Яков, на Волге половодье (розеточка искритс-с)
– Ха! Новость! Тоже мне... Будто так не ясно, что на Волге половодье, – покачал головой Яков. – Розеточка у них искритс-с! Еще бы не искрилась, коли апрель за бортом.
Яков покрутил ус и выразительно глянул на замерзшее оконце, за которым жалобно скулила, умирая, вьюга.
– Половодье, хм...
– Ну ты мне ногу сегодня доделаешь, старый? – Буратино злобно сверкнул единственным глазом.
– А, ты знаешь, деревянный, – почесал Яков лысый затылок. – Я тебе не буду ногу делать.
– Как не будешь? Калекой оставишь?! Я же твое творенье! – взмолился Буратино, не на шутку испугавшись – не хотелось ему всю жизнь на одной ноге...
– Вот именно, МОЕ! И ты мне не нравишься. Не хочу тебя доделывать и не буду.
Жирной точкой показалась навязшая в зубах громкая мелодия.
SMSка – понял Яков.
Яков, шоколад горчит (я уже смыл!
– Вон даже как! Скобку забыли, шутнички, – ухмылялся Яков. – А шоколад горчит, это вы верно.
– Смотрю на тебя и думаю: "Дурак ты, Яков", – деревянный калека сидел на лавке, свесив единственную ногу.
– Смотрю на тебя и думаю: "Хорошие дрова получатся", – ехидно отвечал Яков.
А Буратино словно и не слышал намека:
– На хрен ты меня вообще весь день вырезаешь? Времени собственного не жалко? Лежал бы я сейчас красивым и ароматным можжевеловым бревнышком в поленнице, ждал бы своей очереди – в печку. Что ж, что без ножек-ручек – мне бы и не надо было. Поленом бы век доживал и не жаловался. Так нет! Золотые руки у нас чешутся! За топорик схватились... Лучше б душа чесалась. Буратину ему заказали! Не можешь – не берись! Кораблик бы сделал, трехмачтовый, зато с душой. А то изваял чудо-юдо деревянное.
Грустно стало Якову. Ответить уже хотел, да снова мобильник зазвонил. В руке наготове был – быстро и привычно прочитал SMS-сообщение старый:
Яков, удлинитель кончился (купи Данон)
Да где ж я его сейчас куплю-то? – риторически подумал Яков. – Пурга на улице. А удлинитель и вправду кончился. Пора за сапогами...
– Ладно, старый, пойду я, – Буратино с грохотом попрыгал к закрытой двери. – Открой мне, боюсь, не дотянусь. Сам в миру свою дорогу искать буду.
Яков встал, бездумно повинуясь, но вдруг застыл оборванным на полуслове оратором. Им всецело овладели сомненья. Стыдно ему было. И за себя-дурака, и за Буратину-страшилу стыдно. Душа ныла: нельзя его неудачным, недоделанным выпускать. Какой же ты мастер после этого будешь?!
Душа боится, а руки делают... – захлопнул Яков дверь за уродцем, ушедшим в снежную ночь.
Стыдно...
И одиноко.
Одиноко и стыдно.
А телефон звонит. SMSка – понял Яков. От шутников – знал Яков.
Яков, паночка помэрзла (сажай огурцы)
Ага... огурцы... Кораблик сделаю... трехмачтовый...
* * *
– Деда! Деда! Здравствуй, дедушка!
Яков стоял на пороге, держа под мышкой красивый трехмачтовый галеон.
– Деда, смотри, кого мне папа на день рожденья подарил! У Сашки такой же есть!
Одноногий, криворукий, безносый пластмассовый буратино уставился мертвым злым глазом на изумленного Якова. Стоял дед и не верил своим глазам.
– Эх, говорили же... помэрзла паночка...
26-28 Ноября 2004г.