Я не могу на это ответить. Я ничего не могу тебе ответить.
«Прости» - прошептал он. Он ничего не мог сделать, кроме как...
Он положил пальцы на шею мужчины. Она была влажной, но холодной. Ему надо было лишь вложить в свои пальцы немного силы. Слабое дыхание мужчина должно остановиться безболезненно. Тогда он обретет покой. Если я что и могу, так это сжать пальцы и задушить его.
Под своими ладонями, пальцами, он ощущал сырую плоть и кости. Легкие конвульсии и пульс. Рот мужчины открылся, вместе со стоном потекла кровавая пена. Кончик языка шевелился. У Сиона дрожали руки. Он не мог вложить в них силу.
«Хватит уже, прекрати».
Его потянули за плечо. Шея выскользнула из пальцев Сиона, словно была покрыта скользким илом.
«Так он легкой смерти не дождется».
Сион повернулся и посмотрел на Нэдзуми. На миг в сияющих темно-серых глазах мелькнула тень. Это была тень жалости.
«Нэдзуми, я...».
«Ты не можешь этого сделать». Дрожащий вздох сорвался с его изящных губ. «Думаю, профессия Палача подходит тебе еще меньше, чем Актера».
Отодвинув Сиона в сторону, Нэдзуми вышел вперед. Мужчина лежал на спине и тяжело дышал. С каждым вздохом слышалось бульканье в его горле. Его пальцы гнулись и хватали воздух. Его страдания ни капли не облегчились. Мужчина просто лежал и булькал, как будто у него не осталось сил даже на то, чтобы корчиться от боли. Нэдзуми опустился на одно колено, склонился и прошептал ему на ухо: «Больно?».
Ответом ему стал лишь звук дыхания.
«Все будет хорошо. Скоро тебе станет лучше».
«Станет... Лучше...».
«Ага. Ты хорошо справился. Больше страданий не будет. Расслабься и закрой глаза».
«Я совершил... преступление...».
«Преступление?».
«Я ударил... однажды... маленького ребенка...».
«Мм-хмм».
«Я обманул... старика... и ук-крал... деньги...».
«Мм-хмм».
«Я очень... много... лгал...».
«Мм-хмм».
«Я п... предал... так... много людей...».
Кожаные перчатки Нэдзуми скользнули, он нежно погладил щеку мужчины.
«Хорошо. Я все слышал. Теперь все хорошо, ты прощен».
«Про...щен...».
«Да. Все твои преступления прощены. Бояться нечего».
Рука Нэдзуми легла на рот и нос мужчины.
«Ты вытерпел. Ты жил. Я всем сердцем восхищаюсь тобой и посвящаю тебе песню».
«Песню... мне...».
«Тебе».
Нижняя половина лица мужчины была закрыта, но он прищурил глаза. Он улыбался. Сион не верил своим глазам. Замерев, он уставился в помягчевшие глаза мужчины.
Он улыбается.
«Медленно закрой глаза. Видишь, все страдания... уходят».
Тихая мелодия полилась по воздуху. Мягкая, ритмичная, текучая. Сиону казалось, что его собственное тело поднимается. Оно стало невесомым, как пушинка, оно качалось и порхало на ветру. Подобно птице он влился в поток воздуха и взлетел. Избавившись от множества вещей, он обрел свободу.
Его песня уносит душу, которая борется, ибо не может умереть. Как ветер сдувает цветочные лепестки, так и его песня отделяет душу от тела.
Эти слова принадлежали Инукаши. Это была правда. Душу в самом деле уносило. Спокойно уносило в нездешние места. Ее крали.
Пение прекратилось. Их окутала тишина. Сион сам не заметил, что закрыл глаза. Тишина, казалось, мягко убедила его поднять веки. Он увидел Нэдзуми, который, все еще стоя на коленях, как раз убирал руку с лица мужчины.
Глаза мужчины так и остались закрытыми. Его рот был перепачкан кровью, но он уже не дергался в агонии.
«Он умер?».
«Только что». Нэдзуми выдохнул и откинулся назад к стене. Он снял перчатки и сжал их в кулаках.
«Кусок дерьма» - он услышал, как Нэдзуми ругнулся себе под нос.
«Нэдзуми...».
«Гребанный, идиотский кусок дерьма».
«О ком ты говоришь?».
«О тебе».
Пара перчаток полетела в него. Будто обладая собственной волей, они ударили Сиона прямо по лицу и соскользнули на пол.
«Ты безнадежен. Глупый, неповоротливый, бесполезный и безнадежный».
«Ага».
Сион подобрал перчатки. Нэдзуми был прав. Он был глупым, неповоротливым и бесполезным. Беспомощным и неумелым. Сколько бы оскорблений ему ни доставалось, он мог только кивать и соглашаться.
«И не только ты». Нэдзуми взъерошил свою челку и посмотрел вниз. «Еще я и парень, который умер только что. Все мы просто куски дерьма».
«Ты нет!». Сион наклонился вперед, чтобы посмотреть на него. Нэдзуми поднял лицо и нахмурил брови.
«Мы одинаковые. Ты и я».
«А вот и нет. Мы абсолютно разные».
«А?».
Сион опустил подбородок и посмотрел прямо в серые глаза.
«Ты его спас».
«Я? Я просто помог ему перестать дышать. Немного подтолкнул».
«Разве это не тоже самое, что спасти его?».
Уголки глаз Нэдзуми слегка дрогнули.
«Это убийство».
Это слово он не ожидал услышать. Нэдзуми медленно моргнул, всего раз, и протянул к нему руку.
«Дай мне мои перчатки».
«А?».
«Мои перчатки. Верни мне их».
«Ох – верно».
Снова держа в руках свои кожаные перчатки, Нэдзуми раздраженно прищелкнул языком и пробурчал, что они запачкались.
«Теперь на них кровь и слюни того парня. Это были мои любимые перчатки».
«Нэдзуми... что значит убийство?».
«Убийство есть убийство» - грубо ответил Нэдзуми. «Я ведь убил этого мужчину. Я закрыл его рот, пока он еще был жив, и задушил его. Если ты не в курсе, Сион, люди обычно называют это убийством».
«Но благодаря тебе он спасся. Он был сыт по горло страданиями».
«И?».
«И-» - Сион запнулся, «и ты спас его. Теперь он покоится с миром. Он освободился от боли, он смог раскаяться в своих грехах и мирно умереть. Это не убийство. Это спасение».
Нэдзуми прислонился к стене и снова моргнул.
«Какой ты надменный».
«Надменный?».
«Ага. Это очень надменно, ты в курсе? Тебе хватает наглости называть чье-то убийство «спасением». Ты кто, Сион? Бог? Ты такой всемогущий, что можешь распоряжаться чужими смертями?».
«Нэдзуми, я просто-».
«Этот мужчина не должен был умирать мирно» - жестко произнес Нэдзуми.
«А?».
«Он должен был страдать до самой смерти. Он не должен был исповедаться и успокаиваться. Ему следовало клясть и проклинать свою несправедливую смерть, а при последнем вздохе он должен был корчиться от боли. Смотри».
Нэдзуми дернул подбородком.
«Только взгляни на эту комнату. Вспомни, как выглядело место расправы. Как можно мирно умереть после того, как тебя давили, убивали и мучили подобно жалким насекомым? Никак. Конечно, никак. Большинство людей, пойманных во время Охоты, не могут сбежать. Их ждет жуткая смерть. А когда эти люди умирают, они должны разбрасываться слова ми страдания и ненависти. Тогда хотя бы их истинные чувства – пусть даже это глубокая обида или проклятия... Они хотя бы сохранят свои истинные чувства. Мирная смерть станет лишь подделкой. К ним относились как к насекомым, издевались – и они это вынесли, только чтобы умереть с улыбкой на устах? Какое спасение, а? Это просто удобное оправдание. Это низкая, грязная отмазка. Ты разве не согласен? Здесь есть только страшная смерть. Я надеюсь, теперь даже ты осознал все происходящее, а?».
«Ага...».
«Ты правда понимаешь? Тогда-». Нэдзуми отвел взгляд от Сиона. Его серые глаза лишь слегка шевельнулись, но Сиону показалось, что тень накрыла тусклый свет, сияющий над ним. Он знал, что это невозможно, но чувствовал себя именно так.
«Тогда усмири свою гордыню. Уважай смерть такой, какая она есть. Не будь такого высокого мнения о себе и не думай, что можешь быть тем, кто приносит людям безболезненную смерть. Даже не вздумай снова класть свои пальцы на чужую шею».
Сион вытянул обе ладони. Он все еще чувствовал шею мужчины под своими руками. Его пальцы тряслись.