В е р к а. (в продолжении рассказа качает головой) Чума, какая-то.
П о л и н а. Не говори. И в школе тоже самое. Глеб ведь на линейке стихи читал на 9 мая, это кажется в третьем классе было. Дедушку моего помнишь?
В е р к а. Помню, конечно.
П о л и н а. Какие он истории про войну рассказывал одновременно и страшно было, и грустно, и интересно. Как они с выдумкой «языка» в Чехии брали и его ближайшего товарища на последних метрах перед нашими позициями ранили смертельно… Я и Глебу их старалась пересказывать, только у меня так не получается. И медали дедушкины ему посмотреть давала – они в серванте в платок завёрнутые лежат.
В е р к а. Ладно, деду твоему – царствие небесное. А Кирилл-то что?
П о л и н а. Кирилл… Просто зла не хватает. Набираю его после всего, чуть ли не визжу в трубку, а у него голос… Спокойнее слона! Мы там чуть не умираем, а он… Весь такой невозмутимый сказал, что сейчас подойдёт и со всем разберётся. А потом такой: «Да и ещё: ментам не звонить». А я им первым позвонила. Что тут начало-ось. Рассвирепел мигом! Обматерил, овцой меня обозвал, ещё как-то. Сказал, чтоб я сама в таком случае с ментами разруливалась. Якобы я о Глебе на весь город растрезвонила. А потом пропал, трубки не берёт, уж не знаю, что там с ним случилось.
В е р к а. С ним-то случится. (улыбаясь золотым зубом, демонстрирует бицепсы) Такие баночки себе раскачал.
П о л и н а. Пока к тебе шла, дозвонилась, наконец. «Очень занят, у тебя минута», – у нас на сына напали, а он мне минуту, представляешь? Аж чуть из себя не вышла, просто сил после сегодняшнего уже нет. «Вечером буду с вами разбираться». И кроме того, надо ж было именно на сегодня эту хренову антенну назначить! «Вечером…»
В е р к а. Вот ты и подожди вечера, он со всеми разберётся. Я так последний раз его видела – ещё баще стал, постройнел, подкачался. Твой любого, кто встанет у него на пути, напополам сломает и узлом завяжет. У него во взгляде прямо такая энергетика.
П о л и н а. Но какой тон… Так со мной разговаривать, тем более, что я не просто поболтать звоню, его высотчество отвлекаю… Как-то раз, решила ему пару бутербродов занести, посмотреть, как он детей тренирует. Так он меня в штыки. Злющий! Говорит, что теряет концентрацию: «Давай, говорит, введём новое правило». Отныне, когда он находится за работой, чтобы я к нему заявляться не вздумала. Вот так! Раньше он таким не был…
В е р к а. Зажралась ты, Полька. У тебя мужик, всё при нём, на двух работах пашет. (щёлкает по горлу) Не бухает. Малина-а.
П о л и н а. На двух работах… Ночью на автостоянке сторожем, днём – тренером в спортзале. Между делом – дома. Не вижу его почти. С ГОКа хоть понятно было во сколько вернётся. Как уволился оттуда – денег вроде не убавилось. Но знаешь, изменился сильно.
В е р к а. Ещё бы, «выпал из обоймы». Не понять тебе, Полька. (достаёт крем из шкафчика и начинает массировать лицо) Ты в обойме никогда не работала. У нас же все гордые, с поднятым носом ходят. «Ты из какой бригады?» Попробуй-ка про его цех что-нибудь скажи без должного уважения. Каждый свою выработку с поднятым пальцем произносит, сколько он тонн извлёк и перевёз до запятой. Но как выпадешь из обоймы – общаться будут снисходительно, а иные и здороваться перестанут – не ровня ты им. ГОК здесь всё.
П о л и н а. А, по-моему, даже лучше, что он в спортивной секции теперь работает, хоть здоровье не так портится. Но какой-то другой стал. Он и раньше был, а теперь совсем… Ест за столом и словом не обмолвится. На всё: «да» и «нет». Я уж к нему не знаю как и подойти. Поест и грушу колотит на балконе, даже в мороз, отжимается, читает какие-то книги на компьютере, пароль на него поставил. Примет душ и спать – вот вся наша семейная жизнь. От работы не отвлекать, звонить воспрещено, только эсэмэски.