Сразу же после окончания учёбы его взяли на службу в ЦРУ.
* * *
Дальнейшее наблюдение за Лэнжелли показало, что он тоже «рыцарь плаща и кинжала». Его связь с разведкой доказывалась конкретными действиями. Он стал активно проверяться, пытаясь вскрыть за собою «хвост» наружного наблюдения и при необходимости благополучно оторваться от него.
Так 21 января 1959 года он с утра покинул посольство на автомашине. Покатался по Москве, заехал в магазин и купил модную тогда среди москвичей цигейковую шапку. А вечером вместе с женой, которая села за «баранку», направился из посольства домой в сторону проспекта Мира, где они проживали.
На маршруте он снова тщательно проверялся: голова крутилась, как волчок. Цель – вскрыть за собой возможную слежку. Для этого он использовал разные ухищрения: приказывал жене резко менять скоростной режим на шоссе, начинать движение в последний момент при переключении светофора на красный цвет, перестраиваться и т.д. Когда машина оказалась в правом крайнем ряду на проспекте Мира и попала в «пробку», он вышел из автомобиля в московской шапке и, смешавшись в толпе с возвращающимися с работы москвичами, направился в сторону метро. Жена одна повела машину дальше.
Лэнжелли вошел в метро, и доехал до станции «Проспект Мира». Создавалось впечатление, что он не собирается выходить. Но когда двери вагона стали закрываться, он придержал правой ногой одну из створок и выскочил на платформу. Походил по станции, всё время, озираясь и поглядывая на часы. Где-то в районе 19.45 американец покинул метро и внешне спокойно направился к автобусной остановке, при этом тоже старательно проверяясь.
Ровно в 20.00 возле остановки появился офицер в звании подполковника. Лэнжелии и незнакомец как бы пошли в одном направлении, затем поравнялись и сразу же разошлись. На первый взгляд могло показаться, что это совершенно случайная встреча, но на то и щука, чтобы карась не дремал, - бдительность и профессионализм сотрудников наружного наблюдения позволили зафиксировать кратковременный контакт. Американец и офицер обменялись какими-то небольшими предметами.
Перед чекистами встала в данной ситуации главная проблема – надо всё сделать, даже ценой потери из-под контроля американца, чтобы установить советского офицера. А подполковник, пройдя ещё десятка два метров, вдруг развернулся и подошел опять к остановке, и на автобусе доехал до гостиницы «Останкино».
Теперь для оперативников уже не существовало особых трудностей выяснить личность офицера. Незнакомец оказался подполковником Советской Армии Поповым Петром Семеновичем, прибывшим в Москву из Калинина.
Вскоре контрразведчики уже располагали первичными установочными данными о том, что офицер недавно прибыл из Группы Советских войск в Германии (ГСВГ), где служил по линии ГРУ. В 1958 году он был откомандирован в СССР за «неслужебную связь с австрийской гражданкой» и отчислен из военной разведки.
Попова направили в распоряжение отдела кадров штаба Тыла ВС СССР. Семья его проживала, как уже говорилось, в городе Калинине, а он в дни приездов в столицу коротал время в облюбованной им гостинице.
* * *
Сразу стало ясно, что стандартно подходить к изучению этого опытного в делах разведки офицера через агентуру или доверенных лиц оперативники не могли. Он бы быстро обнаружил проявленный к нему интерес. Поэтому решено было с учётом зафиксированного подозрительного контакта Попова с установленным американским разведчиком ─ агентуристом круглосуточно контролировать его поведение силами наружной разведки, особенно при поездках по Москве. Упор делался на выявлении возможного им использования для связи с американцами почтового канала как в столице, так и в Калинине.
Подключили и силы радио-контрразведки, что сразу принесло некоторую подвижку в изучении объекта оперативной заинтересованности. Анализ передаваемых шифровальных сообщений радио-разведывательным центром ЦРУ США из Фракфурта-на-Майне показал, что, начиная с января 1959 года эти сообщения постоянно шли для неизвестного агента, вероятнее всего осевшего в пределах Москвы или Московской области. Передачи велись в 22.00 по субботам и в 6.30 по воскресеньям.
Но всё же главной удачей контрразведчиков был перехват письма, отправленного из Москвы в Калинин на имя Попова от имени некого Смирнова. Обстоятельное исследование почтового вложения специалистами показало, что в письме имеется тайнописный текст. В нём Попова благодарили за высокое качество собранных и переданных им (в ЦРУ – авт.) материалов, и ставились очередные задачи по сбору секретной информации. Интересовались янки и новым местом службы офицера. Тексты и конверт сфотографировали. Тайнопись чекисты прочитали и «спрятали» снова под открытое письмо, которое тут же отправили адресату.
Живя в Калинине в ожидании назначения на новый участок службы, Попов часто общался с офицерами, ─ секретоносителями местного гарнизона, что свидетельствовало о вероятном сборе им очередной порции товара - шпионской информации для продажи своим заморским хозяевам.
В феврале 1959 году он в очередной раз приехал в Москву. Вновь остановился в прежней гостинице. Сначала Попов пообщался с офицерами отдела кадров штаба Тыла МО, а потом заехал в ГРУ. Чувствовалось, что эти контакты не случайны, что таким образом он «ошкуривает» своих будущих и старых коллег, выуживая секреты у болтливых говорунов.
Учитывая тот факт, что чекисты уже располагали прямыми уликовыми доказательствами его не только причастности, но активизации в работе на ЦРУ, и в целях минимизации ущерба стране и её вооруженным силам решено было в очередной приезд в Москву задержать офицера - оборотня.
* * *
19 февраля 1959 года он был арестован. В ходе личного обыска у подполковника Попова контрразведчики обнаружили: в записной книжке домашний телефон Лэнжелли, пароли для вызова на личные встречи, шесть листов специальной копировальной бумаги, блокнот, в котором при помощи тайнописи был записан текст очередного агентурного донесения американцам.
Одновременно провели обыск и на квартире Попова в городе Калинине, в ходе которого нашли и другие предметы шпионской экипировки.
В частности, в укромном месте хранились: инструкция по способам связи агента с разведывательным центром на территории США, как в условиях Москвы, так и заграницы. Нашли план односторонних радиопередач Центр – Агент, шифровальный и дешифровальный блокноты, проявитель тайнописных текстов на бумаге и другие предметы, свидетельствующие о связи советского офицера с американской разведкой.
Он был обескуражен внезапным задержанием. И понимая, что чекисты его выследили, как зверя, и теперь многое знают о его преступной деятельности, на первом же допросе предатель сознался.
«Колоть» шпиона на противоречиях в дальнейших показаниях не пришлось. Он заявил, что начал работать на американцев в качестве агента ЦРУ с начала 1953 года. Пошел на связь из корыстных соображений. Рассказывал всё подробно, как собирал секретную информацию, где и кому её передавал. Сомнений в его откровенности у чекистов за время первых допросов не вызвало. Именно это обстоятельство позволило подвести контрразведчиков к мысли о возможности проведения оперативной игры с американской спецслужбой, которая, естественно, не должна была знать о факте задержания своего агента.
Нужно было сделать всё, чтобы янки поверили, - агент работает активно и ему можно доверять. Такая игра позволяла бы не столько дурачить противника, сколько, а это самое главное в таких ситуациях, - перехватывать разведывательные устремления ЦРУ к военно-политической проблематике.
Попов признался, что в 1958 году, накануне отпускной поездки на родину, он встречался с Лэнжелли на территории Восточной Германии. Американский разведчик проинструктировал его тогда о способах двухсторонней связи. Упор делался на проведение личных контактов, особенно в первые месяцы их работы в Союзе, а потом постепенном переходе на использование тайников.
Со слов Лэнжелли он подобрал ему ряд безопасных мест для личных встреч, - это детская площадка в Сокольниках, музыкальный магазин на Петровке, общественный туалет на Пушкинской площади, в ресторанах «Астория» и «Арагви», в Центральном детском театре и у входа на станции метро «Проспект Мира».
По телефону Попов мог связаться с американцем в Москве в любое время, а лучше после 19.00, звоня ему на квартиру. На этой же встрече разведчик ЦРУ передал своему агенту адреса заграничных «почтовых ящиков», по которым он всегда мог отправить собранные материалы, зашифровав их или спрятав в письме с использованием тайнописи через «письма – прикрытия».
Планом операции при проведении оперативной игры с цээрушниками предусматривалось такое объяснение длительного отсутствия агента в Москве: он теперь дескать служит в одной из режимных частей Алапаевского гарнизона, что на Урале. На операцию по игре чекисты отводили срок не более года.
За этот период нужно было помочь руководству ГРУ вывести из-под удара раскрытых Поповым нелегалов и отправить их в страны, где они могли бы чувствовать себя на первых порах в относительной безопасности. Нужно было также быстро среагировать и на выданных агентом противнику советских офицеров военной разведки, отправив их в Союз по экстренной замене.
Но всё же самым главным моментом в оперативной игре являлось то, чтобы американец не разочаровался в агенте, заброшенном на периферию. Необходимы были такие дезинформационные материалы, которые бы заставили Лэнжелли держаться за своего источника и верить в его возвращение на службу в Москву.
* * *
Накануне встречи, согласно плану по связи Попов позвонил на квартиру Лэнжелли и спросил паролем: «Боря дома?» Последовал ответ: «Вы ошиблись, это американский дом». Эти пароль и отзыв означали, что они встречаются в 20.00 в первую среду у означенного ресторана.
18 марта 1959 года Попова вывезли из следственного изолятора и конспиративно доставили на квартиру вблизи ресторана «Астория» под эскортом опытных оперативников.
А в это время сотрудник наружного наблюдения сообщил в штаб операции, что Лэнжелли в 19.30 вместе с женой выехали на автомашине из дома. К двадцати часам они оказались уже у вышеупомянутого ресторана.
Надо заметить, что подъезд ресторана чекисты заранее оборудовали скрытой камерой визуального наблюдения, которая четко зафиксировала, как американцы вышли из автомобиля, как муж подал руку жене. Не осталась незамеченным и одна существенная деталь, ─ нежно обнимая супругу, он быстрым движением левой руки вынул из жакета супруги небольшой предмет.
Попов по условиям встречи стоял уже у телефона автомата в небольшом коридорчике. Когда американец закрыл за собой входную дверь, в руку советского гражданина перекочевала небольшая коробочка, а Лэнжелли получил от Попова другую. Произошел мгновенный обмен «сувенирами». Такое конспиративное действо могли зафиксировать только высокие профессионалы своего дела.
В переданной информации Попов сообщал в ЦРУ, что получил должность командира батальона отдельной части в городе Алапаевске. К сожалению, выезжает к месту службы один, – семья остаётся в Калинине. Этот элемент легенды должен был оправдывать периодичность его приездов из далёкого Урала в Калинин и Москву.
Лэнжелли передал Попову блокнот с заданием, по сбору сведений подготовки советских вооруженных сил к возможным боевым действиям в связи с обострением «Берлинского вопроса». Также американец просил собрать информацию по межконтинентальным баллистическим ракетам (МБР) и местам базирования стартовых площадок для их запуска.
В пакете, помимо заданий, находились: новый адрес «почтового ящика» американской разведки в Западной Германии и «гонорар» – 20000 рублей.
Вторая встреча прошла 23 июля 1959 года опять же в «Астории». Попов передал «собранную» информацию, которую с нетерпением ждали американцы с учетом остроты предыдущего задания, а Лэнжелли вручил офицеру пакет с новым заданием и 15000 рублей.
В этом задании, в частности, говорилось:
«Можно отвечать на вопросы по номерам, т.е. в ответе ссылаться на номер вопроса и давать информацию минимальным количеством слов. Нам полезно знать, от кого или как Вы получили сведенья, например, от человека определённой специальности, из проходивших через Ваши руки документов и т.п.»
Следующая встреча прошла 18 сентября 1959 года в ресторане «Арагви». Опять же, согласно плану по связи, Попов позвонил после 19.00 на квартиру Лэнжелли и спросил: «Федор дома?». Отзыв был, как и прежде: «Вы ошиблись, это американский дом», что означало, что встреча произойдёт в 20.00 в первое воскресенье.
На этом свидании разведчика с агентом Лэнжелли вручил Попову пакет с 20000 рублями и изменённые данные по условиям связи. Дело в том, что к этому времени семья американского «дипломата» переехала на другую квартиру, и у него теперь был новый номер домашнего телефона.
