Это твоя жизнь. Единственная жизнь. И только ты выбираешь, как её проживёшь.

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 5
Оценка:
0.00 из 5.00 — оценок
Скачиваний: 0

Я засовываю руку в карман штанов и достаю свой телефон.

Глава 10

 

Мэдисон

 

Честно говоря, я не ожидала что-то снова услышать от Бена. После того, как мы странно расстались в пятницу, я вроде как ожидала от него, что он отменит свое волонтерство в библиотеке и будет избегать меня любой ценой. Мое письмо было способом закинуть мяч на его площадку. Собираемся ли мы держаться друг от друга подальше? Притворимся, что не знаем друг друга? Или план «Испортить меня» все ещё в силе?

Итак, вы можете себе представить моё удивление, когда первым делом с утра всплыло его сообщение на мой телефон. «Привет, это Бен. Я только получил твоё письмо. Субботнее утро в силе». Это было странно, захватывающе и чудесно, я быстро ответила, потому что была очень взволнована, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что должна была подождать и вести себя спокойно.

Его сообщение было немного односложным, бесстрастным. Одного ответа от меня было бы достаточно, но нет, мне пришлось позволить своим пальцам летать и отправить полдюжины бессвязных сообщений, прежде чем наконец-то сработал здравый смысл, и я чуть не швырнула свой телефон в стену. То, что я перечитала нашу переписку, только усугубило ситуацию. Ни одно из моих сообщений не имело смысла. Я спросила его о своём тоне?! И нужен ли ему мой рабочий номер?!

Он, скорее всего, переписывается с настоящими супермоделями, а я не смогла придумать ни одной остроумной фразы или шутки с подтекстом? Мне очень стыдно.

Моё решение заключается в том, чтобы вообще перестать писать ему и спрятать свой телефон в ящик стола. Ну, вроде того.

Схема выглядит так: я убираю несколько книг — проверяю телефон. Помогаю матери и ее сыну найти учебники по возрасту — проверяю телефон. Готовлюсь ко времени сказок для мамы и меня — проверяю телефон. Мне кажется, я столько раз его проверяла, что стерла кнопку «домой». Это становится немного смешно, поэтому, когда Илай приходит забрать меня на обеденный перерыв, я оставляю свой телефон и иду без него. Это здорово освобождает. Я сижу в ресторане и фокусируюсь на еде. Конечно, под столом мои колени дергаются, и я серьёзно подумываю взять телефон Илая, войти в свой айклауд и проверить сообщения, но нет! А это что-то да значит.

К счастью для меня, Илай не замечает, как странно я себя веду или тот факт, что моя коленка упиралась в его примерно тридцать семь раз. У него много забот. Он и Кевин пытаются сотрудничать с агентствами по усыновлению, и они борются со всевозможными препятствиями. Весь процесс намного дороже, чем они думали. Я чувствую себя ужасно. У него реальные проблемы. Тем не менее, возвращаясь обратно в библиотеку, он вспоминает про вечеринку Джейка.

— Было весело?

Будь краткой, говорю я сама себе.

Затем рассказываю ему каждую деталь, вплоть до марки шампанского, которое я пролила на себя.

— Твой брат взбесился, когда ты исчезла?

Я откидываю голову на сидение и стону.

— Боже, это было фиаско.

В ту минуту, как Колтон нашёл меня на вечеринке, он вытащил меня оттуда и настоял, чтобы мы пошли домой. И не имело значения, что у меня была довольно правдоподобная ложь, где я была последние тридцать минут. Сначала я сказала ему, что случайно разлила свой напиток на платье и, стыдясь вернуться на вечеринку, пошла к пляжу, чтобы побыть в уединении. Я думала, это решит проблему, но результат был прямо противоположный. Колтон в мельчайших подробностях рассказал мне, почему это была плохая идея. Какой-то парень с вечеринки мог бы пойти туда за мной. Я могла бы столкнуться с незнакомцем на пляже и быть _____. Заполни пробел какой-нибудь ужасной вещью: изнасилована, заколота, застрелена, похищена. Я пыталась объяснить, что, несмотря на то, что недавно случилось плохое, уровень преступности в Клифтон Коуве смехотворно низкий, и шансы того, что я снова наткнусь на кого-то, кто снова захочет причинить мне вред, — равны нулю. Однако он не хотел этого слышать. Колтон сказал, что мне нужно серьёзнее относится к своей безопасности. Они ещё не нашли того парня. И это не шутка.

Хуже того, он втянул в это моего отца.

Эти двое говорили о том, что мне нужно принять дополнительные меры предосторожности, пока полиция расследует моё дело. Я хотела поднять руки вверх и сказать им двоим: «Я все это время была дома! Да! Я была внутри, бросилась на парня, которого вы двое ненавидите, который в лучшем случае считает меня чудачкой, а в худшем — жалкой. А теперь оставьте меня в покое!»

После происшествия по сути меня не наказали, потому что я двадцатипятилетняя женщина, и не сделала ничего плохого, но следующим утром получила разочарованные взгляды отца за завтраком. Чтобы растопить этот лёд, после того как я приготовила омлет из яичных белков, я подтолкнула ему колоду карт и предложила вдвоём сыграть пару партий в Пики. (Пики — американская карточная игра. Появилась в 1930-х годах.) К десяти утра мы вернулись к нормальной жизни.

Буду надеяться, что с Колтоном все будет так же легко.

Он придёт сегодня на ужин.

Я написала ему рано утром, чтобы просто сказать «привет», а он так и не ответил. Он все ещё обижен на меня, и скорее всего потому, что он знает — я сорвала ему. Я ненавижу врать брату, но у меня не было другого выхода!

Я не могу сказать ему, где была. Я не готова заканчивать незаконную дружбу с Беном Розенбергом, особенно когда возвращаюсь с обеда с Илаем и со всех ног лечу к ящику моего стола. У меня есть новое сообщение от мистера Недоступного.

 

Бен: Я пытаюсь придумать, каким будет твое следующее задание...

 

Прикусываю нижнюю губу и дважды перечитываю сообщение, прежде чем слышу, как зазвонил телефон в библиотеке, и я вспоминаю, что вообще-то я на работе. Во второй половине дня время летит незаметно. После уроков библиотека всегда загружена до конца дня. Семьи спешат сделать домашние задания и позаниматься с репетиторами. Вокруг бегают дети, распространяя свое нервное возбуждение перед ужином. Меня разрывает от количества задач, одновременно с которыми я стараюсь проинформировать как можно больше родителей о нашей весенней программе ликвидации неграмотности. Дети, которые прочитают сто книг до конца мая, смогут выбрать одну вещь из призового шкафа — наклейки, йо-йо, пазлы или настольные книги. Это дешёвые вещи, но сама идея настолько захватывающая, не говоря о маленьком бонусе, который я получу, если зарегистрирую достаточное количество семей. Не стоит говорить, что я даю книги всем на своём пути.

Несмотря на все это, я не забываю о сообщении Бена. Ха. Нет, нет. Даже амнезия не смогла бы стереть его слова из моей головы. Я не отвечаю, потому что у меня нет остроумного ответа, а ещё нет времени подумать о нем. Прямо после работы я бегу в магазин, чтобы в последнюю минуту докупить продукты для ужина. Мне пришлось задержаться, чтобы справится с хаосом, и, конечно же, очереди в кассу огромные, ведь сегодня понедельник, и, очевидно, всем нужны продукты.

Я добираюсь до дома за двадцать минут до приезда Колтона, и папа предупреждает меня, что работает в ночную смену, поэтому я должна поторопиться, чтобы он не опоздал.

Мой папа заносит продукты, а я разгружаю их, замечая на столе упаковку с его таблетками. Достаю молоко и йогурт, когда спрашиваю у него, принял ли он свои таблетки для разжижения крови.

— Да.

— Статин?

— Да.

— А как насчёт твоего аспирина?

— Хорошо, ребёнок, ты меня поймала. Я забыл про аспирин.

Я смотрю на него через плечо прожигающим взглядом, а он поднимает вверх свои руки, как бы говоря: «Что ты собираешься делать?»

— Через секунду приму. А что ты будешь готовить? Я съел тот обед, который ты мне сделала для работы, и хрустящий жареный картофель был не очень.

— Не удивительно — это цветная капуста в кляре.

Папа реагирует так, словно я призналась, что отравила его. Затем замечает спагетти, которые я достаю, и его претензии увеличиваются в десять раз.

— Что это? Выглядит, как провалившийся научный эксперимент.

— Это овощная паста.

— О, нет. Теперь ты действительно сделала это.

Его последующие стоны — глубокие и искренние, но я не поддаюсь.

Я выдергиваю это из его рук и отталкиваю от плиты.

— Я все равно покрою их соусом для спагетти и фаршем из индейки. На прошлой неделе ты сказал, что даже не чувствуешь разницы.

— Я прикалывался над тобой! — кричит он из другой комнаты, пока включает футбольный матч.

Это наша рутина — я стараюсь приготовить здоровую пищу для отца, а он скорее заполняет свой желудок чизбургером и картошкой фри, а потом протестует на каждом шагу. Я бы удивилась, если бы он когда-нибудь с удовольствием съел то, что я приготовила для него.

Колтону обычно лучше не жаловаться. Он здоровый парень, и, в конце концов, наслаждается моим более-менее правильным питанием. Это блюдо его любимое, и я не случайно выбрала его сегодня вечером. Я все ещё пытаюсь вернуть хорошее расположение своего брата. Да, я признаю, это абсолютно нелепо, потому что я действительно не сделала ничего плохого, но это проблема нашей семьи. Мы — кучка неудачников. У нас нет нормальных отношений брат-сестра-папа. Мы лезем в дела друг друга. Мы беспокоимся, докучаем и тыкаем, потому что переживаем, и я не собираюсь сдаваться, потому что Колтон немного властный. Я собираюсь мягко дать отпор и посмотреть, смогу ли обрести новую для себя свободу. Я буду делать это медленно. На самом деле, мне нужно делать это ложкой, а не лопатой.

Я много думала, что буду делать с бо́льшей свободой. Во-первых, я бы съехала. Я говорила Бену, что не могу переехать из-за высокой арендной платы, но это своего рода ложь... У меня есть кое-какие сбережения, тем более сейчас мой студенческий кредит оплачен. Я могла бы найти однокомнатную квартиру. Я часто проверяю свой сберегательный счёт, мечтаю сделать прыжок. Вообще-то, последний раз, когда я проверяла, у меня было достаточно для первого взноса на очень убогий, очень ветхий дом, если правильно разыграю все карты.

Я сардонически смеюсь. Мысль, что я когда-нибудь сделаю что-то настолько безумное как покупка дома, слишком безумна, чтобы даже думать об этом. Я девушка, которая до сих пор живёт дома, и по пятницам тусуется со своим отцом. Я книжный червь, человек, о котором забывают все, кроме ее собственной семьи.

Открывается задняя дверь и заходит Колтон в своей униформе, выглядя очень стильно и шикарно. Он видит меня у плиты и нежно улыбается. Я удивлена. Я была готова к ещё одному суровому разговору, но, похоже, он всё-таки решил помириться.

— Привет, Колт.

В качестве приветствия он поднимает подбородок.

— Что это такое?

Я держу овощную пасту.

— Твоя любимая. Скоро будет готова. Папа там смотрит игру.

Это все, что мы говорим друг другу, никаких извинений или затянутых объяснений, но я знаю, что сейчас все вернулось в норму.

Кидаю пасту в кипяток и обжариваю индейку, когда понимаю, что до сих пор не ответила Бену. У меня ещё есть несколько свободных минут, поэтому достаю из сумочки телефон, открываю сообщения и перечитываю его слова.

Он хочет продолжить.

Конечно, технически я принудила его к роли дьявола на моем плече, но, если бы он не хотел этого делать, то не предложил бы другое задание. Мое сердце колотится в груди от перспективы, что второе задание может быть таким же безумным, как и первое. Я сняла свои трусики перед ним. И положила их в одну из книг Джейка! Я позволила ему спрятать меня в углу, его тело, запах и прикосновения — все это воровало жизнь прямо из меня. Я много думала о том моменте, когда наши тела были прижаты друг к другу, когда я позволила его руке немного задеть мою грудь. Я думаю об этом чаще всего по ночам, когда одна в кровати. Прошлой ночью я расстегнула верх пижамы и провела своей рукой вдоль живота и затем... ниже.

У меня опускается желудок от воспоминаний, затем Колтон возвращается на кухню. Я вздрагиваю и начинаю мешать пасту деревянной ложкой.

Он смотрит на меня, словно я странная.

— Что ты делаешь?

Я машу своим телефоном.

— Просто смотрю рецепт, чтобы убедиться, что делаю все правильно.

Он хмурится, когда открывает холодильник и тянется за яблоком.

— Разве ты не делала это дюжину раз?

— Да, — говорю я, глядя на кипящую воду и ожидая вдохновения для удара. — Но... ну, иногда я солю воду, а иногда нет. Я забыла, как мне нравится.

Отстойно. Плохо. Очень неубедительно, Мэдисон.

Колтон послал мне ещё более скептический взгляд, а потом вернулся в гостиную без единого слова. Я слушаю, как он откусил большой кусок яблока, а затем прижимаюсь к стойке.

Я не делаю ничего плохого, говорю сама себе.

Не мечтаю о Бене, когда мой брат и папа находятся в соседней комнате. Я думаю о мечтах о Бене. Это большая разница!

Тем не менее, я решила, что прямо сейчас не буду ему отвечать. Я подожду, когда уйдёт Колтон, и уберу остатки еды. Я мою посуду, когда заходит мой отец в футболке лиги по софтболу. Я забыла, что у него сегодня игра. Это значит, что весь дом будет в моем распоряжении в течение следующих нескольких часов. Я позволяю ему поцеловать меня в голову и желаю удачи, прежде чем он выходит за дверь. Затем со скоростью, которой обычно пользуются люди икс и парни, убегающие от копов, я лечу вдоль кухни за телефоном. Мои руки все ещё покрыты пеной. Я даже не могу разблокировать экран.

— Гррр, — нетерпеливо ворчу я, срывая полотенце с того места, где оно висит на плите, и вытираю руки как можно быстрее. Перекидываю его через плечо. Оно падает на пол. Я печатаю сообщение так быстро, насколько мои маленькие пальцы могут нажимать на мой айфон.

 

Мэдисон: Хорошо, я знаю, что хочу сделать. Ты свободен сегодня вечером?

 

Моя рука так дрожит, что экран телефона размывается. Я даже не могу прочитать свои слова. Зачем я ему написала? О, боже мой, у него же есть друзья. Может, он на званом ужине или на каком-то показе мод. Я не знаю, как богатые люди проводят свое время. Теперь я хожу туда-сюда, грызу ноготь, злая сама на себя, злая на Бена, что он превратил меня в эту версию себя. Телефон не высвечивает сообщение, и это ужасно. Я ненавижу свой телефон и тех, кто придумал смс сообщения. Мистер Эппл, Илон Маск — вы отстой. Я закусываю свою губу и сопротивляюсь желанию засунуть оскорбительное устройство в мусорный бак, а затем он вибрирует, и это Бен! Он ответил, и мой мир снова становится ярким и прекрасным. Бабочки летают вокруг моей головы, как нимб.

 

Бен: Я все ещё в офисе, но скоро ухожу. Что ты задумала?

 

О, мой бог.

Это мой момент. Я должна взять жизнь за яйца, но поскольку это звучит отвратительно, я решила взять жизнь в руки, но решительно.

 

Мэдисон: Отлично. Заезжай за мной. Я скажу тебе, куда мы пойдём дальше.

 

Я понятия не имею, что он подразумевал, говоря: «скоро ухожу». Это может быть десять минут, может быть час, так что я бегу наверх и на ходу стягиваю свое платье. Я не повторю той же ошибки, что и в выходные. Я не собираюсь носить то же самое скучное платье, в котором была целый день на работе. Выбираю пару джинсов и белую блузку крестьянского стиля с цветочным принтом. Когда я двигаюсь, она совсем немного обнажает мой живот. Это, наверное, самая сексуальная вещь, которая у меня есть, и сейчас мне немного грустно, когда я думаю об этом. Я должна иметь хоть какое-то чёрное кожаное платье, которое обтягивает мою кожу, в стеклянной коробке с этикеткой «разбить в случае крайней необходимости».

Натягиваю коричневые кожаные сапоги, которые купила в прошлом году, когда в «Антрополоджи» была распродажа, и пошла в них в свою ванную. Мои волосы были заплетены в косу, поэтому распускаю их и оцениваю масштаб катастрофы. В длинных каштановых волнах ещё остался небольшой объем. Они выглядят в некотором беспорядке, но придётся довольствоваться тем, что есть. У меня нет времени становиться парикмахером, потому что, насколько я знаю, Бен всего в пяти минутах отсюда.

Стираю макияж, бесконечно благодаря Илая, что позволила ему уговорить себя купить некоторые продукты в «Сефоре» прошлым летом. До того дня я понятия не имела, что такое контуринг или выделение. Я все ещё мало знаю об этом, но работник с энтузиазмом научил меня минимуму того, что я должна делать, чтобы мои зелёные глаза стали ярче, а кожа более безупречной.

Кого я обманываю? Мне нужно четыре раза стереть тени с век, прежде чем они станут выглядеть немного прилично, но, когда отступаю и смотрю на себя в зеркало, я вроде как удивлена. Мои глаза кажутся даже больше, чем обычно. Мои губы нежно-розовые. Скулы выделены. Самое главное, я все ещё выгляжу, как я, только немного... сексуальнее.

У меня на кровати звенит телефон, и я прихожу к действию, отвечая на звонок, пока спускаюсь с лестницы. Я возле двери натягиваю куртку, когда вспоминаю, что даже не поздоровалась.

— Мэдисон? — говорит Бен на том конце провода. — Ты тут?

Я смеюсь и делаю паузу, вспоминая, как дышать, как будто не делала этого целую вечность.

Я держу телефон возле уха.

— Привет, прости.

Я вижу его за окном. Бен сидит на обочине в шикарном чёрном внедорожнике.

— Я снаружи.

— Хорошо, — говорю я, заставляю себя солгать. — Я сейчас выйду, мне нужно несколько минут.

— Не спеши.

Он отключается, а я остаюсь на месте, желая, чтобы мое сердцебиение немного замедлилось. Это будет большая ночь. Я собираюсь сесть в машину к Бену Розенбергу, и сама мысль об этом кажется неправильной. Мой папа не спрашивал меня, что я планирую делать сегодня вечером, поэтому я не обманываю его, выходя на улицу. Мне разрешено выходить из дома. Я просто никогда этого не делаю, поэтому странно себя чувствую. Я вздыхаю, тянусь к дверной ручке и выхожу наружу, чтобы начать приключение, которое я, скорее всего, никогда не забуду.

Бен выходит из машины и обходит спереди внедорожник, чтобы встретить меня со стороны пассажирской двери, пока я иду по главной дорожке. У меня внезапно появляется желание идти в противоположном направлении. Моя уверенность покинула здание. После работы Бен не переоделся, но снял пиджак и закатил рукава. Если он был в галстуке, то сейчас он его снял.

Этот мужчина как никогда вне моей лиги. Красивый, уверенный и уравновешенный — он двигается так, словно не провел ни дня, желая быть в чьём-то теле.

Как мы дошли до этого? Я удивилась, когда он открыл дверь и наблюдал, как я иду к нему последние несколько ярдов. Когда оказываюсь рядом, он слегка наклоняет голову.

— Мэдисон.

Я сдерживаю улыбку и наклоняю голову в сторону, прежде чем сесть в машину. Чёрные кожаные сиденья согревают мою попу. Ах, богатые люди действительно знают, как жить.

Бен закрывает за мной дверь, и я смотрю, как он возвращается назад к водительской стороне. Он запрыгивает на сиденье с уверенной грацией пантеры и поворачивается ко мне, небрежно положив одну руку на руль.

— Куда?

 

Глава 11

 

Бен

 

— Смешно. Для меня это тоже впервые.

— Ты никогда не был в тату-салоне? — спрашивает она.

