К и р и л л. Хочешь совет? Даже не думай спорить со мной, Полина, тебе это боком выйдет. (тычет пальцев в грудь) Я будущее нашей семьи. Не вставай у меня на пути.
П о л и н а. Семьи? Ты бросил нас сегодня, потом… Да как у тебя язык повернулся говорить ему такое?
К и р и л л. Любить я могу только то, что уважаю.
П о л и н а. Себя ты больше всех уважаешь! Особенно, после того, как тебя вышвырнули из твоего чёртового ГОКа!
Кирилл приоткрыл рот. Глаза его налились красным, на шее проступили жилы, а кожа потемнела. В глазах что-то мгновенно вспыхнуло. Прочитав это, обомлевшая Полина сделала шаг назад, запнувшись о табуретку.
П о л и н а. (шёпотом) Кирилл…
Удар пришёлся прямо в скулу. Просто сжал руку в кулак и выбросил её вперёд быстро и несколько неожиданно. «Вот какой у меня левый. Чуть башку ей не снёс», – увлечённо подумал он, до сего момента «коронный» неоднократно отрабатывался на груше.
Удар сбил Полину с ног, она ударилась ключицей о холодильник, упала и сжалась калачиком рядом с ним, закрыв лицо руками. Нога Кирилла придавила Полину голову к кухонному кафелю. Он стоял, всё ещё держа кулак наготове. Дыхание Кирилла было торжествующе-прерывистым – кровь разносила по телу приятное возбуждение, ниже пояса потеплело, язык теребил клык во рту.
Полина стонала.
К и р и л л. Будешь знать. С этого дня, я с тобой по-другому разговаривать буду.
Он улыбнулся и пошёл в прихожую, снова насвистывая ту же самую песенку из старого мультфильма про обезьянок. Нацепив ботинки и накинув куртку, бодро потянувшись напоследок и хрустнув костяшками пальцев, он вышел из квартиры, оставив Полину в полном одиночестве плакать на кухонном полу.
* * *
Металлическая дверь подъезда хлопнула. Кирилл вывалился на улицу и вздохнул полной грудью. Он накинул пуховик, но даже не посчитал нужным застегнуть его и забыл надеть на бритую голову шапку. Парящее чувство овладело им. Он напряг бицепсы, мышцы груди и резко повернул шею, так что оттуда донёсся приглушённый хруст.
Глеб стоял на крыльце.
К и р и л л. (радостно) Ну, пойдём уже.
Они пошли быстро. Глеб поглядывал на отца. Тот выглядел ново, и бодро, и весело дышал. Когда они пересекли двор и свернули за гараж, он заговорил.
К и р и л л. А я знаю, кто на тебя напал.
Глеб резко повернул голову и уставился на отца.
К и р и л л. Это были чураны. Кто же ещё? Не удивляйся. Сам же знаешь, я давно уже пытался тебе объяснить, помнишь? Ты всё не хотел слушать – в игрушки с приятелями играл. Твоя мама с тобой носилась, как курица с яйцом, и каждую соплю тебе подтереть норовила. Она баба, что с неё взять? В голове две извилины. Я тебе уже давно пытался объяснить, что твориться на самом деле, и что надо действовать. А тебе начхать было… до сегодняшнего дня, хех.
Снег поскрипывал под ногами. Похолодало и в темноте всё отчётливее различался пар изо рта. Кирилл смотрел себе под ноги и, пока говорил, жестикулировал левой рукой. Она то и дело описывала в воздухе пируэты. На костяшках виднелась свежая краснота.
К и р и л л. Они выкинули меня из обоймы, уволили с ГОКа. И за что же, как ты думаешь? Да за то, что я пытался открыть глаза рабочему движению на то, что происходит на самом деле, кто их эксплуатирует, кто ими владеет. А они меня просчитали и вышвырнули. Во как. (поднимает указательный палец) Сам Аркаша Штремер из штаб-квартиры в Лондоне отдал приказ о моём увольнении… Я знаю! А иначе я бы уже цехом командовал бы. И рабочее движение было бы за меня. Директор комбината, гнида, на цыпочках бы мимо меня прокрадывался. Аркаша без моей воли и пискнуть бы не смел. Предприятие наше – приезжал бы в ножки кланяться…
Глеб смотрел себе под ноги, иногда стараясь попадать ботинком в чужие следы на снегу.
К и р и л л. Думают – я утёрся. Как бы, сука, не так! Твоя мама никак не может понять, что если она пустит черножопых установщиков антенн – просто так они уже не уйдут. Разденут её и будут иметь во все щели, пока я или ты не вернёмся домой и не порежем чертов вот так. (изобразил несколько молниеносных ударов ножом) Нельзя полагаться на случай. Что по-твоему объединяет две эти истории: про моё увольнение и про установщиков антенн? (смотрит на сына) Мы в окружении, Глеб. Давно уже они к нам подбираются. Но ничего… Теперь ты с нами. Ты мне как на духу скажи. Тебе доверять можно, ась?
Глеб озадаченно кивает.
К и р и л л. Смотри-смотри. (шутливо грозит пальцем) С предателями у нас разговор короткий. Уже скоро приедет единомышленник из Кургана. Мощный боец, бывший спецназовец, экс-чемпион страны по ножевому бою. Будет нас обучать, как всё правильно делать. Аж не терпится! Нижний хват… Верхний хват… Веер…
Кирилл встал в боевую стойку и изобразил несколько выпадов с ножом.
К и р и л л. Вот так. Чтобы бить чурабеса – с пары ударов и всё, а не плясать вокруг него. (загибает пальцы) Ножевой бой, огнестрел, взрывчатка, жёсткие провокации, guerra de guerrillas – вот школа жизни! А не то, чему ссаные коллаборационисты в твоей школе учат и не то, что твоя мама со своим краснопёрым дедом вошкается. Он её уже не спасёт. Выкинь из головы, пусть всё это тает, как снег на весеннем солнце. Мы же будем учиться потихоньку, все с чего-то начинали и потом мы им всем покажем.
Навстречу им от остановки шла группа людей в кирпичного цвета униформе. В темноте их лица были еле различимы. Кирилл замолк. Хранили молчание и возвращавшиеся рабочие. Знал он их или нет, Кирилл продолжил только, когда люди остались позади:
К и р и л л. Ты ведь ни сном ни духом, что на самом деле творится. Кто нами заправляет. Читаешь всякую херь, откуда тебе знать? Что миром, что нашей страной правят «Заседание восемнадцати» и «Альянс звезды Давида». Мы уже давненько под ними, с середины прошлого века. И наш президент – тоже из них. Одни нас снизу поджимают, забирают наши рабочие места, другие сверху – скупают нас с потрохами. Сверху, снизу – бутерброд, короче. Ты понимаешь, о чём я. Разберутся с нами и будет жаба гадюку е**ть.
Со стороны рембазы выехал и, натужно газуя, направился в ГОК огромный самосвал. Две пары мощных фар, на крыше и на бампере, освещали ему дорогу.
К и р и л л. Ой, материться ведь нельзя. Мат тоже жидовствующие насаждают. Чтобы поработить нас совсем, впаривают нам своего жидобога, чтобы…
Кирилл посмотрел в сторону ГОКа и властителей. Крайний левый в темноте будто бы роговидно изогнулся. Оптический обман – и вот опять: смотрят они или нет?
К и р и л л. Короче, мы окружены, они со всех сторон. Что это значит? (подмигивает) Вот тебе первый урок: не сомневайся, бей первым. Тебе ещё много предстоит изучить. В качестве домашнего задания: будешь читать книгу одного великого человека. Я её распечатал на принтере – в коморке у меня лежит. А маме пока что ни слова! И не только ей – никому. Не её куриным мозгам – чем мы будем заниматься… Пусть для всех это будет сюрпризом. Твою маму предстоит ещё кре-епко перевоспитать. (потирает костяшки на пальцах) Запомни, женщина охотно покоряется только сильному. Короче, кто тягает – тот и вдувает – недавно вот придумал. (издаёт глухую усмешку)
Ещё с минуту они идут молча. Кирилл в приподнятом настроении, довольно ухмыляется чему-то, потом смотрит на сына. Цепко хватает шапку у него на голове и прежде чем Глеб успевает среагировать, срывает её.
К и р и л л. Что это за дерьмо у тебя тут? (теребит белокурые волосы сына со следами мазута) Оброс как чмошник, ничего – побреем! (радостно) Будешь с нулём ходить, как настоящий солдат!
Тем временем, они уже на крыльце банно-прачечного комбината, где и располагается тренажёрный зал. Уже около года Кирилл работает там, и по совместительству – ночным сторожем на автостоянке неподалёку.
При входе в тренажёрный зал – дверь коморки, запертой навесным замком. Кирилл достаёт из спортивных штанов ключ и отпирает её.
Узенькая коморка с одним небольшим окошком почти у самого потолка плотно набита всякой всячиной: разнообразным спортивным инвентарём, порой требующим починки или утилизации, инструментами для ремонта тренажёров, спортивной одеждой. Среди этого разнообразия стояла старенькая школьная парта для средних классов и прилагавший к ней стульчик с деревянным сидением. На таком импровизированном столике стоял ноутбук с царапиной в центре экрана, на клавиатуре не хватало нескольких клавиш – такой приобретают за гроши в комиссионке. Принтер, по-видимому оттуда же, стоял на полу возле парты и тянулся проводами к компьютеру. Помимо оргтехники на парте лежали нетронутые бич-пакеты, кипа бумаг, там же – распечатанная на принтере и грубо сшитая книга «великого человека». На обложке красовалась свастика с жирными лопастями и имперский орёл, а заголовок и имя автора по какой-то причине напечатали уставным шрифтом.
С помощью прозрачного скотча к стенке крепились два импровизированных плаката – так же с принтера. На одном – фотография солдата в стальном шлеме с пулемётной лентой и ножом на плече, на другом – белокурый мужчина с тупым овалом лица и двумя амбразурами для глаз, под ним – большими цифрами «2083».
Бросив куртки на батарею Кирилл переобулся в кеды, а сыну выдал шлёпанцы, которые оказались тому слишком велики.
К и р и л л. Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю. Мои воспитанники, детдомовцы. Молодцы ребята, быстро учатся, схватывают на лету – отличный материал. С лета их натаскиваю. Будут твоими новыми друзьями. Вон они.
Отец и сын заходят в тренажёрный зал. В хорошо освещённом длинном помещении штук десять тренажёров различного назначения. Публика различных возрастов, человек семь, болтает, тренируется: кто тягает железо, кто крутит педали, кто колотит грушу. «Здорова, Киря!» – кричит мужик с бегового тренажёра в дальнем углу и приветственно машет рукой. Кирилл небрежно кивает.
В сторонке на скамье сидят четверо подростков, возраста старших классов, одежда неприхотливая, волосы бриты коротко. Стоит Кириллу появиться в зале – их взгляды прикованы к нему, а затем и к мальчику ковыляющему рядом с ним. В этих взглядах читается зачарованное восхищение и страх.
Самый бойкий тут же вскакивает со скамейки и устремляется к Глебу.
Т о л я. (протягивая руку) Привет, я Толя.
К и р и л л. Кого я в зале за старшего оставил?
С т ё п а. Ну, меня.
К и р и л л. Без «ну». Как обстановка? Тимофей, Виктор, доложите вы.
Т и м о ф е й. Всё тихо.
В и т я. (нехотя) Всё норм.
