Эриксон: (Роза моргает.) Ей все труднее открывать глаза. (Роза закрывает глаза, затем, прикусив губу, открывает их. Пауза. Салли закрывает глаза.)
Эриксон: Зря она сопротивляется.
Зейг: Я показал кое-кому эту пленку, так они даже расстроились, что ты так сильно давишь на Розу. Хотя в самом начале можно было заметить кое-какие признаки, на несловесном уровне, указывающие на ее готовность к сотрудничеству. Она закрывает и открывает глаза.
Эриксон: Я понимаю, почему они расстроились. Не умея отождествить себя с Розой, они предпочли бы отступиться. Но Роза не хочет от меня отступаться.
Зейг: Нет, не хочет.
Эриксон: Она надеется на победу, но для нее неясно, чья это будет победа — моя или ее. Ей хочется, чтобы кто-то победил, но ей пока не позволено сказать: “Я хочу победить”. Вот почему у нее закрываются глаза и она шевельнула рукой. Она все время смотрит на меня. Она надеется на успех, но это неопределенный успех. Но я-то знаю, что это мой успех. Но она намерена упираться до победного конца.
Эриксон: Видишь, как она старается пересилить меня, но проигрывает. (Пауза.) Она даже не осознает, как она близка к трансу. (К Розе.) Ну, закрой теперь глаза .
Эриксон: Вот еще что следует запомнить. Пациент приходит к вам за помощью. Он может сопротивляться этой помощи, в то же время отчаянно надеясь на вашу победу. Роза пришла на семинар за информацией, но понимает, что может получить ее только через мою победу. Она мечется, как в ловушке, между желанием победить и еще более сильным желанием учиться.
Зейг: Да. И это очень хорошо, что тебя не оставляет охота продолжать эту борьбу. В этом есть трогательная доброта. На предложенных тобой условиях, она, хотя и проиграет, в конечном итоге победит.
Эриксон: Совершенно верно.
Зейг: Вот сейчас ты косвенно комментируешь, например: “Она старается пересилить меня, но проигрывает”. Ей все труднее открывать глаза”. Но вот ты прямо смотришь на нее и говоришь, обращаясь непосредственно к ней: “Ну, закрой теперь глаза, и пусть они остаются закрытыми”, — хотя ты знаешь, что она не собирается сразу же закрыть глаза. Ты даешь ей еще один шанс...
Эриксон: Самой выбрать время. Закрыть или не закрыть глаза — она не это выбирает. Для нее важен выбор времени. Я могу позволить себе и подождать.
Зейг: Да. Кроме того, у нее могут сейчас возникнуть опасения относительно твоей победы — вдруг ты проиграешь. А это в итоге может подтолкнуть ее на твою сторону.
Эриксон: Угу.
Эриксон: И пусть они остаются закрытыми. (Роза с трудом продолжает моргать.) Ну хорошо, я подожду... (Опять моргает.) Но ты их закроешь. (Моргает.) Когда глаза закроются в следующий раз, не открывай их. (Пауза. Роза закрывает глаза и опять открывает, еще раз закрывает и снова открывает.) Ты уже и сама понимаешь, что глаза у тебя закроются. Ты сопротивляешься и не понимаешь, почему я выбрал тебя. (Роза дважды открывает и закрывает глаза.) Вот так. (Закрывает глаза и больше не открывает.) Очень хорошо.
Зейг: Больше она их не открывает.
Эриксон: “Вот так”. (Тихо.) “Очень хорошо”.
Зейг: Понимаю, ты произносишь эти слова утешающим тоном.
Зейг: Все это время ее глаза прикованы к тебе. Не думаю, что она может реагировать на происходящее в пределах ее периферического зрения. Она не отрывает от тебя глаз.
Эриксон: Я утешаю не тоном победителя.
Зейг: Понимаю. Ты хочешь ее успокоить.
Эриксон: Если бы я сказал “закроются” победным тоном, она бы открыла глаза.
Зейг: Да.
Эриксон: Я произнес эти слова успокаивающе.
Зейг: Так что, в конечном счете, выигрывает все-таки она.
Эриксон: Она выигрывает покой. Она достигает абсолютно новой цели — покоя.
Зейг: Да, можно с полным правом сказать, что перед нами один из тех случаев, когда выигрывает Эриксон, но приз получает пациент. Кстати, она окончательно закрывает глаза, когда ты произносишь: “Ты не понимаешь, почему я выбрал тебя”. Похоже, это в какой-то мере разрядило напряжение. Почему?
Эриксон: “Ты не понимаешь, почему я выбрал тебя?” Вопрос как бы рассеивает ее сопротивление “по площади”.
Зейг: То есть у нее возникает множество ассоциаций, когда она пытается объяснить себе, почему ты выбрал ее.
Эриксон: И ни одной правильной.
Зейг: Так почему же ты выбрал ее?
Эриксон: Чтобы ослабить ее сопротивление, которое я извлек из глубины и рассеял по поверхности, так сказать.
Зейг: Блестящий ход в работе с сопротивлением! Ты рассеял его таким тонким слоем...
Эриксон: Что оно больше не вызывало затруднений.
Зейг: Итак, она смотрит на тебя не отрываясь, ее внимание предельно сконцентрировано. Она делает довольно много движений. В двигательном плане она не скована, но если понимать гипноз как состояние сфокусированного внимания, она находится в трансе.
Эриксон: Этими движениями она старается уверить себя, что она не в трансе. Она ищет дополнительного доказательства в каждом новом движении, а это указывает нам на ход ее мыслей: “Предыдущее движение меня не убедило, попробую еще, тоже не убедило, и это тоже нет”.
Зейг: Значит, она продолжает бороться, делая ориентировочные движения для собственной уверенности.
Эриксон: И с каждым разом проигрывает. Из всех, кого я встречал, ты первый, Джефф, кто старается разобраться в том, что происходит в гипнотизируемом, да и во мне самом. Ты сумел обратить внимание на слово “покой” и заметить, что в ее движениях как раз отсутствует покой. Этими движениями она не убеждает себя, а лишь еще больше разубеждает.
Зейг: Когда я веду практические занятия по эриксоновской терапии, в первой части я обучаю диагностике по Эриксону. Это необычная диагностика. Как определить, например, насколько пациент может сосредоточиться? Какова степень его реакции на внушение? Как определить его коммуникативность, его языковой стиль? Это не психиатрический диагноз, а диагноз, позволяющий понять внутри- и межличностные факторы, как например, манера поддержания установившихся взаимоотношений.
От диагностики я перехожу к следующему разделу, рассказывая о том, как ты увязываешь свои внушения с установленным диагнозом. Возьмем пример: надо вынести мусор. Замкнутому на себе человеку предложение вынести мусор делается одним тоном, а человеку, ориентированному на окружающий мир, совсем другим. Ты будешь искать особый подход и к “забияке”, и к “побитой собаке”, выражаясь метафорически. Я думаю, слушателям полезно это знать, потому что некоторые обращают внимание лишь на твою технику, а не на то, что в своей работе ты руководствуешься конкретным диагнозом данного пациента.
Эриксон: И результатом воздействия на гипнотизируемого.
Зейг: Ты изучаешь его внутренний мир и, исходя из своего диагноза, даешь установки. Ты используешь совсем особый вид диагностики.
Эриксон: Вот еще что следует принять во внимание: как мы все учимся говорить. Мы проходим через длительный период ошибок. “Я видю [sic] его. Я увидю [sic] его”. У нас у всех за плечами богатый опыт ошибок, как грамматических, так и фонетических. Как многому мы учимся на этих ошибках! Можно нарочно сделать ошибку в расчете на помощь тех, кто приобрел знания, учась на собственных ошибках, и кто с готовностью принимает поправку от более знающего.
Зейг: И этим ты как бы возрождаешь в них...
Эриксон: Свежесть восприятия.
Зейг: Свойственную детству.
Эриксон: Да. “Мама, я увидю [sic] того-то?” А мама отвечает: “Надо говорить ‘увижу’”. И ребенок благодарен. Поэтому, когда я неправильно произношу слово, меня тут же поправляют и к слушателям возвращается их забытая система ориентиров. Они испытывают чувство умиротворения и благодарности, не понимая, откуда это пришло. А лектор тем временем переходит к другому вопросу.
Вот тебе пример. Когда мы с Бетти отправились в свадебное путешествие, Бетти не умела водить машину. Мы ехали по пустынной сельской дороге. И вдруг в окно влетела пчела и ужалила ее в колено. Бетти ее прихлопнула и выбросила за окно. На первом же повороте я съехал с дороги, остановился и произнес с глубоким чувством: “Как я рад, что она ужалила тебя, а не меня”.
Зейг: Не понял.
Эриксон: Я действительно был рад. Ты бы видел ужас и негодование на ее лице! Я ей объяснил, что меня уже однажды ужалила пчела. Я три дня лежал без сознания. При этом сообщении маска ужаса и негодования мгновенно сменилась полнейшим ликованием по поводу того, что пчела ужалила именно ее.
Зейг: Сработало желание защитить тебя.
Эриксон: Угу. Вот пожалуйста, жених желает ей зла, а она испытывает чувство благодарности. Она из-за меня прямо в ужас приходила, как только поблизости появлялась пчела. Но тот ужас, который вызвали у нее мои слова, просто невозможно описать. И вдруг вслед за этим страшным смятением следует нечто еще более страшное. Сразу два шока.
Зейг: Интересная последовательность эмоций — отрицательное чувство мгновенно преображается в положительное.
Эриксон: Когда во сне меня кусает комар, я просыпаюсь с поносом и страшной аллергической сыпью по всему телу. Мне приходится по часу отлеживаться в горячей ванне. Поэтому стоит Бетти заметить в спальне комара, как она вооружается аэрозолью и хлопушкой.
Зейг: Значит, ты можешь ассоциативно пробудить в пациенте или гипнотизируемом желание кого-то защитить и направить это чувство на себя.
Э. Верно. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее ужалила пчела, но она почувствовала не больше боли, чем обыкновенный человек от укуса заурядного комара.
Зейг: То есть чувство боли было поглощено другими нахлынувшими на нее эмоциями.
Эриксон: Охватившим ее чувством ужаса от высказанной мной радости, что именно ее укусила пчела, а затем еще более сильным чувством страха при мысли о том положении, в котором она могла бы очутиться на этой пустынной дороге — водить машину она не умеет, а я лежу без сознания. Ситуация могла оказаться трагической.
Зейг: Сказав это, ты имел в виду заботу о Бетти, что ей не стоит обращать внимания на укус пчелы. Ведь все могло окончиться гораздо хуже.
Эриксон: Нет. Я действительно почувствовал огромное облегчение от того, что пчела выбрала не меня, и только потом осознал, как я выглядел в ее глазах. Я смог поправить положение. Но Бетти сначала охватило жуткое негативное чувство, а затем мощное положительное чувство.
Зейг: Вернемся, пожалуй, к индукции.
Эриксон: Роза проигрывает, и я дал ей покой.
Зейг: Да. Итак, сначала негативное чувство и затем покой, после сопротивления...
Эриксон: Именно это приближающееся поражение и связанные с ним негативные эмоции помогли мне так эффективно внушить ей состояние покоя.
Зейг: Которого ты добился словами “очень хорошо”, и особенно своим тоном. Можешь еще что-нибудь добавить о диагностировании именно характера Розы и ее особой манере сопротивляться?
Эриксон: Общие теории гипноза советуют избегать сопротивления.
Зейг: Да.
Эриксон: Используй его.
Зейг: Согласен. Мне нравится сам замысел: “вынуть запал” из сопротивления и распылить его таким тонким слоем, что от него ничего не остается. Роза проявила упрямство, но совсем другого рода, чем Салли. Что ты можешь сказать о различии в том, как проявляется сопротивление у Розы и у Салли?
Эриксон: Роза сопротивляется определенной личности, а Салли ведет борьбу на уровне идей.
Зейг: Значит, Роза выбирает прямой конфликт, а Салли вступает в противоречие с какой-то мыслью.
Эриксон: Да, с какой-то мыслью. В моем лице Роза защищается от человека вообще.
Зейг: Это замечательно. Мне нравится такое разграничение.