В е р к а. Ничего ты не понимаешь… Неблагодарная ты. (улыбается жёлтыми зубами)
П о л и н а. Я за Глеба волнуюсь. Я этот кошмар внутри себя раз за разом переживаю и очнуться не могу, будто бы это меня держат и поганым мазутом обливают, и перьями осыпают, и приговор зачитывают. Всё через себя. И опять ничего не могу поделать, пытаюсь инстинктивно ему помочь и не знаю чем.
В е р к а. Могла бы к Кириллу и повнимательнее быть. Сильный, непьющий, работает целые сутки и с этим всё шик. (подмигивает) Тренится постоянно, а кто тягает – тот и вдувает, подруга. Такого мужика беречь надо, а то уйдёт. Будешь мной… вроде одногодки, а ни детей, ни мужа.
П о л и н а. Как страшно жить. И надеяться… на кого? Даже думать боюсь, как дальше будет. Что предпринять?
В е р к а. Зажралась ты, Полинка.
* * *
Верка согласилась посидеть с Глебом часик, пока Полина сделает кое-какие дела. Эти «кое-какие дела», в конце концов, привели её на порог собственной квартиры, которая, как уже было сказано, была недалеко, всего в паре домов ходьбы.
Осторожно приоткрывает дверь, и выглядывает из-за неё. Будто внутри может кто-то поджидать. Свет везде потушен. Кирилла ещё нет. В прихожей Полина замечает под ногами утренний мазут. Размазанная чернота, следы вгоняют в дрожь. Полина боится разуваться, но всё же делает это на пороге комнаты сына.
«Что-то должно быть…» – терзает её мысль. Сперва она перелистывает тетради в его письменном столе. Рисунки на полях: марки машин, рули мотоциклов, выведенные по клеточкам простенькие узоры. Уже не на полях: так же по клеточкам выведенные лабиринты, некоторые большие – в целую страницу. «Мы от нечего делать тоже на уроках ерундили, – размыслила Полина. – Рисовать как не умел, так и не умеет». В подтверждение этого, в четвёртом ящике стола она нашлись рисунки Глеба второго-третьего классов. Осенняя природа, простенькие деревца, красно-жёлто-оранжевая гуашь, нестёртые линии карандаша, четвёрка с минусом Зинаиды Семёновны. Далее портрет одноклассника, держащего мяч – тройка, споро ухмыльнувшись, Полина согласилась. Натюрморт: чайник, лимон, два яблока и гвоздика – опять четвёрка. Полина медленно посмотрела рисунки сына двухлетней давности. От души немного отлегло. Книжки? Какие-то новомодные фэнтези в мягком переплёте с эльфийками-лучницами на обложке на фоне рек, замков, драконов. Хорошая научная фантастика. Школьное чтение, закладка на «Любовь к жизни». Пролистав первый попавшийся учебник ОБЖ возле инструкции по искусственному дыханию Полина обнаружила нацарапанное простым карандашом слово «о***тельно!» и ещё много слов на других страницах вроде «жесть!», «гаситься», и небольшие комиксы, героями которых сделали людей на иллюстрациях. «Вот я ему», – погрозила пальцем Полина и полезла осматривать шкаф с одеждой. И именно в нём под стопкой летних шорт и джинсов, которые пару месяцев сама же и укладывала, она нашла…
В тайнике оказалось не что-нибудь, а два глянцевых журнала с девушками. Девушек там десяток страниц, остальное – статьи не для подростков, разумеется, но такие же в любом киоске продаются. «Видимо, попросили купить кого-нибудь постарше», – сообразила Полина и присела. «И это всё? Кровать, письменный стол, шкаф. Больше прятать негде». Она же по два раза за неделю всё квартиру протирает, пылесосит, вытаскивает пыль из каждого уголка, что здесь вообще можно от неё спрятать? Журналы она вернула пока на место.
На кухне она налила стакан воды из чайника и закрыла глаза. Что-то здесь изменилось, в скромных интерьерах квартиры Ч. На нехитром рисунке обоев еле заметно проступали какие-то знаки, отдалённо напоминающие чьи-то искажённые лица. Капля из крана в ванной резко порывисто ударяла будто бы с вызовом, выдавленная резким усилием, иной раз она ложилась невыносимо плавно и медленно, подобно перу. Из вентиляционной решётки доносились странные еле слышные скрежеты, напоминающие надламывание старого дерева.
«От них всего можно ожидать», – говорила Тамара. «Вот-вот, эксплицируем и всё без толку. Ослу хвост резали…» – поддакивал Даур Нуриевич. «Да ты сама…» – включилась было и Верка, но Полине стало не до них.
П о л и н а. (открывает глаза) Нет.
Она спешно одевается перешагивает через порог, закрывает дверь.