К и р и л л. Принято. Так, а рохля наш где? Тимофей ещё один… Совсем охрип? Разболелся? Вот сачок! Будет, значит, двойную норму по физподготовке отрабатывать.
Детдомовцы поочерёдно подходят к Глебу знакомиться. Один из них уже обещает показать ему все тренажёры и необходимые упражнения.
Кирилла переполняет торжественное умиление от этой сцены. Он доволен и счастлив оттого, что всё получилось именно так. Он ни в чём не сомневается. В его воображении уже возникает картинка, как он, Глеб и детдомовцы стоят возле той самой стены у десятого дома во втором микрорайоне. Он отдаёт Глебу, баллончик с чёрной краской и тот изображает всё «как следует».
Пять царей самостийно возвышаются над плоской, покрытой тайгой долиной. Нестойкая линия горизонта их владений – очертания сутулых гор древнего хребта. Самостийно и надменно, всецело ощущая здесь собственную власть, взирают они с высоты…
Ч а с т ь IV
Дурак или ясновидящий
- рассказ -
Мужчина Иван Николаевич Дудкин работал начальником Минчерсита N-ского края. И в свои пятьдесят пять он беспощадно давил червя сомнения, который то и дело подгрызал его мол «всё, старик, высшая ступень в твоей карьере достигнута, и выше, как предыдущий начальник Минчерсита Ильич, тебе уже не прыгнуть».
– Вот увидите, я ещё в Москве командовать буду! – громогласно объявил он на праздновании своего пятидесяти пятилетнего юбилея.
– Конечно, пап, – поддержала взрослая дочь Лена, а вслед за ней и сын, и жена и товарищи. Все подняли фужеры с шампанским и выпили за здоровье Ивана Николаевича.
Возможно, Иван Николаевич стал бы величайшим из столичных начальников, но, как это порой бывает, в его планы вмешалось чудо. «Какое ещё чудо?» – возопит глас скептика. Чудес же вроде как не бывает. Разве они хоть в одном госрегламенте прописаны, поди поищи? И в правилах противопожарной безопасности, и в планах эвакуации в случае чего, которые всё равно никто не читает, их не сыскать. Какое же тогда чудо могло приключиться с минчеэсовцем?
Удивить читателя, особенно если он насмотрелся телевизора, – задача непростая, но и история выйдет совсем не пространная. И начнётся она с очередной планёрки в очередной понедельник, на которой Иван Николаевич лихо, не без крепких слов, разносит подчинённых начальников подразделений и отделов, но не в пух и прах, а в меру провинностей, накопленных и примеченных в период с прошлого совещания.
Происходило всё это в здании Минчерсита (где «чер» расшифровывается не иначе как «чрезвычайность», а «сит» – «ситуативность»). Располагалось оно в столице региона на центральной площади.
– Почему рвана форма, вам же только в прошлом месяце выделили!.. – возмущался Иван Николаевич всё в том же административно-хозяйственном духе.
Подрядчики своровали на краске и покрасили пожарную машину в розовый цвет вместо красного, установив до кучи бесцветные мигалки, а вместо «03» нанесли на бок цифру «30».
– Это правда, что они там по-русски никто не понимают?!
Иван Николаевич не знал, что подрядчиком была фирма шурина его заместителя и очень злился, так как счёл, что это банальное…
– …головотяпство, Хабибуллин! Разберитесь! – поручил он тому самому заместителю. – Отчитаетесь мне до четверга.
Далее обсуждались безобразия поменьше, а к концу совещания, когда всему плохому перемыли кости, поздравляли с юбилеем одного заслуженного спасателя, наградили его грамотой и вручили часы, почти как у президента, однако Китай.
– Всё, по местам. Работать пора, а не языками трепать, – скомандовал Иван Николаевич и все его замы, начальники отделов и подразделений разошлись. Просторный кабинет начальника Минчерсита N-ского края опустел. В углу свечкой мирно стоял триколор. Лицо главы государства величаво взирало с портрета на стене.
Он постучал пальцами по столу и задумчиво произнёс:
– Так, можно, в конце концов, и чайку забабанить.
Решив не беспокоить, печатающую текст приказа секретаршу, заварил его сам, а затем уже снял телефонную трубку и набрал старого друга из краевой администрации.
– Алё, Максимыч. Занят?
– Пустяки, Иван Николаевич, говори! – отмахнулся собеседник.
Государственные мужи обсудили пару не особо значимых вопросов местного значения, после чего начальник краевого Минчерсита неожиданно спросил:
– Слушай, Пётр Максимович. Я тебя спрошу, ты только не удивляйся… Ты в вещие сны веришь?
– Чего-о? – несколько смутился собеседник. – Ты чего это, уважаемый, вещий сон увидел?
– Да в том то и дело. В общем, слушай… – Иван Николаевич кашлянул. – приснилось что люди бегают, темнота и горят какие-то товары.
– И всё? Ты никак волнуешься? В отпуск тебе надо, на море слётать.
– Это бесспорно, но я вот теперь думаю своим дать команду все склады в нашем крае прошерстить на предмет противопожарки. Как думаешь?
– Ну коли такое дело, Иван Николаевич. Ежели душе станет легче, то почему бы нет? Прошерстят так прошерстят – хуже ж никому не станет.
– Спасибо, что поддержал, дорогой, а то я тут с этим сном действовать как-то бы постеснялся.
– Пожалуйста, заглядывай на шашлыки… Бывай!
– Всех благ, Максимыч!
Иван Николаевич положил трубку, потом снова её поднял и набрал внутренний номер инспекции, начальник которой только что сидел на совещании.
Для разговора с подчинённым голос его сделался строже и официознее.
– Илюха, подымай орлов, внеплановая проверка!..
– Иван Николаевич… – хотел было возразить главный инспектор, но был срезан:
– Ничего, не растаете. Программа партии простая: проверить пэпээрку на всех наших складах крупного и среднего размера. Сколько их?
– Десятка на два, думается. Край у нас небескрайний.
– Ну вот, до среды составьте план и дерзайте, через семь дней отчёт. Пиротехнике – особое внимание. Работайте… – произнёс начальник Минчерсита N-ского края и положил трубку. Иван Николаевич хлебнул остывшего чая и немного призадумался.
Он вспоминал то самое сновидение. Снующие туда-сюда люди, едкий дым, какие-то ящики, а потом и рвущиеся в замкнутом помещении разноцветные фейерверки, искры – словом, жуть. А жуть – это же совершенно особое чувство, когда знакомый и близкий круг вещей нарушается и оголяет мир, делает его неуютным и хрупким даже для видавшего разное спасателя со стажем.
Начальник Минчерсита вскочил в четыре ночи в холодном поту и побрёл к холодильнику, там у него стояло пол-литра белого снотворного. Опрокинув рюмку Иван Николаевич побрёл обратно в постель.
– Опять видеоконференцсвязь с Москвой? – после зёва прошептала жена.
– Да, не… – сглатывая привкус водки во рту, отмахнулся он.
– А чего снилось-то?
– Дурь всякая… – Иван Николаевич укрылся одеялом, но до семичасового будильника так и не сомкнул глаз, только ворочался.
И теперь, у себя в кабинете, он сидел с прежней тревогой, хоть и спокойный наружно теперь, когда приняты меры. Единственный очевидный вывод, к которому Иван Николаевич тогда пришёл был весьма тривиален:
– Переработал. После лесных пожаров – в отпуск.
Он достал из стола пачку документов и стал готовиться к выступлению в КраДуме.
Результаты «сновидческой» проверки пришли к означенному сроку. Суетливые и не в меру дотошные инспекторы обшарили все возможные склады, которые только нашли в N-ском крае. По результатам проверок выявили ворох нарушений, по некоторым были составлены предписания, а по некоторым не были. По итогам отдельных проверок отдельные инспекторы купили себе отдельные автомобили, иные полетели в Тайланд по выигранной неожиданно путёвке. В общем и целом мероприятие удалось.
Но если в N-ском крае так ничего и не произошло, то на другом конце России загорелся склад с контрабандной китайской пиротехникой. По итогам пожара и фейерверков 25 живших там гастарбайтеров и охранник отдали Богу души. В ответ на феерический скандал МинЧерСит по привычке назначило вселенскую проверку складов на предмет соблюдения правил противопожарной безопасности. Инспекторы всех регионов рьяно принялись за дело и только в N-ском крае стали чесать затылок.
– Иван Николаевич…
– Ну чего?
– Так мы ж два дня назад проверку-то завершили.
– Знаю, Палыч. А чего предлагаешь мне делать? Проверку-то из центра назначили, мне за неё на селекторе отчитываться.
– Так это…
«Это» состояло в том, что предписания составленные с прошлой проверки разумеется никто не выполнил (и не собирались), а многие инспекторы уже рассекали улицы на новых иномарках или улетели в Тайланд по «выигранным» путёвкам.
– Нехорошо получится, люди не поймут.
Но ничего не попишешь и по назначенной министерством новой проверке расползлись новые инспекторы. По её итогам многие из них, те что не преуспели в прошлый раз, пересели на новые авто, а те, у которых к декабрю остались неиспользованные отпуска, улетели отдыхать уже на Бали.
Происходило это всегда весьма и весьма интимно в ходе встречи тет-а-тет предпринимателя и инспектора. Представитель бизнеса, у которого просрочены все огнетушители, заварены запасные выходы, а на пожарной лестнице устроен склад легковоспламеняющихся веществ («пожарная» же), садился с отстранённым видом напротив такого же отстранённого инспектора.
– Укока? – цедил он через зубы.
Инспектор доставал смартфон и показывал, скажем страницу из онлайн-энциклопедии, скажем, «Битва у Ньивпорта». Без труда найдя нужное, бизнесмен цокал языком, после чего инспектор доставал из кармана запонки с буквой «S» или же с буквой «Э» и вдевал их в рукава сорочки. Дальше – финансовые тонкости…
На этом безобразию бы и закончиться, да не тут то было.
Меньше чем через две недели Иван Николаевич внезапно помрачнел. Он ходил по просторному, отремонтированному зданию Минчерсита молчаливый, задумчивый. А потом как-то в обед даже заговорил с замом о мытарствах души, протяжённости Вселенной и, страшно сказать, проекогниции. Так как ранее увлечения категориями вечного за ним не наблюдалось по ведомству поползли разные тревожные слухи: злые языки намекали, что Иван Николаевич попал в сети таинственной секты и вскоре уйдёт отшельником в тайгу.
После очередного совещания слухи поползли ещё интенсивнее, буквально натуральный оползень!
– Мужики, – на сей раз в непривычно свойской манере обратился он к начальникам отделов и подразделений. – Я хотел уведомить вас о том, что назначил новые внеплановые проверки. Не спрашивайте почему, но мы будем проверять автозаправки и железнодорожные цистерны с горючими веществами. Очень на вас надеюсь.
Когда все разошлись, Иван Николаевич покачал головой:
– Что за напасть…
Начальника Минчерсита беспокоило, что он уже второй раз назначает региональную внеплановую проверку, поводом для которой послужил… сон. Опять сон, и там ещё катилось горящее колесо, повсюду плыл пылающий бензин, водитель бензовоза с горелой папиросой в зубах кричал: «Карау-ул!» Этот сон приснился ему уже (sic!) семь раз. С назначением проверки тревога начальника Минчерсита вновь подурегулировалась. Тем более, что мероприятия вскоре были завершены: предписания, штрафы – всё как обычно, только дети начальника инспекции и его заместителя поехали учиться в Лондон.
– Добро… Хм, добро, – бормотал Иван Николаевич, изучая отчёты о результатах рейда. Теперь, рассудил он, что бы там не привиделось – точно уже не случится.
