Почему? Почему – что происходит? Что они скрывают? Что должно случится?

Нэдзуми медленно поднялся.

Он не знал. Это была тайна. Но сейчас не время разбираться с загадками. Ему надо принять важное решение.

Что с этим делать?

Если он покажет эту записку Сиону, тот понесется сломя голову прямо в Исправительное Учреждение, даже не зная толком, что это за место. Он пойдет, намереваясь спасти Сафу. Такой простой маленький мальчик никогда не сможет оставить без внимания смерть друга. Возможности помешать этому хватит, чтобы он ринулся в гнездо ядовитой змеи. Он с готовностью будет сражаться до смерти.

Или мне на это забить?

Это было несложно. Девушка, Сафу, не имела никакого отношения к Нэдзуми. Она была чужим человеком. Ему не было дела, что с ней случится. Он может пустить все на самотек. Ничего не изменится.

Но если умрет Сион, что-то сильно изменится. Он не хотел, чтобы Сион умирал. Он будет страдать. Не Сион, но он сам – Нэдзуми – будет страдать, из-за необходимости продолжать жить и стоять рядом с трупом Сиона. Он снова переживет эти муки, будет заживо гореть в адском пламени.

Вы, наверное, шутите. Мне этого уже хватило.

Он не хотел его терять. Он не хотел испытывать угрызения совести того, кто остался жив.

Я не хочу терять его? Я буду страдать?

В отчаянии он прищелкнул языком.

Вот до чего он дошел. Ему почти захотелось свернуться калачиком на земле.

Он спас Сиона из лап Бюро Безопасности, чтобы вернуть ему долг. Вот как оно было. Он не хотел к нему привязываться. Дело не только в Сионе – он никогда не хотел ни к кому привязываться или открывать свое сердце. Чувства к другим еще опаснее света. Он не будет устанавливать связь с другими. И с мужчинами, и с женщинами он развивал только такие отношения, которые легко можно было оборвать.

Никогда не открывай никому свое сердце. Верь только себе.

Последние слова старухи. Он снова восстал против них.

Я не хочу его терять. Я буду страдать.

Нэдзуми аккуратно снова свернул записку Каран и засунул ее назад в капсулу.

Он привык к потерям и страданиям. Так ведь? Даже если Сион умрет, он не будет стонать в агонии из-за невосполнимой потери. А если и будет, то недолго.

Он сможет свободно пользоваться постелью и душем. Не надо будет волноваться, достаточно ли супа он сварил. Его не будут доставать вопросами и разговорами. Ему не придется читать книгу мельком, попутно выслушивая чужие слова и отвечать, пытаясь скрыть раздражение.

Он вернется к своей обычной жизни. Вот так. Он просто должен отдать капсулу с запиской Сиону и повернуться к нему спиной.

Нэдзуми снова открыл дверь.

Перед ним была его комната, полная книг и почти лишенная мебели. Подвальное помещение, окруженное толстыми стенами, было настоящим крысиным гнездом и хорошо ему подходило.

Комната казалось пустой, темной и более просторной, чем обычно. У него кости заныли от ее холода, темноты и пустоты.

Вот что значит привязаться к кому-то. Он больше не сможет жить один. Это была одна из хитроумно расставленных ловушек, подстерегающих на каждом углу. И в это раз Нэдзуми попался.

У меня все еще есть шанс?

«Нэдзуми, что такое?». Сион позвал с вершины ступенек, прохода, ведущего наверх. «Собака тянет меня. Давай быстрее». Его темная фигура выделялась на фоне дневного света.

У меня еще есть шанс? Сион, смогу ли я снова жить без тебя? После порции страданий, смогу ли я вытащить себя из ловушки, которой ты стал?

Смогу ли я порвать с тобой?

«Нэдзуми?». Голос сверху звучал насторожено.

«Ничего – я уже иду». Он закрыл дверь. Послышался лай собаки. Свет. Шелест ветерка.

Нэдзуми поправил суперволокно на шее и, поднимаясь ступенька за ступенькой, пошел наверх.

 

 

ТОМ 3

 

 

То, что лежит за стеной...


* * *

 

Глава 1

 

Прекрасные...

 

Идем спокойно, ибо мир - простец. И ложью лиц прикроем ложь сердец.

(У. Шекспир, «Макбет», Акт 1, Сцена 7)[14]

 

Небо было голубым и ярким. Нежные и теплые солнечные лучи падали на землю. День был таким погожим, что недавний холод казался просто сном.

Сион поднял лицо и прищурил глаза, глядя в лазурное небо.

Он думал, что оно прекрасно.

Небо было красивым. Красивой была слепящая белизна развалин, отражающих солнечный свет. Одинокий пузырь, словно по волшебству оторвавшийся от мыльной пены был красив. Мех свежевымытой собаки красиво блестел.

Его окружали красивые вещи. Одинокий пузырь снова взлетел и поплыл вместе с ветерком.

«Эй, хватит мечтать» - окликнул его голос Инукаши. «Здесь еще куча собак. Будешь каждую минуту уходить в астрал, и солнце сядет раньше, чем ты хотя бы наполовину закончишь».

Словно подтверждая слова Инукаши, большая белая собака, покрытая пеной, низко зарычала.

«Упс, прости».

Сион снова опустил руки в мыльную пену и начал тереть собаку. Собака, похоже, считала это очень приятным, потому что закрыла глаза и приоткрыла рот. Сегодня Сион мыл собак только второй раз, но он уже знал, что у них есть множество различных выражений. Они так же отличаются характерами и склонностями: некоторые были ленивы, другие прилежные; некоторые легко возбудимые, другие спокойные; они могли быть мягкими, нетерпеливыми, раздражительными – все это было для него в новинку.

Белая собака, которую он сейчас купал, была женского пола и уже в возрасте. Она была нежная и интеллигентная, чем-то напоминала старую мудрую женщину из сказок.

«Сион, ты тратишь на каждую собаку слишком много времени. Сколько уходит на одну?». К нему повернулся Инукаши, волосы которого были собраны сзади, а на носу блестели мыльные пузыри.

«Ты сдаешь этих собак в качестве одеял, верно?» - ответил Сион. «Они должны быть достаточно чистыми».

«Можно и по-быстрому помыть. Клиенты все равно сами грязнючие, ублюдки».

В здании, по большей части разрушенном, все еще сохранилось подобие гостиницы. Там Инукаши принимал тех, кому негде было переночевать. Собак он одалживал в связи с грядущей зимой. Постояльцы спали ночью, окруженные несколькими животными, чтобы не замерзнуть насмерть. Сиона наняли для мытья этих собак.

«Инукаши, не думаю, что вежливо так говорить о своих клиентов».

«Хах? Что ты сказал?».

«Нельзя называть клиентов ублюдками или грязными».

Инукаши потер нос тыльной стороной ладони и тихо фыркнул.

«Ты что, моя мама, Сион?».

«Нет. Ты просто нанял меня мыть собак».

«Значит, я – начальник, а ты – подчиненный. Твоя работа – заткнуться, о чем я и говорю».

Инукаши выдернул белую собаку из рук Сиона и начал энергично ополаскивать ее, набираю воду из реки.

Позади развалин текла небольшая чистая речка. Вскоре после их с Нэдзуми побега из Номера 6 в Западный Квартал, он почти умер из-за осы-паразиты, созревавшей в его теле. Хотя большую часть времени он был без сознания из-за сильной боли и жара, он хорошо помнил вкус прохладной, вкусной воды, бесчисленное число раз текущей по его горлу.

Когда он поблагодарил Нэдзуми за воду и уход, тот резко ответил, что рядом есть источник с питьевой водой. Наверное, эта речушка текла из того же источника.

«Инукаши, не делай этого. Все мыло течет в реку». Сион быстро отстранил руки Инукаши. Пузыри лопались, уплывая по течению.

«И что?».

«Все ведь пьют отсюда, да?».

«Ну, да, конечно. У нас нет всех этих удобств, когда получаешь чистую воду нужной температуры нажатием кнопки. Все берут воду прямо из реки или источника».

«Тогда ты не можешь ее загрязнять. Это навредит людям ниже по течению».

На короткий миг Инукаши уставился на Сиона.

«А почему меня должны заботить люди ниже по течению?».

«Ну, то есть...». Сион запнулся. «Если знаешь, что люди ниже по течению будут пить эту отсюда, ты не станешь загрязнять воду из-за них. Это нормально, так ведь?».

«Нормально? Сион, ты каким местом думаешь? Это Западный Квартал. Ты не выживешь здесь, если в первую очередь будешь думать о ком-то другом».

«Да, но вовсе не обязательно портить воду» - запротестовал Сион. «Мы можем, как и вчера, набрать воду в стальные бочки и искупать собак в них».

«Вчера у нас были только маленькие собачки. К твоему сведению, Сион, мы должны были перемыть всех собак вчера. Твое веселое времяпрепровождение нас задерживает. Ты ведь понимаешь, да?».

«Ага».

«Вдобавок к твоей медлительности сегодня мы моем больших собак. И это не все – подожди – их здесь кучи. Уловил суть? Если мы будем каждый раз наполнять ванну, это займет вечность».

Инукаши замолк и слегка пожал плечами.

«Но если хочешь сам таскать воду, я мешать не буду».

«Отлично. Так и сделаю».

«Чувак, это тяжелый труд».

«Я в курсе».

«Кстати, я тебе плачу только за мытье собак. Таскание воды – это уже твоя собственная инициатива».

«Я не против».

«Вперед и с песней. Я пошел обедать».

Белая собака энергично отряхнулась и капли воды полетели во все стороны. Сион взял ведро, брошенное Инукаши, и зачерпнул воды из реки.

«Сион» - неожиданно произнес Инукаши.

«Хм?».

«Почему?».

«Что почему?».

«Почему я не должен обзывать клиентов? Почему я не должен создавать проблем людям ниже по течению?».

Сион посмотрел в загорелое лицо Инукаши, который сидел на вершине кучи щебеня.

«Потому что мы одинаковые».

«Одинаковые?».

«Они такие же люди, как и мы. Вот-».

Инукаши неожиданно закинул голову и расхохотался. Его голос летел ввысь и растворялся в ярком голубом небе. Его собаки начали взволнованно лаять.

«Такие же люди, да? Ха-ха, ты меня почти добил. В жизни такого не слышал. Сион, ты что, честно так думаешь?».

«Ага, а в чем проблема?» - решительно ответил Сион.

Инукаши соскользнул с горки и подошел к нему. У него было маленькое тело, он едва доставал Сиону до плеча. Его тонкие руки и ноги торчали из одежды, кожа была смуглой.

«Значит, мои грязные клиенты и отродье, набирающее здесь воду, такие же люди как мы?».

«Да».

Смуглая загорелая кожа Инукаши блестела в лучах солнца, длинные космы отбрасывали тень на лоб и глаза. Темно-коричневые глаза пару раз моргнули под волосами.

«Сион, ты умрешь».

«Хах?».

«Ты в облаках витаешь или что? Если будешь верить в свои фантазии, ты здесь не выживешь».

«Нэдзуми мне тоже самое говорит» - сказал Сион. «Что я в облаках витаю».

«Нет, облака – это недостаточно высоко. Ты витаешь где-то в космосе. Не знаю, на что похож космос, но он вроде достаточно высоко, да? И иногда ты сгораешь, даже не успев туда попасть».

«Я никогда не был в космосе, но да, думаю, он высоко».

Инукаши ловко вскарабкался на развалины и уселся на фоне голубого неба. Он свесил ноги вниз и тихо, будто сам с собой, заговорил.

«Интересно, почему Нэдзуми вообще с тобой связался. Он ненавидит людей, которые вечно болтают и далеки от реальности».

«Инукаши, вы с Нэдзуми близки?».

«Близки? Что значит близки?».

Сион протащил ведро по тропинке из сухой травы и мусора и вылил воду в стальную бочку.

«Это значит, что вы много знаете друг о друге».

«О, если так, то нет. Я знаю о нем меньше, чем пятно на хвосте этого парня, и мне как-то не хочется узнавать» - говоря это, Инукаши указал на светло-коричневого щенка, прыгающего у ног Сиона. На кончике его хвоста было белое пятнышко.

«Я думал, вы друзья».

«Друзья!» - недоверчиво воскликнул Инукаши. «Это слово я тоже не часто слышу. Друзья. Хах, глупость. Нэдзуми приходит только тогда, когда ему надо, чтобы я или мои собаки собрали информацию. Я даю ему информацию, он мне – деньги. Вот и все».

Инукаши замолчал. Его взгляд блуждал, пересекался со взглядом Сиона и ускользал.

«Вы обмениваетесь не только деньгами и информацией» - сказал Сион. Это было утверждение, а не вопрос.

«Ух – ну, иногда, он – поет для меня».

«Поет?».

«У него хороший голос. Вот я... Я прошу его спеть. Иногда, когда мои собаки умирают – ничего если ты просыпаешься, а они уже мертвы, но – иногда они больны или ранены и не умирают так легко, они... они страдают. Им так больно, что они скулят всю ночь. Тогда я прошу его спеть. Я не знаю названия песни. Но – я не знаю, как ее описать – не знаю, как же это будет?» - пробормотал Инукаши себе под нос.

«Как это звучит?».

«Хах?».

«Песня Нэдзуми. Голос Нэдзуми. С чем это можно сравнить?».

Инукаши наклонил голову набок и погрузился в молчание. Сион, тоже молча, продолжил таскать воду в ведрах. Он сделал несколько заходов, и когда бочка была наполнена больше чем наполовину, Инукаши снова открыл рот.

«Может, ветер?..» - неуверенно сказал он. «Ветер, дующий издалека... ага, его песня забирает борющиеся души, потому что они не могут умереть. Как ветер отрывает цветочные лепестки, так его песня отделяет душу от тела. И собака, неважно, насколько сильно она страдает, закрывает глаза и затихает. Ты думаешь, она просто успокоилась, а она уже дышит. Они все умирают тихо, будто страдания им просто приснились». Он сделал паузу. «Так было и с моей мамой».

«Твоя мать умерла?».

«Ага. Ее убила парочка уродов, живущих ниже по точению, как раз из тех, для кого, по-твоему, я недолжен портить воду. В нее бросали камни, и забили до смерти дубовой палкой. Но мама тоже была виновата. Она пыталась украсть их единственный ужин. Она прокралась в их хижину, и ее словили с куском сушеного мяса во рту. Когда она наконец смогла вырваться и вернулась, обе передние ноги и ребра были сломаны, изо рта шла кровь. Мы ничего не могли сделать».

Закончив наполнять бочку водой, Сион вытер пот с бровей. Он не понял слова Инукаши.

«Инукаши, передние ноги... то есть твоя мать была собакой?».

«Ага. Собакой».

«Собакой?».

У Сиона челюсть отпала. Инукаши посмотрел на него и засмеялся. Его голос был высоким и звенел в воздухе.

«Меня бросили здесь, когда я был ребенком» - пояснил он. «Подобравший меня старик был чудаком, жившим с собаками, и меня он растил вместе с ними. Мама кормила меня молоком. Она вылизывала меня и спала рядом. Когда холодало, она прижималась ко мне и моим братьям – ее щенкам – и грела нас. Она обычно говорила, бедняжка, у тебя нет меха – но тебе хоть летом не жарко и у тебя нет блох. Она повторяла это снова и снова, и вылизывала меня, пока я не становился чистым».

«Она была хорошей матерью» - мягко произнес Сион. «Нежной и заботливой».

Инукаши заморгал.

«Ты правда так думаешь, Сион?».

«Да. Она дорожила тобой. Раз у тебя нет меха, она защищала тебя и грела».

«Ага. Мама всегда была очень милой. Я до сих пор помню ощущения от ее языка. Он был теплым и влажным... забавно, похоже, я этого никогда не забуду».

«Это дар памяти».

«Хах?».

«Дар памяти от матери сыну. Воспоминания, которые твоя мать оставила тебе».

Инукаши перестал болтать ногами и повернулся назад.

«Никогда так об этом не думал...» - сказал он задумчиво. «Дар памяти, хах...».

Сион опустился на колени на берегу реки и набрал полный рот воды.

Она было холодной. Она была вкусной и пропитала все его тело.

О да, это та вода.

Это была вода, которая возродила его тело подобно эликсиру после схватки с осой-паразитом. И не только тело – когда вода потекла ему в горло и он нашел ее вкусной, все его существо воскресло. Сион в это верил.

Эта вода была связана с тем, что означает быть живым. Ее прохлада, ее вкус. Это было связано с голосом, зовущим его, говорящим, не умирай, живи, выкарабкайся снова.

Поэтому он будет помнить вечно. Он не мог этого забыть. Эти вода и голос пустили корни глубоко внутри Сиона и будут вечно цвести, никогда не увядая. Время от времени они будут всплывать в сознании Сиона, и тогда он будет слышать шепот.

Не умирай. Живи. Выкарабкайся снова.

Это тоже был дар памяти.

«Я принесу тебе обед». Инукаши стоял на развалинах, его тон был, скорее, командным. «Лучше бы тебе закончить с черной к моему возвращению. Я не дам тебе поесть, пока не закончишь».

«Вау, у меня будет обед? Как мило с твоей стороны».

«Я, знаешь ли, не всем еду ношу. Это полноценный обед. Под полноценным я подразумеваю: хлеб и сушеные фрукты».

«Этого более чем достаточно».

Сион улыбнулся Инукаши, тря мех черной собаки щеткой. Прошли месяцы с побега в Западный Квартал и хронический голод настойчиво донимал Сиона. Временами ему хотелось досыта наесться мясом, рыбой и яйцами, а еще он жаждал хлеба и пирогов своей матери. Но вместо этого вещи, которые он раньше не считал едой – суп из огрызков и очистков овощей, хлеб, начинающий плесневеть – заставляли рот наполняться слюной и разжигали аппетит.

Самой возможности есть достаточно.

Здесь все голодали. Они голодали, замерзали и умирали. Сион по-своему знал, насколько ценен тот ломоть хлеба, который ему собирался дать Инукаши.

Он посмотрел в небо. Солнце светило ярко. Свет сиял и над Номером 6. Его бывшее рабочее место, Лесной Парк, престижный район Хронос, Затерянный Город, где жила его мама, и Западный Квартал купались в одном и том же свете. Но они отличались. Сильно отличались.

Разделенные стеной из особого сплава, процветания и бедность стояли друг на против друга. Жизнь и смерть. Свет и тьма. В одно и то же время в Номере 6 проводится экстравагантная вечеринка, на которой люди причмокивают от многочисленных сложных и восхитительных блюд, а где-то в закоулке Западного Квартала старик в лохмотьях умирает от голода. Когда мальчики и девочки Номера 6 идут в свои постельки в комнатах с кондиционерами, дети в бараках Западного Квартала жмутся друг к другу, чтобы не замерзнуть насмерть.

Сион видел это своими глазами. Было мало общих вещей, подобных солнечному свету, одинаково и честно распределенных между ними.

«Тогда за работу» - бросил Инукаши и растворился среди теней развалин.

От входа, закрытого когда-то, вероятно, толстой деревянной дверью, остались лишь ржавые петли. При каждом дуновении ветра, они противно скрипели. Инукаши вошел и поднялся по ступенькам на второй этаж. Каким-то чудом эта часть бывшего отеля смогла выстоять против стихий. Хотя она еще была прочной, со стен отваливался гипс, а коридоры и потолки покрывали бесчисленные трещины.

У зданий тоже есть жизнь. Когда их бросают, они начинают разлагаться. Они начинают умирать. Этот отель, превратившийся в руины, продолжал крошиться и ветшать. Он стойко боролся с разрушениями, не жалуясь на бессердечность владельцев и не оплакивая свою судьбу.

Инукаши мельком подумал, что он будет делать, когда здание окончательно развалится.

Старика, подобравшего его, давшего ему собачье молоко и научившего устной и письменной речи, уже не было. Он ушел одним снежным днем, чтобы больше не вернуться.

Снег? Шел снег? Может, тогда гремел гром. Или было ветреное утро... в любом случае, старик исчез. Он растворился, даже не попрощавшись.

Он не был одинок, ибо у него были собаки. С того дня и до сих пор он жил среди них. Другого дома у него не было. Так же, как и товарищей среди людей. Нэдзуми, наверное, был таким же. Он, должно быть, посетил больше мест, чем Инукаши, но он тоже жил один, не зная никого другого и не желая знать. Инукаши решил так без конкретной причины. Доказательств у него не было, но он решил, что не может совсем уж ошибаться. У Инукаши было острое чутье. Нэдзуми всегда приносил запах одиночества. Когда этот запах ослаб и появился другой, перед ним возник Сион.

Он был чудаком. Он был очень странным. У него были снежно-белые волосы и красный шрам. Инукаши не знал наверняка, но он слышал, что шрам покрывает все тело Сиона, подобно свернувшейся змее. Но в плане внешности была целая куча куда более странных людей. Дело не только во внешности – Сион был странным внутри. Он сказал не портить воду для засранцев ниже по течению. Он сказал, такие как мы и люди Святого Города одинаковые. И он говорил о даре памяти. Не шутливо или саркастично, но серьезно.