Странный парень. Он отличается от всех детей, которых я знал. Сильно отличается. Настолько отличается, что иногда заставляет меня замереть и смотреть.
Инукаши обычно сталкивался с детьми, на которых готова была наброситься затаившаяся смерть. У них отбирали их жизнь до того, как они могли защититься. Таких детей он знал. Недоедание, чума, холодный воздух, спальные места ненамного лучше свалок. Какая часть детей Западного Квартала доживала до пяти лет? Пятьдесят процентов? Нет, наверное, тридцать. Некоторых детей убивали собственные родители, чтобы избавиться от лишнего рта. Инукаши знал множество тех, чьей единственной целью рождения, прихода в мир, стала смерть. Одно время похороны младенцев стали работой Инукаши. Но эти «похороны» на деле сводились к тому, что он копал яму и закапывал ребенка. Все равно, что копать могилу собаке. Он думал, что детям, которых провожали плач отца и горе матери, еще повезло. Зачастую, с ними прощался только Инукаши. Никто не молился, не оставлял единственного цветка на могиле, кучки грязи с камнем наверху. Со временем люди вообще забывали, где была могила.
Дети обычно умирали, слегка приоткрыв рот. Иногда, сквозь приоткрытые веки, он видел пару поразительно ясных глаз, пустым взглядом уставившихся на него в ответ.
Конечно. Они даже на свои ноги не смогли встать. Они не могли запачкаться. Конечно, они так и останутся невинными.
У него никогда не болело сердце, когда он засыпал грязью крошечные тела. Он никогда не грустил и не плакал.
Хорошо, что ты умер рано. Тебе повезло. Тебе больше не пришлось страдать. Это были единственные слова, которые он им говорил.
Эй, малыш, сколько месяцев ты прожил? Два? Три? Протянул полгода? Тогда, этого должно было хватить. Даже не думай перерождаться. Тебя все равно ждет в итоге такая же участь. Если так уж тебе этого хочется, возвращайся сорняком, растущим на краю дороги или щенком. Тогда ты будешь в сто раз счастливее. Ты слышишь, да?Никогда, никогда больше не рождайся человеком. Это был еще одна вещь, которую он говорил им.
У Инукаши был свой способ прощаться с покойниками.
Нэдзуми спел бы. Он, наверное, спел бы прощальную песню, для души, которая умерла, будучи все еще невинной – хоть Инукаши и не знал, существовали ли такая песня, он не сомневался, что Нэдзуми спел бы ее. Но знаешь что, Нэдзуми? Мертвым не нужны песни. Умирающим – возможно, но не мертвым.
Мертвые возвращаются в землю и становятся почвой. Так происходит с детьми, и нас с тобой это ждет.
Инукаши энергично потряс головой, когда понял, что целиком ушел в мысли о Нэдзуми. Он скрестил средний и указательный пальцы на левой руке. Это был жест, отгоняющий демонов.
Для Инукаши, Нэдзуми был близок к демону. Еще более отвратительному, чем Смерть.
Смерти можно избегать до определенного момента, пока ты остаешься на чеку. Можно ее отсрочить, можно обмануть. Но что на счет него? Он только и знает, что приперать людей к стенке. Он подвергает тебя опасности. Ему наплевать на твое удобство или собственные проблемы. Он и собачьему дерьму применение найдет, если понадобится. Он хитрый, до ужаса основательный и ему ничего не стоит обвести тебя вокруг пальца. Угх, хватит, хватит. Если бы не способности Нэдзуми как певца, ни за что бы с ним не связался. Никогда. О – проклятье, снова о нем думаю. Мне нельзя и секунды уделять мыслям о нем, иначе меня поглотит его зло. Я должен бы это знать – что с моей головой?.
«Давай, Сионн. Ты тоже сложи знак. Тогда демон за тобой не придет. Не останется никакой надежды, если ты закончишь, как твой Папа, полностью попав под его чары. Видишь, скрести свои пальцы вот так».
«Бах-бууууух, бу-бу!» - радостно воскликнул Сионн в своей ванне. Он был странным – очень странным ребенком. Над ним даже тени Смерти не нависало.
В их комнате на развалинах отеля крошились стены, оконные рамы были расшатаны и постоянно гулял холодный сквозняк. В этом месте было немногим лучше, чем на улице. Рикига смог достать им молочное питание, но этого почти не хватало. Инукаши восполнял нехватку у Сионна питания собачьим молоком и овощным бульоном.
Малышу, наверное, повезло больше, чем большинству в Западном Квартале, но это не меняло того факта, что он подвергался жестким лишениям.
Но Сионн всегда пребывал в хорошем настроении, размахивая руками и ногами, смеясь или болтая. У его кожи был здоровый блеск, он был пухлым, круглым и полным энергии. Инукаши даже готов был поклясться, что за последние два-три дня ребенок подрос.
Эти глаза сияли жизнью, кожа была гладкой, а голос сильным. Как будто этого младенца окружал незримый щит, защищавший его от множества опасностей и ядов этого мира.
Странный ребенок.
«Эй, Инукаши» - окликнул его унылый голос. Глубокий, грязно звучавший голос.
Блин. Я же не прошу тебя физиономию менять, но можешь ты хотя говорить красивее?
«Какого черта ты творишь? Прекрати!». Послышались торопливые шаги и Сионна вырвали у Инукаши из рук. Котел пошатнулся, выплеснулась теплая вода.
«В чем проблема-то?» - протянул Инукаши.
«Ты, наверно, шутишь. Прекрати!». Рикига прижимал голого младенца к себе, медленно отступая. «Инукаши – это уже слишком. Люди так не поступают».
«А?».
«Тебе самому не стыдно? Конечно, ты больше собака, чем человек. Но это не значит, что ты совсем рассудка лишен».
«Рассудка? Мне от этого дерьма никакой пользы, да? Но, думаю, у меня его побольше, чем у тебя, старик».
Рикига скривил свое красное пропитое лицо и отступил еще на шаг назад.
Какого черта творит этот старикан?
«Я думал, что для собачьего мальчишки у тебя больше порядочности. Инукаши, не знаю, насколько ты голоден, раз дошел до такого, но как можно есть ребенка? Да ты монстр. Ты совсем свое человеческое сердце отбросил?».
«А? О чем ты вообще говоришь?».
«Не придуривайся мне тут. Ты – ты пытаешься сварить Сионна и съесть его».
Инукаши наградил Рикигу долгим взглядом. Он даже не моргал. Он чувствовал, как смех поднимается у него в груди и рвется наружу.
«Что смешного? Ты бесчеловечный ублюдок».
Когда Инукаши, согнувшись пополам, хорошенько отсмеялся, он вытер рот тыльной стороной ладони.
«Я так смеялся, что даже слюни потекли. Ах, старик, ты не во время. Пришел бы на тридцать минут позже, и я угостил бы тебя отличным супом на бульоне из ребенка. Ешь, сколько влезет».
«К-как будто я стал бы такое есть! Я, скорее, от голода умру. К тому же, чего ты-».
«Купание».
«А?».
«Я купал Сионна».
«В котле?».
«Да. В этом котле я готовлю еду для моих собак. По размеру он лучше всего подходит для купания ребенка. Конечно, если настаиваешь на том, чтобы доставить мне высококачественную детскую ванночку, старик, я с радостью стану пользоваться ей».
«Ух... Я, ну...».
Инукаши картинно пожал плечами.
«Но, должен сказать, меня ошеломило то, как сильно ты заботишься о Сионне, старикан. Я-то думал, ты мил только с деньгами, выпивкой и молодыми барышнями. Какой сюрприз».
«Конечно, забочусь» - возмущенно ответил Рикига. «Я не ты. У меня еще сохранилась порядочная человеческая душа. Не сравнивай меня с вами».
«Вами? И я тоже часть этой группы?».
«Ты и Ив. Кто ж еще?».
Инукаши снова пожал плечами. «Хорошо. Если ты так уж этого хочешь, забирай его».
«А?».
«Заверни этого ребенка в свое пальто и отнеси домой. Я так и вижу, какой прекрасный молодой человек из него вырастет под опекой такого нежного старика, как ты. Совсем как болван Сион, которого ты так любишь».
Рикига торопливо покачал головой.
«Не получится. Я не могу. Инукаши, прости. Ты не бесчеловечный ублюдок. Прости, что сравнивал тебя с Нэдзуми, этим хитрым лисом. Я извиняюсь. Прости. Наверное, что-то на меня нашло. Ха-ха – понятно, ага, купание. Дети любят купаться, верно? Разве не здорово, Сионн, разве ты не рад, что тебя такой хороший человек подобрал? Тебе повезло».
Рикига потерся своей щекой о щеку Сионна. Сионн разревелся. Он широко открыл рот, его вытянутые руки и ноги напряглись. Старая собака, спавшая под столом, подняла голову и подозрительно прищурилась.
«Ох – эй, ну же, не плачь. Не извивайся так! Он тебя уронит».
Малыш не прекращал плакать. Он хныкал и тянулся ручками к Инукаши. Инукаши почти рефлекторно подхватил ребенка назад на руки. Он крепко обхватил маленькое тельце двумя руками. Плач тут же прекратился.
«Блин, он так простуду подхватит. Если заболеет, это твоя вина, старикан. По счетам за лечение ты платить будешь. Холодно, наверное, а, Сионн? Я тебя снова в ванну отправлю. Давай, погрейся».
Пухлая ручка протянулась и коснулась пальчиками щеки Инукаши.
«Мама».
Слезы оставили яркие следы на его нежных щеках.
«Мама».
Инукаши почувствовал, как его сердце сжалось в комок. Что-то дернулось внутри его тела. Он почти перестал дышать из-за этого огромного, горячего, дергающегося чувства, растущего внутри него.
«Мама».