Но как бы не так, и увы, действие вещих снов Ивана Николаевича распространялось куда-то совсем далеко за пределы его юрисдикции… Потому что буквально через сутки произошёл ошеломляющий пожар на автозаправке в степях, 17 погибших, и до двадцати обгорело, не говоря уже об уничтоженных автобусе и пяти легковых авто. Шумиха, ролики в интернете, и далее всё по программе: выяснилось, что на заправке грубо нарушались правила противопожарной безопасности, всё это с подачи местной инспекции, скандал, президент хмурит брови и требует немедленно разобраться с автозаправками. Минчерсит вытянулся по стойке смирно и назначил очередную вселенскую проверку автозаправок.
– Иван Николаевич, тут люди на дыбы встают, как это мы второй раз по объектам пойдём? Мы же только что всё проверили! – возмущался начальник инспекции. Он хоть и был человеком «предприимчивым», но повторно идти с граблями на бизнес отчего-то стеснялся.
– Сам знаю, Палыч, но поделать ничего не могу… – растерянно вздохнул Иван Николаевич.
Впрочем, меньше чем через неделю история повторилась в третий раз и начальник инспекции, листая каталог недвижимости на Кипре, по телефону отчитывался перед Иваном Николаевичем за результаты проверки в ночных клубах. Потом на дальних рубежха произошёл пожар как раз в ночном клубе, набралось 34 погибших. Министерство опять назначило вселенскую проверку и опять в N-ском крае инспекторы повторно отличились жатвой на ниве противопожарных мероприятий. Гладкие идеальные пиджаки, шикарные блестящие наручные часы, перстни, сигары – внеплановые проверки привели к тому, что совещания в отделе инспекции стали напоминать сборища элитного бизнес-клуба.
– Ну что, Иван Николаевич, будем ещё чего-нибудь внепланово проверять? – ехидно интересовался начальник инспекции.
– Да, Палыч, придётся… – начальника мучило очередное сновидение и чтобы его отогнать по отдельно взятому краю готов был назначить очередную проверку, чтобы она неведомым образом предотвратила то, что вернее всего произойдёт даже не на его территории.
И так могло продолжаться долго, кабы не начни недовольные илоты строчить анонимные жалобы и отправлять их в самое неподходящее для Ивана Николаевича место – в Москву. Вскоре он получил указание явиться на ковёр аж к первому заместителю федерального министра.
Ситуация и так была странная. События происходили в какой-то непостижимой последовательности: а) Иван Николаевич назначал в N-ском крае проверку по определённым объектам; б) В другом месте на подобном объекте происходила техногенная катастрофа; ц) Минчерсит в результате шумихи назначал всеобщую проверку вдогонку катастрофе; д) В N-ском крае проводили проверку повторно, уже в рамках объявленной кампании.
– Иван Николаевич, объяснитесь. Как это так? Вы же не сами по стране все эти безобразия устраиваете, в самом деле?
– Никак нет, – ответил Николай Иванович, и это была чистая правда. Не он.
Не имея привычки врать руководству, начальник Минчерсита по N-скому краю Иван Николаевич Дудкин выложил всё как есть с подробнейшим описанием своих видений.
Уж чего-чего, а такого замминистра Минчерсита услышать был не готов. С трудом переваривая в мозгу сказанное, зам достал из ящика стола флягу и сделал несколько глотков, предложил Николаю Ивановичу, тот согласился и тоже выпил. Помолчали. Зам нахмурился и произнёс речь, суть которой сводилась к тому, что негоже путать компанейщину с мистицизмом – котлеты отдельно, а мухи отдельно. И что надобно знать порядок проверки «техногенки», а не бежать впереди паровоза, куда бы он не летел…
Заместитель пересказал этот казус министру, а тот в свою очередь спросил:
– Так он у нас кто? Дурак или ясновидящий? – потом махнул рукой и сказал, что в сущности не всё ли равно…
Не суждено было Николаю Ивановичу Дудкину стать большим московским начальником. Через пару недель после коммандировки в N-ский край прилетела комиссия. Николая Ивановича похлопали по плечу, вручили медаль и часы как у президента, только китайского производства и досрочно отправили на пенсию.
На его место посадили весьма теперь уже солидного начальника инспекции, у которого жена, к слову, недавно открыла сеть ресторанов.
На этом чудесной истории бы и закончиться, только вот в соседствующей с N-ским краем NN-ской области главе местного архнадзора как-то ночью приснилось ужасное… Что в спорткомплексе обвалилась крыша и кто-то даже погиб. Чиновник встал с постели, выпил воды и в темноте кухни стал думать о грядущей внеплановой проверке.
Последний день перед концом света
- фантасмагория -
Я плохо спал из-за фейерверков… Из-за криков и стрельбы в воздух. Из-за врубленной на всю катушку музыки, где-то двумя этажами выше. И повсюду топот: у соседей сверху, у соседей сбоку, а у соседей снизу – нет, они уехали на острова ещё с месяц назад с последними авиарейсами.
Ворочаюсь, закрываю второе ухо подушкой. Из мощных колонок двумя этажами выше бьют биты хип-хопа, потом вдаривает тяжёлый рок. Эти звуки проедают мой мозг до самой сердцевины, если у него есть сердцевина. Может быть, между четырьмя и пятью часами мне худо-бедно удалось заснуть. Сейчас 6:45, звонит будильник на мобильном телефоне. «Нет-нет, я ещё не буду вставать и полежу чуток – отложу звонок на десять минут», – так притворно решаю я. И ещё десять минут слушаю громыхания двумя этажами выше. В 6:55 будильник отзвонится ещё раз, я отключу его и просто проваляюсь до семи.
Какой во всем этом смысл?
Умываюсь в ванне. Как странно, до сих пор пусть и с перебоями есть вода и электричество, а выглянешь за окно так сразу и не скажешь, что в этом мире хоть что-то может функционировать и кто-то остался на своём месте. Хотя возможно, просто оборудование работает в автоматическом режиме, не знаю.
Надеваю вчерашнюю рубашку, от рукава отлетает пуговица. Качаю головой и причитаю театрально: «Эх надо будет пришить, и почему я не застирал лишнюю рубашку на неделю… Может быть, потому что ручную стирку не люблю?»
Захожу на кухню, в холодильнике специально припасённый последний йогурт – жаль, а что я буду есть завтра? Сомневаюсь, что найду за пределами дома годную ёмкость йогурта. А вот пакетиков чая хватило бы ещё надолго.
На телевизоре рябь вместо картинки. Лишь на одном из каналов, кто-то включил бесконечные клипы, каждые четыре часа клипы повторяются. Поэтому во время завтрака я смотрю в кухонное окно, там, на плоской крыше соседнего дома (мне всё видно – наш дом вдвое выше), тусят какие-то люди. Двумя этажами ниже из окон выкидывают горящую мебель, будто мы в Италии и близится Новый год. Этой мысли я немного улыбаюсь.
Прохожу в коридор, между делом, замечаю, что в соседней комнате валяются пьяные дети. Лет четырнадцать-шестнадцать – и пьяные в куче баночек с энергетиком и бутылок крепкого пойла… Наказать их за это что ли? При том, что у меня детей-то никогда не было. Видимо, завалились ко мне в квартиру на ночь глядя.
Придётся не обращать внимания и искать ботинки, чистить их кремом для обуви так, чтобы блестели. Входная дверь нараспашку, а какой смысл закрывать, если завтра… Нет! Я, пожалуй, сделаю как обычно – жилище должно быть на замке. Найти бы его и присобачить обратно к двери. Махнув рукой на это бессмысленное занятие, дабы не опоздать, покидаю жилище.
Этажами выше по-прежнему орёт музыка, отчаянно рвёт колонки тяжёлый металл, резонансы расходятся неслабые: во время завтрака на поверхности чая то и дело появлялись круги. Я подумал, что сосед сверху навестил музыкальный магазин, спёр (скорее, просто присвоил) усилитель, колонки и до упора врубил громкость. Эти мысли не так далеки от правды, как хотелось бы.
Лифт сломан и некому починить – придётся барабанить по лестнице. В пролёте этажём ниже без сознания валяется наш местный олигарх в костюме, вокруг него разбросаны фуфырики «Боярышника». Переступаю через него аккуратно. Ещё двумя этажами ниже стоит кальян, и разбросали шприцы с обгоревшими ложками. Может вызвать полицию? Вряд ли теперь доступна эта опция. Будто бы в подтверждение этих мыслей на крыльце подъезда застаю перевёрнутым полицейский «бобик», разукрашенный баллончиком, с распахнутой задней дверцей. На колесе бдит полицейская фуражка – это остроумный перфоманс… или инсталляция.
«ВСЁ, КОНЕЦ СВЕТА!» – у меня под ногой на ветру болтается газета с большими буквами на первой полосе, в подзаголовке указано число/месяц, которым предшествует сегодняшний день. Как? Почему? Может рухнет астероид, или же всё превратится в аналог льда-9? Ответ внутри, но меня он больше не интересует.
Я иду по двору, газета остаётся на прежнем месте, но сотни её клонов с тем же заголовком разбросаны по улице. Под ногами повсюду валяются пустые, полупустые бутылки и тонны, тонный бумаги! Листовок, газет, оторванных объявлений – всё бесполезное, никто уже не работает. «Все уходят в отрыв», так – озаглавил статью на сайте один шибко умный учёный месяца эдак два назад, когда люди узнали, и всё стремительно начало разваливаться. Только голуби по-прежнему деловито клюют асфальт…
Раннее утро, на улице – ни души, лишь следы бушевавшего всю ночь отчаянного веселия. Повсеместно слышится похмельный храп. Посреди двора парень с девушкой без одежды под одеялом мирно посапывают. Возле стены противоположного дома сожжены три машины. Ночью, когда я пытался заснуть под рёв музыки, сигнализации, крики и свист салютов, слышал, как они взорвались одна за другой. Но мне повезло, мой минивен не тронули, только разбили боковое стекло на задней правой двери. Никого он не привлёк, кроме тех, кто с баллончиками разноцветной краски изрисовали его ещё пару недель тому назад. Оттого машина выглядит усталой, но всё ещё на ходу – как и я сам. Включаю зажигание, даю мотору прогреться с минуту – на улице всё же как-никак лето. Тряпкой и чистящим средством стираю следы краски с лобового стекла, чтобы была видимость. Вставляю панель магнитолы: радио не работает. Лишь на одной волне какой-то обдолбанный диджей между песнями заплетающимся языком бормочет нечто нечленораздельное:
«Отожжём сегодня по полной, бро. Апокалипсис туморроу…» – я выключаю этот бред, вставляю диск с любимой группой и отправляюсь на работу. Надеюсь успеть до девяти. В девять, хоть в лепёшку разбейся, я должен быть на своём менеджерском рабочем месте. По пути надобно заехать на заправку – лампочка горит уже весьма настойчиво. «Маршрут построен», – сообщает навигатор, но откуда ему знать, что через пару поворотов на боку лежит фура, перегородившая весь переулок. Разворачиваюсь, еду другим ходом, огибая автомобили, брошенные посреди проезжей части. Я живу в районе завода железо-бетонных изделий. Раньше в час-пик выбраться отсюда без пробок было настоящей проблемой. Сейчас – пусто, трудно признаться, даже скучаю по ним. Сейчас на дороге редкие ездоки водят «по беспределу».