Я смотрю на стену, покрытую замысловатыми рисунками, и качаю головой.

— Эй, вам придется вернуться позже, — раздается за спиной голос гризли. Я поворачиваюсь и оцениваю парня за прилавком. Ему, наверное, около тридцати, черная концертная футболка, джинсы, взъерошенные волосы, цветной забитый рукав на правой руке. — Один из моих мастеров заболел, а остальные заняты.

Улыбка Мэдисон исчезает.

— Дерьмо. Я даже не подумала о том, чтобы договориться заранее.

Она поворачивается ко мне с насупленными бровями, нижняя губа чуть выпячивается. Мне не нравится ее выражение лица. Мне также не нравится мысль о том, что наша ночь может оборваться.

— Ты делаешь татуировки? — спрашиваю я парня.

Он скрещивает руки на груди и бросает на меня презрительный взгляд.

— Это мой салон.

Хорошо, он не испортит ее кожу.

— Я заплачу тебе в пять раз больше твоей обычной ставки, если ты сможешь кое-что сделать. Татуировка, которую она хочет, не займет много времени.

На самом деле я понятия не имею, сколько это займет времени. Я думаю, справедливо предположить, что у Мэдисон нет ничего слишком сумасшедшего на уме для ее первой татуировки. Я бросаю на нее взгляд, и она кивает, разинув рот.

Парень секунду обдумывает мое предложение, хмурится. Он раздражен, но не настолько, чтобы не обслужить. Вздохнув, он направляется в свой кабинет.

— Да, хорошо. Дай мне секунду.

Мэдисон подходит и наклоняет голову, чтобы прошептать:

— Тебе не нужно было этого делать. Теперь это, наверное, будет стоить смехотворно дорого.

— Ну и что? Ты собираешься навсегда испачкать свое тело — по крайней мере, теперь ты в хороших руках.

Несколько минут спустя владелец представляется как Пол и ведет нас в заднюю часть помещения. Он проявляет больше интереса к Мэдисон, чем ко мне, идет рядом с ней и спрашивает, откуда она узнала о его салоне. Над головой громко играет музыка и постоянно жужжат иглы, когда мы проходим мимо других художников за работой. У Пола есть своя отдельная комната — наверное, преимущества владения этим местом, — и как только мы оказываемся внутри, Мэдисон описывает, чего она хочет.

— На самом деле, просто контур розы.

Мое сердце колотится в груди.

— Маленький, — продолжает она, — и я имею в виду маленький — даже микроскопический.

Пол усмехается.

— Вот, у меня есть изображение, сохраненное на моем телефоне.

Он подходит к тому месту, где сидитМэдисон, и она поднимает телефон, чтобы он увидел. Я все еще сомневаюсь, правильно ли я ее расслышал. Она сказала «роза», не так ли?

— Ладно, значит, больше геометрический, чем органический, — говорит он, понимающе кивая.

— Вот именно. Это почти как урезанная версия розы. Кто-то другой может не понять, что это такое на первый взгляд.

— И никакого стебля? — Она кивает, и Пол делает шаг назад. — Точно. Я понял. Позволь мне кое-что набросать, и я вернусь через секунду.

Когда он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь, Мэдисон смотрит на меня, подняв брови.

— Полагаю, я действительно это делаю, — говорит она, ее рот растягивается в нервной полуулыбке.

— Почему роза? — спрашиваю я сквозь стиснутые челюсти. Мои нервы натянуты до предела. Я чувствую себя как провод под напряжением.

Она не замечает, слишком стесняется своего выбора татуировки. Она думает, что я осуждаю ее.

— Я не знаю, — отвечает она, краснея. — Это должна быть татуировка в память о моей маме, что... не знаю, наверное, идиотизм, потому что я ее даже не знала. Я даже не уверена, что она так уж любила розы, но просто подумала...

— Мою маму звали Роуз, — выпаливаю я, наслаждаясь воздухом, который сразу же врывается в мои легкие.

Ее глаза расширяются от шока.

— Правда? — Затем осознание поражает ее, когда она вспоминает. — Ах да, Роуз Розенберг, — она почти шепчет это имя, как будто вызывает призрака.

— Ну и имя, правда? — говорю я, пытаясь разрядить обстановку. — Она всегда шутила, что, наверное, очень любила моего отца, раз вышла за него замуж и взяла такое имя.

Мэдисон смотрит вниз на свои руки, покручивая большими пальцами.

— Я не знаю... мне это нравится. — Затем поднимает голову, и ее взгляд встречается с моим. Под флуоресцентными лампами она должна выглядеть чистой, но вместо этого она светится — светлая кожа, красные щеки, ярко-зеленые глаза. — Я не обязана это понимать, Бен.

Я отталкиваюсь от стены, к которой прислонился, и иду к ней, протягивая руку.

— Дай мне твой телефон посмотреть.

Она нащупывает его и протягивает мне. Похоже, Мэдисон думает, что я злюсь на нее за то, что она хочет сделать татуировку в виде розы, но на самом деле все как раз наоборот

— Это классный дизайн. Где ты хочешь сделать?

— Левая ягодица.

Я моргаю, на моем лице маска ужаса, и мне требуется целых три секунды, чтобы понять, что она шутит.

— Бен, я шучу. Я думаю, что хочу, чтобы она была у меня под ребрами, где-нибудь, где я смогу ее спрятать.

— От твоей семьи?

Она ухмыляется.

— От всего мира. Эта татуировка только для меня.

И для меня.

Я единственный, кто будет знать, что она там. Я... и Пол.

Когда он возвращается с готовым дизайном, и Мэдисон с радостью одобряет его, он рассказывает ей о том, чего ожидать, а затем говорит, что ей придется остаться без рубашки и бюстгальтера. Ее глаза расширяются. Я предполагаю, Мэдисон не думала так далеко вперед. Пол чувствует ее дискомфорт, достает бумажную салфетку и немного микропористой ленты.

— Все в порядке, если ты предпочтешь прикрыться, но я не хочу, чтобы ты ерзала, пока я пытаюсь сделать татуировку. Просто накинь салфетку так, чтобы она была открыта сзади, и оставь левую руку вытянутой. Твой парень может приклеить его скотчем вдоль твоей груди, так что у меня будет доступ только к коже вдоль твоего ребра, там, где ты хочешь татуировку.

— О, он не...

— Все в порядке. Я понял. — Делаю шаг вперед и забираю у него ленту, прежде чем Мэдисон успевает запротестовать. Пол качает головой, как будто я ревнивый бойфренд. Он не знает, что я просто ревнивый. Я не получаю никаких преимуществ, которые дает второе слово.

Когда Пол снова выходит из комнаты, Мэдисон смотрит на меня с подозрением.

Я пожимаю плечами.

— Или так, или вообще без салфетки. Я отвернусь, пока ты устраиваешься.

Она смеется, когда я поворачиваюсь лицом к двери.

— Это просто смешно. Как будто я делаю это нарочно — постоянно раздеваюсь рядом с тобой, то есть… — Ее голос понижается. — Клянусь, это не входило в мои намерения.

Я закрываю глаза, щиплю переносицу и прошу ее поторопиться. Слышу, как Мэдисон стаскивает через голову рубашку, а затем расстегивает лифчик. Господи. Я представляю себе все это в мучительных подробностях. Мой разум заполняет пробелы фантазией, и теперь я жалею, что не пошел сразу домой после работы.

— Куда мне положить...

Она раздумывает, куда бы ей положить свою одежду. Кого, бл*дь, это волнует?! Положи ее себе за голову. Брось ее на пол. Просто сделай... что-нибудь.

— На стол, Мэдисон, — нетерпеливо огрызаюсь я. — Просто положи на стол.

— О, хорошо, — говорит она, прерывисто дыша. Бумажная салфетка разворачивается и громко шуршит, когда она пытается закрепить ее на месте. — Кажется, у меня получилось. Вот, давай ленту.

Я поворачиваюсь, а она сидит на краю стола, свесив ноги на одну сторону. Тонкий голубой материал прикрывает ее, но я все равно вижу очертания ее груди. Я наклоняю шею из стороны в сторону, желая, чтобы напряжение покинуло меня. Мэдисон смотрит вниз, на то место, где своей рукой придерживает салфетку, затем ее взгляд медленно переходит на меня, и она терпеливо ждет, с ее зелеными глазами и мягкими розовыми губами...

Мне нужно двигаться. Мои ноги должны подтолкнуть меня к столу, на котором сидит красивая женщина, почти обнаженная.

Кровь устремляется на юг.

Мой член решил, что время действовать.

— Повернись, — резко говорю я, чтобы дать моему телу время взять себя в руки, и чтобы я действительно мог добраться до места, куда мне нужно приклеить.

Мэдисон бросает на меня странный взгляд, а затем ставит ноги на стол, наклоняясь ко мне боком и спиной. У нее изящная спина. Маленькая талия. Светлая кожа, которая на ощупь кажется шелковистой. Со злостью я делаю шаг вперед и открываю ленту, наклоняясь, чтобы прижать к ее коже и салфетке. Я отнюдь не нежен, и Мэдисон говорит мне об этом.

— Хорошо, что не ты делаешь мне татуировку.

Да. Хорошо.

Я отлично справляюсь с этой лентой. Использую половину рулона. Пол не увидит ни малейшего намека на грудь Мэдисон. Кроме того, ей, вероятно, придется носить салфетку до конца своей жизни, потому что теперь она навсегда прикреплена к ее коже. Я с гордостью отступаю назад, прежде чем Пол возвращается в комнату.

— Все готово?

Я швыряю в него ленту. К сожалению, она не ударяет его по голове, как мне хотелось бы.

— Все готово.

 

***

 

Я уже знал, что Мэдисон — болтушка в обычных обстоятельствах, но в моменты сильного стресса — как сейчас — она становится настоящей болтушкой. Пол в нескольких минутах от того, чтобы начать. Он заверил ее, что мы пробудем здесь всего тридцать минут, максимум сорок пять. Мэдисон лежит на боку, ее голова лежит на правой руке, чтобы Пол мог получить доступ к участку кожи вдоль края ребер. Я сижу на табурете рядом с ее головой, в стороне от Пола, но достаточно близко, чтобы мог видеть, что он делает.

Я украдкой бросаю быстрые, напряженные взгляды на ее голую спину. Я пожалел, что не приклеил другую сторону салфетки к ее коже. Мэдисон лежит на столе, обнажая свою подтянутую спину вплоть до верха джинсов. Ее волосы рассыпались по столу. Это не должно быть чувственным, но это так. Все это так, даже когда она рассказывает Полу о своей работе в библиотеке. Она уже рассказала о различных программах, которые они предлагают, о своих любимых детских авторах, и сейчас как раз объясняет инициативу весеннего чтения, когда Пол прерывает ее, чтобы сказать, что он собирается начать.

— О боже, правда? Хорошо. Игла стала громче или мне показалось? Я уже говорила вам, ребята, что не люблю иголки?

Дважды.

Ее глаза устремляются на меня.

— Ты будешь держать меня за руку?

Пол смотрит на меня.

— Вообще-то, попробуй рисовать на ее руке. Движение больше отвлечет ее от боли, но не щекочи ее. Если она вздрогнет, я все испорчу.

Она издает нервный смешок.

— О боже, я думала, он скажет: «Если она вздрогнет, я убью ее».

Ух-ты. Ее мозг покинул здание. Мэдисон в полном беспорядке. Я дотягиваюсь до ее руки и кладу ее на свое колено. Ее тело все еще под углом, как нужно Полу, но теперь у меня есть лучший доступ к ее ладони. Я расправляю ее, поражаясь тому, какая она маленькая. Как у взрослого человека могут быть такие маленькие руки? Такие мягкие?

— Твоя рука очень теплая, — говорит она, полуобморочная от нервов. Наши взгляды встречаются, когда Пол начинает.

— Если тебе понадобится, чтобы я сделал перерыв, дай мне знать.

— Ай! — вскрикивает она, как только игла встречается с кожей.

— Это слишком больно? — спрашивает он, но ее глаза все еще смотрят на меня.

Я наклоняю голову в вопросе.

— Собираешься струсить так скоро? А как же твой список?

Мэдисон закусывает нижнюю губу и качает головой. Пол продолжает.

Ее глаза закрываются, а ладонь пытается свернуться сама собой, но я расправляю ее обратно и думаю, как отвлечь девушку. Это не должно быть так сложно, но она отвлекает меня. Мы касаемся друг друга, почти держимся за руки. Ее кожа хорошо ощущается на моей. Я не думал, что мои руки настолько мозолистые от занятий в спортзале и работы по дому во время ремонта, но по сравнению с ее руками они грубые.

Мэдисон морщится, и я вспоминаю о своем долге: отвлечь ее.

— Попробуй сказать мне, какое слово я произношу.

Она моргает, открывая глаза.

— Что?

Я начинаю рисовать буквы на ее ладони подушечкой пальца, чтобы показать ей, что я имею в виду: М-Э-Д-И...

— Мэдисон, — догадывается она. Край ее рта подрагивает, и я понимаю, что поймал ее.

Я улыбаюсь и начинаю снова, сосредоточив свое внимание на ее руке. Теперь, когда она наблюдает за мной, я не могу придумать ни слова. Я просто бесцельно рисую на ее ладони. Это катарсис. Я прослеживаю линии ее жизни и думаю, какие кусочки ее будущего они хранят, если они вообще есть. Я задаюсь вопросом, является ли тоска в моей груди следствием пиццы, которую мы с Энди разделили за обедом, или я полностью игнорирую очевидную истину, стоящую (или, скорее, лежащую) прямо передо мной.

Она морщит нос.

— Я ничего из этого не уловила. Это были буквы?

Я прочищаю горло.

— Давай я попробую еще раз.

Б-Е-Н.

Она смеется.

— Креативно.

Б-Ы-Л.

— О боже. Скажи мне, что ты не...

З-Д-Е-С-Ь.

Пол поднимает глаза, наблюдая, как Мэдисон смеется, с одобрительным блеском в глазах.

— Как долго вы двое вместе?

Наши рты открываются одновременно, как будто мы оба собираемся поспешно ответить и исправить ситуацию, пока она не стала еще более неловкой, но затем проходят секунды. Больше. Никто из нас не произносит ни слова. Может быть, мы хотим избежать ситкомовского приёма — говорить друг за друга и рассказывать противоречивые истории. Неделя! Месяц! А может, никто из нас не спешит его поправлять. Мы оба закрываем рты, и я наблюдаю, как взгляд Мэдисон смягчается, а ее губы кривятся в соблазнительной ухмылке. Она осмеливается мне подыграть.

— Год в следующем месяце, — уверенно заявляет она.

Я вскидываю бровь. Год? Это довольно серьезные отношения.

Пол вытирает ее татуировку, очищая кожу, а затем продолжает:

— Собираетесь сделать что-нибудь особенное на вашу годовщину?

На этот раз нет паузы, и Мэдисон начинает отвечать:

— Бен везет меня в Европу. Я никогда там не была. Но мы пропустим все клише — никаких Эйфелевых башен и Ватикана. — Я ухмыляюсь. О, правда? — Мы едем в Италию, в маленькую рыбацкую деревушку на самом побережье. — Я впечатлен. — Туда можно добраться только на поезде, и там есть отель типа «постель и завтрак», принадлежащий английской паре. Это настоящая скрытая жемчужина.

— Как вы, ребята, узнали об этом? — спрашивает Пол.

Я наклоняю голову. Да, Мэдисон, как мы об этом узнали?

— Мой друг Илай останавливался там несколько лет назад. Он сказал, что если я совершу только одно путешествие за всю свою жизнь, то мне стоит поехать именно туда. Вернацца.

— Похоже, это будет романтично, — говорит Пол, бросая на меня взгляд, который дает понять, что он считает меня счастливчиком.

Ее татуировка не занимает много времени, но это не так важно. Поскольку Мэдисон ведет разговор за нас троих, а ее рука все еще в моей, я рисую случайные рисунки на ее коже, получая больше удовольствия, чем следовало бы. Она говорит о самых скучных вещах, таких как система каталогизации в библиотеке, и все же я заворожен, полностью и без остатка.

Меня так беспокоит то, что я чувствую, что я молчу по дороге домой. Даже раздражен.

Мэдисон замечает это.

— Тебе не нравится татуировка? Я думала, что это выглядело действительно круто, прежде чем он сделал ее.

Я бросил на нее короткий взгляд, прежде чем вернуть свое внимание на дорогу.

— Нет, мне нравится.

Мэдисон кивает и стучит ладонями по коленям.

— Я не была слишком большой слабачкой, не так ли? Вначале я действительно думала, что расплачусь, но я держалась.

— Ты справилась.

— Пол был милым, правда? И это было здорово с его стороны, что он просто взял обычную цену.

Я усмехаюсь вполголоса, включаю поворотник и сворачиваю налево. Мы сейчас всего в нескольких минутах от ее дома, еще пара поворотов, и ей придется выйти. Я немного убираю ногу с педали газа, чтобы сбавить скорость.

— Хорошо, я... я что-то сделала? — внезапно спрашивает Мэдисон, поворачиваясь ко мне.

— Нет.

— Просто ты выглядишь немного отстраненным. Если тебя раздражает, что я сказала ему, что мы вместе... — Она заставляет себя рассмеяться. — Это была просто шутка.

— Я не сержусь. Я думаю.

— О чем? — настаивает она.

Я не привык к таким женщинам, как она. Мэдисон показывает свои эмоции открыто и ждет, что я буду делать то же самое. Большинство женщин отступили бы и дали бы мне пространство, боясь, что я оттолкну их, но Мэдисон этого не боится. Черт, иногда мне кажется, что она вообще ничего не боится.

Может, пора и мне попробовать набраться храбрости?

— Так ты уже придумала все эти пункты для своего списка желаний, да?

— Не совсем. Я имею в виду, у меня было несколько вещей, например, моя татуировка...

— И заняться сексом в первый раз, — говорю я, хотя бы потому, что мне осталось не так уж много времени с ней в моей машине, и эта смелая полоса может оказаться мимолетной.

Мэдисон смотрит в сторону, на лобовое стекло.

— Да. И это тоже.

— Ну, а поиск парня входит в твой список? Или для тебя это не важно?

Я знаю, что если бы я посмотрел на нее, ее щеки покраснели бы. Я намеренно не отрываю взгляд от дороги.

Она слегка смеется, но это звучит немного натянуто.

— Конечно, в идеальном мире я бы нашла себе парня в этом году. Черт, я бы нашла любовь всей своей жизни, мы бы поженились и жили счастливо, но я должна быть реалисткой. Скорее всего, этого не случится.

Эта девчачья мечта заставляет меня рассмеяться, но потом Мэдисон дергается на своем сиденье и отворачивается к окну. Может быть, мне не стоило смеяться.

— Значит, ты много думала об этом, да? — давлю я.

— Да, — говорит она, ее голос звучит теперь холоднее. — Я даже думаю, что знаю кое-кого, кто мог бы мне подойти... Подожди. Остановись здесь, чтобы мой отец нас не увидел. — Она указывает на обочину впереди. — Я могу просто пройти остаток пути пешком.

Я дергаю руль вправо и нажимаю на тормоз немного сильней, чем следовало. Может, меня раздражает, что она не хочет, чтобы отец видел ее со мной, а может, меня злит мысль о том, что она с другим парнем. Кто, бл*дь, знает?

Я ставлю машину на стоянку и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

Мэдисон смотрит вниз на свои колени, теребя подол своего белого топа. Я вижу едва заметный намек на кожу между ним и верхом ее мешковатых джинсов. Я думаю о том, как легко эти брюки спускаются по ее бедрам. Перевожу взгляд в другое место.

— Кто? — Моя челюсть сжата так крепко, что слово едва вылетает изо рта.

— Что?

— Кого ты имеешь в виду?

— О... ну, я подумала, может быть, Энди. Или... — поспешно поправляет она, — кто-то вроде Энди.

Я смеюсь. Ее ответ прозвучал неожиданно, настолько, что она наверняка шутит.

Мои брови взлетают вверх, и я наклоняюсь, просто чтобы убедиться, что я правильно ее расслышал.

