Нобелевская премия. Травля
Марка СССР, 1990 г.
С 1946 по 1950 годы Пастернак ежегодно выдвигался на соискание Нобелевской премии по литературе. В 1958 году его кандидатура была предложена прошлогодним лауреатом Альбером Камю, и 23 октября Пастернак стал вторым писателем из России (после И. A. Бунина), удостоенным этой награды.
Присуждение премии воспринималось советской пропагандой как повод усилить травлю. Так, «Литературная газета» 25 октября 1958 года писала: «Пастернак получил „тридцать серебреников“, для чего использована Нобелевская премия. Он награждён за то, что согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды … Бесславный конец ждёт воскресшего Иуду , доктора Живаго, и его автора, уделом которого будет народное презрение».[8]
Публицист Давид Заславский, в свою очередь, напечатал в «Правде» статью «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка».
В писательской среде Нобелевская премия Пастернаку тоже была воспринята негативно. По поводу вручения премии Сергей Смирнов сказал:
«…они ухитрились не заметить Толстого , Горького , Маяковского , Шолохова , но зато заметили Бунина . И только тогда, когда он стал эмигрантом, и только потому, что он стал эмигрантом и врагом советского народа ».
Сергей Михалков откликнулся на присуждение Пастернаку премии басней про «некий злак, который звался Пастернак».
29 октября 1958 на Пленуме ЦК ВЛКСМ Владимир Семичастный, в то время — первый секретарь ЦК комсомола, заявил (как он впоследствии утверждал — по указанию Хрущёва)[9]:
«…как говорится в русской пословице, и в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым „произведением“. <…> если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. <…> А почему бы этому внутреннему эмигранту не изведать воздуха капиталистического, по которому он так соскучился, о котором он в своем произведении высказался. Я уверен, что наша общественность приветствовала бы это».[10]
Травля поэта получила в народных воспоминаниях название: «Не читал, но осуждаю!». Обличительные митинги проходили на рабочих местах, в институтах, заводах, чиновных организациях, творческих союзах, где составлялись коллективные оскорбительные письма с требованием кары опального поэта.
Несмотря на то, что премия была присуждена Пастернаку «За значительные достижения в современной лирической поэзии , а также за продолжение традиций великого русского эпического романа», усилиями официальных советских властей она должна была надолго запомниться только как прочно связанная с романом «Доктор Живаго», антисоветская сущность которого постоянно выявлялась в то время агитаторами, литературными критиками, лекторами общества «Знание» и т. д.[11][12][13][14] В результате массовой кампании давления Пастернак отказался от Нобелевской премии[15]. В телеграмме, посланной в адрес Шведской академии, Пастернак писал : «В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ».
Джавахарлал Неру и Альбер Камю взяли на себя ходатайство за нового нобелевского лауреата Пастернака перед Никитой Сергеевичем Хрущевым, но всё оказалось тщетно, хотя, конечно, писатель не был ни расстрелян, ни посажен в тюрьму[источник не указан 295 дней].
Несмотря на исключение из Союза Писателей СССР, Пастернак продолжает оставаться членом Литфонда, получать гонорары, публиковаться. Неоднократно высказывавшаяся его гонителями мысль о том, что Пастернак, вероятно, захочет покинуть СССР, была им отвергнута — Пастернак в своём письме на имя Хрущёва написал: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой».[16]
Из-за опубликованного на Западе стихотворения «Нобелевская премия» Пастернак в феврале 1959 года был вызван к Генеральному прокурору СССР Р. А. Руденко, где ему угрожали обвинением по статье 64 «Измена Родине», однако никаких последствий для него это событие не имело, возможно потому, что стихотворение было опубликовано без его разрешения.
Летом 1959 года Пастернак начинает работу над оставшейся незавершённой пьесой «Слепая красавица», но обнаруженный вскоре рак лёгких в последние месяцы жизни приковывает его к постели.
Дмитрий Быков, написавший художественную биографию Пастернака, считает, что болезнь развилась на нервной почве во время травли, и возлагает на власти ответственность за смерть Бориса Леонидовича.
Кончина и память
Пастернак умер от рака лёгкого 30 мая 1960 в Переделкине. Сообщение о его смерти было напечатано только в «Литературной газете» (от 2 июня) и в газете «Литература и жизнь» (от 1 июня).[17]
Сотни людей (среди них Наум Коржавин, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский и др.) пришли 2 июня 1960 года на его похороны, несмотря на опалу поэта. Александр Галич посвятил его смерти одну из своих песен[18]:
…До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели…
(. . .)
А над гробом встали мародёры,
И несут почётный караул…
Ка-ра-ул!
Последнее слово «караул» может быть растолковано двояко: это и повторение предыдущего, но это и отчаянный крик о помощи, о неотвратимости происходящего.
Другое стихотворение, посвящённое трагическому уходу Пастернака, принадлежит присутствовавшему на похоронах Герману Плисецкому:
Поэты, побочные дети России!
Вас с чёрного хода всегда выносили.
<…>
Я плачу, я слёз не стыжусь и не прячу,
хотя от стыда за страну свою плачу.
Какое нам дело, что скажут потомки?
Поэзию в землю зарыли подонки.
Мы славу свою уступаем задаром:
как видно, она не по нашим амбарам.
Как видно, у нас её край непочатый -
поэзии истинной — хоть не печатай!
Надгробие Пастернака в Переделкине
Борис Пастернак был похоронен на Переделкинском кладбище, в то время это было небольшое скромное сельское кладбище. Автор памятника на его могиле — скульптор Сарра Лебедева. Памятник неоднократно осквернялся, и к 40-й годовщине смерти поэта была установлена точная копия памятника, выполненная одним из учеников Лебедевой, скульптором Дмитрием Шаховским.[19]
В ночь на воскресенье 5 ноября 2006 года вандалы осквернили и этот памятник.[20] В настоящее время на могиле, расположенной на крутом склоне высокого холма, для укрепления восстановленного памятника и предотвращения сползания грунта сооружён мощный стилобат, накрывающий захоронения самого Пастернака, его жены Зинаиды Николаевны, его младшего сына Леонида и пасынка Адриана Нейгауза, устроена площадка для многочисленных посетителей и экскурсантов, желающих отдать дань уважения великому поэту.[21]
После смерти
Зинаида Николаевна Пастернак умерла в 1966 году от той же болезни, что и муж. Советская власть отказалась предоставить ей пенсию, несмотря на ходатайства многих известных писателей. Сын Леонид Борисович умер в 1976 году в 38 лет (примерно в том же возрасте, что и Юрий Живаго). Оба они похоронены рядом с Б. Л. Пастернаком на Переделкинском кладбище.
Евгения Владимировна Пастернак умерла в 1965 году.
Последняя любовь Пастернака Ольга Ивинская после смерти поэта по надуманному обвинению провела в заключении ещё 4 года вплоть до 1964, потом на полученные по завещанию гонорары приобрела квартиру в доме около Савёловского вокзала, где жила до своей кончины 8 сентября 1995 года.
У Бориса Пастернака 4 внука и 10 правнуков.
Реабилитация
Негативное отношение советского официоза к Пастернаку постепенно спадало после его смерти. В статье о Пастернаке из Большой Советской энциклопедии подробно описывается его творчество и говорится о его житейских трудностях в 50-е годы. Но о публикации романа речи не шло.
В 1987 году решение об исключении Пастернака из Союза писателей было отменено. В 1988 году «Доктор Живаго» впервые был напечатан в СССР («Новый Мир»). 9 декабря 1989 года диплом и медаль Нобелевского лауреата были вручены в Стокгольме сыну поэта — Евгению Пастернаку. Под его же редакцией вышло несколько собраний сочинений поэта, в последние годы в России издаются многочисленные сборники, воспоминания и материалы к биографии писателя.