Эриксон: Я хотел бы обратить ваше внимание на то, как она мне помогала. Вполне естественно, что пациент может сопротивляться и делает это. Я предполагал, что она будет противодействовать мне.
Эриксон: Я сказал: “Пациент может сопротивляться” — и она тут же проявила сопротивление.
Зейг: Когда пошевелилась?
Эриксон: Угу. Да. Чтобы устроиться поудобнее.
Зейг: Перемена позы приближает ее к тебе. Она придвигается к тебе поближе и устраивается удобнее, облокотившись на подлокотник. Все это она проделала, когда ты произнес слово “сопротивление”.
Эриксон: Да.
Зейг: Значит, сопротивляясь, можно двигаться и в положительном направлении.
Эриксон: Слово “сопротивление” приобретает новый смысл. Оно означает “покой, удобство”, и я одобряю ее способность сопротивляться.
Зейг: До сих пор ты разговаривал с ней непосредственно или говорил о ней косвенно, но как только она закрыла глаза, ты отстранился от нее, интонационно изменил голос и переключился на группу. Почему?
Эриксон: Пусть она наслаждается покоем. Она его заработала, пусть им наслаждается. Я отстранился из уважения к ее покою.
Эриксон: И тем самым прекрасно проиллюстрирует такое противодействие.
Эриксон: Вот она отодвинулась от меня, она проверяет надежность полученного через сопротивление покоя. Она все еще наслаждается им. Говоря другими словами, покой — ее заслуга.
Зейг: Ты использовал слово “противодействие”, когда сказал, что она “прекрасно проиллюстрирует такое противодействие”. Таким образом, чувство сопротивления приобретает еще один положительный оттенок.
Эриксон: Сама того не сознавая, она сейчас распрямит ноги. Но ей хочется доказать, что ей это не надо. Все правильно. Каждый пациент всегда хочет малость поупираться. Здесь врач должен пойти ему навстречу. (Пауза. Роза наклоняется вперед, но ноги на распрямляет.)
Эриксон: “Каждый пациент всегда хочет малость поупираться”. С моего разрешения, она будет настаивать на своих скрещенных ногах. Так как всегда хочется хоть малость поупираться. Например, вот шарик, вот куколка и вот машинка — это тебе, а это мне.
Зейг: Да, это детский подход.
Эриксон: Детей учат делиться своими игрушками, а все-таки это — мое. Ким, как дитя Востока (Ким — приемная внучка доктора Эриксона), унаследовала мышление многих тысяч поколений вьетнамцев. Ким хватило года, чтобы внушить Бетти Алисе одну, по ее мнению, весьма замечательную мысль. (Бетти Элис удочерила Ким, когда ей было девять месяцев от роду.) Двухгодовалая Ким внушала ей: “Это игрушки Дэвида, только Дэвид может с ними играть. Это игрушки Майкла, только Майкл может с ними играть. Это мои игрушки, только я с ними играю. Это наши игрушки, и мы все с ними играем”. Для тысяч поколений вьетнамцев “этот участок земли — мой”. И вот поколение за поколением обрабатывают один и тот же участок земли одним и тем же допотопным способом.
Зейг: Ты хочешь сказать, что существует расовая форма сознания?
Эриксон: В нашем мозгу миллиарды клеток, способных реагировать на миллиарды разных раздражителей. Функции клеток мозга очень специализированы. Если ты принадлежишь к народу, где из поколения в поколение использовались лишь определенные клетки мозга, любой сигнал, получаемый младенцем извне, приводит в действие эту многовековую схему. Возьми, например, евреев. Тысячелетиями они подвергались преследованиям. Они могут и между собой воевать, причем весьма жестоко, но стоит вмешаться народу другой национальности, как они тотчас объединяются против незваного пришельца. Распри побоку, евреи объединяются против общего врага.
Зейг: Да.
Эриксон: Разве не так?
Зейг: Так.
Эриксон: Норвежцы известны как потомственные мореплаватели и исследователи новых земель, со временем они распространились по всему свету. И греки поколениями оставались греками и, добравшись до Америки, основали большую колонию. Уже четвертое поколение греков в Америке все равно говорят по-гречески. Они держатся вместе, не откалываются. Ливанская колония всегда остается ливанской колонией, а сирийская — сирийской. Зато норвежцы рассеялись по всему свету.
Американцы тоже повсюду распространились. Понимаешь, в тех, кто рождается с одинаково функционирующими клетками мозга, уже заложена определенная модель поведенческих реакций.
Вчера я разговаривал с очень умным польским евреем. Он был в полном отчаянии. Мы проговорили с ним часа два. “Что я сделал не так, — вопрошал он, — что мои родившиеся в Соединенных Штатах дети не уважают старые польские обычаи?” Единственное, что он мог понять, — это старые польские обычаи. Сам он работает мясником, а сын у него физик-ядерщик. Сердце старика разбито. Его сыну следовало стать мясником. Его жена — добрая домохозяйка. Дочь хочет сделать карьеру. А он все повторяет: “Что я сделал не так, что мои дети пошли не по тому пути?”
Есть народы, где семья, владеющая участком земли, скажем, тысячу лет, все еще продолжает обрабатывать его, хотя он уже не в состоянии прокормить их всех.
Зейг: Эти культурные отличия весьма стойки, они вошли в плоть и кровь.
Эриксон: Настолько вошли, что приходится прибегать к окольным путям, чтобы предостеречь ребенка от естественной поведенческой реакции.
Зейг: Можно это как-то связать с нашей видеозаписью?
Эриксон: Возьмем Розу. У нее свое особое представление об отношениях мужчины и женщины.
Зейг: Потому что она итальянка?
Эриксон: Совершенно верно.
В Милуоки живет один мой хороший приятель. Он успешно практикует там как психотерапевт. Приходит к нему пациент с нервным срывом, итальянец по происхождению, и рассказывает: “Я приехал сюда с родины вместе с женой. Она целыми днями только и делает, что сплетничает с соседками. Я прихожу с работы, сам готовлю себе еду, сам занимаюсь стиркой. Вся работа по дому на мне”. Мой приятель спрашивает: “Вы родом из каких краев Италии?” Он ответил: оттуда-то. “А ваша жена откуда родом?” Он назвал другое место. Тогда мой друг объяснил ему: “Вы выросли в тех краях Италии, где принято, чтобы мужчины относились к своим женам с добротой. А ваша жена родом из мест, где любящий муж выражает свои чувства тем, что исправно поколачивает свою половину. Когда вы придете домой и не обнаружите никаких признаков обеда, всыпьте своей жене как следует и добавьте на словах: “Чтобы к моему приходу обед был на столе”. Результат превзошел ожидания, а все потому, что муж проявил любовь, ведь в ней с детства было заложено: бьет — значит любит.
Индивидуальность Розы проявляется в том, что она держится с мужчинами независимо, словно бросая им вызов — докажите, что вы сильнее. Вот и следует доказывать.
Зейг: Кажется, Карл Витакер сказал, что любое лечение начинается с борьбы. И терапевт должен быть готов к этой борьбе, иначе не получится никакой психотерапии. Каждый пациент приходит и начинает испытывать тебя на прочность.
Эриксон: Он хочет выяснить, есть ли у тебя достаточно сил, чтобы помочь ему, а это подразумевает борьбу. Или ты мягкий и покладистый, как хотелось бы, или, напротив, сильный и напористый, что и требуется?
Один молодой доктор, грек по национальности, был, кажется, трижды женат. И каждый раз его выбор падал на американку. Он был родом из тех мест в Греции, где были сильны матриархальные устои. Каждую новую попытку создать семью его мать сопровождала напутствием: “Вот поживешь с ней несколько месяцев, а потом я тебя с ней разведу, и ты сможешь посвататься к другой девушке”. Об этом я узнал от самого доктора. Я выслушал и его мать, которая мне поведала каким, по ее представлениям, должен быть настоящий жених. В свадебное путешествие он должен отправиться со своей мамочкой, а невеста пусть сидит дома. И вообще, она должна быть рабыней матери мужа. Приблизительно представляя, каковы будут последствия моих слов, я все же твердо заявил, что ее сын — американец и имеет право жениться на ком хочет. А поскольку мамаша проживает в Америке, то не имеет права превращать жену сына в свою рабыню. Сын слушал, вытаращив глаза, а мамаша разразилась потоком греческих слов. Сын был потрясен. Он даже не догадывался, что его мамаша знает подобные выражения.
У меня на приеме была одна девушка, родом из Испании, из мест, где, наоборот, преобладал патриархат. Там невеста отправлялась в свадебное путешествие с отцом, а жениха оставляли дома.
Она оказалась мудрой пациенткой. Когда я навестил ее с мужем после свадьбы, меня представили ее отцу, который приветствовал меня словами: “Так это вы тот человек, который посоветовал моей дочери отправиться в свадебное путешествие с мужем, и теперь она не перестает мне твердить, что у меня нет никаких прав”. “Совершенно верно”, — ответил я.
А свекровь-гречанка каждый Божий день заявлялась в дом к невестке и давала указания, что ей делать, что готовить, как расставить мебель. Пока я не сказал ей: “Я предупредил вашу невестку, что когда у нее иссякнет терпение, пусть скажет: “Ты хочешь, чтобы я вызвала доктора Эриксона?”
Зейг: Обращение к высшему авторитету.
Эриксон: Свекровь немедленно испарилась. А вот у Беатрисы (имя пациентки, о которой Э. рассказывает З.) родная мать была невыносимый диктатор. Она пришла ко мне и стала излагать свои требования к Беатрисе. Я ответил: “Вы так много времени проводите рядом с Беатрисой, что вам следует отправиться к себе домой”. В тот же день ко мне зашла Беатриса и сообщила: “Мама так разозлилась, что немедленно отправилась домой пешком”. Ничего себе, шесть миль пути до того места, где она живет. “Она отправилась пешком в аэропорт, даже не захотела, чтобы я ее подвезла”.
Зейг: Меня трогает твоя готовность помочь в подобных ситуациях. Твое вмешательство отличается крайней решительностью.
Эриксон: В процессе лечения сталкиваешься с различными моделями поведения. И надо уметь определить, насколько решительным должно быть вмешательство.
Зейг: Вернемся к видеозаписи. Мы остановились на том, что Роза оказывает сопротивление. Ты говоришь о сопротивлении и о том, что она собирается распрямить ноги. Затем ты говоришь, что она постарается настоять на своем. Поэтому она так не хочет распрямить скрещенные ноги. Упорство, видимо, ассоциировалось у нее с сохранением первоначальной позы.
Эриксон: Не надо делать из пациента раба. Надо просто пытаться помочь ему. Вы требуете от него сделать то одно, то другое, а ведь каждый из нас вырос с убеждением, что никто не смеет сделать из него раба и он не обязан выполнять чьи-то приказы. И чтобы пациент раскрыл для себя свои возможности, приходится прибегать к гипнозу. Он узнает, что ему под силу сделать даже то, что, по его мнению, противоречит его желаниям. (Роза открывает глаза. Салли покашливает. Э. обращается к Розе.) Что же ты думаешь по поводу того, что я выбрал тебя?
Роза: Мне хотелось проверить, смогу ли я не поддаться вашему воздействию.
Эриксон: Так. (Салли кашляет.)
Зейг: Обрати внимание на Салли с ее кашлем, это очень интересный момент. Смотри, что произойдет через мгновение после ее кашля. Твое внимание довольно надолго было отвлечено от Салли. Ты задаешь Розе вопрос: “Что же ты думаешь по поводу того, что я выбрал тебя?” В вопросе чувствуется позитивная нагрузка, и это в какой-то мере упреждает возможную негативную реакцию Розы. Ее сознание одобрительно воспримет тот факт, что твой выбор пал на нее.