— Энди? В смысле, мой друг Энди?

Она закусывает нижнюю губу.

— Он не совсем в моем вкусе, но он такой милый. Ну, я лично не знаю, хороший ли он, но все говорят, что да, и самое главное, он не слишком пугающий, в отличие от... — Она прочищает горло и замирает. Мы оба знаем, кого она имела в виду. Это уморительно, учитывая, что я только что провел последний час, рисуя чертовы сердечки на ее ладони.

— Значит, тебе нужен хороший парень, — выдавливаю я, звуча как мудак даже для своих ушей.

— Хороший, — соглашается она.

— В постели? Ты хочешь хорошего парня в постели?

— Бен.

— Что, Мэдисон? Секунду назад ты подталкивала меня открыться тебе, а теперь я просто прошу тебя сделать то же самое. Если ты думаешь, что тебе нужен хороший парень, я сведу тебя с Энди.

— Отлично, — огрызнулась она. — Спасибо. Это было бы здорово. А сейчас я собираюсь уходить.

Она поворачивается ко мне, и в ее глазах можно увидеть изумруды.

Ей нужен хороший парень. Не я.

— Круто, — передразниваю я, злясь.

— Спокойной ночи, — выдыхает она, еще больше разозлившись.

Затем выходит и захлопывает дверь.

 

***

 

На следующее утро в фирме я застаю Энди в его офисе. Он сидит за своим столом, потягивает кофе, не обращая внимания на мой гнев. Прошлой ночью я почти не спал. Картинки его и Мэдисон повторялись в моей голове, пока я не отшвырнул одеяло и не отправился в спортзал. Я провел интенсивную тренировку. Заставил себя вступить в разговор с кокетливой блондинкой возле фонтана и принял ее визитную карточку, когда она предложила. Конечно, я мог бы выбросить ее в раздевалке, но все равно должен чувствовать себя бодрым. Вместо этого ощущаю себя еще более раздраженным, чем вчера вечером. Я — чайник, который слишком долго кипит.

— Энди. — Сильно стучу по его дверной раме. Я бы не удивился, если бы обнаружил, что дерево раскололось. — Не возражаешь, если я войду?

— О, конечно, — он ухмыляется, как хороший парень, которым он и является.

Внезапно я его ненавижу.

— Как спалось, приятель? — спрашиваю я, перебирая предметы на его полках. У него есть фотографии в рамках, на которых его семья катается на лыжах, небольшой рисунок одной из его племянниц — дерьмо хорошего парня.

— Отлично, вообще-то. Я только что купил новый матрас, и это действительно улучшило...

— Рад это слышать.

— Эээ...

— Слушай, Мэдисон хочет, чтобы я свел ее с тобой.

Он так потрясен, что выплевывает кофе на монитор и клавиатуру. Позор.

— Господи, чувак предупреди в следующий раз.

Нет, вообще-то, я не думаю, что буду.

— Так или иначе, подумай об этом.

— Вау. Мне не нужно об этом думать. — Он вытирает салфеткой свой влажный компьютер. — Я согласен, конечно. Она мне не по зубам. Давай после работы сходим в спортзал.

Мой взгляд впивается в него. Сердце колотится в груди. Руки сжимаются в кулаки.

— Так ты собираешься это сделать?

— Конечно, — говорит он, наклоняясь вперед, практически с пеной у рта. — Ты видел ее?

Я делаю шаг к его столу, оценивая его. Есть ли во мне желание убить своего лучшего друга? В данный момент, возможно.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь острого в тот самый момент, когда он разражается смехом. Его рука ударяется о грудь, и он действительно отпускает себя. Я никогда не видел, чтобы кто-то так искренне смеялся.

— О, боже, я не могу продолжать. Ты бы видел свое лицо сейчас — ты хочешь ударить меня головой об стол. — Энди зажмуривает глаза, как будто смех слишком силен. — Господи, ты ее любишь или как?

Я тянусь вниз и перебираю бумаги на его столе, осматриваю какую-то награду, которую он когда-то получил, а затем смотрю мимо его головы в окно, засунув руки в передние карманы.

— Значит, скажу ей, что ты не заинтересован?

— Э-э, да… скажи ей, что я предпочел бы сохранить свои яйца в целости, большое тебе спасибо.

 

 

Глава 12

 

Мэдисон

 

— Как ты думаешь, здесь хорошая связь? — спрашиваю я, подняв телефон к потолку, чтобы проверить, смогу ли получить еще одну или две полоски от вышки сотовой связи.

Илай пожимает плечами.

— У меня никогда не было проблем.

Он засовывает в рот очередную чипсину и ест, как будто мир не является мрачным и пустынным местом. Бен не написал мне после нашего странного спора в машине. И на следующий день тоже ничего. И, как вы уже догадались, вчера и сегодня ничего. А сегодня пятница. Между последним разговором с Беном и тем моментом, в котором я сейчас нахожусь, пролегла черная дыра обреченности.

Жизнь продолжается в пугающе нормальном темпе. Я просыпаюсь, надеваю удобное платье или старые джинсы, бросаюсь на работу в библиотеку, а затем отправляюсь домой, чтобы обслужить отца и брата так, как они сочтут нужным. О боже, это звучит плохо. Это не их вина. Я взяла на себя обязанность готовить ужин, потому что хочу, чтобы он был хоть немного здоровым, и я никогда не принимаю помощь, когда они предлагают убраться, потому что это будет быстрее, если я сделаю это сама. Мой отец может сам принимать лекарства, но я хочу убедиться, что у него все в порядке, просто для предосторожности. Я не пытаюсь изобразить себя здесь какой-то Золушкой. Это не так. У меня хорошая жизнь.

ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ, напоминаю я себе, оглядываясь вокруг.

Как и сейчас, я сижу в комнате отдыха в библиотеке, ем сэндвич с ветчиной и сыром на теплом багете. Очень восхитительно. Илай сидит за столом и рассказывает мне истории с вечера игры в тривиа, на который он ходил с Кевином и несколькими их друзьями. Меня это искренне забавляет. Мне совсем не горько, что меня не пригласили, потому что я не подхожу под определение пары. Я просто Мэдисон, вечеринка для одного.

Миссис Аллен снова попробовала свои силы в выпечке, и на стойке в комнате отдыха сидит симпатичная сдувшаяся штучка, ожидая, пока мы ее съедим. Это может быть чизкейк, а может быть дверная пробка. В любом случае, вкуснятина.

Кэти (мой славный стажер Кэти!) всю неделю приходила на работу почти вовремя и даже слушала, когда я давала ей задания. Конечно, вчера я обнаружила, что она занималась секстингом со своим парнем в кладовке (я знаю, потому что она хвасталась этим), но это не проблема, которую не может решить быстрое протирание мозгов Клороксом.

Все выглядит очень хорошо. Моя татуировка заживает на удивление хорошо, и даже если это будет самая безумная вещь, которую я сделаю до того, как наступит мой двадцать шестой день рождения, я решила, что все равно назову этот год победным.

Я дикий ребенок.

Бунтарь без причины.

Бен-Шмен, если вы спросите меня.

Телефон где-то в западном полушарии вибрирует, и я наклоняюсь вперед, чтобы проверить свой экран, как будто от этого зависит моя жизнь.

Илай замечает.

— Ты все еще надеешься, что он тебе напишет?

Я решаю сбить его со следа, сделав вид, что слишком смущена.

— На кого ты намекаешь?

Илай знает все. Он знает, что я улизнула с Беном на вечеринке, знает, что я выскользнула из трусиков в ответ на его дерзость. Знает, что пока я делала татуировку на своей коже, Бен ласкал мою ладонь и постоянно наносил каракули на мою душу. Он знает, что я подтолкнула Бена свести меня с Энди, чтобы создать впечатление, что я не полная неудачница. У меня есть варианты. Видишь?! Может, я нужна твоему другу. Боже, это так жалко, что я хочу, чтобы мое лицо упало на мой сэндвич. Я действительно не сильна в этих вещах.

— Посмотри на меня, — настаивает Илай.

Смотрю на его рубашку.

— Посмотри на меня.

Смотрю на точку на стене прямо над его плечом, глаза сужены.

— Мэдисон, посмотри на меня.

Я наконец-то заставляю себя встретить его взгляд, и он такой же, как я и боялась: напряженный. Илай похож на моего отца, когда тот собирается поделиться со мной мудростью. О боже, он даже откладывает свои «Читос». Это должно быть серьезно.

— Пожалуйста, не влюбляйся в Бена. Я не хочу быть резким, но мне кажется, что тебе нужно услышать правду. Он не тот, кто тебе нужен, Мэдди. — Нож вонзается прямо в мой живот — ржавый, с тупым лезвием. — Тебе нужен кто-то менее... я не знаю. Кто-то немного более достижимый, понимаешь? — Он наклоняет голову, пытаясь поймать мой взгляд, потому что в ту секунду, когда он заговорил, мой взгляд метнулся вниз, к столу. Илай тянется к моей руке. — Будет лучше, если вы двое просто останетесь друзьями. Да ладно… Бен Розенберг? Это не тот парень, которого ты хочешь для своего первого раза. Поверь мне. Нужно ли мне напоминать тебе о Патрике?

Я качаю головой.

— Нет, ты прав. Господи, неужели тебе обязательно было говорить это именно так?

— Так лучше, клянусь, как будто сдираешь пластырь. Я мог бы полностью обойти это и укрепить твои надежды на него, но что потом? Тебе не нужно, чтобы кто-то говорил тебе, что ты должна пойти на это с таким парнем, как он. Это уже катастрофа и разбитое сердце.

— Я знаю. — Это единственные слова, которые могу произнести, потому что слезы жгут уголки моих глаз, а горло сжимается.

Я ненавижу, что Илай прав.

Я ненавижу, что я такое клише. Сколько нас таких, кто бродит по земле и ждет, что Бен Розенберг напишет нам? Мы должны создать группу поддержки. Сделать футболки. Плакать друг у друга на плечах, глядя на его вырезанные в натуральную величину фигуры.

Мне должно быть стыдно быть членом этой группы, но это не так. Может быть, это нормально — быть клише, стремиться к чему-то, что может быть недостижимо. Я знаю, каково это — прожить двадцать пять лет в безопасности. Я знаю, каково это — стоять в стороне и смотреть, как другие, казалось бы, более достойные девушки добиваются парня.

Суть моего пожелания на день рождения заключалась в том, что я хочу, чтобы этот год был другим. Забавно, но если бы кто-то спросил меня сейчас, в этот момент, буду ли я идти вперед, зная, что есть большая вероятность того, что Бен погубит меня, разрушит мою жизнь, оставит меня с разбитым сердцем и печалью, я бы все равно нажала на газ и сделала прыжок, хотя бы для того, чтобы посмотреть, что произойдет.

Кого волнует, если я шлепнусь о землю? У меня есть остаток жизни, чтобы восстановиться. Я буду старой и изможденной, раскачиваясь взад-вперед на своем крыльце и мечтая о том времени, когда я почти заполучила Бена Розенберга. И да, даже в старости все еще буду носить футболку группы поддержки, истертую до дыр.

 

***

 

Сегодня суббота, и сегодня утром Бен должен быть волонтером. Я почти не спала, мне так не терпелось увидеть его снова. Я вскочила с постели с таким энтузиазмом, что готова была разразиться песней. Надеваю белое платье-свитер с длинными рукавами и коричневые кожаные ботинки. Я говорю себе, что на самом деле не делаю прическу, а просто слегка завиваю волосы. Этот макияж — то, что я обычно делаю для любого рабочего дня, только... немного оживленный. Сегодня суббота, в конце концов! Все хотят чувствовать себя красивыми по субботам!

Я нахожусь в зале, готовлюсь к рассказу для малышей, когда слышу, как позади меня открывается дверь. Библиотека открывается только через час. Возможно, это Ленни, охранник, проверяет меня, но он предпочитает держаться в стороне. Он любит смотреть спортивные передачи по маленькому телевизору за своим столом. Иногда, когда его команда вырывается вперед, его радостный вопль разносится по всему зданию.

Кроме того, я знаю, что это не Ленни. Знаю это так же, как и то, что небо голубое, земля круглая, а день сменяет ночь. Это Бен. Это Бен идет позади меня, и мне нужно повернуться, чтобы обратиться к нему, иначе все станет неловко.

Я оглядываюсь через плечо, выбирая место на стене позади нас. Это гарантирует, что я не выставлю себя полной дурой.

— Доброе утро. Вон там кофе и бублики.

Я указываю на боковой столик, где тщательно приготовила для нас завтрак. Теперь, когда смотрю на это с его точки зрения, это выглядит немного напряженно. Там пять различных видов рогаликов. Два вида масла. Салфетки разложены веером.

Он улыбается.

— О, я тоже принес бублики.

Я набираюсь смелости и смотрю на него, и, конечно, у него есть свой коричневый бумажный пакет, но я зацикливаюсь не на этом. Боже, Бен. Он одет в темные джинсы и черную футболку. Его волосы немного взъерошены, вовсе не такие идеальные, как он укладывает их в течение недели. Его челюсть чисто выбрита.

О, я таращусь. Бен замечает это, но, к счастью, спасает мое достоинство, протягивая пакет.

— Но эти особенные, — говорит он, размахивая ими. — Бублики с извинениями.

Его губы на грани улыбки.

— Правда?

— За понедельник.

Я сглатываю, не желая снова вникать во все это. Возвращаюсь к текущей задаче и качаю головой.

— О, это не проблема. Я тоже была виновата в том, что предложила такую чушь об Энди. Это было...

Он подходит ко мне сзади.

— Я связался с ним, как ты и просила.

Я зажмуриваю глаза, желая, чтобы мы могли просто пропустить весь этот разговор.

— Прости, Мэдисон, он...

— Нет, все в порядке.

Почему слезы собираются в моих глазах?

— Он зациклился на Арианне.

— Я понимаю. Я имею в виду, что мы с Энди не собирались встречаться. — Мой самоуничижительный смех причиняет боль.

По какой-то безумной причине это похоже на отказ, хотя я знаю всем сердцем, что это не так. Я не хочу Энди, но теперь знаю, что Энди не хочет меня, и это больно, потому что… почему Энди не хочет меня? Я не так уж плоха!

— Вы двое не подходили друг другу, — говорит Бен, словно пытаясь облегчить мои страдания.

Если он хочет облегчить мои страдания, ему стоит попробовать надеть бумажный пакет на голову. Прикрыть часть этого очарования. Вот это бы облегчило мои страдания.

— Какие рогалики ты купила? — спрашивает он, меняя тему.

— Разные. А ты?

— То же самое. Мэдисон?

— Да?

Он касается моего плеча.

— Для тебя есть хороший парень. Это просто не Энди.

Бен говорит так уверенно, что я действительно ему верю.

Ух-ты, как неловко. Интересно, что Энди сказал ему, когда он рассказал обо всем этом. Если он смеялся, я умру прямо здесь и сейчас.

— Хочешь есть? — мягко спрашивает он.

Бен боится, что я разобьюсь вдребезги. Я отказываюсь поддаваться этому порыву. Вместо этого как можно тщательнее скрываю свою боль, пытаясь отделить ее от печали, чтобы сосредоточиться на этом моменте. Я не хочу, чтобы он видел меня такой: жалкой, грустной и одинокой. Поэтому делаю глубокий вдох и пожимаю плечами. Улыбка, которую я нацеливаю на него, наполовину искренняя.

— Конечно.

Мы едим рогалики на полу в главном зале, как будто это большой пикник. Бен рассказывает мне о своей работе, о том, почему ему нравится быть юристом, о том, как захватывающе развивается его бизнес. Я внимательно слушаю, но не потому, что меня волнуют судебные процессы, а потому, что он так убедительно рассказывает о своей карьере. Я так же увлечена детскими книгами? Как ни странно, думаю, что да.

После того как съедаем столько рогаликов, сколько можем осилить, мы заканчиваем подготовку к сказке на тему джунглей. Когда дети приходят с родителями, Бен помогает мне раздать бумажные маски, которые превращают детей в свирепых львов, тигров и змей. Все садятся полукругом, а я стою впереди, держа в руках книгу и проецируя свой голос, чтобы все меня слышали. Бен прислоняется к стене и с улыбкой наблюдает за мной, особенно когда я начинаю издавать звуки животных. Видимо, из меня получается очень убедительный слон. Он говорит мне об этом, когда мы убираемся.

В одну секунду Бен наполовину делает комплимент, наполовину дразнит меня, а в следующую поворачивается и непринужденно спрашивает:

— Хочешь пообедать?

Я скрываю свой шок и непринужденно пожимаю плечами.

— О... да. Это было бы здорово.

И мы действительно обедаем. Мы заказываем сэндвичи на вынос в гастрономе на соседней улице и берем их с собой в парк. Это наш второй пикник за день, но на этот раз мы действительно его устраиваем. Мы выбираем хорошее тенистое место, и Бен разворачивает нашу еду. Во время еды мы пересказываем все забавные моменты утра, а когда я заканчиваю, ложусь на траву, глядя вверх на дуб, раскинувшегося над нами.

Я чувствую, как Бен наблюдает за мной, сидя в нескольких футах от меня. Гадаю, что у него на уме, за мгновение до того, как он говорит мне:

— Мне жаль, что с Энди ничего не вышло.

Мой желудок крепко сжимается. Я не свожу глаз с дерева. Пожалуйста, нам обязательно снова говорить об этом? О чем угодно, я прошу тебя.

— Он тебе действительно нравился?

Я все еще не могу найти слов, поэтому качаю головой.

— Если ты готова еще раз попытать счастья в любви, — продолжает Бен, немного поддразнивая, — я мог бы найти тебе кого-нибудь другого. Просто скажи мне, что ты ищешь в потенциальном парне, и мы начнем с этого.

Я приподнимаюсь на локтях, удивленная.

— Например, физически?

Он ухмыляется.

— Конечно.

Скептически смотрю на него.

— Почему ты хочешь знать?

Он отряхивает руки от крошек бутерброда, а затем подтягивает одно колено к груди, чтобы опереться на него руками. Он — образец непринужденной уверенности.

— Потому что, если ты хочешь, чтобы я свел тебя с кем-то, то должен знать, на что обращать внимание, тебе не кажется?

— О, точно.

Ложусь обратно, размышляя, что могу почти притвориться, что его нет рядом, и слушать себя. Я могу быть настолько честной, насколько хочу, и прямо сейчас правда, кажется, хочет выплеснуться прямо из меня.

Я думаю о Бене и о том, как описать, что мне в нем нравится, что он заставляет меня чувствовать. Я не могу просто сказать ему: «Ты. Найди кого-то точно такого же, как ты. Найти кого-то, кто обладает всеми неопределимыми качествами, которые есть у тебя». Поэтому вместо этого я копаюсь в себе и пытаюсь придумать, почему меня так тянет к нему.

— Я хочу чувствовать себя бодрой в его присутствии, — начинаю я. — Как будто благодарна просто за то, что нахожусь рядом с ним.

Бен смеется.

— Звучит неплохо, но мне нужно что-то более осязаемое.

Я закрываю глаза, представляя его.

— Точно. Хорошо, как насчет этого? Я бы хотела, чтобы у него были каштановые волосы. Мне всегда нравились парни с каштановыми волосами. И высокий. Да, он должен быть высоким.

— Достаточно легко.

— Думаю, я хочу, чтобы он был веселым, но не настолько, чтобы всегда пытался быть в центре внимания. Это может стать раздражающим.

— Незначительно смешной, понял.

— Хорошо одевается. Никаких брюк карго. — Вздрагиваю от этой мысли.

— Он обязательно должен быть обеспеченным?

— Неважно. Я просто хочу, чтобы у него была работа, любая работа.

— А как насчет подростка, который делал нам бутерброды? Он, кажется, был увлечен тобой. Когда ты пошла в туалет, он попросил у меня твой номер.

— Забавно.

— Хорошо. Продолжаем.

— Он должен любить чтение.

— Это само собой разумеется.

— И было бы хорошо, если бы он ладил с моей семьей.

Он хмыкает, как будто решая что-то.

— Значит, меня это исключает.

