Либерализм и либеральное образование

Для того, чтобы создать связную структуру для обсуждения, я буду использовать так называемую либеральную теорию образования как основной ориентир для значительной части нашего сравнительного анализа. Помимо методологических принципов, такой подход целесообразен по нескольким другим взаимосвязанным причинам. Во-первых, как отмечает Энтони О’Хиэ [1981], многие важнейшие идеи либерального образования стали настолько популярными, что их воспринимают практически как аксиому в рамках теории и практики образования. Как замечают многие теоретики, либерализм как политическая теория достиг настолько беспрецедентного влияния, по крайней мере на Западе, что в определённом смысле «от новых правых консерваторов до социал-демократов — видимо, мы все теперь либералы» [Bellamy 1992: 1]. Это едва ли неудивительно, если считать, что «либеральные идеалы и политические взгляды сформировали государства, социальные и экономические системы XIX века, создав институциональные рамки и ценности, которые определяют жизнь и мышление большинства жителей Запада» [там же]. Поскольку это имеет место, ключевые ценности либеральной теории лежат в основе современного философского дискурса о роли, целях и сущности образования, а многие участники этого дискурса принимают как должное то, что рассматриваемое в рамках дискурса понятие образования означает образование в либеральном государстве (и подконтрольное ему). К тому же, анархистскую теорию как традицию XIX века часто наиболее интересно и конструктивно рассматривать в сравнении с другими традициями либерализма XIX века, с которыми она тесно переплетена. Так, некоторые комментаторы (в частности, Хомский) утверждают, что анархизм стоит понимать как логическое развитие классического либерализма. Я рассмотрю это утверждение позже. Если толковать анархические идеи как вариант либерализма, то мы можем предложить такой анархистский взгляд на образование, который удастся включить в парадигму либерального образования и который поможет рассмотреть его в новом ракурсе.

Чтобы определить важные темы для последующих рассуждений, я обращусь к краткому описанию ключевых идей либерализма и либерального взгляда на образование.

Прежде чем перейти к попыткам определить феномен, что понимается под термином «либеральное образование», имеет смысл кратко рассмотреть некоторые общепринятые базовые положения либерализма как политической теории и указать, как эти положения стали ассоциироваться с определёнными педагогическими идеями.

Либеральная теория

Некоторые теоретики заявляют, что либерализм, по сути, не представляет собой единую, согласованную доктрину, это «неоднородный, изменяющийся и зачастую нестабильный набор доктрин, объединенных в одну „семью“…» [Flathman 1998: 3]. В действительности можно провести различия (внутри этой «семьи») между довольно разными взглядами: к примеру, главное отличие между философским, или нейтралистским8 либерализмом (это направление наиболее ярко представлено работами Джона Ролза, Рональда Дворкина, Фридриха Хайека и Роберта Нозика) и «либеральным коммунитаризмом» (термин введён Ричардом Беллами), нашедшего отражение в работах Майкла Уолцера и Джозефа Раза. Мы можем выделить несколько основополагающих идей или, выражаясь словами Эндрю Гоулда, «стремлений», присущих всем видам либерализма:

1. Приверженность к конституционному парламентскому государству как предпочтительной форме политического правления. Эта идея развилась из отрицания монархизма и отражает мнение, что на смену власти монархов и их представителей должны прийти предсказуемые процессы рационального принятия решений, установленные писанными законами.

2. Приверженность к индивидуальным свободам, провозглашённым и защищаемым конституциями.

3. Разумный эгоизм и убеждённость, что такой эгоизм может приносить общественную пользу, если такая личная выгода преследуется в рамках свободного рынка. Соответственно, расширение рынков, как правило, входит в список целей либеральной теории, хотя практически все современные либеральные теоретики признают необходимость некоторого регулирования рынка.

[Gould 1999]

В своём обзоре современной либеральной мысли Мейра Левинсон предлагает перечень положений либерализма, подобный предложенному Гоулдом, но добавляет в качестве ещё одного принципа «принятие — и гораздо реже охотное принятие — глубинного и неискоренимого плюрализма современного мира» [Levinson 1999: 9]. Джон Кекс, приверженец более консервативных взглядов, выражает указанные либеральные идеи посредством отрицания: «Важнейшее значение для либерализма имеет моральная критика диктатуры, произвола власти, нетерпимости, репрессий, преследований, беззакония и давления закоренелых догм на индивидов» [Kekes 1997: 3].

Заявляя, что индивид, его свободы и права — главные составляющие либеральной теории, Джон Кекс ссылается на классическую позицию Джона Локка, согласно которой единственно разумным оправданием государства может служить то, что права индивидуума именно государством защищаются лучше, чем любой другой структурой. Находятся и теоретики (в частности, Уилл Кимлика), полагающие, что, хоть либерализм и выступает в первую очередь за индивидуальную свободу и собственность, для него важны культурный и коллективный контекст, которые «обеспечивают условия для личностного развития и также формируют цели и возможности для их достижения». Однако кажется разумным принять, что в своей основе либерализм — это доктрина, для которой, как выразился Гоулд, «интересы индивидов превыше всего».

Неслучайно либеральные взгляды часто ассоциируются с отстаиванием ценности личной автономии. Некоторые теоретики утверждают, что автономия составляет главную ценность для либеральных теорий, — и даже, как утверждает Джон Уайт, для нейтралистского либерализма (который предполагает, согласно Дворкину, что государству не следует отдавать предпочтения никакой концепции хорошей жизни) — что «превращается в скрытый перфекционизм в угоду автономии» [White 1990: 24]. Кекс тоже отмечает, что «исключительная важность, которую либерализм отводит индивиду, значительно усиливается кантианской идеей автономии» [Kekes 1997]. Мейра Левинсон идёт ещё дальше, заявляя: «Либеральные принципы находят своё обоснование в апеллировании к ценности автономии личности» [Levinson 1999: 6].

Таким образом, идеал автономного индивида — личности, которая размышляет и свободно выбирает из множества вариантов своё понимание блага — оправдывает установление либеральных свобод и прав, а также институтов, обеспечивающих эти права, и, следовательно, такой идеал культивируется в условиях либерального государства. Этот взгляд часто дополняется мнением, что, когда человек автономен, он в некотором смысле реализует свой основополагающий человеческий потенциал. В своём классическом либеральном тезисе Дж. С. Милль утверждает:

Тот, кто позволяет обществу или своему положению в нём влиять на выбор того или иного образа жизни, не имеет надобности ни в каких других способностях, кроме обезьяньего умения подражать. Тот, кто сам выбирает, как жить, задействует все свои способности.

[Mill 1991: 65]

Вот почему неудивительно, что многие философы образования, работающие в либеральной традиции, избрали центральной целью или ценностью образования именно автономию, полагаясь при этом на утверждение, что всякий вправе определять и руководствоваться собственным представлением о хорошей жизни. На политическом уровне это означает, что в условиях либерального государства национальная система образования должна воздерживаться от утверждения директивных программ, которые продвигают определённое видение хорошей жизни. На содержательном уровне постулат о праве выбора каждой личности нередко подразумевает (явно или неявно) такое понимание человеческой природы, которое подчёркивает в первую очередь важность способности к рациональности, необходимой для реализации автономии; поэтому соответствующий учебный план должен быть заточен под развитие именно этих способностей.

И всё-таки, даже если согласиться с Левинсон и другими теоретиками в том, что автономия — обязательный компонент современной либеральной теории, это, конечно же, не значит, что либерализм — единственная политическая теория, поддерживающая ценность автономии. В действительности, автономия может — и, как утверждает Джон Уайт, должна — сама по себе восприниматься как человеческая ценность (например, с точки зрения утилитаризма, кантианской морали или понятия личного благополучия).

Таким образом, можно вслед за либералами признавать важность автономии личности, но при этом ставить под сомнение необходимость либерального демократического государства и его институтов. А также можно вслед за анархистами утверждать, что альтернативный общественный и политический строй больше подходит для стремления к автономии и создании условий для неё.

Чтобы изучить эту позицию, на следующих страницах этой книги я рассмотрю анархистское понимание автономии, сравню его с либеральным и выясню, согласуется ли анархическая идея общины как основы общественного устройства с ценностью автономии личности. Может ли отказ от структуры либерального, демократического государства помочь по-новому взглянуть на философские проблемы, обычно связанные с ролью и сущностью образования внутри либерального контекста?