Впереди по газону и тротуарам нарезает круги внедорожник. Я слышу, как надрываются колонки и сабуфер внутри него. Нет номеров – конечно, за считанные дни растащили все автосалоны, кто-то даже сжигал свои прежние рыдваны у порога оных. По улицам рассекают одни машины представительского класса. По встречке проносится какой-то спорткар, на капоте у него пьяный мужчина с голым торсом и бутылкой чего-то крепкого в руке, орёт. Кататься на капоте – новая мода в канун грядущего Конца Света.
Ещё по дороге на заправку мне встретился «Зилок» с надписью «Хлеб» на боку. Вот ведь действительно загадка: куда это он направляется, так медленно и одиноко среди всеобщей свистопляски и раздрая?
На заправке ни души. Заправочные пистолеты валяются на асфальте. Счётчики перебиты: наливай – не хочу.
Но я иду к пустующей кассе, достаю из кармана пятисотку, оставляю её в пустой монетнице и лишь после этого иду наливать бензин. Я заметил, что кто-то обчистил кассовый аппарат. Интересно, кому так понадобилась пара тысяч рублей на пороге мирового катаклизма. Те, кто попрактичнее воровать бумажки и тащат матценности: главный и единственный объект вожделения экс-потребителей, те же самые дорогие машины, плазменные телевизоры, элитные мобильные телефоны, ноутбуки, немецкие холодильники, мебель из красного дерева. Хотят пожить напоследок – я их, если что, не осуждаю.
Завтра, быть может, уйдёт вниз небосклон вместе с этим городом-миллионником и старыми горами вокруг него. И с балкона единственной оставшейся на последнем выступе суши панельной многоэтажки я буду наблюдать как морозной волной нападёт море… Но это завтра.
Залив в бак полтора десятка литров (примерно столько, за сколько заплатил), закрываю его и на фоне предпоследнего рассвета сквозь мигающие жёлтым светофоры и нерегулируемые перекрёстки спешу на работу. В пути меня сопровождают Марли, Верди и африканская этническая музыка – всё вперемешку закачано на CD-болванку. Это первый диск, который я включил в этой машине, два года назад ещё совсем новой, купленной в кредит. Возвращать оставшиеся двадцать пять процентов стоимости теперь, оказывается, некому – все банки закрылись. Как ни странно, я этому совершенно не рад.
Под партию скрипки я еду по проспекту и наблюдаю пожар на последних этажах шестиэтажной хрущёвки. Случайность или кто-то решил напоследок посмотреть: как красиво горит здание? Досада в том, что тушить никто не приедет: пожарные небось где-нибудь на автопати, «01» принимает гудки и молчит. Еду мимо пожарной части – она представляет из себя обугленную бетонную коробку с пепелищем машин. Какая-то эпидемия пиромании. Я продолжаю путь.
На следующем перекрёстке с открытыми дверями стоят большие чёрные джипы, из них тоже орёт музыка… кавказская… Толпа кавказцев танцует лезгинку или какой-то другой национальный танец… У некоторых в руках кинжалы. Женщины и мужчины в такт хлопают в ладоши. Громкие крики, рог с вином. Один из них поразил больше всех: его одежда от воротника до брюк была обмотана цепочками, бусами, колье, брошами – всё золотое, серебряное, блестящее. На пальцах я успел разглядеть по нескольку перстней с разноцветными камнями – на лицо недавнее «посещение» ювелирного. Зеркальные очки скрывают его глаза, а я хотел заглянуть в них. Что это за человек так плотно решил прикоснуться к той самой роскоши, что всегда привлекала этот заканчивающийся мир.
Объехав толпу по трамвайным путям, я продолжаю ежедневный путь на работу. В одном квартале от места назначения всё ещё надеюсь, что улица будет забита машинами и придётся петлять в поисках места для парковки, но нет – на стоянке возле офисного цента с разбитым повсеместно стеклянным фасадом пустынно. На ней лишь мусор, битые бутылки и куча тележек и корзинок из раскуроченного супермаркета напротив. На двери наклеено объявление (рядом валяется ещё полсотни таких же). В нём на жёлтой бумаге чёрными буквами напечатано приглашение на секс-вечеринку в последний день перед концом света, то есть сегодня. Обещаются мягкие кровати, кальян, выпивка, марихуана и ещё много чего… работает фейсконтроль. За последний месяц видел подобных объявлений тысячи. Каждый по-своему борется с фрустрацией. Зачем срывать эти клочки бумаги – может кому-нибудь пригодится, а я менеджер всё-таки – меня ждёт работа.
Проходная пуста: ни вахтёра, ни охранника. Турникеты сломаны, электронный пропуск можно не прикладывать. Поднимаюсь по лестнице, потому что в любую минуту может отключиться энергия и лифт застрянет без надежды на появление лифтёра. Так как впереди полно дел, такой вариант меня не устраивает.
Дверь любимого офиса № 603 на шестом этаже приоткрыта. Странно, я ведь закрывал её вчера. Внутри – никого. По полу разбросаны бумаги: акты сверки, прайс-листы, накладные… Окна закрыты, и шумоизоляция делает своё дело: единственным живым звуком остаётся шёпот лопастей вентилятора. Я сажусь на рабочее кресло, щёлкаю по кнопке на системном блоке компьютера и перед началом рабочего дня немного прибираюсь на столе. Рядом с монитором фотография моей жены, она улыбается. Там могли быть и дети, я частенько представляю себе это. Когда стало известно о грядущем конце света, она отправилась в «отпуск» куда-то на юга (тогда ещё летали рейсы), насладиться последними закатами над морем. А я не поехал, я сел в машину и поехал на работу, как и сегодня. С тех пор от неё ни слуху, ни духу. Небось загорает сейчас на каком-нибудь острове в последний день в объятьях какого-нибудь… смуглого человека.
Достаю из ящика ежедневник. Страница с сегодняшним числом пуста, я беру ручку и придумываю себе дела и служебные поручения. Я оставляю ленточку-закладку и с иронией смотрю на страницы со следующими числами и месяцами. Если завтра всё сгорит (или покроется толщей льда), время ведь не остановится? Или наоборот – как в сверхмассивной чёрной дыре…
Вместо того, чтобы приступить к делам, я привычно иду заваривать утренний растворимый кофе. Сухих сливок – на ложечку, может следует прогуляться до универсама. Если повезёт, отыщу пастеризованное молоко или ещё сухих сливок. Там сейчас бардак: народ повымел с полок всё, что можно… Кофе бодрит, кто-то загорает топлесс на крыше соседнего здания. По улице проезжает угнанный кабриолет, заполненный пеной. Я закрываю жалюзи.
На моей кружке – юморной подарок от (бывших) коллег – надпись: «Ёмкость для прокрастинации и ИБД», – то бишь имитации бурной деятельности, вместо работы. Столько раз начальство объясняло нам, чем работа отличается от ИБД. Последнее время грань между этими вещами стёрлась. Я и сам не до конца понимаю первым я занимаюсь или вторым. Не то я самый преданный работник, не то идиот, цепляющийся за то, что вскоре исчезнет безвозвратно. Я работаю и одновременно притворяюсь, что делаю это… ради самой же работы. Это самая странная жизнь: та, которую я живу сейчас.
От заполнения ежемесячного отчёта по несуществующим внешнеторговым операциям меня отвлекает парашютистка в бикини. Она приземляется прямо в центре стоянки рядом с моим минивэном. В небе кружит самолёт, он сбрасывает таких же любителей «оторваться напоследок». Меню сегодняшнего дня просто до безобразия: прыжок с парашютом на завтрак, езда по встречке на краденом авто в обед, и полёт на тарзанке к ужину, а в промежутках – дурь и случайный секс. Кстати, насчёт обеда, где я проведу обеденный перерыв с 13:00 до 13:40? Все кафе вокруг закрыты, разбиты и разграблены, в том числе и то на углу, где были такие вкусные бизнес-ланчи. Поем в офисе, ещё позавчера запас в комнате отдыха нарезной хлеб и плавленый сыр – с кофе вполне себе…
– Привет, Максик… – слышу с порога офиса. – Меньше чем через сутки мир накроется сам знаешь чем, так что мы… Погоди ты чего это… Работаешь?!
И наш (бывший) маркетинговый директор заливается раскатистым пьяным хохотом. Оказывается, он приехал за ноутбуком, флэшкой или чем-то ещё.
– Бросай всё это! Дались кому-то теперь это внешнеторговые операции? Погнали с нами! Айда! С генеральным, снабженцем, девочками из колл-центра на дачу. Финальный корпоратив – зажжём как следует напоследок!
Я долго и настойчиво отказываюсь. От вагона бухла, дачи, корпоратива – от всего. Говорю, что накидываюсь, но только по пятницам и субботам, по вторникам – нет.
– Какие пятницы? Головой повредился? Завтра ж большо-о-ой кердык!
Я ещё раз отказываюсь. «Надеюсь, это не отразиться на моей карьере», – очередная иллюзорная мысль, эхо в моей голове. Финансовый забирает, что хотел уносится куда-то туда в царящий вокруг хаос. Приятного времяпрепровождения… А я нашёл иное занятие, нежели нюхать порошки через сторублёвую купюру. Меня ждёт работа или что-то вроде того.
Но всё, что мог, я уже сделал. Составил все отчёты, собрал необходимые документы… В прежние времена моя работа состояла в основном из переговоров с контрагентами: руководителями фирм и их представителями. Я бросаю взгляд на телефон. До кого я сегодня дозвонюсь?
Была не была… Я открываю страницу в ежедневнике со списком телефонов. На улице раздаются хлопки выстрелов, вой автомобильных сигнализаций и сирены – кто-то решил пострелять по бензобакам машин. Набираю первый номер: там длинные гудки, второй – короткие, третий – «абонент не доступен». И так три десятка номеров мобильных, городских, иногородних и международных. И вот на одном, наконец, взяли трубку. Слышу тихое дыхание и на заднем плане телевизор.
Я: «Алё, ООО ДеливериИнвестСпецПромМонтаж? Алё…» Короткие гудки. Похоже, они не готовы обсуждать условия «франко». Набираю ещё раз – длинные гудки.
В двадцать один ноль семь, через три часа после окончания рабочего дня, я еле перебираю ногами, покидаю офис без всякой надежды на сверхурочные. Можно ли считать это увольнением? Нужен ли обходной лист? Я срываю с шеи любимый галстук и кидаю его себе под ноги, попутно оторвав две верхние пуговицы от рубашки. Вот и всё, я обречён. Может сдаться и слиться со всеми остальными. Нажраться, подцепить кого-нибудь, сотворить нечто экстраординарное, чего не было в моей прошлой жизни и о чём я, быть может, даже когда-то мечтал…
Совершенно потерянный я как вкопанный стою на стоянке в лучах заката. Но вот оно чудо! На стоянку въезжает «ЗИЛ». Тот самый «Зилок» с надписью «хлеб» на боку, который я видел утром. Водитель глушит мотор, вылезает из кабины и направляется ко мне. Это средних лет татарин в чёрной куртке, бейсболке и очках.
– Приветствую, – он протягивает мне руку.
– Здравствуйте…
– Примите, пожалуйста, хлеб для столовой № 8 в вашем здании.
– Простите, что? – вполне искренне удивляюсь я.
– Я всё понимаю, но… друг, прими пожалуйста… И подпиши накладную, если не трудно, а то проблемы потом с бухгалтерией будут.