Шпион же в своём донесении информировал, что в настоящее время находится в отпуске в Калинине, и запланировал встретиться с коллегами из военной разведки и крупным специалистом в области ракетостроения. Называлась фамилия ученого, которого знали и американцы.
* * *
С учетом того, что за время оперативной игры были выведены из-под удара все нелегалы, которых выдал Попов, и заменены засвеченные им офицеры ГРУ в зарубежных резидентурах, у чекистов не было больше смысла дурачить янки. А вот задержать американца с поличным представлялось с оперативной точки зрения реальным и целесообразным.
15 октября 1959 года Попов вызвал Лэнжелли на очередную встречу на 9.00 утра следующего дня в автобусе маршрута № 107.
16 октября шпион приехал в район встречи на «такси». Лэнжелли в 8.45 вышел из новой квартиры на Кутузовском проспекте. Встретившись на остановке и, обменявшись взглядами, они сели в отъезжающий автобус, плотно заполненный пассажирами, среди которых были и оперативники. Попов сразу же прошел вперёд, за ним устремился американец, сопровождаемый «бдительными гражданами». Как только разведчик поравнялся со своим агентом, он тут же передал ему пакет. Шпион в свою очередь сунул американцу небольшой конверт с «собранной информацией». По заранее договорённости Попов дал оперативникам сигнал об окончании операции по связи и обмене материалами.
При выходе из автобуса, на одной из остановок они были задержаны сотрудниками оперативной группы КГБ СССР.
─ На каком основании?.. Я гражданин Соединённых Штатов Америки…Я ─ дипломат, вы ответите за этот беспредел, ─ бормотал трясущимися губами побледневший американец.
Но когда ему предъявили некоторые фото и кинодокументы, где он был запечатлен в «боевой» работе со своим агентом, Лэнжелли сразу же понял, что пойман с поличным. В висках застучало, он то краснел, то бледнел, мысль волчком крутилась в воспаленном мозгу, как лучше выйти из этого дурацкого положения… И он сам себе посоветовал, ─ надо сдаться, и попросил связаться со своим консулом.
Уже через трое суток с клеймом персона «нон грата» по протесту МИД СССР Лэнжелли с семьей покинул пределы нашей страны, в которую приехал как враг. Карьера американского разведчика была серьёзно подмочена.
Попова же ждал суд, потому что без правовой оценки преступной деятельности его нельзя было, как бы то ни было наказывать.
Как и во все времена, нравственные уроды, которые из корыстных побуждений перебегали на сторону противника или шли в тайное услужение ему, чтобы предавать своих коллег по тяжелому и опасному цеху, каким являлась разведка, заслуживали одного позорного слова – предатели. Степень осуждения таких оборотней всегда во все времена и во всех странах была по справедливости жесткой…
Глава 6
«ЯНГ» ПОД КОЛПАКОМ КОНТРРАЗВЕДКИ
Низкий человек знает только выгоду…
Конфуций
О предательстве полковника Олега Пеньковского Стороженко впервые узнал на лекции по оперативной подготовке в Высшей школе КГБ. Но разве мог предполагать, что пройдет некоторое время и он окажется в том подразделении, офицеры которого принимали активное участие в разоблачении матерого шпиона в недрах ГРУ под кличкой «Янг».
В литерных (аналитических) делах того времени ещё было много материалов о предателе, поэтому Николай внимательно знакомился с ними, понимая, что опыт, наработанный старшими товарищами, пригодится в дальнейшем. Он не ошибся, считая, что опыт учит понимать, что невероятное не всегда ложно и что опыт хорош, если за него не заплачено слишком дорого. Именно для того, чтобы в дальнейшем не платить дорого за возможные ошибки в деле поиска «кротов» он и корпел над интересными делами.
Военная карьера Пеньковского даже на первый взгляд была довольно необычной. После окончания в 1939 году Киевского военного училища его направляют в войска. Он участвовал в советско-финляндской войне. С июня 1941 года начал контактировать с военной разведкой РККА. Некоторое время, с 1944 по 1945 годы, являлся офицером связи, ─ порученцем будущего главного маршала артиллерии С. Варенцова. В 1945 году Олег Пеньковский, двадцатишестилетний подполковник по рекомендации Варенцова и маршала Конева был принят в Военную академию им. Фрунзе. В наградном листе Пеньковского значились пять боевых орденов, включая редкий «штабной» орден Александра Невского. В этом же, 1945 году, подполковник женился на 17-летней дочери генерала Д.А.Гапановича, начальника Политуправления и члена Военного совета МВО. После появления первой ребенка ─ дочери, он получил, по всей видимости, не без помощи тестя, шикарную квартиру в элитном по тем временам доме. В карьерном росте племянника очевидно принимал участие и его дядя в будущем генерал армии В.А.Пеньковский.
В 1948 году он оканчивает Военную академию имени М.В.Фрунзе. Там овладел азами английского языка и намеревался поступить в престижную Высшую военно-дипломатическую школу (ВВДШ). Но получился облом, ─ его не приняли, не помогло и вмешательство тестя. Служба в Москве после «фрунзенки» началась с Центрального военкомата МВО. В начале 1949 года не без помощи маршала Конева и его зама генерала Маландина он зачисляется слушателем ВВДШ. В первых числах февраля 1950 года он получил звание полковника.
На банкете, где почетный гость Иван Конев, бросив три полковничьи звезды в бокал с водкой, провозгласил тост «за одну большую генеральскую звезду» одного из самых молодых полковников в стране.
В 1953 году Пеньковский завершил учебу в ВВДШ, потом она будет называться Военно-дипломатической академии, и был направлен в Главное разведывательное управление Генштаба ВС СССР, но там с самого начала службы Пеньковский не сумел найти ключи к новым сослуживцам. Репутация «выскочки» быстро утвердилась за молодым полковником. От него начальство постаралось избавиться.
С 1955 года его назначают на должность исполняющего обязанности военного атташе СССР в Турции. Вместе с женой он вылетел в Анкару. Деловых и товарищеских отношений с коллегами и посольскими работниками у него не сложилось. Пеньковских считали высокомерными людьми, в свою очередь супруга и.о. ВАТ пренебрежительно называла своих коллег «колхозниками».
В январе 1956 года в Анкару из Кабула перевели генерал-майора Н.П.Савченко (Рубенко) и назначили его ВАТ СССР и руководителем резидентуры ГРУ в Турции. С новым руководством у Пеньковского тоже не сложились деловых отношений, и он, пытаясь отомстить своему начальнику за «глупость и грубость» в своей работе, донес на него в Москву через каналы КГБ. В ноябре 1956 года всё руководство ВАТ было отозвано в СССР. Пеньковский понял, что такой его поступок не прибавит «пера в его шляпу» в системе ГРУ.
Тогдашний начальник управления кадров ГРУ генерал Смоликов обрисовал положение Пеньковского так:
«Дорогой мой Олег Владимирович, не так важно, кто прав, а кто виноват. Важно, что уважаемый Николай Петрович Савченко уже был генералом, а вы, простите меня, только полковник. И вряд ли кто-либо из наших с вами начальников-генералов захочет после этого инцидента пригласить вас к себе в отдел. А неволить кого-либо не в наших правилах».
Итак, Пеньковский не сумел перерасти генеральского порученца, который поселился в нем навсегда.
В 1958 году он, не без помощи Варенцева, направляется на ракетные курсы при Военно-инженерной академии им. Дзержинского. 23 апреля 1959 года Пеньковскому исполнилось 40 лет. Его служебные амбиции не были полностью удовлетворены, хотя в мае 1959 года Пеньковский получил диплом с высшими оценками по всем дисциплинам и был отмечен как лучший выпускник курса. После окончания курсов его опять направляют в ГРУ. Офицера определили на работу в управление внешних сношений Госкомитета по координации научно-исследовательских работ (УВС ГККНИР) при Совете Министров СССР. По его мнению, это было прикрытое добродетелью выдавливания его из центрального аппарата ГРУ и конец карьерному росту.
Что же касается УВС ГККНИРа, оно напоминало в это время старорежимную «богадельню», куда прибивался весь хлам секретных служб, имитирующих важную государственную работу. Это было время армейского скепсиса в результате существенного сокращения Вооруженных Сил СССР как результат хрущевской «политической пластики» в духе «веселого душегуба». Юмористом с кастетом в руках называли его импровизированные шаги во внутренней и внешней политике некоторые острословы.
Появился скепсис и у разведчиков, сдобренный профессиональной «деформацией» в связи с постоянной «облученностью» спецслужбистов, их сталкиванием с изнанкою жизни.
В ноябре 1960 полковник Пеньковский предложил свои услуги ЦРУ. Американцы отнеслись к поступку советского офицера тупо, боясь подставы. Никак не прореагировали они на его письмо. Тогда в апреле 1961 года он повторил свои намерения английской разведке МИ-6. Несмотря на британский снобизм разведка Её Величества отреагировала достойно...
* * *
Документы свидетельствовали, что, будучи по натуре авантюристом, Пеньковский вел двойную жизнь. Одна была фальшивая, показная, другая – реальная, подлинная. Из этих двух ипостасей он хотел иметь выгоду в виде зарплат, подарков, перспектив роста. Он был бонвиваном, гулякой, лебезил перед начальством, умел показать мокрую спину при минимальных затратах собственных сил. Некоторые сослуживцы принимали его угодничество как человеческую доброту, а карьеризм – как служебное рвение. Нередко успехи сослуживцев выдавал за свои…
Несмотря на суетливость и нетерпеливость, как отзывался о нём англичанин Эндрю Мортон, он почти всегда жил так, как будто бы в его распоряжении находился геологический запас времени или песочные часы, которые можно опять перевернуть после того, как прошел ещё один год, - запас песка казался постоянным. Пеньковский был склонен переоценивать свой реализм. Кроме того, он усвоил привычку многих чиновников его уровня сардонически реагировать на абсурдный характер и сюрреалистический стиль советских бюрократических лабиринтов.
На одном из занятий по чекистской подготовке, которое вел полковник И.А.Ермолаев, – начальник 1-го отдела 3-го Главка КГБ, участник операции по разоблачению шпиона, был поднят вопрос о личностных качествах «крота».
─ И всё же, какие главные черты, по вашему мнению, выделяли Пеньковского среди офицеров? – спросил у начальника на этом занятии капитан Стороженко.
─ Качество личности, ─ повествовал чекист, ─ её совокупный психологический портрет. К сожалению, у нас мало изучается, и не им измеряется роль человека в коллективе. Порой руководство оценивает работника, создавшего себе репутацию удобными словами, а не реальными делами. Не случайно в личных делах многих офицеров, в том числе и офицеров разведки, лежали характеристики-близнецы с одной стандартной концовкой: «…предан социалистической Родине, Коммунистической партии…хранить секреты умеет» и прочее. Так было и с Пеньковским.
Даже у оперативника, обслуживавшего подразделение, в котором трудился будущий шпион, были на него разрозненные данные, но он не смог свести их в единый психологический портрет.
Объективно же этот портрет сложился только в ходе следствия. В нем есть такие мазки: человек умный, обладает организаторскими способностями, одновременно тщеславен и честолюбив, обожал, когда его замечали, постоянно искал высокопоставленных покровителей и через них всякий раз пробивал карьеру. Даже женитьбу на дочери известного генерала подчинил своему пути к успеху по службе. Крепкой семьи не создал и действовал, сообразуясь с собственной логикой авантюриста. Была у него ещё одна характерная черта, ─ постоянно подчеркивал свою близость к высокопоставленному начальству…
─ А, как и когда вышли на него? – поинтересовался кто-то из офицеров.
─ Первые подозрительные признаки косвенного характера появились у оперативника тогда, когда стали поступать данные о проявлении им повышенного интереса к секретам, выходящим за пределы его должностных обязанностей. Таких сигналов было несколько, ─ их посчитали тогда чисто субъективными данными. Но когда поступило сообщение, что при работе с секретными документами он закрывает на замок дверь кабинета, чекисты стали пристальнее присматриваться к полковнику.
* * *
30 декабря 1961 года сотрудники наружного наблюдения засекли подозрительную встречу жены английского дипломата Анны Чизхолм с неизвестным мужчиной в подъезде дома № 4 по Арбатскому переулку.
При выяснении личности ею оказался советский гражданин, офицер ГРУ Генштаба ВС СССР Олег Пеньковский. С этого времени и началась активная работа по сбору улик на предателя. Было установлено, что Пеньковский вне службы вел разгульный образ жизни, а для этого требовались деньги, и деньги немалые. О его времяпрепровождении ходили легенды. Он любил расслабиться в ресторанах и кафе с нужными ему людьми, то ли для «ошкуривания» объекта беседы, в плане получения от захмелевшего болтуна секретных сведений, то ли рыцарского ухарства в щебетании с дамой сердца. Однажды он так «назюзюкался», что, сидя за столиком в ресторане с очередной жрицей любви, в знак подчеркнутого уважения к даме снял с её ножки туфель, налил туда шампанское и, подняв тост за здоровье присутствующей, выпил из этого «бокала».
─ Браво, браво! – закричала публика, редко видевшая такое проявление чувства кавалера не первой свежести к молодой особе.
При таком прожигательстве жизни полковничьей зарплаты естественно не хватало, поэтому ещё в конце 1960 года он пытался установить преступную связь с иностранной разведкой. Для этой цели он подготовил письмо с предложением своих услуг. Легальных контактов для встречи с иностранцами у него было достаточно, так как он работал от ГРУ в Госкомитете по координации научно-исследовательских работ. Это письмо он передал одному иностранцу в американском клубе в Москве. Однако янки отнеслись настороженно к намерениям советского офицера.
Надо заметить, что в то время начальник контрразведки ЦРУ США Д.Энглтон не очень доверял инициативникам из социалистического лагеря, предлагавшим добровольно свои услуги американской разведке, боясь подстав со стороны «коварного и всесильного» КГБ.
Тогда Пеньковский решил пойти другим путем, ─ связать свою судьбу с англичанами. Скоро удобный случай представился. В декабре 1960 года в Москву вместе с делегацией английских специалистов прибыл под личиной бизнесмена разведчик Грэвилл Винн. Из разговора с ним полковник понял, что это тот тип, перед которым можно открыться и попытаться выйти на разведчиков Великобритании. Они быстро подружились.
Когда в апреле 1961 года, в последний день пребывания Вина в Москве, друзья прогуливались по Красной площади, Пеньковский неожиданно заявил, что он располагает рядом сведений, которые любой ценой должны быть переправлены на Запад.
А, находясь на представительском ужине в ресторане гостиницы «Националь», Пеньковский более подробно рассказал Вину о себе, о службе в ГРУ Генштаба и своем желании сотрудничать с английской разведкой. Там же он передал тщательно запечатанный конверт, содержавший полный отчет о всей своей предыдущей деятельности и ряд секретных документов, для того, чтобы убедить СИС в искренности намерений предателя.
А 20 апреля того же года Пеньковский в составе советской торговой делегации отправлялся на 16 суток в Лондон. Теперь он вёз с собой во внутреннем кармане пиджака шестнадцать страниц убористо написанного текста с ТТД трёх новейших ракет…
Вместе со специалистами начальник ГРУ отправил в страну «детей Альбиона» и свой родственный довесок. В аэропорту «Шереметьево» генерал Серов, одетый в модный по тем временам светло-серый габардиновый плащ и такого же цвета шляпу, подозвал руководителя делегации Пеньковского и предупредил:
─ С вашей «командой» поедут в Англию моя жена и дочь Светлана. Хотелось бы, что бы их присутствие в делегации прошло «под сурдинку» не только для англичан, но и для ваших командировочных…Олег Владимирович, будь добр, присмотри за женщинами. Заграница, ─ не дома, чего не бывает, сам понимаешь. И ты поспокойнее, суетиться не надо и побольше достоинства…»
Потом он подозвал, стоявших в стороне дам, и отрекомендовал им благодетеля:
─ А это Олег Владимирович, вот познакомьтесь, будет вашим начальником. Слушайтесь его во всем! Он вам всё покажет в Лондоне и вокруг. И купить всё поможет, сами понимаете.
И действительно в Лондоне ему удалось «уговорить» жену генерала взять у него деньги на траты. Мадам согласилась, пообещав: «Мой муж неукоснительно вернет вам всё, что вы решитесь на нас потратить».
У Пеньковского голова шла кругом от дел: служебных, туристических, магазинных и шпионских.
То было время хрущевского балагана. Как писал в документальном романе «Они умирают в начищенных ботинках» англичанин Эндрю Мортон, ─ знаток Пеньковского с позиций Лондона, ─ это был период пышного расцвета подношений. В центральных аппаратах министерств и ведомств, в том числе и ГРУ, ожили старинные манеры начинать любое дело «по-восточному», с одаривания начальства.
«Машинистке секретного отдела причитался английский шоколадный набор, секретарше босса – «Шанель № 5», охране ─ нож «Золинген», зажигалка «Ронсон», темные очки «Пайлот». Столоначальникам – авторучка «Паркер», галстук с имперским единорогом или коронами, теннисный инвентарь «Макинтайр» или словари «Вебстер». Командному составу полагалось (уже без ограничений в цене) немецкие ружья, фотоаппараты или сервиз «Цвибельмюстер», швейцарские часы «Лонжин», японские транзисторы или шведский хруствль.
Детям и внукам лидеров привозились автомобильные аксессуары, пластинки, книги Бердяева, Сергея Булгакова и Розанова. Все категории одариваемых интересовались порнографией…»
Кроме того, проявляли живой интерес партчиновники и военные к «тлетворному искусству», ─ пластинкам с песнями Лещенко, Вертинского, Реброва и др.
Для этого были нужны деньги, и бо-льши-е деньги. Где он их брал, остаётся нам только догадываться. Явно, свои не тратил!
И ещё он усвоил одну истину, хочешь ездить за границу, ─ вози подарки, иначе пошлют другого.
Каждый вечер, завершив свои официальные дела, Пеньковский выскакивал из гостиницы «Маунт ройял» и направлялся на конспиративную квартиру, где встречался с высокопоставленными чинами английской и американской разведок СИС и ЦРУ. Беседы продолжались до глубокой ночи. Их особенно интересовали те девять месяцев, которые он провел в военной академии имени Ф.Э.Дзержинского, изучая ракетную технику.
Там он и был завербован, получив кличку «Янг». Вербовку закрепили письменным обязательством, ─ подпиской о тайном сотрудничестве.
Тут же в номере ему была поставлена задача по сбору политической, военной и экономической информации. Заморские хозяева передали ему чувствительный транзисторный приемник для прослушивания шифрованных радиопередач, блокнот с шифрами и кодами, средства для нанесения и проявления тайнописи, миниатюрный приёмник «Минокс», фотопленки и другие предметы шпионской экипировки. Всё это он, вернувшись в Москву, спрятал дома в оборудованном тайнике письменного стола. С этого рубежа оборотень начал активно «работать» в ГРУ против ГРУ и всей страны.
* * *
Для легализации контактов с советскими гражданами англичане приглашали в свое посольство специалистов. Часто на таких приемах бывали и сотрудники Госкомитета по науке и технике. Получал подобные приглашения и Пеньковский, но не для развития внешнеторговых контактов, а совсем для других целей, ─ шпионских. Там тоже присутствовал англичанин Г.Винн.
Во время вояжей по роду службы в европейские столицы Пеньковского «натаскивали», ─ тренировали, как собаку для охоты. На конспиративных квартирах его обучали (занятия шли по несколько часов), как советскому военному разведчику стать первоклассным шпионом. В то же время «доили», ─ устно выпытывали всё то, что хранилось им в памяти. А хранил он много, так как собирал товар для продажи. Выслуживаясь перед «хозяевами», Пеньковский однажды в порыве явного бахвальства заявил:
«Взорву в Москве всё, что угодно, ─ выполню любое задание».
В частности, как писали газеты, он сделал предложение, которое и сегодня потрясает нормально мыслящих людей. Показав на карте Москвы двадцать девять мест, где располагались главные военные, политические и государственные учреждения страны, он вызвался в день «Х» по сигналу ЦРУ и МИ-6 заложить в близлежащих магазинах страны, почтах, подъездах жилых домов атомные «бомбы-малютки» с часовым механизмом. По его предложению, они должны быть установленные на одно и то же время с таким расчетом, чтобы до срабатывания он сам успел уехать.
Обосновал эту сумасбродную идею своими глубокими познаниями в военном деле. Он всячески старался убедить американских разведчиков в необходимости этого теракта.
Даже известный противник инициативников – предателей из Советского Союза начальник контрразведки ЦРУ Энглтон, оценивая в те дни надежность шпиона, назвал его «анархистом и человеком с причудами, который по какой-то причине пытается втянуть нас в войну с Россией».
Неуравновешенный и амбициозный Пеньковский был готов лично уничтожить миллионы своих соотечественников.
Для снятия стресса ему предлагали секс с разного рода проститутками, работавшими на английскую разведку. От такого отдыха он, естественно, не отказывался. Шпион понимал, что это тоже своеобразная плата за его нервное перенапряжение, за не восстановленные, погибшие нервные клетки в ходе переживаний на опасной тропе предательства. О низости и скотстве своих поступков он не задумывался, мечтал только о деньгах, больших и скорых деньгах. Чтобы быстрее их потратить.
О фактах обширных связей «рыжего», своего дружка Пеньковского с женщинами легкого поведения подробно расскажут на процессе свидетели, ─ его собутыльники по пьяным оргиям Рудовский и Финкельштейн.
В один из визитов в Лондон неожиданно Винн пригласил Пеньковского в гости в свой дом. Советский офицер впервые видел быт британского дома с наружи и внутри. Увитые стены дома багряным плющом, ярко-зелёным, как мох, дерном на лужайках. Во дворике стоял стойкий аромат чайных роз. Горел камин, потрескивая дровами с запахом смолки. За раскрытыми окнами жужжали пчелы. Стройная жена Вина Шейла для приличия поинтересовалась родителями гостя.
─ Отец погиб на фронте, а мать жива, ─ ответил полковник.
Вино в графинах скоро испарилось за частыми тостами, но гостью, сидевшему в шотландском клетчатом кресле, не хотелось уходить. Камин манил и притягивал к себе, успокаивая возбужденную его натуру…
* * *
За время заграничных поездок «крот» передал противнику 106 экспонированных фотопленок, в которых было более пяти тысяч кадров. Это были материалы секретного характера, полученные разными путями на шпионской стезе.
А теперь к вопросу его «засветки». Из материалов судебного разбирательства установлено: как уже говорилось, впервые Пеньковский попал в поле зрения органов советской контрразведки в конце 1962 года. Согласно плану по связи шпион должен был передать часть собранных им секретных материалов при личной встрече с женой английского дипломата Анной Чизхолм на Цветном бульваре, где она часто гуляла с детьми. Коробка конфет, в которой находились четыре фотопленки, была передана в качестве «угощения» детям англичанки на лавочке одной из детских площадок, куда якобы «случайно» забрел Пеньковский.
Этот подозрительный факт, как уже говорилось, и был зафиксирован сотрудниками наружного наблюдения. Затем уже все действия подозреваемого в шпионаже и его встречи с иностранцами контролировались чекистами, что позволяло не только разоблачить матерого шпиона, но вскрыть его связи с разведчиками США и Великобритании, работавшими легально под «крышами» соответствующих посольств в Москве.
А их, этих преступных связей, было много, прямо или косвенно обеспечивающих безопасность работы Пеньковского и Вина в столице. Это прежде всего сотрудники посольства Англии А.Рауссел, Г.Кауэлл, его жена П.Кауэлл, Р.Чизхолм и его жена А.Чизхолм, Д.Варлей, Ф.Стюарт и сотрудники посольства США А.Дэвисон, Х. Монтгомери, Р.Карлсон, Р.Джэкоб и В.Джонс.
В 1962 году в ходе агентурно-оперативных мероприятий был получен визуально ещё один серьёзный уликовый факт. Оперативники зафиксировали момент фотографирования Пеньковским в квартире на подоконнике окна каких-то документов, что дало ещё одно основание подозревать его в причастности к разведке противника. Надо отметить, что такую «процедуру с бумагами» он проделывал несколько дней подряд.
Участник тех событий И.А.Ермолаев пояснил, что наблюдение за шпионом велось из окна противоположного дома. Уже тогда, как видите, уровень спецтехники позволял фиксировать не только манипуляции подозреваемого в шпионаже с листами машинописного текста, но и четко определить содержание его работы с неизвестным фотоаппаратом. Как потом выяснилось, это была шпионская мини-фотокамера «Минокс». Сомнения после этого рассеялись, ─ перед нами был явный шпион.
22 октября 1962 года после получения санкции от Генерального прокурора, Пеньковский был арестован при выходе из здания Госкомитета по координации научно-исследовательских работ. В ходе обыска в его квартире чекисты обнаружили тайник с арсеналом шпионского снаряжения: шифры, коды, средства тайнописи, два фотоаппарата «Минокс», микрофотопленки, машинописные листы секретных документов. На столе стояла пишущая машинка, на которой он перепечатывал некоторые записи для того, чтобы легче читались тексты – шпионские донесения – хозяевами в разведцентрах США и Великобритании, и радиоприемник, на котором прослушивались радиопередачи по линии центр – агент.
Тогда же была изъята и инструкция, по которой он обучался и действовал в личине оборотня. В частности, в ней давались такие рекомендации по радиосвязи:
«Мы считаем, что этот способ имеет большие преимущества с точки зрения безопасности…Вам очень важно натренироваться, чтобы вы могли узнать и записать цифры при передаче…для этого нужно просто регулярно практиковаться».
Более детально говорилось о тайниках:
«Они будут оставаться основным способом для посылки сообщений и материалов Вами. Для оперативности этого способа нам необходимы описания тайников, обещанные Вами. Вам придется в будущем находить и другие. При выборе тайников имейте в виду, что они должны находиться в местах, нормально доступных иностранцам. Мы считаем, что будет лучше, если мы будем заранее согласовывать день и час, в который Вы будете заряжать условленный тайник, чтобы мы могли его сразу же опустошить, не дожидаясь сигнала…»
Дальше в шести пунктах шло подробное разжевывание технологии и работы с тайниками.
* * *
Спустя некоторое время полковник юстиции в отставке В.Смольников в статье «Неотвратимое возмездие» напишет, что во исполнение этих инструкций «…Пеньковский с рвением приступил к выполнению заданий иностранных разведок. Он фотографировал технические отчеты и другие секретные материалы, выуживая данные военного характера у своих знакомых военнослужащих, фиксировал те сведения о советском вооружении, которое он получил во время службы в армии».
На следствии, а затем на суде Пеньковский признался, что преступную связь с английской и американской разведками он установил исключительно из корыстных соображений, - не хватало денег на развлечения с собутыльниками и женщинами легкого поведения.
Наглядней всего характеризует авантюризм шпиона его письмо руководству КГБ при СМ СССР, написанное на третий день после ареста.
«Прошу Вас оказать мне доверие и помочь реабилитироваться и вернуться в наше Общество и в свою семью ценой огромнейшей пользы, которую я сейчас ещё имею возможность принести. Я смогу вырвать у врага гораздо больше сведений и материалов, нежели предал.
Это реально с точки зрения сложившихся в настоящее время условий, что является моей жизненной целью. Не превращайте меня в труп, ─ это будет подарком врагу. Забросьте меня туда, где меня ждут. Большего вреда я уже не принесу, и Вы ничем не рискуете.
Беру на себя следующие условия: если изменю своему обещанию и буду присылать некачественные материалы или «дезу» ─ уничтожьте семью, да и со мной Вы можете всегда расправиться. Но этого не будет. В горячем стремлении принести сейчас реальную пользу Родине – моя сила.
Помогите искупить преступление.
О.Пеньковский 25.Х.1962
Он был предателем – и страхи его были страхами предателя. Подонок отдавал на заклание даже семью, ─ жену, дочерей и мать, ─ ради сохранения своей подлой жизни.
* * *
Как уже ранее упоминалось, Пеньковский вышел на англичан через Г.Винна. Так кто же этот господин? Грэвилл Винн родился в Англии в 1919 году в семье инженера, работавшего на шахтах Среднего Уэльса. После окончания школы получил высшее образование. В начале войны был призван в армию по всеобщей мобилизации и служил в одном из подразделений военной разведки. По завершению военного лихолетья решил заняться бизнесом. Вначале коммерческая деятельность не заладилась – не хватало средств и опыта. В это время, по всей вероятности, ему подставила плечо английская разведка. Не без помощи «Интеллидженс сервис» он основал две компании, ─ «Грэвилл Винн лимитед» и «Мобайл Экземишенз лимитед».
Именно будучи представителем этих и ряда других фирм Винн мотался по странам Европы. Бывал он и на территории Советского Союза. Английская разведка стала активно с ним работать, начиная с 1955 года, понимая, что его деятельность, – это прекрасная «крыша» для операций по связи.
Он проходил шпионскую подготовку на специальных курсах. Обучался вскрытию «хвостов» ─ наружного наблюдения противной стороны за собой, работе с тайнописными текстами, по подбору тайников, кодированию, запоминанию фотографий советских граждан, интересующих английскую разведку.
Таким образом, он становится профессиональным разведчиком, использующим легальные возможности для проведения подрывных акций на территории СССР как главного противника в ходе «холодной войны».
На суде было установлено, что Винн, выполняя задание спецслужбы, намеревался направить в Москву несколько фургонов, согласовав это мероприятие с Госкомитетом по координации научно-исследовательских работ, для демонстрации фильмов, показа диапозитивов и чтения лекций на техническую тематику. В одном из фургонов был устроен тайник, в котором Пеньковского планировали вывезти на запад в случае непредвиденной ситуации, как это сделали потом с другим предателем-разведчиком ПГУ КГБ другим Олегом – Олегом Гордиевским.
На том же процессе разоблаченный шпион показал, что он, боясь за свою шкуру, неоднократно ставил вопрос гарантий своей безопасности в случае осложнения обстановки. Американцы и англичане «обещали» разные варианты оставления СССР, вплоть до побега на подводной лодке, рыболовецкой шхуне или на самолете. Рисовать подобные варианты спасения спецслужбы великие мастера, но им нужней действующий агент, а о провалившемся нет никакой заботы. Это закон джунглей – слабый пусть погибает – найдем нового дурака таскать «каштаны из костра».
Специалисты из английской разведки в Лондоне изготовили для своего агента фальшивый паспорт с тем расчетом, что в случае опасности он должен был перейти на нелегальное положение и находиться в определенное время в условленном месте. Эта забота иностранных разведчиков так растрогала шпиона, что он отправил в центр письмо такого содержания:
«Мои друзья!
Получил ваше письмо с паспортом и описанием к нему…Крепко жму ваши руки, большое спасибо за заботу обо мне, я всегда чувствую вас рядом с собою.
Ваш друг. 5 сентября 1962 года».
Пеньковскому же обещали звание полковника английской и американской армий, ответственную должность в разведке этих стран, оклад в несколько тысяч долларов. По тем временам это была внушительная сумма. Кстати, находясь в одной из командировок в Лондоне, он на конспиративной квартире даже примерял полковничью форму американской армии. Это были только обещания.
Пеньковского спецслужбы лицемерно хвалили, но вывозить за границу не спешили. Им казалось, что он ещё мало поработал на них.
На вопрос председательствующего суда о том, как оценивали его работу иностранные разведчики, работавшие с ним, Пеньковский ответил:
─ Мне говорили, что я провожу большую работу, и высоко оценивали её как с точки зрения объёма, так и с точки зрения важности полученных материалов. По их оценке, можно сказать, что я работал не зря.
* * *
Стороженко не раз обращался как к оперативным, так и следственным материалам по делу о Пеньковском не только для расширения собственного чекистского кругозора, но и для проведения занятий с личным составом подразделения в дальнейшем. Это был уникальный опыт разоблачения матерого шпиона, и этот опыт ветеранов нельзя было потерять.
О том, как работали оперативники на последней фазе дела по Пеньковскому, видно из содержания протокола следственного эксперимента для подтверждения правильности показаний шпиона о способе использования тайника № 1.
«В ночь на 2 ноября 1962 года на столбе № 35 на Кутузовском проспекте в Москве была сделана ранее описанная Пеньковским метка. В это же время в подъезде дома № 5/6 по Пушкинской улице был заложен тайник в виде спичечной коробки, обмотанной медной проволокой, при помощи которой она крепилась к костылю, поддерживающему отопительную батарею.
В коробку было вложено донесение, изъятое у Пеньковского при аресте. Подъезд был оборудован специальной аппаратурой, позволяющей видеть и фотографировать действия человека, изымающего содержание тайника.
В 8 часов 50 минут были набраны номера телефонов, названных Пеньковским, а в 9 часов 20 минут у столба с меткой появился помощник военно-воздушного атташе посольства США в Москве А. Дэвисон. Он дважды прошел мимо столба, внимательно осматривая его. В 15 часов 15 минут в подъезд дома № 5/6 по Пушкинской улице зашел человек, который в момент изъятия содержимого тайника был задержан сотрудниками органов безопасности.
При проверке документов этот человек оказался сотрудником американского посольства в Москве Р.Джэкобом».
Эксперимент лишний раз подтвердил, что Пеньковский, ─ реальный, действующий агент иностранной разведки, что с ним противник сотрудничает четко и профессионально.
* * *
А теперь об ущербе, нанесенном стране шпионом. Он был огромен по своим политическим, военным и экономическим масштабам. Надо отметить, что это был период становления наших Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). Разворачивались на несение боевых дежурств межконтинентальные баллистические ракеты (МБР). Режим секретности в то время по этому роду войск был жесткий, потому что это были особо охраняемые секреты нашего нового поколения оружия, обеспечивающего гарантированную безопасность страны, надо сказать, и до сих пор.
Пеньковский через свои связи в центральном аппарате Министерства обороны СССР по крупицам собрал и выдал данные о некоторых местах расположения этого грозного оружия с привязкой к конкретной местности, а также отдельные планы по строительству новых шахтных колодцев для МБР.
Военному ведомству пришлось срочно менять не только планы оснащения РВСН ракетной техникой, но и «уходить» с отдельных, уже готовых боевых позиций. Стоили эти мероприятия государству, понятно, не один миллион рублей.
Огромный вред «Янг» нанёс Противовоздушной обороне (ПВО) страны, выдав святая святых, ─ отдельные элементы системы опознавания, так называемой «свой – чужой». Пришлось и тут казне Советского государства тратить колоссальные средства на латание появившихся брешей при восстановлении режимных мер.
Кроме того, Пеньковский «проинформировал новое свое руководство» о структуре центрального аппарата военной разведки по состоянию на 1960-1961 годы, руководителях ГРУ и отдельных офицерах, работающих в резидентурах за рубежом, местах дислокации некоторых НИИ, доктринальных сведениях о стратегическом и тактическом использовании нелегальной разведки. Этим самым он не только сковал и дезорганизовал деятельность разведаппаратов военной разведки за границей, но и практически бросил отдельных вчерашних коллег под жернова контрразведки противника.
Вместе с тем он передал секретные сведения о военной политике страны, ─ стратегических планах СССР, о направлениях в развитии новейших видов оружия, в частности, лазерного…
Всего за полтора года работы он передал 5000 кадров фотопленки с различными данными шпионского характера.
Ущерб стране, нанесенный предательством «оборотня» в погонах военного разведчика действительно был огромен, и в то же время следует заметить, что если бы чекисты не обезвредили его, то негативные последствия были бы во много крат больше и опаснее для боеготовности Советской Армии. Не случайно последовали суровые санкции против военных руководителей, которые пусть косвенно, но были виновны в том, что Пеньковский как шпион состоялся, и что ему в ряде случаев удавалось через болтунов выкачивать секретнейшую информацию о наших Вооруженных Силах.
Были сняты с должностей и разжалованы до звания генерал-майоров: начальник ГРУ генерал армии И.Серов, главный маршал артиллерии С.Варенцев. Серьёзно наказали ряд других генералов и офицеров.
11 мая 1963 года Военная коллегия Верховного Суда СССР огласила приговор изменнику Родины О.Пеньковскому и Г.Винну. Суд приговорил Пеньковского к ВМН – расстрелу, а Вина – к 8-ми годам лишения свободы. Суд также вынес частное определение о незаконной деятельности ряда сотрудников посольства США и Великобритании в Москве.
А 17 мая того же года центральные газеты опубликовали сообщение: