25, p. 199— 203; Baeckh A. Staatshaushaltung dor Athener, l3, S. 123—

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

125; Billiard B. La vigne dans ranliquitc. Lyon, 1913, p. 135--129;

Spaventa-de Novellis L. I prczzi in Grccia e a Roma nell'antichita.

Roma. 1934, p. 55.

ee Busolt G\, Swoboda II. Griechische Staatskunde, 1, S. 614; 2,

S. 1228—1229.

67 Andreades A. M. A History of Greek Public Finance.

Cambridge (Mass.), 1933, 1, p. 296; Michell II. The Economics of Ancient

Greece. Cambridge, 1940, p. 256, Ср.: Boeckh A. Staatshaushaltung

dor Athener, l3, S. 391-392.

236

стоятельства указывают, что данный декрет о пошлинах

относится ко времени между разгромом сицилийской

экспедиции и поражением Афин в Пелопоннесской войне,

когда афинские клерухии были ликвидированы, т. е.

к 413—404 гг.

И сткк. 5—8 декрета следуют предписания по

взиманию пошлины при сдаче в аренду земли, домов и пр.

Слово «svrexojTfj не помотается ни в одной из лакун

сткк. 5—8, так что, надо думать, здесь стоял какой-то ого

эквивалент, например Toaov. Аналогичным образом, к

примеру, наречием tojoo-qv заменено упоминавшееся выше

слово TTivcexoxcTJ в письме Антонина Пия68. Взимание

двухпроцентной пошлины за аренду земли имело место в

Афинах и в IV* в.69 Сохранившиеся перед лакуной стк. 6

буквы КА можно было бы принять за начало слова ха-

[4o3oX§v|, которым обычно выражалось внесение платы (хои

apyopio'j), но это действие выражено через глагол airo-ss'XSvJ

стк. 7, поэтому следует думать, что в стк. 6

перечислялись объекты аренды. К аттических надписях обычным

объектом аренды были земля, темены, дома, сады70, но

литературным источникам известна аренда и других

объектов. Поэтому xa[l xsnov|, естественно, дополняю условно71.

Арендная плата обозначалась различными словами, в том

числе и то apY'>piov, как в IG-, I2, Л"» 94.16.

Двухпроцентную пошлину за аренду земли, домов

и прочего должен был платить тот, кто сдавал

перечисленные объекты в аренду (стк. 7). Далее, в лакуне стк. 7 и

начале стк. 8, стояло слово, оканчивавшееся на U*-,

которое уже давно в соответствии -7,7:oXa;jb9ivei стк. 8

восстанавливалось как |ive/*>pa|^?t. Такое восстановление привлекательно

в первую очередь тем, что связывает стк. 8 с

предшествующим текстом, иначе говоря, стк. 8 продолжает предписание

относительно аренды. В реальном плане оно находит

соответствие в аттической практике арендных контрактов.

Эта практика предусматривала возможность того, что

арендатор не вносил положенной арендной платы к

установленному сроку, обязательно обусловленному контрактом.

В таком случае объект аренды брался в залог и арендная

69 Pleket //. W. Epigraphica, N 24.4.

** ibid., N 25 (336-334 гг. до и. э.). Ср. № 42.40.

" Например: IG, I2, N 94, 377.

71 Ср.: Ibid., № 43, 45 (аренда садов).

237

плата либо взималась из полученного урожая и прочего

имущества арендатора, как в контракте дема эксоней-

цев 346/5 г. до п. э.72, либо взыскивалась с арендатора

по суду, а объект аренды передавался другому

желающему, как в декрете фратрии диалейцев 300/299 г. до н. э.73

Декрет о пошлинах устанавливает, что если объект аренды

взят в залог, то двухпроцентную пошлину все равно

уплачивает арендодатель, т. о. тот, кто берет в залог объект

аренды (fxat lav eve^6pa|Cet) и получает арендную плату

(dtaoXa[i|3a[v]ci тб [jxioftopa]), хотя временно и не в полном

объеме. В этом и состоит смысл оговорки декрета: пошлина

с (годовой или полугодовой) арендной платы взимается

и в случае нарушения контракта арендатором, при

принудительном взимании платы с него.

Начиная с стк. 9, где упоминаются апойкии и клеру-

хии, терминология исследуемого декрета находит

соответствие в постановлении о лемносских клерухах. Ключевое

слово здесь—ёХкЛарЗс сткк. 9—10, которое, как известно,

определяет свободное состояние объекта, например

имущества 74, или субъекта в плане рабство — свобода, либо

в смысле свободного от долгов состояния. Процедура

взятия в залог объекта аренды, как мы видели (evejfupaCei

сткк. 7—8), была следствием нарушения условий

контракта по внесению арендной платы, что, как в

упомянутом декрете фратрии диалейцев, могло привести к

взысканию задолженности через суд. Таким образом, 6 оуеХшу

(«должник») становился 6 6<pXtov — тот же должник, но

выплативший свой долг по суду. Ср. перечень toos 8s [оср-

Xjovxai; Stxag — «оштрафованных по суду» и не

выплативших штрафы жителей Кеоса 7б. При таком понимании

слова еХбУ&ерос как антитезы слова ход ocpXovrac,

восстанавливаемого в стк. 9, сткк. 9—15 декрета увязываются с пре-

72 Michel Ch. RecueiJ, N 1354. 5—9: tyjv Ы jxtaucoatv taofaMvai

тор 'ExaTO(xpaiwvo« fnjvtfc, eav 8e jay) onioSi&uaiv etvai evexupaatav

At?u»veoaiv xat ex Ttov cbpaicov twv ex too xwP^0U *«l *x *">v 4M»v

arcavccov too fit) onco&i&oyroc. To же и в декрете IG, II, № 565.

78 Michel Ch. Recueil, № 1357. 33—41: если не внесет

арендную плату (uia$a>aiv) в установленное время. . . то диалейцы

могут evexupateiv яро 5ixi}<; xai fuodftaai ётеро1. . . Были и другие

меры, принимаемые по отношению к арендаторам, нарушившим

условия контракта.

7* Dem.t XXXV, 21; Syll.», N 364. 36-37.

™ Michel Ch. Recueil, № 1341 (V в. до н. э.).

238

дыдущей клаузулой об аренде недвижимости, а сткк. 5—15

в целом приобретают тематическое единство и

трактуются в одном плане как установления о выплате пошлин:

за аренду земли и прочей недвижимости в Афинах, их

апойкиях и клерухиях, в связи с которой, как в декрете

о лемносских клерухах, фигурируют должники и

перечисляются мероприятия афинских властей по ликвидации

задолжености. В этом декрете, как было показано выше,

по причипе задолженности арендаторов идет речь о

взимании долгов с них, в связи с чем упоминаются опись

имущества, привлечение к суду, устанавливается срок

выплаты долга, штрафы, фиксируются конфискованные

хозяйства, претензии оштрафованных и тяжбы по поводу

проводимых властями мероприятий (№ 17.7 ел.). Такой контекст

и позволяет восстанавливать в стк. 9 декрета о пошлинах

то? 6<pX6v:as — «оштрафованных по суду должников» — как

коррелят к sXeu&spoc следующей строки. Ср. также

афинское постановление о святилище Диоскуров, где в

разрушенном контексте упоминаются двухпроцентная пошлина

и должники 76. Оговорка декрета о пошлинах, что

освобождать от штрафа можно тех, кто вел себя спокойно

и лояльно по отношению к афинским властям, явно

соотносится со oTaotaaavxsc декретов о лемносских клерухах

(№ 17.52) 77.

Содержание сткк. 11—15 составляют предписания,

развивающие предыдущую клаузулу об освобождении

оштрафованных от долга и устанавливающие порядок

прохождения этой процедуры. Стк. 12 имеет соответствие

в стк. 18 декрета о лемносских клерухах, где

назначается срок уплаты долга к определенной притании.

Следовательно, в лакунах сткк. 11 или 12 должно содержаться

указание на взимание выплат с оштрафованных 78. В

декрете о Гестиэе, как указывалось выше, освобождение

осужденных по суду, вероятно, также связывалось с

возвращением их долга (№ 12.10—13).

76 IG, I2, JSS 127. Ср. также: ho ha\6s («осужденный»)

декрета о Гестиэе (№ 12.10); IG, I2, № 6.31— tyAvza и IG, I2,

№ 9.3 — 6<p\ov[ ].

" Ср.: IG, II2, N 1052.14.

78 Ср.: IG, I2, № 116.15—17: Tcpd^iv при ti o^eXo/aevov —

задолженность и ее взимание (ср. также № 12.6). К восстановлению

itpd^eM. . - fiTfvea&ai ср.: Syll.1, Г* 364.67: at tcpAgeig feifovaaiv.

239

В плане предложенной реконструкции содержания

исследуемого декрета xupioc exxXesta стк. 13 и, вероятно,

15 — это периодически созываемое народное собрание

соответствующей апойкии (ср. № 13.22) или Афин

(применительно к клерухам и жителям Афин). ТеХт| стк, 14

имеет соответствие в декрете о выводе неизвестной

колонии (№ 6.12): речь идет, надо полагать, об обычных

налогах, выплачиваемых колонистами.

Декрет о пошлинах показывает, насколько глубокой

была связь афинских колоний с их метрополией в сфере

экономики. Апойкиям как членам Морского союза Афины

диктовали размер пошлин с иродажи различных товаров

и нри аренде недвижимости. Для клерухов их

предписания были обязательны как для афинян.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

-§ 1-

Проведенное исследование эпиграфического материала

позволяет, привлекая свидетельства литературных

источников, реконструировать в общих чертах весь процесс

отправления колонистов и основания полиса. При этом

приходится признать, что такая реконструкция, учитывая

многообразие форм, вызванное локальными

особенностями, поневоле несколько схематична. Поэтому вовсе не

обязательно, что все характерные черты колонизации

будут находить свое отражение в каждом конкретном

случае. Предлагаемая реконструкция — это обобщение

известных нам фактов и представлений о выведении

колонистов и основании полисов.

Древнегреческое колонизационное движение в

основном осуществлялось в форме вывода апойкий. Процесс

этот состоял из двух последовательных этапов:

отправление колонистов и основание нового полиса. Апойкия

в традиционном смысле образовывала самостоятельный

полис с собственным гражданством, своими общественными

учреждениями и своим jus soli. Другой формой

колонизационной деятельности был вывод эпойков.

Традиционная эпойкия представляет собой контингент колонистов,

отправляемых для усиления военного потенциала какого-

либо уже существующего полиса. Формально поселения

эпойков именовались эпойкиями или апойкиями.

Набор колонистов производился различным образом:

при помощи жребия, посредством обязательного набора

среди всего населения, но самым обычным способом был

набор лиц, добровольно пожелавших отправиться в

колонию. Численность колонистов обыкновенно была

невелика: в экспедицию отправлялось не менее 100, редко —

более 1000 чел. Обычно выведение колонии

осуществлялось под эгидой полиса, объявлявшего набор колонистов;

иногда для этой цели объединялись два или больше

государств. В V в. с лиц, записавшихся в число колонистов,

отправлявший колонию полис взимал денежный залог для

подтверждения участия в предприятии. Колониальную

экспедицию возглавлял назначаемый государством ойкист

16 В. П. Яйленко 241

(в архаическую пору — архагет), обычно выбиравшийся

из древнего знатного рода; в Афинах им мог быть также

известный государственный деятель (например, Гагнон,

Демоклид).

Приняв решение о выводе колонии, тот или иной

полис отправлял группу в несколько человек на поиски

наиболее удобпого места для основания города, при этом

прежде всего учитывалась его пригодность для

земледелия.

Перед отправлением экспедиции с давних пор было

принято запрашивать оракул; в древнейший период

прибегали к Додопскому оракулу, одпако в процессе Великой

греческой колонизации на первое место выдвинулось

Дельфийское святилище. Афинские колонисты, однако,

к оракулу не прибегали, обходясь собственными

жертвоприношениями.

Отправлявшиеся колонисты клятвенным образом

обязывались поддерживать интересы своей метрополии в

различных делах и ни в коем случае не отпадать от нее.

Обычно, эта клятва, как можно полагать, сохраняла силу

на протяжении жизни одного поколения. При этом иногда

принималось постановление, регулировавшее устройство

будущего полиса. С согласия обеих сторон отдельные

пункты такого постановления могли быть изменены.

Прибыв к месту основания города, колонисты прежде

всего сооружали оборонительные стены, после чего

приступали к разделу земельных участков. Для этого от

каждой филы (или группы колонистов) выделялся один

человек в комиссию геономов, которые и занимались

разделом. Распределение земли производилось сначала по

филам (группам), затем каждый колонист получал участок

в том районе, который достался его филе. Каждый

колонист получал в городе ойкопедон — площадь, отведенную

под строящийся дом, двор и хозяйственные постройки при

нем; в отдельных случаях к ойкопедону прирезался

приусадебный участок.

Раздел хоры производился так, что на долю каждого

колониста приходилось два или более участка в

различных массивах. Земля ценилась в зависимости от качества

почвы и по степени близости к городу. Размеры участков

определялись естественными ресурсами местности и

величиной хоры полиса. Один участок определенных

размеров представлял собой так называемый «основной

надел», представлявший собой земельный ценз, необходи-

242

мый для того, чтобы считаться полноправным

гражданином. Дополнительные колонисты — эпойки — получали

ойкопедон в черте города и меньшие наделы из неподелен-

ной земли; они не имели основного надела, что лишало

их доступа к высшим магистратурам.

В афинской колонизационной практике большое

значение придавалось теменам, которые сдавались

государством в аренду. По существующему обычаю десятая часть

вновь обретенных государством земель отводилась под

;)ти священные участки. В клерухиях арендная плата

с теменов отчислялась в государственную казну.

Как правило, социально-политическое устройство

метрополии воспроизводилось в колонии (разумеется, за

исключением тех случаев, когда основание нового полиса

было предпринято оппозиционными элементами).

Сохранялась также прежняя социальная стратификация

общества. Контингент колонистов, принимавших участие

и объявленной государством экспедиции, состоял из

свободных граждан, которые и составляли костяк

полнонравного гражданского общества будущего полиса. Ряду

греческих полисов была свойственна олигархическая но

своей сути система выделения группы первых колонистов

и их потомков в сословие полноправных граждан, в

результате чего, по цитировавшимся словам Аристотеля,

«меньшинство свободных властвовало над большинством

несвободных», поскольку «доступ к магистратурам имели

отличавшиеся благородством происхождения и (потомки)

первых колонистов, которые составляли незначительную

часть всего населения»г. Аристотель говорит о таком

обычае на Фере и в Аполлонии на Ионийском море,

колонии Коринфа и Керкиры. Так же обстояло дело в Ки-

рено, колонии Феры, и Черной Керкире, колонии Иссы.

Исходя из связи между Ферой и Киреной, можно

полагать, что это явление было свойственно и колонизационной

практике Коринфа, поскольку оно засвидетельствовано

в отношении его двух колоний (Исса основана

Сиракузами, колонией Коринфа), и Спарты, выславшей колонию

на Феру. По всей видимости, данная черта характерна

для общегроческой колонизационной практики в целом,

поскольку такие олигархические институты, как

правление «ста» или «тысячи» в Опунте, Локрах Эпизефирских

» ЛгШшш Pol. IV, 3, 8.

243 16*

и других полисах, «шестисот» в Массалии, тоже могут

рассматриваться как возникшие в результате закрепления

привилегированного положения первых колонистов и их

потомков.

Свободные переселенцы, прибывавшие после

основания полиса (т. е. в сущности эпойки), обычно получали

неполные гражданские права. В случае острой нужды

полиса в военной силе опойкам, однако, могли обещать

предоставить равные права, но такие обещания, видимо,

не всегда выполнялись. Например, в нарушение

постановления о разделе земли в случае приема эпойков

жители одного из западнолокридских полисов предоставили

колонистам участки не в основной части хоры, как

предписывал закон, а в худших массивах. Судя по тому же

декрету, принятие эпойков в число граждан полиса

сопровождалось дискриминационными законодательными

мерами, направленными на ограждение интересов исконного

населения.

В качестве дополнительных переселенцев в колонию

уходили и различные слои зависимого, несвободного

населения метрополии. Таким образом, сроди колонистов

можно выделить три группы людей: полноправные,

свободные неполноправные граждане и, наконец, зависимые

слои несвободных. Социальная неоднородность

переселенческой массы порождала дух корпоративности: при

разделе земельных участков и соответствующем

определении степени полноты гражданских прав равенство

соблюдалось внутри отдельных грунп колонистов, но не между

ними. Социальный статут колониста, следовательно,

определялся двумя факторами — местом, занимаемым в

социальной иерархии метрополии, и принадлежностью к той

или иной группе колонистов — основателей полиса. Более

прочная экономическая база колонистов второй и третьей

групп на новом месте жительства, побуждая их к борьбе,

могла способствовать изменению их социального статута.

При устройстве нового полиса обычно сохранялось

старое деление на филы. Но при наличии разношерстной

массы переселенцев в полисе могли быть образованы

новые филы. Колонисты вносили подати по повому месту

жительства. Включение колониста в филу и налоговые

списки, собственно, и означали получение им гражданских

прав в колонии. Общественные учреждения нового

полиса обычно повторяли ипституты метрополии, что

особенно ясно видно на примере афинских колоний, которые

244

буквально копировали органы народной власти,

гражданские разряды, систему налогового обложения,

законодательство и прочие социальные институты метрополии.

Если колония основывалась двумя или более полисами,

то магистратуры могли быть смешанными, как, например,

в Гера клее Луканской.

Обычно колонии сохраняли разнообразные связи с

метрополией. Пребывая в метрополии, колонисты оказывались

па положении привилегированных ксенон. Они могли

принимать участие в общенародных и групповых

культовых отправлениях. Из жителей метрополии для них

назначались простаты. Их судебные дела подлежали

первоочередному рассмотрению. За ними сохранялись и

нрава наследников. Они могли передавать или завещать

свое имущество по собственному усмотрению. Одна из

существенных привилегий состояла в обусловленном праве

колониста на возвращение в метрополию.

Со своей стороны колонисты должны были назначать

простата для жителя метрополии, уступать ему первенство

при жертвоприношениях. На общенародных

празднествах колонии воздавала «положенные почести» своей

метрополии. Между метрополией и колониями существовали

дружеские отношения, основанные на взаимном

равноправии. В случае необходимости они оказывали помощь

друг другу. Вражда Керкнры со своей метрополией —

Коринфом рассматривалась как нечто из ряда вон

выходящее.

Совершенно особая картина наблюдается в отношениях

между Афинами и их колониями, выведенными в V в.

Многие традиционные нормы взаимоотношений между

колониями и метрополиями получили своеобразное

преломление в афинской колонизационной практике. Афины

определяли внешнюю политику колоний, связывая их

системой не только двухсторонних, но и многосторонних

договоров. Афинские колонии были обязаны помогать

метрополии в ее многочисленных военных предприятиях.

Эти обязательства паходили символическое выражение

в установленном афинянами обычае принесения

колонистами паноплии на Великие Нанафинеи. Интересам Афин

была подчинена и внутренняя политика колоний:

государственное устройство, раздел земельных угодий,

наконец социальная структура были заранее определены

афинскими властями. Афинские декреты о Гестиэе показывают,

насколько тщательно и подробно регламентировались

245

различные стороны государственного устройства колонии

и ее внутренняя жизнь, вплоть до установления тарифов

на проезд в Гестиэю. Детальным образом

регламентировались также вопросы судопроизводства в колонии, в

особенности относящиеся к области юридических

взаимоотношений между жителями метрополии и колонистами.

Накопец афинские власти регламентировали всеобщее

налоговое и пошлинное обложение в своих колониях.

Нормы взаимоотношений между Афинами и их

колониями во многом определили характер отношений,

существовавших между членами Делосской симмахии и их

гегемоном. Такие меры, как всеобщее пошлинное

обложение и требование периодического принесения

символических даров, были сначала декретированы афинянами

в отношении своих колоний, а затем распространены и на

всех союзников.

Афинские колонии были тесно связаны с метрополией

в различных сферах взаимоотношений. Они

предоставляли метрополии денежные средства, военные силы, сырье,

в том числе строевой лес для флота — основы афинского

могущества. Колонии являлись форпостами афинского

влияния во многих районах эллинского и варварского

мира. Важное значение для Афин разветвленной сети

колоний, тысячью нитей связанных с метрополией

в военно-политическом и экономическом отношепии,

позволяет говорить о существовании особой афинской

колониальной архэ — системы колоний, являвшейся основой

и важнейшей составной частью афинской морской

державы.

ЭКСКУРСЫ

-I 1

I. СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ ГРЕЧЕСКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ

КОЛХИДЫ

Л—И мая 1977 г. в Цхалтубо состоялся симпозиум по

проблемам греческой колонизации и структуре раннеан-

тичных государств Северного и Восточного

Причерноморья. К этому симпозиуму была выпущена книга

О. Д. Лордкипанидзе «К проблеме греческой колонизации

Восточного Причерноморья»г. Содержание ее вкратце

таково.

Сначала приводятся данные античных источников

о греческих городах Колхиды (Фасис, Диоскуриада,

Гиэнос), которые «содержат лишь упоминание поселений

греков (милетян) на Колхидском побережье, но ничего не

сообщают об их политической и социально-экономической

жизни, о взаимоотношениях с местным населением и т. д.»

(с. 8). Скудость письменных источников и археологическая

неизученность самих греческих городов определили, как

указывает автор, различие мнений о характере греческой

колонизации Колхиды. Традиционная точка зрения

заключается в том, что колхидские колонии были типичными

греческими полисами (А. И. Болтунова), однако этот

тезис, по мнению О. Д. Лордкипанидзе, «не находит

буквально никаких подтверждений ни в письменных

источниках, ни в археологических материалах» (с. 10).

Археологические же исследования двух последних

десятилетий говорят о высоком уровне

социально-экономического и культурного развития Колхиды, что заставляет

думать о значительной роли местного населения в

возникновении и развитии здешних приморских городов, а

следовательно, ставит вопрос и об особенностях процесса

греческой колонизации Колхиды. Вместе с тем,

продолжает автор, относительно конкретных форм и характера

греческой колонизации мнения разошлись. Так, по

Г. А. Меликишвили, греческие города не только не

оказали никакого влияния на политическую жизнь Колхиды,

1 Тбилиси, 1977. 108 с.

247

но и сами подпали под нлияние крупного местного

политического образования и были его значительными

торговыми центрами, сыгравшими большую роль в социально-

экономической жизни Колхиды 2.

Согласно М. Л. Инадзе, при основании Фасиса и

Диоскуриады «имело место перенесение сюда греческих

форм городской организации, однако влияние

высокоразвитой местной среды помешало дальнейшему развитию

греческой самостоятельной замкнутой городской общины.

Поэтому перенесенные сюда формы городской

организации лишь внешне сохранили греческий облик, по

существу же в ней важную роль играл местный элемент

(пользование правом гражданства, участие в городском

управлении и т. д.) 3. Как считает сам О. Д. Лордкипа-

нидзе (и с ним согласен Т. К. Микеладзе), греческие

поселения в Колхиде представляли собой эмиории,

основанные при местных крупных поселениях городского

типа 4.

2 Меликишвили, Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси,

1959, с. 244.

3 Инадзе Л/. /Л Причерноморские города древней Колхиды.

Тбилиси, 1908, с. 157.

4 Далее автор рассматривает некоторые общие воиросы

великой греческой колонизации. В атом разделе вызывают удивление

терминологические разъяснения О. Д. Лордкипанндзе: «. . .

следует самым решительным образом отличать друг от друга основание

городов в процессе вынужденных переселений — то, что сами греки

называли «апойкиа» (orcoiixa), т. е. «выселение» или «переселение»,

а само поселение — аиойкис (7; SnwixU) от основания торговых

поселений и городов, т. е. эмиории (^6 gfircopicv)» (с. 25). Замечу

по этому поводу, что у греческих авторов и в надписях словом aranxuz

обозначалось само основанное поселение, т. о. колония, и лишь

в позднегреческом языке это слово приобрело в редких случаях

также значение «переселение, миграция» (в словаре Лпддолла—

Скотта—-Джоупза приводится только один пример такого

словоупотребления, см: Philo Jud., 2, 410). Слово же inoixU —

«колония» — чрезвычайно редкое сравнительно с arzotxia и

употреблялось в указанном значении вкупе со словом тсоачс, реже — без него.

Наконец слово кръшоу не относилось к особому торговому типу

колонии — им обозначался торговый выселок какого-либо полиса

в пределах его хоры или ближней зоны его экономического

влияния, территориально близкой (как эмиории эгестян, акрагантян —

Stb., VI, 266; ср. также VI, 256, VI, 283 и т. д.), либо же в

дальней зоне экономического влияния, но в пределах того же

географического ареала — части суши или залива (например, эмпорий,

основанный массалнотами на юге Галльского залива, в котором

расположена и сама Массалия, — Stb., Ill, 159 п т. д.). Если же

такой торговый выселок отправлялся в другую географическую

248

Поскольку греческие города Колхиды еще не

обнаружены, продолжает О. Д. Лордкинанидзе, единственный

реальный путь, чтобы определить их характер (полисы

или эдшории?), заключается в археологическом

исследовании их предполагаемой хоры. Сравнение полученных

данных с материалами из Средиземноморья и

Причерноморья, в первую очередь признаков, характеризующих

нлиянис городов-колоний разпых типов на окружающие

их территории, позволит сделать вывод о характере

греческих городов-колоний Колхиды. Для определения

условий, в которых происходило основание греческих

колоний, О. Д. Лордкипанидзе рассматривает археологические

материалы прибрежной Колхиды VIII—VI вв.; отдельно —

для определения степени греческого влияния —

рассматриваются материалы VI—V вв. до и. э.

Археологические данные, заключает автор,

свидетельствуют о том, что до начала и в период греческой

колонизации Причерноморья прибрежная полоса Колхиды была

густо заселена, и здесь высокого уровня достигли

металлургия и земледелие. Известен ряд крупных колхских

поселений, некоторые из которых О. Д. Лордкипанидзе

квалифицирует как поселения городского типа. В VI—V вв.

жизнь во мпогих из них продолжается и они по-прежнему

сохраняют чисто местный облик. О. Д. Лордкипанидзе

подробно рассматривает археологические материалы из

Кобулети — Пичвнари и Гиэноса (Очамчире), а также из

окрестностей Диоскуриады и Фасиса. Всюду его выводы

однозначны — эллинство представлено только импортом

jt нигде на прибрежной полосе Колхиды не отмечено

каких-либо значительных сдвигов или перемен в образе

жизни местного населения. «Если считать, что эти

поселения (речь идет об окрестностях Фасиса. — В. Я.)

возникли на базе греческого города, то здесь если не все,

то ведущее должно быть греческим. На самом же деле

эллинство представлено только импортом (ионийские и

аттические изделия), который весьма незначителен и то-

зону, это была обычная апойкия, имевшая своего ойкиста (здесь

решающим оказывался фактор значительной удаленности от

метрополии, но позволявший ей осуществлять постоянный действенный

контроль над поселением); ср. афинский декрет 325 г. до н. э. об

отправлении колонии в Адриатику, которая фактически служила

ампорисм, торговым пунктом афинян, но формально считалась

ааопкией (№ 14.175-177, 217—232).

гт

нет в общей массе местного материала» (с. 45). Все это,

по мнению О. Д. Лордкинанидзе, свидетельствует о том,

что Колхида в VI—V вв. не подверглась сильной

эллинизации, что наблюдается в других районах греческой

колонизации.

Исходя из этого О. Д. Лордкипанидзе считает

возможным предположить, что в Колхиде не было

самостоятельных греческих полисов. Условия, в которых протекала

здесь греческая колонизация, — наличие Колхидского

государства с поселениями городского типа, с развитым

ремесленным производством, наличие на побережье

местного населения, производственная деятельность которого

была связана не только с земледелием и ремеслом, но и

с морем, — по мнению автора, должны были существенно

ограничить ее возможность и препятствовать образованию

независимых греческих полисов. По окончательному

заключению О. Д. Лордкипанидзе, уже без первоначальных

оговорок «может быть» или «возможно», «греки не

принесли в Колхиду тогда сложных эллинских форм

политической и социальной организации». Здесь не возникло

полисов «с глубокой структурностью и территорией», т. е.

полисов «со сложной и строгой организацией земельного

пространства в городе и далеко за его чертами» (с. 78).

«Греческие поселения в Колхиде представляли собой

торговые колонии, или эмпории, основанные в богатой

природными ресурсами стране, главным образом с целью

получения металла» (с. 79). Другими статьями вывоза были

лес и лен. Греческий керамический импорт в Колхиде,

отмечает автор, говорит о распространении греческих,

главным образом ионийских, изделий в VI в. в

прибрежной полосе до Фасиса, а по реке — и во внутренние

районы страны. Севернее Фасиса находки греческой

керамики единичны для VI в. Поскольку остатки греческих

поселений этого столетия еще не открыты, трудно судить

о том, приняли ли уже в это время греческие торговые

поселепия в Колхиде организованную форму, что можно

было бы предполагать, исходя из сведений античпых

авторов, приписывавших их возникновение деятельности

Милета (колонизационные предприятия которого

закончились к началу V в.). В V в. наблюдается активизация

афинской торговли.

В заключение О. Д. Лордкипанидзе пишет:

«Включение Колхиды в орбиту высокоразвитой греческой

международной торговли, несомненно, усложняло экономиче-

250

ские структуры колхидского общества, а в первую

очередь — структуру внутриколхидской торговли. Наиболее

ярким ее проявлением следует считать возникновение

денежного обращения: с последней четверти VI и в течение

V—IV вв. до н. э. по всей Колхиде широко обращаются

серебряные монеты (так называемые колхидки) разных

номиналов» (с. 96). О. Д. Лордкипанидзе рассматривает

вопрос о колхидках и приходит к выводу, что это — не

греческая полисная чеканка, а колхидская,

предназначавшаяся для обращения на внутреннем колхидском

рынке.

В обстоятельной работе О. Д. Лордкипанидзе дана

широкая картина развития Колхиды в VI— V вв., собран

обильный археологический материал, наглядно

иллюстрирующий тезис о высоком уровне экономического развития

колхидского общества. Но сути дела содержание книги

даже не соответствует ее заголовку: основное внимание

уделено не столько греческой колонизации, сколько

характеристике колхидской материальной культуры. К

сожалению, собранный автором обильный материал сильно

обесценивается существенным методическим недостатком:

буквально с первых страниц книги обнаруживается ее за-

данность — анализ письменных, археологических,

нумизматических и топонимических данных сознательно

направлен на доказательство тезиса о невозможности

возникновения в Колхиде VI—V вв. до н. э. самостоятельных

греческих полисов ввиду очень высокого уровня развития

колхидского общества, который допускал лишь основание

здесь факторий.

Рассмотрим под этим углом аргументацию автора.

Безусловно, греческая колонизация Колхиды носила

своеобразный характер, что, впрочем, справедливо

практически для всех областей, втянутых в орбиту греческого

колонизационного движения. Что действительно отличало

Колхиду, к примеру, сравнительно с Боспором, так это

относительно высокий уровень развития местного

населения, обладавшего развитым металлургическим и

керамическим производством. Но этот фактор мог повлиять —

и повлиял — лишь на характер деятельности основанных

здесь греческих колоний (ориентация на торговлю), но не

на их сущность — полисный характер устройства

колоний. К примеру, в Сицилии поздпебронзового и ранне-

железного века было не менее развитое сравнительно

с Колхидой металлургическое и керамическое произ-

251

водство Б, была там и царская власть й, однако эти

факторы нисколько не помешали грекам основать здесь

многочисленные полисы.

В процессе великой греческой колонизации

выработалась главная форма основания — апойкия, т. е. полис;

эти понятия равнозначны в силу того, что развитие

городской жизни в Греции переживало процесс становления

в ходе колонизационного движения раннеархаической

поры. Благодаря культурно-экономическому

превосходству греки основывали свои полисы по всему

Средиземноморью и Понту (при всем многообразии местных

условий в различных районах), и только в одном регионе —

на Ближнем Востоке — они не смогли сделать этого.

Главной причиной здесь было высокое развитие городской

жизни на территории Сирии, Палестины и Финикии,

уходившее корнями в традиции великих ближневосточных

цивилизаций II тысячелетия до и. э. Высокий уровень

городской цивилизации на Ближнем Востоке,

сопровождавшийся традиционно развитым мореходством, определил

то обстоятельство, что здесь полисы были попросту

нецелесообразны для греков и не нужны местному населению,

в силу чего эллины основывали только торговые фактории

при местных центрах — это археологически известные

нам поселения Лль-Мина, Таббат аль-Хаммам, Тслль-

Сукас и др.7 В Колхиде же подобный фактор начисто

отсутствовал, здесь еще только развивалась городская

жизнь и, таким образом, отсутствовали материальные

причины, которые могли бы препятствовать основанию

греческих полисов.

В работе О. Д. Лордкипанидзе приводятся некоторые

данные о развитии городской жизни в Колхиде —

характеризуются как поселки городского типа поселения у

Батуми и Кобулети — Пичвнари, но датировка их суммарна

(«начало I тысячелетия» — с. 29, «VI—II вв.» — с. 31),

не говоря уже о том, что не приведены признаки

классификации их в качестве таковых. Когда будет доказано,

что в Колхиде VI в. до н. э. существовала высокоразвитая

городская цивилизация, сопоставимая по уровню с блияс-

5 Bernabo В re a L. Sicily More Greeks. — N. Y., 1900, p. 130 f.

6 См.: 7/шс, VI, 4, 1.

7 См.: Riis />. J. The First Greeks in Phoenicia and their

Settlement at Sukas. — Ugaritica, 1969, G, p. 435 f.; Boardman У. The

Greeks Overseas. Ilarmondsworth, 1973, p. 38 i*.

252

невосточной, лишь тогда будут веские основания говорить

о невозможности образования здесь греческих полисов.

Поскольку же каких-либо перспектив в этом отношении

не наблюдается, можно смело утверждать, что в Колхиде

отсутствовал основной фактор, который мог бы

решительно повлиять на политическую форму устройства

греческих колоний.

Следующий довод О. Д. Лордкипанидзе состоит в том,

что образованию греческих полисов в Колхиде

препятствовало наличие здесь в VI в. государства с

централизованной царской властью. Тезис о существовании колхидского

государства в VI в. спорен 8, и настаивать на этом

аргументе нельзя. По-видимому, в указанном столетии

существовало какое-то объединение колхских племен (в этом

отношении привлекателен тонкий анализ данных

Геродота, звучавший в выступлении Т. К. Микеладзе на

симпозиуме), но социальный характер этого

объединения — государственный или догосударственный — нам

неизвестен. Если и решать данный вопрос положительно,

то наличие царской власти ни в коей мере не может

служить аргументом подобного рода: существование ее

в Сицилии и Испании, к примеру, не мешало, а наоборот,

способствовало установлению греческих полисов 9.

Еще один аргумент О. Д. Лордкипанидзе — наличие

развитой жизни на побережье: местные поселения с

высоким уровнем развития существовали здесь задолго до

начала греческой колонизации, причем они продолжают

жить и развиваться и в античную эпоху (с. 42 ел.). По

словам О. Д. Лордкипанидзе, побережье было занято

местными поселениями, так что плодородных земель,

необходимых для функционирования греческих полисов, не

оставалось. В этом отношении следует заметить, что сами

материалы, приведенные в работе О. Д. Лордкипанидзе,

явно свидетельствуют о количественном увеличении

колхских поселений на побережье именно в VI—V вв., т. е.

с основанием греческих колоний местное население

вовлекалось в их экономическую деятельность и

«подтягивалось» к ним в пространственном отношении, образуя

новые поселки. Такое явление было свойственно греческой

8 Ср.: Болтунова Л. И, Колхп и держава Ахсменпдон. —

В кн.: Проблемы античной истории и культуры. Креван, 1979.

1. с. 51—55.

у /УЛ., J, ЮЗ; ГАис, VI, 4, 1.

ЯМ

колонизации в различных районах и особенно наглядно

прослеживается в Нижнем Побужье и Поднестровье, где

с основанием греческих колоний — Березани, Ольвии,

Тиры и Пикония — в хоре возникают многочисленные

сельскохозяйственные поселения, лепная керамика

которых свидетельствует о присутствии фракийского,

скифского степного и лесостепною населения 10. Таким

образом, местные поселения в прибреяшой полосе Колхиды

не только не могли служить препятствием к

возникновению здесь греческих полисов, но, напротив, основание

последних стимулировало их количественный рост. Кстати,

образование новых поселков само по себе

свидетельствует о наличии незапятых еще массивов земли па

побережье.

Особое значение О. Д. Лордкипанидзе придает

отсутствию элементов эллинизации поселений хоры, ярко

проявляющихся в Сицилии и Южной Италии, а именно:

1. Образование смешанных этнических групп. 2.

Отсутствие урбанистических элементов, в частности строительной

техники. 3. Отсутствие широкого сбыта изготовленных

в колониях ремесленных изделий и какого-либо влияния

греческих форм на местпую керамику. 4. Не отмечается

обращение местной полисной монеты.

Прежде всего следует отметить, что степень и характер

эллинизации в различных районах в зависимости от

местных условий были неодинаковы, поэтому требование

обязательного наличия в Колхиде элементов,

зафиксированных в Великой Греции, чисто методически

неправомерно, не говоря уже о том, что археологические

исследования Сицилии и Южной Италии ведутся более века,

а в Колхиде по сути дела еще только начаты

(применительно к проблеме греческой колонизации). Тем не менее

рассмотрим и эти аргументы О. Д. Лордкипанидзе.

Что касается первого пункта, то он необязателен для

колоний с торговой ориентацией, какой был, судя по

всем признакам, Фасис (см. ниже). Последний пункт был

убедительно опровергнут Г. ф. Дундуа, который

показал, что колхидки были полисной монетой, получившей

10 См.: Марченко К. К. Фракийцы на территории Нижнего По-

бужья во второй половине VII—1 в. до н. э. — ВДИ, 1974, № 2,

с. 149 ел.; Доманский //. В. Из истории населения Нижнего По-

бужья в VII—IV вв. до ы. э. — Археологический сборник, 1961,

2, с. 31 ел.

254

хождение по всей Колхиде п. Утверждение об отсутствии

влияния греческих форм на местную керамику но вполне

точно: при осмотре материалов второй половины VI в. из

раскопок поселения в Симагрэ, находящегося в

предполагаемой хоре Фасиса 12, Л. В. Копейкиной и мною был

отмечен светильник местного производства, полностью

подражающий форме открытых греческих светильников

VI в. Думается, что объективный разбор всех

керамических материалов из прибрежных поселений дал бы и

другие образцы подобного рода, но и отмеченного факта

достаточно для констатации греческого влияния на

.местное керамическое производство, тем более что оно вряд ли

было очень интенсивным в силу высоких местных

традиций гончарного ремесла.

Что же касается отсутствия элементов греческой

строительной техники в поселениях хоры, то наличие их

необязательно: греки скорее должны были усвоить

здешние традиции деревянного зодчества, хорошо

адаптированного к местным условиям. К тому же О. Д. Лордкипа-

нидзе не разъясняет, что он подразумевает под элементами

греческой строительной техники (известно, что в

Северном Причерноморье, к примеру, техника домостроения

в Ольвии, Херсонесе, Пантикапее, на Тамани имела свои

особенности). Судя по выражению «распространение

элементов греческого урбанизма (в первую очередь

строительной техники» (с. 74), О. Д. Лордкипанидзе, вероятно,

имеет в виду прежде всего каменное строительство. Однако

для греческих поселений Причерпоморья в VI—первой

половине V в. наличие каменного домостроения в хоре

довольно редко даже при наличии каменных строений

в городе 13.

11 Дундуа Г, Ф, Еще раз о происхождении колхидок. — В кн.:

Проблемы греческой колонизации Северного и Восточного

Причерноморья. Тбилиси, 1979, с. 280—283. Ср. также: Болту нова А. И.

Колхидки. — ВДИ, 1973, № 4, с. 92 ел.

12 Ср.: Микеладзе Т. К, Некоторые итоги раскопок поселений

VI—V вв. до п. э. в районе устья р. Риони (Фасиса). — КСИА,

1977, 151, с. 12 ел.

13 Например, основной тип жилища на многочисленных

поселениях ольвийской хоры — землянки и полуземлянки (VI—V вв.).

Каменные фундаменты и стенка полуземлянки здесь встречаются

в единичных случаях — на поселениях Старая Богдановка II,

Широкая балка и Викторовна I. См.: Доманский Я. В. Из истории

населения Нижнего Побужья. . ., с. 39; Капошина С. И. Из исто-

255

Наконец тезис об отсутствии широкого сбыта

изготовленных в колониях ремесленных изделий существен, но

поставлен преждевременно: этот вопрос может быть

серьезно решен в иол ном объеме лишь после раскопок

собственно греческих городов, в первую очередь Фаснса

и Диоскуриады, и определения в каждом конкретп ш

случае их производственного облика ы.

Таким образом, анализ аргументации и основных

положений работы О. Д. Лордкипанидзе показывает, что

утверждаемый в ней тезис о невозможности основания

греческих полисов в Колхиде VI в. несостоятелен

практически ни в одном компоненте. Концепция О. Д.

Лордкипанидзе не только не соответствует уже накопленным

фактам, но и в силу своего антиисторического характера

делает бесперспективным направление археологических

исследований в прибрежпой Колхиде: сколько ни

раскапывать далее одни лишь местные поселения, будет

происходить более количественное, нежели качественное

накопление фактов. Напротив, широкие раскопки Фаснса,

Диоскуриады, Кобулети — Пичвнари, Гиэноса и других

греко-колхских центров позволят воссоздать

историческую картину развития колхского общества во всей ее

полноте и многообразии связей с эллинской

цивилизацией и.

рии греческой колонизации Нижнего Нобужья. — В кн.: Ольвия

и Нижнее Нобужье в античную эпоху. М.; Л., 1956, с. 244.

14 Что касается греческого влияния в Колхиде VI — V вв.

вообще, то его проявления были рассмотрены Г. А. Лордкипанидзе

(Проблемы греческой колонизации. . ., с. 322—320). К ним можно

добавить как результат влияния греческой мифологемы головы

минотавров (выполненные в камне и монументальные по размерам),

которые были найдены в окрестностях Кутаиси (V в. до н. ;>., но

убедительной датировке Ш. Я. Амнранашвилп). Утверждая же, что

чернолаковая ваза из погребения V в. в Ихтвиси с греческим

граффито является единственным примером употребления греческого

письма в Колхиде (с. 105; очевидно, подразумеваются VI—V кн.,

ибо от IV и последующих столетии материалы многочисленны),

О. Д. Лордкипанидзе не учитывает материалов А. FO. Кахидзе

(многочисленные граффити Кобулети — Пичвнари, из которых

опубликована лишь небольшая часть: Кахидзе А. Ю. Античные

памятники Восточного Причерноморья. Ьатуми, 1975, табл. VIII, X).

15 Памятники фасисскои округи залегают очень блткжо к

современной дневной поверхности (например, в Спмагрэ — на

глубине около 0,5 м). Это обстоятельство наводит на мысль о том, что

поиски Фаснса затруднены не только из-за физических условии

местности,

256

Своеобразие греческой колонизации Колхиды

заключалось не в том, что там были основаны греческие

фактории при местных крупных центрах, а не полисы, но

в преимущественной торговой ориентации основанных

здесь эллинских городов, что было установлено

исследованиями М. П. Инадзе, А. И. Болтуновой, Г. А. Лорд-

кипанидзе и других ученых. Богатые сырьевые запасы,

высокий уровень металлургии, развитые земледельческие

традиции местного населения обусловили

преимущественно торговый характер деятельности греческих колоний

Колхиды, причем они в основном играли роль

перевалочных пунктов, через которые осуществлялся обмен товаров

метрополии на колхидское сырье и отдельные виды

изделий. Эту роль могли выполнять и фактории, но что

касается существа проблемы — полис или фактория, то

здесь мы располагаем определенными свидетельствами

письменных источников о том, что по меньшей мере Фасис

был полисом. В этой связи различные исследователи

неоднократно ссылались на фрагмент из «Политии фасиан»,

восходящей к Аристотелю 16.

Другим неопровержимым доказательством служит

указание Помпония Мелы (I, 108) на то, что у Фасиса был

свой ойкист — Фемистагор, сын Деметрия. Ойкисты же

были только у апойкий, т. е. полисов (в IV в. до н. э.

также у некоторых афинских клерухий), но никогда —

у факторий.

и В выступлении Н. Ю. Ломоури на нервом Цхалтубском

симпозиуме была сделана попытка изменить смысл данного

фрагмента: если читать не <l>5taiv, a <pa?Tv — «говорят», то привязка его

к Фасису отпадает, тем более что гениохи в Колхиде не жили

[следует опровержение ряда свидетельств, в том числе точного,

основанного на автоисии указания Арриана (Per., 11, 2 Hoos), их надо

помещать на Северном Кавказе. (Проблемы греческой

колонизации. . ., с. 383—386)]. На это можно сказать, что фрагмент, к

счастью, обладает своей внутренней географической логикой: если

речь в нем идет не о Колхиде, то где же на Северном Кавказе

Н. Ю. Ломоури найдет мнлетян, о городе которых (т. е. колонии

милотян) говорит данный фрагмент (напомню, что ближайшая

к северу от Диоскуриады милетская колония — Гермонасса на

Тамани). Никаких милетских колонистов на Северном Кавказе

не было, так что традиционное отождествление этого фрагмента

(но связке гениохи — милетские колонисты) с Колхидой остается

в силе. Текст фрагмента испорчен, но попытки преуменьшить на

этом основании его значение как свидетельства о наличии полиса

милетских колонистов в Колхиде не состоятельны.

7,17 В. П. Яйленко 257

Таким образом, проблема полиса в Колхиде в том

аспекте, в котором рассматривает ее О. Д. Лордкипа-

нидзе — могли ли быть здесь греческие полисы или

нет, — поставлена и решена искусственно.

Действительная сущность проблемы полиса в Колхиде заключается

в конкретном выяснении характера и форм симбиоза

греческих и колхских элементов в местных греческих

колониях, в определении реальной степени взаимовлияния

колхидо-иберийского мира и греческих полисов

Восточного Причерноморья. Первый шаг в этом отношении

сделан — это раскопки А. Ю. Кахидзе в Кобулети — Пичв-

нари, еще ожидающие полной и достоверной исторической

интерпретации. Словом, будущее — за раскопками

греческих полисов Колхиды 17.

II. ЭПИГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ПО КОЛОНИЗАЦИИ,

РЕЛИГИОЗНОЙ И КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ

БЕРЕЗАНСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ

Литературные источники мало что сообщают о Березан-

ском поселении. В «Хронике» Евсевия говорится об

основании Борисфена на втором году 33-й олимпиады (или

на первом году 34-й). Таким образом, основание Бере-

занского поселения приурочивается к 647 г. (или 644 г.).

Географы Птоломей и Мела лишь упоминают древнее

17 В выступлении па первом Цхалтубском симпозиуме

О. Д. Лордкнпанидзе отметил, касаясь моей критики его доклада,

что я основывался при этом лишь на данных об уровне местного

производства, а другие приведенные О. Д. Лордкнпанидзе факты

не отметил — экологические условия, демографическая ситуация,

социально-экономическое и политическое развитие Колхиды,

античный импорт и т. д. «Но самое интересное то, что после своих

рассуждении Яйленко пришел к тому же выводу, что и я:

«Эллинские города в Колхиде, — сказал он, — были ориентированы на

посредническую торговлю. Они не обязательно должны были

переходить к собственному производству. . .». Я прошу вас самих

квалифицировать подобные методы научной полемики» (Проблемы

греческой колонизации. . ., с. 400—401). Что касается

односторонности моей критики, то, как и здесь, я говорил в своем выступлении

по докладу О. Д. Лордкнпанидзе о всех его основных аргументах.

Что касается одного и того же вывода о торговом характере

греческих городов Колхиды и их преимущественно посреднической роли,

то отмечу, что это давний и бесспорный вывод. Не следует только

смешивать факты: основные положения моей критики сводятся не

к этому выводу, а к другому — отрицанию главного теаиса

О. Д. Лордкнпанидзе о невозможности образования в Колхиде

греческих полисов.

258

название острова — Борисфен, а Страбон (VII, 3, 17)

обмолвился о гавани на острове. Отсюда ясно, что

основным нарративным источником о Березани являются

надписи, причем от доримской эпохи до нас дошел только

один лапидарный памятник — надгробие Мастора,

остальные надписи — граффити и дипинти. Происходят они

главным образом из раскопок Г. Л. Скадовского,

Э. Р. Штерна, М. Ф. Болтенко, а также В. В. Лапина,

ныне скончавшегося (как и другой исследователь

Березани — Л. В. Копейкина). Граффити из раскопок

Скадовского, Штерна и Болтенко только что переизданы Ч

Великолепная лапинская коллекция граффити дает

представление о составе березанских колонистов, о

религиозной и культурной жизни первых веков существования

этой древнейшей в Северном Причерноморье колонии 2.

§ 1. Состав березанских колонистов

Надписи представляют в наше распоряжение

косвенные данные о составе березанских колонистов. Это —

имена, особенности языка и шрифта надписей,

позволяющие определить диалект и метрополию переселенцев.

Выяснение указанных особенностей имеет raison d'etre

прежде всего на материале памятников VII—VI вв.

до н. э. Сюда относятся лапидарное надгробие Мастора и

несколько граффити. Рассмотрим сначала первый

памятник.

В альбоме к дневнику раскопок Скадовского 1900—

1901 гг. на березанском некрополе имеются три

фотографии массивной известняковой плиты с надгробной

надписью *.

1 Яйленко В. II. Граффити Ловки, Березани и Ольвпн. — ВДИ,

1980, № 2 (далее — Граффити), с. 89—99.

2 Предварительную публикацию этого материала см.:

Яйленко В. II. Из березанского эпиграфического архива. — В кн.:

XIV Международная конференция антпчнпков социалистических

стран: Тезисы докладов. Ереван, 1976, с. 537—538; Он же.

Ономастика Березани. — В кн.: II Всесоюзный симпозиум но древней

истории Причерноморья: Тезисы докладов и сообщении. Тбилиси,

1979, с. 95—97; Он же. Малоазиатско-балканскне имена в граффити

Березани и Ольвпн VII—IV вв. до н. э. — В кн.: VIII

конференция по Древнему Востоку. Тезисы докладов. Даугавпилс, 1980,

с. 29, 31.

3 Архив Ленинградского отделения Института археологии.

Археологическая комиссия, ф. 1, 1900 г., д. Ад 141, табл. VIII —

25Э

17*

В настоящее время камень утрачен 4.

Согласно дневнику раскопок Скадовского, плита была

найдена в 1900 г. в кладке круглой в плане каменной

стены с входным проемом шириной около 1 м на юго-

западной стороне 5. К сожалению, раскопщик —

губернатор , погубивший для науки ценнейший березанский

некрополь, не отметил характер залегания плиты в кладке

(надписью наружу или вовнутрь, боком или прямо).

Вполне возможно, что надпись была составной частью

этого погребального комплекса и в таком случае середина

VI в., когда на березанском некрополе кремация

заменяется трупоположением, была бы хорошим terminus

ante quern для датировки надписи. Характер этих под-

на и более качественное воспроизведение надписи (рис. 1а); Там же,

д. JV* 141*, табл. XVIIIa п XVIIIb — еще два фотоснимка того же

камня (рис. 16, в). Выражаю благодарность дирекции ЛОИА,

предоставившей эти материалы в мое распоряжение.

4 Лучшие вещи из раскопок Скадовского экспонировались

в 1904 г. на выставке Археологической комиссии и тогда же Пыли

переданы в Эрмитаж. В их числе значится и плита с надписью:

Архив ЛОИА, ф. 1, 1901, д. № 8, л. 25 — по каталогу А вещей

Скадовского камень имеет № 498; лл. 32, 33 об. — ЛБ 498 каталога А

значится в числе вещей, переданных в Эрмитаж; л. 25 — в перечне

находок Скадовского номера присланных из Херсона вещей

обведены синим карандашом, причем № 498 не обведен, что,

по-видимому, означает, что камень не был прислан в Петербург. Странным

образом В. В. Латышев прошел мимо зтой уникальной надписи,

хотя по своей должности товарища председателя Археологической

комиссии он принимал участие в переписке, связанной с

поступлением вещей Скадовского па выставку. Надо думать, что если бы

камень поступил в Петербург, он оказался бы в поле зрения

Латышева. С другой стороны, в 1907 г. фотограф Археологической

комиссии И. Чистяков делал в Херсоне съемку вещей Скадовского

(его негативы хранятся в фотоархиве ЛОИА), но плиту с надписью

среди них мне обнаружить не удалось. Все эти прямые и косвенные

данные заставляют думать, что камень с надписью не поступал

в Ормитаж (где его нет, как сообщали мне К. С. Горбунова и

Л. В. Копейкина), а вскоре после находки был утрачен в Херсоне.

в Архив Эрмитажа, ф. 1, on. 5, 1900 г., д. № 37, л. 72.

Сооружение было обнаружено на девятой полосе, примыкающей к морю

южной стороной (см. план раскопа Скадовского в кн.: Лапин В. В,

Греческая колонизация, вклейка между с. 112—113). На плане

раскопа, хранящемся в Одесском археологическом музее (далее —

О AM), внутри кольцевой степы обозначены 6 захоронений, в том

числе № 428, 431, 453. Толщина стены по плану — примерно пол-

аршина, что с учетом визуальных наблюдений над фотографиями

камня дает приблизительные размеры плиты с надписью: толщина

ее около 0,4 м, ширина составляла примерно две толщины (до 0,8 м),

высота — 1,7 ширины, т. е. примерно 1,5 м.

2G0

ковообразных сооружений определялся в литературе по-

разному 6. Могу отметить в этой связи, что подобные

сооружения открыты, например, на архаическом

афинском некрополе Керамика. Если же плита с надписью

была вторично использована при возведении

подковообразного сооружения, оно и ему подобные монументы

должны относиться ко времени после середины VI в. —

даты надписи по эпиграфическим признакам. Отдюченный

факт, что данная кольцевая стена частично легла на

более раннюю каменную площадку и кострище, пожалуй,

свидетельствует в пользу вторичного употребления плиты

с надписью. Однако до специального исследования этот

вопрос остается невыясненным 7.

Поверхность плиты основательно повреждена

выбоинами, что сильно затрудняет чтение текста. Над

пятистрочной надписью, идущей бу строфе доном, вырезано

профильное изображение головы покойного в левом

повороте (рис. 1г). Линия углублений, идущая от затылка

к темени, как и абрис головы, указывают, что покойный

был изображен в венке пли с головной повязкой, либо же

в шлеме или тапочке 8. Незаполненные плоскости

нехарактерны для архаических рельефов. В правой части

стелы над надписью трудно что-либо разобрать, но,

возможно, здесь помещалось обычное в таких случаях

изображение оружия, т. е. на рельефе, вероятно, был изображен

воин.

8 Кольцевая стена — не самое древнее сооружение на данном

участке некрополя: согласно дневнику раскопок Скадовского

(с. 72—74), она частично легла на более древнюю каменную

площадку и кострище. Характер этих каменных подковообразных

в плане сооружении не ясен. И. В. Фабрициус связывала их с

кремацией покойников (Археологическая карта Причерноморья УССР.

Киев, 1951, с. 58). С. И. Калошина видела в них культовые

сооружения некрополя (Из истории греческой колонизации Нижнего

Побужья, с. 218). В. Б. Лапин отрицал их связь с некрополем

(Греческая колонизация. . ., с. 114 ел.)

7 К сожалению, мне не удалось выделить из альбома находок

Скадовского керамику, найденную при погребениях внутри данного

подковообразного сооружения, что прояснило бы до некоторой

степени вопрос о характере и датировке как всего комплекса, так

п надписи.

8 Ср.: Richter G. М. A. The Archaic Gravestones of Attica. L.r

1961, pi. 80, 107—108; Snodgrass A. M. Arms and Armour

of the Greeks. L., 1967, pi. 39, 47—49; Pais E. Storia dell'Italia an-

tica. Roma, 1925, 1, pi. 188. Обычный поворот профильных

изображений на архаических надгробных стелах — правых}, левый

встречается редко.

261

Стк. 1 надписи идет справа налево. Перечислю по

ходу бустрофедона буквы, различимые на всех трех

фотографиях (см. прорись; если буква видна на всех

фотографиях, ссылка на рисунок не приводится). Буквы

первой строки хорошо видны на рис. 1а. У правого края

стелы видны мю; наклонные гасты альфы, сигма, may,

омикрон, ро, снова наклонные гасты альфы, may, омикрон

и последняя буква у левого края плиты — ню. В стк. 2

слева направо заметны после выбоин у края ро (рис. 1а, в),

may, эпсилон (рис. 1в), омега, частично эпсилон. Стк. 3

начинается у правого края плиты с кружочка, затем

следует вертикальная черта и омега. Далее сохранились

лишь очень неясные остатки, судя по размерам лакуны,

примерно 4 букв. В конце стк. 3 хорошо читаются альфа,

ро, йота, сигма. Стк. 4 открывает may (рис. 1в), за

которой видны левая часть омеги (рис. 1в), ню, частично

ипсилон (рис. 1а, б), мю, омикрон, сигма (рис. 1в), мю.

В стк. 5 у правого края плиты — скопление выбоин, где

предположительно можно различить усики каппы,

верхнюю часть А, Л или Р. Далее следует выбоина, после

которой идут хорошо различимые альфа и тета, а также

наклонная гаста.

Различимые буквы надписи позволяют сделать

следующие первоначальные наблюдения над ее текстом и

содержанием. В стк. 1 читается имя Маотшр в винительном

падеже, на что указывают артикль тоу в конце этой строки

и наклонные гасты альфы после ро. В стк. 2 читается

-ртеш, окончание патронимика Мастора. Следующее слово

скорее всего является эпитетом, характеризующим

покойного. В соответствии с различимыми остатками букв

предположительно восстанавливаю здесь efS|oXq>[).6xaj —

«погибшего». С конца стк. 3 и в стк. 4 хорошо читается имя

'Ap'jx:ujv'j{Ao;. В стк. 5 различимые остатки и буквы -а&-

позволяют читать необходимый к тексту надписи глагол

хата&е[/со]. В целом текст надписи читается следующим

образом:

Mdbxopa тоу < «Меня, памятник

|?В?]рт$и> к[\]- >погибшего Мастора,

оХш^от'?] 'Apia- < сына Берта,

?c|)vj[j.6c |х[е] > поставил

хатайе[то?] < Аристоним».

Ионийский диалект эпитафии обнаруживают

альтернация кратких и долгих гласных на письме, а также пат-

2§2

ронимик на -ею. Расстояние между левым краем плиты и

буквой ро стк. 2 показывает, что здесь утрачены две

буквы. Этому условию, судя по обратному словарю

греческих имен Б. Хансена, отвечают имена Maptrjg, Портье,

'Aopnj;, но первое имя — византийское, второе — из

позднего Египта, третье — мифологическое, хотя и раннее

[один из кентавров, упоминаемый Ферекидом у Ноллукса

(10, 139)]. Эти имена малоподходящи для нашего случая,

так что наиболее вероятным представляется

восстановление здесь имени Вгргт;?, известного в надписи 111 в. до

н. э. из ионийских Эрифр*,

Глагол eSjoXX'^n — «полностью истреблять», в среднем

залоге—-«гибнуть», в том числе и причастие медиального

перфекта бёоХшЛш;—«погибший» употребительны в

поэтическом языке10. Стоящее в стк. 4 jj.[e] — «меня» —

относится к подразумеваемому при винительном падеже имени

Мастора слову af^a или fivf,aa — «надгробный памятник»,

что имеет многочисленные параллели среди эпитафий

архаического времени п.

Остатки различимых в стк. 5 букв вкупе с хорошо

сохранившимися альфой (она напоминает ро, но ро в

надписи имеет наклонную нижнюю черту головки, а не

прямую) и тетой середины строки позволяют, как уже

говорилось, реконструировать глагол щ^Щхо] — «поставил».

Восстановление здесь не активного залога xatiOvj, а

медиального обусловлено тем, что известна медиальная

эпическая форма без приращения — &ето, в то время как

активная форма п в эпическом языке имеет приращение. Иначе

говоря, хорошо различимая перед тетой альфа заставляет

восстанавливать форму глагола тФ^рл без приращения, т. е.

средний залог.

Эпическая форма глагола сама по себе указывает на

стихотворный характер эпитафии. Метричность ее текста

определялась в первую очередь тем, что винительный

падеж имени покойного — Maaxopa — сам по себе

образовывал дактилическую стопу. Метрическая схема эпитафии

не вполне ясна из-за утраты текста в конце стк. 2 — на-

9 Robert L. Inscriptions d'Erythrai. — ВСН, 1933, 57, p. 468,

475—476. И. Кайль восстанавливал это имя еще в одной орифрей-

ской надписи.

10 Ср.: Aristoph.t Pax, 483: к%окыУМъ%%

11 Friedlander P. Epigrammata. Berkeley; Los Angeles, 1948,

Xt 3e, 27, 32, 61; с другими словами — 37, 41, 42a, 43, 147.

263

чале стк. 3, где предположительно восстановлено слово

e[E]oXq>[X6t'J. Примерно она выглядит следующим образом:

— WU[ | — || Vs^V^/ | — WW | |—^.

Метрическая схема текста после имени 'Aoizzw'jpoz,

также по указанной выше причине не вполне ясиа и

может быть трактована различно. Такие эпитафии со

сверхкомплектными к гезаметру стонами не редкость среди

ранних надгробных надписей12. Если восстановление г[Ё]оХ<и-

jX<k' | правильно, начальная гласная слова может быть

принята за краткую мору аналогично выдержанной в

размере того же гекзаметра олышнскои надписи V в.

толсто* x'iXifc sifxl fih-q rctvovci tAv olvov — «я приятный для питья

килик, любезный ныощему вино», где i в слове xuXiS

краткое вопреки позиции перед двойной согласной. Ото

явление объясняется тем, что в произношении I

утрачивало свою двусогласную природу, что повлекло за собой

бытование таких форм, как >с>Ь.; («килик») другой ольвпй-

ской надписи13.

За исключением этого момента, обязанного скорее не

вполне правильному восстановлению текста, эпитафия

составлена удачно, хорошим поэтическим языком,

несмотря на известные трудности, создаваемые включением

трех имен в текст надписи. Как во всяком хорошем

гекзаметре, в пятой полустопе соблюдена мужская цезура после

арсиса третьей стопы. Во второй и пятой стопах применены

спондеи, сообщающие эпитафии медленность и

торжественность, соответствующие надгробному характеру

надписи. Таким образом, эпитафия Мастора является одним

из древнейших поэтических текстов, когда-либо созданных

на территории СССР и дошедших до нас в первозданном

виде (см. также № 165 ел.), а автор этого спондеического

гекзаметра Аристоним — древнейший поэт нашей страны,

известный нам по имени.

Датировка надписи определяется характером письма.

Бустрофедон в ионийских памятниках во второй половине

VI в. выходит из употребления, и только отдельные его

образцы наблюдаются в Милете до раннего V в.14 Для

письма эпитафии Мастора характерно сосуществование

архаической формы ню с одной ножкой (стк. 1) с более

12 См.: Там же, № 7, 11, 12, 53, 54е.

13 См.: Нйленко В, II. Несколько ольвийских и березанских

граффити. — КСИА, 1979, № 159, с. 58, 60.

я LSAG, р. 326, 329, 335—336, 377.

т

развитой формой из двух наклонных параллельных гаст

(стк. А)1Й. Наряду с невысокой, «ползучей» формой мю

стк. 1, 4, состоящей из четырех равновеликих гаст,

примыкающих друг к другу под одинаковыми углами, в копце

стк. 4 присутствует форма с удлиненными пропорциями

средних гаст буквы, образующих более острые углы 1в.

Отмеченная неустойчивость письма, сочетающая

характерные для VII—-VI вв. формы букв с инновациями

второй половины VI в., как и параллели эпитафии Мастора

из числа ионийских памятников, предполагает ее

датировку временем около середины VI в.17 Особенно

характерно совпадение письма березанского надгробия с другой

аналогичной надписью понтийского ареала — эпитафией

Мандрона, найденной на острове Галопе, напротив Ки-

зика, которая относится ко времени около середины VI в.18

Письмо этой надписи включает те же элементы, что и

эпитафия Мастора: сильная разомкнутость четырехчастной

сигмы, наклон омеги, сосуществование двух форм мю и

ню, слегка уменьшенные размеры омикрона, альфа с

перекладиной, касающейся низа левой наклонной гасты,

наклонный эпсилон, ро с укороченной ножкой. Последний

признак, кстати, имеет соответствие в надписи на

мелкофигурном килике (рис. 116а), т. е. датированном но

неэпиграфическому признаку, что подтверждает датировку

надгробия, данную по характеру письма: Kleinmeister-

schale производились в третьей четверти VI в.

11мя Мастор — эпическое, встречается как н «Илиаде»

(XV, 4Н0; ср. 438), так и в «Одиссее» (II, 158; XXIV,

452), это потоп agentis к расовой со значением «ищущий,

стремящийся, желающий»1". Безусловный источник имени

нашего березанда — гомо|ю»ские поэмы. Наряду с

известной надписью на светильнике: d>; Mjjvov elju xai cpatvm

Q[eo?3JLv xivftfiuwcoiaiv («поскольку я светильник, то и свечу

богам и людям»), которая является реминисценцией стиха 8

из VIII Гомеровского гимна к Солнцу и из «Илиады»

(XX, 64), это обстоятельство свидетельствует о

популярности гомеровского эпоса на Березани и в ее метрополии

уже в первой половине VI в. Таким образом, необычай-

15 Ср.: Ibid., tabl. 4— 4о. Аттика, конец VI в.

16 Ср.: Ibid., tabl. 65—41. Хиос, около 574—550 г.

i7 Ср.: Ibid., tabl. 56—28, 65-41.

lft Ibid., p. 367, tabl. 72—52.

19 Ср. вместе с тем: Bechtel F. T>ie historischen Personennamen

des griocnischen. Halle, 1917, S. 295<

18 В. П. Я й лен ко

265

ная любовь ольвиополитов к Гомеру 20 восходит не только

к милетским основателям Ольвии середины VI в., но и

к березанцам, принявшим, стало быть, участие в

основании новой столицы греческого Нижнего Побужья.

Аристократический характер носит и имя Аристоним.

Уникальность данного надгробия для Березани и

Северного Причерноморья в целом (других столь ранних

эпитафий здесь нет) в сочетании с аристократической

антропонимикой указывают на нерядовое положение Ма-

стора. На Березани это единственное надгробие и

единственный лапидарный памятник доримского времени.

Последующие исследования вряд ли добавят значительное

количество подобных памятников, поскольку н некрополь, и

поселение уже в значительной мере раскопаны. Эта

уникальность позволяет заключить, что Мастор был одной из

значительнейших фигур ранней Березани. Известно, что

в колониях первенствующее положение занимали ойкисты.

В нашем распоряжении пока слишком мало данных

для того, чтобы судить, к эмпорию или апойкии отпосится

сообщение Евсевия об основании Борисфена в 647 г.

Определение Борисфена как с ivitas в сирийской версии

«Хроники» Евсевия, разумеется, ничего не дает, ибо это

лишь эмендация позднеантичного времени, поясняющая

читателю, что такое этот Борисфен. Нам известны

керамика и два-три граффити второй половины VII в. (№ 2,

165), но удивительным образом слой этого времени не

обнаружен, хотя поселение вскрыто уже в значительной

степени. Это может указывать, что в середине VII в. на

Березани был основан эмпорий, и, когда

взаимоотношения со скифским хинтерландом показали экономическую

состоятельность отправления сюда колонии, где-то в

начале VI в. сюда прибыла большая партия колонистов.

Только с этого времени Березанское поселение стало

регулярной апойкией —¦ самостоятельным политическим

организмом, нротополисом. Об интенсивном наплыве

большой массы колонистов говорят развернувшееся в

первой половине VI в. широкое аграрное освоение

противолежащего побережья и, может быть, смена кремации на

некрополе трупоположением. В любом случае изменение

похоронного обряда на протяжении небольшого отрезка

времени указывает на изменения в составе населения.

w Dio Chr., XXXVI, 51.

266

Если верно предположение, что Березань стала апой-

кпей только в начале VI в., то можно думать, что

уникальность надгробного монумента Мастора объясняется его

положением ойкиста колонии. Обязательному в греческой

колонизационной практике обычаю выбирать основателя

из аристократической среды вполне соответствует

аристократический характер его имени.

Альтерация кратких и долгих гласных в надписи

применительно к середине VI в. показывает, что ее автор —

Аристоним происходил из ионийского двепадцатиградия,

т. е. из малоазийской Ионии. В остальных греческих

центрах, в том числе и островной Ионии — на Кикладах,

Эвбее, в это время краткое и долгое о еще не различалось

на письме. Метрополия Березанского поселения нам

неизвестна, но ряд обстоятельств позволяет предполагать

первенствующую роль ведущего центра ионийского две-

надцатиградия — Милета — в основании апойкии на

острове. Помимо общего указания письма надгробия на

ионийский додекаполис, думать об этом заставляют

следующие данные. Во-первых, Милет был метрополией

Ольвии, основание которой около середины VI в., как мы

видели, вряд ли произошло без участия березанцев.

В третьей четверти VI в. на Березани и в Ольвии действует

одно и то же лицо (см. № 116), что безусловно подтверждает

тезис о Березани и Ольвии как двух звеньях одной

политической системы. Во-вторых, фонетические и

графические особенности ранних березанских надписей имеют

соответствие в восточноиопийских, т. е. малоазийских

ионийских, памятниках. Имеется даже изоглосса —

передача дифтонга во через ео, засвидетельствованная во

второй половине VI в. в Милете, а на рубеже VI—V вв.

на Березани (милетский список стефанефоров и березан-

ское письмо Ахиллодора). Следы аканья, представленные

в письме Ахиллодора, позволили мне высказать

предположение о происхождении части березанских колонистов

из милетской хоры, пограничной с дорийским Галикар-

насом 21. Наконец, нижеследующие граффити второй

половины VII в. или начала VI в. показывают со всей

определенностью, что на Березанском поселении этого времени

проживали выходцы с островной Ионии (№ 2) и из

восточной, малоазийской Ионии (№ 165, где различается

21 Яйлепко В. II. Вопросы интерпретации березанского письма

Ахиллодора. — ВДИ, 1975, № 3, с. 134—135.

267

18*

краткое и долгое о). Отсюда следует, что поселение на

Березани было основано в середине VII в. выходцами из

восточной и центральной (островной) Ионии.

Итак, несколько березанскпх граффити показывают,

что в основании поселения на острове наряду с Милетом

принимали участие и другие центры.

I. Инн. АП 74—260 22. Ионийский тонкостенпый

кувшинчик с ручкой, почти целиком сохранившийся. От

основания ручки кругом по тулову идет падпись,

завершающаяся у другой стороны ручки: 4oivo г;и -:oi^(o)/.7j

аржуь; — «я кувшинчик похотливого Идана».

По шрифту надпись датируется серединой-—третьей

четвертью VI в., на что указывает одновременное

употребление трехчастной и четырехчастной сигмы, такая графика

зафиксирована и на посвященных неким И-р сосудах,

один из которых — мелкофигурпый килик третьей

четверти VI в. (рис. 116а), а второй — хиосский кубок с

фризом пз вертикальных черточек, нанесенных коричневым

лаком на венчик (№ 116).

Надпись Идана характеризуется причудливым

смешением черт золпйского и ионийского диалектов. Здесь

01ср(6)Хг( — эолийский генетив существительных на — тг;;.

Название сосуда dpimi^o; первоначально было вырезано

в эолийской форме ifazi/oc (ср. эолийское rooxavi; при

ионийских формах на fcpoiav-, хотя в целом для

лесбосского говора эолийского диалекта более характерно

обратное явление — замена о о23. По-видимому, это написание

через о обязано происхождению Идана не с Лесбоса, а из

материковой «Эолиды (см. ниже). Ионийские черты — *ле-

дующие: k\xi (при лесбосском и фессалийском ipp'.)r

употребление эты и омеги (ошибочно вырезанной вместо олш-

22 Нижеследующие граффити храиятся в киевском Муиее

природоведения АН УССР (кроме № 7, 173, 174, 179). Первые две

цифры указывают год раскопок (буквы АБ шифра далее опускаются).

Номер граффито и номер рисунка совпадают. Рисунки даны в

некотором уменьшении. Обычно граффити расположены на наружных

поверхностях сосудов, что не оговаривается, отмечаются лишь

случаи размещения надписей на внутренних частях сосудов. Все

даты — до н. э.

23 Buck, р. 27, 149. Ср. тирское граффито II в. до н. и. с

близки к названием сосуда: VjfjLt аризсуда («я чаша такого-то») на

фрагменте края буролаковон мегарской чашки с пояском ов; от имени

владельца сохранилась часть начальной буквы

(Белгород-Днестровский музей, инв. Зв86). Здесь apoa-iqp— вариант слова аоит^р—

«чата, кубок».

268

крона it слове oi^6Xr,g) при отсутствии их в эолийских

алфавитах в целомп. Выражение дифтонга сю через о

одинаково свойственно как ионийской, так и эолийской

графике. Сочетание xotcpoAr, выражает красис то (=то0) с ol-

фолт; (ср. -6&fX5w = too 'Еррзд в берешшском

посвящении VI в.)25'

Судя по небольшим размерам, avb-t/o; Идана

предназначался для парфюмерии. Р1а ото же указывает и

изображение карлика, сбивающего палкой (суб)тронические

плоды, из которых, видимо, и вырабатывались

ароматические средства, возбуждавшие «похотливого Идана».

Имя "Ifiavo; не засвидетельствовано в греческой н

малоазийской ономастике, тем не менее происхождение его

довольно прозрачно. Оно явственно намекает на

происхождение владельца сосуда из Эол иды, в которой была

расположена гора Ида. Имена с основой '1оа- были

распространены в архаическую эпоху в южной восточногре-

ческой среде, т. е. в малоазийской Ионии 26. Аналогичные

имена последующего времени обнаруживают ту же

дистрибуцию: все они происходят из достаточно удаленных от

Эолиды юго-западных областей Малой Азии (Карня,

Линия) 27. В этом ареале происхождение имен связано

с ионийской глоссой, приведенной Гесихием: гЗт/ | J

opov Tooiac' -if, 'jXt; [ ]. otjXoT 5s xal tov i>0t(Xov тояоу. [ 1

"IcuvsqSs opojAiuvopoc «Ида ... горная цепь Троады,илл лес. . .

Обозначает также и высокое место. . .Ионийцы же

называют так поросшую лесом гору». Поскольку ионийцы

вообще называли словом iotj поросшие лесом горы, то

в их ареале были свои «Иды», служившие основой для

образования соответствующих антропонимов. Напротив,

эолизмы надписи Идана предполагают непосредственное

происхождение его имени от названия большого горного

массива :,Ioa, залегающего в Эолиде.

24 Присутствие эти в надписях из эолийской Ларисы и Маше-

зип объясняется влиянием соседней ионинской Фокеи (LSAG,

р. 359-361).

25 Schwyzer, jVs 737. В предварительной публикации во

избежание исправления омеги я объяснял Т01ФЙЛН надписи как патро-

HiiMiiK Идана, входящий в группу фригийских имен на БшХа-,

но теперь отказываюсь от такого объяснения.

26 Так, в надписях упоминаются родосец Ндаменей, галикарна-

сец Идагиг (LSAG, р. 348, 353).

27 Zgusta L. Kleinasiatische Personennamen. Prag, 19fi4,

S. 191-192.

209

Далее смесь ионийских и эолийских черт в языке

Идана свидетельствует о не очень долгом еще пребывании

этого эолийца в ионийской среде. Он еще не усвоил как

следует различие на письме долгих и кратких гласных,

о чем свидетельствует ошибочно написанная им омега^

непривычная ему как эолийцу, на месте омикрона в слове

о1<роХг,;. Все это заставляет видеть в Идане колониста

середины VI в., прибывшего с массой ионийцев на Березань.

Кроме того, граффито Идана — это шутливая надпись

владельца, что также свидетельствует в пользу того, что

он был жителем Березани, а не залетной птицей.

Таким образом, в колонизации Березани примерно

в середине VI в. наряду с ионийцами принимали участие

и эолийцы. В Северном Причерноморье это уже третий

случай участия эолийцев в основании колоний совместно

с ионийцами, что зафиксировано источниками также

применительно к Гермопассе 28 и, на мой взгляд, к Тире.

Дело в том, что в Тире, основанной в VI в. милетянами,

т. е. ионийской колонии 29, найдено граффито, написанное

на неионийском диалекте. Это застольная падпись,

прочерченная по краю большого чернолощеного блюда, у

закраины снизу (рис. 1д, от блюда сохранился фрагмент

края 30. xiXa oi; — «отличная ягода».

Форма pa; указывает на ненонийский диалект автора

надписи (ионийское ptoS), чему соответствует и эолийская

или дорийская форма прилагательного женского рода —

эолийское хала или дорийское xaXi (== ионийско-аттиче-

скому xa>*7J). Время составления надписи близко времени

основания Тиры — по шрифту она относится ко второй

четверти—середине VI в.31, что дает terminus ante quern

для времени возникновения этой колонии. Как памятник,

оставленный первыми колонистами Тиры, эта падпись

чрезвычайно важна для определения того неионийского

пласта, который был представлен здесь наряду с ионий*

28 ЕивШШ Comm. ad Dion. Per. ЪШ^АгПапЬ Bith., fr. 60.

*• Scymni, 802—803.

30 Белгород-Днестровский музей, инв, 1008. Приношу

благодарность дирекции музея, предоставившей тирскне граффити в мое

распоряжение.

81 Характерные формы альфы с очень архаичным перекосо*м

перекладин, ро на развитом корешке и лямбды с разновеликими

гастамп находят хорошие параллели в сигейской надписи Фанодика,

исполненной бустрофедоном и датирующейся примерно серединой

VI в., а также в хиосском законе второй четверти VI в. (LSAG,

tabl. 65—41, 71-43, 44).

270

ским. Ключ к решению этой проблемы заключается в

определении диалектной принадлежности надписи. Поскольку

прилагательное хаХа может быть дорийским и эолийским,

для выяснения диалектной принадлежности этой очень

краткой надписи мы вынуждены прибегнуть к данным

внеэпиграфического характера.

Каких-либо сведений о дорийских элементах в Тире

нет, зато привлекает внимание то обстоятельство, что

неподалеку от Тиры в устье Днестра известно хшцт) сЕр$ш-

vax-:o; -— «селение Гермонакта». Имя эпонима этого

селения явным образом соответствует имени того Гермона,

который вместе с Семандром основал боспорскую Гермо-

нассу. Рассмотрим этот вопрос подробней.

Евстафий в указанном пассаже сообщает, что Гермо-

насса названа по имени ойкиста Гермона, точно так же

как Фанагория — по имени своего основателя Фанагора.

Он приводит и другую версию — арриановскую, согласно

которой Гермонасса была названа по имени жены Се-

мандра, по смерти мужа унаследовавшей власть в

основываемом городе. Арриановское объяснение названия

города носит чисто экзегетический характер, что достаточно

определенно показал уже С. А. Жебелев 32. Поскольку

в литературе только что сделана попытка поддержать

арриановскую версию, в дополнение к аргументам Жебе-

лева, которых достаточно, чтобы стала ясной

несостоятельность арриановского объяснения, приведу следующие

данные. Арриановское разъяснение названия Гермонасса

основано на народной этимологии топонима. Есть

большая группа женских греческих имен, представляющих

собой composite из <Ьазза — «владычица,

предводительница» — и соответствующего эпитета: KoAXtavaasa, Лмла-

vaaaa, 'If.avassa, 'Apexavaaoa и т. д.33 Но

народной этимологии в качестве такого женского имени

понималось и название fEp[xcovaoaa с со, получившимся из

слияния о и а: сЕр|ло-ауааза —- таким путем и возникла

легенда о некоей Гермонассе, якобы правившей (avaasa!)

в названном по ее имени городе. Ошибочность этой народ-

32 С, Л. Жебелев (Северное Причерноморье. М.; Л., 1953, с. 67)

привел примеры объяснения названий Аррианом: Фасос назван

ло Фасосу, сыну Посейдона, Нил — по Нилу, потомку Атланта,

it т. д.

33 Hansen В, Riicklaufiges Worterbuch der griechischen Eigen-

namen. В., 1957, S. 42.

271

ной этимологии следует из того, что, во-первых, имя

еКр[Ш7ааоа не входит в группу composita с а>азза, так как

первый ее компонент — не прилагательное, и, во-вторых,

ни одно из женских имен этой группы не стало

топонимом. Таким образом, версия Лрриана содержит только

одно реальное зерно: Гермонасса была основана некими

эолийцами во главе с ойкистом Семандром из Мити-

лены.

Арриановская традиция в передаче Евстафия носит

лакунарный характер — в ней отсутствует упоминание

об ионийцах в числе основателей города. В данном случае

не столь существенно выяснять, Евстафий лп умолчал об

этом в своем пересказе или ионийцы вообще не

фигурировали в изложении Арриана. Важно, что географ II в. н. э.

Диописий Периэгет (552) и вслед за ним Евстафий и

Стефан Византийский (s. v. *Ef>pu>vaoaa) называют Гермо-

нассу городом, основанным и населенным ионийцами. Эта

версия подтверждается и уточняется наличием

милетского культа Аполлона Дельфиния в Гермонассе, что

является свидетельством основания города милетянами 34.

Другая гермонасская надпись IV в. подтверждает и

сообщение Арриана об участии эолийцев в основании города:

в эпитафии 'Атои; 'Атуяш патронимик имеет эолийское

окончание родительного падежа на -со35. Таким образом,

сообщения литературных источников о совместном

основании Гермонассы ионийцами (во главе с милетянами) и

эолийцами, в числе которых, судя по этникону Семандра,

были лесбосцы, находят подтверждение в эпиграфике

города.

В соответствии с греческой колонизационной

практикой колониальная экспедиция, состоявшая из двух

гетерогенных групп переселенцев, имела двух ойкистов.

Предводителем ионийцев, по Евстафию, был Гермон,

вождем эолийцев, по Арриану — Семандр 30. Поскольку мы

34 КБН, 1038, IV в. О сношениях Боспора с Мнтпдевой в V—

IV вв. см.: Syll.3, 212; КБН, 274. Ср. также: Thue.4 III, 2, 2: перед

отпадением от Афин Лесбос запросил в Попте стрелков из лука,

хлеб и пр. Это экспорт, характерный для Северного

Причерноморья, и очень вероятно, что Мптплона, согласно греческой

практике, обратилась за помощью к тамошней своей колонии, каковой

была Гермоиасса (вряд ли слабая еще Тира — см. ниже).

35 КБН, 1061; ср.: Schwyzer, 446 ел.

8? Например, Гелу сообща основали Аптифем с родосцами и Эи-

TiiAi с критянами, онкистами Занклы были Перпэрес от Кум и Кра-

темен от Халкиды и т. д. (Thuc, VI, о, 3—5).

272

выяснили, что жена последнего — чисто этимологический

вымысел, ясно, что в основе названия города лежит имя

ойкиста Гормона, оформленное топонимическим суффиксом

-оота: c'KpfjL(»v гаоза^> cEpjxu')vassa. Что это так,

подтверждается другим, параллельным названием того же города —

Гермония, фигурирующим у Стефана Византийского.

Суффикс -аота сам по себе является свидетельством того,

что боспорский топоним был образован по модели,

употребительной в Эгеиде: недавние переселенцы дали

название новооснованному городу по имени своего ойкиста,

оформленному топонимическим суффиксом,

употребительным в их метрополиях — Ионии и Эолиде.

Коли обратиться к Тире, то здесь можно увидеть ряд

соответствий к обстоятельствам основания Гермонассы:

присутствуют те же милетские ионийцы, топоним, который

можно выводить из имени Гермона, надпись, которую

можно считать эолийской, наконец присутствует тот же

эгейский топонимический суффикс -аза. Каждое из

перечисленных соответствий само но себе может быть

трактовано по-разному, но в комплексе они достаточно однозначны

как свидетельство участия в основании Тиры тех же

ионийцев и эолян, которые основали Гермонассу. Прежде

всего на основании приведенного комплекса данных

очевидна эолийская диалектная принадлежность надписи xaXa

pa?, так как какие-либо доризмы, повторяю, в Тире нам

не известны. Поскольку этот памятник относится ко

времени возникновения Тиры, это означает, что в основании

данной колонии наряду с ионийцами принимали участие

и эолийцы. Коль это так, загадочный топоним в устье

Днестра хш|хт| 'EpfAiovaxTog может быть связан не с некоей

личностью но имени EppffivaE, а с историческим лицом —

ойкистом Гермоном: по той же народной этимологии,

которая видела в названии Гермонасса слово

ava^a—«владычица, предводительница», название xcojatj ^pjicbvaxxos было

образовано из первоначального топонима с основой f'Ep;j.<ov

при помощи слова ava?, обозначавшего ранг Гермона как

предводителя, ойкиста, т. е. "Epiuov + ava? с гаплологией >

сEppujvaE, фиктивное имя эпонима xohjlt) 'Eppd'vaxToc Эта

этимологическая операция сама по себе спорна, но в

сопоставлении со следующим аргументом продуктивность ее

возрастает, я имею в виду присутствие там же, в низовье

Днестра, названия Офиусса, имеющего тот же эгейский

топонимический суффикс -ззх, что и Гермонасса. Этот

273

суффикс балкано-малоазийского происхождения87,

разнесенный переселенцами по всему Средиземноморью,

в Северном Причерноморье представлен в раннее время

только в названиях Гермонасса и Офиусса (в римское

время известны также Антисса, Асса, Ниосс, Описсас,

Спадуса). Само по себе и это могло бы быть случайным

совпадением, но, взятое в комплексе тирских соответствий

обстоятельствам основания Гермонассы, оно служит

показателем взаимосвязи возникновения обоих городов.

Итак, Тира являет собой аналог Гермонассе: оба

города основали ионийцы во главе с милетянами и эолийцы;

в обоих городах представлены надписи на ионийском и

эолийском диалектах 38; в обоих пунктах имя одного и

того же ойкиста Гермона было увековечено в топонимике,

в оба пункта привнесены эгейские названия с суффиксом

-аза, отсутствующим в топонимике других областей

Северного Причерноморья. Эти соответствия могут быть

объяснены однозначно тем, что соединенная экспедиция

ионийских н эолийских колонистов, отправленная Миле-

том в Понт во главе с ойкистами Гермоном от Мнлета и

Семандром от Мнтилены, основала Гермонассу на Бос-

порз и селение около устья Днестра, откуда вскоре

колонисты перешли в Офиуссу и далее — в Тиру, если это

не два названия одпого города. Аналогичным образом

мегаряне в Сицилии, прежде чем утвердиться в Мегаре

Гиблее, основали два местечка — Тапс и Тротил; и кире-

няне тоже несколько раз меняли место своего

пребывания па новой родине. Поэтому не исключено, что

возникновение еще одного незначительного поселения, также

именовавшегося Гермонассой, около Трапезунта 39, тоже

связано с движением экспедиции Гермона.

В ходе греческой колонизации известпы подобные

экспедиции колонистов, отправляемые со стратегическими

целями. Так, еще в VIII в. Халкида выслала колонистов

в Сицилию, где они основали сначала Накс, а затем,

37 См.: Гиндин Л. Л. Язык древнейшего населения юга

Балканского полуострова. М., 1967, с. 60—64; Откупщиков Ю. В. Бал-

кано-малоазиискпе топонимические изоглоссы. — В кн.:

Балканское языкознание. М., 1973, с. 5 ел.

38 Ср. иоыпзмы в гермонасских надписях: КБН, 1037 ел. —

и в тирских граффити (ср. tjui тирскоп надписи, упомянутой в

примеч. 23, а также посвящение тпрнта, найденное в Ольвпи. См.:

Граффити, № 80).

39 Stb., XII, 3, 17.

274

несколько лет спустя, Леонтины и Катану на границах

освоенной ими плодородной долины реки Симеф. Это была

своевременная мера, ибо вскоре стали прибывать в

Сицилию колонисты и из других городов. Мегарские

колонисты, проблуждав в Сицилии несколько лет, втиснулись

между Леонтинами и Сиракузами. Очень показательна

в этом отношении предыстория основания и самих

Сиракуз. Коринфяне вслед за халкидянами устремились в

Сицилию, но решили одним выстрелом убить двух зайцев.

Соединенная колониальная экспедиция, включавшая

коринфян и некоторых других дорийцев, по пути в

Сицилию остановилась на Керкире, лежавшей на италийской

трассе, и выбила оттуда эретрийских колонистов. Часть

коринфских колонистов во главе с ойкистом Херсикратом

осталась на Керкире, а другая часть во главе с Архием

двинулась в Сицилию и, подобрав по пути дорийцев,

неудачно пытавшихся утвердиться там, завладела

плодородной долиной реки Анапы, основав Сиракузы.

Как и в Сицилии, где конкурировали между собой

халкидяне, коринфяне и мегарцы, в Понте элемент

конкуренции также, по-видимому, имел место, поскольку

сюда устремились Милет, островные ионийцы, эолийские

центры и Мегара. Как Халкида захватила ключевые

пункты пути на Запад благодаря основанию Занклы,

Накса и Кум, так и Милет в Понте примерно столетие

спустя захватил ключи к важнейшим торговым артериям,

основав на Истре (Дунае) Истрию, на Борисфене и Гипа-

нисе — Березань, приМеотиде и Танаисе — Пантикапей.

Показательно в этом плане, что основание Истрии и Бе-

резанского поселения разделепо промежутком в несколько

лет; тогда же, судя по одной и той же древнейшей

керамике, был основан и Пантикаией. Следующие по значению

торговые пути по рекам Днестру и Гипанису (Кубани)

Милет освоил уже совместно с эолийцами, основав

смешанные колонии Гермонассу и Селение Гермона-—Офиуссу—

Тиру.

Вернемся, однако, к Березани, к памятникам,

свидетельствующим об участии немилетских ионийцев в

основании местного поселения.

2.74—37. Фрагмент тулова толстостенного закрытого

сосуда со светлой обмазкой и частично рифленной

поверхностью. На нем сохранились остатки 4—5 вырезанных

ретроградно букв, две из которых очень характерны:

275

«хвостатое» ро, употреблявшееся во многих локальных

алфавитах архаической Греции, но не характерное для

восточноионийскнх, т. е. малоазийских, центров Додека-

полиса, и следующая налево за ро буква в виде

трехчетвертной окружности, которая может быть бетой или

омикроном 40. Ро и бета указанных форм употреблялись

в алфавитах ионийских среднекикладских островов

Наксоса, Делоса, Пароса и колонии последнего — Фасоса 41.

Па Дорийском среднекнкладском Мелосе также

бытовали «хвостатое» ро и омикрон в форме полукружия 42,

однако вряд ли стоит думать об участии этого крошечного

островка, все внешние интересы которого были

ориентированы на Пелопоннес, в колонизационных предприятиях

Мплета.

Таким образом, надпись содержит следующие буквы

(справа от ро сохранился правый уголок ню): --NPBII--,

что предположительно может быть прочитано как --у Fj3iy--;

ср. 'Apfkvouat письма Ахиллодора (стк. 12) Последнее

название я объяснял как топоним карийского

происхождения, вынесенный милетскими колонистами (Милет

расположен в Каряи) в Северное Причерноморье43. Это

позволяет предполагать, что название Верезанского поселения

в архаическую эпоху, возможно, звучало как ('А)р?куатои

пли ('A)pptvat; ср. упоминаемый Стефаном Византийским

и ближе неизвестный город на Понте 'Appivwv.

Характер письма граффито очень архаичен. Высокие,

размашисто написанные буквы характерны для надписей

40 В ряде центров, в том числе Ионии, известна и гамма в влдо

полукружия, но трехчетвертной доли окружности она достигала

в редчайших случаях. «Хвостатое» ро засвидетельствовано в мало-

азпйской Ионии лишь на посвящении Креза в храм Артемиды

Эфесскоп. (середина VI в.). По выражению М. Гвардуччи, «уто

догюлыго редкая для малоазийской Ионии форма» (Guarduccl М.

Epigrafia greca. Roma, 1967, 1, p. 264—265), а по словам Л. Джеф-

фери, «она необычна в Иошш» (LSAG, р. 339). На Березани же

«хвостатое» ро достаточно употребительно, это нормальный здесь узус

(см. № 7, 89, 173). Немалоазийское происхождение

рассматриваемой надписи подтверждается также тем, что в двенадцати градье

полукружием могла обозначаться гамма, и если считать «хвостатое»

р о восточноионп неким, получи лось бы бессмысленное сочета пи с

букв NPr.

«LSAG, p. 289, tabl. 56-35, 57—40.

42 Ibid., p. 321.

43 Яйлепко В. Л. К датировке и чтению березанского письма

Ахиллодора. — ВДИ, 1974, Да 1, с. 146.

276

VII—первой половины VI в.41 Это древнейший в

Северном Причерноморье письменный памятник, который,

сообразуясь со временем основания Березанского поселения,

датируется в пределах второй половины VII—начала

VI в.45 Следовательно, он оставлен первопоселенцем бере-

занской колонии. Судя по графике надписи, ее оставил

выходец из среднекикладского ионийского ареала —

Наксоса, Делоса, Пароса — либо колонии последнего — Фа-

соса. Участие выходцев с перечисленных островов в

основании Березанского поселения, на мой взгляд, объясняет

загадочное приношение пшербореями на Делос

завернутых в солому священных даров.4* как освященную

авторитетом Делосского святилища легенду, в основе которой

лежали древние попытки установления торговых

контактов кикладских ионийцев со Скифией, минуя посредство

Милета.

Аналогичным образом и Парос мог иметь свои

интересы на Берсзани, но иначе — через посредство Милета.

Из произведений Лрхилоха, поэта второй

четверти—середины VII в., нам известны колонизационные предприятия

паросцев по Фракии, но об их интересах в (Неверном

Причерноморье никаких данных нет. Однако имеются сведения

о тесных связях Пароса с Милетом, существовавших уже

в VII в., а может быть, и ранее 47, что предполагает

возможность участия паросцев в предпринятом милстянамп

основании поселения на Березани.

4. 74—830. По фр.48 дна чл. чаши надпись второй пол.

VI в.: p>.txe vh--.

41 Ср., к примеру, надпиегг Фсры (LSAG, tabl. 61) или на

ионийской почве — Самоса (Tbid., tabl. 03—1). Близкую графику

содержат ет надписи Г)91 г. в Абу-Симбеле.

45 К числу древнейших письменных памятников Северного

Причерноморья принадлежат нижеследующие граффити № 5, 20,

45, 89, 105. а также № 3: остаток надписи — буква В на фрагменте

плечей сероглнняного закрытого сосуда типа кувшина (инв. 70—

f>02). Судя но шрифту, эти надписи относятся к первой половине

VI в., а некоторые из них могут восходить еще ко второй

половине VII в.

46 Нйи, IV, 33—30; ср.: Alcaeus apnd Himerii Decl., 48, 10—И

Col. = Гг. 1 С P.-L.

" LSAG, p. 294.

48 Далее употребляются следующие сокращения: буролак. —

буролаковый, гл. — глиняный, ион. — ионийский, кл. ~*красно-

лаковмн, лощ. — лощеный, пол. -~ половина, фр. — фрагмент,

чл, — перколаконый, тт. орн* — штампованный орнамент.

По большей части граффити сделаны на открытых сосудах для

277

Данпое граффито представляет собой основательный

эпиграфический «орешек». За исключением одной буквы N,

второй справа, значение букв надписи неопределенно.

Прежде всего установим, что граффито вырезано слева

направо, о чем свидетельствует направление букв В и N.

Поскольку значение двух первых слева знаков сразу не

улавливается, рассмотрим третий. Он напоминает букву

пи, но не архаического, а поздпеолл идиотического шрифта

II—I вв. до н. э. с полочкой, продленной за

вертикальные черты, левая из которых короче правой. Для архаики

такая форма буквы немыслима, и это заставляет думать,

что перед нами буква may, которой предшествует

соприкоснувшаяся с ней йота или случайная черта.

Если следующий знак читать как бету, получится

невозможное для греческого языка сочетание согласных

ТВХ, следовательно, знак В с характерныАш острыми

уголками вместо полукружий имеет другое значение.

13 архаических греческих алфавитах такой знак, помимо

беты, выражал краткое и долгое е в алфавитах Коринфа,

Мегары и коринфской колонии Левкады 49. Заключение

о коринфском или мегарском алфавите данной надписи

поддерживается первым слева знаком, каковым в

алфавитах Коринфа, Мегары и их колоний обозначалась

бета 50. В Коринфе она встречена лишь один раз — ди-

пинто на сосуде VI в., но присутствие ее в Сиракузах,

колонии Коринфа, указывает, что это древнейшая форма

беты коринфского алфавита, восходящая еще к VIII в.

Поскольку очевидно, что граффито выполнено не

ионийским, а коринфским или мегарским алфавитом (Ме-

гара заимствовала свой алфавит из Коринфа), следует

заключить, что последняя буква надписи II, у правого

скола, не эта, каковой ни в мегарском, ни в коринфском

алфавите не было, а хета, выражавшая придыхательное

произношение гласного. Следовательно, в утраченном

тексте за хетой следовала какая-то гласная буква.

питья — киликах, скифосах, чашах и т. д. Ясно, что в большинстве

своем это обломки киликов, но, поскольку по сохранившемуся

небольшому фрагменту сосуда часто нельзя определить с

уверенностью его тип, для обозначения такой посуды пользуюсь наиболее

общим определением — чаша. Под ионийской керамикой

подразумевается та же, что обозначается и как «родосско-ионийская».

49 LSAG, таблица «Формы букв» в конце книги.

fi° Бета так обозначалась также на Мелосе, но эпсилон здесь

имел обычную форму Е (LSAG, р. 308).

278

Осталось выяснить значение второго знака L,

состоящего из двух слегка перекрещенных гаст, которым в

Коринфе и Мегаре, как и в ряде других местных алфавитов,

обозначалась гамма, но с поворотом усиков вверх или

вниз. Однако в нашем случае такое чтение невозможно,

несколько в греческом языке нет слов, начинающихся

на ру. В ряде других алфавитов примерно таким же

знаком обозначалась лямбда, причем в Коринфе, Мегаре

и множестве других центров ее усики направлены вниз,

а в Аттике, Халкиде, Беотии — вверх. Второй слева

знак нашего граффито можно считать лямбдой «халкид-

ского» типа — один из его усиков ориентирован вверх.

Интересно, что лямбда такой формы встречена в

сицилийской колонии Мегары истмийской — Мегаре Гиблее, в пад-

писи на черенке примерно середины VII в. Появление

здесь «халкидской» формы лямбды может быть объяснено

влиянием соседних халкидских колоний Сицилии. Иное

объяснение заключается в том, что такая лямбда

присутствовала в древнейшем алфавите метрополии, в Мегаре

истмийской. В таком случае она была бы результатом

аттического или беотийского влияния на алфавит

Мегары и.

Предположение об аттическом влиянии на форму лямбды

нашей надписи может быть поддержано тем, что граффито

выполнено на чернолаковом, аттического производства

сосуде. Далее, читаемый здесь императив настоящего

времени {ЗХьте63 может быть производным от глагола pXirceiv—

«обрезать мед, вырезывать соты из улья» (метафорически —

«обдирать»), такое значение образует хороший контекст

вкупе с сосудом для питья вина, на , котором вырезана

надпись. Но не исключено, что j3Xt4e является

производным от глагола pXtooetv, который представляет собой,

согласно грамматику I в. н. э. Эротиану (fr. 16), эквивалент

глагола [xaXiajeiv—«мять, смягчать, исцелять». В таком

случае присутствие may, а не сигмы в нашей надписи

также можно было бы рассматривать как аттицизм.