Я сажусь так, словно меня только что вернули к жизни. Мои глаза широко открыты.

— Что ты имеешь в виду, «исключает тебя»?

Бен рассматривал себя как вариант?!

Он смотрит в сторону, прищурив глаза, наблюдая за группой детей, играющих во фрисби. На секунду я думаю, что он не собирается отвечать мне, но он, наконец, говорит. Его профиль — это все, что у меня есть, поэтому я смотрю на него, полностью поглощенная.

— Ты когда-нибудь думала о том, что могло бы произойти между нами, если бы мы не были в этом городе? Если бы ты не была дочерью начальника полиции, а я не был бы Розенбергом?

— Что ты имеешь в виду?

Бен качает головой, тянется за желудем, чтобы разобрать его и выбросить кусочки.

— Забудь об этом.

Забыть об этом?! Да конечно! Я хочу протянуть руку и вырвать эти мысли прямо из его головы. Хочу сжать эти точеные щеки между ладонями, приблизиться на дюйм к его лицу и потребовать, чтобы он сказал мне правду, но тон его голоса и прищуренный взгляд предостерегают меня от того, чтобы давить на него в этом вопросе. Я не думаю, что мне понравится ответ, но все же я должна знать...

— Могу я спросить тебя кое о чем?

Даже если мы никогда не станем чем-то большим, чем мы есть в этот момент, мне любопытно одно.

— Что? — спрашивает Бен, наклоняя голову так, чтобы солнце светило ему в глаза. Мой желудок сжимается.

Он так влияет на меня одним лишь взглядом — представьте, что было бы, если бы он подошел достаточно близко, чтобы поцеловать меня. Полагаю, я никогда этого не узнаю.

— Мне просто интересно, если бы мы были в том сценарии, который ты только что упомянул... просто два нормальных человека, идущих по жизни. Может быть, мы встретимся на улицах Нью-Йорка или в какой-нибудь кофейне в Сиэтле, — я ковыряюсь в траве, пока говорю. — Если бы ты не был последним мужчиной на земле, с которым мой отец хотел бы, чтобы я встречалась, и я каким-то образом привлекла бы твое внимание, ты бы нашел меня... привлекательной?

Бен усмехается и качает головой.

— Не могу поверить, что тебе вообще нужно спрашивать.

Это все, что он мне дает. Никаких подтверждений в ту или иную сторону, никакого пронзительного взгляда, встречающегося с моим, подтверждающего, что я самая красивая женщина, на которую он когда-либо смотрел.

— Осторожно! — кричит кто-то с другого конца травянистого поля как раз перед тем, как ярко-желтый фрисби влетает в мое периферийное зрение. Я вскрикиваю, когда твердый пластик сталкивается с моим лбом.

 

***

 

— Все не так уж плохо, — уверяет меня миссис Аллен в библиотеке в понедельник. — Я едва вижу.

— Это потому, что ты не надела очки.

— О. — Она тянется к шнурку с бусинами на шее, надевает очки, а потом задыхается. — О, боже! Нам нужно отвезти тебя к врачу! — Она тянется к телефону. — Давай я позвоню девять-один-один.

Я кладу трубку на рычаг.

— Я уже была у врача, помнишь? Я только что рассказала тебе обо всем.

Бен отвез меня в субботу, даже после того, как я настаивала, что со мной все в порядке. Это была пустая трата времени. Врач просто подтвердил, что я знаю, где нахожусь, а потом немного потыкал и пощупал мою голову. Было больно, но я буду жить. Он прописал лед и покой.

Самое странное во всем этом испытании не то, что я теперь выгляжу так, будто у меня две головы, а то, как Бен отнесся ко всему этому. Он настоял, чтобы я обратилась к врачу, и даже слышать не хотел о том, чтобы потом высадить меня за квартал от дома моего отца.

Он чуть не набросился на меня, когда я заспорила с ним об этом.

— Я отвезу тебя домой, Мэдисон. Господи, у тебя может быть сотрясение мозга.

Я прижала пакет со льдом к голове и держала рот на замке. Если Бен хотел иметь дело с моим отцом, так тому и быть. Оказалось, что я зря волновалась — отца не было дома. Бен подъехал к нашей пустой подъездной дорожке и выскочил из машины, чтобы открыть мою дверь раньше, чем я успела. Он хотел отнести меня на крыльцо, но, когда я настояла на том, что могу сделать это сама, прибегнул к тому, чтобы нести меня на руках, как раненого солдата. Мои ноги едва касались земли. У двери он взял у меня из рук ключи и отпер ее, толкнув дверь.

Я шагнула внутрь, а он завис там, оставаясь за порогом.

— Как ты думаешь, у тебя достаточно пакетов со льдом? — спросил он, озабоченно нахмурив брови.

Я жестом указала на тот, который сейчас на моей голове, и на два других, которые дал мне врач и которые в скором времени будут помещены в морозильную камеру.

— У вас есть какое-нибудь лекарство от головной боли? Доктор сказал, что можно.

— Да. Много.

Его глаза расширились.

— Не переусердствуй.

— Бен, — сказала я, шагнула вперед и похлопала его по груди, чтобы он успокоился, но потом моя рука как бы сама собой пришла в себя, потому что его грудь была нереальной, как живая, дышащая кирпичная стена. Я похлопывала, похлопывала, похлопывала его, а он даже не попросил меня остановиться, потому что, я думаю, он решил, что моя травма действительно серьезна. Я не контролировала свои действия. И могла бы признаться ему в любви прямо здесь, а он бы моргнул и сказал мне лечь. — Сколько раз в неделю ты тренируешься?

Бен покачал головой и прошел мимо меня.

— Вот так. Давай, я помогу тебе устроиться, чтобы ты могла отдохнуть.

— Бен! О боже, тебе нужно убираться отсюда. Что, если мой папа вернется домой?!

Я прыгала перед ним, когда он пытался пройти по коридору на кухню, забыв на полу свой пакет со льдом. Я уперлась двумя руками ему в грудь, уперлась пятками, а затем со всей силы толкнула его. Ничего. Я застонала и попыталась снова. Хуже того — он отодвинул меня в сторону.

— Где твоя комната? — спросил Бен, отходя от меня.

— Не там! Это кухня!

Я испугалась, что отец войдет в любую минуту. Что бы он подумал, если бы застал меня в доме наедине с Беном? О боже, я не была готова узнать это.

— Моя комната здесь! — крикнула я, надеясь, что если я буду очень покладистой, то смогу удовлетворить его настолько, что он уйдет.

Я перепрыгивала через две ступеньки за раз и толкнула дверь в конце коридора. Там она была во всей своей красе, моя детская спальня, превратившаяся в убежище для взрослых.

Конечно, несколько лет назад я сменила плед с зебровым принтом на нейтральный синий, но сама кровать все еще розовая, а потолок все еще окаймлен тонким рядом разноцветных ромашек. Я давно собиралась что-то сделать со всеми этими старыми плакатами на стене, но было уже поздно, потому что Бен был там, прямо позади меня, смотрел на них и осуждал мою любовь к Backstreet Boys.

А может и нет. Он с почти безразличием окинул взглядом пространство, пока его внимание не остановилось на моей кровати. Соответствовала ли она его стандартам? Спал ли он с женщинами на матрасах королевского размера или его занятия любовью были настолько бурными, что его устраивали только королевские размеры?

— Давай. Снимай обувь, — сказал он, подталкивая меня к моей неубранной кровати.

— Ха, я всегда думала, что мой первый раз будет более романтичным, чем это.

Моя попытка пошутить не понравилась ему.

— Садись. И носки тоже. — Бен подтолкнул меня, чтобы я села на край, и встал на колени, чтобы снять с меня ботинки и носки. При этом подушечкой пальца провел по моей стопе, и у меня по позвоночнику побежали мурашки.

— Я беру назад свои слова о том, что это не романтично — это было очень эротично. Надень мои носки и сними их снова.

Бен пытался сдержать свою улыбку хмурым выражением. Он не собирался поддаваться моему бреду.

— Ложись, — настаивал он, заставляя меня лечь на спину и поднимая ноги на кровать.

У меня была шишка на голове, но для него это выглядело так, будто все мое тело перестало работать. Я даже не пыталась представить это как ужасную травму или что-то в этом роде; Бен сам пришел к такому выводу. Я думаю, это было потому, что он винил себя за то, что фрисби ударил меня, как будто он должен был стоять на страже, как часовой или типа того.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он, двигаясь к двери. — Я принесу тебе воды.

— Тебе не нужно ухаживать за мной. Я в порядке, клянусь.

Проигнорировав меня, Бен вернулся через пять минут с водой, банкой «Адвила», яблоком и пакетом кренделей. Должно быть, он совершил набег на мой шкаф в ванной и на кладовую.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он, передавая мне таблетку и воду.

Я выпила таблетку и улыбнулась, натянув одеяло до подбородка.

— Нормально. Как я выгляжу? — Я захлопала ресницами, и он нахмурился.

— Ты поправишься. Ты хочешь, чтобы я остался? Я мог бы найти шоу или... — Его взгляд скользнул по книге в мягкой обложке на моем ночном столике. — Почитать тебе.

Моя рука потянулась к его руке, схватив ее так крепко, что, вероятно, нарушила кровообращение. Бен должен был остановиться. Неужели он пытается отправить меня в могилу раньше времени?

— Я в порядке. Клянусь.

Он кивнул и встал. Бен провел рукой по волосам в сотый раз с тех пор, как фрисби врезалось в мой череп.

— Точно. Ну, я всего лишь на расстоянии телефонного звонка, если тебе что-то понадобится.

— Хорошо, когда мой стакан воды опустеет, я тебе позвоню, — поддразнила я.

Он наконец-то улыбнулся и наклонился, чтобы нежно погладить меня по лбу.

— Мне жаль, что наш пикник так закончился.

Не больше, чем мне.

В воскресенье Бен написал мне дважды, один раз утром — как раз перед тем, как отец заметил мою шишку, и мне пришлось впарить ему ложь о том, что я споткнулась в библиотеке, — и один раз вечером, чтобы проверить, как я себя чувствую, и убедиться, что мне не стало хуже. Он думал, что я на смертном одре. От случайного фрисби. Просто моя жизнь не такая интересная, извини, чувак.

Вернувшись в библиотеку в понедельник утром, миссис Аллен сказала, что раз уж я не даю ей вызвать полицию (она имеет в виду скорую помощь), у нее есть отличное оливковое масло, которым я могу натереть голову, чтобы она быстрее зажила.

— Ты имеешь в виду эфирное масло?

— Это одно и то же, я думаю. Это — экстра вирджин.

О, хорошо, экстра вирджин — прямо как я.

Затем она оставила меня наедине с Кэти за моим столом. Нам только что доставили новую партию настольных книг, и мы добавляем их в библиотечную систему. Очевидно, под этим я подразумеваю, что я добавляю их, а Кэти в основном листает Instagram.

Она над чем-то смеется, игнорируя меня, когда я прошу ее передать мне книгу.

— Кэти.

Ничего.

Я пытаюсь снова.

— Кэти.

Она стонет, как будто я заноза в ее заднице, и я вспоминаю разговор, который у меня был с моим боссом ранее, когда я пыталась настоять на том, чтобы Кэти уволили или перевели в другой отдел далеко-далеко от меня. «Не могу», — был его ответ. Видимо, мы получаем небольшой грант от города за то, что берем таких стажеров, как она, а я — единственный болван, готовый терпеть ее.

Наконец она достает книгу и протягивает ее мне, не глядя. Она даже отдаленно не дотягивается до меня. Мне приходится встать и нагнуться, чтобы взять ее. Когда я это делаю, сопротивляюсь желанию ударить ее этим предметом, как только ее взгляд падает на что-то другое, кроме телефона. Это впервые. В поле ее зрения либо знаменитость, либо зомби, и я молюсь, чтобы это было последнее. По крайней мере, тогда я избавлюсь от нее.

— Боже. Кто этот красавчик?

Я поднимаю взгляд и вижу Бена, входящего в библиотеку. Его присутствие — это как сильный удар в живот. Уф. Его черный костюм. Уф. Его лицо резкое, злобное и достойное быть высеченным из камня. Уф.

Он сразу же замечает меня, и выражение его лица немного смягчается, пока он не замечает красивый синяк у меня на лбу. Его брови снова сходятся вместе, и я бледнею. Мне следовало надеть шляпу. Я примерила дюжину: фетровую шляпу, шапочку, шарф, повязанный вокруг лба. В конце концов, я остановилась на принятии. Это я, мир, синяк и все такое.

Кэти вскакивает на ноги и проталкивается передо мной так, что становится похожей на дежурного за столом. Ее телефон забыт на стуле. Я в шоке. Я могла бы поклясться, что он хирургически прикреплен к ее руке.

Когда Бен подходит ближе, она наклоняется вперед, обнажая декольте.

— Привет! Я Кэти! Чем я могу вам помочь? Вам нужен читательский билет? Расписание мероприятий? У нас есть книжный клуб для взрослых, который, я знаю, вам понравится. Такой мужчина, как вы, любит хорошие триллеры — я вижу.

Бен хмуро смотрит на нее и не отвечает. Затем его взгляд перемещается на меня, когда я обхожу стол и подхожу к нему.

— Кэти, спустись в кладовку и запрись там.

— Что?

— Я сказала, спустись в кладовую и отодвинь в сторону коробки, те, которые нам нужно разбить и переработать.

— Но я собиралась…

Ее фраза обрывается, когда она понимает, что никто не обращает на нее внимания. Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на Бена. Он делает шаг ко мне и, не говоря ни слова, поднимает руку. Я вздрагиваю, боясь, что он сейчас коснется моего синяка, но он останавливается, его пальцы в нескольких дюймах от моего лба, затем он опускает руку.

Кэти топает прочь, бормоча о враждебной рабочей среде.

— У тебя неплохой синяк, — говорит он, засовывая одну руку в карман, а в другой держа пакет с продуктами. — Я принес тебе кое-что.

Я заглядываю внутрь, немного смущенная содержимым.

— Это пакет со льдом, который я видел в продуктовом магазине вчера вечером, — объясняет он. — Кажется, он может быть немного лучше, чем те, что дал тебе доктор.

— О.

— А это... — продолжает Бен, доставая выцветшую бейсбольную кепку темно-синего цвета. — Это моя любимая кепка. На случай, если тебе нужна кепка. Не знаю, она тебе не нужна. Синяк не отвлекает от... — Он пожимает плечами. — В любом случае, я подумал, что она тебе понравится.

Я беру ее и смотрю на нее, как на инородный предмет с Марса.

— Я знаю, что она выглядит старой, но я недавно ее постирал. Ну, в прошлом месяце...

Бен протягивает руку, чтобы взять вещь обратно, и я вырываю ее из его рук, прижимая к груди. Если он хочет ее, ему придется вырвать ее из моих холодных, мертвых пальцев.

Он наклоняет голову в сторону, и мои глаза дразняще сужаются.

Бен улыбается, и я тыкаю его в грудь.

Он хватает мою руку и на секунду задерживает ее, как будто хочет держать подальше от себя, но мне больше кажется, что он гарантирует, что я не смогу ее отдернуть.

Мы не разговариваем, но общаемся громко и четко.

— На каком праве ты специализируешься? — спрашиваю я, рассматривая его костюм.

Он сжимает мою руку и отпускает ее.

— Корпоративном.

— Жаль. Ты выглядишь так, словно тебе следовало бы сажать преступников за решетку. Очень пугающе сегодня, как будто ты укусишь.

Он слегка улыбается, и его ямочка на щеке смягчает эффект, совсем чуть-чуть.

— В любом случае, спасибо за эти вещи. Это было очень заботливо, но в этом нет необходимости. Я как новенькая и думаю уже о том, когда же смогу вычеркнуть еще один пункт из своего списка.

Его внимание снова привлекает мой синяк.

— Не думаешь ли ты, что нам стоит взять неделю отпуска?

Неделя отдыха означает неделю без него, и эта перспектива звучит так, как будто кто-то предлагает мне провести неделю без воздуха. Я представляю себя на земле, корчащейся от боли.

— Я в порядке, правда. Смотри. — Надеваю его кепку и поправляю ее, чтобы лучше видеть. Она немного великовата, что хорошо, потому, что это значит, что она не задевает мой синяк. — Стало лучше.

Бен игриво щелкает по козырьку.

Через его плечо мой взгляд зацепился за одну из посетительниц библиотеки, сварливую миссис Тейлор. Обычно она сидит на первом этаже и пристает к Илаю, но его сегодня не будет, он занимается делами по усыновлению, а это значит, что она нацелилась на меня. Прекрасно. Она идет прямо к столу, возле которого я стою, и звонит в звонок три раза подряд.

— Я здесь, миссис Тейлор.

— Да, но официально вы не были на своем посту. Вы закончили улыбаться своему молодому человеку? Потому что мои налоговые доллары не платят за то, чтобы вы резвились по библиотеке с красивыми джентльменами.

— Резвились… — повторил Бен под нос, очень забавляясь.

Я вздыхаю и поворачиваюсь к ней лицом, уделяя ей все свое внимание.

— Что я могу сделать для вас, миссис Тейлор?

— Да, ну, во-первых, эта рваная бейсбольная кепка — часть вашей униформы? Это очень некрасиво. — Я тупо смотрю на нее, и она вынуждена идти дальше. — Так, более того, я подавала жалобу по этому поводу в прошлом, но, похоже, никто не позаботился о том, чтобы исправить ситуацию. — Она протягивает выпуск National Geographic. — Здесь есть женщины с голой грудью.

Усмешка вырывается у Бена прежде, чем он успевает ее подавить.

Я, однако, сохраняю торжественное и серьезное выражение лица. Миссис Тейлор — крошечная пожилая террористка. Все закончится быстрее, если я уступлю ее требованиям.

— Да, миссис Тейлор. Я знаю об этом.

Ее глаза расширяются от ужаса.

— Значит, вы сознательно позволяете распространять этот грубый материал в публичной библиотеке? — Она наклоняется вперед и шипит: — Здесь есть дети. — Затем она выпрямляется во весь рост — целых два фута пять дюймов[1] — и открывает журнал на оскорбительной странице. — Все, о чем я прошу, это пойти и прикрыть порнографические изображения. У меня в машине есть принадлежности для скрапбукинга и термоклеевой пистолет, если понадобится.

Пока я весь оставшийся день старательно пытаюсь вычеркнуть весь этот разговор из своей памяти, Бен, конечно же, не может забыть об этом. Для него это очень забавно.

Позже вечером, когда я лежу в постели, прикладывая к голове лед, он присылает мне сообщение.

 

Бен: Резвиться: с энтузиазмом предаваться сексуальным или неблаговидным занятиям.

Бен: Похоже, мы все-таки не берем неделю отпуска. Увидимся в субботу.

 

 

Глава 13

 

Мэдисон

 

Сегодня утром Бен будет работать со мной волонтером, и еще до его прихода я знаю, что это будет одно из самых ярких событий в моей жизни. Сегодня у нас будет тематический отрывок из Джейн Остин. Если вы думаете, что я не планировала это специально, то вы меня совсем не знаете. Я взяла костюмы напрокат в местной театральной труппе и убедилась, что Бен готов сделать все возможное.

 

Мэдисон: Сегодня будет интересно. Предупреждаю сразу — там будут костюмы.

Бен: Без проблем. Эти маски животных были забавными. Детям они понравились.

 

Ха-ха-ха. Он думает, что у меня нет для него костюма, похожего на мистера Дарси. Как мило. Когда он приходит, я провожаю его в кладовку и представляю идею.

— Мы оба должны это сделать, — говорю я, по-настоящему раздраженная тем фактом, что мне придется надеть великолепное голубое шелковое платье с подъюбником и гарцевать вокруг, как принцесса. Ух, хуже некуда, правда?

Бен смеется и качает головой.

— Нет.

Всего одно простое слово, произнесенное резким тоном.

Нет.

— Но дети будут в восторге!

— Ага, нет.

Я вздыхаю, затем опускаю взгляд и судорожно сжимаю руки, делая невинный вид.