Быстрым шагом она идёт к универсаму неподалёку. Кто-то из продавщиц на кассах узнаёт её и приветствует. Коротко ответив Полина идёт прямиком в хозяйственный отдел. По пути её пугает одетый в чёрное человек со спортивной сумкой, стоявший к ней спиной. Быстро придя в себя, она обходит его по соседнему ряду, подходит к отделу стройматериалов, где два покупателя в униформе что-то тихо обсуждают.
Краска, несколько цветов. Полина выбирает бежевый. «Надо было взять кисть, была же в кладовке», – сетует она и берёт за одним и кисть.
П р о д а в щ и ц а. (с усмешкой) Для дачи что ли? Кажись, Февраль на дворе. Или детскую красить?..
Ещё больше ускорив шаг, Полина идёт к тому самому дому во втором микрорайоне.
Всякий раз перед самым заходом солнца на какие-то мгновения Моногород и всё сущее здесь накрывает пурпурная мантия. Но длится это какие-то мгновения пока последний кусочек светила не скроется под изогнутой линией гор на горизонте, после чего на улице хозяйничают сумерки. Фонари во дворах светят тускло.
«Что если меня арестуют? Мол незаконно стену крашу, – соображает Полина. – Ага, значит рисовать это, так ничего, а закрасить – значит было бы преступление, нетушки!»
Ведро краски при ней: «Делюкс: бежевый, шёлковый» – под серую бетонную стенку более подходящего не было. Та самая свастика и цифры со стены в вечерних сумерках глядят на неё ещё враждебнее, чем прежде.
П о л и н а. Ну, нет.
Она не без труда с мешающим маникюром откупорила банку и макнула в неё кисть. Боязливо огляделась – никого. «Ну, уж нет, хватит с меня вас!» Сняла с себя куртку, чтобы не запачкаться и повесила её на ближайший куст. Надо было бы переодеться в какое-нибудь тряпьё, но как и с кистью от нервов не сообразила.
Длинные горизонтальные линии, не сильно выделяющиеся на фоне серой стены кирпичной дома, одна за другой скрыли сначала верхние, потом нижние лопасти свастики. Ей всё ещё казалось, что автор пытался изобразить её оригинально, добавить туда что-то своё. «Есть же те, кто тает от восторга собственной гадости», – с отвращением подумала она, когда скрылась последняя лопасть. Настал черёд зловещих цифр рядом. «1488» – прочитала она. Что они значат? «Какая разница?» С ними также – разговор был короткий.
П о л и н а. (в темноту, утирая слёзы) Вот вам, сволочи! Оставьте нас в покое!
Отступив на пару шагов, она оглядела проделанную работу. Свастики и цифр, как не бывало. Краска нанесена аккуратно и жителям в глаза бросаться не будет. Подул промозглый ветерок, стало совсем зябко, и нос забило. Полина сняла куртку с куста и накинула её на себя, попутно заметив, что замарала джинсы – теперь только выбросить, никаким скипидаром не выведешь. Или порезать, как модно… «Ну, и пусть».
* * *
Квартира Ч. Вечер.
Глеб сидит на ковре и пялится в экран, шапка по-прежнему на нём.
Полина, после утомительного драения коридора вновь занялась готовкой, той самой, что не закончила утром. Движения неосторожные, порывистые. Быстро режет лук, опять пускает слезу, но на этот раз без эмоции. Сама же удивляется: «Как они ещё не закончились?» Ножом сбрасывает лук с доски в кипящую кастрюлю.
Она раздражена, сильно раздражена и теперь вся сила её негодования направлена на мужа, который вот-вот должен… обещал вернуться. Она представляет себе, как будет распекать его, упрекать, скандалить.
Как он мог оставить их в этот день? Плевать на эти проклятые работы, его дурацкие правила…
Полина слышит, как открывается дверь. Беспокойно замирает, хочет окликнуть мужа – он ли это? Но вдруг слышит свист. Это Кирилл. Как ни в чём не бывало насвистывает что-то. Оказывается, это песенка из старого советского мультфильма про обезьянок. Кирилл медленно вальяжно разувается, снимает пуховик.
П о л и н а. (нервно) Зайди на кухню… Нам надо поговорить.
К и р и л л. (незатейливо) Ну, раз надо так надо.
Кирилл вразвалку заходит на кухню, продолжая насвистывать песенку. Его настрой сбивает Полину с толку.
Чуть выше Полины ростом, он проходит к столу и всей своей поджарой фигурой усаживается на табуретку. На нём бурого цвета треники с белым узелком на поясе и серая тонкая водолазка, выдающая контуры мышц. Хозяин любит напрягать их и чувствовать натяжение и скрип ткани. Он уже достаточно давно тренируется со штангой, гантелями, ещё до устройства на работу в спортивный зал при банно-прачечном комбинате, ещё когда он работал в ГОКе. Он любит напрягать мышцы перед зеркалом, после полного комплекса упражнений. Его тёмно-голубые глаза хваткие и острые оценивают возможности собственного тела по быстроте бега, возможности подъема тяжестей, силе удара. На сушке ему нравится не слишком – предпочитает массу. Широкие плечи, округлая голова вмурована в короткую шею. Из волос на ней разве что светло-русые нависающие над глазами линии бровей, остальное – тщательно выбрито и на макушке, и на подбородке. Уголок рта приподнят, щёки подвижны и не выдают скул.
Одежда впитала запах пота многочисленных тренировок, Полина чувствует его даже сквозь букет ароматов готовки.
П о л и н а. (злобно) Где ты был? Я до тебя весь день пытаюсь дозвониться!
К и р и л л. (расслабленно) Утром уже поговорили. Напомни-ка, что я попросил тебя не делать.
П о л и н а. «Не вызывать ментов». Тебя это больше всего сейчас волнует? А не то, что на нас напали какие-то отморозки!
К и р и л л. А ты что сделала?
П о л и н а. Позвонила им первым. Что я должна была делать? Опять идиотcкие правила!
К и р и л л. Да, уже весь город в курсе ваших приключений. (громче, чтобы было слышно в соседней комнате) Ты разве что в газету «Карьерный рабочий» не написала.
П о л и н а. А что я должна была делать? Тебя нет…
К и р и л л. Слушать меня, что я говорю!
П о л и н а. Целая банда! Здесь у нас в квартире! Они втолкнули меня в кухню, поставили нашего Глеба на колени и облили его мазутом! Тебе этого мало?!
К и р и л л. Это ignominia. Её применяли на фронтире и на юге против черномазых…
П о л и н а. Да плевать я хотела! Я битый час как проклятая оттирала жижу с его кожи, скипидаром.
К и р и л л. Скипидар…
П о л и н а. А потом с пола, половик на выброс, до сих пор следы остались, можешь пойти посмотреть! Ну, иди же.
К и р и л л. Скипидар.
П о л и н а. Да, что ты заладил?!
К и р и л л. Да, вот думаю – кличку ему такую в школе дадут.
П о л и н а. Что ты несёшь?
К и р и л л. (громко, так, чтобы было слышно в соседней комнате) Классно звучит, да? Даже Скипидарик… Скипидар Скипидарович! Каково? Тебе пусть спасибо скажет.
П о л и н а. Мне?! Я-то хоть что-то предприняла в отличии от тебя.
К и р и л л. Что ты «предприняла»? Ты с ним только сюсюкаться умеешь.
П о л и н а. Пошла и закрасила эту мерзость.
К и р и л л. (меняется в лице) Ты? Что сделала?!
П о л и н а. Плевать мне он, не он нарисовал эту погань… Тебе сына не жалко?
К и р и л л. Жалко? Жалко смотреть, что из него получается.
П о л и н а. (возмущённо) Значит это я, по-твоему, виновата?
К и р и л л. Конечно ты! Возишься с ним, возле юбки держишь, растишь слюнтяя, чмошника натурального.
П о л и н а. Что?!
К и р и л л. Жалко смотреть. А может его в девочку нарядить, а? Платьице ему купить, кукол. Так, может, с ним хоть понежнее будут.
П о л и н а. Ты совсем охренел?! Как ты можешь говорить такое?!
К и р и л л. Как я могу? Я всё… Затыкаюсь уже. Похаваю вот супчику и пойду, у меня ещё вечерняя тренировка.
П о л и н а. Никуда ты не пойдёшь!
К и р и л л. Сегодня ты с ним «сю-сю», а завтра он после школы будет умываться мочой цыганских детей.
П о л и н а. Слушай…
К и р и л л. Нет, это ты слушай. Пусть заниматься идёт, тренироваться!
П о л и н а. Пусть делает, как хочет.
К и р и л л. Вопросы физического воспитания – личное дело каждого? Брехня! Вот если бы он не сидел дома, а железо потягал пару месяцев – он бы этих пятерых как щенят раскидал обеими руками! (Глебу через стенку) Всё слышал? Хватит там отсиживаться, сюда иди!
Слышно, как Глеб поднимается с дивана, тихонько бредёт и появляется в дверном проёме кухни. Полина испуганно смотрит на него.
К и р и л л. Ну что, готов пойти со мной? Заниматься, тренироваться будем, правильный образ жизни везти.
Г л е б. (поднимает глаза) Готов.
К и р и л л. Во-от, другое дело, давно бы так. Иди одевайся и подожди меня на лестничной клетке.
П о л и н а. Глеб… Глеб, подожди.
Поднимается из-за стола. Одновременно с ней поднимается и Кирилл. Они стоят вплотную друг к другу. Судя по звукам, Глеб одевается.
К и р и л л. (не отводя взгляда от Полины) Иди-иди, на улице меня подождёшь.
Хлопает входная дверь, Кирилл и Полина остаются наедине.
П о л и н а. Да что с тобой творится?! Я тебя не узнаю совсем! Отмалчиваешься вечно, целыми днями пропадаешь где-то!