Я и менты – рассказ-интермедия
С а н д р о Г р е б н е в
с в е р х п о в е с т ь
« Л И Т О Г Р А Д »
Санкт-Петербург
2019
«Повесть строится из слов как строительной единицы здания. Единицей служит малый камень равновеликих слов. Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый с своим особым богом, особой верой и особым уставом. На московский вопрос: «Како веруеши?» – каждый отвечает независимо от соседа. Им предоставлена свобода вероисповеданий. Строевая единица, камень сверхповести, – повесть первого порядка. Она похожа на изваяние из разноцветных глыб разной породы, тело – белого камня, плащ и одежда – голубого, глаза – черного. Она вытесана из разноцветных глыб слова разного строения. Таким образом находится новый вид работы в области речевого дела. Рассказ есть зодчество из слов. Зодчество из «рассказов» есть сверхповесть. Глыбой художнику служит не слово, а рассказ первого порядка».
– Велимир Хлебников
«3. Отныне движение должно осуществляться путём колебаний между положениями с диаметрально противоположными идеями, действующими как пульсирующие полюса колоссального электрического механизма, приводя мир в действие».
– www . metamodernism . org
сверхповесть «Литоград» – это порядок произведений:
Источник – рассказ
Ми́рмика – рассказ
Большой день для РФ – рассказ
Молись, начальник ЖКХ Д.А. Стращаев – рассказ
Зачем тонировать аквариум? – рассказ
Уробо́рос – повесть
Я и менты – рассказ-интермедия
Когнитивный диссонанс – рассказ
Часы Президента – рассказ
Sms от сына – рассказ
Новый год, дружище! – рассказ
1Ч88 – повествование в диалогах
Дурак или ясновидящий – рассказ
Последний день перед концом света – фантасмагория
Музей под открытым небом – постлюдия, гротеск
Ч а с т ь I
Источник
- рассказ -
«Один, два, три, четыре, пять…» – считаю про себя, делаю упражнения: «Раз, два, три, четыре, пять…» – качаю пресс в своей комнате, зафиксировав ноги с помощью старого пледа под кроватью. На груди под майкой лежит MP-3 плеер и через наушники-капли ко мне в уши ударяет басами рэп. Добравшись семидесяти, основательно вспотев, вынимаю ноги из-под кровати, хочу распахнуть старое деревянное окно – первые по-настоящему тёплые майские дни. Солнце как раз перекочёвывает на нашу сторону.
Я сделал упор лёжа, положил плеер на пол экраном к себе и стал отжиматься, старался синхронизировать упражнение с минусами в наушниках. Вновь считаю: «Раз, два, три, четыре…» – чтобы на пятый раз оттолкнуться сильнее и сделать хлопок.
Отжался раз тридцать, пока, несмотря на музыку, не почувствовал, что меня окликнули. Я тут же стянул наушники:
– Е-гор… – услышал я его хриплый голос посреди звуков телепередачи в соседней комнате.
Натянув тапки, я направился туда.
– Что такое, деда?
Он что-то просипел. По мышцам шеи я понял, что он попытался оторвать голову от подушки, но тщетно. Не получилось.
Его рука подняла пульт от телевизора, а пальцы еле заметными движениями нажимали кнопки с редкими откликами.
– Понятно, батарейки – всё, – я не стал реанимировать их прокручиванием, а просто заменил и вложил пульт обратно в его руку.
– Сейчас пойду кашу готовить. Но для начала давай сделаем процедуры.
Дед еле заметно кивает. Далее делаю всё как мы уже с некоторых пор привыкли. Иду за водкой. Она стоит на полке в серванте.
Приподнимаю деда и расправляю простынь под ним, чтобы не было складок. Стелю клеёнку. Поворачиваю его на бок и аккуратно снимаю с деда майку.
– Давай обработаем спину.
Мешаю водку с шампунем в небольшой мисочке и окунаю туда губку. У деда серая спина, он тяжело прерывисто дышит.
Регулярно дезинфицировать кожу нужно, чтобы не образовались пролежни, красные ямки на спине. В противном случае ему будет ещё хуже. Всё делаем, как наказала мама, а ей объяснила её подруга медсестра.
Медленными волнообразными движениями я растираю водку с шампунем в области лопаток, плавными движениями по траектории восьмёрки. Затем локти, затем в районе крестца, икры и пятки.
Дед молчит, как и все трудности в жизни он переносит молча. Будь ему получше по обыкновению ещё бы и что-нибудь пошутил.
– Вот так. Руки вверх, деда, – стараясь его приободрить, с улыбкой говорю я. Поднимаю его руки и одеваю чистую плотную клетчатую рубаху и застёгиваю её на пуговицы. Затем одеваю брюки.
– Я тебя на кресло перетащу. Посиди немного, окей?
Еле заметно кивает, даже больше заметно по глазам. Беру его под руки и перетаскиваю на кресло рядом с разложенным диваном. Сначала туловище, потом осторожно спускаю на пол ноги. Натягиваю ему на ноги тапки из бараньей шерсти. Даю ему пульт.
– Ладно, пойду сооружу завтрак, – как-то растерянно произношу я и удаляюсь на кухню.
Иногда накатывает странное чувство будто это уже и не мой дед, тот самый которого я знал и любил всю свою жизнь. Тот человек, с которым связано одно из первых воспоминаний – как он подкидывает меня в воздух на нашем садовом участке… Подкидывает высоко и ловит, подкидывает и ловит – я запомнил то чувство. И того человека больше никогда не будет? Это что-то новое, что-то, чего я доселе не ощущал никогда.
У меня в руках кастрюля и пакет с овсяной кашей, а я залипаю в потолок, изучаю там трещены и отошедшую на стыках краску, чёрный провод, идущий от потолка к энергосберегающей лампочке в патроне. Всё требует капитального ремонта… Заливаю кашу молоком и ставлю на газ.
На кухонном столе разложены учебники и конспекты. Надо готовиться к пересдаче по «Теории волн». Я студент радиотехнического факультета нашего универа, в смачном сокращении – радиофак.
Из-за необходимости ухода за дедом в нынешнем его состоянии, а до того – поездок по больницам и врачам, я многое пропустил, в том числе и лабораторных работ. Хвост висит с зимы и теперь придётся потрудиться, чтобы нагнать пропущенное и пересдать зачёты, в том числе эту «Теорию волновых процессов». Иначе не допустят к сессии и не переведут на следующий курс. Двадцать семь билетов, теперь нужно сосредоточиться и учить…
Каша не заставляет себя долго ждать. Переливаю её в отдельную миску, помешиваю, чтобы остыла. Кипяток из чайника разбавляю холодной водой, чтобы чай был тёплый, но не обжёг ему губы. Йогурт наоборот заблаговременно вытаскиваю из холодильника, чтобы согрелся.
Пойду кормить его, когда каша остынет, а пока отвлекаюсь на учебник. Так… Метод преобразования Фурье… «Исследуемый сигнал может быть представлен в виде суммы синусоидальных и косинусоидальных гармоник с дифференциальными амплитудами. При известном значении коэффициента передачи ( K ) выходной сигнал так же представляется в виде суммы указанных гармоник уже с иными фазами и амплитудами. Их значение зависит от комплексного коэффициента передачи на данной чистоте». А ведь придётся ещё на эту тему реферат писать «своими словами».
