И как всегда говорит моя мама: «Если кто-то может внести свет в мутную ситуацию, никогда не отпускай его».
— Таити? — спрашиваю я. — Я предпочитаю ананасы улиткам.
Сет смеется и кивает, прижимаясь губами к моей щеке.
— Договорились.
Наконец, я поднимаю руки и обнимаю его. Он не чувствуется иначе. Все мое тело расслабляется от осознания этого. Я боялась, что, если прикоснусь к нему, он больше не будет ощущаться моим. Я сильнее прижимаю его к себе. Он чувствует то же самое. Он все еще чувствует себя моим.
Он опускает голову, зарываясь лицом в мои волосы. Его дыхание согревает мое ухо и касается каждой пряди волос на голове, вызывая у меня головокружение.
— Я люблю тебя, детка. Только ты. Навсегда, — шепчет он, целуя меня в мочку уха. — Навсегда.
Он обнимает меня. Мы не двигаемся и не разговариваем. Он не сжимает меня крепче и не ослабляет хватку. Мы просто существуем, ценя тот факт, что довольно быстро разрулили эту ситуацию. Никакой внутренней борьбы. Я прощаю его. Прощать кого-то — это не значит быть глупым или слабым. Я научилась этому с Блейдом. Оставить все позади и простить кого-то за то, что он причинил вам боль — это сила в ее самой грубой форме. Простить кого-то — это то, что не каждый может сделать, и я знаю это. Не у всех есть силы позволить себе быть счастливыми и дать чему-то второй шанс. Многие люди говорят, что они не совершают одних и тех же ошибок дважды, но если вы падаете с велосипеда, то вы снова садитесь на него, не так ли? Ты становишься лучше, едешь на велосипеде, пока не найдешь свой ритм, даже если знаешь, что снова упадешь. Это может произойти не сегодня или не на следующей неделе, но в конце концов это случится. И в глубине души вы знаете, что все равно будете ездить на нем.
Единственное, что я извлекла из своих отношений с Блейдом — это опыт. Без этого опыта я бы не смогла увидеть, что то, что сделал Сет, было не таким уж жутким. Мошенничество — это получение вознаграждения за что-то нечестным путем или поиск легкого выхода из неприятной ситуации. Сет не искал легкого выхода из ситуации с Мэттом. Он выбрал трудный путь, прекрасно зная, что тот может причинить мне боль. Чтобы сделать Вегас лучше для меня, ему пришлось сделать хуже для себя. И вообще, что такое поцелуй, в который нельзя вложить всю душу?
Через несколько маленьких вечностей он отпускает меня и берет мою руку в свою. Он тянет меня к двери.
— Позволь мне отвезти тебя куда-нибудь, только мы.
Я упираюсь ногами в пол.
— Хорошо, но сначала ответь мне на один вопрос.
— Конечно.
— Селена когда-нибудь собиралась мне рассказать?
Ответ, который даст Сет, расскажет мне все, что мне нужно знать о нашей дружбе и о том, к чему она привела. Сет отпускает мою руку, проводит по лицу рукой, и я задерживаю дыхание, когда его темные глаза скользят по мне.
— Она просила не говорить тебе, но она была напугана, Оливия.
Его слова прорываются сквозь мой блок, когда мое зрение затуманивается.
— Она просила тебя… — вдыхаю я и прикусываю нижнюю губу, чтобы она не дрожала, — не говорить мне?
На этот раз я знаю это… Чувствую, как забивается мое горло и заставляет челюсть нерегулярно сжиматься. Я сейчас заплачу.
— Черт, О. — Сет вздыхает, его голос полон боли и сострадания. — Не плачь.
Он обнимает меня своими сильными руками, когда меня прорывает, и я рыдаю. Он прижимает меня к своему торсу и гладит по волосам, пока я плачу в его рубашку.
Моя лучшая подруга…
Я не понимаю этого. Я больше не понимаю ее. До того, как я встретила Сета, я не могла заставить ее заткнуться, а теперь разговаривать с ней — это то же самое, что пытаться засунуть лом в заваренный сундук. Куда движется наша дружба? Какая ценность в лучшей подруге, с которой ты не можешь свободно разговаривать? В чем значимость лучшей подруги, которая слушает и делится всеми твоими секретами, но отказывается делиться своими? Так много вопросов крутится у меня в голове. Каждый из них приближает меня к тому, что, я уверена, является концом. Не слишком ли я преувеличиваю? Неужели мои гормоны уже вышли из-под контроля? Нам всего одиннадцать недель. Я делаю прерывистый вдох, задерживаю дыхание, а затем выдыхаю. Я отталкиваюсь от Сета и провожу тыльной стороной ладони под глазами, собирая слезы, которые мне внезапно становится стыдно проливать.
— Мы можем уйти? — Я шмыгаю носом, запуская пальцы в волосы. Я знаю, что в какой-то момент мне придется поговорить с Селеной, но не сегодня.
— Конечно, я дам Дэррилу знать…
— Нет. Я не хочу видеть никого из них прямо сейчас. Я просто хочу выбраться и пойти куда-нибудь… Куда угодно.
Он едва заметно кивает.
— Хорошо. Я знаю одно место.
Сет снова берет меня за руку и тянет к двери. Я не хочу, чтобы он открывал ее, потому что точно знаю, что находится с другой стороны. В данный момент я не хочу видеть Джексона, Селену или Дэррила. Дверь открывается со скрипом. Конечно же, они все стоят с угрюмыми и полными сожаления выражениями лиц. Трудно осознавать, что причина, почему все они так выглядят, состоит в том, что они что-то скрывали от меня.
Селена вынимает руки из карманов юбки и подходит ко мне. Она открывает рот, но Джексон хватает ее за запястье, оттягивая назад. Она смотрит на него, и он качает головой, молча говоря ей, чтобы она позволила мне уйти. Ее грустный взгляд зеленых глаз возвращается ко мне, и я быстро перевожу свой взгляд на дверь в конце коридора. Я игнорирую тишину и сосредотачиваюсь на большом пальце Сета, который успокаивающе поглаживает мое запястье. Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы не развалиться и не потребовать объяснений от нее. От всех них. Я понимаю, что Джексон и Дэррил верны Сету, но как насчет меня? Как насчет принципа поступать правильно?
— Ты же знаешь, что тебе нужно будет когда-нибудь поговорить с ними, — бормочет Сет, пока мы идем по узкому коридору к запасному выходу.
Я думаю, мы воспользуемся запасным выходом, чтобы фанаты и репортеры нас не увидели. Сомневаюсь, что мои опухшие глаза и сопли будут хорошо смотреться. Я чувствую неловкость от мысли о всех статьях, которые могут возникнуть из-за этого, и от того, насколько счастливым они сделают Дона.
— Я поговорю… — бормочу я. — Просто не здесь. Не сегодня.
Снаружи Сет останавливает такси, и я забираюсь внутрь.
— «Белладжио», — говорит он водителю, обнимая меня и прижимая к себе. Подойдет. Подойдет любое место, лишь бы не здесь и не в моем гостиничном номере. Запах Сета окутывает меня, и я чувствую себя лучше, поэтому закрываю глаза.
Мы едем в такси меньше двадцати минут, и когда я открываю глаза, мы прямо перед «Белладжио». Мои губы растягиваются, когда я улыбаюсь, не в силах сдержать свое волнение. Все это время, пока мы были в Вегасе, Сет обещал, что мы сможем пойти и посмотреть шоу фонтанов. Я бы предпочла смотреть на это ночью, когда все освещено, но это лучше, чем ничего. И это определенно поможет мне отвлечься. Сет расплачивается с водителем, открывает дверь и выскальзывает из такси. Он протягивает мне руку, и я беру ее, сжимая слишком сильно.
— Я знаю, ты хотела это увидеть, но мы не могли выйти.
Когда мои ноги касаются земли, я направляюсь к фонтану, двигаясь так быстро, как только позволяют мои ноги, и таща Сета за собой. В небо не взлетают струи воды, так что я уверена, что следующее шоу начнется с минуты на минуту, и я не хочу пропустить ни одной секунды. Я резко останавливаюсь, когда Сет тянет меня, сворачивая влево. Я надуваю губы, когда он тащит меня в противоположную от фонтана сторону.
— Полегче, водяной жук, — смеется он. — Давай насладимся шоу с мороженым.
Мороженое. Единственное, что звучит лучше, чем фонтан. Мы останавливаемся у небольшого автомата, которым управляет мальчик-подросток. Я сосредотачиваюсь на массивных отверстиях в его ушах, растянутых идеальным металлическим кругом. Если я закрою один глаз, то смогу увидеть даму позади него, выуживающую что-то из своей сумочки.
— Это называется «тоннели», — говорит Сет, заставляя меня подпрыгнуть.
Я перевожу взгляд с Сета на мальчика. Оба смотрят на меня как на сумасшедшую.
— Хочешь?
Я хлопаю Сета по руке.
— О, боже, нет. Это отвратительно… — Кустистые черные брови мальчика сходятся вместе. — Совершенно уникально.
Сет хихикает, подталкивая меня плечом.
— Выбери вкус.
Их ассортимент невелик. И под «невелик» я подразумеваю только клубничный или шоколадный вкусы. Это мои варианты.
— Клуб…
Сет касается моего плеча, прерывая.
— Оно пастеризованное? — спрашивает он продавца мороженого таким милым озабоченным тоном, что это заставляет меня глупо улыбнуться.
Молодой парень у киоска с мороженым пожимает плечами и мотает головой, отбрасывая свою длинную черную челку в сторону.
— Я не знаю, что это значит.
— Ты работаешь с мороженым… — Сет возвышается над прилавком, оглядывая ограниченное пространство мальчика. Мальчик Том снимает свой бейджик с именем и тяжело сглатывает. — Разве у тебя не должен быть список ингредиентов?
Том смотрит на высокого и сильного Сета и качает головой.
— Я... Я не знаю.
— Где твой менеджер? Он знает?
— Сет, — начинаю я, и он прижимает пальцы к моим губам, останавливая меня. Я отмахиваюсь от него.
— Я не знаю, — снова отвечает Том.
— Ты хоть что-нибудь знаешь? — рычит Сет. — Вообще что-нибудь?
Я хватаю его за локоть и пытаюсь оттащить. Конечно, было бы намного легче, если бы он не весил столько же, сколько валун небольшого или среднего размера.
— Я возьму клубничное и шоколадное, но если она заболеет, то я вернусь за тобой.
Испуганно кивнув, Том наполняет два вафельных рожка. В один он кладет шоколадное мороженое, а в другой — клубничное. Сет протягивает мне мой рожок, но не сводит глаз с мальчика.
— Ты продаешь мороженое, нужно знать свой продукт.
— Ты можешь расслабиться? — говорю ему, не в силах удержаться от смеха. Я отталкиваю Сета от перепуганного парня за стойкой.
— Расслабиться? Я присматриваю за тобой. Не хочу, чтобы ты подхватила листерин.
Листерин? Я громко фыркаю и закрываю лицо руками, когда мои щеки краснеют.
— Что? — требует он, убирая мою руку ото рта. Я откидываюсь назад, смеясь так громко, как только могу.
Мой желудок сводит судорогой от смеха.
— Листерин? Ты только что сказал листерин?
— Да, — смеется он. — Почему это так смешно?
— Я думаю, ты имеешь в виду листерию. Я могу подхватить листерию (прим. — Листерин — ополаскиватель для рта, листерия — род грамположительных палочковидных бактерий. Некоторые виды являются возбудителями заболеваний животных и человека).
Он закатывает глаза, и я наблюдаю, как муж подносит ко рту шоколадное мороженое, прежде чем обхватить его губами. Почему я не могу выглядеть так же хорошо, как он, когда ем мороженое?
— Я просто забочусь о тебе.
Я улыбаюсь.
— Знаю. — И это приятно.
Мы возвращаемся к фонтану, находим хорошее место в первом ряду вдоль стены и ждем шоу. Забавно, что полчаса назад я плакала навзрыд, а сейчас так счастлива, как никогда за последние недели. Сет и мороженое творят чудеса.
Я доедаю четверть мороженого, когда Сет спрашивает меня, хочу ли я поговорить о Селене и моей реакции на то, что она скрывала от меня. Я пожимаю плечами и облизываю мороженое, изо всех сил стараясь казаться невозмутимой.
— Мы никогда раньше не ссорились… — говорю ему я, вспоминая свое детство. — В любом случае это не имело значения. Я всегда думала, что она прикроет меня, как я ее. Не знаю… Тот факт, что мы не делимся тем, чем раньше, заставил меня сегодня плакать. Я думаю, мама была права, когда сказала: «Твои друзья могут присутствовать на твоей свадьбе, но не жди, что приведешь их в свой брак». Так не работает.
— Селена теперь другая, Джексон изменил ее. Он энергичный парень… Селена ни за что не предала бы его, рассказав тебе все его секреты. Джексон научил ее важности секретов. Важности того, чтобы иметь чье-то доверие.
Я смотрю на него снизу вверх, не впечатленная. Не уверена, должна ли я быть оскорблена или унижена тем, что он пытается защитить ее.
— Она сказала моей матери, что я беременна.
— Я никогда не говорил, что она идеальна, но она начинает понимать.
Я не знаю… Меняться ради кого-то просто не кажется мне правильным.
— Я вижу это так: мы впитываем немного от каждого человека, которого встречаем, это незначительно изменяет нашу личность. Ты не можешь ожидать, что останешься прежней. Можешь себе представить, если бы я остался тем же парнем, как при нашей первой встрече? Ты бы ни за что не вышла за меня замуж, и я ставлю на это все наши сбережения, — говорит он, будто читает мои мысли.
— Я бы вышла за тебя замуж несмотря ни на что, — говорю я ему, и он приподнимает бровь. — Просто тебе потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы добиться моего согласия.
Сет смеется своим очаровательным смехом, и в воздух взлетает первая струя воды. Начинает играть классическая музыка — то, что я вряд ли когда-либо смогу идентифицировать, — и я наклоняюсь ближе, когда белые струи воды заполняют небо, простирающееся от одного конца фонтана до другого. Высокие всплески выстреливают быстро, за ними следуют более короткие потоки, а затем еще более мелкие, которые закручиваются друг вокруг друга. Я никогда не видела ничего более прекрасного… Могу только представить, как потрясающе выглядят подсвеченные струи на фоне ночного неба.
Через несколько минут я остро ощущаю присутствие Сета, то, как близко он находится. Чувствую его взгляд на своем лице, когда он игнорирует шоу перед нами. Я медленно искоса смотрю на него. Первое, что замечаю — его губы, они слегка изогнуты, на них дразнящая почти улыбка. Под его пристальным взглядом я чувствую, как горят мои щеки, и быстро возвращаю свое внимание к шоу, съедая еще мороженого. Оно тает у меня на языке и по вкусу больше напоминает замороженный йогурт.
Проходит еще несколько минут. В такт прекрасной музыке в небо взлетает все больше струй воды, но в конце концов все это прекращается. Я смотрю на теперь уже неподвижный фонтан, а люди вокруг меня одобрительно хлопают. Я откусываю край вафельного рожка и отламываю еще один маленький кусочек. Когда я кладу его в рот, Сет хлопает меня по колену и слегка поворачивает голову в сторону чего-то за моим плечом. Селена стоит в трех метрах от меня, засунув руки в карманы. Ее обычно безупречные кудри обвисли и безжизненно спадают на плечи, едва заметные черные круги размазанного макияжа затемняют ее усталые глаза, а тушь оставила пятна на воротнике ее красивой белой блузки. Мне неприятно видеть ее такой расстроенной, но чего она от меня хочет? Я могу говорить, но может ли она?
— Ты должна поговорить с ней, — говорит Сет. — Если она много значит для тебя, такая мелочь не стоит того, чтобы выбрасывать воспоминания на всю жизнь.
— Что бы ты сделал? — спрашиваю я, в моем голосе слышится неуверенность. — Если бы мы с Джексоном поцеловались?
Его ярко-шоколадные радужки темнеют вместе с тонким изгибом губ.
— Ты и я — два очень разных человека… Если бы Джексон поцеловал тебя так, как я целовал Селену, я бы убил его.
Я погружаюсь в себя. Верно, логика Сета. Я забываю, что обычно это не имеет смысла.
— Иди поговори с ней, О. Я подожду здесь.
Я протягиваю ему свое мороженое и отталкиваюсь от гладкого камня, на котором сидела. Селена неловко переносит вес на левую ногу, закусывая губу, когда я подхожу к ней. Останавливаюсь в трех футах и складываю руки на груди. Я не собираюсь говорить первой. Ее очередь.
— Я попросила Дэррила проследить за вашим такси, — бормочет она, закрывая один глаз и прикрываясь рукой от солнца.
— Выслеживала и лгала. Кто знал, что в тебе это есть?
Она вздрагивает, и я ненавижу, что в моем голосе звучит такая горечь. Это твоя лучшая подруга, а не твой враг.
— Оливия, пожалуйста. — Она придвигается ближе. — Сет сказал, что собирается рассказать тебе, поэтому я позволила ему разобраться с этим.
Я качаю головой.
— Я знаю, ты не хотела, чтобы он говорил мне. — Мое горло сжимается, и я с трудом сглатываю, чтобы прочистить его. — Как будто я тебя больше не знаю.
Слезы наворачиваются на ее глаза, когда ее лицо искажается. Она отводит глаза к фонтану.
— Я даже не знаю, кто я такая, О. Я едва узнаю себя и тону здесь. Не знаю, как это остановить. — Она резко смахивает злые слезы со своих щек. — То, что я сделала, было дерьмово, знаю это, но, пожалуйста, О. Я…
— Почему ты мне не сказала? — Это все, что я хочу знать. Если она сможет дать мне достойное объяснение, я прощу ее так же, как простила Сета.
Она переводит свой заплаканный взгляд на меня.
— Из-за твоих отношений с Блейдом и отношений с Сетом. Я подумала, что хоть раз в жизни промолчать было правильным поступком. Я думала, что защищаю тебя.
— В любой другой день я бы не возражала против такого ответа. — Я нервно потираю пальцами ладонь. — Но ты не разговаривала со мной уже несколько месяцев.
Ее брови хмурятся, и она открывает рот, чтобы возразить.
— Это правда. — Я вмешиваюсь прежде, чем у нее появляется шанс. — Ты не разговариваешь со мной. Не так, как раньше. Конечно, мы разговариваем, как это делают дальние друзья. Мы догоняем друг друга и спрашиваем, как дела, но это все. В наших разговорах больше нет интимности. Ты рассказываешь всем остальным мои секреты, а меня это никогда по-настоящему не волновало, потому что я знаю, кто ты такая. Я знаю, чем рискую, когда рассказываю тебе что-то, но в ту секунду, когда у тебя есть секрет, ты опускаешь шторы и притворяешься, что никого нет дома. Как ты думаешь, что я чувствую, зная, что ты не доверяешь мне так сильно, как я доверяю тебе?
Селена вытаскивает руки из карманов и складывает их перед грудью, умоляя меня.
— Ты моя лучшая подруга, О. Позволь мне доказать это, позволь загладить свою вину.
— Загладить свою вину передо мной? Речь идет не о том, чтобы загладить свою вину передо мной. — Ее лицо вытягивается, она чувствует себя побежденной моими словами. — Речь идет о честности. И теперь, когда я сказала тебе, что думаю, давай исправим это вместе. — Смуглое лицо Селены светлеет, ее глаза расширяются еще немного.
— Есть вещи, которые Джексон рассказал тебе, и он не хочет, чтобы кто-то еще знал. Я понимаю это и принимаю. Откровенно говоря, я на самом деле не хочу знать о нем, но хочу знать о тебе. Я хочу, чтобы ты сначала сказала мне, когда вы с Джексоном поссоритесь. Не Мэдди или Дэррилу. Мне. Я хочу, чтобы ты звонила мне, когда захочешь, даже если это для того, чтобы поговорить о дерьмовой погоде, и хочу, чтобы ты никогда, никогда не хранила секрет, если это напрямую касается меня. — Я подхожу ближе. — Сет рассказал, что вам, ребята, пришлось сделать, чтобы избавиться от Мэтта Сомерса. Когда я узнала, поцелуй не причинил мне боли, но ложь — да. Если есть что-то, что я ненавижу в этом мире больше, чем Дона Рассела, так это ложь. Я получила свою долю… Не корми меня больше этим.
Она бросается вперед, неожиданно заключая меня в объятия. Я обнимаю ее за талию, пока она плачет мне в плечо, несомненно, намочив мои волосы.
— У меня будет ребенок, — говорю я, чувствуя, как мои губы подергиваются в зарождающейся улыбке. — Я не хочу спорить о лжи и правде. Мы теперь взрослые. И я хочу, чтобы ты была в жизни нашего малыша.
Она кивает, плача сильнее в мое плечо. У меня в животе что-то ноет, и это говорит мне, что в этом маленьком срыве Селены кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд, но я не лезу. Если она захочет рассказать мне, она скажет. Селена резко отстраняется и прикрывает лицо рукой.
— Извини, я сегодня чересчур эмоциональна. — Она осторожно проводит большим пальцем под глазами, убирая остатки макияжа. — Мы с Джексоном официально расстались.
Мой желудок сжимается.
— О, Сел… Мне жаль. Ты хочешь поговорить об этом?
Она кивает, потом качает головой.
— Я думаю, что сегодня я достаточно выплакала. Может быть, когда не будет больно, я смогу рассказать тебе об этом?
— Конечно. — Я толкаю ее в плечо. — Возьми мороженое и присоединяйся к нам. Через пятнадцать минут будет еще одно шоу фонтанов. Это сотворит с твоей душой чудо.
Она оборачивается с улыбкой.
— О, и не могла бы ты извиниться перед мальчиком за меня? — кричу я. — Сет иногда может быть настоящим мудаком.
Она показывает мне большой палец вверх, а я разворачиваюсь и направляюсь обратно к Сету, подпрыгивая на каждом шагу. Все правильно в этом мире… Ну, во всяком случае в моем мире. Когда я сажусь, Сет засовывает телефон обратно в карман, и я молюсь, чтобы это был не Мэтт Сомерс. Ничего хорошего из его телефонных звонков не выходит.
— Как все прошло?
Я запускаю пальцы в волосы и перекидываю их через плечо.
— Все прошло хорошо. Мы в порядке. С кем говорил?
Он выдыхает.
— Мама позвонила Мэдди и сказала ей, что та будет тетей.
Я поднимаю брови и забираю свое растаявшее мороженое обратно.
— Что она сказала?
— Ну, сначала она сказала мне, что так разыгрывать маму — это жестоко и что я должен немедленно прекратить это. Когда она поняла, что это не шутка, то отчитала меня за то, что я так испортил «бедную Оливию», но как только я убедил ее, что это то, чего ты хочешь, она была счастлива за нас. Думаю, Мэдди действительно в восторге от того, что станет тетей.
— Это хорошая новость, — говорю я. — Надеюсь, что мой брат воспримет это так же хорошо.
— Я тоже. — Он облизывает свое мороженое так, что я начинаю ревновать. Какой озабоченный идиот ревнует к мороженому? — В меня никогда не стреляли, и я надеюсь, что так и останется.
— Он бы никогда в тебя не выстрелил.
Сет приподнимает бровь. Знаю. Я никого не обманываю. Чейз может быть очень заботливым.
— Хорошо, позволь перефразировать. Он бы никогда не выстрелил, чтобы убить тебя.
Его губы растягиваются в улыбке, и он прикусывает нижнюю губу, чтобы скрыть это.
— Думаю, мне следует купить бронежилет на случай, если ты ошибаешься.
— Это было бы неплохим вложением средств. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, верно?
Мы смеемся, и звук нашего смеха так сладко смешивается, что приносит мне больше радости, чем когда-либо могли бы принести звуки поющего фонтана.
— Когда мы закончим здесь, я отвезу тебя домой и покажу, как сильно тебя ценю.
И он это сделал.
Он отвез меня домой и показал, как сильно меня ценит. Сет двигался медленно, уделяя внимание каждому дюйму моего тела. Он делал все как раньше, ухаживал за мной без единого слова. Его руки ласкали, а не сжимали, его язык пробовал на вкус, а не трахал, а его бедра прижимались ко мне, а не врезались. Снова и снова он рассказывал мне, как сильно меня любит…
…и я верила каждому его слову.
Глава 15
Сет
После взвешивания дни пролетели быстро, и все они прошли без происшествий. Селена осталась с нами, и я почти не видел Джексона. Он проводил большую часть своего времени вне дома и занимался бог знает чем и с кем, в то время как я провел большую часть своего времени в обсуждении стратегии с Дэррилом, пока Оливия тусовалась с Селеной. Я выслушал все, что сказал Дэррил, но в конце концов это мой бой, и Дон заплатит так, как я сочту нужным…
…и вот мы здесь. Вечер боя.
— Он может забрать все, ради чего ты так усердно работал, Сет, — голос Дэррила звенит в голове, а кровь вибрирует в венах, как будто я кусок металла, в который ударила молния.
Чертов. Вечер. Боя. Вечер, который я ждал несколько месяцев. Это последний вечер, который я собираюсь провести в этой комнате. Это последний раз, когда мои руки будут обернуты бинтами для профессионального боя. И последний раз, когда я буду драться перед десятками тысяч людей. В комнате тихо. Единственный звук, наполняющий мои уши — учащенное биение моего сердца. Я расхаживаю взад-вперед, взад-вперед. Прохладный цемент под моими ногами щекочет пятки, но я этого почти не замечаю. Покалывание в груди сегодня сильнее. В последний раз повторяю, что я разогрелся и готов к работе. Я сжимаю и разжимаю руки, проверяя бинты и перчатки. В отличие от прошлого раза, сейчас все еще достаточно места, чтобы кровь прилила к кончикам моих пальцев. Я подпрыгиваю на пальцах ног и размахиваю руками, выполняя свою любимую комбинацию перед боем. Намеренно игнорирую всех остальных в комнате. Мои мысли заняты этим боем и только им. Я готов, более чем. Никакие секреты не удерживают меня, никакие заботы не задерживаются на задворках моего сознания. Дон мог разрушить мой брак своим трюком, который разыграл на взвешивании, и теперь он заплатит за это.
Я оттягиваю ворот своей толстовки, чувствуя себя в ней неуютно. Я хочу сорвать ее и сделать это прямо сейчас. Я хочу драться сейчас, а не через — смотрю на часы — двадцать минут. Я не хочу ждать двадцать минут, чтобы разрушить карьеру Дона, а затем и попрощаться со своей.
На самом деле это немного сюрреалистично — знать, что это конец для меня. После этого мне никогда не придется нервничать перед боем, не придется каждый день доводить свое тело до изнеможения. Я могу быть нормальным… Могу вести обычную жизнь со своей женой и ребенком.
— Скакалка, — говорит Дэррил, протягивая ее мне.
Не говоря ни слова, я беру ее из его рук и принимаюсь за дело. Я не хочу, чтобы мое тело расслаблялось ни на секунду. Мне нужно быть быстрым и сильным… Я буду быстрым и сильным.
Краем глаза вижу Оливию, сидящую на стуле у стены. На ней обтягивающая футболка с надписью «СЕТ». Поскольку сегодня вечером она сидит в моем углу и забыла свою более мешковатую футболку, MMAC выдал ей эту. Я уверен, что они специально дали ей слишком маленький размер. Она облегает ее великолепные изгибы и обнажает самый крошечный «бугорок» с ребенком, который я когда-либо видел. Он небольшой, учитывая, что она все еще на очень раннем сроке беременности, но как минимум это начало. Если бы вы не знали, что она беременна, вы бы не заметили, но я вижу и прикасаюсь к ее телу каждый день.
Я чувствую на себе ее взгляд, следящий за каждым моим движением. Мне нравится, когда она смотрит на меня. Мне нравится, что это с ней делает. Я поворачиваю голову, и мои глаза встречаются с ее. Ее щеки мгновенно краснеют, а губы застенчиво изгибаются. Что бы она ни делала, это заставляет мое тело гореть. Я отбрасываю скакалку в сторону и смотрю на Дэррила. Мне даже не нужно говорить. Он знает, чего я хочу. Кивнув, он открывает дверь.
— Все вон.
Все уходят без возражений, и в комнате становится тихо, когда за ними закрывается дверь. Стул Оливии скрипит по бетону, когда она поднимается с него. С осторожным вдохом она проводит ладонями по бедрам своих джинсов.
— Мне нравится твоя футболка, — говорю ей. — Я хорошо смотрюсь на тебе.
Она застенчиво улыбается, ее щеки горят, когда она вспоминает фразу, которую я использовал в отношении нее во время того самого первого боя в Портленде.
— Да, — отвечает она, придвигаясь ближе. — Да, это так.
Оливия заправляет за ухо густую прядь длинных шоколадных волос.
— Нервничаешь?
Когда она оказывается достаточно близко, я обнимаю ее за талию и притягиваю ближе.
— Нет.
Я смотрю на ее лицо, наши глаза встречаются. Она, конечно, хорошенькая… Ее близость напоминает мне о первом бое, на который она пришла. Тогда мы были такими разными и находились в совершенно другом месте. Она не хотела иметь со мной ничего общего, и я отчаянно пытался залезть к ней в штаны… А потом передумал и снова попытался убежать. Я был придурком, которому не хватало целеустремленности, а она была невинной девушкой, неосознанно ищущей в любви что-то искупительное. И она нашла.
О толкает меня локтем.
— Что?
Уголок моего рта дергается вверх.
— Мы далеко зашли, не так ли?
— Да. — Она тихо посмеивается. — Думаю, это так.
— Это последний раз, когда мы собираемся быть вместе в подобном месте… Как ты себя чувствуешь?
Легкая улыбка играет на ее губах, когда она проводит руками по моим рукам, сжимая их через ткань толстовки.
— Пока у меня есть ты, мне все равно, где мы находимся. Как ты себя чувствуешь?
Теперь, когда ты прикасаешься ко мне, лучше.
— Чувствую себя… готовым. Довольным.
Ее руки скользят вверх по моим плечам и обвиваются вокруг шеи. Она медленно притягивает меня ближе. Когда ее губы касаются моих, дверь открывается. Она отскакивает от меня, когда придурок с камерой нацеливает ее прямо на нас. Лампочка сбоку мигает красным, и Оливия отказывается смотреть в объектив. Если бы это был любой другой день, я бы взял его камеру и швырнул ее о бетонную стену, но поскольку это мой последний бой, думаю, она может дожить до следующего дня.
— Пора, Сет, — кричит Джексон из-за спины оператора.
Что ж, я ни за что не пропущу свой поцелуй перед боем из-за камеры. Я бросаюсь вперед и хватаю Оливию. Притягивая ее к себе, ставлю руку перед объективом камеры, загораживая обзор, и прижимаюсь губами к губам жены. Парень пытается вытащить свою камеру, поэтому я сжимаю тонкую металлическую трубку, удерживающую объектив. Конечно же, она трескается, и Оливия со вздохом отстраняется от меня.
— Боже мой, Сет, — выдыхает она, поворачиваясь к мужчине. — Мне так жаль.
— О, — выдыхаю я, передразнивая ее и выпуская его камеру. — Мне так жаль.
Взгляд оператора темнеет из-за моего сарказма. С ухмылкой я хватаю Оливию за запястье и протискиваюсь мимо него.
— Не могу поверить, что ты это сделал, — огрызается она себе под нос.
Я смеюсь, закидывая руку ей на плечо.
— В следующий раз он не забудет постучать.
Она пыхтит рядом со мной, но я не могу перестать улыбаться. Мне это показалось забавным. Когда я выхожу в коридор, то слышу, как громко играет моя музыка. Она течет сквозь меня, превращая меня в сгусток агрессии. Я останавливаюсь перед большими двойными дверями и оборачиваюсь. Передаю Оливию Джексону и срываю с себя толстовку. Дэррил и член MMAC, которого я никогда раньше не видел, начинают втирать вазелин в края моего лица. Я ненавижу ощущение густой субстанции, но это точно лучше, чем получить порез поперек брови. Дэррил засовывает мне в рот каппу, и двери открываются. В последний раз в моей жизни море людей заполняет арену передо мной и скандирует мое имя. Вокруг мигают огни, а плакаты с моим именем высоко подняты. Для меня это горько-сладкий момент, поэтому я не тороплюсь и впитываю все это в себя…
…в последний раз.
***
Оливия
Дэррил и Джексон подталкивают Сета, но он отказывается двигаться. Вместо этого он наблюдает за толпой, которая выкрикивает его имя. Я смотрю мимо него и вижу Дона, ожидающего в клетке. На дальнем телевизоре приближают его лицо, транслируя выражение отвращения по всей арене. Он ходит из стороны в сторону и подпрыгивает. Я никогда не видела, чтобы Дон выглядел таким серьезным. Он жаждет крови. Сет оглядывается через плечо на Джексона и вытаскивает каппу.
— Береги ее, — приказывает он, и Джексон обхватывает меня сильной рукой за талию, прижимая к себе.
Сет бросается вперед, и толпа сходит с ума. Мои барабанные перепонки, желудок и сердце вот-вот взорвутся. Я никогда не привыкну к этому. Никогда. Я спотыкаюсь, когда Джексон тянет меня за собой. Он опускает голову и притягивает меня еще ближе, когда со всех сторон протягиваются руки, чтобы коснуться нас. Пальцы скользят по моему плечу и волосам, когда мы несемся по дорожке прямо к клетке. Когда мы подбегаем, рефери проверяет уши, рот и перчатки Сета, и я улыбаюсь, когда он проходит краткий осмотр. Не прошло и секунды, как он взбежал по лестнице и влетел в клетку. Оказавшись внутри, ни Сет, ни Дон не сводят друг с друга глаз. Я провожу руками по кусочку пола. Крики толпы заставляют клетку вибрировать, и я задаюсь вопросом, щекочет ли это основание ступней Сета так же, как мои пальцы. Покалывание, вызванное полом клетки, проходит по моему телу. От кончиков пальцев до сердца. Мое сердце колотится, каждая клеточка вибрирует со своей собственной скоростью. Никогда в своей жизни я не была так взволнована или напугана перед боем. Никогда настолько, как в этот самый момент.
Я откидываюсь на спинку маленького металлического стула, предоставленного мне. Диктор стоит посреди ринга. С потолка медленно спускается микрофон, и мужчина хватает его.
— Дамы и господа, сегодняшняя душераздирающая битва вот-вот начнется. — Дрожь пробегает у меня по спине, когда он представляет обоих участников, отмечая, откуда они и сколько весят. Диктор погружается в их наполненную ненавистью историю, разогревая аудиторию все больше и больше, пока они не начинают жаждать крови.
После представления судьи, микрофон поднимается обратно к потолку, а диктор уходит. Вход в клетку за ним закрывается. Толпа успокаивается, и я хватаюсь за край своего сиденья. Я хотела бы быть в толпе с Селеной. Рядом с ее плечом, чтобы уткнуться в него. Сет и Дон все еще сдерживаются… В ожидании гонга. Это ожидание превращается в маленькую вечность, и я не уверена, исходит ли громкий стук в моих ушах исключительно от моего сердца или от всех сердец в этой комнате, бьющихся в такт друг с другом.
Затем раздается гонг, и все вскакивают на ноги, включая меня. Быть впереди, у клетки, все равно что находиться в океане. Течения управляют тобой. Каждый крик и хлопок толкают меня ближе к ней, пока я не оказываюсь рядом с Джексоном и Дэррилом. Я никогда не была так близко…
Дон и Сет молча кружат друг вокруг друга, пытаясь понять, в какую игру играет каждый из них. Дон двигается первым. Он нетерпеливо рычит и бросается вперед, отбрасывая Сета назад кулаками. Сет держит руки поднятыми, блокируя удары в лицо, и пропускает только один или два удара в ребра.
— Двигайся! — кричу, когда Сет делает шаг в сторону, а Дэррил, спотыкаясь, влетает в клетку.
— Вперед! — кричит Дэррил, и Сет пользуется промахом Дона. Он хватается за голову и заезжает коленом прямо в середину лица Дона. — Да! Еще!
Сет готовится ко второму удару коленом, но Дон толкает его, оттесняя назад, пока они не врезаются в прутья.
Под моими руками трясется пол, мое накачанное адреналином тело дрожит. Теперь я это вижу… То, почему мой отец так любил драки. Это бодрит и придает сил… Или, по крайней мере, так оно и есть, пока Дон не берет верх над Сетом и не ударяет его кулаком в рот. Моя кровь стынет в жилах, когда Дон ухмыляется и отводит руку назад, чтобы ударить его снова.
— Бедра! — кричит Джексон. — Двигай своими гребаными бедрами!
Сет поднимает бедра, сбрасывая с себя Дона, и быстро вскакивает на ноги. Дон тоже быстро приходит в себя и бросается на моего мужа, размахивая руками. Каким-то чудом Сет уворачивается от них и ударяет кулаками по ребрам противника. Я слышу, как воздух вырывается из легких соперника каждый раз, когда кулаки Сета соприкасаются с его телом.
Мои собственные ребра болят, когда я смотрю на это. Я засовываю пальцы в рот, нервно покусывая ногти. Сет подпрыгивает на носках, уворачиваясь и уклоняясь от всех ответных ударов Дона. Воспользовавшись паузой, Дон делает шаг назад, чтобы перевести дух и переосмыслить свою тактику. На этот раз Сет тренировался как сумасшедший и изучал Дона. Он хочет отомстить, а то, чего хочет Сет Марк, он получает. Дон бросается вперед, ныряя в ноги Сета. С громким стуком Сет падает на колени и растягивается, отражая удар. Дон падает плашмя на живот, а мой муж запрыгивает ему на спину, обхватывает шею соперника своими сильными накаченными руками и тянет. Лицо Дона сразу же меняет цвет на ярко-красный, но он отказывается отключаться. Я наклоняюсь еще ближе к клетке, пока не чувствую запах запекшегося винила, которым покрыта клетка. Я слышу, как мое собственное дыхание срывается с губ тяжелыми и быстрыми вздохами. Судья наклоняется Дону в лицо. Он разговаривает с ним, а Дон качает головой.
— Сожми! — кричит кто-то позади меня. — Выжми все из этого мудака!
— Давай, давай, давай, — кричит Дэррил, хлопая по прутьям.
Звучит гонг, и этот звук поднимает с моей груди тяжесть, о которой я и не подозревала. Рефери оттаскивает Сета от Дона, и мой муж неторопливо возвращается к нам.
— Черт! — рявкает Джексон, хлопая по прутьям. — Блядь!
Они хватают маленький синий табурет и бегут ко входу клетки. Я остаюсь по другую сторону, пока Сет опускается на свой табурет. Он близко. Так близко, что я вижу, как пот покрывает его кожу. Даже сквозь аплодисменты я слышу его тяжелое дыхание. Когда ему в лицо втирают еще больше вазелина и дают немного воды, он оглядывается через плечо. Я сосредотачиваюсь на порезе, который рассекает его нижнюю губу. Она кровоточит и опухла. Это зрелище наполняет мой желудок беспокойством. Мне не нравится видеть его боль. Особенно когда место боли находится на его идеальном лице.
— Как твои дела? — кричит Сет, улыбаясь.
— Не беспокойся обо мне. Как ты?
Он поднимает бровь и уверенно улыбается.
— Я почти вырубил его.
— Почти, — повторяю я, борясь с собственной улыбкой.
Я не сомневаюсь, что Сет может победить Дона… Я просто не хочу, чтобы он слишком рано был в этом уверен. Кто знает, что задумал Дон. Перерыв заканчивается, и не успеваю я оглянуться, как Джексон и Дэррил оказываются рядом со мной, а Сет снова на ногах.
Звучит гонг, и Сет немедленно начинает бой, пригибаясь и уворачиваясь от ударов Дона и нанося ему ответные удары везде, где только может. После, несомненно, болезненного комбо в живот Дон наносит удар, переходя к быстрому правому джебу (прим. — Джеб — один из основных видов ударов в боксе. В советских/российских источниках часто используется название прямой левой (при этом подразумевается, что боксёр-правша находится в обычной левосторонней стойке) или прямой с ближнего расстояния. Иногда джебом называют «встречный» удар (на опережение)). Мое сердце останавливается, замирает, а затем начинает биться снова, когда Сет уклоняется от удара, отвечая собственным джебом, за которым следует быстрый апперкот правой в челюсть Дона. Сет сегодня на высоте. Все его движения спланированы, точны и разрушительны. Я не могу дождаться, когда Дон рухнет на пол. Они обмениваются ударами, ни один из них не устает бить другого. Через минуту после начала раунда Сет бросается на Дона, и они оба сплетаются конечностями, катаясь по полу и пытаясь поймать другого.
— Держи плечи поднятыми, а руки дальше! — кричит Джексон.
Когда раунд подходит к концу, Сет одерживает верх. Он садится верхом на Дона, давя ему на грудь. Сет ударяет локтем по лицу, и я ахаю, чувствуя, как кровь отливает от моего собственного лица, когда звук удара твердой кости о кость эхом отдается в моей голове. Сет бьет еще и еще, рассекая бровь Дона, пока кровь не начинает стекать с краев его лица. Толпа сходит с ума при виде крови, отчаянно желая большего. Дон поднимает руку, чтобы оттолкнуть Сета, и его команда кричит ему, чтобы он не стучал. Видя возможность закончить бой, Сет хватает руку Дона и обхватывает ее ногами, а затем падает спиной на пол, выпрямляя руку соперника. Лицо Дона искажается от боли, и я вижу, как его пальцы тянутся к полу. Сделай это. Сделай это. Сделай это. Я умоляю его.
Я перевожу взгляд с лица Дона на Сета. На его лице нет никаких эмоций, а брови нахмурены, как будто он пытается решить, что делать. Его глаза встречаются с моими, и я придвигаюсь ближе к клетке, притянутая к нему словно магнитом. Дон стонет от боли, и этот звук вызывает у меня сочувствие. Затем Сет отпускает руку Дона и вскакивает на ноги. Я ахаю. Джексон и Дэррил тоже удивлены. Вся толпа удивлена. Какого черта он делает? Он почти выиграл!
Сет ждет, давая ошеломленному Дону время подняться на ноги, а затем кричит на него. Слов я не слышу из-за рева толпы. Весь стадион сотрясается от топота ног, и я хватаюсь за прутья. Дон трясет руками и поднимает их к лицу, прежде чем броситься на Сета, словно носорог. Они сталкиваются и снова падают на пол. Ни один из них не пытается подчиниться, вместо этого они бьют друг друга снова и снова. Удар за ударом. В этом бою больше нет стиля, это просто старомодная уличная драка.
Джексон радостно кричит рядом со мной, что заставляет меня подпрыгнуть. Я смотрю на Дэррила, который сжимает свои волосы между пальцами, сильно дергая.
— Он игнорирует план, — говорит он мне, и на его лице отражается беспокойство.
Я оглядываюсь назад. Теперь оба мужчины на ногах, как происходит в классическом боксе, ни один из них не использует свои ноги. Дон беспокойно покачивается, его лицо в крови и порезах. Пот попадает ему в глаза, и он смахивает его, но рефери не объявляет конец. Когда Дон наносит быстрый и сильный удар, Сет пригибается и бьет Дона кулаками в живот. Тот горбится, и я вижу по лицу Сета, по его ухмылке на губах, что раунд закончен. Мой муж отдергивает руку, и раздается гонг. Судья вскакивает, заполняя пространство между Сетом и Доном.
Когда Сет подходит к нам, Дон падает на колени. Как и раньше, Джексон и Дэррил вбегают в клетку с маленьким синим табуретом, и Сет падает на него. Они пытаются помочь ему, пытаются намазать его еще большим количеством вазелина и промокнуть порезы, но у Сета ничего нет. Он поворачивается на стуле и вынимает каппу.
— Тебе понравился этот раунд?
Он тяжело дышит, убирая мокрые волосы со лба.
— Ты почти выиграл, почему остановился?
Он пожимает плечами.
— Потому что я хотел причинить ему больше боли.
Я хватаюсь за проволоку.
— Не думаю, что он сможет вынести больше, Сет.
— Ты хочешь, чтобы я закончил?
Я киваю, и он улыбается, поворачиваясь обратно к своей команде. Они надевают на него бинты, кладут пакеты со льдом, мажут вазелином, и в конце концов судья приказывает членам команды уйти. Я оглядываю Сета и затем смотрю на Дона. Он выглядит дерьмово… Один глаз заплыл. Огромный кусок вазелина лежит у него на лбу, предотвращая попадание крови в глаз.
Гонг звучит в последний раз, и Сет прыгает вперед. Оба бойца устали, поэтому их движения намного медленнее, чем в начале боя. На их лицах отражается эта усталость, и я чувствую жалость к ним обоим. Сет поднимает руки к лицу, в то время как Дон сильно и быстро размахивает кулаками, полный решимости победить Сета в этом финальном раунде. Дон знает, что, если это дойдет до судей, он проиграл. Он в панике, потому что ему отчаянно нужно вырубить Сета. Наблюдая за этим, наблюдая, как он безжалостно бьет Сета, моя кровь закипает. Сет блокирует столько ударов, сколько может, но пара проскальзывает, ослабляя его защиту.
— Давай, Сет! — кричит Дэррил. — Убирайся с дороги!
Сет тяжело ставит ногу и низко наклоняется. Дон теряет равновесие и запинается в движении. Это все, что нужно Сету. Я вижу, как его глаза сужаются, а губы дергаются прямо перед тем, как он ударяет Дона кулаком в живот. Тот вздрагивает, слегка сгорбившись. Вложив всю свою силу в правую руку, Сет отступает назад и бьет Дона кулаком в лицо. Соперник отброшен в сторону, он выплевывает кровь на пол. Сет бьет его снова, но уже с противоположной стороны. Еще кровь. Еще больше крови. Толпа приходит в ярость, когда Дон падает на пол и перестает двигаться. Рефери подбегает к нему и отмахивается от Сета. Звучит гонг, возвещая о победе моего мужа. Я хлопаю в ладоши, пока они не начинают гореть, а потом хлопаю еще сильнее. Гордость переполняет меня, когда Сет делает круг по клетке, крича и радуясь. Ворота открываются, и клетка заполняется членами команды, врачами и камерами. Я, наконец, выдыхаю воздух, который, уверена, сдерживала все это время, и расслабляюсь, прислонившись к клетке.
Два с половиной изнурительных раунда, удар за ударом, и, наконец, Сет вышел на первое место, совершив полный нокаут. Когда я слышу, как толпа зовет его, по моему телу пробегает электрический разряд, и я скриплю зубами, борясь с дрожью, проходящей по моему позвоночнику. Наконец, он надрал Дону задницу. В конце концов, он дал ему именно то, что тот заслуживал. Как бы печально это ни звучало, наблюдение за тем, как Дон лежит на полу, полностью поверженный, снимает тяжесть с моих плеч. Сету больше никогда не придется с ним драться, и как только мы покинем Вегас, уверена, что ему больше никогда не придется видеть его лицо. После этого я сомневаюсь, что он появится в Портленде, по крайней мере, пока там Сет.
Я смотрю, как Сета отбрасывает назад, когда Джексон и Дэррил врезаются в него. Похоже, он все еще слишком накачан адреналином, чтобы мучаться от боли, но я подозреваю, что, когда его тело остынет, мышцы будут чертовски болеть.
— Ты сделал это! — кричат они, шлепая его по лицу.
Сет смеется и прижимает их к себе. Он не смог бы сделать этого без них. Команда Сета — вот кто они такие. И этот финальный бой не означает, что все должно закончиться сейчас.
— Сет!
Его смех затихает, а улыбка исчезает, когда Мэтт Сомерс лучезарно улыбается ему с другого конца клетки. Он мотает головой, и Дэррил с Джексоном отпускают Сета. Мой муж одаривает меня легкой ободряющей улыбкой и направляется к Мэтту, ведущему и шести камерам, которые находятся перед ним.
Ведущему вручают микрофон, чтобы он обратился к толпе. Его золотое кольцо выделяется, поблескивая в свете, создаваемом аппаратурой наверху, когда он приглаживает свои растрепанные каштановые волосы.
— Вау, — просто говорит он, и все кричат в знак согласия. — Это было напряженно. Как себя чувствуешь, Сет?
— Я чувствую себя хорошо, — отвечает он с ухмылкой. — Великолепно.
— Я знаю, что перед этим боем накапливалось большое напряжение. Было несколько случаев, когда вы с Доном Расселом собирались подраться за пределами ринга, это подогрело твой гнев сегодня вечером?
— Это сыграло небольшую роль в моем плане сегодня, но я боец. Это моя работа — бить морды и вырубать людей. И это именно то, что я делал.
Мэтт Сомерс и ведущий посмеиваются над Сетом и игнорируют Дона, которого сейчас осматривают как минимум три врача. Ведущему и Мэтту плевать на него… Но только не на Сета, не на бойца, который выиграл бой. А если бы Дон победил? Оставили бы они Сета одного на полу? Независимо от того, за что Дон выступает и кто он такой, мое сердце разрывается из-за этого… Никто не заслуживает того, чтобы его выбросили, словно мусор.
— Что будет дальше с Сетом Марком? Если бы ты мог выбрать, с кем бы ты дрался следующим?
Взгляд Сета скользит через плечо на мое лицо. Он что-то пытается передать мне, но я не могу понять.
— Что дальше? — Он размышляет несколько секунд. — Моя жена беременна.
Раздаются новые радостные возгласы.
— И я возвращаюсь домой в Портленд, чтобы заняться своим тренажерным залом. Я больше не хочу драться.
Зрители резко выдыхают, почти единодушно, прежде чем начать сплетничать. Мэтт Сомерс смотрит на Сета с вымученной улыбкой на лице, а ведущий пытается сыграть на этом.
— Не слишком ли сильно тебя ударили, Сет?
Он смеется, отходя от Мэтта и Сета. В его глазах появляется беспокойство, когда он обыскивает клетку в поисках чего-нибудь, на что можно было бы переключиться. Когда замечает Дона, сидящего на полу, он подходит к нему. Мой муж следит глазами за ведущим, избегая неловкой улыбки Мэтта. Сет тоже замечает Дона, все еще лежащего на полу, и смотрит на меня. Я киваю головой, зная, что он спрашивает меня, должен ли сделать это. Мои губы растягиваются в обожающей улыбке, когда я смотрю, как муж поднимает Дона на ноги и жмет ему руку. Они не обмениваются ни словом, но, к счастью, и ударов больше не наносится. Мой муж — хороший спортсмен, образец для подражания для других бойцов. Дон знает, что победитель уже определен. Он знает, что больше нечего доказывать.
Сет неторопливо выходит из клетки и спускается по лестнице. Я поднимаю его толстовку с пола и протягиваю ему. Он набрасывает ее на плечи и переплетает свои пальцы с моими. Я чувствую, как дрожат его мышцы, когда я прижимаюсь к нему всем телом, пока мы идем. Люди хлопают его по плечу. Они говорят ему, что он хорошо справился и что они любят его. Он кивает в ответ. Его пальцы сжимаются вокруг моих, будто он боится, что кто-то оттащит меня от него, и не расслабляются, пока мы не остаемся одни в его комнате, а дверь не закрывается и не запирается.
Я прислоняюсь к стене, пока он сбрасывает толстовку на пол и стягивает шорты. Мои щеки пылают при виде его обнаженного зада. Он тянется за ножницами на ближайшем стуле и протягивает их мне, затем убирает их обратно.
С дерзкой улыбкой он спрашивает:
— Ты покраснела?
— Ты снял шорты, — отвечаю я, заставляя свой взгляд оставаться на его лице. — Конечно, я покраснела. — Я бросаю взгляд на ножницы в его руках в перчатках. — Ты хочешь, чтобы я их отрезала?
— Новое правило, — смеется он. — Ты не можешь произносить такие фразы, когда я голый. Это заставляет меня нервничать.
— Принято к сведению. — Я смеюсь, забирая ножницы у него из рук. Он протягивает мне свои перчатки, и я разрезаю их ровно посередине, освобождая руки.
Сет бросается вперед, его горячие голые руки обхватывают мое лицо. Мое дыхание прерывается, когда я изо всех сил прижимаюсь к стене, чтобы он не втирал кровь Дона в мою одежду.
— Я слышал тебя, знаешь.
Мое дыхание, быстрое и нервное, сталкивается с его.
— Ты слышал, что я говорила?
— Крики, подбадривания.
— Двигайся! — кричу я, когда Сет делает шаг в сторону, а Дэррил, спотыкаясь, влетает в клетку.
Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, когда я вспоминаю это.
— Видимо, да.
Он очень нежно целует уголок моего рта. Это такой мягкий и дразнящий поцелуй, от которого мне хочется схватить его за лицо и заставить целовать сильнее. Он отпускает мое лицо и отворачивается. Я смотрю на его великолепную спину, пока она не исчезает за дверью душа. Сет принимает душ не менее двадцати минут, и я ожидаю, что кто-нибудь постучит в дверь или вышибет ее ногой, но никто этого не делает. А я терпеливо жду, прислушиваясь к успокаивающему звуку воды, бьющейся о кафель. Сет выходит с полотенцем, свободно обернутым вокруг бедер. От вида его чистой загорелой кожи у меня пересыхает в горле. Он прислоняется к стене напротив меня, и я молча подхожу к нему ближе.
— У меня все болит… — Он ухмыляется, его темные глаза ярко вспыхивают. Когда я оказываюсь в пределах досягаемости, он хватает меня за футболку и притягивает ближе. — Я хочу, чтобы ты вылечила меня.
Жар пробегает по моему позвоночнику и скапливается между бедер, когда он прижимает меня к своему теплому и влажному телу. Если никто не постучит в дверь в ближайшие двадцать секунд, здесь станет очень грязно. Я жажду его. Я жажду показать, как сильно его люблю. И я готова временно исцелить его тело своим собственным.
— Как мне тебя вылечить? — шепчу я, мое горло пересохло, а голос хриплый.
— Поцелуй — хорошее начало.
Он опускает голову, и я парализована, не в силах отодвинуться или приблизиться.
Когда его губы касаются моих, замок щелкает снаружи, а затем дверь открывается. Сет поднимает голову, его брови сходятся вместе.
— Ты, блядь, издеваешься надо мной, Сет? Как ты смеешь нести эту чушь! — кричит Мэтт, разбрасывая что-то по комнате. Это что-то отскакивает от стены и падает на стол, опрокидывая бутылки с протеиновыми коктейлями. Сет сдвигается, пряча меня за своим большим телом. — У тебя контракт. Ты не можешь, блядь, уйти!
Я оглядываю тело Сета, а Дэррил бросает ему его джинсы. Не говоря ни слова, Сет натягивает их и отбрасывает полотенце в сторону. В груди становится тесно, когда я с тревогой жду следующего момента.
— Я позабочусь об этом мудаке, Сет, — говорит ему Дэррил, когда Джексон проскальзывает в комнату. — Иди домой и отоспись после боя.
Кивнув, Сет поворачивается и подхватывает меня на руки. Я очень впечатлена, что он все еще способен двигать ими после такого боя.
— Нет! — кричит Мэтт. — Ты не можешь уйти! У меня есть твоя подпись на чертовом контракте!
Игнорируя его, Сет направляется к двери, но Мэтт бросается вперед, готовый преградить нам путь. Прежде чем он добежал до двери, Джексон врезался в него всем телом, оставляя нам место, чтобы мы могли уйти.
— Пока, Мэтт! — говорю я, обнимая Сета за шею и хихикая, как идиотка.
— Присмотри за моим мальчиком, Оливия, — кричит Дэррил, и я улыбаюсь ему через плечо Сета.
— Всегда.
Сет прижимает меня к своему телу и целует в шею.
— На чем мы остановились? — спрашивает он, касаясь кончиками губ моей щеки.
— Поцелуй, — говорю я без колебаний. Я поворачиваю голову и мягко прижимаюсь губами к его порезу. — Я собиралась тебя вылечить.
Люди пялятся на нас, когда мы идем и целуемся, но в этом нет ничего нового. До Сета я избегала любых форм публичной привязанности. Теперь я понимаю, что это было потому, что я боялась, что люди раскроют фарс, которым были мои отношения с Блейдом. Я боялась, что люди увидят, что я его не люблю.
С Сетом все по-другому. Я целую его на публике, вкладывая все чувства, что у меня есть, потому что я больше не боюсь. За время наших отношений я усвоила одну вещь: нужно стараться найти единственного человека, с которым вам комфортно. Нужно приложить все усилия, чтобы найти кого-то, кто заставляет вас улыбаться и в то же время сводит с ума. Нужно найти кого-то, кто не ставит вам ультиматумов, но готов расти вместе с вами, а не для вас. Подходящий вам человек будет расти потому, что он этого хочет, а не потому, что вы этого хотите. Вам следует найти кого-то, кто точно знает, как загладить свою вину, когда совершает ошибки. И помните, что ошибки совершают все.
Никто не должен соглашаться на меньшее. Каждый заслуживает своего собственного Сета.
Эпилог
Сет
Несколько месяцев спустя
Мясо шипит под моей лопаткой, когда я переворачиваю стейк на сырую сторону. Солнце высоко, воздух теплый, а на небе нет ни облачка.
— Как там стейки? — спрашивает Дэррил, нависая над барбекю. Он ставит свое пиво и встает рядом с Джексоном.
— Так же, как и пять минут назад, — говорю я ему со смехом.
На любом барбекю Дэррил должен контролировать процесс приготовления мяса. Обычно я позволяю ему это делать, но поскольку это первое барбекю в нашем новом доме, то я сам хочу это сделать. Я стану отцом со дня на день. Черт, живот Оливии такой круглый, что я уверен, что стану отцом с минуты на минуту.
— Думаю Оливии нужна помощь, чтобы спустить холодильник. Он наполнен безалкогольными напитками, так что довольно тяжелый.
Я вручаю Дэррилу свои щипцы и бросаюсь к лестнице. Протискиваюсь мимо мамы и Мэдди, взлетаю по лестнице быстрее, чем когда-либо, и врываюсь на кухню. Мама Оливии, Сандра, подпрыгивает, хватаясь за грудь, когда я случайно опрокидываю мусорное ведро и натыкаюсь на столешницу.
— Ради всего святого, Сет! — злится ее мама. — Тебе обязательно устраивать сцену, прежде чем войти в каждую комнату?
— Не таскай холодильник одна, — говорю я Оливии. — Он слишком тяжелый. Дай мне.
Оливия переносит свой вес на столешницу и кладет руки на бедра. На ее губах играет улыбка, полная веселья.
— Кто готовит барбекю?
— Дэррил.
Позади меня Сандра ворчит, поднимая мусорное ведро, которое я опрокинул, и его содержимое. Оливия смеется.
— О, милый, — надувает она губы, протягивая ко мне руки.
Нахмурившись, я придвигаюсь к ней ближе.
— Что?
Она обхватывает меня руками, и я не собираюсь лгать: обниматься с ней теперь, когда у нее живот размером с баскетбольный мяч, действительно тяжело.
— Дэррил спустил холодильник. Все это время он ныл из-за того, что ты готовил мясо.
Вот ублюдок…
— Но если хочешь помочь, то у нас с мамой есть еще три тарелки, которые нужно вынести. — Она указывает на три большие тарелки на стойке. Судя по всему, это салат из макарон, картофельный салат и странный куриный салат, который Оливия вчера вечером увидела в интернете и попробовала приготовить. Сандра моет руки и берет тарелку. Я тоже беру одну, а Оливия берет третью, но я забираю ее, удерживая обе тарелки в двух руках.
— Полегче, мамочка, — смеюсь я над ней. — Ты можешь лопнуть в любой день, и мне бы не хотелось, чтобы ты поскользнулась и испортила такой вкусный салат.
— О, ха-ха, — невозмутимо произносит она. — Очень смешно. — Оливия проводит руками по животу. — Не думаю, что он или она когда-нибудь вылезет.
— Он, — уточняю я, — выйдет, когда он будет готов. Просто расслабься и наслаждайся обедом.
Оливия и я решили не узнавать пол… Ладно, это ложь. Она решила. Она думает, что это возбуждающе, но я думаю, что это чертова пытка. Однажды я попытался подкупить узиста, чтобы она сказала, кто это, когда Оливия не смотрела. Я никогда не видел женщину такой оскорбленной. Можно было подумать, что я попросил ее показать мне грудь, пока моя жена не смотрит. Сейчас это смешно, но в то время это было ужасно.
Детская находится прямо через коридор от нашей спальни, и она до отказа забита всем необходимым для ребенка, но Оливия утверждает, что это не так. Я купил средство для чистки бутылочек, хотя Оливия планирует кормить грудью, но я сказал ей, что как только ребенок прикусит один из ее сосков, она очень быстро передумает.
Мы спускаемся по лестнице, и я смотрю на Дэррила, который самодовольно улыбается мне, потягивая пиво. Джексон смеется рядом с ним. Я ставлю тарелки на стол, и Селена хлопает в ладоши.
— Я чертовски голодна, — восклицает она, волнение окутывает ее слова.
— Вот как ты разговариваешь за обеденным столом? — отчитывает ее Сандра.
Плечи Селены опускаются, и ее светлые локоны спадают по ним.
— Прости.
Когда Сандра разворачивается и направляется к барбекю, моя мама убирает волосы с лица и наклоняется к Селене.
— Иногда ругаться — это нормально, — говорит она ей. — И я думаю, что быть голодной и видеть такое вкусное блюдо — это чертовски веская причина.
Я задыхаюсь.
— Мама!
Оливия, Мэдди и Селена смеются, прикрывая рты, словно маленькие школьницы.
— Что? — Моя мама хватает свой бокал и подносит к губам. Чтобы быть как все, она налила апельсиновый сок в бокал для вина. Она трезва с тех пор, как ее выписали из реабилитационного центра. И она совсем не скучает по алкоголю. Я рад за нее. Знал, что в конце концов она вернется к нам… Даже если мне пришлось заставить ее.
— Ты же знаешь, что Джексон должен сидеть за столом, чтобы поесть, — говорит Мэдди Селене.
Верно. Джексон и Селена перестали разговаривать после Вегаса. Из того, что Джексон рассказал мне, они все еще занимаются сексом, но сразу после этого она его выгоняет. Порочный круг.
— Знаю, вот почему я пью эту водку, как воду.
— Ложь, — вмешивается Оливия. — Ты не пьешь воду.
И снова все смеются, и мама тоже. Это был чудесный день, и я никогда не был так счастлив. Мы плавали в бассейне, пили хороший алкоголь, наслаждались компанией и готовили вкусную еду. Не могу дождаться, когда покончу со всем этим и лягу спать.
С тех пор, как я покинул MMAC, не могу сказать, что мой распорядок дня сильно изменился. Я по-прежнему рано просыпаюсь и хожу в спортзал. Тренируюсь с Джексоном и Дэррилом, а затем мы открываем тренажерный зал для клиентов. Зал переполнен. У нас было так много клиентов, что нам пришлось купить магазин велосипедов по соседству и расширить его, чтобы все вместились. Мы проводим ежедневные занятия. В общей сложности у нас двадцать шесть сотрудников и один стажер. Рик гордился бы Оливией, мной и всем, чего мы достигли вместе. Уверен в этом.
Я выдвигаю стул и сажусь, ожидая, пока Дэррил принесет стейки. Это единственное, что прекратит голодные спазмы у меня в желудке. Я искоса смотрю на Оливию, которая все еще стоит у своего стула. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Иди сюда. — Я похлопываю по сиденью. — Расслабь ноги. — Она качает головой.
— Нет… Я не могу сидеть.
Я хмуро смотрю на нее, и она опускает взгляд на свои ноги. Ее светло-голубые шорты становятся темно-синими прямо между бедер. Она начинает плакать. Оливия взволнованна. Я вскакиваю со своего места и бросаюсь к ней. Она крепко держится за меня, будто боится, что упадет, если я отпущу ее.
— Э-э, мам! — кричу я. — Что-то происходит.
Черт! Я месяцами допоздна читал книги о беременности, но теперь, когда это происходит на самом деле, понятия не имею, что делать. Мама визжит, заставляя нас с Оливией поморщиться.
— У нас будет ребенок! — кричит она.
В одну минуту я держу Оливию на руках, а в следующую нас окружают все остальные. Слова, приказы и информация вбиваются в мой мозг, и я едва могу мыслить здраво.
— Ты чувствуешь какую-нибудь боль? — спрашивает ее Сандра, и Оливия кивает.
— Тянет, — морщится она. — Но ничего слишком плохого.
— Нам нужно рассчитать время схваток, — говорит Дэррил.
Из заднего кармана он достает свой секундомер. Тот самый, которым он пользовался всю мою бойцовскую карьеру. Я приподнимаю бровь.
— Ты носишь эту штуку с собой?
Он пожимает плечами.
— Никогда не знаешь наверняка.
Я опускаю Оливию на ее место, и Дэррил протягивает мне секундомер. Как только Оливия садится, я засекаю время схваток, а наши мамы убирают волосы О с ее лица. Все остальные возвращаются к нормальной жизни. Они раскладывают еду по тарелкам и наполняют бокалы, готовят тосты и набивают желудки, пока мы пытаемся родить ребенка. Все равно все пьяны, не похоже, что они могут приехать в больницу, так что я оставляю всех в покое. Они довольны своей жизнью и счастливы за нас. Новый Марк вот-вот войдет в этот мир. Я смог посвятить себя одной девушке и создать другую жизнь. Давайте будем честны: это само по себе чудо.
***
С последним болезненным стоном и сильным толчком мой ребенок бесшумно скользит в этот мир.
— Это девочка, — говорит доктор, и у меня на глазах выступают слезы. Я никогда не видел ничего более прекрасного. Я так влюблен, и мне все равно, что это не мальчик. Я бросаюсь к изголовью кровати и покрываю поцелуями все лицо Оливии. Она устало улыбается мне.
— Как я справилась? — бормочет она, полузакрыв глаза. Я целую ее снова и снова.
— Идеально. Она идеальна.
Глаза Оливии расширяются, и ее улыбка становится шире, когда слезы катятся из глаз.
— Она?
Я киваю. Нам с Оливией потребовались месяцы, чтобы выбрать имя для мальчика и девочки. Споры были бесконечными, и все заканчивались одинаково, пока мы не нашли то единственное, которое легко слетело с наших языков.
— Хлоя Марк, — шепчет она, и я снова киваю.
Врачи кладут нашего ребенка на грудь Оливии. Малышка спокойно наблюдает, ее глаза на самом деле ни на чем не фокусируются, а ручки прижимаются к щекам, когда она начинает морщиться. У ее глаз еще нет определенного цвета, но черные, как смоль, волосы прилипают к голове.
— Я хочу больше, — говорю я Оливии, трогаю маленький розовый носик Хлои. Я чувствую взгляд Оливии на своем лице, а затем смотрю на нее и замечаю ее белую, как у призрака, кожу.
— Один ребенок — тоже хорошо. Селена и Джексон оба единственные дети в семье… — Она делает паузу и обдумывает свои слова. — Или двое. Два — хорошее число.
«Или три, или четыре», — думаю я про себя. Вместо того, чтобы высказать это вслух, я снова целую Оливию в лоб, и малышка Хлоя начинает плакать. Я улыбаюсь, когда Оливия прикладывает ребенка к груди, следуя своим естественным материнским инстинктам. Наблюдая за сближением дочери и жены, я чувствую, как мое сердце разрывается надвое. На две части, которые принадлежат только им. Тогда я понимаю, что каждое решение, которое я когда-либо принимал в своей жизни, приводило меня к этому. Вот почему я здесь. Это моя цель в жизни.
Хлоя снова плачет, вырывая меня из мыслей. Я улыбаюсь и касаюсь ее ручки своим мизинцем.
Она сжимает его изо всех сил.
И вот так Хлоя, моя милая и невинная малышка, становится второй девушкой, которая лишила меня дара речи и полностью завладела моим сердцем.
Конец третьей части