Возник небольшой проблеск – на миг посветлело. Вот, значит, родственная душа. Оказалось, что он предприниматель – полгода назад, после долгих лет лишений, нервотрёпки и беготни, открыл-таки собственное дело, эту самую хлебопекарню… Он просто не мог позволить себе сорвать поставки даже в последний день перед концом света. В одиночку, когда все сотрудники разбежались, напёк партию свежей выпечки и с самого утра развозит её по городу.
Мы перекурили, что-то обсудили, обменялись парой анекдотов. Я подписал накладную, помог выгрузить хлеб.
– Ну, спасибо, Максим. Удачи тебе… – прощальное рукопожатие. – Будь, – сказал он мне. – А я ещё в три адреса по спецификации.
«Зилок» скрипит коробкой передач и уезжает. На противоположной стороне улицы – карнавальное шествие и костры.
Завтра глобальная катастрофа, катаклизм, так называемый конец света, когда отключат свет и интернет. Как? Почему? Может всё сгорит синим пламенем или же ядовитый туман погрузит всё живое в летаргический сон. Читайте газеты и интернет. Неважно, как рухнет этот мир. Я его любил… как оказалось. К примеру, свою серую должность ведущего менеджера. Наверное, у меня в характере есть что-то японское. Японцы заранее объявили, что будут трудиться до конца. Молодцы, хотя в действительности, дело даже не в труде.
Я гуляю впотьмах. Когда-то не так давно, я приезжал домой, за ужином слушал новости, принимал душ, а потом смотрел в Интернете ролики, не без старания любил жену, засыпал и видел сон хороший или дурной, как этот, затянувшийся чересчур надолго…
Музей под открытым небом
- постлюдия, гротеск -
Не знаю, дорогие подписчики, помните ли вы, что однажды (скоро этому уж одиннадцать лет) я пообещал совершить грандиозный тур по Средиземноморью, читай, по руинам древних цивилизаций, собрав в единую структуру те реперные точки, из которых проистекает современная человеческая культура. Как вы знаете, в этом деле я преуспел и даже вышел за переделы намеченного круга. См. предыдущие посты по теме. Вы уже читали мои старомодные в век визуального контента путевые заметки о Греции, Риме, долине Нила, Персии, а затем и мезоамериканский цикл. Теперь настало время подвести жирную черту…
И всё благодаря вам и вашим донатам на моей цифровой платформе. В последний раз мне понадобилось собрать больше, чем обычно, но того требовала специфика моего последнего путешествия и одна невероятно интересная особенность выбранного тура, о которой я непременно расскажу по ходу повествования.
К сожалению, путёвки на этот тур оказались раскуплены аж за полтора года до отправления, ещё до того, как необходимая значительная сумма была собрана. Это сильно опечалило меня, однако ж я всё же совершил отчаянную попытку добыть желанный билет и обратился слёзно к организатору тура, в Европейский музей утраченных цивилизаций (EMLC) при Международном Министерстве Культуры (IMC). Тут постоянный читатель может справедливо припомнить о том, как много слов я потратил на критику бюрократизма этой структуры, с момента её преобразования на базе ЮНЕСКО в 2098 году. Тем не менее, именно благодаря ним автор этих строк, и стало быть вы дорогие читатели, имеют возможность совершить это необычайное путешествие в древность и завершить-таки фигуру этого цикла.
Начало путешествия застаёт нас в великолепном авиалайнере, летящем по направлению к аэропорту пересадки. Над Европейским континентом глубокое ясное небо и лишь возле южных вершин Скандинавского хребта мы имели возможность любоваться чудесным многослойным лентикулярным облаком, напоминающем инуксук из небольших плоских камней, установленных на горную вершину. У североамериканских индейцев эти небольшие пирамидки из камней могли служить указателем, значит мы на правильном пути?
С самого начала полёта не покидает приятное волнение.
Панорамные окна на авиалайнере – это чудо. Я и остальная тур-группа не можем оторваться от вида, исследуя поверхность с помощью индивидуальных оптических приборов. Современные цифровые очки дают почти семидесятикратный зум с возможностью захвата картинки в движении. Вот люди на лужайке, вот туда-сюда носятся электромобили, вот свежие лесопосадки по программе «Один человек – одно дерево».
Винты работают тихо и совсем не отвлекают, или же это такая удачная звукоизоляция? Лайнер наш сперва показался мне хрупким. Однако рекламные записи авиакомпании уверяют, что в основе конструкции лежат высокопрочные и вместе с тем лёгкие материалы. Широкие крылья крепятся к верхней части корпуса выше панорамных иллюминаторов. На этом же месте имеется небольшой выпуклый люк в потолке, в который можно полюбоваться на то, что происходит наверху, на то как блестит поверхность солнечных батарей. Да-да, это тот самый SolariX-505, пассажирский авиалайнер, питающийся исключительно солнечной энергией. Новый стандарт безотходности, которому ещё предстоит захватывать небо и пассажирские авиаперевозки. Скорость, конечно, несравнима с реактивными самолётами, но и ущерб окружающей среде минимален и не требуется топливная энергия, достаточно той, что у нас над головой.
Но вот в небольшом отрезке над Балтикой появляются тучи. Их становится больше в стране озёр, вглубь которой мы устремляемся. В просветы между облаками виднеется парча местной тайги с узорами многочисленных водоёмов повсюду. Самолёт начинает снижение. Ныряет в облако, а затем оказывается ниже. Нет, двигатели не отключаются, накопленной в аккумуляторах энергии достаточно чуть ли не на два часа полёта – на экстренный случай потери контакта с солнцем. По крайней мере, так заявляют конструкторы этого чуда будетлянского воображения.
Мы летим мимо озера, по форме напоминающего круассан. На рябоватую его муть в просвет между облаками падают косые лучи. Как говорят англичане: «sun drawing water». Звучит так же красиво как и выглядит. Мы начинаем различать верхушки деревьев, в основном хвои. Затем снова под нами озеро. Уж не решил ли пилот приводниться? Нет, наш лайнер касается взлётно-посадочной полосы на достаточно большом для аэродрома острове. Тур-группа хлопает в ладоши. Наш SolariX-505 выруливает к ангару, складывает попутно крылья, а мы тем временем любуемся берёзовой рощей, покачивающейся на берегу в такт слабому ветру.
У читателя тут же возникнет резонный вопрос, зачем строить такое заведение как аэродром в таком живописном месте? Запах керосина, дым от авиашин при посадке – озеро, скажут, с такими успехами, очень скоро должно превратиться в большое масляное пятно.
Однако в том и замысел, чтобы показать, что аэропорт тоже может быть экологически-чистым местом. В следующем году первый в мире экоаэропорт отпразднует своё двадцатилетие. С появлением развитой программы солнечной авиации он должен заработать в полную силу. Основной принцип: экологичность. Минимизация, либо полное отсутствие вредных выбросов, переработка мусора и отходов, материалы, безопасные для окружающей среды.
Инновационные технологии лежащие в основе программы SolariX, главных партнёров владельцев экоаэропорта, позволили свести до минимума дым от покрышек при приземлении, в двигателях, как подчёркивается в промо-буклете, используются новейшие авиационные эстеровые масла, которые даже в случае утечки не наносят сокрушающий урон природе.
Трап уже здесь, экипаж благодарит нас за полёт, мы благодарим их аплодисментами, затем пешком направляемся к зданию аэропорта.
Сложив крылья вдоль корпуса, подобно птице, наш борт ждёт пока тягач отбуксирует его в длинный ангар. В солнечных батареях отражается облачное небо. Ангары выполнены из металлических конструкций и надёжно заизолированы от почвы на случай утечки ультраэлетролита или смазочных материалов. Крыша прозрачная для зарядки батарей даже во время техобслуживания. Хочется верить, что эта технология произведёт-таки обещанную революцию в гражданской авиации и вскоре завоюет небо.
Двухэтажное здание аэропорта выполнено из лакированного дерева, окна – панорамные. Интерьеры из-за обилия зелени напоминают оранжерею. Всё по последнему слову дизайна, зимой, кстати, помимо общего отопления, имеются камины. Даже хочется остаться здесь жить, притулиться где-нибудь в зелёном уголке между пальм Ливистона, залезть в чемодан и…
Нас ведут в столовую аэропорта, баннеры с QR-кодами сообщают нам о пище, приготовленной исключительно из натуральных фермерских продуктов, никакого фаст-фуда. Появляется время познакомиться с другими участниками туристической экспедиции. Состав её получился поистине интернациональным, с выдающимися представителями из самых различных сфер.
Мы сидим за длинным столом с японским инженером-проектировщиком, израильским бизнесменом, сделавшим себе имя на инновационной медицинской технологии, индийцем комиссаром СОН (Содружества Объединённых Наций), американской учёной-естествоиспытательницей, астронавтом, выходцем из центральной Африки и владельцем многих гектаров солнечных ферм в Сахаре, монгольским фермером, археологом из Мексики, женщиной-архитектором из Багдада, филиппинским полярником, знаменитым кинорежиссёром с Корейского полуострова и многими другими, с кем я познакомлюсь позже. Последним к нам присоединяется иранский натуралист, который прибыл отдельно от нас и которому в качестве исключения разрешили взять с собой собаку. Все откладывают свои гаджеты, линзы и очки дополнительной реальности и обсуждают грядущую экспедицию. Попасть на неё, как уже было сказано, было не так-то просто и помимо значительной суммы денег необходимо было отправить резюме и анкету, чтобы получить право купить путёвку. Автор этих строк до сих пор не может поверить собственной удаче, что вот уже через пару часов отправится в путь. Попутчики обсуждают воздухоплавательное судно, прежде всего его безопасность и перспективность.
Затем программист из Австралии вспоминает про главный гвоздь нашей экспедиции – капсулу времени. И действительно, туры туда, куда мы сейчас летим отправляются раз в полмесяца, но именно нашей группе предоставлена огромная честь – вскрыть последнюю капсулу времени. Вот собственно ответ на вопрос, почему мне было так необходимо попасть именно на этот рейс. Австралиец предлагает незамысловатое пари – отгадать, что мы найдём внутри, некоторые его поддерживают и оставшиеся несколько дней до торжественной церемонии вскрытия будут выдвигать самые невообразимые версии. Капсула времени – последний сигнал минувшего.
Через час после обеда нас в автобусе на воздушной подушке по глади этого широкого озера повезут на другой небольшой остров где находится ещё один аэропорт с высоким ангаром и нашим воздухоплавательным судном.
Сорокаметровый в высоту и почти двухсотметровый в длину – он бросается в глаза едва остров показывается на горизонте. Обшитый эластичными солнечными батареями он даёт небольшой отблеск, и вместе с тем сюрреалистически сливается с небом. Конструкция, наполненная гелием с жестким каркасом внутри, каюты экипажа и пассажиров прицеплены снизу. Смотровые кабины и беседки – сверху и по бокам. Опять же два десятка винтовых двигателей, позволяющих двигаться со средней скоростью в семьдесят миль в час. Полное наименование сего детища: SolariX Rigid Airship “ Robur ”. Будущим воздухоплавания это уже не назовёшь, скорее экзотикой или же вновь возникшей модой на дирижаблестроение после долгого перерыва аж с первой половины позапрошлого века. Ближайшие несколько дней мы проведём здесь.
На стартовой площадке нас приветствует капитан. Он просит туристов располагаться в своих каютах, а через сорок минут пожаловать в кают-кампанию на общее собрание. Как уже было сказано, мне удалось выхлопотать одно дополнительное место в последний момент. По этой причине мне досталась каюта на пару не с кем-то из тур-группы, а с обычным стюардом из числа экипажа корабля, то есть без особых удобств, в которых я, к слову, и не нуждаюсь. Тем более, что сосед оказался приветливым и даже чуть позже провёл мне индивидуальную экскурсию по кораблю, включая технические помещения.
В кают-кампании несколько рядов кресел. Пассажиры усаживаются поудобнее общаются через интерспик или же на языках международного общения. Капитан приветствует всех ещё раз и предлагает посмотреть два коротких проморолика. За его спиной из потолка выдвигается широкий экран. В первом красочном и динамичном ролике рассказывается история «Робура», а так же его многочисленных путешествий, включая три кругостветки по разным широтам и меридианам. Завораживающие фотографии с дронов рядом с Сагарматхой, дубайскими небоскрёбами, на фоне джунглей, вечных льдов.
Этот полёт будет коммерческим и во втором промо-ролике уже рассказывается о нашей экспедиции. Под приглушённый эмбиент нам показывают деформированные пейзажи пустошей, почти две тысячи миль, которые нам предстоит пролететь за несколько дней. Промо – лишь небольшая прелюдия того, что нам предстоит увидеть. Экран задвигается обратно в потолок. Капитан достаёт интерком и командует на финском: «Взлёт». Стены кают-кампании выполнены из прочного стекла с шумоизоляцией. Мы наблюдаем как кабина нашего корабля отрывается от земли. Все аплодируют.
Следующие часы до захода солнца я провожу на боковой смотровой кабине-беседке в компании американки-естествоиспытательницы и мезоамериканского археолога. Кабина расположена так что в свете заката мы можем наблюдать как меняется пейзаж, как тайга с вкраплениями различных водоёмов постепенно обрывается и переходит в тёмную безжизненную пропасть. Над ней летит наш корабль. В наш век, когда обозначать границы государств становится признаком дурного тона, это новая условная граница Европейского континента.
С исчезновением солнца любые контуры бездны пропадают и остаётся лишь темнота без единого живого огонька фонаря или жилища. Нам ничего не остаётся, как идти спать.
Утром мой сосед финн-стюард будит меня первым. Затем идёт будить всех остальных. Состоятельные туристы нехотя собираются на завтрак. После него мы вновь расходимся по смотровым кабинам. У многих индивидуальные оптические приборы с более чем стократным зумом. По просьбе команды корабля мне выдают из запасников переносной бинокль с девяностократным.
Наш корабль летит на высоте около полумили. Погода ясная. Поверхность под нами напоминает толстый слой разноцветного конфетти. Это самая большая на планете свалка величиной с целое море. Под нами огромная смесь самых разнообразных отходов как бытового, так и промышленного происхождения. Продолжают доставляться сюда по воздуху с разных уголков планеты и сгребаться из океана в небольшую его часть, отгороженную дамбой. Мусор покоится здесь под завывания сиверко, баргузника и ветока. Всё это результат отказа от переработки и экономии на утилизации. Зачем? Если любезно (но возмездно) предоставлены гигантские отхожие пространства, чтобы мусор превращался в небоскрёбы и дюны. Горы пластмассы, вихри полиэтилена, пляжи из битого стекла, широкие холмы с утилизированными аккумуляторными батареями.
Он же заполняет идущее на юг углубление в суше между мёртвыми шлюзами. Глядя на них, испытываешь то самое одиночество, которое литературный чех некогда именовал русским. И так, несколько часов пока мы не доберёмся до старого покинутого теперь города. Примечательно, что исторические здания в нём (из тех, что признаны ММК имеющими особую историческую ценность) для сохранности накрыты прозрачными полусферами-барьерами и напоминают снежные шары в сувенирной лавке: встряхни и внутри пойдёт снег. За пределами их осыпающиеся высотные многоквартирные жилищные комплексы, которые в какой-то момент беспощадно стали возводить повсюду на месте домов старины, любые градостроительные нормы в какой-то момент решили игнорировать только бы не мешать трудолюбию застройщиков: МЖК «Дворцовый», МЖК «Стрелка», МЖК «Марсово» – центр города и метро рядом… Кто возьмётся восстанавливать то, что было на их месте? С течением веков они превратятся в труху, а вот здания в прозрачных полусферах останутся и будут радовать глаз залётного туриста.
И это пока современные города продолжают расти вверх, но по-другому. Небоскрёбы превращаются в вертикальные рощи и правилом хорошего архитектурного тона становится то, что называют эко-футуризмом: фасады с ухоженными зелёными насаждениями кустов на десятках этажей, крыши с небольшими садами и газонами для прогулок. Кажется человек, наконец, занялся средой своего обитания, осознал её ценность, и даже в таком месте как город решил примирить его противоречие с живой природой.
Когда первый город остаётся позади, глазу открывается невероятное. Территория под нами – скорбное зрелище. Помимо пропастей и трещин в земле, следы от скважин, широкие карьеры и кратеры. Кенийский астронавт замечает, что видел такое на Луне. Ни единого деревца, в редком месте торчат из земли сухие пока ещё заросли мутировавших борщевиков, и местами чертополох – другой флоры не имеется. Такое странное ощущение отсутствия почвы, когда под тобой безжизненное пространство, искарёженное настолько, что даже простое перемещение по нему становится невозможным. Всё это результат целого столетия негативного терраформирования, с начала двадцать первого века, когда принцип извлечения из земли максимальной выгоды стал основополагающим. «Всё из земли», – хищническая добыча полезных ископаемых с целью скорейшего экспорта. В какой-то момент люди, жившие здесь просто перестали считаться с издержками. Даром что, общество, где это происходило, теперь запропастилось.
Начиналось всё, как водится с углеводородов, нефти и газа. Отдельная гордость – снабжать топливом другие народы и страны. Затем перешли на другие ископаемые разной степени полезности. Опять же: извлечение с целью скорейшей транспортировки за границу. Переработка и производство постепенно стали считаться излишне трудоёмкими и технологичными. Проще достать из недр сырьё и отправить куда-то, так ближе к мзде.
Это даже больше чем политика, целая философия тотального упрощения. На руку ей сыграли и технологии максимальной автоматизации и роботизации добычи внедрённые в середине двадцать первого века. В нынешние времена под землёй вместо шахтёров ползают гигантские рулевидные машины, действующие по концессии. Они собирают и отправляют ресурсы на поверхность, там другие машины сортируют их и организуют доставку в любую точку земного шара. Человек в сей цепочке больше не нужен.
Площадь существовавшего здесь в прошлом царства превышала площадь планетоида Плутон, а нынче и выглядит сравнимо. Подобно повилике его опутали сети газо- нефте- рудо- водо- дерево- почво- проводов. Многие из них ныне заброшены, потому что кончилось то, что можно было проводить или правильнее сказать уводить. Думается, что правильнее было бы их именовать уводам: нефтеувод, газоувод.
Но не недрами едиными. Когда разобрались с добычей полезных ископаемых обратили свой взор к лесу – это тоже ценные востребованные русурсы, тем более что в мире появилась техника, способная за час выпиливать лес гектарами. Востребованной она оказалась именно здесь. Тогда же стали говорить, что леса – пережиток прошлого и татальная их вырубка пойдёт стране на пользу, а на вырученные деньги можно будет пару раз провести пышные спортивные мероприятия.
Наконец предприимчивый взгляд наших предков пал на почву, оставшуюся под заполненной пнями степью. Плодородный слой, в конце концов, это тоже ресурс. Его можно снять и выгодно продать странам, борющимся с опустыниванием.
Наблюдаемая нами из смотровой кабины «Робура» картина, что называется, «в сухом остатке». Из воды – редкое болотце, из флоры – сплошь чертополох и мутировавшие борщевики. Судя по карте, мы пролетали над углублением в почве, некогда называвшимся Ладожским озером, теперь по его дну можно гулять пешком, когда оно повторило печальную судьбу Байкала и Арала и бесчисленного множества водоёмов подобных им. При современном уровне автоматизации и роботизации производств каков бы огромен не был водоём, его легко можно разлить по бутылкам. Вопрос лишь в том, чтобы на весах чаша экологических соображений не перевешивала чашу коммерческих – тогда и целое море выпить по плечу.
Летя вдоль старой железнодорожной ветки, наш «Робур» добрался до центра принятия решений – бывшей столицы. С застройкой всё то же самое: вот МЖК «Красная площадь», например. Застройка, или как любили говорить реновация, может быть и точечной, и массированной, как бомбардировка. «Атоническая» революция уже два столетия как минула, а фараон по-прежнему в своём саркофаге. Большие стеклянные сферы над центральным замком, над собором с разноцветными куполами, над бывшей картинной галереей, разве что, Царь-колокол в период культивирования национальных гордостей подвешен на державную перекладину и висит как нетопырь. За менее габаритные культурные ценности тоже можно быть спокойным, как оказалось в баррель на отправку можно засунуть и их, они туда без труда помещаются и ныне разбросаны по музеям на всех континентах.
По громкой связи аэронаты приглашают нас на обед и сообщают о том, что ближе к вечеру состоится долгожданная первая высадка на поверхность для осмотра некоего объекта, но какого именно не сообщается. Корабль берёт курс на северо-запад. Корейский кинорежиссёр предполагает, что это закрытое промышленное предприятие, а французский чемпион по фигурному катанию – что какая-нибудь разрушенная усадьба девятнадцатого века. Все с нетерпением ждут.
В кают-кампании меж тем транслируется фильм, составленный из записей с видеорегистраторов автомобилей с двигателем внутреннего сгорания. Они необыкновенно иллюстрируют нравы, царившие на дорогах той страны век назад. Пока все под впечатлением от просмотра капитан аэронатов объявляет о скорой посадке. Солнце клонится к закату. Мы приземляемся недалеко от заброшенной деревни, одной из сотен тысяч на этой территории – middle of nowhere, что называется.
Деревня представляла из себя перекрёсток из двух улиц с покосившимися серыми бревенчатыми домами со ставнями и дырявым шифером. Редки мёртвые деревья, заборы лежат на земле. На отшибе с одной стороны руины церкви, с другой – сельхоз предприятия с водонапорной башней, рядом с которой как нетопырь висит на столбике рында. Там же одинокий телефон-автомат и засыпанный песком поломанный колодец-журавль.
Наша тур-группа в выданных резиновых сапогах по апрельской грязи направляется в населённый пункт. Посещение любых построек свободное. Но за пределы селения выходить не рекомендуется – деревня представляет из себя сохранившийся островок посреди деформированного добычей полезных ископаемых ландшафта, а также изъятых почв островок. Уже через милю начинаются опасные провалы, расселины, трещины – результат негативное терраформирование.
Вышедшие из употребления жилища – слепок чуждой жизни, давно покинувшей эти места. Быть может, по ночам здесь появляются призраки, но сейчас тишина необыкновенная, разве что перекати-поле не хватает. Своей пустошностью оно напоминает ирреальные антуражи фильма великого русского кинорежиссёра.
Мы с мексиканцем-археологом изучаем хитрую резьбу, украшавшую одну из изб. Оманскому драматургу она напоминает узоры на мечетях. Сопровождающий нас финн из аэронатов пытается приделать вывалившуюся ставню на соседнем доме. Он, кажется, лучше других разбирается в деревянных строениях и через интерспик рассказывает нам об избах. В одном из дворов мы обнаруживаем так и не востребованные срубы несостоявшихся домов. Несколько туристов устраивают там пикник. Немецкий авиастроитель вспоминает про пари о капсуле времени и выдвигает предположение, что внутри полотно соцреализма, на котором встречаются строители коммунизма прошлого и будущего, австралиец предлагает свой вариант – бутылка красно-звёздочного коньяка производства шестидесятых годов позапрошлого века. Все обсуждают может ли коньяк храниться столько.
На крыльце напротив туристическая суматоха – израильский миллиардер отыскал где-то дрова и пытается растопить печь. Комната наполняется дымом, кто-то догадывается вытащить застрявший в трубе предмет, интернет подсказывает, что это «shziber». Угрюмый шкаф, маленькие парты и заржавевшие стульчики – это по-видимому бывшая школа. Со стены прямо на нас чуть приметно улыбалась смотрит асимметрическое смуглое лицо древнего поэта, писавшего на мёртвом языке, но самих его книг нет, только облупившиеся остатки надписи: «…ение – св…» Я попросил археолога расшифровать, но он сказал, что этому языку в университете он предпочёл древнеегипетский.
«В силу чего нам так мило, так отрадно запустенье, глушь, распад?» – вспомнилось, так было писано в эмигрировавшей отсюда в позапрошлом веке литературе. Покосившаяся водонапорная башня напоминает о Пизе – оживают детские воспоминания, когда ездили туда с родителями на выходные… Однако ж на заброшенном дворе уже сумерки, нам сигнализируют возвращаться на корабль, сообщается, что под конец осмотра нас ожидает арт-перфоманс.
«Робур» приземлился примерно полумиле от заброшенной деревни. Тур-группа в сопровождении стюардов возвращается к нему, нас просят встать рядом и смотреть в сторону деревни. Все ожидают – что же будет дальше? Один за другим в сумерках дома вспыхивают ка спички.
Кто-то начинает фотографировать на гаджеты, иные – стоят как вкопанные, заворожённые печальным зрелищем. Одно искусство утешает, другое – будоражит. Этот перфоманс был придуман художником и впервые осуществлён в десятые годы прошлого века, с тех пор база для него многократно расширилась. Огонь пожирает дома в считанные минуты, покосившаяся водонапорная башня неожиданно для всех падает и хоронит под собой заодно и рынду. В это время в ночном небе мерцают огни орбитальных станций и снующих меж ними космических лифтов, где-то там же курсируют многочисленные стрателлиты, а здесь… Если когда-либо и была война города с деревней, то никто не победил. Оказывается, в ближайшее время и эта местность отойдёт под концессию и подземные рулевидные дроны, огромные машины для добычи полезных ископаемых, как зубастые существа, пожирающие время, доберутся и сюда. Остатки сгоревших руин уйдут под землю подобно многим другим городам и весям.
Уже в воздухе тоска, навеянная первой посадкой и тем местом, несколько развеивается. Обмениваясь впечатлениями, мы ужинаем и расходимся по каютам. Сон никак не шёл, и в поздний час я отправился в беседку рядом с моей каютой, где встретил иранского натуралиста, его приветливая коротколапая собака с большими ушами была рядом с ним. Мы какое-то время беседовали, он признался, что точно знает, что внутри капсулы времени. Я не поверил. Тогда он поведал мне о математической теории и своём понимании социальной реальности из чего я, надо сказать, мало что понял и с первым же зёвом вежливо распрощался и отправился спать.
Под утро снились какие-то странные сны, будто картинки из прошлого, когда мой сосед стюард разбудил меня со словами: «Hyvää huomenta», – я сперва даже не мог понять, где нахожусь, но затем быстро пришёл в себя и после утреннего туалета направился в кают-кампанию.
«Подлетаем», – в предвкушении сказал мне канадский путешественник по интерспику. Наскоро перекусив, я поспешил в нижнюю смотровую беседку.
«Робур» начал снижение, и тонкая полоса под нами постепенно стала приобретать черты объёмного строения, наподобие Великой китайской стены. Только это не стена, которая призвана была бы разделить эти пустоши, а трёхярусный хайвэй – маглев-магистраль.
Современное чудо света, построенное международным консорциумом, протянулось через всю Азию. С момента запуска минуло уже тридцать лет, с тех пор грузовые маглевы обеспечивают товаропоток между частями света. Имеются китайский, монгольский, казахский участки – затем магистраль выходит на эти безжизненные пространства…
Со скоростью двести пятьдесят миль в час состав в пятнадцать грузовых вагонов пролетает расстояние от Тихого океана до Балтики примерно за сутки. То, что раньше называлось железной дорогой теперь двигается даже без соприкосновения с поверхностью с помощью магнитного поля.
Машинистов, обслуживающего персонала – нет. Все технические работы по предупреждению аварий и пилотированию выполняются с помощью дронов и иной робототехники. Операторы в штаб-квартире в Токио разве что одним глазом следят за выполнением программ, отлаженных на настоящее время как часы.
За полчаса, пока мы висели рядом с магистралью, одна полоска маглева на верхнем крытом ярусе в лучах восходящего солнца пролетела в сторону Европы и две на среднем – в обратную.
Наш корабль вновь набирает высоту. Он опять летит вдоль углубления в суше, на месте которого некогда была великая река. Внизу внезапно становится густо. То, что встречалось прежде в виде серо-зелёных островков превращается в густые заросли. Это борщевик, здесь в условиях разрухи и запустения – он полноправный хозяин.
Как утверждают ботаники, за последние десятилетия это ядовитое растение под воздействием радиоактивных отходов мутировало и стало значительно устойчивее даже в условиях отсутствия плодородных почв, загрязнённого воздуха и морозов. Высотой теперь бывает с сосну, зонтики с тысячами семян достигают объёма с легковой автомобиль, а листья длинною – с небольшую лодку, стебель в толщину – иногда в обхват человеческих рук, хотя приближаться к нему без костюма химзащиты не рекомендуется.
Мексиканец, пролистав всемирную сеть, интересуется родственны ли слова «борщевик» и «большевик» и связано ли это как-то с тем, что эти растения называют «местью Сталина», и за что в таком случае он мог отомстить садоводам?
Японец интересуется входит ли борщевик в число ингредиентов борща, который мы ели на обед вчера. Ему отвечают, что нет, это растение абсолютно таксично в пищу непригодно. Он вспоминает про блюдо национальной кухни – рыбу-фугу, но его заверяют, что ни в каких блюдах борщевик не используют и использовать не будут.
Немецкий авиастроитель из тур-группы просит у команды индивидуальный квадрокоптер, чтобы слетать и изучить заросли поближе. Ему отказывают: эти растения крайне ядовиты и вызывают страшные ожоги и отравление крови. Именно из-за этих зарослей посещение этих мест возможно только до середины весны и осенью, так как содержание ядовитых испарений в воздухе таково, что быстро начинают слезиться глаза, а через считанные минуты наступает жёсткая интоксикация организма. Примерная площадь борщевиковых зарослей на данный момент оценивается в двести семьдесят квадратных миль и продолжает расти год от года. С помощью ураганов и вихрей эти семена растений разлетаются по всему материку, что только теперь начинает осознаваться как проблема глобального масштаба.
Поэтому, пока борщевики ещё не совсем очнулись от зимней спячки, мы летим дальше в «русский дендрапарк», точнее в дендромузей. Собрание его характеризуется прежде всего тем, что это воссозданные копии, копии флоры и фауны обитавшей на обширной территории, ещё до того как красная книга превратилась в многотомник. Она лежит у входа в дендромузей. Подобно зданиям покинутых столиц он укрыт прозрачной сферой, призванной защитить объект от кислотных дождей, жёлтого снега и борщевиков, которые так и норовят проникнуть внутрь, но выкорчёвываются дронами-садоводами. По периметру дендрарий окружён высоким забором ПО-2, и чтобы турист отвлёкся от унылых терраформированых пустошей, он покрыт репродукциями пейзажей русских художников.
Все деревья искусственные, воссозданы из пластмассы, а образы животных сохранены с помощью современной таксидермии.
Берёзовая рябь воссоздана по многочисленным фотодокументам, приближенно к оригиналу, а по дорожкам разбросаны искусственные листья: по форме угадывается дуб, клён, тополь – и всё вечнозелёное, как будто круглый год лето. В дополнение к этому ароматы леса создаются с помощью синтетических генераторов запаха. Ощущения двойственные – из-за покрывающей полусферы практически нет ветра, и вокруг стоит мёртвая тишина. Тур-группа разбредается по псевдо-парку. Я и двое моих спутников из Австралии изучаем информационные таблички попавшихся на встречу чучел животных. Вот высокогорные архары, путоранские бараны, белые журавли и прочее, и прочее. Охота это тоже ресурс, казавшийся неисчерпаемым, а чучела – знатный предмет экспорта и тоже утрамбовываются в баррель.
Поездка ещё не закончилась, но некоторые выводы напрашиваются сами собой. Начинаешь понимать, почему современный нам мир так стремится жить в экологической утопии с солнечной энергией, вертикальными лесами, безотходным электротранспортом и переработкой мусора. Истоки экзистенциального ужаса определённо находятся здесь.
По пути к городу «Ъ» мы наблюдаем поля брошенной военной техники в таких количествах, что оно сложно поддаётся исчислению. И даже на возможную переплавку накопленного уйдёт ещё не одно десятилетие. Утилизированные бесхозные орудия убийства из прошлого собраны и отсортированы по категориям: вот красивые и аккуратные кладбища самолётов, вот составленные в клетку поля ржавой брони. Словом, всё то, что не ушло на экспорт и пригодилось, к счастью, только для игры мускулами на многочисленных парадах, следствие подготовки к воображаемой войне.
Кое-где даже сохранились реликты тревожного времени, интересные теперь разве что археологам далёкого будущего: заброшенные ракетные шахты. В случае раскопок страшного оружия там не обнаружится – оно с некоторых пор утилизировано (и не только здесь, а по всему миру), но наверняка найдутся архивы с документацией – приказы, письма и распоряжения тогдашних военных штабов с покрытыми пылью словами, вроде «превентивный удар», «с позиции силы», «радиоактивный пепел», «гарантированное взаимоуничтожение» и другими. Как выяснилось, эффект расточительности может быть сопоставим по последствиям с ядерной войной, о которой так любили разглагольствовать здесь в одно время. Войны не случилось, а ничего не осталось. Или почти ничего…
Наконец-то, на горизонте появляется город. Самая большая и подробная остановка во всём нашем путешествии. Как гласит буклет, самый крупный в мире музей под открытым небом. За исключением отдельных взятых укрытых в полусферах исторических зданий в покинутых столицах русские города-призраки постепенно разрушаются и уходят под землю из-за провалов грунта от негативного терраформирования, повсеместного вычерпывания полезных ископаемых*. Земной покров под поверхностью напоминает швейцарский сыр – отсюда частые обрушения.
______________
* Первым ещё в середине прошлого века эта участь постигла город Березники, где-то на северо-западе отсюда, затем повсеместно.
______________
Небольшой город, к которому мы неуклонно приближаемся создали намеренно именно с целью организовать на его территории музей и сумели остановить добычу в этом районе, хотя частые в этом районе землетрясения периодически подтачивают и его.
Этот город воссоздан по лекалам начала двадцать первого века с применением технологии строительного 3D-принтера. Задумывался он именно как ничем не примечательный город с населением в пару сотен тысяч человек, без особого статуса, словом, провинциальный, посему его типические черты позволяют узнать много о жизни в начале-середине прошлого века ещё до случившегося тотального запустения. Перед нами эдакий potemkins dorf, или нечто вроде декораций «Шоу Трумана», успешная попытка заморозить время, чем так любили заниматься в России. Для удобства посетителей город был именован как «Ъ».
Возле посадочной площадки нас уже ждут два небольших экскурсионных автобуса какой-то по-видимому очень старой конструкции. Оба жёлтого цвета, обклеены рекламой и объявлениями. Оба беспилотные, но за рулём восковая фигура водителя. Маршрут с кричащей цифрой «00». С помощью очков и линз дополнительной реальности, в которые загружен переводчик, мы читаем рекламу в салоне: «молниеносный кредит» под гиперболические проценты, «форекс-биржа» с изображённым довольным типом с кучей банкнотных денег в руках, «белорусский трыкотаж» и тому подобное.
На въезде нас встречает огромный знак «неровная дорога». И действительно, она оказывается странным образом разбита и нас непривычно трясёт после плавного полёта на воздушном корабле. На въезде в городскую черту нас встречает жутковатая арка похожая на удава или длинную гусеницу, завёрнутую в какие-то тряпки. Японский инженер, видя моё недоумение, поясняет, что это по-видимому теплосеть. По левую сторону дороги мы видим целый посёлок из небольших железных домиков. Один из моих соседей из Южной Америки предполагает, что это железные фавеллы и там жили беднейшие слои населения. Запрашиваем электронный гид: оказывается, это автомобильные гаражи, место досуга рабочей окраины.
Район, куда мы заезжаем, состоит из блочно-панельного жилья, длинных семиэтажных домов и пятнадцатиэтажных домов-свечек – десятки и сотни типовых этажей с квартирными сотами. К каком архитектурному стилю принадлежит сие? Женщина архитектор из Багдада говорит, что это панельный орден Ле Корбюзье. «Архитектура распределяет массы и объемы. Вдохновение превращает инертный камень в драму», – цитирует она его, глядя в окно. А мне подумалось, что кто-то ведь находил красоту в этом коммунальном ар брюте: в панельных замках, гаражах, встречающихся повсеместно плитах ПО-2 и серых стенах, на которых баллончиком то там, то здесь попадаются суровые граффити, реклама дурманов и лексика образца 1909 года.
Первое, что бросается в глаза в городе – это обилие бумажных книг. Целые тысячи на остановках транспорта, на крылечках подъездов, укрыты плёнкой на припаркованных автомобилях. Электронный гид подсказывает, что с собой можно взять любое количество в свою читальню. Кто-то действительно возьмёт, но в в качестве сувенира – языком-то не владеет.
Мы едем между панельными многоквартирными строениями, которые, теперь нередко используют как декорации для съёмок фильмов-антиутопий кинокомпании. Через очки и линзы дополнительной реальности с зумом, переводчиком и электронным гидом изучаем рекламу и вывески. Вот, например, здание почты с тёмно-синей вывеской, рядом неожиданно прицеплен «орден черепахи». Все обсуждают аутентичная это деталь или дополнение создателей музея. Просто мы должны помнить, что это одновременно и воссозданный с прежних времён город и музей современного искусства, крупнейший арт-объект в мире на сегодняшний день. Поэтому иногда приходится гадать что от первого, что от второго…
Раиса, Клавдия, Юлия, Пелагея, Лариса, Ярослава, Глафира, Евдокия – как много красивых женских русских имён, и как много парикмахерских ими можно назвать, оказывается. А вот сети продуктовых магазинов: «Кулёк» и «Пяточка». Всем показались примечательными ларьки, обещающие выдать кредит со скоростью, превышающей скорость света. И все сошлись во мнении, что здесь кроется какой-то подвох. Сообщить бы об этом восковым фигурам, стоящим в очереди туда.
В прежние времена город «Ъ» мог бы стать домом для сотни тысяч людей, но в настоящее время не живёт и одного (как и во всей остальной стране). Все эмигрировали, никого не осталось…
Помимо автоматизированных дронов его населяют… нет, не манекены, это было бы слишком грубо. Не всякое лыко в строку, простим неопытному публицисту такие реверансы. Город «Ъ» населяют несколько тысяч восковых фигур, изображающих людей начала прошлого столетия в пропорции один к одному. Детализация поражает: их смурые выражения лиц, одежда – лишь от части передают былой колорит.
Изначально кажется, что расставлены они хаотично, однако если приглядеться, каждая занята своим делом: кто-то «идёт» с пакетом продуктов, кто-то с бутылкой запрокинул голову возле алкомаркета. Вот на остановке сидит восковая фигура пожилой женщины в платке, рядом с ней на корточках сидит молодой человек в спортивном костюме с полосками – оба смотрят друг на друга. Восковая фигура гастарбайтера стоит за лотком с муляжами овощей. Вот восковые фигуры полицейских проверяют документы у кого-то другого приезжего со спортивной сумкой. Вот спешит с квадратным портфелем молодой человек, пригодившийся доставщиком еды. Наверное, на каждую можно представить свою историю, поскольку время здесь замерло навсегда.
Эти фигуры или скульптуры не просто элемент антуража. Электронный гид сообщает нам, что каждая фигура местного жителя может стать частью перфоманса. Дело в том, что каждая восковая фигура вместе с тем является большой свечой. Фитили проходят через все конечности и выходят на макушку. Идея заимствована у художника начала двадцать первого века. Эта перфонманс-инсталляция называется «Человеческий ресурс» и чем-то напоминает то, что мы видели в деревне. Подожги фитиль на макушке, и фигура медленно начнёт трансформироваться, таять, терять очертания человека, а придя на место какое-то время спустя, и вовсе обнаружишь лишь бесформенную лужу парафина. Весьма красноречивое изображение, наверное, самого опасного расточительства, почище хищнической добычи полезных ископаемых. Интересно, что парафин получается из продуктов нефтепереработки, что тоже, пожалуй, символично.
Экскурсионные автобусы провозят нас по невесёлой промзоне, пустынной городской площади с памятником посередине, мимо вокзала и рынка, а затем возвращаются в жилой район и останавливаются. Электронный гид сообщает, что обзорная экскурсия музея под открытым небом, города «Ъ» окончена – дальше индивидуальные программы. На выходе всем выдаются спичечные коробки с эмблемой города-музея. В наши гаджеты загружается список доступных локаций. Тут же находится автомат с доступными напитками и ланчами и рядом ещё один автомат по выдаче индивидуальных средств передвижения – моноколёсных сигвеев-трансформеров. Несколько режимов: можно использовать как простое моноколесо, можно как сигвей с рулём и, наконец, можно достать сидение. Баланс идеальный – не падает даже на одном колесе, и батареи на несколько часов хватает. Правда не рекомендуется передвигаться по дорогам и не столько из-за беспилотного транспорта, воссоздающего автомобильный поток столетней давности, сколько из-за многочисленных ям.
Машины на улицах музея с электродвигателями без аутентичных двигателей внутреннего сгорания. Они и правда движутся медленно, это вялое слишком упорядоченное перемещение едва ли похоже на лихой аттракцион, в который превращалось порой автомобильное движение на улицах прежних городов – ролики с видеорегистраторов до сих пор будоражат воображение.
Я и нескольких спутников из тур-группы выбираем первую локацию с пометкой «подъезд и жильё» и на сигвеях отправляемся туда. На скамеечке возле входной двери сидят восковые фигуры молодых пенсионерок, почему молодых, потому что в начале прошлого века, пенсионный возраст, кажется, ещё не зашкалил за девяносто лет. Рядом с ними, на скамеечке и под – опять же стопки бумажных книг.
Электронный гид сообщает нам код от домофона. На стене надписи маркером, к которым электронный переводчик не может подобрать перевод, а вот потолок будто бы с дырами в иную реальность. Мы со спутниками спорим каким образом в обход законов гравитации горящую спичку можно прицепить к потолку. На подоконниках – опять невостребованные бумажные книги, чуть ли не на половину загораживающие окно. Из развлечений: можно покататься на жутком лифте, можно осмотреть доступные квартиры. Первое что бросается в глаза: ковры на стенах, неужели людям столетней давности была доступна антигравитационная обувь? Во дворе, кстати, есть интересная локация – небольшой лабиринт, стены которого завешены коврами. А в квартирах телевизор транслирует только одну надпись на белом экране: «OBEY». Но электронный гид сообщает, что в двадцать пятом кадре ещё есть: «СТЫД И СРАМ». Обращаться же к оригинальному контенту тогдашнего телевидения не рекомендуется, потому как это было ещё то психотронное оружие самого неслабого воздействия, а Международное Министерство Здравоохранения рекомендовало беречь нервные клетки во имя будущего человечества.
Мы осматриваем квартиры семей среднего класса, хоромы бизнесменов не выше средней руки, а также логова маргинальных элементов – все они отличаются по дизайну и убранству, но всюду ощущается теснота… хотя, смотря с чем сравнивать, с каютой «Робура», например? На последнем этаже в одной из квартир в большой комнате установлена самодельная катапульта, а в потолке – дыра, так что видно небо. Мы так и не поняли, что это означает и в электронном гиде, как назло, не оказалось пояснения.
После осмотра подъезда направляемся на рынок с причудливыми инсталляциями-натюрмортами из овощей и одежды-ширпотреба на прилавках. Там же на прилавках стопки бумажных книг, цена: «0 руб.» По пути на железнодорожный вокзал встречаем ещё несколько человек из тур-группы, обмениваемся впечатлениями. Монгольский фермер меж тем, поджигает фитиль на макушке «прохожего» и предлагает свою экзотическую версию относительно содержимого капсулы времени – будто там большая металлическая эмблема советского знака качества. Поглядим, до церемонии вскрытия осталось недолго.
На вокзале запоминается большое табло с названиями десятков городов и у каждого одна и та же надпись: «РЕЙС ОТМЕНЁН», «РЕЙС ОТМЕНЁН», «РЕЙС ОТМЕНЁН». Городам-призракам, мелькающим на табло несть числа – некуда больше уезжать… Железнодорожное полотно старого типа (до повсеместного внедрения маглевов) через две мили упирается в тупик.
На улице смеркается, один за другим загорается свет в окнах домов и фонари. Всплывает ещё одна забавная деталь: дорожные ямы, оказывается, залиты устойчивым фосфором и светятся в темноте. Их зеленоватый свет отражается на днищах беспилотных автомобилей: грузовиков, пикапов, маршрутных такси, затонированных простых легковушек, которые скорее всего запрограммированы ездить по кругу.
На наши гаджеты дополнительной реальности приходит сообщение от аэронатов с просьбой вернуться на борт воздушного корабля для ужина и ночевки. Завтра последний день нашего путешествия. «Робур» дожидается нас на взлётно-посадочной площадке, аэронаты производят какие-то технические работы. Тур-группа на моносигвеях возвращается к кораблю, никто не опаздывает, видимо, из опасения, что на время ночёвки он будет подниматься в небо, но нет – до послезавтрашнего утра полёт не возобновиться, а завтра нас ждёт волнительное мероприятие по извлечению последней капсулы времени.
Полтора десятка квадрокоптеров похожих на те, что используются сейчас вместо лыжных подъёмников несут нас в небольшой посёлок в паре миль от промзоны города «Ъ». Сосед признаётся, что не мог уснуть ночью, настолько его взволновало увиденное. Если город воссоздан с помощью 3D-принтера, то посёлок с обглоданными временем руинами – аутентичный, это бывший детский лагерь, кое-где ещё можно отыскать фрагменты рисунков на стенах или потерянные металлические буквы из надписи «…АВА К…С…», не поддающиеся расшифровке. На небольшом плацу с потрескавшимся асфальтом без единой травинки стоит небольшой бетонный куб, закрытый тяжёлой металлической крышкой, похожей на канализационный люк. На ней надпись: