Рис. 13. Система поддержки

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

120

Монитор и группа помогают не совершать этих ошибок, сохраняя выздоровление — общим и индивидуальным одновременно.

Есть еще один образ, помогающий понять, что происходит в ос­новной реабилитации (рис.13). Как любой образ, он только час­тично описывает феномен, но зато наглядно. Если здорового че­ловека вывести из равновесия, то он быстро вернется в свое нор­мальное состояние. Вспомните картинку из курса физики: поло­жение устойчивого равновесия, шарик в ямке с крутыми стенка­ми лежит на дне очень устойчиво. Менее здоровому человеку, у которого есть психологические проблемы, труднее будет возвра­щаться в прежнее состояние равновесия, но все-таки он будет возвращаться. Это похоже на шарик в ямке с менее крутыми стенками, но все-таки кривизна есть, она положительна. Есть третий человек, с которым случалась беда. Кривизна его «ямки» нулевая, шарик лежит на ровной поверхности. Его вывели из сос­тояния равновесия,— он тут и остался. Теперь ему требуется пос­торонняя помощь — некая сила, которая вернет его в состояние равновесия; но, вернувшись в него, без особых усилий теперь он в нем и останется. Есть и четвертый вариант: шарик лежит на вер­шине горки. Кривизна — отрицательна. Его чуть-чуть толкни — и он поехал вниз, да с ускорением свободного падения. И чтобы подниматься по этой горке назад, требуются большие усилия. Но только шарик водрузили на вершину, как малейшее движение снова сталкивает его вниз. Это положение неустойчивого равно­весия. Так и наш наркоман или алкоголик. Малейшее событие в его пока трезвой жизни вынуждает его катиться вниз, в употреб­ление. Подниматься вновь вверх тяжело, а сил-то мало, и потому он будет искать любую возможность не подниматься по этой горе, не выздоравливать. Сколько усилий было приложено и им самим и его близкими, чтобы вновь забраться вверх — и все опять нас­марку, вот он уже опять употребляет. А подножье горы от каждо­го падения становится все ниже и ниже… Вылезать все труднее и труднее... Вот выздоровление и есть создание на вершине нашей несчастной горы с отрицательной кривизной стеночки-крепости, системы поддержки, тогда внутри этой крепости кривизна станет положительной, и несмотря на любые ветра наверху — мы удер­жим равновесие. И нам сверху жизнь порой видна получше, чем тем, кто в благополучных «ямках».

Вот еще третий образ: все люди — мореплаватели. Это работа та­кая, и приходится плавать не только по спокойному морю, но иног­да и в волнение, а бывает, попадают в шторм, и тогда наш корабль испытывается на прочность. В любом случае это требует усилий и напряжения для выживания в шторм, иногда — крайнего напря­жения. Плавать по морям — не шутки, и к кораблю, и к команде предъявляются большие требования. А мы вот на корабле алкого­ликов и наркоманов, плохо наше дело! Если шторм — погибнем: пьяные разве выдержат! Кто-то так и погиб, а нас вот осталось сколько-то, и решили мы выздоравливать. Но корабль потрепало в бурях, и мы пока еще плохие моряки, а потому надо понимать, что проблемы будут обязательно. Нам надо готовиться к ним заранее. Корабль надо починить, команду научить, потренировать. Ко мно­гому сможем подготовиться, а иногда просто придется выживать, как и остальным в сильный шторм, всего не предусмотришь. Но ес­ли вместо всей этой подготовки мы, протрезвев, решим, что мы уже совсем готовы к любым испытаниям — мы ошибемся, и эта ошибка будет стоить нам жизни в первый же серьезный шторм. В этом образе важно то, что в жизни выздоравливающих людей слу­чаются «нештатные» ситуации, и тут все дело не в везении, а в об­щем выздоровлении, которое либо есть — и тогда есть шансы про­жить беду, или нет — тогда срыв неизбежен. Иногда надо просто стоять за свои убеждения про жизнь, просто стоять, сжав зубы — не смотря ни на что.

Как в море — команда, так и выживание в жизни происходит в команде. Это неявная команда: семья, друзья, товарищи, сосе­ди... Как увидеть, что такое твоя команда и как в ней жить? Сна­чала мы создаем команду искусственно: это круг из тех, кто хочет научиться жить в команде, а до того жил один — или думал, что живет один.

Одиночество может быть очень разным: загнанное «под плин­тус» маленькое беспомощное и злое существо; или самодостаточ­ный ни в ком не нуждающийся (и потому никому не нужный) «пу­зырь», царек в своем царстве, вокруг которого крутится вся жизнь, хорошая или больная; или просто слепой\глухой\немой человек в обществе людей, которых он воспринимает либо препятствие, если случайно наткнется, либо как вдруг попавший в руки кусок еды — неизвестно, что будет с этим человеком дальше. Это жестковатые образы, но это правда про одиночество, и ни один из этих людей не счастлив. Образ Одинокого Волка именно потому и романтичен, что в рассказе одиночество нарушается — у действующего наркомана или алкоголика одиночество не нарушается никогда.

Команда — это то, что противостоит одиночеству. Для того, что­бы можно было научиться жить среди людей, надо увидеть коман­ду и каждого в ней особенного человека. Надо увидеть другого — от слова друг. И увидеть себя как друга в команде людей. Когда встре­чаются 8-10 более или менее одиноких людей, команда сразу не рождается, ее надо строить всем вместе, и парадоксально именно в этом процессе и образуется команда. Мы встретились для того, что­бы подружиться, с уверенностью, что ничего не получится. Мы все же пробуем, и все не верим, что удастся довериться и быть поня­тым. Мы идем к цели, которая кажется недостижимой, но идем — и тут обнаруживаем, что цель уже достигнута, мы уже дружим. Дружба — слово очень условное, люди в кругу не становятся друзь­ями-приятелями в обычном смысле этого слова. Но они учатся до­верять и понимать, и быть понятыми. Они учатся взаимодействию, находя свое особенное место в этом мире и ценя других участников круга — на их месте в своей жизни. Они перестают быть одиноки­ми. Может быть, поэтому выздоровление в кругу нельзя забыть или вычеркнуть из своей жизни, и если человек ошибается, он все равно имеет достаточно веры в других и в себя в этом кругу, чтобы вернуться к выздоровлению.

Поэтому вся работа в программе строится на групповой основе. Ос­нова реабилитационной программы — группа. Я не верю в индивиду­альную терапию как основу реабилитации алкоголиков и наркома­нов, исключения редки и связаны не с особенностями личности чело­века, а скорее с внешними обстоятельствами. Индивидуальная рабо­та обязательно нужна как дополнение к групповой терапии, но не как самостоятельная основа для выздоровления.

Групповая терапия. Чем мы занимаемся в группе? О групповой терапии надо говорить отдельно, но все же я скажу несколько слов о конкретных направ­лениях работы. Мы занимаемся чувствами, которые переживает человек сейчас и в связи со своим прежним жизненным опытом. Мы изучаем в себе механизмы, которые толкают человека на упот­ребление. Мы вырабатываем ресурсы, которые помогают человеку не употреблять никаких веществ, изменяющих состояние созна­ния — и жить хорошо, радостно и достойно³². И при этом «чело­век», о котором идет речь — это мы и есть, поэтому мы говорим, как правило, о себе и от своего имени. Никто никого не учит — мы учимся сами в подходящей для этого среде. Может быть, вы виде­ли, как растут кристаллы: маленькая «затравка» - кристаллик со­ли из солевого раствора «выбирает» подходящие ему частицы ве­щества, даже уже готовые кусочки структуры, или единичные мо­лекулы, «пристраивает» их туда, где им место, — они становятся его собственной структурой, и процесс роста кристалла продолжа­ется. Притом, что кристаллы строятся по точным и определенным для каждого вещества законам (это связано со строением молеку­лы вещества, очень жесткие законы!), все кристаллы различны — и очень красивы. Человек бесконечно более сложен, чем кристалл, но тем интереснее, тем более творчески идет процесс «выращива­ния» себя самого — выздоравливающего человека. Группа — это та самая среда, «питательный бульон», «операционная», «парник» — что угодно, все это только частичные образы, позволяющие, тем не менее, почувствовать, как работает группа, в которой выздорав­ливают алкоголики и наркоманы.

Отрицание и стыд — ключевые моменты в программе. Там, где все участники круга имеют похожий опыт, можно раскрыть свой стыд. Человек может сказать: «Знаешь, я наркоман и это было вот так», — и другой его не осудит. Мы узнаем друг друга в рас­сказах. На группе пациент рассказывает о себе, и другой пациент слышит его гораздо лучше, чем он сам себя. Потом он отвечает рассказчику тем, как внутри себя он откликнулся на рассказ, ка­кими чувствами и мыслями. Это своего рода «эхо» называется об­ратной связью. Обратная связь похожа на зеркало, которое дает человеку правильный взгляд на себя и в особенности на те сторо­ны жизни, которые он сам в силу определенных причин видеть не может, это «слепое пятно». Как зеркало не заявит вам: «Фу, га­дость какая, побрейся немедленно как следует!» (и слава Богу, а то бы мы жили без зеркал, кто же захочет такое с утра выслуши­вать!), так и обратная связь не должна содержать ни оценок («фу, гадость!»), ни советов («побрейся!»). Это же относится и к так на­зываемой «поддержке» вроде «ты молодец, у тебя все получит­ся!». Если человек имеет право тебя оценивать, то ты будешь ждать оценки: со страхом и злостью — негативной, или с надеж­дой — позитивной, — и станешь строить свои высказывания в расчете на оценку. Представьте себе, что это жизнь на экзаме­не: каждое твое слово может быть оценено «пятеркой» или «трой­кой», и «пересдать» нельзя: люди помнят, что ты это все-таки сказал, «слово не воробей»! Кто же станет искренне говорить?! А нам в группе критически важно говорить искренне, чтобы мы могли выяснить, кто мы на самом деле, и что в нас не так! По­этому мы стараемся избегать оценок, всячески вышучивая по­пытки пациентов «сдать задание» на группе и «получить оцен­ку». Мы стараемся быть живым, сочувствующим зеркалом, кото­рое искренне скажет Вам, что с ним происходило, когда Вы гово­рили о себе. Посмотрев в это зеркало, Вы сами будете решать, что «так» и что «не так», и что с этим делать.

Отчасти иллюстрирует один из аспектов работы группы такой образ (рис. 14): представьте себе, что все, что есть во мне, все, что я собой представляю,

Рис. 14. «Групповая динамика»

заключено в одном большом прямоугольнике. Здесь — вся «Я». Вокруг меня сидят люди — «Они». При этом что-то они про меня знают: как меня зовут, с кем я живу, что я — нар­коман, какие-то другие факты моей жизни. Что-то им не известно: как звали мою бабушку, и любила ли я ее; как зовут моих кошек, и как я к людям вокруг отношусь. Итак, есть две области для них в информации обо мне: что-то они знают, и что-то — нет. Но и я про себя знаю только частично. Я знаю, конечно, все перечисленное, но понятия не имею о том, не испачкана ли у меня спина, покраснела ли я, и, что гораздо важнее, можно ли меня простить за то, что я на­делала в жизни, как я им всем такая?! Значит, есть две области и для меня самой, что-то я про себя знаю, что-то — нет. Заметьте, это все — про меня, ни про кого другого. Образуются четыре области:

«Жизненная арена». Здесь то, что знаю я, и знают они обо мне. Это очень удобная область для общения, безопасная и спо­койная, но,довольно бесплодная в том смысле, что все уже все знают, и ничего нового не ожидается.

«Секреты». Это то, что я по тем или иным причинам не ска­зала: спрятала, или забыла, или просто не пришлось к случаю сказать. Но я осознаю, что они не знают это про меня, и не тороп­люсь им сообщать. Может быть, им и любопытно, но я не соби­раюсь слишком много о себе рассказывать! Это небезопасно, и вообще как-то не принято...

«Слепое пятно». Это информация обо мне, которую знают они, но я о ней понятия не имею. Что-то я понимаю, что хоте­лось бы знать, например, нравлюсь ли я им, и потому я с интере­сом разглядываю их реакцию на меня, но в ней не все ясно. Очень страшно, если они говорят за моей спиной: нет уж, поз­вольте, говорите в лицо, нечего сплетничать! Очень уж хочется мне знать свое слепое пятно. Что-то там, может быть, и страш­ное... а все равно хочется знать.

«Бессознательное», назовем так эту область. Это самое инте­ресное. Это информация обо мне, это то, что, может быть, ко­лоссально важно про меня, но никто, ни я, ни они этого не знают. И тем не менее, это есть! Это такое удивительное мое внутреннее содержание, которое заставляет меня совершать неожиданные для меня самой и других поступки, которое де­лает меня такой, какая я есть, и с этим я ничего не могу поде­лать, потому что на то, что я не знаю, я никак не могу повли­ять! Вам, кстати, это ничего не напоминает? Действительно, механизмы зависимости от алкоголя и наркотиков (и созависимости) коренятся именно здесь. Сколько бы мы ни «чисти­ли» «жизненную арену», невычищенное «бессознательное» вновь и вновь делает нашу жизнь неуправляемой (можно вер­нуться к главе «Психология зависимости» для более подроб­ного объяснения этого феномена).

Я пришла на группу, села в круг, мы познакомились как-то, и в результате у нас образовались эти четыре «части окна». Но вот теперь я иду на большой риск. Я берусь подвинуть немного вправо линию, разделяющую области: «они знают» и «они не знают». Просто я рискую рассказать о себе нечто, что относится к моим секретам, это я знаю про себя, и теперь хочу, чтобы узнали и они. Но рассказывать-то буду я вся, и волей-неволей что-то увеличится и в моем «слепом пятне»: действительно, как страшно, что теперь они обо мне подумают?! А может, теперь Они будут смеяться и не будут принимать меня всерьез? Или испугаются, и не будут об­щаться? Или будут жалеть и оберегать? Или...? А может, я в рас­сказе неожиданно (и незаметно) для себя проявила какое-то свое качество, о котором они и не догадывались? Это действительно риск — рассказывать о себе. Но я рискнула — и вертикальная чер­та сползла немного вправо.

Теперь новая трудность. Они дают мне обратную связь: рассказы­вают честно и точно, что они чувствовали и думали, когда я им рас­сказывала о себе сейчас. Без оценок и советов, они просто стараются быть точными, вглядываясь в себя, и тогда в них, как в зеркале я ви­жу себя. Горизонтальная линия, отделяющая мое «я знаю» от «я не знаю» едет вниз. Теперь я знаю о себе, конечно больше. Что же про­исходит в итоге с «частями окна»?

Моя «жизненная арена», конечно, увеличивается. Теперь мы можем свободно обсуждать еще и эту тему, им известны факты, а мне понятно то, как они на меня реагируют. Это очевидно, и опять не сулит ничего нового. «Секреты», против ожидания, меньше не стали, а только изменили форму. Я, конечно, подели­лась с ними информацией о себе, но в процессе их обратных свя­зей кое-что поняла про себя, что совершено не хочу с ними об­суждать. Удивительно, но мне это и в голову не приходило, пока я не рассказала свою историю в кругу! Надо еще подумать и ра­зобраться... Да и «слепое пятно» по той же причине не стало меньше, а только изменило форму. Они поняли про меня кое-что из того, что я и не собиралась показывать, и теперь знают — но почему-то мне не сказали: может, пожалели, может, побоялись, или просто не сочли важным... Хотя откуда им знать, что про ме­ня важно, а что нет? А вот «бессознательное» очевидно сократи­лось, отдав свои части остальным областям. (Что интересно: меньше всего — жизненной арене», а больше — «секретам» и «слепому пятну», т.е. это еще будет темой для разговора в груп­пе потом! Процесс продолжается, и содержание кусочка из «бес­сознательного» такое сложное, что его еще надо будет осмыс­лить!) Нам же очень важно то, что в той страшной области, где коренилась зависимая часть личности, завоевана некая террито­рия. Идет выздоровление.

Мы не сможем, конечно, всю информацию о себе превратить в «жизненную арену» — по крайней мере, в этой жизни. Но, расчи­щая область бессознательного, мы лишаем болезнь ее силы и воз­можности вдруг напасть на нас. Жизнь становится более осознан­ной, а отношения в группе более близкими и точными. А если те­перь понять, что этот процесс в группе идет спонтанно, и часто од­новременно у многих ее участников, и это такой общий танец всех участников, где каждый находит что-то свое, опознавая себя в дру­гом — тогда станет, хотя бы отчасти понятно, почему групповая те­рапия так много приносит в выздоровлении.

«Разделенная со многими тайна действует настолько же бла­готворно, насколько разрушающе действует тайна личная. Она подобна вине, отделяющей ее несчастного владельца от общнос­ти с другими людьми. Если при этом скрытое от других осозна­ется, то ущерб, несомненно, меньше, чем в обратном случае, когда сокрытое вытеснено. В этом последнем случае скрытое со­держание не хранится больше сознательно в тайне, а утаивает­ся даже от самого себя; оно отщепляется в виде самостоятельно­го комплекса от сознания и ведет в области бессознательной ду­ши существование особого рода, недоступное сознательному вмешательству и коррекции... Надо, между прочим, отметить, что ... бессознательное имеет также свои особые содержания, ко­торые исходят из неизведанных глубин, чтобы постепенно дос­тичь сознания»³³.

Особое внимание в группе уделяется чувствам. Именно к ним вновь и вновь возвращает ведущий участников круга, чтобы они поняли свое состояние. Вы, наверное, помните, что чувства — это язык души, и именно с помощью чувств она сообщает нам — и всем остальным участникам круга — о своем состоянии. Мы в кругу учимся понимать этот язык. Дело, впрочем, не в том, чтобы каждые пять минут заученно произносить: «А сейчас я чувствую тревогу... Вот появился страх... Сейчас я чувствую удовлетворение...» Такая игра в психологию никому не нужна. Разве вам понравится, если при вашем позднем возвращении до­мой к вам подойдет мама, и, внимательно глядя внутрь себя, задумчиво произнесет: «Когда ты приходишь домой так поздно, у меня возникает чувство тревоги, выражающееся в напряжении в спине и в общей усталости. Вскоре оно переходит в чувство стра­ха за тебя, и тогда у меня потеют ладони и я чувствую, как у ме­ня тяжелеет затылок, и тогда я плачу. А сейчас, когда я, нако­нец, вижу тебя, я испытываю чувство облегчения и гнева». По-моему, впору вызывать «скорую помощь». Психически нормаль­ные люди так не говорят. Естественная реакция мамы при встре­че с вами будет, если она вытрет глаза и скажет: «Слава Богу, пришел. Я так волновалась!» Так и в кругу, мы учимся не просто видеть свои чувства, а переживать, выражать их естественно, просто живем с ними вместе. Мы учимся проверять, адекватны ли наши чувства, они могут ведь и ошибиться, напутать. Для это­го мы в кругу очень нужны друг другу.

Один участник круга рассказывает свою давнюю детскую оби­ду на отца. Обида эта живет в нем до сих пор, и он сейчас пытается в кругу что-то с ней сделать. Для этого, рассказав свою ис­торию как можно более точно, он слушает обратные связи от участников круга. Кто-то сочувствует, кто-то не понимает — и так бывает, и очень важно разобраться, что же мешает человеку понять горе другого. И тут очередь доходит до одного участника круга, который существенно старше остальных, и старше самого автора истории. Этот участник круга, неосознанно заняв пози­цию отца автора, говорит: «Ну и что особенного? Сделал отец это и сделал, ты сам, наверное, виноват...» Почему он перенес на себя роль отца? Только ли возраст тому причиной? Это будет отдель­ный интересный разговор в кругу, а тут рассказчик начинает кричать на него, приняв этот перенос: он кричит на него как на отца. Тот неловко защищается ответной обидой. Ситуация восп­роизводится теперь уже явно в кругу, и автор истории встает пе­ред вызовом: что-то надо делать. Можно потрясти головой и ска­зать: «Прости, это же ты, а я кричал на тебя как на отца, ты ни при чем». Это самый простой, но не самый лучший вариант, по­тому что это уход от разрешения той старой истории. Можно ска­зать: «Я понимаю, что ты — не мой отец. Но можешь ты сказать, почему ты так ответил мне? Что ты чувствовал, когда я все это говорил? Я не могу спросить своего отца об этом, расскажи мне ты, я хочу понять отца, или хотя бы приблизиться к этому». Это уже начало прощения, потому что автор рассказа готов слышать иную точку зрения.

Мне кажется очень важным здесь то, что во время собрания группы все участники старались осознавать себя теми, кто они есть здесь, в кругу. Если бы перенос не обнаружился тут же, и автор рассказа стал сводить счеты с «отцом», который в кругу взял на себя эту роль, этот, из-за какой-то своей собственной, совершенно другой истории взяв­ший на себя эту роль, стал бы ему отвечать с позиции отца, «отругива­ясь» за какую-то свою историю, может быть, с собственным сыном,— они бы никогда не договорились. Каждый из них имел бы виду свою историю, они бы до конца не могли понять друг друга просто потому, что находились бы в двух разных историях и временах. Соблазн «про­играть сценку», этакая любительская спонтанная психодрама могла бы стоить дорого обоим участникам. Здесь каждый из них осознавал себя сейчас в кругу, собеседника как безопасного участника круга, который помогает ему разобраться в проблеме — и это дало большой эффект. Другой вариант — правильно организованная психодрама, с протагонистом, позволила бы автору истории увидеть ее по-другому, но это все же более искусственная техника, чем тот глубокий диалог, который шел в кругу.

Когда люди говорят о чувствах, есть обстановка честности. Они говорят о себе правду, и это возможно в особенной обстановке группы. Группа — это полигон, где размороженные чувства могут выплеснуться, и это не означает, что ты будешь наказан. В группе можно отрабатывать разные способы жить. Нельзя, впро­чем, сказать, что тебе это ничего не стоит: в группе живут всерь­ез, и там есть и слезы, и крик, и страх, и немалый... Это все же настоящая жизнь, но тут нельзя поплатиться за желание жить самой жизнью, как это было во времена активного употребления. В группе можно позволить чувствам быть, и тогда замороженные болезнью чувства вскипают как молоко, с шапкой пены из «нега­тивных», т.е. трудных для переживания, но таких важных чувств. Искусство групповой терапии позволяет этой пене не по­калечить никого, сойти, и тогда чувства живут, дышат, иногда кипят. Это похоже на то, как человек после искусственного дыха­ния и массажа сердца вдруг начинает дышать, всхлипывая, дви­гаться, говорить, ему непонятно, больно и страшно, но это уже жизнь, и все радуются и успокаиваются понемногу. Чувства — это не только язык души, но и ее жизнь, и потому так важно поз­волить чувствам разморозиться и быть.

Итак, группа, как сообщество становится двигателем терапии. Образуется новая единица — группа, которая становится цели­тельной для ее участников, и эта группа вовсе не равна сумме ее членов. Одной из очень важных функций группы является появля­ющаяся возможность для ее участников осуществить выбор между прежней жизнью — знакомой, но уже почти невозможной — действующего наркомана или алкоголика, и жизнью иной, соот­ветствующей их истинным ценностям³⁴. Осуществить этот вы­бор, сделать его реальностью, а не только намерением, во всей пол­ноте оказывается возможным только в группе.

Группа вовсе не определяется ее ведущим. Дело не в том, что­бы у нас был гениальный консультант, который двигал группу в том направлении, в котором он считает нужным - в конце кон­цов, если он работает хорошо, группа сама начинает лечить себя. Именно это, кстати, и происходит на группах Анонимных Алко­голиков и Анонимных Наркоманов. Группа сама по себе облада­ет огромной терапевтической силой и грамотная работа консуль­танта — это когда он «сидит в кустах» и наблюдает за процессом, который запущен и правильно идет в группе, при этом обеспечи­вая безопасность участников — но вовсе не лишая их возможнос­ти развиваться и выздоравливать. Это похоже на уличное движе­ние: нормально — это когда работает светофор, а не регулировщик стоит и машет руками. То же самое происходит и здесь. Нормально, когда группа работает сама по себе.

Кратко говоря о групповом консультировании в реабилита­ции, нужно отметить одно важное обстоятельство. Чем больше в программе информационных материалов и тренингов, - тем ме­нее она эффективна. Чем больше в ней развития «Эго» и трени­ровки навыков успешности жизни и повышения самооценки — тем хуже результат реабилитации, вплоть до отрицательного, даже не нулевого. У Роджерса (который вообще-то не занимался специально алкоголиками, но заложил фундамент всей групповой терапии), есть удивительно точное наблюдение³⁵. Очень кратко: был поставлен эксперимент - работали с двумя группа­ми алкоголиков. В одной работали в позиции психотерапии Род­жерса: сочувствие и поддержка того, что ты сам в себе имеешь решение проблемы, а терапевт помогает тебе его найти (сам его тоже не знает!). В другой группе с алкоголиками работали в ди­рективной форме: отрабатывали навыки и сообщали нужную ин­формацию. Еще была контрольная группа, с которой не работа­ли. Результаты таковы: понятно, что психотерапия Роджерса дала хорошие плоды, и они лучше, чем в «директивной» группе. Но вот удивительно точное наблюдение: результаты во второй, «директивной» группе были хуже, чем в контрольной группе, где с ними вообще не работали! Таким образом, акцент на дирек­тивные, «научающие» формы работы приносит вред. Это понят­но, если посмотреть на цели реабилитации. В директивных прог­раммах у пациента складывается впечатление, что он теперь сам может справиться с зависимостью, и это рождает в нем ложные надежды, которые лишают его даже остатков страха пе­ред болезнью.

Цели терапии в основной реабилитации³⁶

Программа «12 шагов».

Первый шаг. Есть несколько конкретных целей терапии в этот пери­од. Во-первых, это честное осознание своего положения как безвы­ходного на прежних путях действующего наркомана или алкого­лика. Наконец надо понять, что впереди стенка, и как бы ты на нее не напирал или прыгал — головой стенку не пробьешь, и сегодня страдает именно голова. В этом процессе человек бессилен спра­виться с зависимостью, которая тем временем делает с ним то, что она хочет, а он не управляет своей жизнью, не справляется с ней³⁷. Поэтому жизнь закономерно разрушается. Неуправляемость, т.е. все разрушительные последствия употребления, которые так му­чительны в жизни действующего наркомана или алкоголика, свя­заны именно с этим бессилием. Не стоит объяснять их какими-то другими причинами. Все просто: «это происходит потому, что я пью или употребляю наркотики», и можно прямо проследить эту связь. За каждым примером неуправляемости, который прямо кричит в жизни наркомана или алкоголика, стоит бессилие перед веществом и зависимостью от него. Можно научиться видеть эту связь, не прячась от этого факта. Раньше человек старался не ви­деть эту связь, потому что она означала ужасный вывод: надо пе­рестать употреблять, а «как раз этого я и не могу», и поэтому жизнь будет продолжать разрушаться. Чтобы не видеть этот ужасный вывод, алкоголик или наркоман очень старался объяс­нять свои злоключения другими причинами, в надежде, что дру­гие причины еще можно будет исправить, а тем временем продол­жать пить — и жизнь наладится. Не тут-то было, жизнь станови­лась все хуже, и это происходило вследствие бессилия перед зависимостью. Теперь наркоману придется увидеть все так, как оно есть на самом деле и «выставить счет» своей болезни.

Это трудная работа принятия факта своей болезни, т.к. нужно вспомнить, перестать вытеснять из сознания множество фактов, неопровержимо утверждающих это грустное — или отчаянно-гнев­ное — бессилие перед зависимостью и неуправляемость жизни. Временами это просто мучительно. Кроме того, эта цель прямо про­тивоположна тому, что обычно человек делал: убеждал себя в том, что еще не все потеряно, и надо пробовать вновь, несмотря на факты. Теперь на факты надо посмотреть и отказаться от тупи­кового пути. Группа помогает это прожить, не разрушившись. Это удается потому, что есть обстановка безусловного принятия самых тяжелых сторон жизни человека, доверие ему и надежда на то, что эта работа для него будет иметь смысл. В этом состоит работа по Первому шагу программы «12 шагов». Он звучит так: «Мы призна­ли, что бессильны перед алкоголем (наркотиками, наркоманией), признали, что наша жизнь стала неуправляемой». В английском оригинале звучит иное слово, admitted, т.е. «приняли». Попробу­ем понять, что это означает³⁸.

Возьмем опять образ: однажды мужчина обнаружил, что нес­колько лет назад у него родился внебрачный ребенок, он даже это­го не знал, так как когда он расстался с будущей матерью ребенка, она не сказала ему, что беременна. Вот теперь как-то он узнал: у не­го есть сын. Меняет это что-то в его жизни? Да нет, не особенно. Может быть, он почувствует ностальгию, или стыд, или вину... И все пройдет, а он уж постарается забыть об этой неприятной исто­рии побыстрее. Узнал — это почти ничего не меняет. Но он решил поступить по-другому: признать его своим сыном. Это очень труд­но: ему надо поехать к матери ребенка, поговорить с ней, познако­миться с сыном, сказать ему: да, я твоей отец. Вероятно, дать ему свою фамилию, или хотя бы запись в документах. Вероятно, посы­лать его матери какие-то деньги на содержание сына. Смотрите, это уже совсем другая позиция. Она стоит ему дорого: неприятнос­ти с сегодняшней женой, трудные разговоры с матерью ребенка, денег стало поменьше... Но зато он признал: это мой сын. Это пос­тупок порядочности, не так ли? Но есть еще одно: он может при­нять сына. Это означает удивительные вещи: он станет ездить к не­му, гулять с ним, воспитывать его. Он не просто станет перечис­лять деньги, но покупать ему вещи, знать размер его одежды, что ему нравится, что нет. Он будет заботиться о нем и действитель­но сделает его своим сыном, даже если он в нашей трудной жизни, как оказалось, живет отдельно. И еще он постарается как-то нала­дить добрые отношения с матерью сына, чтобы не стоять между ни­ми... Это самая трудная работа, но только она в полноте соответ­ствует тому, что называется: «это мой сын».

Так происходит и в жизни алкоголика или наркомана. Узнать, что он бессилен перед своей зависимостью, и что жизнь стала неуп­равляема — это непросто, потому что механизмы отрицания про­тивятся этому изо всех сил. Требуется долгий путь, чтобы, наконец, впустить в сознание эту грустную мысль: не могу справиться. Но признание — это другое. Это уже факт, ясный не только для себя, но и признанный перед людьми. Это означает определенные действия, трудные для наркомана или алкоголика, утверждающие этот факт не только в «тайниках души», но делающие его ясным и бесспорным: я бессилен перед алкоголем. Это автоматически озна­чает, что мне надо держаться от него подальше. А это, в свою оче­редь, означает работающую систему границ и бесспорное условие: не выпить первого глотка. Остановимся на этом поподробнее.

Вспомним образ сломанной линейки: вот она точно сломана, спо­ров больше быть не может, что она когда-нибудь «сама срастется» или вдруг «как-то окажется не сломанной». Сломана, и восстанов­лена с помощью другой прямой линейки. Что общего теперь у этой линейки с другими, изогнутыми или сломанными? Изогнутые, хоть бы и еще целые линейки, соприкасаются с ней только в точке (линии по ширине), так мало общего! А если наша восстановленная линейка попробует согнуться вслед за той, от нее оторвется ее пря­мая основа, и тут же она развалится на прежние изломанные поло­винки. Пить нашему выздоравливающему алкоголику нельзя сов­сем. Время, когда «линейка только гнулась» прошло безвозвратно. Первый глоток означает срыв, может быть и не мгновенный запой, но непременно все придет к этому, и скоро. И общение с другими пь­ющими людьми бессмысленно и опасно. Бессмысленно, потому что у трезвого и притом злого от дурацкой ситуации алкоголика мало общего с пьющими пусть и «независимыми» друзьями. А у действу­ющего алкоголика прежде всего одна, но пламенная страсть — вы­пить, и он совсем не понимает, почему ты «другой». А тяга, которая потом будет трепать нашего выздоравливающего алкоголика не один день после общения? Зачем же все эти муки? Легче просто «поставить себе границу», т.е. перестать общаться с пьющими людьми (но это не означает прекратить общение, оно есть как с выз­доравливающими людьми, так и с теми, кто не пьет.... Оказывает­ся, они есть... А если они соберутся пить — «ребята, без меня, я не могу».) Границы ставятся на места, где обычно пил или можно лег­ко сорваться: любимые скамейки, бары-кафе, гулянки на работе.

Наркоманы ставят границы и на атрибуты употребления: старают­ся держаться подальше от аптек, где покупали шприцы и таблетки, всякие прочие специфические предметы. Конечно, до абсурда дово­дить не надо: я продолжаю жить в своем подъезде (но уже не стою в нем часами с друзьями, как раньше), если некому больше купить лекарство, я пойду в аптеку (но не буду разглядывать витрину со шпицами и таблетками). Мне кажется очень важным, что человек не отказывается от людей из прошлого, считая их «плохими». Но пока они употребляют, я поздороваюсь с ними, не замедляя шаг. Если они перестанут употреблять, я смогу (может быть и не сразу) вновь дружить с ними. И уж конечно, помогу им, если они попросят о помощи. Они вовсе не плохие, они для меня опасны, у них «чума», и я заболею, как только войду в контакт. Дай Бог им не болеть са­мим, но я отвечаю за свои усилия остаться в порядке, и я это делаю.

Границы не всем понравятся. Многие сочтут их чрезмерными (они не знают, как мне было плохо в употреблении), другие решат, что я задрал нос (они не понимают, почему я это сделал, и что, мне плакат повесить на грудь, что они все равно для меня хорошие лю­ди?), третьи по печальной особенности действующих наркоманов\алкоголиков приложат все усилия, чтобы я не выдержал и сорвался («у бесов по мне план горит», вот и мутят воду, и если я сорвусь, ребятам я тогда трезвый глаза не мозолю, о них самих не напоминаю»). Ну и что? Есть люди, которые меня поймут. Кроме того, мне вовсе не обязательно нравиться всем, как денежка. Если я понимаю, что поступаю правильно, я могу так поступать, не уго­варивая всех кругом простить меня за это.

Границы — это только один из примеров того, как наркоман или алкоголик признает перед людьми факт своего бессилия перед зави­симостью. Отказ от первого употребления — второй пример. Ано­нимные Алкоголики говорят, что есть один самый надежный способ не напиться — не выпить первого глотка. Нечасто бывает, чтобы нас связывали и зондом заливали в горло спиртное. Обычно мы сами на­чинаем пить... И вот, можно не начинать. Для этого есть много средств, но когда (или если) в конечном счете, ни одно из них не сра­ботает, и все равно будет тяга, можно просто не употреблять только сегодня. Я не знаю, что будет завтра, я не собираюсь зарекаться на всю жизнь. Единственное, что в моих силах — сегодня остаться трез­вым. Если это очень трудно, можно разбить день по часам. Только в этот час я не выпью — а дальше посмотрим. Потом наступает дру­гой, потом следующий час... Хитрость в том, что у выздоравливаю­щего человека тяга развивается волнообразно, и достаточно какое-то время просто перетерпеть. Тяга схлынет, уже не нужно будет тер­петь, можно жить. Это не работает, если человек просто терпит, а не выздоравливает, тогда тяга его вымотает так, что рано или поздно он не выдержит. А у выздоравливающего человека это отличный при­ем, который сохранил трезвость и жизнь многим людям.

Но вспомните: мы только говорим о признании, а в оригинале формулы Первого шага звучит слово «приняли». Как принявший сына мужчина теперь сделал его частью своей жизни, так приняв­ший свое бессилие наркоман живет с этим совсем по-другому, спо­койно и радостно. Дело уже не столько в том, что у него есть грани­цы, отказ от первого употребления, осознание причины его преж­них злоключений. Дело, прежде всего в том, что выздоровление ста­новится естественной частью его жизни: посещение собраний Ано­нимных Наркоманов становится естественным делом, вовсе не тя­гостным «отбыванием повинности», а нормальной частью жизни, как умывание, еда, молитва, работа. Естественная осторожность уже не имеет характер запрета (границы), а стоит на уровне «не со­вать два пальца в розетку» — мы же не напоминаем себе об этом каждый день, просто так естественно живем, электричество требу­ет осторожности. Проявления своего бессилия в трезвой жизни (сны о наркотиках, особенное внимание к определенным темам но­востей, наличие хронического гепатита С, раздражительность и да­же тяга в определенных ситуациях) не вызывают у него паники и отчаяния, а становятся нормальным делом, задачей, которую мож­но и нужно решать. Не безрассудство, не равнодушное отношение к теме, но наоборот, трезвый взгляд на свою жизнь и необходимое присутствие в жизни темы выздоровления — признаки такого при­нятия. Как усыновивший своего ребенка мужчина находит в этом много радости и смысла, о котором он раньше и не догадывался, так и принявший свое бессилие перед зависимостью наркоман или ал­коголик открывает благодаря этому принятию глубины, о которых он и не подозревал.

Второй шаг. Убедиться в том, что прежний путь тупиковый, не­обходимо для того, чтобы искать путь другой. Другой путь лежит в осознании простого факта, что выход — есть. Это значит, что его можно искать, и любой другой путь — уже путь. То, что человек не находил его до сих пор, не означает безнадежности. Обычно гово­рят, что помогает опыт тех, кто идет на этом пути на шаг впереди тебя, и видно, что у них жизнь улучшается — может быть, и у ме­ня что-то получится? Конечно, пример выздоравливающих людей вдохновляет. Но, мне кажется, это не единственная причина. Па­циент начинает надеяться, что этот иной выход есть именно для него, и не очень похоже, чтобы он так легко переносил на себя чу­жой опыт. Во всяком случае, когда мама говорила ему про Васю из соседнего подъезда, который перестал «колоться» и начал новую жизнь, это не помогало: Васина жизнь была критически невоз­можна для самого пациента. А тут происходит нечто иное: уже сей­час, в кругу он начинает видеть некоторые признаки улучшения.

Например, когда он сказал, что под личиной «своего парня» у не­го, может, и нет никого, что он не знает толком, кто он (читай: «Ме­ня можно видеть? Есть ли моя личность вообще? Можно ли меня лю­бить?») — ему ответили спокойным принятием. Никто не стал жа­леть, уговаривать и убеждать — просто встали рядом, и он понял, что сейчас, уже сейчас его видят и рядом стоят: значит, он — личность. Это оказалось больно и страшно, он потом несколько дней проверял, не бросили ли его все-таки. Но вот уже стал дышать и жить в нем тот подлинный характер, который уже он сам видит как личность.

Сейчас, в своей собственной жизни человек обнаружил правиль­ность формулы Второго шага: «Мы пришли к убеждению, что Си­ла, более могущественная, чем наша собственная, может вернуть нам здравомыслие».

Оказывается, что этот иной путь сегодня, сейчас реализуется в его жизни в кругу, и это уже не просто надежда на выздоровление: мол, есть выход, ко мне может вернуться здоровая жизнь, — но на­чало выздоровления прямо здесь. Теперь уже с этого пути его может сбить только срыв, сам он с него не захочет уйти. Человек начинает размышлять о том, откуда взялся этот новый путь в его жизни. Ока­залось, что есть Сила, более могучая, чем он сам, (хотя сам он так старался! — а не получилось...) которая возвращает ему здоровую жизнь. Или «здравомыслие», как говорят в группе: они верят, что от здоровых мыслей происходят здоровые поступки и, соответ­ственно, здоровая жизнь в целом. В английском оригинале так и звучит: sanity, т.е. «здоровье». Жаль только, что в русском перево­де этого слова звучит медицинский оттенок: здоровье мы обычно понимаем, прежде всего, как телесное. Поэтому более правильно бы­ло бы перевести « вернуть здоровую жизнь», но именно к этому при­ходит в логике размышлений выздоравливающий по «шагам» ал­коголик или наркоман. Что же это за Сила, возвращающая здоро­вую жизнь? Эта Сила, конечно, из его опыта — процесс с теми людь­ми, в котором он оказался в выздоровлении. Формулируя помощь, которая позволила ему найти «дверь» рядом со «стенкой», которую он столько времени безуспешно пытался пробить, он формулирует свой опыт взаимодействия с Силой. Оказывается, что это только на­чало, и помощь продолжает действовать в его жизни.

Во-первых, вероятно, это консультант, личный контакт с кото­рым, принятие друг друга и доверие позволили ему войти в круг. Этот контакт сохраняется во все время терапии, укрепляется и как бы прорастает в более глубокие слои жизни, так что консуль­тант перестает восприниматься как некое чудо в ужасе обыкно­венных дней действующего наркомана, а становится другом и партнером в этой жизни, а она уже перестает хотя бы от этого быть столь ужасной. Пропадает одиночество и возникает доверие и по­нимание, раздвигающее горизонт жизни от стены, в которую уперся лбом, до приемлемых размеров.

Если это консультант, то контакт этот особенный. Подробнее этому сто­ит посвятить отдельную главу в другой книжке, но скажем в двух сло­вах, а остальному придется пока поверить. Консультант служит пациен­ту, но не наоборот. Поэтому все, что происходит в этом контакте, имеет одностороннюю направленность. Нередко пациент пытается сделать этот процесс взаимным, чувствуя, что это упрочнит дружбу, что, конеч­но, правильно, но невозможно без потерь для пациента. Профессиональ­ная позиция консультанта заставляет его избегать взаимности в отноше­ниях, сдерживая пациента в его стремлении «отплатить дружбой», и тогда это вознаграждается во много раз больше тем, что пациент выздо­равливает, а именно это и есть высшая цель консультанта.

Если же отношения не профессиональны — например, друг на собраниях Анонимные Алкоголики, или даже т.н. «спонсор», т.е. человек из Сооб­щества АА или НА, который бескорыстно делится своим опытом выздо­ровления с менее опытным собратом, — тогда контакт может быть и впол­не взаимным. Иногда к этому приходят и консультанты с пациентами, но тогда уже вне рамки своих профессиональных отношений, т.е. спустя го­да два после окончания формального курса реабилитации в центре.

Благодаря этому контакту с одним человеком — консультантом или просто другом — как с посредником, пациент может войти в группу. Он тогда вовсе не передает кругу функцию консультанта, но качественно ее расширяет. Круг, состоящий уже из 8-10 чело­век (вряд ли больше), становится для пациента такой мощной си­лой, изменяющей его жизнь, что основная реабилитация соверша­ется именно здесь. Именно в кругу выздоравливающих одновре­менно с ним людей пациент находит недостающие ему в жизни открытость, доверие, готовность к изменениям, надежду. Если ал­коголик или наркоман выздоравливает не в реабилитационном центре, то таким малым кругом становится неформальный круг более близких приятелей в сообществе АА или НА, и там воспроиз­водится в некоторой степени та же система отношений помощи.

Но замкнутость на малом круге еще не дает нашему пациенту достаточно средств для выздоровления. В какой-то момент он на­ходит для себя сообщества Анонимных Алкоголиков или Аноним­ных Наркоманов как необходимый ресурс. Дело здесь не только в том, что опыт, передаваемый на этих собраниях, гораздо шире, разнообразнее и глубже, чем опыт малого круга. Конечно, ведь и людей больше, и разные они, и срок выздоровления уже значи­тельно отличается от 1-3 месяцев малого круга. Но, мне кажется, есть еще один очень важный фактор, вновь качественно меняю­щий глубину выздоровления. Принадлежность к движению выз­доравливающих людей создает некую абстрактную общность, соз­дающую дистанцию к опыту людей, достаточную для того, чтобы этот опыт мог быть усвоен нашим пациентом.

Посмотрим это на таком примере. Многие мои пациенты имели неудачный — чтобы не сказать травматический — опыт религиоз­ной жизни. Церковь их выталкивала в лице служителей или «ста­рушек», которым не «подходили» эти грешники («Плохо, очень плохо. Молиться вам надо, молодой человек. И немедленно оста­вить эти ваши занятия наркотиками. Надо решительно отказаться от греха!»— как будто наркотики хуже осуждения, в котором каем­ся ежедневно...). Или просто они сами говорили себе эти же слова, и не могли войти в храм, «такие грязные». А может, как Марию Еги­петскую, что-то гнало их от святыни, и это что-то — отсутствие по­каяния. Но, так или иначе — они поняли, что помощь Божья — не для них. Увидев людей в малом кругу, они поняли, что другим по­хожим на них, тоже наркоманам, помощь Божья есть. Но вот сле­дующий шаг — перенести этот опыт на себя — они все же не могут. Потому что Бог помог Саше и Маше, но я же не Саша и не Маша, а наоборот, Дима. Я внутри себя знаю, что я — другой. Но когда на собраниях Анонимных Наркоманов, в книгах обоих сообществ они видят, что Бог помогает наркоманам, это уже просто: наркоманам, а я вот как раз наркоман Дима. Множественность и потому обезличенность опыта помогает его принять без излишней критики, помо­гает пробовать — и тут он обнаруживает, что у него получается об­ращаться за помощью к Богу. Теперь это уже его личный опыт, ко­торый невозможно забыть и приходится развивать.

Обычно говорят, что переносится на себя именно личный опыт человека, сидящего напротив. Абстрактный опыт перенести невоз­можно. Это верно, если человек напротив «вещает» нечто «вооб­ще», отсюда и правило: «говори о себе и от себя». Но если не чело­век, а сообщество в целом, как очень большая группа людей, зани­мающихся выздоровлением вот уже 70 лет, обезличивает этот опыт (подумайте, не в этом ли главный смысл анонимности сообществ!), тогда он может быть перенесен на себя уже гораздо проще. Есть ана­логия в медицине, где в практике пересадки некоторых тканей от одного организма к другому (клетки костной ткани, поджелудоч­ной железы), существуют специальные методы обработки этих тка­ней, которые лишают их индивидуальности, что и помогает орга­низму принять чужие для него клетки донора без отторжения.

Эти три последовательных примера того, как человек видит Си­лу, более могущественную, чем он сам, которая возвращает его к здоровой жизни, показывают, что это понятие расширяется по ме­ре того, как человек продолжает выздоравливать. Но слово Сила неспроста написано с большой буквы: уходя от личности и вполне диалектически возвращаясь к Личности на ином уровне, человек начинает замечать присутствие Бога-Личности в своей жизни по следам этого Присутствия. Обычно это называют чудом (есть даже такое обещание в сообществе: «жди чуда!»), но все же это просто следы Присутствия без нарушения обычного хода вещей. Чело­век, (уже не хочется писать «пациент»), придя на собрание АА с проблемой, не решился высказать ее вслух — и услышал решение ее в высказывании другого участника собрания, как будто специ­ально для него предназначенное. Друг позвонил ему именно в тот момент, когда он уже решил, что пойдет пить, потому что никому не нужен — и развеял морок зависимости. Человек рядом предло­жил помощь, когда казалось, что помочь уже нельзя. И все эти со­бытия оказываются удивительно координированы, как будто не­видимая палочка дирижера давала знак этим людям точно вовре­мя. Удивляясь и боясь назвать Личность Его именем, человек за­мечает Бога в своей жизни.

Вновь вернувшись к английскому оригиналу формулы шагов, мы заметим здесь вновь смысловой нюанс, потерянный в переводе. В оригинале звучит came to believe, т.е. поверили. «Убедиться» как в русском тексте — это скорее «подойти и пощупать», увидеть фак­ты. Вера же — это «осуществление ожидаемого, уверенность в не­видимом»³⁹. Это то, что уже состоялось в моей жизни, в чем я уве­рен, хотя и не вижу, спокойной и твердой уверенностью живет мой ум. И я на это очень надеялась, всю жизнь надеялась, хотя и наде­яться-то по совести было глупо, а я все равно надеялась... а теперь уверена, точно так. Есть Сила, более могущественная, чем мы, ко­торая может вернуть нам здоровую жизнь. И вот, я пришла к этой вере, поверила. Это очень крупно, но и как было не поверить, если Сила Сама показала Себя в моей собственной жизни?

Может быть, человек и не прошел всего пути, прослеженного сейчас в этой главе: отдельный человек — малая группа — сообще­ство — Личность. Пусть он только идет по нему, но Второй шаг уже в нем работает: некая Сила, ему еще неведомая, возвращает ему здоровую жизнь прямо сейчас. Это надежда, которую нельзя поте­рять. Это опыт, к которому можно возвращаться в разных жизнен­ных ситуациях, даже и не в связи с зависимостью, как вы понимаете. Если у тебя работает Второй шаг, теперь ты не пропадешь. Только бы он работал — а для этого тебе надо работать по нему.

Третий шаг.

Трепетный опыт Встречи невозможно в полноте передать даже и на собраниях, поскольку это интимная область духовного опыта. Но именно этому внутреннему пониманию Бога и адресован следующий шаг программы «12 шагов», утверждающий доверие Богу. Если Он так близок мне, что видит меня в моей внутренней боли, я могу дове­рить Ему свою жизнь. «Приняли решение поручить свою волю и жизнь Богу, как мы Его понимали» — вот формула Третьего шага.

Поручить можно, конечно, не консультанту, не группе, не опы­ту сообщества АА в целом — а Тому, Кто так близко от меня, что может взять мою жизнь, если я Ему ее передам. Было бы совер­шенно ужасно, если бы от меня потребовали бы подчинения неко­му гуру-консультанту, или политбюро — малой группе, или пар­тии-сообществу. Верить можно, как мы знаем, только в «вещи не­видимые». Все в душе противится поклонению идолам, из каких бы замечательных людей я их не «лепила». Но стоит только сде­лать из них идола — и все хорошее кончается, а начинается дрему­чий лес самообманов и гордыни. Третий шаг, поэтому неизменно требует от нас формулирования объекта веры.

Сделаем некое отступление. Вера у людей была всегда. Нет ни одного исторического народа, который бы не имел веры — разная, но она была. Верили и мы всю свою жизнь, кто в коммунизм — светлое будущее (вполне невидимая вещь), кто в добро и справед­ливость, кто в любовь, кто в удачу и счастливую звезду с судьбой, кто в себя.... И в последнем мы проиграли. Может быть, все по той же скучно-простой причине: идола нельзя делать и из себя тоже. Но и в невидимые вещи вера не равноценна. Скажем, верит чело­век в справедливость. Кричит об этом на всех углах, мол, справед­ливости хочу. Посмотришь повнимательнее, а он хочет справед­ливости как-то однобоко, чтобы при этом ему было хорошо. А хо­чешь, справедливо, но наоборот? Вот по справедливости, ты, нар­коман, должен сидеть в тюрьме, такие у нас законы. «Пройдем­те»? Ладно, законы плохие, так может ты посчитаешь, сколько денег ты отнял у родителей и остальных людей и пойдешь их зара­батывать и отдавать? Как это — невозможно, а где же справедли­вость? А как насчет того, чтобы твои дети стали наркоманами в уплату за то, что ты своим родителям сделал, теперь «покушай» сам? Ну, или хотя бы чтобы наркоманы «очистили» твою кварти­ру? Не нравится? Не получается что-то у тебя верить в справедли­вость... Или в любовь верит человек до самозабвения, и если какая «новая» понравилась, тут же бросает предыдущую «партнершу» (так это там называется), и устремляется за новой «любовью». А как же любовь той, кого ты бросил? Выходит, ты веришь только в свою любовь? Ну, это по-другому называется: ты веришь в свое удовольствие, ты просто нормальный эгоист, вот и все. Очень трудно нам верить в такие «невидимые вещи»...

И все же в каком-то смысле каждый из них прав. Хочется свет­лого будущего, да для всего человечества. Ради любви мы готовы многим жертвовать. К справедливости тоже стремимся. И добро, в конечном счете, действительно победит зло, но только не так, как сейчас хочется. Все это частичные правды, ракурсы, отблески иной Правды, которая все же абсолютна. Ведь что удивительно, каждый из них верит в эту абсолютную Правду, но называет ее по-своему, приписывая Всей Ей видимый ему аспект, ракурс. Не эту ли Правду некоторые из нас искали, когда начинали употреблять свои вещества? Заблудились мы, конечно, до невозможности, но потребность искать Правду осталась. Вот к этой потребности и об­ращен Третий шаг программы.

Это не абстрактный поиск объекта веры. Нам, простите, иначе не выжить. Нам нужно не ошибиться в этот раз, потому что для кого-то вера вещь абстрактная, а нас она сейчас спасает в виде не­кой Силы, и нам нужно научиться теперь уже самим опираться на Нее, обращаться к ней, искать и находить помощь. Не ждать, ког­да эта какая-то Сила меня спасет, когда мне плохо, а быть с Ней в контакте, в сотрудничестве в моем выздоровлении. Это очень конкретно: надо понять, во что же, в Кого я верю, и научиться вза­имодействию с Ним.

Третий шаг не означает, что я отказываюсь от своей жизни, уже поручив ее Богу. Это святость, и в нашем положении далеко до нее, не будем обольщаться. Но Он может так быть со мной, участ­вовать в моей жизни, как я это видела, — теперь так может быть всегда, если я свою жизнь буду соизмерять с Его присутствием. Это просто: вот ты веришь в Бога, каким ты Его видишь в своей жизни, Его Присутствие было показано тебе в твоей жизни, ты это понял и вновь принял в свою жизнь. Разве ты при Нем сможешь радоваться победе над другим человеком, наорав на него и увидев его страх? Разве сможешь пройти мимо того же друга в депрес­сии? А когда увидишь, какой сегодня закат, может быть, огля­нешься внутри себя на Него?

Несколько необходимых замечаний. Осознание своего выздо­ровления, уже происходящего сейчас с помощью более могущест­венной Силы, как опыта Встречи и Присутствия этой Силы в моей жизни здесь и сейчас, и, наконец, способность разглядеть: что же это за Сила, что я сейчас вижу в своей жизни — все это вовсе не оз­начает какого-то таинственного (ах!) «очень духовного» опыта. Упаси Боже от этого обольщения себя самого. Когда в группе кто-то начинает богословствовать, возведя глаза к небесам, обычно и у группы, и на худой конец, у консультанта хватает жесткого чувства юмора, чтобы унять новоявленного «пророка». Есть фак­ты, изволь их придерживаться. Вот, скажем, закат, хорошо. Ты почувствовал, что есть Создатель. А как это связано с тобой сейчас, что в твоей жизни сейчас меняется от того, что Создатель есть в твоей жизни? Вы вместе смотрите на этот закат? Он показал этот закат сейчас тебе? Если человек может это все внятно объяснить, он перестанет болтать. Если не может — можно услышать реакцию круга, и там найдется ответ... который станет ответом здравомыс­лия для «пророка».

С другой стороны, Третий шаг не означает и формулирования своей религиозной принадлежности, церковности. Программа «12 шагов» предназначена для всех людей, в том числе и не готовых сейчас — или когда-либо — прийти в какую-то религиозную кон­фессию. Это очень личный опыт Встречи, и только. Церковный путь, если он возникнет, совершится вне работы по программе, и будет вполне личным делом выздоравливающего человека. Выска­зывания на собраниях, в которых звучит гордость «я — православ­ный» или «я — буддист» есть только гордость перед другими выздо­равливающими людьми, отделяющая от них и вносящая смуту⁴⁰. Поэтому на собраниях АА и НА запрещена проповедь. Для испове­дания своей веры есть другие места, где люди будут слушать имен­но исповедание твоей веры, а здесь они для выздоровления, и любая проповедь неуместна. Это важно еще и потому, что выздоравливаю­щие алкоголики и наркоманы — народ уязвимый, мы готовы пой­ти за каждым, лишь бы было похоже на выздоровление... Нельзя использовать слабость человека для того, чтобы завлечь его в Церковь. Пусть он сам в слабости своей придет в нее — он будет при­нят, а проповедь, преподносимая под соусом выздоровления, явля­ется духовным насилием. Этим грешат многие церковные реабили­тационные центры. Программа «12 шагов» этим не грешит, и по­тому не является ни церковью, ни сектой. А поэтому совместна со свободным духовным поиском человека. Что для меня, православ­ного человека, критически важно: иначе бы православным приш­лось выбирать между АА и Церковью, и это было бы катастрофой.

Иногда думают, что когда в реабилитацию приходит верующий человек, ему проще, потому что он знает Бога, и ему не надо искать, «как он Его понимает». Это, конечно, ошибка. Мне приходи­лось много раз слышать пустые, скучные односложные ответы на вопросы по Третьему шагу в форме анкеты советских времен: не был, не состоял, не участвовал, всей душой «за»... За время упот­ребления вера алкоголика или наркомана бывает так выхолоще­на, замучена, полна отчаяния и неверия, тщательно от себя само­го скрываемого, что тут еще надо «место расчистить», в том смыс­ле, чтобы убрать заученные фразы, вновь и вновь возвращая чело­века к разбору того, как он сам это конкретно видит в своей жиз­ни, и что эта фраза означает для него сейчас — и опять напоми­нать, что в соответствии с Евангелием, последним пророком, по словам Христа, был Иоанн Креститель, а наш пациент на него не очень похож. Не самозванец ли?

Смысл работы по Третьему шагу сводится к тому, чтобы понять, в Кого веришь, и как эта вера сейчас действует в твоей жизни в выз­доровлении. К тому есть конкретные факты и дела самого человека, соответствующие его вере — или нет. Надо понять, как человек хо­чет теперь жить, и принять вновь это решение в свою жизнь. Это вовсе не значит, что теперь он будет жить праведно — тогда бы Программа на этом закончилась. В том-то и дело, что принятое ре­шение очень трудно осуществить, и для того служат следующие ша­ги, но это уже будет позже, в период продолжения реабилитации, Четвертый шаг требует большей зрелости в выздоровлении.

Решению поручить свою волю и жизнь Богу, как я Его понимаю, противостоит мое желание действовать самостоятельно без оглядки на кого бы то ни было, делать то, что я хочу, т.е. по своей воле. В за­даниях рассматриваются многие примеры того, как можно посту­пать «по воле Бога» или наоборот, своевольно, и заодно возникает вопрос: а как можно знать вообще волю Бога? Ответ приходит в прос­тых примерах. Материи это столь высокие, что их скорее можно про­иллюстрировать, чем аналитически строго изложить. Мы же не бо­гословы, мы консультанты-практики, помилуйте, давайте попроще. Вот пример: сидит в кругу наркоман Паша с тремя неделями трезвости, едва начинает приходить в себя. Рассказывает свою проблему: «У меня есть сын шести лет, вот уже два года сын живет у тещи, потому что жена пошла на работу. Теща не дает с ним ви­деться, а я имею право!». Итак, проблема неразрешима в корне: те­ща злая, но на нее же не в суд подавать, жена тоже злая, наплевав на сына, пошла искать работу, я ей говорил: сиди дома, ничего бы не случилось, а жена не слушается. Другими людьми нам управ­лять не удается, нашему герою остается только пропадать. Но если «включить» Третий шаг, может быть, проблема и найдет свое реше­ние. Возникает простой вопрос: а в чем воля Божья в этом случае?

Видеться с сыном. Кому? Наркоману с тремя неделями трезвости, который с трудом сидит в очень благоприятной для него обстанов­ке? Ты уверен, что ты нужен сыну? Нет, сын нужен тебе! Вот это по­хоже на правду, значит, ты это делаешь не ради сына, а ради себя, чтобы себя утешить и согреть? Конечно, здесь ты тоже прав, тебе нужно тепло и любовь. Но посмотри, не похоже ли на своеволие: хо­чу увидеть сына, и, не смотря ни на что, хочу, а мне не дают! Тогда эта теща, как ни странно для тебя звучит, исполняет волю Божью: следила за твоим малышом, пока ты «кололся», следит и теперь, когда ты выздоравливаешь. И бережет нервы и покой сына, кото­рый сейчас увидит тебя — испугается. Похоже, что ты сейчас не ну­жен своему сыну... А вообще-то, конечно нужен. Выздоравливаю­щий. Выходит, ты сейчас работаешь именно на свое желание уви­деться с сыном — выздоравливаешь. А можешь ты надеяться, что если ты будешь выздоравливать, наступит такой день, что тебе раз­решат с ним видеться, и это будет в воле Божьей? То, что сейчас не­разрешимо для тебя, станет возможно в воле Божьей? Да... А ты знаешь, когда это наступит? Нет... А довериться можешь, что как только будет хорошо ему и тебе — смотри, вам обоим! — так сразу и будет случай вам встретиться? Может быть, это и есть решение?

Важное замечание: Третий шаг не отменяет факта бессилия пе­ред зависимостью. Она остается на всю жизнь. Но вытекающая из бессилия неуправляемость перестает «вытекать»: Бог, как я Его понимаю, берет на Себя осуществление того, что мне так критичес­ки нужно, и неуправляемость, разрушающая мою жизнь, не наступает. Поэтому по-прежнему очень важно видеть бессилие в своей жизни и вовремя отдавать проблемы Тому, Кто может их ре­шить, чтобы не было неуправляемости.

В Третьем шаге до человека доходит простая истина: если Бог волен так выстроить события вокруг человека, что они служат ему в беде, то, если он не сумасшедший эгоцентрик, он поймет, что как ему служили, так и он служит! А это означает, что Бог уже и так участвует в его жизни, но можно быть с Ним заодно в Его делах добра, а можно идти против Его воли, и кто тогда победит? И так ли я буду рад победе своеволия? И, похоже, это со мной уже было?

Это все очень сложные вещи, которые переворачивают всю жизнь человека. И, конечно, это до конца не происходит в первые три месяца его трезвой жизни. Но представление о том, что именно про это и говорят люди, которые выздоравливают, формируется к концу основного выздоровления. Иначе трезвость будет мучитель­ной борьбой с самим собой и неизбежно закончится победой зави­симости. Как сказал мне один пациент: «Я решил не пить, и дер­жался, а потом как-то себе позволил... Не должен был позволять. Опять скрепился и держусь. И почему-то опять позволил...» Ему даже не приходит в голову, что это не в его власти — решать или позволять. Вместо того, чтобы терпеть и с неизбежностью, вынуж­денностью вновь начинать пить, ему бы догадаться, что все решено за него: ему болезнь положила пить, и он не властен в этом реше­нии. А выход в том, чтобы найти Того, Кто решит это за болезнь и за него, а болезнь капитулирует. Вот и пошел он на собрания АА, да каждый день. Как-нибудь Бог там донесет до него Свое решение. Потому что собрания АА — это одно из тех проверенных мест, где Бог помогает алкоголикам. Там он встретит тех, кто в своей трез­вости совсем по-другому живет.

Как замечательно сказал один наш выздоравливающий нарко­ман: «Моя трезвость определяется моей верой. А моя вера состоит из трех частей: веры в себя, веры в людей и веры в Бога. Когда стра­дает хотя бы одна из них, хотя бы одна недостаточна — я могу сор­ваться. Поэтому я буду укреплять свою веру практикой».

Понятно, что это только начало выздоровления. Но качество жизни в это время кардинально отличается от того, что было в пос­ледние 7-10 лет жизни наших пациентов. Если они ошибутся (а ошибки и срывы бывают, конечно, о них чуть дальше), они не за­будут этот опыт и будут, как минимум скучать по нему. И, если хва­тает сил, будут возвращаться. Силы же можно искать все в тех же отношениях доверия и поддержки, которые складываются в основ­ной реабилитации. Итак, у наших пациентов появляются реаль­ные шансы выздоравливать.

Поддерживающая реабилитация.

Завершение первого этапа выздоровления: обретение устойчивой трезвости, принятие своего бессилия перед зависимостью, обраще­ние за помощью и принятие ее в свою жизнь — недостаточны для стабильного выздоровления. Во-первых, решение обратиться за по­мощью принято и начало осуществляться, но решение — это еще не результат. От решения работать деньги в кармане не появляются, надо еще потрудиться. Дело в том, что когда наш выздоравливаю­щий алкоголик или наркоман соберется осуществить свое решение, у него ничего не получится. Например, в нашем примере с Пашей, который хотел видеться с сыном, было найдено предварительное ре­шение выздоравливать и довериться Богу, что как только это будет хорошо для него с сыном, Бог найдет для них способ видеться. Но прошло два дня, и решение рухнуло. «Хочется же, разве не понят­но? И почему я должен ждать? Я имею право! А теща, она же ника­ких прав не имеет, она вообще всю жизнь мне исковеркала...» — и далее «со всеми остановками» на том, что Паше мешает все-таки осу­ществить свой Третий шаг в этой истории. Мешает осуждение дру­гих, а свои недостатки преуменьшаются; мешает раздутое самолю­бие «имеющего право», но не имеющего обязанностей и ответствен­ности человека; мешает простой эгоизм: «хочу, и чтобы было немед­ленно». Характер Паши, замученный наркоманией, выработан­ный для того, чтобы употреблять наркотики, никуда не делся от его решения! Вся жизнь была подстроена под задавленную со­весть, отстаивание того, что хочется, гордость перед другими и нече­стность с самим собой. Он не просто забыл, что он сыну может нанес­ти ущерб собой сейчас — он вытеснил это из памяти, потому что это мешает осуществлению его желания. Если я стану напоминать ему то, что он попробовал забыть, увещевать его, взывая к совести — мы не договоримся, мы не встретимся с ним в диалоге. Мне надо пойти туда, где он сейчас: хочу сына! Это ведь хорошее желание, его мож­но поддержать! Но если Паша будет только стоять на этом, его жела­ние не осуществится. Можно показать, что Третий шаг — выздоров­ление и доверие Богу, а значит, доверие во всем, и в том, что есть Божья воля в отношении Паши: давай поговорим о всех этих чертах характера, они же не Божьи? Тебе нравится, когда другие люди так себя ведут? Разве ты можешь частично согласиться с Богом, а в ос­тальном жить так же как раньше? Итак, Пашин характер не дает ему осуществить им задуманное, очень желанное — и отсюда выте­кает Четвертый шаг: «Глубоко и бесстрашно исследовали себя и свою жизнь с нравственной точки зрения».

В последовательности шагов есть глубокая логика, и не удается жить только по первым трем — во всяком случае, жить так, как ты действительно хочешь. Пашин пример показывает это с нагляд­ностью, но у каждого из нас есть множество подобных иллюстра­ций необходимости продолжения работы по шагам. Работе по всем двенадцати шагам посвящена вторая книжка этой серии, поэтому я остановлюсь только очень кратко на том, что предстоит далее.

Переходя к Четвертому шагу, человек берется за серьезную ра­боту: он достает отдельную тетрадь и начинает писать большое ис­следование своего характера и к чему это привело в его жизни. Для этого есть разные методические материалы, удачные и не очень, помогающие человеку разобраться в себе. Очень важно, чтобы это не было легким перечислением, «списком», всех известных грехов с примерами. Другая тяжелая ошибка, которую, к сожалению, часто допускают, сводится к смакованию, подробнейшему пере­числению всех гадостей, совершенных в жизни, так что вместо по­каяния происходит упражнение в мазохизме или даже возвращение в помыслах к прежним грехам. В нравственном исследовании себя требуется сделать следующее:

Во-первых, нужно выяснить, что хорошего во мне, и как это проявляется. Это делается, конечно, не для того, чтобы уравнове­сить недостатки. Это абсолютно необходимое условие последующе­го рассмотрения «негатива», и вот почему. Мне нужно убедиться в том, что я хороший человек, а я в этом совершенно не уверена. Слишком многие люди, и я сама беспощадно обвиняли меня в жиз­ни — и слишком мало и неискренне хвалили. Пришло время, на­конец, понять, что же во мне хорошего. Потому что если я в основе хороший человек, можно очищать себя от грязи, которая на меня налипла. Есть смысл стараться⁴¹. Если же я вся — грязь, то не на что надеяться, и работа покаяния бессмысленна. У митрополита Сурожского Антония есть очень глубокое сравнение кающегося че­ловека с иконой, поврежденной и даже частично утратившей кра­сочный слой, но все же иконой. А потому невозможно выкинуть ее, надо расчищать осторожно, не вредя самой иконе, освобождая ее от наслоений, плача над ней, поруганной и замученной, и когда добе­ремся до утраченных фрагментов, по уже найденному, расчищен­ному можно будет дописывать утраченное⁴². Поэтому в покаянии человеку совершенно необходимо начать с хорошего. Совершенно понятно, что гордиться тут нечем: у нас всех были учителя, и тут замечательный повод вспомнить о них с благодарностью. И еще есть один аспект: то хорошее, что было в тебе заложено этими людьми, или как-то ты, может быть, нашел сам — что ты с ним сде­лал? Вырастил и собрал плоды — или заглушил и затоптал? А жи­во ли оно еще? Тут много непростых вопросов к самому себе.

Второй вопрос: что плохого во мне, почему я думаю, что это пло­хо и как оно мне и другим мешает? Можно пойти рассмотрением обычного списка грехов, взятого в книжечках «в помощь кающим­ся» или методичках по написанию Четвертого шага. Но в каждом случае нужно понять, почему это важно для меня?

Текст этого исследования никто не должен видеть и никому его не следует читать. Это одно из самых интимных дел в жизни чело­века, и другим там нечего делать. Пишут подробно и примеры, на­конец-то выпуская на свет всю ту грязь, которую десятилетиями старались «затолкать под диван», а она частично не помещалась, и с ней приходилось просто жить явно, другая же норовила вылезти в самый неподходящий момент. Четвертый шаг так образно и на­зывают: «уборка в своем доме».

По завершении этой работы, ее нужно преобразовать так, чтобы разглядеть за множеством примеров и событий некие закономер­ности. Поняв их (и, возможно, тоже как-то написав все это), чело­век ищет другого человека, которому бы эти закономерности было можно рассказать и услышать обратную связь.

Пятый шаг звучит так: «Признали перед Богом, собой и дру­гим человеком истинную природу наших заблуждений». Важные моменты: не требуется «душевного стриптиза» с рассказом всех подробностей наших «подвигов», требуется рассказать природу своих недостатков, возможно, иллюстрируя их, но не вдаваясь в подробности. Например, нет смысла вспоминать все, или даже са­мые ужасные, примеры своей лжи. Но стоит поговорить о лживос­ти, как явлении в моей жизни: зачем она мне, что она во мне кор­мит, как она меня мучает последствиями. Кроме того, речь идет именно о заблуждении, о промахе, но не о порочности или урод­стве. Заблудившись в лесу, можно из него выйти, ошибки можно исправлять. Для выполнения Пятого шага человек выбирает того, кому он будет рассказывать о природе своих ошибок, по определен­ным рекомендациям с целью не нанести никому вреда. Если же этот человек тебя примет такого, как ты есть, с твоими недостатка­ми, а не маской благополучия, то возникает совсем другая жизнь.

Это работа покаяния. Покаяние состоит вовсе не в том, чтобы поплакать о том, что ты сделал не так. Покаяние — это серьезная работа, состоящая в следующем:

Осознание того, что мой поступок — плохой. Именно конк­ретный поступок, за который стыдно. И именно негативная оценка, без «а с другой стороны...»

Я не хочу так больше поступать. Несмотря на трудности ино­го решения, я отказываюсь от повторения таких поступков. Бо­лее того, я не хочу, чтобы моя дальнейшая жизнь исходила как из пункта отправления поезда из этого поступка. Я согласна принять его последствия (например, просить прощения, терпеть возмущение других без ответной атаки), но не согласна быть «лжецом», «подлецом», «блудной» и пр.

У меня ничего не получается. Потому что я пробовала много раз, и почему-то вновь возвращалась к прежнему способу вести себя (бессилие и неуправляемость — помните?).

Помоги, Господи! Я сама не могу, но я уже научилась, что ес­ли просить то, что воле Твоей — Ты даешь. Вот, прошу: помо­ги, не справляюсь!