— Ну, я действительно не хотела этого делать, но... поскольку я контролирую твои общественные работы, мне бы не хотелось связываться с судьей и говорить ему, что ты не сотрудничаешь.

Я совершенно не понимаю, что говорю. Судья? Сотрудничать? Что это вообще значит? У меня нет прямой связи с судом. Я просто хочу использовать то небольшое количество контроля, которое у меня есть над Беном, и заставить его надеть этот костюм ради собственного развлечения. Конечно, некоторые скажут, что это злоупотребление властью. А я скажу, какой смысл иметь власть, если не злоупотреблять ею?

Через десять минут Бен выходит из кладовки, и, клянусь богом, у меня случается сердечный приступ. Я видела все существующие фильмы, все экранизации Джейн Остин: версию «Гордости и предубеждения» Киры Найтли, версию «Гордости и предубеждения» Колина Ферта, версию «Эммы» Гвинет Пэлтроу (мой личный фаворит) и так далее. Поэтому, когда я говорю, что Бен выглядит как самая сексуальная версия мистера Дарси, которую я когда-либо видела, поверьте мне, так оно и есть. Высокий. Темный. Красивый. Злой. Я уверена, что у меня действительно учащенное сердцебиение.

— О боже, — сетую я, качая головой. — Это слишком хорошо. Мамочки не оставят тебя в покое.

Мужчина бросает на меня задумчивый взгляд, и, БОЖЕ МОЙ, неужели он делает это нарочно?! Он — мистер Дарси!

— Где твое платье? — спрашивает он, явно раздраженный.

Бен возится со своим сшитым на заказ черным пиджаком. Он немного маловат, поэтому его бицепсы рискуют лопнуть по швам. Мне приходится прислониться к стене, чтобы не упасть.

— Там. Я переоденусь. Просто... оставайся здесь на случай, если мне понадобится твоя помощь.

Я прочитала достаточно исторических романов, чтобы знать, как влезть в одно из этих огромных платьев. Дело в том, что у женщин в романах обычно есть горничная, которая помогает им затягивать корсет. У меня есть только я сама, и я не могу дотянуться до шнурков.

Под корсетом на мне тонкая хлопчатобумажная сорочка, так что я не должна нервничать из-за того, что Бен придет и поможет мне. Тем не менее, я долго колеблюсь, пытаясь сделать это сама, но у меня ничего не получается.

Бен стучит в дверь.

— Что ты там делаешь? Коробка с книгами только что упала на пол?

Да, я просто ударилась о полку, когда прыгала, пытаясь дотянуться до петель корсета. Книги разбросаны повсюду. Я не могу сделать это сама.

Я стону и распахиваю дверь.

— Входи, быстрее.

Его глаза расширяются. Я смущенно опускаю взгляд. Пожалуйста, скажите мне, что моя грудь убрана. К счастью, я в основном прикрыта. Верхняя часть груди и плечи оголены в традиционном стиле подобных платьев, но я не настолько неприлична, чтобы он так на меня смотрел.

Женщины ходят в клубы в меньшем количестве одежды, чем я.

Я кручусь вокруг него и объясняю, что мне нужно, чтобы он сделал.

— Просто зашнуруй платье и затяни корсет, — говорю я, как будто мы каждый день занимаемся подобными вещами вместе.

Бен делает шаг вперед, нахмурив брови, и откидывает мои длинные волосы на плечо.

— Это платье просто нелепо. Там так много материала, что ты не сможешь ходить.

Я краснею. Не совсем та реакция, на которую я рассчитывала. Обычно в моих исторических романах, когда красивый герцог натыкается на прекрасную леди в вечернем платье, он настолько ошеломлен, что чувствует всепоглощающее желание соблазнить ее в тот же миг. Мы должны биться о полки, сбивать с них вещи, яростно целоваться, словно два животных во время течки.

На самом деле Бен ворчит себе под нос, затягивая шнурки. Я чувствую жар его прикосновений через сорочку. Он затягивает шнуровку слишком сильно. Я едва могу дышать.

— Ты скоро закончишь? — спрашиваю я. Мой голос звучит так, будто он вырвался из мыши.

— Нет, если ты не будешь стоять на месте.

Его руки обхватывают мою талию и сжимают.

Очевидно, я ерзаю. Горячо. Беспокойно.

Он завязывает шнурки внизу и отступает назад.

Я поворачиваюсь и протягиваю руки.

— Что ты думаешь?

Бен прочищает горло, смотрит в сторону, а когда снова смотрит на меня, его глаза сужаются.

— Я думаю, что это слишком для сказки для малышей.

Я смотрю вниз, и смех вырывается из меня.

— О боже.

Мои груди были приподняты и сведены вместе, образуя дразнящее декольте. Даже я слегка возбудилась от этого зрелища. Я похожа на обслуживающую девку. Задираю сорочку повыше, прикрывая декольте и превращая вид в нечто более скромное.

— Как теперь? — спрашиваю я, глядя на него из-под ресниц.

Он ворчит и поворачивает шею. Бен действительно зол на меня.

— Все в порядке.

Тогда я улыбаюсь и протягиваю руку, чтобы ткнуть его в грудь.

— Расслабься, ладно? Это должно быть весело.

— Весело? Это пытка.

Я вздрагиваю от его замечания. Ладно. Если он хочет превратить этот день в нечто кислое, я не стану его останавливать. Однако я в шикарном платье и намерена наслаждаться каждой минутой. Я закатываю глаза, затем делаю движение, чтобы обойти его и выйти из кладовой.

Бен протягивает руку, чтобы остановить меня, обхватив ее пальцами.

— Ты выглядишь... — Бен прочищает горло и отводит взгляд. — Платье в порядке.

ПЛАТЬЕ В ПОРЯДКЕ?!

— Ух-ты, ты так хорошо владеешь словом.

Он ухмыляется, наконец-то избавившись от своего раздражения.

— Платье очень... синее.

Я вскидываю руки и выхожу. Он идет следом за мной, окликая меня.

В качестве возмездия я заставляю его играть более заметную роль во время чтения сказки. Бен должен читать детскую версию «Разума и чувств» вслух перед детьми, а я стою в стороне. Все присутствующие мамы посылают мне молчаливое спасибо. Я никогда раньше не видела, чтобы они были так прикованы к детской книге. Это милая книга, но определенно не то, что их волнует. Когда Бен закончил, несколько из них задерживаются, спрашивая Бена о книге и о том, где ее можно купить. Затем вопросы становятся более личными.

«...это твой костюм...»

«...о, это просто аренда?»

«...как долго он у тебя будет...»

Я хихикаю, убираясь, и наслаждаюсь каждой минутой его пыток.

Но Бен смеется последним, потому что я очень хотела пойти с ним на обед, как в прошлую субботу. К сожалению, у него уже были планы с отцом. Приложив неимоверные усилия, я делаю вид, что это совершенно нормально. Круто.

У меня тоже есть другие дела!

 

***

 

Нет, конечно. У меня их никогда нет. Но сегодня суббота, и у меня есть план. Это не очень хороший план, и он подразумевает немного лжи, но я обязательно искуплю свою вину позже, на случай, если у большого человека наверху возникнут проблемы с моими методами. О, я знаю, что сделаю: если увижу черепаху, пытающуюся перейти улицу, я остановлюсь и помогу ей, без вопросов. Грехи прочь.

Первая часть моего гениального плана — убедиться, что Илай и Кевин свободны на ночь. Илай говорит, что они планируют остаться дома и посмотреть сериал «Ты» на Netflix, но я порчу ему концовку, и он вынужден выполнить мою просьбу.

 

Илай: Ты издеваешься?!

 

Неважно, я сейчас спасу двух черепах.

 

Мэдисон: Это будет весело, клянусь!

 

Затем отправляю Бену сообщение. Я начинаю с небольшой светской беседы, ничего слишком напряженного.

 

Мэдисон: Как прошел обед с твоим отцом?

Бен: Хорошо. Я рассказал ему о костюмах и показал фотографию, которую ты заставила меня сделать...

Мэдисон: Ха! И что он сказал?

Бен: Он сказал, что хочет встретиться с женщиной, которая убедила меня надеть это.

 

Мое сердце трепещет, и я прижимаю телефон к груди, прежде чем осознаю, что делаю, и отдергиваю его. Держи себя в руках, Харт!

 

Мэдисон: Звучит весело. Слушай... мне нужно одолжение. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя нет никаких планов на вечер.

Бен: Я собирался посмотреть игру «Астрос» у Энди с друзьями.

Мэдисон: О... хорошо. Просто Илай и Кевин пригласили меня пойти с ними в боулинг, но они хотят играть в команде, а я не могу найти «плюс один» в последний момент.

 

ЛОЖЬ. ЛОЖЬ. ЛОЖЬ. У меня может быть целый месяц, и я все равно не смогу найти парня, который пойдет со мной в боулинг. Лучше бы я искала там. Эй ты, дряхлый старик с кашлем курильщика, будешь моим партнером?

 

Бен: Звучит заманчиво, но Энди будет раздражен, если я отменю встречу.

Мэдисон: Пригласи его! Скажи ему, чтобы он привел девушку, которая ему нравится. Арианну?

 

Я звучу отчаянно?

Хотела бы я стереть этот восклицательный знак.

 

Бен: Хорошо. Во сколько вы, ребята, собираетесь в боулинг?

Мэдисон: В восемь.

 

Хотя боулинг достаточно людное место, чтобы я могла столкнуться с Колтоном, но знаю, что Бен сегодня работает. К тому же, не думаю, что он и его друзья так уж часто ходят в боулинг. Это идеальное место, чтобы спрятаться у всех на виду.

Теперь начинается вторая часть моего гениального плана. Я должна придумать, как превратить себя в кого-то неотразимого, в кого-то, с кем Бен будет сталкиваться, чтобы поговорить, в кого он не сможет не влюбиться. Это должно быть легко, и у меня есть несколько часов. Сколько времени может занять полное преображение?

Я спрашиваю Илая, когда они с Кевином приезжают за мной в пять часов.

— Я думал, мы идем в боулинг, — говорит Илай, смущаясь.

— Мы идем, только позже. Сейчас я бы хотела сделать то, что видела только в кино, то, что отчаянно хотела сделать с тех пор, как у меня выросли сиськи.

Я излагаю ему краткую версию, и когда заканчиваю, Илай хмурится.

— О, так ты предполагаешь, что, поскольку я предпочитаю спать с мужчинами, я знаю кое-что о моде? Что последние три года я умираю от желания раздеть тебя догола и сжечь на месте эти отвратительные джинсы? Что у меня есть несколько нарядов, сохраненных на секретной доске Pinterest под названием «Сексуальная Мэдисон» на случай, если ты захочешь, чтобы я тебя одел? Что ж, подруга, тебе повезло. Пойдем. Торговый центр открыт еще несколько часов.

 

***

 

В 19:55 мы останавливаемся перед боулингом. Илай и Кевин отстегивают ремни безопасности и тянутся к ручкам своих дверей, но я прыгаю вперед и хватаю их за плечи.

— Подождите! Не выходите пока!

— Почему? — спрашивает Кевин, глядя на меня через плечо.

— Потому что...

О да, я не совсем ввела их в курс дела относительно остальной части моего плана. Илай решил, что я хочу сделать этот макияж для себя, чтобы чувствовать себя хорошо и обновить свой внешний вид. Я не стала его поправлять, но теперь придется.

— Мы должны подождать несколько минут, чтобы убедиться, что Бен и его друзья уже здесь. Они будут играть с нами в боулинг.

Илай резко оборачивается.

— Ты серьезно? Так вот почему мы все это сделали? — Он машет рукой поверх моего наряда. — Для Бена?

Я выдыхаю воздух, как будто это сумасшедшая идея.

— Нет, это для меня. Мне нужна была новая одежда. — И гладкие волосы, и убийственный макияж.

— Мэдди…

Я бросаю взгляд в окно, пытаясь отогнать его жалость. Я не хочу этого. Не хочу, чтобы Илай думал, что Бен не в моей лиге. Потому что он прав.

Он вздыхает.

— Я просто думаю, что это плохая идея...

— Нет. Послушай, — говорю я, поворачиваясь к нему с поднятым подбородком и убежденностью в своих словах. — Ты думаешь, что он разобьет мне сердце, и, возможно, так оно и будет, но ты должен позволить мне испытать это самой. Я знаю, что делаю, клянусь.

Кевин протягивает руку, чтобы коснуться плеча Илая.

— Она права. Я был не в твоей лиге, и смотри, мы безумно любим друг друга.

Хмурый взгляд Илая смягчается.

— О, ха-ха, очень смешно. Я просто не хочу, чтобы она пострадала.

— Ну, «она» знает, что делает, — язвлю я, когда черный внедорожник Бена въезжает на парковочное место в ряду перед нами.

Я, конечно же, пригибаюсь, чтобы укрыться.

— Это он! — шиплю я. — Он смотрит сюда?

— Нет, все в порядке. Там фонарный столб загораживает ему обзор. К тому же, он разговаривает со своими друзьями.

Хорошо. Я сажусь обратно и поправляю волосы, наблюдая, как Бен, Энди и Арианна идут к главному входу. Они такие красивые, что похожи на стаю вампиров. Арианна стройная и длинноногая, с короткими светлыми волосами. Ее наряд чертовски крут! На ней черные джинсы и красный свитер с открытыми плечами. Из-за свободного покроя я бы выглядела бесформенной, но она выглядит стильно! Модно!

Потом я вспоминаю, что мы тоже не так уж плохи. Кевин очень симпатичный блондин, высокий и загорелый. Он парень-серфер, а Илай — симпатичный книжный червь, и я сама выгляжу очень даже неплохо — даже модно, хотя на мне нет ничего, кроме джинсов и черной рубашки. Джинсы, правда, новые, и они сидят на мне как перчатка. Рубашка с длинными рукавами облегает меня, как вторая кожа, а U-образный вырез опускается вниз, открывая идеальное декольте. Мой бюстгальтер подчеркивает каждый мой изгиб. Мои волосы гладкие и прямые благодаря салону, в который меня отвезли Илай и Кевин, и там же они сделали мне макияж. Женщина болтала со мной без умолку, пока наносила всякие интересные штуки — бронзер, румяна, тени для век. Я позволила ей делать все, что она хотела, и когда кресло крутанулось, я была совершенно поражена собственным внешним видом. Некоторые люди действительно творят чудеса.

Мы ждем ровно десять минут, прежде чем выходим из машины и следуем за Беном внутрь боулинга. Я не пытаюсь выйти на сцену, просто так получилось. Я думаю, что это в значительной степени случайно. Кевин и Илай держат двери открытыми для меня. Я вхожу внутрь как раз в тот момент, когда музыка сменяется с бодрящей поп-музыки на что-то медленное и знойное, песню, которая идеально вписывается в мои грязные мечты. Проходящий передо мной сотрудник случайно роняет табличку «МОКРЫЙ ПОЛ», и она с грохотом падает на пол, привлекая внимание всех присутствующих. Последний штрих — вентилятор над головой, установленный там для того, чтобы тепло входило, а холодный воздух выходил. Я выгляжу так, будто нахожусь в середине фотосессии. Алло, Джиджи? Ты уволена. В городе новая супермодель.

Бен стоит в нескольких метрах от нас, разговаривая с Энди и Арианной. Он останавливается на полуслове, когда видит меня. Если бы я говорила, я бы тоже остановилась. Взъерошенные каштановые волосы. Острые янтарные глаза. Крутой пиджак. Темные джинсы. Этот парень знает, как одеваться, и, вероятно, у него не ушло три часа на подготовку, как у меня. Его взгляд встречается с моим, и его брови слегка приподнимаются. Это признание моего нового образа, возможно, единственное, что я получу.

— Извините за это, — говорит стоящий передо мной сотрудник, тот самый, который уронил табличку. Он размахивает им перед моим лицом. — Похоже, нам нужно предупреждение и для знака.

Я хмурюсь.

— Что?

Он краснеет, спотыкаясь о свои слова.

— О, просто... знак должен предупреждать людей о скользком полу, но он выскользнул у меня из рук, так что...

Я смеюсь, потому что это на самом деле довольно смешно.

Его лицо озаряется. Мы переживаем момент. Ему семнадцать лет, но по его взгляду я понимаю, что он считает меня сексуальной, а это уже кое-что.

Бен подходит к нему сзади, парень поворачивается и смотрит на него, глаза расширяются от страха. Бен бросает на него язвительный взгляд.

— Мэдисон, мы уже заплатили за дорожку, — говорит Бен, полностью отстраняясь от парня. Скажите мне, что он не ревнует к семнадцатилетнему?! Потрясающе. — Вам, ребята, просто нужно взять обувь.

О, да. Фу. Я не подумала, что мой крутой настрой будет сбит с толку неуклюжими клоунскими туфлями.

Думаю, Бен тоже будет выглядеть глупо, но что это? Он выглядит так же сексуально?

Когда он заканчивает зашнуровывать ботинки, опускается передо мной на колени и протягивает руку.

Я даю ему пять, а он смотрит на меня, как будто раздражен. Это не так. Его глаза прищурены в уголках.

— Ботинок, — говорит он, и я сую ему в руку один, чтобы он зашнуровал его для меня.

— Я не инвалид. Моя голова полностью зажила, если ты не заметил.

— Я заметил, — говорит Бен, сильно дергая за шнурки.

Я улыбаюсь.

— Ты уже второй раз за сегодня меня зашнуровываешь. У тебя это очень хорошо получается.

Он коротко выдыхает, как раз когда Энди и Арианна садятся на скамейку рядом с нами.

Энди размахивает своими ботинками в воздухе.

— Можешь и мне зашнуровать, пока ты там внизу, Бенни, мальчик?

Взгляд, который бросает Бен, должен пригвоздить задницу Энди к скамейке. Я пользуюсь случаем, чтобы подойти и представиться Арианне.

— Не думаю, что мы официально знакомы. Я Мэдисон.

Она улыбается и принимает мое рукопожатие.

— Привет, да, я видела тебя на вечеринке Джейка на той неделе, верно? Ты была там со своим братом?

Воспоминания проносятся в моей голове, как в кино: трусики, книга, темные углы, твердое тело Бена, прижатое к моему.

— О, эм, да. — Вау, это мой голос ломается? — Я была там.

Когда я оглядываюсь на Бена, он улыбается в пол.

— Так вы двое встречаетесь? — спрашивает она, указывая на нас с Беном.

— Встречаемся? — это слово выпадает у меня изо рта, как тяжелый камень.

— Нет, Мэдисон ищет хорошего парня, — отвечает Бен с ноткой раздражения в тоне.

Мои глаза дразняще сужаются.

— Или хотя бы кого-то, кто знает, как правильно завязывать шнурки. Ты завязал их так туго, что я не чувствую своих ног.

Илай и Кевин присоединяются к нам, и мы продолжаем знакомство. Оказывается, Арианна и Кевин уже знают друг друга. Их родители — друзья, и вот так группа кажется гораздо более органичной, чем я думала. Энди достаточно разговорчив, а в боулинге нас разместили на дорожке у стены, за что я благодарна, потому что я не очень хорошо играю в боулинг и беспокоюсь о том, что мои шары могут случайно задеть маленьких детей.

Бен молчит, пока мы все стоим вокруг старого компьютера, определяя правила и команды. Арианна и Илай спорят о преимуществах установки бортиков для дорожки. Я смотрю на Бена краем глаза и ловлю его взгляд, направленный вниз по моим ногам. Он быстро отворачивается. Почти так быстро, что я не успеваю это уловить.

— Что ты думаешь, Мэдди?

Я думаю, что этот наряд делает именно то, что я хотела.

— Мэдди, — нетерпеливо говорит Илай, размахивая рукой перед моим лицом.

Я моргаю.

— Что?

— Защита дорожки?

— Конечно. Я не собираюсь никого сегодня убивать.

Итак, решено, мы используем бортики, и команды формируются естественным образом. Конечно, Илай и Кевин будут в паре, Арианна и Энди, а я и Бен. Я иду выбирать свой мяч и чувствую присутствие Бена позади себя. Я выбираю самый легкий вариант, и ему приходится нагнуться, чтобы взять один из более тяжелых.

— Ярко-розовый, — поддразнивает он, указывая на мой выбор. — Я думаю, это для детей.

Я просовываю пальцы в отверстия и поднимаю его вверх, чтобы принять позу.

— Мне идеально подходит, спасибо большое.

— На нем есть блестящая бабочка.

— Это ястреб.

— М-м-м. Хочешь, я дам тебе несколько советов?

Я гордо поднимаю подбородок.

— У меня есть свой особый метод.

Этот метод в основном включает в себя отсутствие какого-либо метода вообще. Бедняге Бену действительно придется тащить нашу команду. Для своего первого броска я стараюсь выглядеть как профессионал. Я плавно шагаю, чтобы занять свое место на дорожке, завожу, прицеливаюсь, а затем бросаю мяч так, что он приземляется с тяжелым стуком в двух футах передо мной. Он даже официально не попадает на дорожку.

— Неплохо, неплохо, — скандирует Энди, несколько раз усердно хлопая в ладоши.

Илай присвистывает.

Все соглашаются, что я могу попробовать повторить попытку, и на этот раз, вместо того чтобы пытаться выглядеть крутой, я широко расставляю ноги, опускаю шар для боулинга между ними и пускаю его в полет. Ярко-розовый шар с грохотом летит по дорожке, успешно выводя из равновесия две кегли.

— Две! — кричу я, кружась вокруг себя, подняв руки вверх.

— Вообще-то, упала только одна. Другая просто шатается, — говорит Кевин, указывая позади меня.

Я стону, возвращаясь на свое место.

— Просто чтобы ты знала, твоя цель — сбить их всех, — поддразнивает Илай, похлопывая меня по плечу, когда я прохожу мимо него.

К счастью, Кевин еще хуже, чем я, но Арианна шокирующе хороша — что за черт, она провела лето в лагере боулинга или как? Энди тоже неплох. Вместе они создали команду, которую невозможно победить. Они приветствуют друг друга и толкаются грудью, по-настоящему проникнувшись духом игры. Илай и Кевин тоже. Они обсуждают стратегию и смеются друг над другом, склонив головы. Они выглядят как всегда очаровательно.

Тем временем Бен решил сесть как можно дальше от меня. Если бы мне хотелось ему что-нибудь сказать, то пришлось бы желать это очень громко.

Я стараюсь не придавать этому слишком большого значения, и когда наступает его очередь, я вздыхаю, втайне радуясь, что у меня есть повод смотреть на него так, чтобы это не казалось странным. Я должна следить за членом своей команды во время его очереди, верно?

Бен снял пиджак, его серая футболка не обтягивает, но я все равно прекрасно вижу его мускулистую фигуру, как и группа пожилых женщин слева от нас. Они приостановили свою игру, чтобы понаблюдать за его ходом.

Бен замахивается и выпускает мяч. Он проносится прямо по центру дорожки и с громким стуком врезается в кегли. Все кегли сбиты, и тут он поворачивается, как раз вовремя, чтобы увидеть, что я смотрю на него с оттенком слишком большого поклонения в моем взгляде.

Это становится немного жалким.

Я вскакиваю на ноги и вытираю потные ладони о джинсы.

— Пиво, есть желающие?

Раздается хор звонких «да», а также несколько криков о начос.

Мой знакомый парень работает на кассе с закусками. Когда я заказываю два начос и шесть бутылок пива, он говорит мне, что начос за счет заведения, а затем подмигивает и показывает на конфеты.

— Хотите чего-нибудь сладкого? Я угощаю.

Я уже собираюсь согласиться на его предложение бесплатных «Скиттлз», когда Бен вклинивается и кладет на стойку наличные.

— Сдачу можешь оставить себе, — говорит он, начиная собирать пиво. Клянусь, он почти рычит на парня.

Он даже не смотрит на меня.

Я беру две последние бутылки и начос, кладу их на поднос.

— Ты мне там очень мешал, — говорю я, когда мы идем обратно.

— Да? Это тот парень, которого ты имеешь в виду для своего первого раза? Он весит семьдесят пять фунтов.

Я ухмыляюсь.

— Я могла бы уговорить его дать мне шоколадку, если бы ты не пришел.

— Если ты будешь все еще голодна после всего этого, я дам тебе шоколадку, — говорит он, глядя на мой поднос, на котором лежат наши вещи. — Ты сможешь это нести?

— Ага, — говорю я, засовывая в рот целый начос и гордо улыбаясь.

Когда мы возвращаемся к группе, я ожидаю, что Бен вернется на свое прежнее место и продолжит игнорировать меня. Вместо этого он говорит мне пересесть и садится рядом со мной, воруя начос. Его бедро касается моего на оранжевой пластиковой скамейке. Я делаю длинный глоток пива, понимая, что оно мне необходимо.

— Ты сегодня выглядишь по-другому, — говорит он, когда Энди вскакивает, чтобы сделать второй круг.

— О? — спрашиваю я, очень спокойно и очень смущенно. Я? По-другому? Как это? — По-другому хорошо или по-другому плохо?

— Просто... другая. — Бен откидывается назад, чтобы оценить меня, затем берется за прядь волос. — Я никогда не видел твои волосы прямыми.

Я пожимаю плечами.

— Ну, не привыкай к этому. Женщине в торговом центре понадобился час, чтобы уложить их так. У меня бы никогда не хватило терпения сделать это самой.

Его брови сошлись.

— Ты сделала прическу на вечер?

Черт. Что? Нет! Что за неудачница делает прическу для боулинга?

Я качаю головой.

— Просто нужно было подстричься, — вру я, и в который раз благодарна за то, что мужчины биологически не могут определить, когда женщина подстриглась. Клянусь, мои папа и брат никогда этого не замечают.

— Выглядит хорошо.

Два слова, даже не очень цветистые, но он мог бы признаться в любви с таким же успехом, как бьется мое сердце.

Я улыбаюсь, поднося пиво к губам. Бен смотрит, как я делаю глоток, и мы одни в этом боулинге, или это только кажется? Клянусь, он вот-вот наклонится и скажет мне что-то, но тут Илай подталкивает меня в плечо, объявляя, что теперь моя очередь.

— Очистите территорию, — кричит Энди, руками формируя мегафон вокруг своего рта.

— Ха-ха-ха, — говорю я, подыгрывая его шутке. — Просто смотри — на этот раз у меня получится.

На этот раз у меня не получается. Я каким-то образом умудряюсь промахнуться мимо каждой кегли, несмотря на то, что защита желоба гарантирует, что мой мяч долетит до конца.

Когда я возвращаюсь на свое место, Бен подталкивает меня.

— Это впечатляет. Я думаю, что не сбить ни одной кегли труднее, чем сделать страйк.

Его лукавая ухмылка практически решает мою судьбу. Я провожу драгоценные минуты между вторым и третьим ходом, делясь с ним начос и молясь, чтобы он сказал еще что-нибудь такое, от чего бы у меня заныло в животе. Внезапно я снова встаю.

— Уф, мне пора идти? — Это действительно неловко.

Бен встает и просовывает свои руки под мои, заставляя меня принять стойку.

— Давай, я помогу тебе.

Мы все знаем, что это значит. Мы смотрели фильмы. Бен будет стоять позади меня слишком близко, прикасаться ко мне немного неуместно, и все это во имя спорта. И, конечно, поскольку все наши друзья — взрослые люди, они свистят и подразнивают нас, когда Бен придвигается ко мне сзади.

— О да, Бен, покажи ей, как это делается, — говорит Энди.

Бен отмахивается от него.

— О, я не уверена, Бен, я так стою? — Арианна насмехается, и ладно, она забавная, и она мне нравится.

— Не слушай их, — говорит Бен, подталкивая нас к дорожке.

— Это немного шаблонно, согласись. — Я улыбаюсь и смотрю на него через плечо. Ух-ты, я и не заметила, что он стоит прямо за мной. Его губы вот-вот коснутся моих. Конечно, мне пришлось бы подняться на цыпочки и вытянуть шею, но все же. Кто-нибудь, включите здесь воздух как можно скорее.

— Я знаю, — говорит он, пожимая плечами. — Но ты действительно отстой, и я не могу позволить, чтобы все продолжалось в том, же духе, иначе у нас нет никакой надежды на победу.

Он наклоняется, чтобы расставить мои ноги так, чтобы одна была поставлена впереди другой. Затем обхватывает меня одной рукой за талию, так, что я вынуждена оставаться на месте, прижавшись к нему. Другой рукой обхватывает мое предплечье, чтобы он мог отвести мою руку назад, показывая мне, как прицелиться, прежде чем я отпущу мяч.

— Разобралась? — спрашивает он, дыша на мою шею.

— Покажи мне еще раз.

— О боже. — Кевин смеется. — Она действительно только что это сказала?!

Шутка для них. Когда я, в конце концов, прокатываю мяч по дорожке, мне удается сбить пять кеглей. Я оборачиваюсь, а там стоит Бен и улыбается. Я подхожу к нему, чтобы принять его двойное «дай пять». Его пальцы переплетаются с моими, и мы остаемся так на несколько секунд дольше, чем нужно. Глаза закрыты. Сердца колотятся.

— Отличная работа.

— Спасибо. Все было в моей форме.

Он улыбается.

— У тебя действительно хорошая форма.

Внезапно мы говорим не о боулинге.

Илай присвистывает.

— Ладно, просто для ясности, тот случай совершенно не считается. Бен практически сделал этот ход за тебя.

Одна игра превращается в две, потом в три. Я пью второе пиво, и моя техника действительно улучшается. За один ход мне удается сбить шесть кеглей. Это личный рекорд. Кевин и Илай покупают нам еще по порции начос и пиццу пепперони, которая выглядит едва съедобной. Конечно, мы все набрасываемся на нее, как стервятники.

— Нечестно, — стону я, пытаясь отобрать у Бена последний кусок. — Мне почти ничего не досталось. Мне пришлось поделиться своим с Кевином.

Бен вскидывает бровь и откусывает огромный кусок. Половина ломтика исчезает.

Когда он жует, то слегка ухмыляется.

Я сужаю глаза.

— Зло.

Он протягивает его мне, и жест понятен: откуси. Ничего страшного, говорю я себе. Не принимай это близко к сердцу. Я наклоняюсь вперед, смотрю Бену в глаза и откусываю, стараясь украсть последний кусочек. На моей нижней губе остается немного соуса, и я слизываю его. У Бена такое выражение лица, что я не могу его понять, но от которого у меня по спине бегут мурашки, поэтому я тянусь за нашим пивом и силой вкладываю бутылку в его руку. Мы оба делаем большие глотки.

Наступает моя последняя очередь, и я вскакиваю на ноги, стремясь доказать свое мастерство. Игра равная. Мы вровень с Арианной и Энди. Они выиграли две игры и начинаем наглеть. Они говорят о вступлении в лигу боулинга, просят менеджера повесить на стену их фотографии с автографами. Пришло время кому-то преподать им урок.

— Бен, подержи мое пиво, — говорю я, вытирая рот тыльной стороной ладони, а затем иду за своим розовым блестящим шаром для боулинга. Ранее двенадцатилетняя девочка пыталась украсть его. Илаю пришлось сказать ей, чтобы она убиралась.

Я уже не так твердо стою на ногах, как час назад. Дорожка выглядит до смешного длинной. Я никогда не смогу довести мяч до конца, но хочу победы больше, чем за весь вечер. Я начинаю идти вперед, набирая темп, отступаю назад и пускаю мяч. Он катится быстро, ни разу не задев бамперы. Даже приближаясь к кеглям, он все еще идеально центрирован на дорожке.

Не может быть. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Я подношу руки ко рту. Шар подлетает, и все до единой кегли разлетаются.

— О, БОЖЕ! Я СДЕЛАЛА ЭТО! Я СДЕЛАЛА ЭТО!

Я прыгаю вверх и вниз. Если бы я могла делать сальто, то сделала бы. Большие руки крутят меня, и Бен поднимает меня вверх.

— Ты это видел?! — спрашиваю я, когда комната кружится вокруг меня. Моя улыбка такая большая, что мне больно.

Он смеется.

— Да, я был рядом.

Конечно.

Мои ноги болтаются, когда я скольжу по телу Бена. Наши бедра идеально выровнены. Мы шипим.

— Это был действительно хороший удар, — заключаю я, будто задыхаюсь. — Лучший за всю ночь, если хочешь знать мое мнение.

Бен останавливает взгляд на моих губах, а его руки крепко обхватывают меня.

— Согласен.

— Я хочу ткнуть всех носом в нашу победу.

— Мы тебя слышим. — Илай смеется.

— Кроме того, вы еще не победили, — с горечью замечает Энди. — Бен еще должен бросить.

— Точно. Не испорти нам все, — говорю я, когда он отпускает меня. Мой тон полон насмешливой торжественности. Я провожу рукой по своей одежде, как бы расправляя ее. Прочищаю горло. Стараюсь выглядеть более серьезной. — Это важно. Все зависит от тебя.

Пока Бен готовится сделать свой бросок, я возвращаюсь к нашей группе. Илай трогает меня за бедро, и я оглядываюсь. Он поправляет очки, затем поднимает подбородок в сторону Бена.

— Вы двое очень милые.

Я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Мэдди, да ладно — очевидно, что у вас есть чувства друг к другу. Вы флиртовали всю ночь.

Мои щеки краснеют от осознания того, что все, скорее всего, видели, как я пускала слюни по нему всю ночь.

— Ранее ты предупреждал меня держаться от него подальше, — замечаю я.

— Да, ну, может быть, я ошибался.

Я слышу, как мяч Бена катится по дорожке, и слышу характерный звук столкновения с кеглями. Мои глаза все еще смотрят на Илая, пока Арианна и Энди стонут от поражения.

— Он хочет тебя… очень сильно.

 

 

Глава 14

 

Мэдисон

 

— Что будете, шеф?

— Чизбургер с двойным беконом...

Я с силой прочищаю горло.

— Один чизбургер с беконом, — поправляет мой отец, сердито глядя на меня.

— Никакого бекона и никакого сыра, папа.

Он вскидывает руки.

— Ты пытаешься вогнать меня в депрессию? Какой смысл жить, если ты не можешь насладиться вкусом расплавленного сыра на гамбургере?

Его театральность на меня не подействует. Я выхватываю у него из рук меню, кладу его на свое и передаю официантке с милой улыбкой.

— Он будет бургер с индейкой на цельнозерновой булочке с гарниром из овощей на пару́. А мне, пожалуйста, салат с курицей-гриль.

Она записывает наши заказы, затем подмигивает моему отцу, забирая меню и засовывая их под мышку.

— Как насчет того, чтобы я случайно просыпала несколько картофелин фри на вашу тарелку по пути из кухни?

Мой отец сияет.

— Я всегда знал, что ты хорошая девочка, Салли.

Когда она уходит, мой отец злорадствует. Его большая усатая улыбка сверкает на меня из-за стола.

— Гордишься собой? — спрашиваю я, нацепив улыбку в стиле «что я собираюсь делать с тобой».

— Очень.

Мой телефон вибрирует на сиденье рядом со мной, но я не сразу тянусь к нему. Я жду, пока один из друзей моего отца пройдет мимо нашей кабинки, и они завяжут разговор. Между старыми приятелями много похлопываний по плечам, и они искренне смеются. Когда отец отвлекся, я достаю свой телефон, держу его под столом и чуть не взрываюсь от волнения, когда вижу, что у меня новое сообщение от Бена. Увидев его имя на экране, я прихожу в восторг. Неважно, что мы переписывались довольно часто в течение последней недели, с тех пор как мы играли в боулинг; каждый раз я чувствую себя так же прекрасно, как и в предыдущий.

 

Бен: Мы с Энди посмотрели вчера вечером документальный фильм о настоящем преступлении, который ты рекомендовала. Это было здорово. Мне нужно больше рекомендаций. Я пристрастился.

 

Я гордо улыбаюсь. Ему понравилась моя рекомендация! Он считает, что у меня хороший вкус!

 

Мэдисон: Есть еще один хороший, но я не могу вспомнить название. Я посмотрю, когда вернусь домой.

Бен: О... тебя нет дома?

Мэдисон: Сегодня вечер пятницы, конечно, меня нет дома. Я очень крутая, Бен. Или ты еще не понял?

 

Официантка возвращается с нашими напитками, и я поднимаю взгляд, чтобы убедиться, что мой отец все еще болтает со своим другом.

Мой телефон снова вибрирует.

 

Бен: Так чем ты занимаешься?

 

Я закусываю губу, обдумывая варианты. Я не могу сказать ему правду — это слишком жалко. Я решаю быть хитрой, чтобы сбить его со следа.

 

Мэдисон: Плохими вещами.

Бен: Вышла из-под контроля?

Мэдисон: О да. Сейчас я краду деньги из банковского хранилища. Вся в черном, машина для побега, все дела.

Бен: Хм. Судя по тому, что я вижу, похоже, что вы собираетесь ужинать...

 

Мои глаза расширяются, и я поднимаю взгляд, сканируя закусочную.

В этом месте собрались пожилые люди и несколько молодых семей. Это та публика, которая любит специальные предложения для ранних пташек, как мой отец и я. Бена здесь нет. Я бы сразу его заметила. Как будто мой мозг установил на него маячок.

Затем движение за окном привлекает мое внимание, и вот он уже стоит на тротуаре вместе с Энди. Они оба в костюмах, выглядят так, как будто только что ушли с работы. Мой желудок сжимается, и я бросаю телефон на колени.

Наши взгляды встречаются через стекло, и я настораживаюсь, когда вижу, что в его взгляде таится озорство. Ясно, что он задумал что-то нехорошее еще до того, как что-то пробормотал Энди. Они оба поворачиваются и меняют курс.

О нет. Конечно, он не собирается...

Дверь открывается, и входит предмет всех моих фантазий, высокий и устрашающий в своем темно-синем костюме. У меня сводит живот. Мои миры сталкиваются. Он ведь на самом деле не собирается оставаться? Мой отец не знает, что мы друзья.

Но, конечно, Бен остается, и, что еще хуже, пока он разговаривает с хозяйкой, то указывает на пустую кабинку через две от нашей. Она широко улыбается и ведет их туда. Энди машет мне рукой и шевелит бровями, прежде чем скользнуть в кабинку, отвернувшись от меня. Бен занимает другую сторону, прямо в поле моего зрения.

Его ухмылка едва скрыта.

Я дрожу.

Хорошо, что в кабинке между нами сидит буйная семья из пяти человек, иначе я бы немедленно сбежала. Один из детей кричит, что ему не нравится лапша для спагетти, а только соус. Я хочу дать ему пять за то, что дал мне отвлечься.

— Мэдди, ты помнишь Нолана, да? — спрашивает папа, привлекая мое внимание к его другу. — Мы с ним вместе учились в средней школе.

Я поднимаю взгляд, но мое внимание остается на Бене. Я не могу сказать, был ли Нолан белым, черным, фиолетовым, зеленым, была ли у него одна голова или пять.

— Я не видел тебя с тех пор, как ты училась в школе, — говорит он, протягивая свою руку.

Я киваю.

— Я в порядке. Спасибо, что спросили. Как вы?

Они смотрят на меня так, будто я с другой планеты. О, черт. Что он только что сказал?

Мой отец смеется и качает головой, придумывая для меня оправдания, которые я не хочу слышать. Их разговор канул в лету, когда Бен снимает пиджак и закатывает рукава. Клянусь богом, запах его тела доносится до меня.

Я умираю.

Я тянусь за водой и выпиваю половину, пока Нолан уходит.

Мой отец хмурится.

— Ты в порядке?

Я киваю, и мой телефон вибрирует у меня на коленях. Я не могу его проверить. Я знаю, что это Бен. Знаю, что это будет насмешливое, дразнящее, делающее меня плохой сообщение, и я не переживу этот обед, если позволю ему залезть мне в голову. Я переключаю свое внимание на отца и улыбаюсь.

— Я в порядке, просто очень голодна.

Папа фыркает.

— Я бы тоже был голоден, если бы ел только кроличью еду. Ты должна была заказать для себя двойной чизбургер. Не помешало бы немного мяса на этих костях.

Конечно. Мой отец не хочет ничего другого, кроме как откормить меня, как фаршированную свинью. Будь его воля, мы бы намазывали сыром каждую нашу порцию.

Как Бен себя позиционирует, он делает так, что я не могу смотреть на отца, не видя его. Он там, заполняет весь ресторан, его присутствие невозможно игнорировать, что я начинаю потеть.

Мой телефон снова вибрирует, и отец хмурится.

— Тебе нужно посмотреть?

Я тянусь вниз, чтобы выключить телефон, но прежде чем я это делаю, слова Бена привлекают мое внимание.

 

Бен: У меня для тебя вызов.

 

Я втягиваю воздух.

— Мэдди? — спрашивает мой отец.

Я прочищаю горло.

— Ерунда. Банк.

Очевидно, моя колкость насчет ограбления банка все еще у меня на уме.

— Банк? — скептически спрашивает он. — С каких пор они присылают сообщения?

— Мне жаль. — Я качаю головой и выключаю телефон. Соберись. — Не банк, просто какой-то спам. О, смотри, они включили игру.

Я указываю на маленький телевизор, установленный над барной стойкой. Там показывают какую-то спортивную команду, которая бегает по полю и ловит спортивные мячи того или иного вида. Я так отвлеклась. Мне нужно поговорить с Беном, сейчас же. Что он делает?!

Мой папа поворачивается, чтобы понять, о чем я говорю, и я бросаю взгляд на Бена через его плечо, надеясь послать ему целую кучу предупреждений одним взглядом.

Бесполезно. Мой хмурый взгляд встречает наглое безразличие. Эти янтарные глаза смотрят на меня, когда он перекидывает руку через верхнюю часть кабинки. Вишенкой на вершине мороженого является его едва сдерживаемая ухмылка. Бен считает себя неприкасаемым. Он думает, что это все забавы и игры. Ему нравится, как я нервничаю, как мне не по себе.

Я наблюдаю, как официантка проходит мимо их столика, и если с моим отцом она была податлива, то здесь она совершенно беспомощна, когда Бен одаривает ее красивой улыбкой. Он указывает на мою кабинку, что-то говорит, и она кивает, ухмыляясь.

Мой хмурый взгляд только усиливается, когда я вижу, как она уходит и исчезает на кухне, чтобы через несколько минут снова появиться с большим шоколадным молочным коктейлем.

Мороженое должно быть невинным, но этот коктейль смертельно опасен. Она вальсирует прямо к нашему столу и начинает его ставить.

— Это от того...

— О! Спасибо! — Я протягиваю руку, чтобы выхватить его у нее из рук, и вижу, что она раздражена тем, что я ее прервала.

Она пытается снова:

— Это джентль...

— Нежная машина делает лучшие молочные коктейли, — заканчиваю я за нее. — Я знаю. Спасибо, что принесла это. Я жаждала его весь день.

Ее глаза сужаются, и становится ясно, что она думает, что у меня не все в порядке с головой.

Мой отец наблюдает за этим разговором с одинаковым замешательством. Когда официантка уходит, он наклоняет голову, изучая меня.

— Это ты заказала?

— Нет. Наверное, она просто почувствовала, что мне это нужно. Вот, сделай глоток.

Мне не нужно повторять ему дважды. Это прекрасно, правда. Мой отец любит сладкое больше, чем я, и этот шоколадный молочный коктейль — как раз то, что мне нужно.

Спасибо, Бен.

Я встаю и объясняю, что иду в туалет. Когда прохожу мимо стола Бена с поднятым подбородком и расправленными плечами, я полностью игнорирую его.

Это не имеет значения. Я знаю, что он все равно последует за мной.

Едва делаю два шага по боковому коридору, где расположены туалеты, как чувствую его позади себя. Ускоряю шаг, как будто пытаюсь обогнать его. Дохожу до двери первого туалета и уже собираюсь повернуть ручку, когда рука Бена накрывает мою, не давая мне открыть ее.

Его рот касается края моего уха, а грудь прижимается к моей спине. Его тело загораживает свет в коридоре, отбрасывая на меня тень.

— Разве ты не хочешь узнать, в чем заключается мой вызов? — дразнит он.

Я зажмуриваю глаза, пытаясь устоять на ногах.

Разве это уже не вызов? Стоять здесь, в этом коридоре, тесно прижавшись друг к другу? Не дать правде выскользнуть наружу, похоронить свои истинные желания — все это вызов.

— Мэдисон...

Всегда ли он казался таким пугающим или сейчас, когда мое сердце спотыкается, а рука дрожит, все еще хуже? Мы не можем этого сделать — что бы это ни было.

Мы в оживленной закусочной. Этот туалет, вероятно, не пуст. Через секунду кто-то попытается повернуть ручку и выйти, но он не сможет этого сделать, потому что мы закрываем его снаружи.

— Бен, — шепчу я. — Мой папа найдет нас.

— Ему не обязательно знать.

Его голос низкий и угрожающий. Бен играет злодея, каким я его и представляю. Слова Илая проникают в мое сознание: Он хочет тебя — сильно.

— Ты пробовала молочный коктейль?

Я слышу веселье в его тоне и зажмуриваю глаза.

— Это было безрассудно. Из-за тебя я чуть не попалась.

— И все же ты здесь.

Голоса разносятся по коридору. Разговоры, кажется, приближаются к нам. Это мой отец? Он все еще за нашим столом?

Свободная рука Бена сжимает мое плечо, и он надавливает на него настолько сильно, что я вынуждена повернуться и посмотреть на него. Когда его взгляд ловит мое выражение лица, его брови нахмуриваются в разочаровании. Бен выглядит разрушительно красивым... красивым и безумным.

— Тебе страшно? — спрашивает он, отстраняясь от меня.

Наши вгляды встречаются, и мое сердце колотится.

— В ужасе, — говорю я, мой голос едва превышает шепот.

Затем отворачиваюсь, смущенная своей откровенностью.

Бен подходит ближе, и наши бедра соприкасаются. От этого контакта у меня перехватывает дыхание, и ему, видимо, это тоже нравится, потому что он тянется к моей талии и притягивает меня ближе.

— Волнуешься, что твой отец застанет тебя здесь со мной?

Это ничто по сравнению с моими настоящими страхами: ощущение падения, которое я испытала, когда Бен вошел в закусочную, мое волнение каждый раз, когда его имя появляется в моем телефоне, легкое подшучивание, взаимные уступки. Мы что-то строим. Разве он не чувствует этого? Вот почему он наклоняется ближе? Его грудь касается моей...

— Милая? — Голос разносится по коридору, и я пытаюсь отпрянуть от Бена, но он не дает мне этого сделать. Это наша официантка несет две тарелки с едой: мой салат и гамбургер моего отца. Если ей и кажется странным, что мы с Беном прижались к двери ванной, деля интимный момент, то не подает виду. Она просто наклоняет голову назад к нашей кабинке со знающим взглядом в глазах. — Еда готова.

Она исчезает, а Бен, наконец, отступает назад. Я пользуюсь этим преимуществом, бегу по коридору так быстро, как только могут ноги, и меня даже не задевает, когда Бен выходит через несколько минут после меня и не смотрит в мою сторону. Он бросает на стол немного денег, натягивает куртку, а затем они с Энди выходят на улицу.

Мой отец наконец-то замечает его, когда они проходят мимо нас по тротуару.

Его глаза сужаются, но он не говорит ни слова. Я молюсь, чтобы он не понял, что Бен и Энди были в ресторане. Для него это должно выглядеть так, будто они просто идут мимо после работы, как они бы и сделали, если бы Бен не заметил меня здесь и не зашел внутрь, чтобы поддразнить меня.

 

***

 

Той ночью я лежу в постели и смотрю на свой телефон, анализируя последнее сообщение, которое прислал Бен. У меня для тебя вызов.

Я так и не написала ему ответ — даже после того, как мы с отцом закончили есть и вышли из закусочной, — и я слишком труслива, чтобы написать ему ответ сейчас. Я просто спрошу его об этом утром, когда мы придем в библиотеку на рассказ.

Тогда я буду главной, буду решать все вопросы. бен не будет загонять меня в коридоры и заставлять потеть.

На самом деле, на следующее утро я снова бодра, как никогда, уверена, что смогу справиться со своей всепоглощающей влюбленностью в Бена Розенберга и дожить до того, чтобы рассказать эту историю. Я веду себя так, будто вчерашнего дня не было, будто мы почти не поцеловались в коридоре закусочной, и мои чувства не грозят закипеть. Я делаю это уже несколько недель, притворяясь незаинтересованной. Сегодня все должно быть по-другому, за исключением того, что Бен не получил памятку. Он не хочет подыгрывать.

Он входит с таким видом, будто только что выиграл гонку и делает круг почета. На нем куртка и черная рубашка, и я решаю, что этот цвет должен быть удален из его гардероба, потому что я просто не могу этого вынести. Однако ему, должно быть, нравится, как я его разглядываю, потому что он явно злорадствует, передавая мне неожиданный латте.

— Я попросил их добавить немного фундука. Ты ведь так любишь, да?

— О. — Я опускаю взгляд на кружку, немного шокированная. — Да, спасибо.

— Без проблем. Как прошел остаток ужина?

Я прочищаю горло.

— Нормально. Лучше, чем хорошо, на самом деле. Я съела весь свой салат.

Поднимаю взгляд и успеваю уловить его очень тонкую ухмылку.

— Как хорошая маленькая девочка.

Мой желудок завязывается в узел — двойной узел.

— Ты думаешь, что вчера ты меня действительно раскусил, да? То шоу в коридоре? Очень смелое. Если бы мой отец нашел нас, ты бы сейчас был под землей.

Он пожимает плечами, не беспокоясь.

— Возможно, но оно того стоило. Ты бы видела себя. Ты действительно думала, что я воспользуюсь тобой прямо там, посреди закусочной.

Мои глаза расширяются. Мои щеки горят.

— Что?! Нет, не думала!

Он усмехается.

— Да ладно, Мэдисон. Это все было очень весело — часть твоего плана, помнишь?

Конечно. Все это часть моего плана.

Еще раз, каков мой план?

— Значит, даже если бы официантка не помешала, ничего бы не случилось?

— За кого ты меня принимаешь?

Опасно заманчивый.

Бен улыбается, и ах, да. Он точно знает, что я чувствую. Я уверена в этом.

Он меня не одурачит.

Эта дружба начинает портиться. Нельзя флиртовать, писать и прикасаться так часто, как мы это делаем, не переходя некоторые границы. Неужели он этого не понимает?

Я решаю положить конец этому разговору, отправив его к лестнице, которую я попросила Ленни спустить. Нам нужно работать. Сегодняшняя сказка посвящена зимней стране чудес. Мое платье льдисто-голубого цвета, а в волосах у меня заколка в виде снеговика.

Я хочу подвесить к потолку бумажные снежинки для детей. Они будут переворачиваться, и, к счастью, Бен не против. Он снимает куртку и ставит свой кофе, прежде чем забраться наверх. Я передаю ему несколько снежинок, соединенных нитками, а затем отхожу назад, чтобы посмотреть, как он работает.

Его рубашка задирается вверх, когда Бен тянется, чтобы прикрепить первую, и я улавливаю несколько сантиметров его подтянутого торса. Я чуть не облизываюсь. Хорошо, что он слишком занят, чтобы заметить это.

— Так хорошо? — спрашивает он, обращаясь к снежинке.

Я бормочу что-то невнятное, а затем бегу обратно к своему столику. Я рада, что у меня есть твердая цель, к которой можно вернуться: разложить кучу снежков.

— У тебя есть планы на потом? Энди хочет, чтобы мы все посмотрели фильм у него дома.

— Мы?

— Ты, я, Арианна, Кевин, Илай.

Похоже, у меня нет выбора. Я проведу вечер в компании Бена, страдая, держа свои грязные мысли при себе.

— И я сказал ему выбрать что-нибудь страшное, — продолжает он.

Я оглядываюсь, радуясь, что его рубашка опустилась. Слава богу.

— Почему?

Значит, я буду вынуждена пасть в страхе? Подсесть поближе? Спрятать лицо у него на груди?

Его бровь выгибается дугой.

— Потому что ты хочешь быть плохой, Харт. Кровь и плоть идут рука об руку с этим, не так ли?

Значит, это не имеет никакого отношения к нашим прикосновениям. Отлично.

Я разворачиваюсь и возвращаюсь к своей задаче. Мы работаем в тишине, и я думаю, не стоит ли мне снова поднять вопрос о поиске парня, чтобы проверить, что между нами происходит. Это нечестная тактика, возможно, даже немного детская, но это единственный инструмент, который у меня есть, так что я воспользуюсь им.

— Мне было интересно, — начинаю я. — Как продвигаются поиски моего хорошего парня? — Бен ворчит, но я продолжаю. — Знаешь, с тех пор как Энди отверг меня... я все жду, что ты найдешь кого-нибудь на его место.

— Я был слишком занят в фирме, чтобы думать об этом. — Его тон звучит жестко.

— О? — Я начинаю расставлять таблички с именами. — Это понятно. Знаешь, что? Может быть, ты найдешь кого-нибудь, кого можно пригласить к Энди сегодня вечером, — предлагаю я мило, как бы обнадеживая его. — Что может быть лучше, чем познакомиться с кем-то в групповой обстановке?

— Не сработает, — грубо говорит он, закрывая тему.

— Почему? — Я хмурюсь.

— У Энди в гостиной два дивана и два кресла. С семью людьми кому-то придется сидеть на полу.

— Значит, мы просто принесем стул из кухни.

— Подай мне еще одну снежинку, ладно?

А, так он просто собирается игнорировать меня. Замечательно. Как будто вся эта тема ему надоела, что вполне логично. Он никогда не был на моем месте. Ему никогда не приходилось жаждать любви, страстно желая узнать, каково это — просто...

Я сопротивляюсь желанию застонать и дернуть себя за волосы.

Бен был прав — я действительно думала, что он собирается воспользоваться мной в том коридоре. Я хотела этого!

— Мэдисон. Снежинка.

Верно. Я беру несколько со стола и подхожу к лестнице, чтобы передать их ему. Мои плечи поникли. Моя улыбка стерта начисто.

Даже когда встаю на цыпочки, наши руки едва касаются друг друга. Бен смотрит на меня с мрачным выражением лица.

— Только... не сегодня, хорошо? — спрашивает он, его глаза умоляют меня оставить эту тему. — Давай просто потусуемся в компании, а с парнем разберемся позже.

Мне не нравится, что он хочет отложить эту тему. Возможно, для него это не имеет большого значения, но для меня имеет.

Я думала, что у нас что-то получается. Я думала, что загоню его в угол, чтобы он был вынужден признаться, так или иначе. Вместо этого он выбрал третий путь, которого я даже не ожидала: полное безразличие.

 

Глава 15

 

Бен

 

Сегодня к Клифтон Коув надвигается теплый фронт, первый в этом сезоне. На этой неделе я часто слежу за погодой. Включаю утренние новости и слушаю, как метеоролог твердит об ужасном шторме, надвигающемся на нас. Они не шутили. Прошлой ночью шел дождь, и сейчас он все еще моросит. Я вижу его через окно своего кабинета.

Но я не возражаю. Вместе с дождем приходит тепло, не такое сильное, как бывает здесь в середине лета, но достаточно теплое для плана, который я обсуждаю сегодня вечером.

Прошло два месяца с тех пор, как я впервые начал работать волонтером с Мэдисон. Я выдержал два месяца общения с нашей зарождающейся группой друзей, заставляя себя держать дистанцию между нами и следить за тем, чтобы мои руки оставались при себе как можно дольше. Мы постоянно переписываемся. Мы строим отношения, которые ни один из нас не признает.

Ее семья до сих пор не знает о нас, и, если не считать того трюка, который я провернул в закусочной, я уважаю этот факт. Ей не нужно настаивать на том, чтобы я парковался за квартал от ее дома, когда подвожу ее домой. Я делаю это, потому что не хочу усложнять ей жизнь. Делаю это, потому что время, проведенное с ней, — лучшая часть моей недели, потому что, когда она в моей машине, я чувствую себя...

Не могу закончить мысль.

Я в полном беспорядке.

С того пикника, когда она спросила меня, нахожу ли я ее привлекательной (в гипотетическом смысле), мы не говорили о чувствах, не говорили о романтике, соблазнении и желании, которое мне приходится подавлять каждый раз, когда я нахожусь в десяти футах от нее. Я хочу целовать ее все время — в том коридоре в закусочной, когда она свернулась калачиком на диване рядом со мной в доме Энди на ночь кино, когда читала вслух историю детям в библиотеке, когда она надела зеленое платье в тон ее глазам.

Я падаю, хотя пытаюсь убедить себя в обратном.

Ради всего святого, я должен был найти ей другого парня для свидания.

Энди находит все это смешным. Он считает, что на этот раз я действительно вляпался.

— Это так поэтично, разве ты не видишь? Вселенная, наконец, расставляет все по своим местам для таких, как я. Все эти годы мне приходилось терпеть, как женщины бросаются на тебя. Теперь ты хочешь Мэдисон, а она не хочет тебя. Нет, подожди, она не может хотеть тебя. Есть разница, и ты должен следить за своими манерами. Ты хотя бы поцеловал ее?

— Убирайся из моего кабинета.

— О, боже, ни одного поцелуя? Ты ведь думал об этом?

— Я собираюсь физически удалить тебя.

— Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься — я тяжелее, чем кажусь. Итак, каков твой план? Оставаться в дружеской зоне? Спорим, ты никогда не был здесь раньше. Это отстой, не так ли? Страдать изо дня в день и знать, что из этого ничего не выйдет.

Тогда я встаю из-за стола, готовый выполнить свое обещание насильно выгнать его.

Энди вскакивает на ноги и протягивает руки, чтобы оттолкнуть меня.

— Эй, эй. Хорошо, я слышу тебя громко и ясно. Ты явно одержимый мужчина.

Я резко останавливаюсь и упираю руки в бока.

— И что ты собираешься с этим делать? — спрашивает он.

— Я не знаю.

Он качает головой, весь юмор исчезает из его глаз.

— Я тебе не верю. На первом курсе юридического факультета ты уже набросал пятилетний план развития нашей фирмы. Ты всегда на десять шагов впереди всех вокруг. Так работает твой мозг. Ты хочешь Мэдисон — неужели ты не будешь бороться за нее?

Его слова были постоянным издевательством в течение всего оставшегося дня.

Буду ли я бороться за нее?

Это сложная ситуация. Я не нравлюсь ее семье, и я мало что могу с этим поделать. Я не могу избавиться от своей фамилии или сделать себя кротким. Не могу преуменьшить свою сущность и даже не буду этого делать, чтобы добиться их признания. По правде говоря, половина того, что они предполагают, верно. Я действительно вырос в привилегированном положении, и весь мир был у меня под рукой. Но смерть моей мамы помогла мне понять, что самое важное в жизни. Я хочу семью. Я хочу иметь дом, который будет домом, а не пустой оболочкой. Я хочу любить кого-то так, как любили друг друга мои родители — в горе и в радости, в болезни и в здравии.

Что касается моих первоначальных сомнений по поводу того, подхожу ли я ей... ну, может быть, я достаточно эгоистичен, чтобы больше не беспокоиться об этом. Мэдисон сказала, что ей нужен хороший парень, но ее никогда не раздевали... не соблазняли... не желали. Откуда она знает, чего хочет?

Может быть, я просто должен показать ей.

 

***

 

Позже тем же вечером я стою перед ее домом с камнем в руке. Честно говоря, я не могу поверить, что делаю это. Ее отец может все еще не спать. Сосед может заметить меня. Я могу неправильно оценить свои силы и разбить стекло.

Машина поворачивает за угол, и я резко сажусь вниз, прячась за кустами, пока задние фонари автомобиля не тускнеют. Это просто смешно. Если бы Мэдисон жила одна, я бы сейчас не чувствовал себя подростком. Я мог бы просто позвонить ей и сказать, чтобы она вышла, но мне кажется, что это больше соответствует ее плану. Она хочет, чтобы я сделал ее плохой. Что может быть хуже, чем улизнуть из дома родителей?

Я поднимаюсь на ноги.

— Мэдисон, — шиплю я, стараясь не выдать себя.

Ничего.

Еще одна машина. Еще несколько минут в кустах. Бродячий енот замечает меня и оценивающе смотрит.

Я отгоняю его и снова встаю на ноги.

— Мэдисон! — кричу я на этот раз чуть громче и вслед за этим аккуратно бросаю камень. Вздрагиваю, ожидая, что стекло вот-вот разобьется, но камешек тут же отскакивает. Такое умение. Такое мастерство. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, не наблюдает ли енот.

Шум над головой привлекает мое внимание, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как открывается окно. Мгновение спустя оттуда высовывается голова Мэдисон.

— Бен? — шепотом кричит она. — Какого черта ты делаешь? Ты раздавил азалии моего отца.

Неважно. Просто еще одна причина для его ненависти ко мне.

Я отмахиваюсь от нее.

— Давай. Ты ускользаешь тайком.

Она смеется, а затем закрывает рот рукой, опасаясь шума. Мы оба молчим и ждем. Через минуту в доме все еще тихо. Мы не разбудили ее отца. И все же.

— Мой папа лег спать всего несколько минут назад, — объясняет она.

— Тогда веди себя очень тихо, когда будешь спускаться.

— Ты сейчас серьезно? Я не уверена, что смогу вынести еще одну травму головы. Почему бы мне просто не выскользнуть через парадную дверь?

Конечно, она могла бы на цыпочках спуститься вниз и пройти через парадную дверь, но эта ночь не для того, чтобы играть в безопасность. Ее окно выходит на покатую крышу. Она может легко выйти, а затем подойти к краю и спуститься вниз. Я буду находиться внизу, готовый облегчить ее спуск.

Конечно, когда я объясняю ей это, Мэдисон не выглядит убежденной.

Я вскидываю руки вверх в знак поражения.

— Ты хочешь быть плохой или нет?

Она сжимает руки в кулаки и отходит от окна, и я думаю, что она ушла навсегда. Я буду стоять здесь один всю ночь. Енот будет смеяться надо мной.

Через секунду появляется ее голова, и она стонет.

— Хорошо, я сделаю это! Только дай мне переодеться!

— Не нужно. Там, куда мы едем, это не будет иметь значения.

Я не слышу, что она ворчит себе под нос, пока проверяет, спит ли еще ее отец. Через минуту что-то твердое выпадает из окна и падает в кусты.

— Ой! Извини, — шепчет она. — Я хотела сказать «Осторожно!»

Наверное, это был ее телефон. Мы достанем его позже.

Ее стройная нога выглядывает из окна, а затем она поднимается и перелезает через проем. Ладно, возможно, оглядываясь назад, Мэдисон могла бы надеть что-то более практичное, чем тонкая ночная рубашка. Ее волосы не собраны. Длинные пряди торчат во все стороны. Она обхватывает себя руками. Не так уж и холодно, но на мне джинсы и куртка.

Она стоит и смотрит на меня сверху вниз. Я не должен думать, что она красива, но Мэдисон умеет выглядеть невероятно в самые неподходящие моменты.

Ее ночная рубашка доходит до середины бедра. С того места, где я стою, открывается опасно заманчивый вид. Я заставляю себя быть джентльменом, когда говорю ей, что ей необходимо сделать:

— Опускайся вниз медленно, и когда будешь висеть, я смогу до тебя дотянуться. Поняла?

— Хорошо. Я доверяю тебе, но, думаю, не стоит ли мне вернуться за пакетами со льдом, прежде чем мы продолжим.

— Мэдисон, — предупреждаю я. — Ну же, я поймаю тебя. Клянусь.

Она делает то, что я говорю, и вскоре ее нога оказывается в пределах досягаемости. Я обхватываю ее рукой и, как хороший парень, которым притворяюсь, не замечаю, насколько кожа гладкая и шелковистая.

— Продолжай. Я почти достаю до твоего бедра.

— Не заглядывай мне под одежду! — шипит она.

— Я и не смотрю, — настаиваю я, звуча глубоко оскорбленным голосом.

Но чтобы было понятно, на ней трусики с цветочным принтом — розовые, если я не ошибаюсь.

— Хорошо, опустись еще немного ниже.

Другой рукой скольжу по ее бедру. Это самое большее, к чему я прикасался. Конечно, было несколько мимолетных моментов, как в тату-салоне и в закусочной, но обычно мы общаемся строго по необходимости. Среди инцидентов — игра в чехарду во время чтения сказки (ее руки лежали на моих плечах. Ее задница коснулась моего лба, когда она перепрыгнула через меня. Кстати, теперь я обожаю эту игру), а на прошлой неделе я вытащил ее из библиотеки на обед в середине недели. После того как нам принесли еду, мы одновременно потянулись к бутылке с кетчупом. Наши пальцы случайно соприкоснулись, и можно было подумать, что я только что просунул руку в ее трусики. Мэдисон запнулась на полуслове. Я оттолкнул бутылку и протянул ее ей.

— Вот, держи, — сказал я.

— Нет, ты, — ответила она.

В течение пяти минут мы не могли составить ни одного целого предложения.

Теперь моя рука скользит по ее ночной рубашке. Я теряюсь в ощущениях ее бедер. Они такие гладкие. Я хочу, чтобы они обхватили мое лицо.

— Бен! Я сейчас отпущу!

Черт.

Реальность бьет меня по лицу. Мэдисон неуверенно болтается на крыше. Я — единственное, что стоит между ней и верной смертью или, по крайней мере, серьезным переломом лодыжки.

— Еще нет! — шиплю я, стараясь говорить тише. — Мне нужно получше ухватиться за тебя. Можешь еще немного опуститься, чтобы я мог взять тебя за талию?

Она пытается и терпит неудачу.

— Ах! Мои руки соскальзывают! — кричит она.

Все происходит одновременно. Мэдисон отпускает руки. Я тянусь к ней, и... она приземляется в мои руки. Это так неожиданно, что мы оба молча смотрим друг на друга, пытаясь понять, нет ли у нее серьезных повреждений, о которых мы еще не догадываемся. Есть ли у нее еще все конечности?

— Ты ранена? — нерешительно спрашиваю я.

— Я в порядке, — говорит она, облизывая нижнюю губу.

Я не единственный здесь, у кого разум в сточной канаве.

— Ты был не очень мягкой вещью, чтобы приземлиться на тебя. Твоя грудь на ощупь как камень, — шепчет она, пристально глядя на мой рот. — Я тяжелая?

Я качаю головой. Ее глаза — два джамботрона, транслирующие камеру поцелуев. Мэдисон так сильно хочет, чтобы я наклонился и прижался губами к ее рту, что удивительно, как она не кричит.

Но мы на задании, поэтому я опускаю ее на землю и веду к своей машине.

Мы уже на полпути через лужайку, когда она что-то вспоминает и оборачивается. О, точно, ее телефон. Только вот то, что она поднимает и очищает от пыли, не телефон. Это наполовину полная бутылка виски.

Она гордо держит ее, пока я открываю ей дверь.

— Я понятия не имею, куда ты меня везешь, но, думаю, это не повредит.

Наш пункт назначения находится совсем рядом, и он такой же пустынный, как я и надеялся.

Не так много людей хотят быть на пляже ночью в начале апреля. В воздухе все еще витает прохлада. На небе полная луна, и маленькие волны лениво бьются о берег.

— Купаться ночью? Это опасно, — говорит Мэдисон, прижимая к груди бутылку с алкоголем.

Я не считал ее любительницей выпить, тем более крепкого алкоголя.

— Уверена, что тебе это нужно? — спрашиваю я, наблюдая, как она откупоривает бутылку и готовится сделать глоток.

— О да. Несомненно. У меня такое чувство, что я знаю, что ты собираешься предложить нам сделать.

Мы прислоняемся к моей машине, пока она делает короткие, неглубокие глотки, сопровождаемые воплями отвращения. Мэдисон агрессивно вытирает рот и издает страстный звук «блергх», когда алкоголь попадает ей на язык.

— Может, тебе уже хватит? — спрашиваю я, испытывая искушение протянуть руку и забрать у нее бутылку. Она маленькая. Ей хватит и небольшого количества этой дряни.

— Подожди. Еще один глоток, — говорит Мэдисон, расправляя плечи и выпрямляя спину. Я наблюдаю, как она делает правой рукой крест, а затем опрокидывает бутылку назад, чтобы сделать большой глоток.

Закончив, она вздрагивает. Я закупориваю бутылку виски, ставлю ее в машину и закрываю дверь.

— Ладно. Я готова, — говорит она, отряхивая руки. — Я чувствую, что сейчас у меня в животе горит огонь. Скажи твой «Вызов».

— Купание нагишом.

Эти два слова заставляют ее рот сформировать идеальную букву «О».

— Подожди, я думала, мы просто собирались поплавать.

Я насмешливо выгибаю бровь.

— Недостаточно плохо, Харт.

Она сужает глаза, пытаясь найти путь к отступлению.

— Разве я сказала, что хочу быть плохой? Нет, нет. Я просто хочу быть менее хорошей. В этом есть разница. Я хочу возвращать книги из библиотеки с опозданием, прогуливать работу, пробираться на двойной сеанс в кинотеатре. — Я тянусь к ее руке, пока она перечисляет все причины, почему это плохая идея. — Я простужусь. Меня ужалит медуза. Я могу проглотить целую кучу соленой воды.

Тяну ее к лестнице, ведущей вниз на песок. Мы находимся в нескольких ярдах от воды, когда я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней лицом, начиная собирать материал ее ночной рубашки в кулак.

— Я отчетливо помню, как ты говорила, что хочешь быть плохой. Череп и скрещенные кости. Мотоциклетные митинги. Преступники в бегах.

— О, ничего себе. — Она мило смеется и похлопывает меня по груди. — Это огромное недоразумение. Нам лучше просто вернуться в машину и включить обогреватель.

Я тяну ее за ночнушку, тащу вперед. Когда мы почти у самой кромки воды, я останавливаюсь.

Мэдисон качает головой и со всей силы хватается за мою руку, как будто я собираюсь отпустить ее и столкнуть в воду.

— Я думаю, ты должен идти первым, — говорит она, устремив взгляд на волны.

— О, я вовсе не собираюсь. Это твоя фишка, помнишь? Вся эта мантра «живи полной жизнью» — это то, что ты хочешь делать. Мне хорошо там, где я есть.

Мэдисон придвигается чуть ближе. Интересно, она хочет соблазнить меня или это просто то, что между нами происходит.

— Да ладно, ты не можешь так со мной поступить! Сейчас зима. Холодно.

— Это Техас, — говорю я невозмутимо. — В худшем случае — 60 градусов (по Фаренгейту).

— Вода, наверное, холоднее...

— Ты права. Не беспокойся. Мы приехали — это уже кое-что значит. Давай просто отвезем тебя домой и уложим обратно в кровать, в которой ты спала с пяти лет. Кому нужно...

— Хорошо! Господи, подожди. Дай мне снять обувь.

— И ночную рубашку.

Она изгибает бровь.

— Это просто большая уловка, чтобы увидеть меня голой.

Я не отрицаю.

— У тебя есть хотя бы полотенце, чтобы я могла воспользоваться им, когда закончу?

— У меня есть куртка. Ты можешь обернуть ее вокруг себя.

Она ворчит себе под нос, но достаточно громко, чтобы я мог разобрать каждое слово.

— Высокомерный придурок, — сказано с предельной четкостью.

Мэдисон наклоняется, чтобы снять обувь, а затем аккуратно ставит ее на песок подальше от воды. Когда приходит время снять ночную рубашку, она резко вскидывает бровь в мою сторону.

Я слегка поворачиваюсь в сторону, когда она начинает поднимать ее над головой. Я все еще вижу ее на периферии. Ее голая кожа блестит в лунном свете, и у нее есть три секунды, чтобы войти в воду, прежде чем я повернусь и столкну ее на песок.

— Я оставляю трусики, — объявляет она, пробираясь на цыпочках вперед. Я подглядываю. Руками она обхватывает грудь, но остальное тело совершенно открыто. Я замечаю новые чернила на ребрах. Ее гладкие, бледные плечи. Подтянутые ноги и узкую талию. Ее трусики имеют высокий разрез, обнажая нижнюю часть округлых ягодиц.

Она... невообразимо красива.

— На самом деле все не так уж плохо, — говорит Мэдисон, глядя на меня через плечо.

Это видение, если я когда-либо видел такое: Мэдисон с длинными каштановыми волосами, небрежно свисающими по спине, ее ноги исчезают в воде. Она смотрит на меня, положив подбородок на плечо. Наблюдает за мной с оттенком веселья. Доказательство этого — ее мягкие розовые губы изогнуты в знающей улыбке.

— Тебе следовало бы выпить немного того виски.

— Почему? — спрашиваю я, смущенный тем, как напряженно звучит это слово.

— Потому что я чувствую себя прекрасно, а ты...

Вышел из-под контроля.

Она права. Если бы у меня сейчас была бутылка, я бы сделал самый длинный глоток в своей жизни. И, наверное, продолжал бы, пока вся эта чертова штука не опустела.

— Ты точно не хочешь войти?

Она манит меня, как сирена.

Я сказал себе, что не хочу. Это плохая идея. Эта вода — барьер. Мой телефон и ключи у меня в кармане, а это значит, что я должен оставаться здесь, на суше.

Мэдисон отворачивается, пожав плечами, и делает еще несколько шагов вперед. Вода скользит вверх, прикрывая ее зад. Теперь она выглядит полностью обнаженной. Она обнажает грудь, опустив свои руки, и наклоняется вперед, медленно погружаясь в воду, чтобы начать уплывать.

Я не осознаю, что снимаю обувь, пока Мэдисон полностью не исчезает. Я не успеваю моргнуть, как джинсы уже сняты. Кажется, я только что их разорвал. Моя рубашка и куртка отброшены в сторону, и я следую за ней в океан по одной причине: в жизни бывает так мало таких моментов. И я не позволю этому моменту пройти мимо меня.

Я бегу и погружаюсь в волны, быстро проплывая. Я догоняю Мэдисон без особых усилий и протягиваю руку, чтобы схватить ее за ногу. Она дергается, улыбаясь, и я отпускаю ее.

— Видишь? Неплохо, правда?

Нет, совсем нет. Вода изолирует нас от прохладного воздуха, и теперь, когда мое тело привыкло к ней, она почти теплая. Мы плывем вперед, немного сохраняя дистанцию, пока я не нахожу отмель и не машу ей рукой. Мэдисон останавливается передо мной. Вода слегка омывает ее плечи, но большая часть моего туловища открыта прохладному воздуху. Мы находимся в нескольких ярдах от берега, а волны уже стали достаточно сильны, чтобы покачивать нас взад и вперед в постоянном ритме. Наши руки плавают на поверхности воды, поддерживая нас в стабильном положении.

Вода настолько темная, что я не могу ничего разглядеть под поверхностью. Хотя я знаю, что Мэдисон почти обнажена, и время от времени прилив набирает силу, создавая волну, и я ловлю опасные, дразнящие проблески ее бледных изгибов, отбрасываемых лунным светом. Океан на моей стороне. Он хочет, чтобы я ее увидел. Бл*дь. Я пытаюсь удержать свое внимание в другом месте, но, как Энди и сказал ранее, я одержим.

Теперь мы едва ли в футе друг от друга. Я стараюсь держаться на безопасном расстоянии, но волны пытаются сблизить нас, и, если я не буду осторожен, мы случайно соприкоснемся.

Прилив усиливается и уносит воду в море, и грудь Мэдисон поднимается на поверхность. Она быстро погружается под воду, затем слегка смеется и смотрит в сторону, понимая, что я только что видел.

Все это так невинно и мило. Мне нужно провести рукой по лицу. Мне нужно, чтобы эта вода была на сорок градусов холоднее.

Дерьмо. Мои руки могут быть на ней — я знаю, что она хочет, чтобы мои руки были на ней — и все же стою здесь, сопротивляясь.

Мэдисон нервничает, находясь здесь со мной наедине?

Я хочу спросить ее, но она нарушает молчание первой:

— Ты когда-нибудь купался нагишом раньше? — спрашивает она, показывая мне свой профиль.

Я хочу солгать ей, но не делаю этого.

— Мы все так делали в старшей школе.

Она хмурится, как я и предполагал.

— Но я никогда не делал этого в одиночку, как сейчас...

— Значит, в каком-то смысле для тебя это тоже впервые, — говорит она, находя в этом утешение.

Я знаю, что это беспокоит ее, мысль о том, что я сделал больше, прожил больше, чем она. У меня были подруги и интимные отношения, а у нее — компания книг.

— Знаешь, я не совсем безнадежна, — вдруг говорит Мэдисон, сузив глаза к темному горизонту. — Парни интересовались мной. Не так много, один или два в течение многих лет... Не знаю, может быть, они бы взяли меня купаться нагишом, но мой отец был довольно строгим, а я была приверженцем правил.

— Тебе не нужно объяснять.

Она смеется, и это звучит пронзительно, даже болезненно.

— Разве нет? — Она качает головой и делает движение, чтобы уплыть, но я тянусь за ней, сжимая руку вокруг ее руки. Она никуда не денется. Приливная волна может нахлынуть на нас, и мы останемся здесь, прижавшись друг к другу.

— Ты прекрасна.

Мэдисон выдыхает, как будто я только что сказал что-то совершенно несусветное.

— Черт возьми, Мэдисон. Ты просто великолепна. Каждый парень в этом городе согласится. — И снова она закатывает глаза, затем дергает рукой, пытаясь отстраниться от меня, чтобы не столкнуться с тем, что я собираюсь ей сказать. Комплименты трудно принимать, особенно если вы не привыкли их слышать. Я хочу, чтобы она их услышала. — Ты можешь представить, как сильно я тебя хочу?

Она переводит взгляд на меня, и ее глаза подозрительно сужаются.

— Ладно, Бен, ты добился своего. Ты заставил девушку-неудачницу почувствовать себя очень красивой и особенной. Теперь ты можешь вернуться к своим крутым друзьям и сказать им, что ты сделал доброе дело в этом году.

Я хочу встряхнуть ее. На самом деле, я так и делаю. Хватаю ее за плечи и притягиваю к себе. Это не было намеренно, но теперь мы находимся кожа к коже, и я чувствую, как ее грудь прижимается к моей груди, мягкие, полные и скользкие от воды. Это так интимно, что я не могу дышать. Я выживаю на последнем кислороде, когда она откидывает голову назад и смотрит на меня. Там есть страх.

Я никогда не применял к ней силу — никогда не применял силу ни к одной женщине, — но, как я уже сказал, эта ночь для меня тоже первая.

Не могу ее отпустить. Я оставляю руки там, на ее плечах, хотя мне так хочется опустить их ниже. Я хочу почувствовать тяжесть ее груди, разминать ее, дразнить и показать ей, почему я тот самый мужчина для нее. Не Энди. Не какой-нибудь хороший парень. Я.

— Может, ты просто послушаешь меня? — я умоляю. — Ты думаешь, я тебе лгу? — Я вглядываюсь в ее глаза. — У тебя такие зеленые глаза, что иногда я не могу смотреть прямо в них. Твои волосы никогда не расчесаны. Я не уверен, что у тебя вообще есть щетка, и все же, они — это все, о чем я могу думать. Я хочу сжать их в кулак и потянуть, чтобы ты была вынуждена посмотреть на меня сверху, как сейчас.

Мэдисон сглатывает и моргает, полностью и окончательно застыв. Она похожа на невинное животное, попавшее в мою ловушку.

— Ты веселая и добрая. Ты так заботишься обо всех в своей жизни. У тебя сердце размером с луну.

На ее ресницах собираются слезы, и мне становится не по себе. Может быть, она не была готова к правде. Может быть, мне следовало начать все постепенно и медленно, написать ей записку с одной буквой и отправить в библиотеку. Каждый день я бы посылал другую, пока однажды, наконец, она не смогла бы произнести полное предложение: