Сорок восемь часов
Молодой врач из ЦРН - центра реабилитации наркозависимых - нацарапал в нижней части рецепта свою подпись и передал его мне с суровым выражением лица.
- Запомни, возьмешь лекарство и через сорок восемь часов, когда абстинентный синдром станет невыносимым, вернешься сюда, - сказал он не сводя с меня глаз. - Это будет нелегко, но если ты не будешь выполнять мои указания, будет еще хуже. Понятно?
- Да, понятно, - кивнул я, встал и пошел к выходу. - Надеюсь, у меня получится. Увидимся через пару дней.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как мы с моим лечащим врачом впервые заговорили об отказе от метадона. Я полагал, что готов к этому, но консультанты и врачи, очевидно, не разделяли моей уверенности. Каждый раз, когда я приходил, они откладывали это, не объясняя мне причин отказа. Но теперь наконец-то они приняли решение, и я собирался сделать последний шаг к полному выздоровлению.
Рецепт, которые мне выдали, разрешал мне получить последнюю дозу метадона в моей жизни.
Метадон помог мне отказаться от героина. Но теперь я был сыт по горло своей привычкой, и решил, что пришло время отказаться и от нее.
Когда через пару дней я вернусь в ЦРН, я получу свою первую дозу более слабого препарата, субутекса, который позволит мне окончательно отказаться от наркотиков. Консультант сравнил процесс с посадкой самолета, и это показалось мне хорошей аналогией. В следующие месяцы он будет постепенно сокращать дозировку препарата, пока доза не окажется совсем мала. Он сказал, что я как бы буду медленно опускаться на землю, пока не приземлюсь, и, будем надеяться, приземлюсь мягко.
Пока я ждал рецепт, я особо не задумывался над этим, моя голова была забита мыслями о том, что меня ждет следующие сорок восемь часов.
Консультант во всех подробностях описал мне риск. Отказаться от метадона не так легко. Точнее говоря, очень сложно. Мне придется пережить «ломку», при которой испытываешь множество неприятных физических и психических симптомов абстиненции. Мне придется подождать, пока эти симптомы не достигнут своего пика, и лишь потом я смогу вернуться в клинику за первой дозой субутекса. Если я сорвусь, то рискую получить то, что называется "синдромом отмены", но об этом я предпочитал не думать.
Я был уверен, что справлюсь, но в то же время меня терзало ужасное чувство, что я сорвусь и ударюсь во все тяжкие, лишь бы мне стало лучше. Я продолжал уверять себя, что должен сделать это, должен преодолеть последнее препятствие. В противном случае все мои дни станут одинаковыми. Ничего не изменится.
Это была реальность, которую я наконец-то осознал. Я жил так уже десять лет. Я многое упустил, потратил впустую столько времени, смотря, как оно утекает сквозь пальцы. Когда ты колешься, минуты превращаются в часы, а часы в дни. Время ускользает, становится несущественным, и ты начинаешь беспокоиться о нем, только когда тебе нужна новая доза. До этого оно тебя не волнует. Но когда начинается ломка, все, о чем ты можешь думать, это как раздобыть деньги.
С тех пор как я употреблял героин, прошло много времени, и я далеко продвинулся. ЦРН показал мне правильный путь, но теперь меня просто тошнило от всего этого. От необходимости каждый день ходить в аптеку и каждые две недели ездить в ЦРН. От необходимости доказывать, что я не наркоман. С меня было довольно. Я чувствовал, что должен что-то поменять в своей жизни.
В каком-то смысле выбранный мной путь - справиться со всем в одиночку - был сложнее других. Мне несколько раз предлагали вступить к "Анонимным наркоманам", но мне не понравилась их реабилитационная программа из двенадцати шагов. Мне не нравится всякая квази-религиозная хрень, где я должен был вверить себя высшей силе. Это не по мне.
Я понимал, что этот путь еще больше усложнит мою жизнь. Другое дело, что теперь я был не один. Со мной Боб.
Я никогда не брал его в клинику ЦРН. Не хотел, чтобы он видел это место. Этой частью своей жизни я не гордился, хоть и ощущал, что многого добился с тех пор, как впервые попал туда.
Когда я вернулся домой, Боб обрадовался. К тому же по дороге я заскочил в супермаркет и притащил с собой полный пакет еды, которой должно было хватить нам на два дня. Любой, кто пытался избавиться от какой-либо привычки, знает, каково это. Если вы пытаетесь бросить курить или отказаться от алкоголя, первые сорок восемь часов самые трудные. Вы так хотите получить дозу, что уже не можете думать ни о чем другом. Очевидно, что главная хитрость в том, чтобы думать о чем-то еще. Это-то я и надеялся сделать. Я был очень-очень рад, что у меня есть Боб, который мог помочь мне добиться желаемого.
После обеда мы уселись перед телевизором, перекусили и стали ждать.
Действие метадона продолжается около двадцати часов, поэтому первая половина дня прошла довольно легко. Мы с Бобом много играли, а потом прогулялись, и он смог сбегать в туалет. Я поиграл в древнюю версию Halo2 на потрепанном Xbox-е. В тот момент мне казалось, что все идет гладко. Но я знал, что это не будет продолжаться вечно.
Наверное, самый показательный пример "ломки" показан в фильме "На игле", в котором герой Эвана МакГрегора, Рентон, решает бросить героин. Он запирается в комнате с запасами еды и воды и проходит через "ломку". Он переживает самый ужасный физический и психический опыт, который вы с трудом сможете представить, включая тремор, галлюцинации и тошноту. Все это херня. Помните момент, когда он представляет, как вылезает из унитаза? То, что я пережил в следующие сорок восемь часов, было в десятки раз хуже.
Первые симптомы абстиненции появились спустя всего двадцать четыре часа после приема последней дозы метадона. Восемь часов подряд я сильно потел и очень нервничал. Была середина ночи, и нужно было спать. Я клевал носом, но чувствовал, что большую часть времени нахожусь в сознании. Это было странное подобие сна, полного сновидений, точнее галлюцинаций.
Трудно вспомнить наверняка, но мне кажется, что эти сны были о героине. Они все развивались по одному сценарию: я доставал дозу, но потом разливал ее, или не мог вколоть иглу в вену, или меня арестовывала полиция раньше, чем я мог вколоть наркотик. Это было пугающе. Очевидно, этим способом мое тело пыталось показать мне, что оно больше не нуждается в героине, который я когда-то колол себе каждые двенадцать часов. А может это подсознание пыталось убедить меня, что сходить за дозой будет хорошей идеей. Внутри меня шла настоящая битва, а сам я словно наблюдал за ней со стороны.
Это было странно. Отказаться от героина мне было куда легче. Перейти на метадон оказалось просто, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывал сейчас.
Время потеряло свой смысл, а на следующее утро у меня началась адская головная боль. Меня стали раздражать свет и звуки. Я пытался сидеть в темноте, но у меня начинались галлюцинации, и чтобы они прекратились, я включал свет. Это был замкнутый круг.
Больше всего мне нужно было что-то, что избавило бы меня от мыслей, и Боб помог мне в этом.
Временами я спрашиваю себя, нет ли между нами некой телепатической связи? Иногда он определенно читает мои мысли. Он знал, что нужен мне, поэтому постоянно крутился возле меня, прижимался, когда я подзывал его поближе, и держался в стороне, когда мне было совсем гадко.
Словно он знал, что я чувствую. Иногда я начинал клевать носом, и он подходил ко мне и наклонялся к моему лицу, словно спрашивая: "Как ты дружище? Я здесь, если понадоблюсь". Порой он просто сидел рядом, мурлыкая и задевая меня хвостом, лизал мое лицо. Когда я проваливался в безумный мир, сотканный из галлюцинаций, он становился якорем, связывающим меня с реальностью.
Мне с ним повезло еще и в другом. Например, он дал мне занятие. Мне регулярно приходилось кормить его. Нужно было дойти до кухни, открыть пакетик с едой и положить ее в миску. Такие, казалось бы, простые действия позволяли мне отвлечься.
Я был не в том состоянии, чтобы выходить на улицу и позволить ему сделать свои дела, но когда я выпустил его, он умчался вниз и вернулся буквально через пару минут. Похоже, он не хотел оставлять меня надолго.
Временами я чувствовал себя вполне сносно. Например, утром второго дня мне на несколько часов стало лучше.
Мы с Бобом играли, а еще я немного почитал. Это было нелегко, но это был отличный способ занять чем-нибудь мозги. Я прочитал отличную книгу о том, как в Афганистане собаки помогали людям. Думать о том, что происходит где-то далеко, было приятно.
Но во второй половине дня, к вечеру, симптомы абстиненции усилились. Хуже всего дела обстояли с телом. Меня предупреждали, что при ломке может появиться "синдром беспокойных ног". Проще говоря, ты чувствуешь, как через твое тело проходят нервные импульсы, которые не дают тебе сидеть на месте. Это то и произошло. Мои ноги непроизвольно начали дергаться - это ощущение ни на что не похоже. Думаю, Боб даже немного испугался. Он искоса подозрительно посмотрел на меня, но все же не ушел, оставшись рядом.
Ночью было хуже всего. Я не мог смотреть телевизор, потому что от света и звука у меня раскалывалась голова. Когда я остался в темноте, мой мозг стал являть мне разнообразные безумные, а порой и страшные видения. Все это время мои ноги продолжали дергаться, и меня кидало то в жар, то в холод. В какой-то момент у меня поднималась температура, словно очутился в печи, а в следующее мгновение чувствовал жуткий мороз. Пот, который лился с меня ручьем, замерзал, и меня начинало трясти. Тогда я закутывался в одеяло, но меня снова бросало в жар. Это было ужасно.
Время от времени у меня были минуты ясности. Я помню, как однажды подумал, что понимаю, почему многим так тяжело отказаться от наркотиков. Это не только физическая привычка, но еще и психологическая. Битва, происходящая в твоей голове, односторонняя. Силы, которые держат тебя на игле, безусловно сильнее тех, что пытаются заставить отказаться от наркотиков.
В другой раз перед моими глазами встали последние десять лет моей жизни и последствия, к которым привела моя зависимость. Я видел - а иногда и чувствовал - аллеи и подземные переходы, где спал прямо на земле, ночлежки, в которых боялся за свою жизнь, страшные вещи, которые с делал. И я мог только надеяться, что у меня хватит сил продержаться оставшиеся двенадцать часов. Я невероятно ясно видел, как сильно зависимость врастает в твою жизнь.
У меня были странные, почти сюрреалистичные мысли. Например как-то мне пришло в голову, что если бы я потерял память, мне было бы легче пережить ломку, потому что я бы не знал, что со мной происходит. Большинство моих проблем было связано с тем, что мое тело помнило, что с ним случилось, и что я мог сделать, чтобы исправить ситуацию. Не буду отрицать, у меня были моменты слабости, когда мне приходило в голову сорваться. Но мне довольно легко удавалось избавиться от подобных мыслей. Возможно, это был мой последний шанс. Я должен был быть сильным, должен был пройти через все: вытерпеть диарею, судороги, рвоту, головные боли и резкие колебания температуры.
Казалось, вторая ночь будет длиться вечно. Я смотрел на часы, и временами мне чудилось, что стрелка движется в обратном направлении. Мне казалось, что темнота за окном становится все глубже и непроницаемей, и что рассвета не будет. Это было ужасно.
Но у меня было секретное оружие.
Порой Боб меня раздражал. В какой-то момент я лежал неподвижно и по возможности тихо, пытаясь отгородиться от мира. Внезапно я ощутил, как Боб ударил меня когтями по ноге, глубоко оцарапав кожу.
- Боб, какого черта ты творишь? - агрессивно заорал я, и он спрыгнул, а я тут же ощутил себя виноватым.
Подозреваю, его взволновало, что я лежу слишком тихо и спокойно, и это была проверка, жив ли я. Он просто беспокоился обо мне.
В конце концов, через окно стал просачиваться сумрачный свет, и я понял, что близится утро. Я встал и посмотрел на часы. Было почти восемь утра. Я знал, что клиника открывается в девять, но больше не мог ждать.
Кожа на лице была липкой от пота, и я плеснул на него холодной водой. Посмотрев в зеркало, я увидел свое измученное лицо, слипшиеся волосы торчали в разные стороны, но меня это не особо волновало. Я оделся и пошел прямо на остановку.
Добраться из Тоттенхэма в Камден в это время всегда было сложно, но сегодня все складывалось просто ужасно. Все светофоры на моем пути были красными, а все дороги были переполнены автомобилями, застрявшими в пробке. Это была адская поездка.
Меня продолжало кидать из жара в холод даже когда я сел в автобус. Я то потел, то мерз, руки и ноги у меня продолжали дергаться, хоть и не так сильно, как ночью. Люди косились на меня словно на психа. Наверное, я и правда выглядел плохо. Но тогда мне было наплевать, я просто хотел поскорее добраться до ЦРН.
Я прибыл в начале десятого и обнаружил в холле небольшую очередь. Пара человек окинула меня неприязненными взглядами. Я же подумал, сумели бы они продержаться сорок восемь адских часов, которые пришлось пережить мне?
- Привет Джеймс, как ты себя чувствуешь? - спросил консультант, когда я вошел в кабинет. Ему хватило бы взгляда, чтобы получить ответ, но он поинтересовался, и я оценил его заботу.
- Так себе, - сказал я.
- Ты отлично продержался два дня. Это огромный шаг, - улыбнулся он.
Он осмотрел меня и заставил сдать анализ мочи, а потом протянул таблетку субутекса и выписал мне рецепт, на этот раз на новый препарат.
- Это тебе поможет, - сказал доктор. - С этого момента мы начнем постепенно снижать дозу, пока ты, наконец, окончательно не поправишься.
Я подождал в клинике еще несколько минут, чтобы убедиться, что у лекарства нет побочных эффектов. Наоборот, я действительно почувствовал себя в тысячу раз лучше.
В Тоттенхэм я вернулся новым человеком. На метадоне я такого не чувствовал. Мир вокруг казался более ярким. Я видел, слышал и обонял лучше, чем раньше. Цвета стали ярче. Звуки четче. Это было так необычно. Может показаться странным, но я чувствовал себя более живым.
По пути я зашел в магазин и купил Бобу пару мешочков с кошачьей мятой и небольшую игрушку в виде пищащей мышки.
Вернувшись домой, я крепко его обнял.
- Мы сделали это приятель, - произнес я. - Мы справились.
Чувствовать, что я добился успеха, было просто невероятно. Изменения, произошедшие за следующих несколько дней в моем физическом состоянии и в жизни, были огромны. Словно кто-то наконец-то распахнул шторы и впустил в мою жизнь солнечный свет.
Конечно, в каком-то смысле так оно и было.
Глава 18
Возвращение домой
Я даже не предполагал, что мы с Бобом станем так близки, но все, что мы пережили вместе, только укрепило нашу связь. Несколько следующих дней он ходил за мной хвостом, следя, не будет ли у меня рецидива.
Однако никакой опасности не было. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо в своей жизни. Мысль о том, чтобы снова вернуться к наркомании, бросала меня в дрожь. Я зашел слишком далеко, чтобы бросать все на полпути.
Я решил отметить свое достижение. Мы с Бобом работали по два лишних часа каждый день, а накопленные деньги потратили на краску, несколько подушек и пару плакатов на стену.
Потом я сходил в хороший магазин подержанной мебели и купил отличный новый диван. Он был обит тяжелым материалом бордового цвета, за который Боб не мог бы зацепиться когтями. Старый диван был сильно потрепан временем и когтями Боба, которые тот точил об его ножки и подлокотники. Новый диван был Бобу неподвластен.
Шло время, дни становились короче и холоднее, а мы с Бобом "обживали" новый диван. Хотя до праздника оставалось еще много времени, я с нетерпением ждал Рождества, которое вновь отметил бы с Бобом. Кроме счетов я не получал писем, поэтому когда обнаружил одно в своем почтовом ящике в начале ноября 2008, то очень удивился. Это был конверт авиапочты, а на штемпеле значилось "Тасмания, Австралия".
Это было письмо от моей матери.
Долгие годы мы практически не общались, однако, несмотря на расстояние, лежавшее между нами, письмо было очень теплым. Она рассказывала, что переехала в новый дом на острове Тасмания, и была там очень счастлива.
Однако целью ее письма было пригласить меня к себе. "Если я оплачу авиабилеты туда и обратно, ты приедешь ко мне в Австралию?" - спросила она. Она сказала, что я могу приехать на рождественские каникулы, и предложила съездить в Мельбурн к моим крестным, с которыми я когда-то был очень близок.
"Дай мне знать, когда решишь", - написала она в конце. - "Люблю тебя. Мама".
Было время, когда я бы, не задумываясь, выбросил письмо в мусорное ведро. Я был дерзок, упрям и слишком горд, чтобы принимать подачки даже от своей семьи.
Но я изменился и теперь думал иначе. Я более трезво оценивал свою жизнь, и порой ненавидел себя за ошибки, совершенные в прошлом. Поэтому я решил все обдумать.
Принять решение было не просто. У каждого варианта были свои плюсы и минусы, которые нужно было принять во внимание.
Самый большой плюс - я хотел снова увидеть мать. Неважно, что было между нами, она оставалась моей матерью, и я скучал по ней.
Пару раз после того, как я подсел на наркотики и очутился на улице, мы я ней связывались, но я никогда не говорил ей всей правды. Когда она однажды ненадолго приехала в Англию, мы с ней встретились. Мы назначили встречу в пабе у Эппинг Форест. Я приехал туда, и мы общались около четырех часов. Я решил, что когда она спросит, почему я не вернулся через полгода в Австралию, как мы договаривались, я переведу разговор на группу, которую создал, и скажу, что не собираюсь возвращаться в Австралию, пока мы не раскрутимся.
Так я и поступил.
Мне было неприятно врать ей, но у меня не было сил и смелости признаться, что я живу на улице, колюсь и прожигаю свою жизнь.
Не знаю, поверила она мне или нет, тогда меня это мало волновало.
После этого мы иногда созванивались, но чаще всего я вспоминал о том, что нужно позвонить маме, через несколько месяцев, и это заставляло ее беспокоиться.
Ей приходилось идти на невероятные ухищрения, чтобы узнать, как я. Например, когда в Лондоне в июле 2005 года произошла серия взрывов, я и не подумал звонить ей. К счастью, я был на другом конце города, но мама, находящаяся на обратной стороне земного шара, не знала об этом. Ник, с которым она продолжала жить, все еще работал в полиции. Каким-то образом он сумел связаться с Мэт[28] и попросил их об услуге. Они пробили меня по своей базе и отправили пару полицейских в ночлежку в Далстоне, где я тогда жил.
Когда они стали ломится в дверь, я перепугался до смерти.
- Не бойся, парень, ты не сделал ничего плохого, - сказал один из них, когда я открыл дверь и застыл на месте. - Просто на другом конце мира есть пара человек, которые хотели убедиться, что ты жив.
У меня было желание отшутиться, сказав, что я едва не отбросил коньки от страха, но я промолчал. Похоже, их самих не особо радовало, что их послали на мои поиски. Поэтому я связался с мамой и заверил ее, что я в полном порядке. Я даже не думал, что кто-то может обо мне беспокоиться. Тогда я вообще об этом не задумывался. Я был сам по себе и думал лишь о том, как выжить. Но теперь я изменился.
После всех лет, что я обманывал ее и игнорировал, мне выпал шанс наверстать упущенное и все ей объяснить. И я чувствовал, что мне необходимо это сделать.
Другим плюсом было то, что я бы не отказался отдохнуть на юге. Долгие годы жизни в Лондоне мне приходилось работать по вечерам, и я редко видел солнце. Я все еще чувствовал слабость от перехода на новый препарат и понимал, что пара недель в приятной обстановке пойдет мне на пользу. Мать сказала, что живет на небольшой ферме недалеко от реки. Настоящая идиллия. Австралия, точнее говоря австралийские пейзажи, всегда занимали в моем сердце особое место. Я был бы рад снова их увидеть.
Список плюсов был огромен, но минусов было куда больше. А первым пунктом значился тот, о котором я беспокоился больше всего: Боб. Кто будет за ним ухаживать? Когда я вернусь, будет ли он ждать меня здесь? Неужели я действительно на несколько недель брошу своего лучшего друга?
Ответ на первый вопрос нашелся очень быстро.
Едва я упомянул о нем, как Белла вызвалась взять Боба себе. Я знал, что могу ей верить, и что она сумеет позаботиться о нем. Но я все равно волновался, как это переживет сам Боб.
Другой проблемой были деньги. Мать предложила заплатить за перелет, но без денег в Австралии мне делать было нечего. Я подсчитал, что, чтобы получить разрешение на въезд в Австралию, мне нужно, по крайней мере, 500 фунтов наличными.
Несколько дней я все еще обдумывал это, но, в конце концов, решил, что полечу. Почему бы нет? Смена обстановки и солнце пойдут мне на пользу.
Дел было много. Сперва мне нужно было получить новый паспорт, а это было непросто, учитывая, в какую яму я скатился за десять лет. Мне помог социальный работник, и я получил все необходимые документы, включая свидетельство о рождении.
Потом мне пришлось выбрать авиакомпанию. Лучше всего было лететь с Air China до Пекина, а оттуда до Мельбурна. Поездка, конечно, занимала куда больше времени из-за длительной остановки в Пекине, но это было намного дешевле, чем иные варианты. Мать написала мне адрес своей электронной почты, и я сообщил ей о своем решении и передал номер своего нового паспорта. Через несколько дней мне на e-mail пришло подтверждение с сайта, через который мать заказала билеты. Я готовился к поездке.
Все, что мне оставалось сделать, это заработать 500 фунтов. Это было легко.
Вылет был намечен на первые числа декабря, поэтому следующие недели я работал чуть ли не круглые сутки, в любую погоду. Боб каждый день мотался со мной, хотя когда пошел сильный дождь, я оставил его дома. Я знал, что ему это не понравится, и не хотел рисковать его здоровьем перед вылетом. Если бы он снова заболел, я бы ни за что не полетел в Австралию.
Я складывал заработанное в банку из-под чая; медленно но верно она заполнялась. Когда до дня вылета осталось совсем немного, у меня собралась достаточная сумма.
С тяжелым сердцем я поехал в аэропорт Хитроу. С Бобом я попрощался в квартире Беллы. Он был спокоен, не предполагая, что я уезжаю по меньшей мере на шесть недель. Я знал, что оставляю его в надежных руках, но все равно волновался. Я действительно был родителем-параноиком.
Если я считал, что поездка в Австралию будет неплохим приключением, то жестоко ошибался. Тридцать шесть часов превратились для меня в настоящий кошмар.
Началось все хорошо. Рейс Air China до Пекина занял одиннадцать часов и прошел без приключений. Во время полета я посмотрел фильм и перекусил, но спать не мог, потому что чувствовал себя неважно. Отчасти это было из-за лекарств, отчасти из-за лондонских дождей. Скорее всего я слишком долго мок под проливным дождем, продавая Big Issue. Я мерз и чихал весь полет. Когда мне становилось совсем худо, я ловил на себе взгляды стюардесс и некоторых пассажиров, но пока мы не приземлились, я особо об этом не задумывался.
Когда мы приземлились, капитан сделал объявление сперва на китайском, а потом на английском. Нас попросили оставаться на местах и не покидать самолет.
- Странно, - подумал я.
А потом я увидел двух китайцев в медицинских повязках на лицах. Они подошли ко мне и один из них достал термометр. Стюардесса стояла рядом и переводила.
- Это представители Китая, - сказала она. - Они хотят измерить вашу температуру.
- Хорошо, - кивнул я, понимая, что сейчас не время для споров.
Я расстегнулся и сидел смирно, пока один из китайцев не посмотрел на часы, потом они что-то забормотали на китайском, и стюардесса сказала:
- Вам придется пройти с ними для медицинского осмотра.
Шел 2008 год, в мире свирепствовал свиной грипп. Особо напряженная остановка была в Китае. Пару дней назад я смотрел новости и услышал, что людей депортируют из Китая при малейшем намеке на то, что они больны. Иных помещали в карантин и держали там несколько дней.
Поэтому я пошел за китайцами с опаской. Перед глазами у меня стояла картина, как меня на месяц запирают в изоляторе.
У меня взяли все виды анализов, начиная от проб крови и кончая мазками. Наверное, они нашли много интересного, но свиного гриппа, атипичной пневмонии или еще какой болезни у меня не было. Через пару часов какой-то мелкий чиновник сообщил мне, что я могу идти.
Мне нужно было вернуться к своему терминалу, но аэропорт Пекина был так чудовищно огромен, что я заблудился.
У меня оставалось три часа, чтобы найти багаж и зарегистрироваться на рейс. Я уже давно никуда не летал, и забыл, какие аэропорты бывают огромные. Мне пришлось сесть на электричку, чтобы доехать в другую часть аэропорта.
Меньше чем за час до вылета я, пару раз заплутав, все-таки отыскал свой рейс.
Со вздохом облегчения я занял свое место в самолете и всю дорогу до Мельбурна спал, как убитый. Но по прилету я столкнулся с новой проблемой.
Когда я проходил таможню, то увидел, как служебный пес, лабрадор, увлеченно обнюхивает мой багаж.
- Простите, сэр, не могли бы вы пройти с нами? - спросил таможенник.
"О, Боже", - подумал я. - "Похоже, я никогда не увижу мать".
Меня привели в служебную комнату, где уже сложили мои вещи. Потом их просветили электронным детектором на наркотики. Выражение лиц таможенников изменилось.
- Боюсь, в вашем багаже кокаин, - сказали мне.
Я был в шоке. Я понятия не имел, как такое возможно. Никто из моих друзей не стал бы этого делать. Но мне сказали, что для личного использования я имею право ввезти его в Австралию.
- Если вы везете его для личного пользования, вам нужно просто сказать нам это, и мы вас отпустим, - сказал полицейский.
Я объяснил им ситуацию.
- Я состою в программе реабилитации наркозависимых, и не везу ничего запрещенного, - и я показал им рецепт, выданный мне врачом, и рассказал, что принимаю субутекс.
В конце концов, они смягчились и отпустили меня. Когда я покинул таможенную зону, прошел час с нашего прилета. Меня ждал еще один перелет: на этот раз до Тасмании. Когда я, наконец, добрался туда, стоял ранний вечер. Я очень устал.
Увидеть маму был просто потрясающе. Она встретила меня в аэропорту и долго и крепко обнимала. Даже плакала. Думаю, она была рада, что я жив. И, хоть я и не плакал, я тоже был рад ее видеть.
Коттедж был именно таким, каким она описала его в письме: просторное бунгало с огромным садом позади. Его окружали поля и река. Это было мирное и очень живописное местечко. Следующий месяц я расслаблялся, отдыхал, восстанавливал силы и размышлял о жизни.
Через пару недель я уже чувствовал себя совсем другим человеком. Лондонские проблемы - в буквальном смысле - находились за тысячи, точнее, за примерно десять тысяч километров. В моей маме проснулся материнский инстинкт, и она постоянно волновалась, что я недоедаю. Я чувствовал, как ко мне возвращаются силы. Наши с матерью отношения тоже начали налаживаться.
Сперва мы не говорили ни о чем серьезном, но со временем я стал открываться перед ней.
Как-то вечером мы сидели на веранде и смотрели на закат, я что-то пил, и тут меня прорвало. Это не было исповедью, даже на голливудскую драму не тянуло, я просто говорил и... говорил.
Эмоции вырвались наружу. Долгие годы я употреблял наркотики, чтобы сбежать от собственных эмоций, чтобы убедить себя, что у меня их вовсе нет. Медленно, но верно я изменился. А теперь эмоции наконец-то нашли выход.
Когда я объяснил, как жил последние десять лет, моя мать пришла в ужас, как и любой на ее месте.
- Я догадывалась, что у тебя не все гладко, когда увидела тебя, но никогда не предполагала, что все настолько ужасно, - едва не плача, сказала она.
Она сидела рядом, обхватив голову руками, и бормотала: "Почему?"
"Почему ты не сказал, что потерял паспорт?"
"Почему ты не позвонил мне и не попросил о помощи?"
"Почему ты не обратился к своему отцу?"
Безусловно, она винила во всем себя. Она призналась, что чувствует, будто подвела меня, но я сказал, что не виню ее. Правда была в том, что я сам был виноват в своих проблемах. Кроме себя винить мне было некого.
- Не ты решала, спать мне каждую ночь в картонных коробках и питаться всякой херней или нет. Это решал я, - сказал я, и она расплакалась.
Когда лед между нами был сломан, говорить стало намного легче. Мы обсудили наше прошлое, мое детство в Австралии и Англии.
Мне было приятно говорить ей правду. Я признался, что когда был ребенком, мне казалось, что она отдаляется от меня. И то, что меня воспитывали чужие люди, няни и просто знакомые, сильно повлияло на меня.
Это очень ее расстроило, но она заявила, что просто старалась обеспечить нас, чтобы мы ни в чем не нуждались. Я понимал ее, но все равно хотел бы, чтобы она больше времени проводила со мной.
Мы разговаривали не только на мрачные темы, но и много смеялись. Мы признали, что очень похожи друг на друга, и похихикали над спорами, которые затевали, когда я был подростком.
Она сказала, что это был, по большей части, межличностный конфликт.
- Ты сильный человек, как и я. Поэтому все так вышло.
Но большую часть времени мы разговаривали не о прошлом, а о настоящем. Она засыпала меня вопросами о процессе реабилитации, через который я прошел, и о том, чего хочу добиться теперь, когда я практически излечился от зависимости. Я объяснил, что мне осталось сделать последний шаг, и если повезет, он займет около года. Иногда она просто слушала меня, хотя раньше не особо любила это. Я тоже научился слушать. Думаю, мы многое узнали друг о друге. И не в последнюю очередь то, что в глубине души мы были очень похожи, поэтому так много спорили, когда я был моложе.
За время наших долгих бесед я немало рассказал о Бобе. Я привез с собой его фотку и показывал ее всем, кто проявлял интерес.
- Похоже, он умный парень, - улыбнулась мама, когда увидела его.
- Точно, - сияя от гордости, подтвердил я. - Не знаю, что бы со мной было, если б не он.
Отпуск в Австралии был просто великолепным. Он позволил мне отвлечься и подвести итог своей жизни. Оценить свое прошлое и решить, куда мне двигаться дальше.
Часть меня желала остаться. Здесь у меня была семья. И я нашел здесь поддержку, которой мне так не доставало в Лондоне. Но Боб не выходил у меня из головы, я думал, что без меня он снова будет одинок, как и я без него. Я долго откладывал это решение, но когда истекли шесть недель моего пребывания в Австралии, я уже мысленно был на полпути в Англию.
На этот раз я попрощался с мамой как положено. Она проводила меня в аэропорт и помахала рукой, когда я садился на самолет до Мельбурна, где собирался немного пожить с крестными. Когда я был моложе, то очень их любил. Они владели крупнейшей частной телефонной компанией в Австралии и были первыми, кто организовал фирму по производству и продаже пейджеров, поэтому в одночасье разбогатели. Естественно, что в детстве я обожал бывать у них в особняке, в Мельбурне. А когда одно время дела у мамы шли неважно, я даже жил с ними.
Они отреагировали на мою историю так же как мать - были в шоке.
Они предложили помочь мне с деньгами и найти работу в Австралии, но я объяснил, что в Лондоне у меня есть обязанности.
Обратный путь был менее насыщен событиями. Я чувствовал себя здоровым и бодрым. Полагаю, я даже выглядел лучше, поэтому на таможне и при проверке службы иммиграционного контроля не вызвал подозрений. Я так отдохнул и набрался сил в Австралии, что проспал большую часть полета.
Мне до смерти хотелось поскорее увидеть Боба, хотя я и немного боялся, что он изменился или даже забыл меня. Больше меня ничего не волновало.
Но когда я вошел в квартиру Беллы, Боб соскочил с дивана и кинулся ко мне. Я привез ему в подарок пару мягких игрушечных кенгуру. Скоро он увлеченно стал драть одного из них когтями. Когда мы пошли домой тем же вечером, он как обычно устроился у меня на плечах. В одно мгновение путешествие, что я совершил на другую сторону планеты, было забыто. Мы с Бобом снова были вдвоем против всего мира. Будто бы я никогда и не уезжал.
Глава 19
Начальник станции
Австралия была просто потрясающей, и поездка туда дала мне физический и эмоциональный толчок. По возвращении в Лондон я чувствовал себя более сильным и уверенным, чем когда-либо за десять лет, а наше с Бобом воссоединение еще больше подняло мне настроение. В Тасмании я очень скучал по нему, и теперь был очень рад.
Вскоре жизнь наша вернулась к обычному ритму. Но даже сейчас, два года спустя Боб все еще находил способы меня удивить.
Пока меня не было в Лондоне, я бесконечно рассказывал о Бобе и о том, какой он умный. Временами люди смотрели на меня как на психа. Уверен, они думали: «Кот не может быть умным». А через пару недель после возвращения я понял, что сильно недооценивал Боба.
Ходить в туалет для него всегда было проблемой. Ему не нравились лотки, которые я купил - в шкафу у меня до сих пор валялось несколько.
Сводить его в туалет было настоящей морокой - нужно было спуститься по лестнице с пятого этажа и выпустить кота из подъезда. Но я заметил, что за пару месяцев до моего отъезда в Австралию он стал реже ходить в туалет. Когда я вернулся, то увидел, что эта тенденция сохранилась.
Сперва я думал, что он снова заболел, и свозил его в фургон Синего Креста на Ислингтон-Грин, чтобы его осмотрели. Ветеринары не обнаружили ничего подозрительного и предположили, что это может быть причиной изменений в обмене веществ по мере его взросления.
Однако реальная причина была менее научна, если не сказать больше - откровенно смешна.
Однажды утром, когда я все еще привыкал к смене часовых поясов после путешествия, я проснулся очень рано, около половины седьмого утра. Я встал и, все еще засыпая на ходу, пошел к туалету. Дверь была наполовину открыта, и я услышал доносящийся оттуда тихий звук. «Странно», - подумал я. Неужели кто-то влез в мою квартиру, чтобы помочиться? Я мягко толкнул дверь и замер, как вкопанный: на унитазе сидел Боб. Это напоминало сцену из «Знакомства с родителями» с Робертом де Ниро, когда его кот, мистер Джинкси, сделал то же самое. Только вот я был не в фильме. Скорее всего, Боб решил, что бегать вниз слишком долго. Поэтому, проследив, как я хожу туалет последние три года, он понял, что делать, и теперь просто подражал мне.
Когда Боб заметил, что я смотрю на него, он уничтожающе посмотрел на меня, словно говоря: «И чего ты уставился? Я просто решил сходить в туалет. Это же нормально?». Он был прав. Почему я удивляюсь всему, что он делает? Ведь я уже знал, что он способен на всё.
Наше отсутствие у станции Энджел в течение нескольких недель, безусловно, было замечено. За первую неделю после нашего возвращения на точку к нам с улыбками на лицах подходили многие люди. Все они говорили что-то типа: «О, вы вернулись!» или «А мы думали, что вы выиграли в лотерею». И почти все тепло и сердечно приветствовали нас.
А одна женщина подарила нам открытку с надписью «Мы соскучились!». Вернуться «домой» было замечательно.
Конечно, рады нашему возвращению были не все.
Однажды вечером я затеял спор с китаянкой. Я замечал и раньше, как она кидает на нас с Бобом неодобрительные взгляды, но в тот день она подошла ко мне и ткнула пальцем в грудь.
- Это плохо, очень плохо, - сердито выпалила она.
- Что плохо? - искренне удивился я.
- Нормальные кошки так себя не ведут, - продолжала китаянка. - Он слишком спокойный. Вы накачали его наркотиками. Вкололи транквилизатор коту!
Этот момент я должен прояснить.
Далеко не в первый раз мне намекали на это. Когда мы еще выступали на Ковент-Гарден, к нам подошел какой-то молодой «ботаник» и недвусмысленно сказал, что кот «под кайфом».
- Я знаю, что ты делаешь. Думаю, ты колешь ему что-то, чтобы он был более послушным, - произнес он, явно довольный собой.
- И что же я ему колю, сэр? - поинтересовался я.
- Если я скажу, ты можешь сменить препарат, - ответил он, не ожидая, что я отвечу ему.
- Так не пойдет, сперва вы обвиняете меня, а теперь даете задний ход, - продолжил я.
Парень быстро слинял, и это было мудро с его стороны. Думаю, если бы он продолжил в том же духе, я бы его ударил.
Китаянка обвинила меня, поэтому я счел нужным защищаться.
- И что, по вашему мнению, я даю ему? - спросил я.
- Не знаю, - сказала она. - Но что-то явно даете.
- Если бы я колол ему что-то, почему он все еще со мной? Почему он не сбежал при первой возможности? Я же не могу колоть ему наркотики на глазах у всех.
- Пффф, - фыркнула она, презрительно отмахнувшись, и развернулась спиной ко мне. - Это плохо, очень плохо, - повторила она и растворилась в толпе.
С этим я давно смирился. Я знал, что всегда есть люди, которые будут считать, что я плохо обращаюсь с Бобом. Или те, кому не нравится, что у продавца Big Issue есть кот, потому что обычно продавцы заводят собак.
Через пару недель после разговора с китаянкой я попал в другую неприятную ситуацию.
С первых дней появления Боба на Ковент-Гардене, мне регулярно предлагали за него деньги. Ко мне то и дело подходили и говорили: «Сколько вы хотите за кота?» Обычно я посылал их нахрен.
Однажды я услышал подобное предложение здесь, у станции Энджел, от женщины. Она несколько раз подходила ко мне, болтала о том, о сем, прежде чем наконец-то выложила цель своего визита.
- Послушай, Джеймс, - сказала она. - Я считаю, что Бобу не место на улице, у него должен быть теплый дом, где он будет жить припеваючи.
И с тех пор каждый раз она заканчивала свой разговор словами: «Так сколько ты за него хочешь?»
Обычно я просто отказывался, тогда она начала предлагать конкретные суммы. Начала она со ста фунтов и постепенно цена выросла до пятисот.
Потом как-то она подошла ко мне вечером и заявила:
- Я дам тебе за него тысячу фунтов.
Я посмотрел на нее и спросил:
- У вас есть дети?
- Ээ, да, есть, конечно, - немного растерянно подтвердила она.
- Есть, отлично. Сколько вы хотите за младшего?
- О чем ты говоришь?
- Сколько вы хотите за младшего ребенка?
- Боюсь, я не понимаю о чем ты...
- А вот я, - перебил я, - думаю, что тут много общего. Боб для меня как ребенок, он мое дитя. И спрашивать меня, за какую цену я готов продать его, то же самое, что спросить у вас, сколько вы хотите получить за своего младшего ребенка.
Она тут же «улетела» прочь, и больше я никогда ее не видел.
Отношение к нам персонала станции было полной противоположностью. Однажды я разговаривал с билетным контролером, Ваникой, которая очень любит Боба. Она часто смеется над тем, что люди подходят к нему, чтобы погладить и сфотографировать.
- Он нанес станцию Энджел на карту туристических маршрутов, - сказала она.
- Тогда вы должны принять его в штат, как в Японии. Там одного кота сделали начальником станции. У него даже шляпа есть.
- Не думаю, что у нас есть свободная вакансия, - захихикала она.
- Ну, тогда вы должны дать ему идентификационную карту или какое-нибудь удостоверение, - пошутил я.
Она задумчиво посмотрела на меня и ушла, и я вскоре об этом забыл.
Пару недель спустя мы с Бобом сидели у станции, и тут к нам подошла Ваника. Она широко ухмылялась, и я заподозрил неладное.
- Что такое? - спросил я.
- Ничего, я просто хотела отдать Бобу вот это, - улыбнулась она и протянула заламинированный проездной с фотографией Боба на нем.
- Фантастика, - только и выдохнул я.
- Я нашла фотку в интернете, - к моему удивлению пояснила она. Какого черта Боб делает в интернете?
- И зачем нам это? - спросил я.
- Затем, что теперь он может бесплатно ездить на метро в качестве пассажира, - засмеялась девушка.
- Я думал, что кошки всегда ездят бесплатно, - улыбнулся я.
- Просто мы все очень любим Боба. И считаем его частью нашей семьи.
Мне потребовалось много сил, чтобы удержаться от слез.
Глава 20
Самый длинный вечер
Весна 2009 года уже вступила в свои права, но вечерело еще рано. Когда я около семи вечера закачивал работу у станции Энджел, на город уже опускались сумерки, а на улицах загорались фонари.
В начале года туристов было немного, но теперь станция Энджел снова ожила. В час-пик мимо нас проходили тысячи людей, входящих и выходящих со станции.
В большинстве своем эти люди были хорошо одеты. К несчастью, это заметил не только я.
Когда долго живешь на лондонских улицах, у тебя появляется что-то вроде радара, который срабатывает, когда рядом появляется кто-то, с кем ты не хотел бы встречаться.
Это случилось в самое прибыльное для меня время; мой внутренний радар сработал при появлении какого-то парня.
Я пару раз уже видел его, к счастью, всегда на расстоянии. Выглядел он довольно потрепанно. Знаю, у меня самого не больно холеный вид, но тот парень был реально тощий. Он выглядел как бездомный, лицо его покрывали красные пятна, а одежда была испачкана. Но что особо напрягало, так это его пес, огромный ротвейлер - черная с коричневыми отметинами зверюга, и я с первого взгляда на нее мог с уверенностью заявить, что довольно агрессивная. Эта парочка напомнила мне рисунок из Оливера Твиста - Билли Сайкса и его пса Булла. Они были из тех, кто постоянно ввязывается в неприятности.
Тем вечером он направился к метро вместе с псом и присоединился к компании подозрительных типов, которые уже часа полтора хлестали пиво, сидя у входа на станцию. Мне они совсем не понравились.
Я заметил, что ротвейлер увидел Боба и рванулся на поводке, чтобы добраться до кота. Парень удержал зверюгу, но я не был уверен, что он справится в следующий раз. Ему было интереснее болтать с типами у входа.
Едва осознав это, я бросился собирать вещи. Банда у метро только укрепила меня в этом решении. У меня было плохое предчувствие, и я хотел, чтобы мы с Бобом оказались как можно дальше от них.
Я стал запихивать в рюкзак журналы и корм Боба, когда услышал громкий пронзительный лай.
То, что случилось в следующий миг, прошло перед моими глазами в замедленном действии, словно сцена из плохого боевика.
Я обернулся и увидел черно-коричневую молнию, метнувшуюся к Бобу. Очевидно, парень привязал пса недостаточно надежно, и ротвейлер освободился. Моей первой, инстинктивной реакцией было защитить Боба, поэтому я кинулся наперерез собаке. Пес налетел на меня, сшиб на землю. Упав, я схватил собаку за туловище, и мы покатились по земле. Я кричал и ругался, пытаясь зажать ротвейлеру пасть, чтобы он не укусил меня, но собака была слишком сильной. Ротвейлеры крепкие псы, и я не сомневаюсь - если бы наша схватка продлилась еще пару секунд, я бы проиграл. Одному Богу известно, как бы он меня изодрал. К счастью, рядом раздался чей-то крик, и я почувствовал, что собаку оттаскивают в сторону.
- Ко мне, ублюдок! - орал его хозяин, таща пса за поводок. Потом он чем-то ударил собаку по голове. Не знаю, чем, но звук был отвратительный. В других обстоятельствах я бы пожалел собаку, но сейчас думал только о Бобе. Я повернулся, чтобы посмотреть, как он, но его не было. Я развернулся в другую сторону, в надежде, что кто-то взял его на руки, чтобы защитить, но понял, что ошибаюсь. Он исчез.
Внезапно я понял, что натворил. Недалеко от нашей точки стояла скамейка, под которую я положил журналы. Поводок у Боба был короткий, поэтому, испугавшись ротвейлера и его хозяина, я отстегнул его от своего пояса, буквально на пару секунд, пока запихивал журналы в рюкзак, но этого хватило. Это было ошибкой. Ротвейлер, скорее всего, видел это, а Боб понял, что он заметил. Поэтому-то пес и вырвался и бросился на нас именно в тот момент.
Меня охватила паника.
Вокруг меня собрались люди, интересующиеся, как я.
- Я в порядке. Кто-нибудь видел Боба? - сказал я, хотя был далеко не в порядке. Когда ротвейлер сбил меня с ног, я сильно ударился, а руки теперь покрывали многочисленные укусы. Ко мне подошла пожилая леди, которая часто покупала у меня журнал и приносила Бобу вкусности. Она, волнуясь, произнесла:
- Я только что видела, как Боб убегал в направлении Камден Пассаж. Я попыталась схватить поводок, но он оказался проворнее.
- Спасибо, - кивнул я, подхватил рюкзак и побежал за котом. Сердце в груди бешено стучало.
Я вспомнил прошлый раз, когда он убежал на Пикадилли, но теперь ситуация была намного хуже. Тогда он просто испугался человека в смешной одежде, но сегодня он оказался в настоящей опасности. Если бы я не вмешался, ротвейлер бы поймал его. Кто знает, что эта псина сделала бы с ним? Может, он вспомнил что-то из своего прошлого? Я не знал, что чувствовал Боб, но понимал, что он испугался так же сильно, как я сам.
Я бежал по Камден Пассаж, уворачиваясь от людей, выходящих из пабов, баров и ресторанов.
- Боб, Боб! - кричал я, и люди на меня оглядывались.
- Кто-нибудь видел рыжего кота с поводком? - спросил я у группы парней, стоявших у одного из пабов.
Они только пожали плечами.
Я надеялся, что он бросился в магазин, как когда-то на Пикадилли, но сейчас был уже вечер, и многие из них были закрыты. Открытыми были только бары, пабы и рестораны. Я бросился по узкому переулку, спрашивая прохожих, не видел ли кто Боба, но все только отрицательно качали головами. Если бы он убежал с Камден Пассаж, то оказался бы на Эссекс Роад, главной дороге, ведущей к Далстону. Раньше мы с ним ходили этим путем, но не ночью, и он всегда был со мной.
Я уже начал отчаиваться, когда встретил в конце Камден Пассаж женщину. Она указала на дорогу.
- Я видела, как туда пробежал кот, - сказала она. - Он пролетел как ракета, и, похоже, не собирался останавливаться. Он бежал к главной дороге, похоже, решил перебежать на ту сторону.
В конце Пассаж я вышел на открытую улицу и огляделся. Бобу нравилась Ислингтон-Грин, и он часто останавливался здесь, чтобы сходить в туалет. Здесь же стоял фургон Синего Креста. Стоило все проверить. Я перешел на другую сторону к небольшому участку зелени - там были кусты, где Боб часто прятался. Несмотря на темноту (я едва видел собственную вытянутую руку), я надеялся, что смогу различить пару блестящих глаз.
- Боб, Боб, приятель, ты здесь?
Но никого не было.
Я пошел к другому садику и снова позвал Боба, но не услышал ничего, кроме криков пьяных, сидевших на скамейке, да гула проезжающих машин.
Я решил уйти с Грин и шел по дороге, пока не наткнулся на большой книжный магазин Waterstone. Мы с Бобом часто заглядывали туда, и работники магазина обожали его. Я понимал, что хватаюсь за соломинку, но решил, что, возможно, он спрятался там.
В магазине было тихо, сотрудники готовились к закрытию. Только пара человек рассматривала книжные полки.
Девушка-кассир узнала меня. Я весь вспотел, тяжело дышал и выглядел крайне взволновано.
- С тобой все в порядке? - спросила она.
- Я потерял Боба. На нас напала собака, и он убежал. Он сюда не забегал?
- Нет, - искренне беспокоясь, ответила она. - Я никуда не отходила и не видела его. Подожди, я спрошу у ребят наверху.
Она взяла телефон и набрала другой отдел.
- Вы не видели кота? - спросила она. А потом медленно покачала головой, и я понял, что она скажет. - Мне очень жаль. Но если мы его увидим, мы постараемся его поймать.
- Спасибо, - сказал я.
Когда я вышел из Waterstone, наступила ночь. Я потерял его, обреченно подумал я.
Я был разбит. Следующие несколько минут прошли как в тумане. Я шел по Эссекс Роад, но на этот раз даже не заходил в пабы и бары.
Мы ходили этим путем каждый день, и каждый вечер возвращались им же домой. Когда я увидел впереди автобусную остановку, в моем измотанном мозгу возник вопрос: А не мог ли он?.. Или мог?
На остановке стоял контролер, и я спросил, не видел ли он заскакивающего в автобус кота. Я знал, что Боб достаточно умен, чтобы так сделать. Но парень посмотрел на меня, словно я спросил, не проехали ли мимо Чужие на 73 автобусе. Он покачал головой и отошел в сторону.
Я помнил, что кошки всегда знают, куда идти, и, как известно, могут преодолевать огромные расстояния. Но не было ни шанса, что Боб отыщет дорогу в Тоттенхэм. Это были добрых три с половиной мили по самым злачным местам Лондона. Мы никогда не преодолевали их пешком, только на автобусе. Поэтому я решил, что этот вариант Боб бы не выбрал.
Следующие полчаса меня кидало из крайности в крайность. Я убеждал себя, что он не мог проскользнуть незамеченным - слишком многие знали его. И даже если его поймает кто-то чужой, то наверняка увидит, что у него есть микрочип, и по данным на нем сумеет найти меня.
Но не успевал я успокоиться, как в голову приходили совершенно ужасные мысли.
Возможно, нечто подобное уже произошло три года назад, когда он очутился в подъезде моего дома тем весенним вечером. Возможно, это было для него сигналом к тому, чтобы двигаться дальше. Внутри я словно разрывался на части. Одна, логичная и разумная, говорила: «С ним все будет хорошо, ты обязательно его найдешь». А вторая, склонная к панике, убеждала меня в обратном: «Он сбежал. Ты больше его не увидишь».
Я еще час ходил по Эссекс туда-сюда. К тому времени на улице стало совсем темно, только машины проносились по Ислингтон Хай Стрит. Я не останавливался ни на минуту, хотя и не знал, что мне делать. Неосознанно я пошел по Эссекс Роад к Далстону, где жила моя подруга Белла.
Когда я проходил мимо какого-то переулка, я увидел, как в темноте мелькнул хвост. Черный, тонкий, он не был похож на хвост Боба, но я был в таком состоянии, что подумал, будто это он.
- Боб! - крикнул я в темноту, но ничего больше не увидел.
Потом из мрака донеслось мяуканье, но голос не был голосом Боба, поэтому вскоре я пошел дальше.
К тому времени машин на улице почти не осталось. На город опустилась зловеще тихая ночь, и я заметил на небе звезды. Это было не австралийское небо, но оно все-таки впечатляло. Всего пару недель назад я смотрел на звезды над Тасманией.
Я сказал всем в Австралии, что возвращаюсь, чтобы заботиться о Бобе. «Ты отлично справился», - мысленно обругал я себя.
Я даже задумался - возможно, всему виной моя поездка в Австралию? Может, из-за нее мы с Бобом отвыкли друг от друга? Может, мое шестинедельное отсутствие дало ему понять, что он мне не нужен? Возможно, когда на него напал ротвейлер, он решил, что я не смогу его защитить, и он больше не может мне доверять? От этой мысли мне захотелось закричать.
Когда я свернул на дорогу к дому Беллы, я уже чуть не плакал. Что мне без него делать? Мне никогда больше не найти такого друга, как Боб. И тут... Впервые за много лет мне захотелось уколоться. Я попытался отделаться от этой мысли, но это было непросто. Я ловил себя на мысли, что если действительно потерял Боба, то просто не переживу этого.
Белла, как и я, долгое время боролась с собой. Но я знал, что ее сосед продолжает «баловаться». И чем ближе я подходил к ее дому, тем более страшные мысли возникали в моей голове.
Когда я добрался до дома, было уже десять часов вечера. Я бродил по улицам уже несколько часов. Откуда-то далеко донесся вой полицейской сирены - копы ехали по вызову в наркопритон или паб, где затеяли драку. Мне было пофиг.
Когда я проходил по дорожке к тускло освещенному входу, то увидел в тени здания силуэт кошки. К тому времени я уже потерял надежду и подумал, что это просто бездомный кот, прячущийся от холода. А потом я увидел его морду.
- Боб.
Он жалобно мяукнул, так же, как три года назад в коридоре, словно говоря: «Где ты был? Я уже вечность тебя здесь жду».
Я подхватил его на руки и крепко обнял.
- Если ты еще раз так убежишь, я не переживу этого, - сказал я, думая, как же он попал сюда.
Впрочем, вскоре все стало ясно. Я чувствовал себя круглым идиотом, не подумавшим об этом раньше. Несколько раз я приходил с ним к Белле, а когда уезжал в Австралию, он шесть недель жил здесь. Неудивительно, что он пришел сюда. Но как он сюда добрался? От станции Энджел досюда полторы мили. Неужели он пробежал столько? Тогда сколько часов он здесь уже сидел?
Но сейчас ничего не имело значения. Когда я стал гладить его, он лизнул мою ладонь. Язык у него был грубый, как наждачная бумага. Он потерся о мое лицо и свернул хвост.
Я позвонил в квартиру Беллы, и она впустила меня. К тому времени я перешел от отчаяния к сумасшедшей радости.
Сосед Беллы, который тоже оказался у нее, с улыбкой спросил: «Хочешь что-нибудь, чтобы отметить?».
- Нет, спасибо, - ответил я, потрепав по голове Боба, который игриво царапнул мою руку. Потом я повернулся к Белле:
- А вот от пива я бы не отказался.
Бобу не нужны наркотики, чтобы справиться с неприятностями, ему нужен только верный товарищ: я. И в тот момент я понял, что мне самому нужно то же самое. Мне нужен был только Боб. Не только сегодня, а настолько, насколько мне выпадет честь жить с ним.
Глава 21
Боб, кот из " Big Issue "
В марте солнце исчезло, и на станцию Энджел опустились туманы. Они окутали весь Лондон. На Ислингтон Хай Стрит было полно сигналящих друг другу машин. Из станции метро нескончаемым потоком выходили люди. Как обычно, в час пик, все куда-то спешили. Хотя... не совсем все.
Я проверил, достаточно ли у меня журналов, хватит ли их на желающих, и тут краем глаза заметил, что вокруг нас собралась группа детишек. Подростков. Три мальчика и две девочки. Они были похожи на южноамериканцев, испанцев или португальцев.
В этом не было ничего странного. Конечно, Энджел - это не Ковент-Гарден, Лестер-Сквер или Пикадилли, но на Ислингтон тоже хватает туристов, которых Боб притягивал к себе, словно магнит. Не проходило и дня, чтобы вокруг него не собиралась какая-нибудь группа молодых людей. Однако в тот вечер все было немного иначе, потому что они показывали на Боба и говорили о нем.
- Ah, si, Bob, - сказала одна девочка, и я понял, что она говорит по-испански.
- Si, si. Bob, Cat Beeg Issew, - кивнула другая.
Странно, подумал я, когда понял, что она говорит. Откуда они знают, что его зовут Боб? У него нет ярлычка на ошейнике. И что они подразумевают под «кот из "Big Issue"»?
Вскоре мое любопытство было удовлетворено.
- Извините, вы не будете против, если я спрошу, откуда вы знаете про Боба? - спросил я, надеясь, что хоть один из них говорит на сносном английском. Испанского я почти не знал.
К счастью, один из мальчиков ответил:
- О, да мы видели его на Ю-Тубе, - и улыбнулся. - Боб очень известен, правда?
- Правда? - переспросил я. - Мне говорили, что видели его на Ю-Тубе, но я не знаю, сколько людей просмотрело ролик.
- Думаю, много, - снова улыбнулся паренек.
- Откуда вы?
- Espana, Испания.
- И Боб известен у вас на родине?
- Si, si, - закивал другой мальчик, когда первый перевел наш разговор. - Bob es una estrella en Espana.
- Прости, что он сказал? - спросил я.
- Он сказал, что Боб в Испании настоящая звезда.
Я был в шоке.
Я знал, что многие фотографировали Боба, и когда я выступал, и когда начал продавать "Big Issue". Я даже в шутку как-то подумал: не стоит ли занести Боба в Книгу рекордов Гиннеса, как самого фотографируемого кота в мире.
Его снимали даже на видео, некоторые на мобильники, другие на видеокамеры. Я мысленно прокрутил в голове прошлые месяцы. Кто снял ролик, попавший на Ю-Туб? Было несколько кандидатов, и я сделал в памяти заметку, чтобы при случае проверить всех.
Следующим утром я отправился с Бобом в местную библиотеку и залез в интернет, забил в поисковике Боб, кот из «Big Issue», и получил ссылку на ЮТуб. Пройдя по ней, я обнаружил целых два ролика.
- Эй, Боб, глянь, он был прав. Ты звезда на Ю-Тубе.
Боба это не заинтересовало, это же были не скачки по Четвертому каналу, но когда я нажал на первое видео и услышал, свой голос, рассказывающий о нас, Боб вскочил на клавиатуру и прижался мордой к экрану.
Пока я смотрел первый ролик под названием «Боб и я», я вспомнил, как нас снимал один студент. Он ходил за мной несколько дней, когда мы еще продавали журналы на Нил-Стрит. И ему удалось снять удачные кадры, как мы, например, идем по улицам или едем в автобусе. Сам фильм давал отличное представление о ежедневной жизни продавца «Big Issue».
Еще я нашел клипы, где люди гладят Боба, и другие, в которых я спорил с теми, кто не верил, что Боб «ручной». Они были из тех, кто считал, будто я колю ему транквилизаторы.
Второе видео было снято недавно, на Энджел, парнем из России. Я нажал на ссылку и увидел название: «Боб, кот из "Big Issue». Скорее всего, его и увидели испанские школьники. А потом я заметил количество просмотров - несколько десятков тысяч. Я был ошеломлен. Боб будто бы стал знаменитостью. Конечно, кое-кто порой говорил «Это тот самый Боб? Я слышал о нем!» или «Это известный Боб?», но я всегда предполагал, что о нем слышали от кого-то из знакомых. Хотя за пару недель до того, как мы встретились с испанскими подростками, нас упомянули в местной газете «Ислингтон Трибьюн». А еще к нам подходила американка, работающая литературным агентом, и спрашивала, не думал ли я написать книгу про нас с Бобом?
Встреча с подростками из Испании заставила меня осознать, что Боб стал кем-то большим, нежели просто местной знаменитостью. Боб стал настоящей звездой в кошачьем обличии.
По пути на остановку я обдумывал увиденное и не смог сдержать улыбку. В одном из роликов я сказал, что Боб спас мою жизнь. Когда я услышал свои слова, то подумал, что они звучат слишком пафосно, преувеличенно. Но, обдумав все, как следует, я признал: это было правдой. Он спас меня.
За два года с тех самых пор как я нашел его в темном коридоре, он изменил мою жизнь. Тогда я был наркоманом на реабилитации, ведущим нищенское существование. Мне было под тридцать лет, и у меня не было никакой цели в жизни, кроме выживания. У меня не было ни семьи, ни друзей. Грубо говоря, жизнь моя была полной задницей, но все изменилось.
Поездка в Австралию не усугубила проблемы, а наоборот способствовала укреплению отношений между мной и моей матерью. Старые обиды были забыты. Я чувствовал, что мы снова сблизились, и моя борьба с наркотиками наконец-то стала подходить к концу, по крайней мере, я на это надеялся.
Дозы субутекса, которые я принимал, стабильно уменьшались. День, когда мне больше не придется принимать его, уже маячил на горизонте. Я наконец-то видел конец моей зависимости, хотя были времена, когда я не верил, что это возможно.
Но, самое главное - под ногами у меня, наконец, появилась твердая почва. Кому-то это покажется странным, но маленькая квартира в Тоттенхэме принесла в мою жизнь надежность и стабильность, которые я всегда хотел обрести. Я никогда не жил так долго в одном месте, а теперь... я жил там уже четыре года и в обозримом будущем не собирался менять место жительства. И в глубине души я не сомневался: если бы не Боб, ничего бы этого не было.
Меня воспитывали как христианина, но я не хожу в церковь, хотя агностиком и атеистом я тоже так и не стал. Я убежден, что нужно взять понемногу из всех религий и философских течений. Например, хоть я и не буддист, но мне нравится буддистская философия. Она помогает понять, как сделать свою жизнь лучше. Еще я верю в карму - в то, что ты получаешь то, что заслужил. Я даже думал, не был ли Боб наградой за то, что когда-то я сделал что-то хорошее.
А еще я иногда думаю, не встречались ли мы с Бобом в прошлой жизни? То, как быстро мы нашли контакт, подружились, все это было очень необычно. Однажды мне сказали, что мы - реинкарнация Дика Уиттингтона и его кота[29], только в этой жизни мы поменялись местами - Дик Уиттингтон стал Бобом, а я - его спутником. Мне понравилась эта мысль, даже очень. Боб - мой лучший друг, который изменил - и изменил к лучшему - всю мою жизнь. В ответ он не просит ничего невыполнимого. Ему просто нужен кто-то, кто заботился бы о нем. Этим я и занимаюсь.
Я знаю, что наша дальнейшая жизнь не будет простой. У нас наверняка еще будет куча проблем - ведь я все еще работал на улицах Лондона, а это непросто. Но пока мы будем вместе, я чувствую, все будет хорошо.
Всем рано или поздно выпадает удачная возможность, и каждый заслуживает второго шанса. Мы с Бобом не упустили наш.
Благодарности
Эта книга - плод коллективного сотрудничества многих людей.
Прежде всего, я бы хотел поблагодарить мою семью, особенно моих родителей, которые научили меня не сдаваться, ведь благодаря этому я и сумел пережить тяжелые времена, выпавшие мне. Также я хочу поблагодарить моих крестных, Терри и Мерилин Уинтерс, за их дружбу и поддержку.
За долгие годы многие люди на улицах Лондона были добры ко мне, но особенно я хочу выделить Сэма, Тома и Риту Ли - координаторов «Big Issue». Также я хочу поблагодарить социальных работников - Кевина и Криса, за их сочувствие и понимание. Благодарю Синий Крест и RSPCA за ценные советы, а Давику, Ленни и других сотрудников станции метро Энджел за поддержку и доброту, с которой они отнеслись к нам с Бобом.
Еще я хотел бы поблагодарить «Food for Thought» и «Pix» на Нил Стрит, у которых всегда найдется чашка горячего чая и блюдце с молоком для нас с Бобом, а также Дэрил из «Diamond Jacks» в Сохо и Пола с Дэном, сапожников, которые всегда были и останутся моими друзьями. Еще я хотел бы отметить Пита Уоткинса из «Corrupt Drive Records», ди-джея Кэйви Ника из «Mosaic Homes» и Рона Ричардсона.
Эта книга никогда бы не появилась на свет, если бы не мой агент, Мария Панчос. Именно она первой предложила эту идею. Тогда это звучало безумно. Я бы никогда не записал свои воспоминания и не превратил обрывки текста в связную историю, если бы не ее помощь, и помощь одного из ее авторов, Гарри Дженкинса. Так что я от всего сердца благодарю Марию и Гарри.
Я благодарю Ровену Уэбб, Кьяру Фоли, Эмму Найт и остальных членов блестящей команды издательства «Hodder & Stoughton». Большое спасибо Алану и другим работникам «Waterstone» в Ислингтоне, которые позволили нам с Гарри работать в комнатке наверху магазина. И огромное спасибо Китти, без постоянной поддержки которой мы бы не справились.
И наконец я хочу поблагодарить Скотта Хартфорд-Дэвиса и Далай-Ламу, которые в дни моей юности научили меня особому отношению к жизни, которое я пронес через все годы, и Ли Энн, которая навсегда останется в моей памяти.
И в последнюю очередь я хотел бы поблагодарить своего маленького приятеля, который ворвался в мою жизнь в 2007 году и - с того дня, как мы подружились - стал той позитивной силой, которая изменила всё. Все заслуживают такого друга, как Боб. И мне очень повезло, что я его нашел...
Джеймс Боуэн
Лондон, январь 2012
Информационная страница Боба
Читайте последние новости и
истории о Джеймсе и Бобе
на www.hodder.co.uk
и в личном твиттере Боба:
@streetcatbob
Примечания:
[1] «Защищенное жилье» - квартира или комната в многоквартирном доме, которую муниципалитет предоставляет социально незащищенным слоям населения – проходящим реабилитацию наркоманам, психически больным, старикам