Нэдзуми, я молюсь тебе. Пожалуйста, позволь мне увидеть их лица снова. Всего один раз.
Она услышала звонкий смех Лили. Он был легким и беззаботным, его сопровождало тихое попискивание мышки.
Воссоединение настанет.
Она пробормотала слова из записки. Она пыталась сдержать слезы, которые наворачивались на глаза. Плачем делу не поможешь.
Сейчас я могу молиться лишь тебе, которого еще не видела.
Воссоединение настанет.
Глава 2
Те, Кто в Бездне.
К тому времени, как я понял, куда ветер дует, я оказался втянутым в это по самую шею. Что я мог сделать?.. откажись я подчиняться – и меня бы убили. Или я мог покончить с собой. В трех разных случаях я думал уйти в отставку, но это было невозможно.
- Вильгельм Кейтель, «Нюрнбергское интервью»[22]
Тьма впивалась в него. В сетчатку его глаз, в барабанные перепонки, в кожу, тьма превратилась в иголки, злобно коловшие его.
Сион глубоко вздохнул и набрал в грудь воздуха – нет, тьмы. Так он подавил свою боль и дрожь. Он не хотел быть трусом. Он не хотел кричать от страха. И он не хотел, чтобы Нэдзуми, бывший рядом с ним, услышал его.
Будь оно все проклято, если он хоть раз услышит мой крик.
Он не хотел показывать Нэдзуми свою неприглядную сторону. Сион проглотил еще один вздох, полностью осознавая даже в таких обстоятельствах грызшую его изнутри гордость.
Хн.
Нэдзуми насмешливо фыркнул рядом с его ухом. В то же время рука, обнимавшая талию Сиона, сжалась крепче, сдавливая торс.
Так стараешься держать себя в руках, как ему показалось, прошептал Нэдзуми. Но на самом деле он услышал: «Мы упадем».
Голос был спокойным, лишенным каких-либо эмоций. Бесчувственный голос стал холодным ветром, обвившим тело Сиона. Когда его боль, страх и гордость улетучились, на какой-то миг Сион ощутил пустоту внутри. Подобно сброшенному цикадой панцирю, он превратился в пустую оболочку, сохранив лишь внешнее обличие. Такие ощущения в нем проснулись от звука голоса Нэдзуми. Его это не особо волновало. На самом деле, ему даже полегчало. Он взбодрился, пусть и опустел.
Когда Сиона попытался сделать третий вдох, пол под ногами исчез. С тяжелым скрежетом он разделился на две части. Это походило на виселицу. Ему казалось почти странным, что он не чувствует, как веревка впивается в шею, не слышит хруста ломающихся позвонков, не ощущает, как его тело свободно болтается в воздухе.
Они падали. Падали прямо вниз – по крайней мере, должны были, но он не успевал уследить за происходящим. Он не был уверен, падали ли они, спускались или поднимались. Он не делал различия между спуском, остановкой или вознесением. Все его чувства поглотила окружавшая со всех сторон тьма.
Он ощутил удар. Его тело врезалось во что-то твердое. Дыхание замерло на губах. Упал он на что-то слегка упругое, достаточно смягчающее и пружинистое, чтобы избежать вывихов и переломов.
На что я приземлился-?
Проверять времени не было. Его с силой потянули.
«Катись».
Нэдзуми на половину силой заставил его откатиться. Он переворачивался, ни о чем не думая и не испытывая страха. Его плечо врезалось во что-то твердое, он ощутил покалывание, перешедшее в боль. Он явно врезался в стену. Положив ладони на пол, чтобы подняться, он ощутил дрожь – какие-то вибрации, похожие на рокот.
«Поднимайся. Встань лицом к стене».
Сион встал и прижался к стене, грубая поверхность которой была, вероятно, бетонной. Его мысли, чувства и сила воли на половину онемели. Он мог лишь следовать указаниям Нэдзуми и делать, что он говорит. Тело Нэдзуми накрыло его собственное. Оно было горячее обычного. Но сердцебиение, которое он ощущал спиной, совершенно не сбилось с ритма. Вдавленный в стену с такой силой, Сион не выдержал и воскликнул: «Я дышать не могу».
Но его голос, вылетевший на выдохе, полностью растворился в рокочущем шуме вокруг. Он даже сам не мог понять, услышал ли свои слова.
«Нэдзуми».
Он слегка скривился.
«Это-».
Никогда в своей жизни он не слышал таких звуков, таких голосов.
Что это? Что они такое?
Стоны? Рокот? Крики?
Громкий и тяжелый звук обрушивался на Сиона со всем сторон и давил на него; он лился сверху; он стекал вниз; он дергался и сплетался сам с собой. Раздался пронзительный крик. Затем он перешел в хрип, затих и ему на смену пришла зловещая тишина. Но лишь на мгновение. Звук снова начал литься....
Он не принадлежал человеческому миру. Это был не просто шум.
«Нэдзуми!».
Не в силах больше это выносить, Сион крутанулся. Сила, давящая на него, исчезла. Жар тела Нэдзуми отодвинулся. Сиона схватили за волосы и развернули. В этот раз он оказался прижатым спиной к стене, его волосы грубо дернули.
Его подбородок подняли вверх. Нэдзуми поднес губы к уху Сиона и прошептал, будто впечатывая каждое слово: «Смотри, если хочешь. Слушай, если пожелаешь. Но-».
Пальцы Нэдзуми отпустили его волосы и скользнули вниз по щеке. Они провели по красной дорожке его шрама.
«Но тебя всю жизнь будут преследовать ночные кошмары. Будь к этому готов».
Хех. Его короткий смешок, почти простой выдох, впитался в тело Сиона. Смех был холодным. Возможно, в нем была снисходительность. Нэдзуми свободно владел всеми видами смеха. Обычно это злило Сиона. Он упрекнул бы Нэдзуми и попросил не смеяться так.
Именно Нэдзуми научил его этому: осуждай в своем сердце тех, кто ругает, смотрит свысока или принижает себя. Он научил его не только злиться, но и оттачивать все присущие ему эмоции, будь это желание расплакаться, рассмеяться, отвергнуть, тоска или любовь.
Не дай им окаменеть. Не дай им завять. Скалься на все, что угрожает твоей человечности.
Сион точно научился. Но сейчас он был слишком растревожен, чтобы злиться. Его эмоции опадали, просеивались прямо сквозь него.
«Нэдзуми... что это?».
«Реальность». В его голосе не были и намека на смех. «Если собрался смотреть, смотри до конца. Если будешь слушать, не вздумай затыкать уши».
Смотреть... на все это?
Сион открыл рот и втянул воздух.
Перед глазами стояла тьма. На дне этой темноты ползали люди. Ему казалось, что они ползали. Тьма тоже содержала тени и свет, его глаза начинали приспосабливаться и улавливали темные тона. Это была куча перекрывающих друг друга людей. Люди, которых засунули в лифт, разбились об пол и теперь извивались и ползали.
Раздался крик, от которого кровь в жилах стыла. Вниз упала тень. Кто-то, цеплявшийся за лифт, наконец-то лишился сил. Сион не мог различить, женщина это или мужчина. Как рев зверя, крик эхом отдался во тьме.
Плюх.
Звук удара плоти о плоть. Его вибрации сотрясли не только барабанные перепонки, но все тело Сиона, отчего он покрылся гусиной кожей.
Сион пытался вспомнить. Он пытался вспомнить каждого, кто оказался запертым с ним в лифте.
Был мужчина. Была женщина. Пожилая дама с растрепанными седыми волосами. Смуглая молодая девушка. Жилистый торговец с запавшими глазами. Смертельно бледный мужчина, один из выживших Утилизаторов.
Разве не было среди них матери с ребенком? Разве не держала она малыша на руках? Была. И точно держала.
Завернутый в грязную белую ткань, ребенок извивался на груди матери... где-то, среди этой людской массы – его носа достигла вонь. Все его чувства, спящие и онемевшие до этого момента, как будто открылись одновременно для внешнего мира.
Он начал обливаться потом. Его зубы стучали, не попадая один на другой. Запах крови, фекалий, тел атаковал его ноздри во много раз сильнее, чем во время поездки в фургоне. Он слышал, как разбиваются люди. Людей расплющивало под весом других. Хотя он и слышал этот звук впервые, он узнал в нем звук уничтожения людского.
«Это ад» - услышал он собственный слабый голос.
«Это реальность» - раздался ответ. «Это не ад. Это реальный мир, в котором ты жил до сих пор, Сион».
Его накрыла волна тошноты. Тяжело прислонившись к стене, Сион закрыл рот руками. Содержимое его желудка потекло сквозь сжатые зубы. Глаза щипало от пота. За закрытыми веками мелькали и исчезали воспоминания о его жизни в Номере 6.
Цветущие розы несметного количества оттенков в Хроносе; вечернее небо; бледно-голубые стены класса; Сафу машет рукой; раннее утро в Затерянном Городе; аромат хлеба, наполняющий дом; Каран стоит к нему спиной; шаги маленькой девочки – «Доброе утро, братик» «Доброе утро, Лили»; громоздкое круглое тело Сампо; дамская шляпа, которую Иппо смял по ошибке – она была украшена розовой булавкой в форме цветка – «О нет, Иппо, это нехорошо-» кричит Ямасе; запах кофе в кафе, где они остановились с Сафу; ветки деревьев, шуршащие на ветру – о, зеленые – они были такими яркими.
Я хочу домой.
Он страстно желал этого.