Надо позвонить Серёге, нашему старосте – узнать, что они сегодня проходили. Ещё надо позвонить Яне. Но сначала накормлю деда. Я собираю на поднос миску каши, йогурт и чай и несу к нему в комнату.
– Завтрак готов.
Дед немного ёрзает в кресле, спинка откинута далеко, приподнимаю её. Заправляю ему за ворот полотенце, чтобы рубашка не запачкалась, ещё одно стелю на колени.
– Сам… – хрипит он, кормить с ложечки, наверное, ему кажется это, типа, уже слишком. Я не спорю.
– Хорошо, только съешь всё, тут немного.
Еле заметно кивает.
– Я пойду тоже поем, за одним к зачёту поготовлюсь.
Останавливаюсь в дверях, наблюдаю, как он ест. Зачерпывает кашу и долго несёт её ко рту, затем почти не жуя с усилием глотает. С ложкой он ещё справляется, но вот кружку ему уже не поднять. Возвращаюсь десять минут спустя, каша съедена почти полностью, ёмкость с йогуртом опрокинута на бок, чтобы проще было зачерпнуть, половина вытекла на поднос, но остальное съел. Беру уже остывший чай с лимоном и подношу к его губам. Пьёт мелкими глотками. Забираю поднос, оставляю его с телевизором.
Возвращаюсь к зачёту по «Теории волновых колебаний». Минут пять учу, а потом залипаю на отошедшую кафельную плитку возле раковины, затем на отошедшие повсеместно бумажные обои – не только кухня, вся квартира требует ремонта, причём капитального. Начнём, как водится, с электрики – проштробим стены, сделаем новую медную проводку, мы уже договорились с моим бывшим одноклассником, он как раз сейчас на электрофаке учится. Потом будет весь комплекс отделки: штукатурка, финишная шпаклёвка, грунтовка, обои… Да, всё это уже после того, как… Понятно после чего.
Не подготовка, а одна сплошная прокрастинация. Яне полюбилось это слово – вычитала его в какой-то книжке. Надо ей позвонить, сейчас 10:45, если она не на паре, то ответит, если на паре – сбросит. Я проверил баланс – стыдно отправлять девушке «чайку». Звоню – сбрасывает. Меньше чем через минуту присылает sms: «я на паре – пиши)) чё делаешь???».
Пишу: «готовлюсь к зачёту. читаю про моду».
Она: «норм у вас зачёты на радио».
Печатаю простыню, что долго с учётом десяти кнопок: «Типы волн (далее – моды) в волноводе определяются с помощью решений системы уравнений Максвелла».
Присылает: «О_О жесть» Потом: «меня препод палит, набери после звонка».
Я: «ОК».
Яна учится в другом подразделении нашего большущего универа на кафедре «Социально-культурного сервиса и туризма». Конкурс туда заоблачный, но она учится по договору, а я у себя на «Радио» – бюджетник.
И чтобы не потерять бюджетное место, в который раз возвращаюсь к «Теории волновых колебаний»: «Уравнение бегущей волны…» «От волнового числа (k) зависит направление смещения синусоиды: при отрицательном значении – справа налево, при положительном – слева направо (рис. 4c)…»
Я вновь не могу сосредоточиться, иногда каждая мелочь сбивает с толку. Прошёл уже почти год, как деду поставили онкологию. Зимой после всех курсов терапии ему не стало лучше. Врачи сказали, что шансов нет. И вот уже третий месяц он прикован к постели, последние недели даже сесть не может. Ведь когда-то он был сильным человеком: физически и духом. Иногда мне кажется, что он готов сказать что-то вроде: «Я обуза для вас, сдайте меня куда-нибудь». А я в этом случае брошусь убеждать его, что всё не так, и нам не в лом за ним ухаживать, готовить еду, брить электробритвой, даже подгузники менять. После всего, что он для нас сделал…
Всё идёт к одному. Пусть даже он ещё с нами – мне кажется, лучше бы ему не болеть напоследок, а уйти быстро. Не знаю, правильно ли так думать… Лучше не думать вообще, делать просто своё дело, учиться и помогать маме. Порешать задачи, например, их в двадцати семи билетах по две-три штуки в каждом. И ещё по два вопроса.
Поставив книгу, на полку я занимаюсь с пятикилограммовыми гантелями – отжимаю их в потолок, вытягиваю руки в стороны держу вес, пока смогу. Пока вращал руками, чуть не угодил в зеркало. Мама бы охнула – плохая примета.
Звонит оставленный мной на кухонном столе мобильник. На экране «Янничка» (сама попросила так забить в контакты) и её фото с прогулки на Плотинке.
– Алё.
– Приве-ет, Всё ещё ботанишь? – спрашивает она. На заднем плане привычный шум универа.
– Да, въезжаю потихоньку, – говорю я, положив гантель на плечо. – Не очень, правда, получается…
– Попробуй помедитировать, трансцендентальная медитация, поймай большую рыбу. У меня подружка из Индии вернулась, сейчас на перемене с ней болтали.
– Достигла просветления?
– По ней не скажешь, но зато кучу всякого интересного привезла.
Мы ещё минут десять болтаем о медитациях, я предлагаю попрактиковать вместе, хотя, признаюсь, не моя тема. Она говорит, что родители до вечера на свадьбе у друзей в Полевском и предлагает встретиться у неё. Говорит, что соскучилась.
– Блин, я тоже соскучился. Ты же говорила они в Пят… Сегодня уже Пятница?
– Потерял счёт времени?
– В последнее время – да.
– Короче, приходи… Вечером я кстати иду в студию, у нас репетиция, подготовка к Уральскому чемпионату.
Она закончила академию современного танца, а сейчас занимается в студии танцев на пилоне. Раньше у меня это ассоциировалось исключительно с раздеванием, но Яна мне объяснила, что это новомодный pole-dance, выполнение акробатических упражнений на шесте. Она показывала мне с телефона видео занятий своих и подруг. Выглядит эффектно. Она уже позвала меня съездить посмотреть на их выступление в Челябинске. Я до сих пор не дал чёткого ответа. Не могу его дать и сейчас.
– Слушай я тебе перезвоню, окей? Во сколько ты будешь дома?
– Сейчас ещё одна пара… Часа через два.
Мы прощаемся, она говорит, что ей надо бежать с некоторой неловкостью в голосе. Я всё понимаю и тоже соскучился. Надо всё устроить, надо выбраться, но для этого нужна мама.
– Алё. Привет, мам.
– Ну, привет, – вздыхает мама и, судя по звуку, снимает очки и кладёт их на стол.
– Блин… я тебя не сильно отвлекаю, – вкрадчиво интересуюсь я.
Мама работает замом главного бухгалтера на предприятии недалеко от дома. Наверное, корпит над очередным актом сверки.
– Говори, раз уж позвонил. У вас с дедом всё в порядке?
– Да, всё норм.
– Чем он сейчас занят?
– Телевизор смотрит, как обычно. Я его в кресло усадил. Процедуру от пролежней провели – не волнуйся.
– Молодцы.
– Слушай, мне на пару часов в общагу за конспектами нужно смотаться… Не хочу оставлять его одного.
– Я же тебе говорила, у нас плановая смена юридических лиц, переходный период…
– Знаю-знаю, скажи просто «да» или «нет»?
Постучав пальцами по столу, мама отвечает:
– Посмотрим, сегодня Пятница, короткий день. Если смогу – отпрошусь у директора.
– Супер, мам.
– Егор, целую.
Маме тяжелее, чем мне. И болезнь деда, её безнадёжность сказываются на ней, пусть и старается не подавать виду.
Мама продолжает ходить на работу. Я тоже мог бы найти работу на полставки для совмещения с учёбой, тогда можно было бы оплатить сиделку. Но сиделкам мама деда доверять не хочет и ещё не хочет, чтобы я отвлекался от учёбы на очке. Всё боится, что я как её старший брат, мой дядя, погрязну в работе и не смогу закончить институт. Завалю сессию, забреют в армию – а потом семья и не до учёбы. Дядя примерно так остался без диплома и до сих пор трудится в автомастерской. Ну, а в армию я так и так собираюсь, после учёбы, отдам долг двуглавому орлу. Интересно, Яна будет ждать меня? Ещё не спрашивал.
Следующие два с половиной часа я провожу с «Теорией волн». Читаю конспекты однокурсников и решаю задачи. «Как мы можем наблюдать на графике, сигнал высокочастотного заполнения двигается вперед. Передние гребни теперь будут исчезать, добравшись до передней границы сигнала, а задние гребни − возникать в хвосте…»
Интересно, если сегодня не выберусь, может она вообще не захочет меня видеть. Я и так много пропадаю. Думает, что я забыл о ней. Я висну на турнике в дверном проёме, который оборудовал месяц назад, и подтягиваюсь несколько раз. В наушниках MP-3 плеера продолжают стучать биты, я упираюсь подбородком в турник и вишу так какое-то время, потом спрыгиваю и иду в комнату к деду.
В серванте лежат значки, вымпелы ещё советского времени: «ударник труда», «лучший начальник цеха», «на сорокалетие завода». Ему восемьдесят пять, последний день рождения был три месяца назад, следующий – вряд ли. В сорок четвёртом ему исполнилось девятнадцать, и он ушёл добровольцем, но на фронт так и не попал – остался в артиллерийской школе под родной Уфой. Осталась фотокарточка, где он совсем молодой в военной форме. Многим позже они с бабушкой, которую я почти не помню, перебрались в Свердловск, сюда на Химмаш. Это несколько сухих фактов, плюс рассказы мамы и мои воспоминания, в том числе и эти, последние – всё, что останется после него.
Дед спит в кресле. Работает телевизор. На стене в комнате висит карта Советского Союза местами помятая и выцветшая. Сохранить её после ремонта, как раритет или… Рано об этом думать.
Аккуратно, чтобы не разбудить его, перекладываю его больное тело с кресла на кровать: сначала – туловище, затем – ноги. Ещё каких-то пять лет назад он вытягивал десятикилограммовую гирю, что до сих пор валяется в сарае на нашем садовом участке, а теперь… Даже не проснулся. Глаза плотно сомкнуты, дыхание слабое, как шум в небольшой морской раковине. Я выключил телевизор, положил пульт рядом с его рукой.
Как вкопанный встал в дверном проёме, будто бы по странному внутреннему побуждению стараясь зафиксировать всё, вплоть до мелочей: тумбочку с кучей таблеток и запечатанными шприцами, трубками капельницы, прозрачную вазу с водой на подоконнике с пятью жёлтыми бархатцами. Их принесла старая дедова подруга с завода, когда пришла на неделе навестить его.
Я услышал звук поворачивающегося ключа в замочной скважине. Это мама – всё-таки отпросилась.
– Как вы тут? Всё в порядке? – слышу я её голос.
– Тссс.
– Спит? – спрашивает она уже шёпотом за моей спиной. – Ты к Яне?
– И к ней заскочу, наверное, – замялся я.
– Давай, беги. Если что-то понадобится – позвоню. Хорошо? Беги…
Из дверного проёма дедовой комнаты я иду в прихожую – беру мобильник, плеер, накидываю толстовку, не могу найти ключи, залезаю даже на антресоль и нахожу там красного цвета фрисби с царапинами от собачьих зубов. С минуту вспоминал, что он здесь делает и зачем я притащил его из нашей с мамой квартиры. У меня был пёс Чак, породы вельш корги. Три года назад он угодил под машину. В тот же год развелись родители – так совпало. Теперь вспомнил – недавно узнал, что мальчишке, живущему с дедом по соседству, купили щенка. Решил подарить фрисби ему. Так и сделаю, но позже.
Выхожу в подъезд. Старый дом с цветами в горшках и потенциально востребованные книги на подоконниках. Штукатурка тоже повсеместно отколупывается. Выхожу во двор через дверь с допотопным кодовым замком с двумя рядами кнопок, три из них вдавлены, так что код ни для кого во дворе не является секретом. Рядом с дверью висит объявление от управляющей ЖКХ компании, о том, что плановый ремонт подъезда начнётся с начала июля и необходимо явиться в управляющую компанию и написать заявление на выдачу электронного ключа. Во дворе уже пилят старые тополя, которые росли здесь годами.
Мама любит сетовать, как быстро всё меняется. Я особо не замечаю. Да, что-то постепенно теряет актуальность… как мой трек-лист в плеере, например. Надо бы обновить, залить с компа свежую порцию музыки, скачанной с пиратского сайта. Сейчас в ушах играет какая-то электроника, на дисплее – название файла с цифрами, видимо скачал с Яниной флешки.
Улица Грибоедова – центральная у нас на Химмаше. Дед живёт в конце улицы, считай у самого завода. Яна – в самом начале, в новострое-свечке в двадцать семь этажей на берегу пруда. Наша с мамой однокомнатная неподалёку – на Восходной.
В воздухе – весна. Наконец, тепло. Наконец-то, солнце. Немного ссутулившись, иду мимо витрин с надписью «Аренда» и номером телефона, мимо почтамта. На баннере реклама безлимитного 3G интернета, а у меня до сих пор телефон-балалайка с кнопками. После сессии найду работу на лето и куплю смартфон, если конечно… Иду мимо троллейбусной остановки. Здесь останавливается «шестёрка», которая и доставляет нас с Яной до студенческой скамьи. Благодаря ней мы, можно сказать, и познакомились.
– Алё, привет, ты дома? Я к тебе иду.
– Да, крутотень…
– Твои?
– Нет никого, давай быстрее.
Так хочется скорее её увидеть. Возле аптеки в следующем помещении – опять же, ремонт, там была небольшая кафешка, где мы одноклассниками зависали после уроков, а иногда и вместо. Там было мило и… уже никогда не будет, теперь там на двери объявление: «Вейп-бар, скоро открытие». Надо будет заглянуть при случае.
В аптеке я покупаю презервативы, причём пока соображал о своём совсем упустил этот момент, а раньше, помню, волновался, даже как-то неловко было. Вспомнил об этом и ухмыльнулся, когда уже вышел обратно на тёплую улицу.
Вот вопрос с цветами ставит меня в тупик. Вроде это не свидание, или, наоборот, свидание… Почему-то идея заявиться к ней домой с букетом кажется мне дурацкой – хотя, я же парень, что я понимаю? Её любимые восточные сладости просила больше не покупать – следит за фигурой. В цветочном киоске заказываю флористке несколько бархатцев, но потом в мозгу что-то щёлкает.
– Блин, нет, давайте хризантемы… белые.
Как хорошо, что в этом семестре есть стипендия. И о том, что хреново будет, если сдам что-нибудь на тройку и… Прожить на неё нельзя, но любые деньги нелишни, так ведь?
У её предков, точнее мамы и отчима, проблем в деньгах нет, снимают такую крутую хату с видом на пруд с двадцатого этажа. И вот я на крыльце этого высоченного дома набираю номер её квартиры. Идут гудки… Жду. Идут гудки… Нет ответа. Достаю мобильник, набираю номер Яны и… «Недостаточно средств на счёте». С досады бью кулаком в кирпичную стену. Снова гудки домофона… На третьем этаже дома напротив в застеклённой в полную высоту лоджии мужик на беговом тренажёре наблюдает за мной, как я с букетом не нахожу себе места. Лыбится, наверное, так всё кажется очевидно. Дверь открывается минут через пятнадцать после сотни домофонных гудков: выходят мама с коляской, которым я любезно помогаю, придерживаю дверь и тут же юркаю в подъезд.
Пока жду лифт гадаю, где же Яна? Может быть ушла в магазин или же решила проучить меня за то, что я последнее время «отсутствую». Как она может? Но, блин, чего же я жду? Может всё-таки стоит рассказать ей о деде и его страданиях. Но… почему-то я решил, что такая жизнелюбивая, мечтательная… И зачем омрачать это? После первого же звонка, я слышу как щёлкают замки на входной двери.
– Приве-ет, – босая в спортивном топике и шортах она делает шаг за порог и обнимает меня. На шее висят наушники, подключенные к плееру на резинке шорт. Из динамиков отдалённо доносится какой-то микс.
– Привет, – целую её в макушку. – Тут домофон…
– А чего не позвонил? Я, когда растяжку делала, специально телефон перед собой положила.
– Забей.
– Проходи, – приглашает она.
Через прихожую следую за ней в её комнату.
– Ой, спасибо большое. – забирает у меня букет хризантем. Прижимается носом к бутону. У неё нежная кожа лица. – Пойду налью воды им.
Та самая ваза, о которой подумал, когда покупал хризантемы стоит на окне пустая. Яна берёт её и удаляется на кухню, оставляя меня ненадолго наедине со своей комнатой.
Мне здесь нравится. Всё кремовых цветов, за яркими от солнца шторами вид на пруд. Семь или восемь растений в керамических горшках – она любит зелень, говорит, что не может без воздуха. На полке книжного стеллажа тихо потрескивает ионизатор. В дверном проёме, прям как у меня турник, а в углу фитболл и пара маленьких гантелек. Интерес к физкультуре – это у нас общее.
– Чего застыл?
– У тебя тут – кайф. Светло.
Она ставит вазу с цветами на полку. На кухне сквозняк легонько встряхивает жалюзи. Я нервно оборачиваюсь.
– Они на свадьбе в Полевском до вечера, не парься ты так, – успокаивает она.
– Ты с ними помирилась?
– Ну, почти что, – отводит глаза. – Вечно какие-то непонятки.
Обсуждаем «непонятки» с родителями минут девять. Я падаю на крутящийся стул, подгоняю его под свой и приобнимаю Яну за талию, пока она опрыскивает бутоны из пульвера. Она невысокого роста, стройненькая и лёгкая.
– Показать тебе, что Карик мне из Индии привезла?
– Она тебе уже все уши прожужжала.
– Да она такая, но вот – зацени.
Приоткрывает коробку на столе и залезает туда своими тонкими пальчиками, затем, прежде чем я понимаю, дотрагивается до моей переносицы и нежно проводит по носу. Хихикает:
– Класс! – От переносицы до лба на моём бледном после зимы лице красуется синяя линия. – Это краски холи. Праздник холи! Ты, конечно, слышал о нём. Как сдадим сессию затусим у кого-нибудь на даче и устроим!.. Раскрасим друг друга. Как тебе идея?
Её ладони на моём лице. Я поворачиваюсь к коробке открываю её. Там баночки с краской. Открываю малиновую и окунаю туда палец. Затем рисую у любимой точку на лбу. Смотрю на неё.
– Идея просто супер.
У неё высокий лоб, широко распахнутые тёмно-синие глаза, а губы тонкие. Говорит мне игриво:
– Умойся, пожалуйста, а то вдруг я захихикаю в нужный момент.
– Нормуль, – шепчу я, но всё же иду умываться. В ванной с узорной плиткой, всполоснув лицо мыльной водой, вглядываюсь в собственное отражение. Мобильник ставлю в беззвучный режим. Достаю из заднего кармана презерватив и вскрываю упаковку…
Возвращаюсь обратно и закрываю за собой дверь. Она последним снимает топик и остаётся совсем обнажённой. Стоит ко мне спиной, робко оборачивается. Я сбрасываю с себя футболку, расстёгиваю джинсы, высвобождаюсь от всякой одежды. Её русые волосы, ранее собранные резинкой, теперь закрывают половину спины. Убираю их за плечо, целую сначала в шею, потом между лопаток. Глубоко дышит. Поворачивается ко мне. Ощутив друг друга всем телом, ложимся на постель. Пока моё дыхание на её груди, её руки – в волосах на моём затылке. Игриво отстраняет меня. Пальцы её ступней касаются моего пресса и поднимаются вверх до шеи и подбородка. Плечи ощущают какая фантастически гладкая кожа её ног… голени затем бёдра… Прижимаюсь, слышу, как она стонет… Ладони ловят друг друга и сцепляются в замок… Потом сама тянется ко мне… После прелюдии всё исчезает, растворяется, продолжается как во сне…
– Блин, так классно, – говорит она, потягиваясь уже после. Мы не так давно занимаемся сексом, поэтому и ощущения такие свежие, до мурашек. Яна перелезает через меня, чтобы сделать зазор на окне побольше. Кажется, что душно. Маленькие волоски на её руках блестят от солнечного света. Тело чистое – ни одной татухи.
Мой взгляд падает на коробку с индийской косметикой на письменном столе. На ней изображён ожидаемый Тадж-Махал и эти удивительно странные буквы их алфавита.
– Знаешь, о чём я мечтаю. Отправиться туда и поселиться в хижине, где-нибудь в густом лесу рядом с водоёмом и буддийским храмом. Обучать людей йоге и современному танцу. Ты читал «Шантарам»?
– Не-а, но думаешь, в Индии своих учителей не хватает?
– Да, это так… мечта. Я, наверное, витаю в облаках?
– Ну, так… с легонца.
– Слушай, что вспомнила, ребята с курса собрались на сплав по Сосьве. Айда, с нами. – приподнимает нарисованные карандашом брови.
Я сутулюсь.
– Не знаю пока.
Мне казалось, что станет легче, но на душе у меня по-прежнему было странно.
– И насчёт марафона в среду тоже не знаешь?
Пожимаю плечами. Рассказать ей? Почему-то мне хотелось, чтобы смерть, болезнь и страдания были как можно дальше отсюда. Момент в очередной раз кажется неподходящим. Потом расскажу. По-прежнему тихо потрескивает ионизатор.
– Не айс. Егор, ты какой-то… – начинает она, но останавливается. – Давай позалипаем за видео, мне тут подружка кое-что скинула.
Поднявшись с постели, я иду к валяющимся на полу джинсам и достаю из кармана мобильник. Абонент «Мама» – восемь пропущенных и sms: «Егор, перезвони, мне нужно тебе, что-то сообщить». Я оборачиваюсь к Яне:
– Прости, мне пора.
Ми́рмика
- рассказ -
Я уже и не помню, как именно возникла Мирмика. Я имею ввиду саму идею построить её. Как она зажглась в голове, подобно лампочке.
Для начала, небольшое воспоминание, связанное с моим отцом. Мне было шесть. Помню, в тот день я играл с самосвалом в прихожей нашей квартиры, катал его по узорам половика вместе с другими «бибиками». Отец с самого утра зачем-то поехал «на большой берег», как он говорил. Вернулся он как раз во время покатушек в предобеденное время. На пороге от него повеяло уличным холодом, но я всё равно вскочил и кинулся к нему: «Папа!» Он схватил и пару раз подбросил меня «до потолка», как я обожал, разулся, повесил куртку и пригласил меня на кухню: «Пойдём, кой-чего покажу». Коробку, оставленную на момент «подбрасываний» на полке, взял с собой. Включив свет на кухне, он поставил её на семейный стол с клеёнкой с лилиями (помню, она долго у нас лежала). Я встал на стул, чтобы лучше было видно. Папа достал из коробки что-то пушистое и… живое. От удивления я разинул рот, а потом завизжал что-то вроде: «Мышка! Мышка!» На визг пришли мама и бабушка: «Ну, не на кухонный стол же!» Мышка оказалась вовсе и не мышка, а морская свинка. Мой детский мозг тогда ещё не мог взять в толк: вроде ж, свинка, судя по раскраске, – большая розовая с пятачком, а это маленькая, пушистая и почему-то морская. Это объясняет выбор отца, потому что по профессии он – моряк дальнего плавания. И перед очередным отъездом, точнее отплытием, он решил порадовать нас, чтобы меньше скучали… особенно меня. Мама с бабушкой к тому времени уже привыкли, а я будучи ещё совсем мелюзгой, никак не мог взять в толк, почему не вижу его по полгода. Несмотря на то, что подарок предназначался мне, имя для свинки выбирал сам папа: Кница. Странное, конечно, у нас каждый в семье немного на своей волне. Долгое время даже не задумывался, что оно значит. Ну, Кница и Кница, и лишь недавно по странному порыву загуглил (теперь это быстро, и не надо возиться со словарями). Мне, как главному семейному юнге, был поручен уход – у папы во всём найдутся педагогические цели. Я должен был убираться в коробке, регулярно кормить её каким-то зерном, которое мама покупала в зоомагазине. Мои обязанности даже были прописаны в столбик на бумажке размашистым отцовским почерком. Жаль бумажка не сохранилась, моя первая ответственность закончилась всего через год с копейками – даже при том, что делали мы всё вроде бы правильно – Книся сдохла. Я плакал, особенно от того, что не мог понять, почему это случилось. Вон котяра у соседей Тиша бегает и ничего ему не делается.
С тех пор пролетело двенадцать лет. В продолжение которых к вопросу домашних животных я не возвращался. Не то, чтобы у меня была какая-то типа детская травма или что-то в этом роде, просто не хотелось. Другое дело – бабушка, у неё два волнистых попугайчика в клетке чирикают. И соседский Тишка всё ещё бегает поблизости, хоть и старый и облезлый, как поношенный крос, иногда забегает ко мне и бесцеремонно залезает на окно, а ты попробуй от окна оттяни кота, и чем ему Чистяковские окна не нравятся?..
Осенью, незадолго до дня рождения позвонил Тёма, предложил закрыть сезон на великах. «Мы уже в третий раз "закрываем"!» – сетую я, а он: «Ну, и что? Погода ведь хорошая». Не поспоришь. Бабушка тем временем, выгнала соседского котяру и протирает пыль в моей комнате. Она интересуется, почему у меня по экрану бегают муравьи. А я как раз в это время смотрел первые гайды, видео-обучалки по муравьиной ферме, где знающие люди обзорно рассказывали – как приступить к разведению муравьёв в домашних условиях.
Так как пришла идея? Даже не знаю, мне, например, всегда нравилось играть в эртээски (стратегии) на компе. Я большой фанат жанра, даже винтажных 2D, и боевых с кучей юнитов, и градостроительных. Строить что-то, развивать – это моя любимая тема, ещё с самого детства, когда папа привёз из плавания кучу датского конструктора. Тогда у меня была странная мечта – иметь собственный город из этого конструктора или даже целую страну.
Родители идеи с муравьями не поняли, бабушка тоже не поняла: «Да, они тут расползутся повсюду, замучаемся травить потом. Помню, мы с тётей Грушей пол-лета их от бани отгоняли, кое-как…» – за семейным ужином бабушка от причитаний незаметно для себя перешла к воспоминаниям. Папа отправил из порта назначения электронное письмо, где написал, что «ideya strannaya». В воображении родителей это выглядело так, будто я притащу из леса бревно, землицы, мха, рассыплю всё это дело посреди комнаты и заведу муравейник сразу тысяч эдак на пять, чтоб не мелочиться. Локальное намуравьение квартиры. Пришлось бороться с предрассудками старшего поколения, а именно тащить ноутбук, показывать те самые гайды, как это выглядит в реальности, интернет-магазин с муравьиными фермами. Среди всего прочего приболтнул, что делаю проект для училки по биологии. Кроме того, напомнил про переходный возраст и то, что я единственный ребёнок в семье… Шучу! Последнего не было. Не знаю, есть ли у меня дар убеждения, но возражать по итогу никто не стал. Осторожно согласились, бабушка недовольно буркнула, мол будем их потом собирать по квартире. Тёмыч, когда катались на великах, тоже фишку не просёк: «Я понимаю ещё котэ или собакин, но муравьи… Грёбаные муравьи, чувак – это какая-то наркомания!» – «Ничего ты не понимаешь».
Я собрал деньги от летней подработки и направился в зоомагазин на нечётной линии. Там был вялый продавец и какой-то странный покупатель со спортивной сумкой в чёрном кимоно. Побродив малость, понял, что выбор у них там никакущий, вернулся домой и отправился уже в интернет-магазин, нашёл там интересный формик, рандомно выбрал муравьёв, кликнул везде, где надо, вбил свой адрес, расплатился виртуальными деньгами и стал ждать курьера.
Наша семья живёт на острове, на Хирвисаари – это историческое название, а народное – Васька. Это настоящий остров, пусть и густонаселённый, самый крупный в нашей гряде. Вместо улиц там – нумерованные линии. Наша – чётная, и незапамятной постройки дом вполне себе вписывается в узенькую, похожую на небольшой каньон улицу. Неподалёку – готическая церковь с острым куполом (или как это называется, нам говорили на МХК, но я забыл). Дома, разделённые брандмауэрами, стоят плотно друг к другу, а во дворы можно попасть только через небольшие арки. Наша парадная – слева от арки, этаж третий, звонок лилового цвета (звук птички), к соседям – звонок бурого цвета (звук обычного звонка).
Когда-нибудь весьма скоро посылки будут доставлять дроны, которые как пчёлки будут сновать над городом по небу, совершенно не обращая на себя внимания, пока же я расписался в накладной, что сунул мне парень чуть старше меня, взял посылку и отправился в свою комнату. Скинул тетради, учебники, тесты ЕГЭ на кровать, отложил за монитор клаву и принялся сосредоточенно изучать содержимое коробки.
Муравьиная ферма, которую я купил, представляла из себя небольшую настольную конструкцию площадью эдак двадцать на тридцать сантиметров. Собиралась он достаточно нехитро с помощью болтиков и почти полностью состояла из прозрачных и полупрозрачных акриловых пластин. Муравьиная ферма состоит из двух частей: непосредственно формикария и арены. В формикарии (по-простому – в «формике») мураши живут, это вроде как дом, а арена условно – это улица. Формик представляет из себя такой горизонтальный лабиринт со множеством ходов и камерок для жизни толщиной меньше пальца, но муравьям и их королевам – в самый раз. Конструкция прозрачная, поэтому можно наблюдать за их образом жизни, деятельностью, размножением. Эдакое реалити-шоу. Там же есть камера увлажнения, в которую обязательно следует добавлять воду с помощью специальной пипетки (в комплекте). В случае падения влажности воздуха колонии – капец. Частая ошибка новичков, таких нубов как я. Арена соединена с ходами и представляет из себя открытое пространство, ну как открытое – она плотно закрывается крышкой. Её при желании даже можно держать открытой, только нужно смазать специальным противопобеговым гелем (в комплекте). Арена чем-то напоминает аквариум, только нет воды и рыбки не отправятся, при случае, искать провизию в вашем жилище. На арене муравьи, нет не проводят «досуг», а добывают себе пищу, которую ты там оставляешь и складывают мусор, который следует убирать, чтобы не появилась плесень. Лупа наблюдения – в комплекте. Идеальная позиция наблюдателя.
И вот сижу я, значит, вожусь с будущей собственной колонией, а Виктор Робертович из компьютерных колонок поёт про муравейник и жизнь в нём. Закрепил, проверил – ни щёлочки. Конструкция готова.
Аккуратненько разворачиваю тряпочку с пробиркой, вроде тех, что лежат в кабинете химии. Вот они – мои ребята. И надо ж подумать, нормально доехали из Москвы и живы. На дне пробирки-инкубатора налита вода, которая заткнута ватой – то самое увлажнение, о котором я уже сказал. Пробка плотно закупорена так, чтоб никто не сбежал, а между ними… Раз, два, три… Штук семьдесят юнитов, из которых я насчитал целых три королевы, остальные – рабочие и ни одного солдата. Ребята вяло копошатся, доедают остатки мучного червя и семена. Королевы чистят работяг и даже личинки есть. На боку инкубатора наклейка с надписью: Myrmica rubra (Linnaeus 1758). Годовой запас кормовых семян – в комплекте. Всё готово. Поехали. Я добавил воду в камеру увлажнения рассыпал на арене корм. Откупорив пробирку, я быстро положил её на арену и стал ждать, что будет. «Деды» на форуме предупредили, что на переселение из пробирки в формик может уйти до нескольких дней. Действительно, вялые после поездки в тёмной коробке мураши никуда не спешили, но нашлась пара смельчаков, которые тут же пошли на разведку местности. Я закрыл крышку арены и прикрыл формик полотенцем – так процесс должен пойти резче.
Конец года – на острове промозгло, ветер, нет снега и плотная завеса облаков. Учебный год подбирается к экватору, последний, одиннадцатый класс. Отец вот-вот вернётся из плавания, если всё норм, то ещё до Нового года. Он непременно спросит, на кого же я пойду учиться. Раньше я только пожимал плечами, мол времени ещё вагон, но пресловутый ЕГЭ всё ближе и ближе. Кто-то, как мой друг Тёма, трясётся, как осиновый лист, а я не сомневался, что сдам. Не то, чтобы я ботанил, но быть хорошистом никакого труда мне в общем-то не составляло. Вот что потом, после экзаменов?.. Кем я хочу стать? Может муравьеводом, ась? Шуткую! Никакого вразумительного ответа у меня не было.
Как я уже говорил, квартира у нас двойная, вообще-то это называется коммуналка, но у нас вышло так, что шесть комнат занимают две семьи – наша и Чистяки: по три комнаты. Но если нас всего четверо, то Чистяковых аж целых восьмеро: дядя Боря с тётей Риммой, дедушка с бабушкой, целых четверо детей – короче, их целая орда. Как они там ютятся? На самом деле мы нечасто друг к другу заходим. Но квартирка у нас приятная. Пару лет назад, когда папа вернулся из плавания, они с дядей Борей и их старшим, который сейчас в армейке, затеяли ремонт и отделали кухню, туалет, и ванную, и прихожую, и коридор – так что теперь всё общее пространство выглядит вполне… по-европейски что ли. В комнатах всё по-разному. У родителей, например, всё морское, как папа любит: Андреевский флаг на стене, узорчатые раковины морских гребешков под стеклом в рамке, сувениры из разных частей света, на комоде – модель боевого корабля, вроде того на котором, когда-то служил папа. В комнате у бабушки вся мебель старенькая и, когда я и родители заказывали новую шведскую – она встала на защиту своей югославской стенки горой. У меня на стенах висят постеры любимых супергеройских блогбастеров, купил их на выставке комиксов в позапрошлом году и так и не снимал, хотя они несколько уже выцвели. Ко мне же поставили семейный книжный шкаф: полка с научной фантастикой – моя, полка с маринисткой – папина, детективы и прочий ширпотреб читают мама и бабушка, ещё на двух полках – классическая литература, её в школе задают. Перед окном белый письменный стол, на нём его величество самолично собранный комп, разбросаны учебники и теперь в уголке формик с муравьиной страной.
Вместо домашки я играю в очередную стратегию (в винтажную Darwinlandia или в наш Le périmètre). За мной наблюдает Санька, шестилетний шкет, самый младший из Чистяковых. Любит посмотреть, у них на один ноутбук – очередь из трёх человек, а у меня интересно. Иногда гоню его, иногда нет. «Стёпа, дай сыграть», – «Не сегодня». Продолжает пускать слюну, глядя в экран, потом переключается на формикарий. «О, а давай наловим муравьёв в лесу и войну там устроим». Вот, карапуз мелкий! Этому Саньке лишь бы войны устраивать, Ахиллес хренов! «Ты уроки по дошколке все выучил?» – «Не-а». Вырубаю компьютер: «Всё, игра окончена… И Тишку забери», – выставляю мелюзгу с котом за дверь. Войну ему устраивать!
Пока я залипаю за тесты ЕГЭ, ребята копошатся, таскают припасы с арены к себе на склад. Заходит бабушка, спрашивает – поеду ли я? Конечно, поеду! Мама тоже отпросится с работы. Декабрь нынче промозглый, но достаточно тёплый, вокруг острова даже ледяной корки не видать, поэтому отцовский корабль, огромный контейнеровоз «Aeaсus», добрался в порт без помощи ледоколов и встал к причалу. Мы дожидались в портовой столовой, пока он не позвонил и не объявил громогласно: «Встречайте!» Слёзы, обнимашки и все дела – сцена для нашей семьи привычная. Дома разбираем сувениры: маме досталась соломенная шляпка, бабушкин сервант разжился кувшином в виде пингвинчика, ну а мне досталась пара мокасин. Папа говорит, что это не мокасины, а светло-зелёные эспадрильи. Ну, ОК, и по размеру подходят – папа не всегда угадывает и на расстоянии почему-то я кажусь ему меньше, чем есть. Уже поздним вечером смотрим с ним мой электронный дневник и, за одним, и мирмиковчан, показываю ему чё почём: увлажнение, свет, уборка мусора, кормёшка. «Тут целая наука», – заключает папа и прибавляет необязательное родительское, чтоб следил, чтобы не разбежались или что-то в этом духе. Заверяю его, что у меня всё пучком.
Колония подросла, может быть, на четверть. Считать их становится непросто, пусть и ползают не особенно шустро. У меня была идея повесить над формикарием веб-камеру с хорошим разрешением и написать программулину, чтобы считала их в режиме реального времени. Всякие технические приблуды обожаю с детства и уже думал об автоматической увлажнялке. Автоматическая кормилка – тоже ничего. Но вот уборка… не пустишь же у них там автоматический пылесос размером с хруща, хотя… Тотальная автоматизация всех выполняемых процессов – это всё же круто. Подсоединить формик к интернету вещей, создать сеть из таких же формикариев, которая сама анализирует потребности колонии и присылает дронов с дополнительными матками и рабочими при необходимости, вычисляет необходимость расширения. Сама, опять же с помощью дронов делает присройки и усовершенствования. Как ляжешь спать – идеи начинают сыпаться как из рога изобилия. Но это мечтания, а вот что мне действительно по силам, так соорудить арену побольше. Раскладывать пищу, наблюдать, придумать оригинальный дизайн, посадить растения – вариантов куча.
Тёмыч тоже увлёкся процессом, с интересной стороны. Когда мы пережидали дождь в нашей парадной и обсуждали свежий релиз какой-то игрулины, он заметил ползущего по окну таракана. Когда он решил уже прихлопнуть гада, я вспомнил, что мураши как раз и питаются такой живностью. Тёма загорелся идеей, пришлось идти домой за коробком спичек, возвращаться в парадную, где Тёма не сводил глаз с добычи, ловить её и нести на съедение молодой колонии. Я ещё тогда волновался, что в колонии всё ещё нет солдат и им некем будет защищаться. Кукороуч пробегал по арене несколько минут, после чего весь формик высыпал на его поимку, чтобы гонять незваного гостя по полю. Всего через четверть часа всё было кончено. Надо сказать, это много веселее, чем дохлыми мучными червями кормить. Тёма был доволен, как за своих и сам загорелся идеей завести муравьёв. Как и многие идеи, которыми Тёма порой фантанирует, она так и осталась идеей, но всё же. Будучи последовательным, я полез хвалиться на форум «дедов» и тут же получил отповедь, что я нуб, и что таракан жрал отраву в подвале, и если это так, то колонии – шандец. Мда, но вроде бы обошлось. А ещё я прогуглил/прояндексил, почему до сих пор в колонии нет ни единого солдата. Выяснилось, что у Myrmika rubra в принципе нет солдат, они и так справляются. А я думал, что у всех муравьёв есть солдаты, так что я нуб вдвойне!
Мои бабушка и дед живут далеко – в городе на Волге. С бабушкой мы общаемся по телефону. Дед ввиду лет уже порядком глуховат и бабушка высоким голосом пересказывает ему наши новости. Папа тоже им звонит даже из самых дальних портов мира, пусть это и дороговасто. Ладно мы не видим его по полгода, а от них он как ушёл служить в флот, так в родном городе больше и не жил никогда и сейчас в лучшем случае наведывается раз в год и то коротко. Там же живут мой дядя, кузина, двоюродная бабушка и её семья. По телефону я рассказал про свои новшества с мурашами, а бабушка тут же ударилась в воспоминания о папе в моём возрасте и о том, как он увлекался радиоаппаратурой и «охотой на лис» в пионер-кружке. Она вообще с теплотой вспоминает про то время, когда дружно ездили на картошку, автоматы на улице поили газировкой за 3 коп., а зелёно-голубой земной шарик впервые отражался в человеческом зрачке.
Идея возникла позже, когда мы катали с Тёмой на великах вокруг стадиона-долгостроя, «открывали сезон». Тогда же он передал приглашение на деньку Ромы, его дружбана с младшей школы. Знаю его, пересекались пару раз, но Тёма один идти тушуется, мол компания полунезнакомая. Короче, согласился пойти с ним. Когда уже возвращались обратно и заехали на остров, я приметил вдруг невысокого мужичка, со всех ног несущегося за отчаливающим троллейбусом. Он так забавно перебирал короткими ногами – что у меня возникло стойкое дежавю. «Что-то мне это напоминает…»
Вернувшись домой, я продолжил свой затяжной проект расширения формика для моих ребят. Пока я клею акриловые пластины, новой арены, которая должна превзойти прежнюю в три с половиной, четыре раза, Тёма, которого я позвал на ужин парится с книжкой по ЕГЭ: «Говорят, там даже если в окно посмотришь – сразу забирают тест… и на мороз». «Не параной ты», – говорю я и стараюсь не дышать, пока подгоняю пластины друг под друга – нужно чтобы всё герметично было. «Сейчас все параноят, кроме, блин, Стёпы Архипова!» – это он про меня, завидует моей выдержке. Я и правда никогда не ботанил, схватывал прочитанное с первого раза, а что не запоминал – добивал смекалкой, с другой стороны я и учился на четвёрки, а мог бы быть отличником и получить золотую медаль, но решил не заморачиваться. А вот Тёмка корпит над учебниками, а н выходе получается почти как у меня – три-четыре и вечно его трясёт перед контрольными и экзаменами. Мама как увидит его у нас с книгой – ставит в пример, я только ухмыляюсь. Одним из экзаменов по выбору мы выбрали биологию. Тёма зачитывает вслух вопросы и варианты ответов, но когда я, завозившийся с пластинами, ноль внимания – он картинно обращается к народу в формикарии: «Ребята-ребята, а вы из какого царства?» И сам же за них отвечает писклявым таким голоском, как после гелиевого шарика: «Животные, Тёма». Далее спрашивает: «А класс какой?» В ответ: «Насеко-омые». Ржу. Спрашивает дальше: «А семейство там, вид…» Отвечает: «Мураши мы, а почему наш Стёпка к экзаменам не готовится?..» «Хватит ботанить, Тёма, всё равно оба в армию пойдёте», – включаюсь уже я: «Вот послушай их». «Да ну иди ты, блин!» – высаживается Тёма, больше экзаменов он боится только армейки. Мама зовёт нас ужинать. Когда уже стемнеет, я провожаю его до первого этажа парадной. Тёма живёт на нечётной линии острова, через две от нашей.
Постепенно я стал обнаруживать всё больше сходства и приколы моего друга здесь не причём. Просто приходишь после школы и вместо домашки и интернета залипаешь у формикария: кто-то таскает мусор, кто-то организует склад припасов, кто-то возится с личинками королевы чистят работяг. Выдавишь из шприца каплю на арене и смотришь, как мирмиковчане сбегаются и обступают её со всех сторон. И кажется будто каждый думает о чём-то, когда ползёт по делу. С другой стороны, дворики острова с низкими арками и улочками стали казаться такими же лабиринтами формика, и народ в сущности занят тем же, и не спросишь же у каждого, о чём он думает, когда несёт полиэтиленовые пакеты со жратвой из магазина, или же не тащит их же потом на помойку. Мы живём на острове, и муравьи живут на острове среди нас. Тогда я решил, что у меня тоже будет целый город или даже страна, и называться она будет… Мураввия? Мурашия… Мирмика!
Первой деталью нового дизайна стал значок ГТО. Выпросил его у бабушки, почистил и прилепил к стенке арены, затем уже рядом появилась вьетнамская звёздочка, уже не помню, где нашёл эту маленькую баночку, но для антуража самое то. Декоративный фонтанчик купил в интернет-магазине и прилепил его в центр арены – получилась эдакая площадь – на самом деле это ванночка для увлажнения воздуха и сделать так, чтобы он бил не получится. Расставляю все эти фитюльки, меняю местами, а Юрий Юлианович расставляет фигурки на экране монитора и поёт про дождь.
Со временем в моей маленькой стране к фонтанам и значкам добавились и автомобили. Я купил в киоске пару номеров журнала, в комплекте к которым шли модели масштабом 1:43. Мне достались «Горбач» и небольшой «Газик» с кузовом. Первый мирмиковчан особенно не заинтересовал, а вот в Газике они сделали горку песка и стали таскать туда мусор. Очень удобно. На чёрно-белом принтере я распечатал фотографию хрущёвки с транспарантами и прилепил её к заднику как фон, затем уже на цветном распечатал небольшой транспарант и приклеил его к фону: «Мир! Труд! Муравей!» (предложил папа). В качестве памятника долгое время был старый шахматный конь на небольшом, позаимствованном у Саньки сером кубике, но он никуда не годился. Я долго думал, где же мне достать статуэтку вождя революции или хотя бы бюст. Их такого миниатюрного размера и не выпускали. Решение было найдено неожиданно, когда мы после школы к нашему однокласснику Артуру. Он устроился на подработку к дяде в типографию. Показывая нам, что к чему, он вытащил из ящика небольшие фигурки, сделанные на 3D-принтере. Когда я спросил насчёт бюста высотой с оловянного солдатика, он усмехнулся и сказал, что поговорит с дядей. Через день я забрал артефакт и водрузил его в формике, но тамошнему народу похоже было по барабану. Зато, когда я всё это зафоткал и выложил на форум, «деды», ветераны муравьеводства, меня люто заплюсовали. Один «дед», кстати, на год старше меня, но держит мурашей с одиннадцати лет, перепробовал много разных видов, поднаторел в сборке формикариев и ведёт обо всём об этом блог. Респект таким!
На дне рождения Ромы собралось, включая меня и Тёму, одиннадцать человек. Все одногодки, но остальные из школы именинника, в которой когда-то учился мой друг. Волей-неволей разговор перетёк к экзаменам, которые на носу, и к «кто куда планирует поступать». Я по большей части острил, что всем несказанно доставляло. Тёма пытался заигрывать с бывшей одноклассницей Катей и, судя по Кате, получалось не огонь как. Ну, а меня заинтересовала девушка тихонько устроившаяся в углу стола, по-видимому, рядом с подружкой. Молчаливая, постоянно смотрит в телефон. Один раз, неожиданно, я всё же поймал её взгляд, хотя мне казалось, что она даже не смотрит в мою сторону. Как же её зовут?.. Когда представляют всех скопом легко забыть, а спросить стесняешься. Я дождался пока виновник торжества отлучится курить на балкон (пока родители ушли – можно) и проследовал за ним. Негромко, чтобы в комнате не услышали: «Рома, а как ту девочку зовут?» «А, Алиса, проходи», – сказал хитрый Рома кому-то позади меня. Я обернулся – она. Стоит молча, смущённо улыбается, а я загородил проход, и ведь даже слова не сказала. Застенчивая. Рома сообразил, что к чему, и поспешил внутрь. Алиса достала вейп. Она прикольная, пусть и молчаливая… От этого, наверное, ещё более прикольная, да… Как же её описать? У неё светлые волосы и кончики стильно окрашены лиловым. У неё, хм… красивое лицо… Такое что ли немного детское, похожа на одну молодую актрису из голливудских фильмов. Брови аккуратненько нарисованы карандашом. Глаза серые такие, одновременно пронзительные и глубокие. Очки с дизайнерской белой оправой, подобраны под цвет джемпера. Мне показалось, что они без линз, с простыми стёклышками, для стиля. Ненапряжно общаемся, пока Алиса парит вейпом, а Тёма в комнате не слишком успешно пытается добиться Катиного внимания. Голос у Алисы музыкальный, наверное, хорошо поёт. Не успеваю спросить – нас зовут на торт. На балконе весенняя прохлада, солнце чередуют тучи, ветерок, но скоро придёт и тепло. День рождения Ромы продолжается. Алиса не выпускает из рук телефон и регулярно отлучается на балкон «покурить», хотя сама призналась, что наполнитель её вейпа без никотина. Просто хочет чуточку отдохнуть. Алиса – интроверт. Я тут же с телефона добавил её в друзья и заметил – когда мы общаемся, она на время забывает про свой гаджет. Я решил, что это хороший знак, что я тоже ей нравлюсь. Правда после чая с тортиком, когда мы уже распили шампанского и вовсю резались в настолку (и я всех рвал), Алиса, сославшись на какие-то дела, исчезла. Тем же вечером, я первым написал ей в сети. Отправил не то мем, не то музыку и стал ждать, что она ответит.
Снова настало время папе уходить в рейс. В день перед отплытием он зашёл ко мне в комнату попрощаться, но я сказал ему, что отпросился назавтра в школе и поеду с ним в порт. Он сказал что-то в духе того, что надо бы налегать в преддверии ЕГЭ на учёбу, но я заверил его, что всё пучком. Ему по-прежнему хотелось, чтобы я «определился с будущим». В смысле, дал ответ, куда собрался поступать, и на кого я буду учиться. В тайне он мечтал, чтобы я пошёл по его стопам, в мореходку. Я это чувствую, пусть он никогда и не говорил об этом. Он часто рассказывает, как его призвали на ВМФ из родного города на Волге, и как он, отслужив два с половиной года, «заболел морем» и не смог с ним расстаться. Что до меня, то я ничем не «болел» и на его вопрос, снова завёл старую песню, что время подумать ещё есть. Мы проговорили до поздней ночи, ещё раз похвалил меня за Мирмику, сказал, что это Луна-парк его детства в миниатюре. Уже утром в порту, когда его «Aeacus» под Либерийским флагом ожидал в полной готовности, он пообещал, что «черкнёт электронное», как окажется возле мыса Горн. Папа-мама-бабушка-я – встали в круг и обнялись. Я ни разу не плакал, когда провожал его, но ощущение всегда было странное, вот и в этот раз…
После уроков в пятницу идём с Тёмычем по нечётной линии, на которой и располагается наша школа. Спрашиваю про Алису – они ведь когда-то учились вместе. Тёма начал причитать, мол экзамены на носу – нашёл время, но быстро сменил пластинку. Говорит, что Алиса тихоня, и что она ботанит (отличница), и что все тайно влюблены в неё, а мальчик из параллели долго ухаживал за ней, и что она странная, но красивая, но не в его вкусе. Потом начал подразнивать меня – насвистывать старую добрую песенку «Ах, Алиса» известной группы и кидать мне её на стену. Тёма он, всё-таки такой Тёма.
На выходных я дождался, пока Алиса покинет офлайн. Алиса не сразу отвечает на мои сообщения. Иногда просто ставит смайлик. Я лайкаю посты на её странице и комментю что-нибудь приободряюще-одобрительное, скидываю понравившуюся музыку, чтобы и она оценила. Всё пытаюсь вытащить её на прогулку…
step _ by _ Stepa 95: «погнали в лофт-проект, погуляем по крыше)))) погода же просто супер!»