— У меня есть Кодекс этики, Джимми, — говорю я, глядя на него снизу вверх. На его грудь, шею и подбородок, Господи, Боже мой.
Он притягивает меня ближе, как будто ему нужна дополнительная поддержка.
— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя.
Я чувствую, что моя защита слабеет, но я остаюсь сильной. Да. Я должна.
— Я не сплю с пациентами.
Джимми нажимает кнопку автоматического открытия на стене, и двойные двери раздвигаются. Снаружи дует холодный ветер с маленькими хлопьями снега. Фрэнки подпрыгивает и атакует сугроб.
— Спать? — спрашивает Джимми, снова и снова вертя в пальцах одну из медовых палочек, как это делают с карандашами. Я нахожу это действие завораживающим, гипнотическим и теряюсь в размерах его рук. — А кто говорит о сне?
__________________________
Примечания:
1 Летучие конкорды — ТВ-шоу, вышедшее на канале 2х2, про двух музыкантов Брэда и Джамая, приехавших в США из Новой Зеландии, чтобы попытать удачи со своей группой «Летучие конкорды»).
2 Juicy Fruit — фруктовая жевательная резинка фирмы Wrigley .
Глава 18
Джимми
Мэри вся такая деловая. Помогает мне сесть в машину и вообще ничего не говорит. Я почти слышу, как вращаются шестеренки в её голове. Скрежещут.
Перетирают.
Бл*дь. Ну что за женщина?
Помимо прочего, кажется, что она нервничает. Вероятно, даже немного зла. Не это она сейчас должна чувствовать. Совсем не это. Я с хлопком открываю медовую палочку и выдавливаю чуть-чуть жидкости себе на язык.
У меня на ногах сидит Фрэнки Наклз, передними лапами опираясь о мои колени. Когда мы выбираемся на шоссе, я помогаю ему смотреть в окно, удерживая рукой его маленькую грудь и делая так, чтобы он мог поставить лапы на дверцу машины. Мы объезжаем грузовик, медленно едущий плечом к плечу с нами. Сбоку на нем — бульдог, просто логотип, но Фрэнки это не нравится. Он издает низкий тихий рык и морщит губы. На холодном стекле появляется небольшое облачко пара от его горячего дыхания. Я вытираю его рукой, и пес снова рычит на проезжающего мимо бульдога. Мэри хватает панду из своей сумки и смотрит на меня, передавая игрушку. Она выглядит невероятно взволнованной, и это не то состояние, в котором я хочу её видеть. Есть большая разница между тем, чтобы быть на взводе и быть на грани.
Я кладу руку на её бедро.
— Мэри, никто ничего не узнает. Я, блин, обещаю.
— Но ты же знаешь! И я знаю! — она хлопает себя по груди рукой в перчатке. — Достаточно того, что я сбила тебя с ног — такого физиотерапевт никогда не должен делать со своим пациентом! Боже! — затем, словно в знак протеста, она включает дворники на полную мощность, и они скрипят, счищая снег с лобового стекла.
— Тогда я не был твоим пациентом, как и прошлой ночью.
— Но теперь ты мой пациент! И как физиотерапевт, я бы очень рекомендовала тебе ничего не повреждать, Джимми. У тебя проблемы с плечом, и ты тренируешься в боксерском зале?
Я вздрагиваю.
— Эти тренировки непостоянны. На самом деле плечо чувствует себя офигенно до момента игры.
Взгляд Мэри скользит в мою сторону, но она не смотрит прямо на меня, а вместо этого включает обогреватель и кутается в шарф.
Правильно. Я знаю, что всё не идеально. Но есть одна вещь, которую я узнал как полу-успешный, стареющий квотербэк НФЛ — ты должен полностью подстроиться под любую ситуацию, хорошую и плохую. И как только ты увидишь просвет, ты, блин, должен воспользоваться им.
— Я ни за что не позволю тебе ускользнуть от меня. И, держу пари, ты сможешь вылечить мое плечо. Никто никогда не лечил мое плечо. — Я прокручиваю сустав. Самое странное, что плечо чувствует себя прекрасно.
— Джимми! Я же не механик! А ты не Хонда! Я не могу так запросто все исправить, — говорит Мэри, пытаясь щелкнуть пальцами в перчатках. Она чуть рычит, а затем сжимает руль. — Это моя работа. Я отношусь к ней очень серьезно.
— Что я, бл*дь, полностью уважаю.
Снова стирая пар со стекла для Фрэнки, я даю Мэри секунду остыть. Я знаю её не так хорошо, но понимаю, что просто сломал все её расписание, а это разозлило бы любого. Но она крепкий орешек. Возможно, ей не нравится, что кто-то хочет заботиться о ней, или присматривать за ней, или защищать её, или надевать цепи на её шины, и это чертовски плохо. Потому что если я добьюсь своего, то именно этим и займусь. Я открываю вторую медовую палочку и подношу к её рту.
— Не хочу я никакого меда, — огрызается она.
— Злись сколько хочешь, киска, но не отказывайся от хороших вещей.
Она фыркает, а потом выхватывает зубами палочку из моих пальцев.
Я не обманщик. Я играю чисто, но это другой вид игры. Это обходной манёвр, секретный бросок. Чёрт, я знаю, что мы можем выйти сухими из воды, если Мэри будет со мной заодно.
— Ладно. Давай будем логичными. Ты собираешься кому-нибудь рассказать?
Девушка снова оглядывается и крепче сжимает руль перчатками.
— Нет, — она скрежещет концом медовой соломинки.
— А я кому-нибудь скажу?
Её красивые большие глаза, глядя на дорогу, слегка прищуриваются, и она откидывает волосы в сторону, играя с заколкой, которая удерживает её челку от лица.
Тишина чертовски оглушает.
— Ты думаешь, я всё испорчу? Подозреваю, что не выгляжу особо умным, но ты думаешь, что я совсем идиот?
Её плечи немного расслабляются.
— Нет, — отвечает она, держась одной рукой за руль, а другой выдавливая в рот еще немного меда.
Боже, о, Боже, эти губы. Я обожаю смотреть, как эти губы сосут. Господи.
— Тогда расслабься, — я сжимаю её бедро чуть сильнее.
— Это безумие. — Мэри берёт соломинку двумя пальцами и вытягивает мёд зубами.
Черт, я дал ей медовую палочку, чтобы отвлечь, а теперь даже не могу нормально построить предложение.
— Язык проглотил? — говорит она, искоса поглядывая на меня.
— Нет, просто... ты многих мужчин лишала дара речи?
Мэри медленно поворачивается ко мне, улыбаясь и покусывая соломинку своими коренными зубами.
— Сотни. Даже тысячи, — она закатывает глаза.
Фрэнки крутится у меня на коленях. Я беру его панду и устраиваю для него маленькое кукольное представление, заставляя игрушку перемещаться вверх и вниз по моей ноге. Его хвост шуршит по моей куртке.
Рядом со мной Мэри тяжело сглатывает, и я слышу этот звук сквозь шум обогревателя. Сомнение. Нерешительность. Неопределенность.
— Я не сдаюсь, Мэри. Пока что нет. — Я заставляю панду танцевать над коробкой передач на её ноге.
— Ты невозможен.
Я продолжаю кукольное представление панды и заставляю её танцевать вверх и вниз, оживляя пальцами, так что её голова подпрыгивает назад и вперед. Обычно я делаю то же самое для Энни с её фиолетовым жирафом.
Мэри смотрит на меня, потом на собаку и снова на меня. Потом опять фокусируется на дороге, но теперь её взгляд становится мягче — не такой испуганный и напряженный.
— Ну вот, сейчас. Видишь? Именно такой я и хочу тебя, — говорю я Мэри, проводя ладонью по её ноге.
— Да? Какой же?
— Я хочу, чтобы ты успокоилась. Я хочу, чтобы ты была готова. Я хочу, чтобы ты была моей.
***
Подъехав к дому, я направляю Мэри к гаражу и нажимаю кнопку на своих ключах. Она заезжает внутрь осторожно, так, будто она пару раз помяла перекладину на нижнем уровне.
— А где все? Где все машины? — спрашивает она, спускаясь по пандусу, когда дверь захлопывается.
— Здесь только мы, — говорю я ей, наблюдая за реакцией.
— Ты надо мной издеваешься.
Я беру пустую соломинку из её рта.
— Нет. Это место принадлежит мне. Хочешь переехать?
Девушка снова одаривает меня тем «ты невозможен» взглядом.
— Можешь выбрать. Почти уверен, что квартиры шесть и девять абсолютно свободны.
Мэри отвечает на это парализующим ударом рукой.
Я притворяюсь, что смертельно ранен, а она бросает в меня косой взгляд и ухмыляется, затем вплотную подъезжает к моему Юкону и глушит мотор.
— Всё это здание принадлежит тебе?
— Да. Ещё одна инвестиция.
Она хмурится, глядя на меня.
— Ты много инвестируешь.
— Ага-а-а. Никогда не знаешь, что произойдёт. Возможно, я встречу кого-то, к кому захочу относиться серьезно. Возможно, ты захочешь съездить на выходные в Белиз.
Бум.
Я даже не жду ответа, а просто открываю свою дверь и издаю супер драматичные стоны, «пытаясь» выбраться из Wrangler’а, и через несколько секунд Мэри подбегает, чтобы помочь мне. Её рука скользит вокруг моей талии, а её ладонь снова касается моего пресса. Идеально. Я притягиваю её к себе и чувствую на своем подбородке шерсть её шапки.
Я чувствую небольшой укол совести из-за этой сцены. Вроде как. Всё же я не очень привык играть в слабака. Но это кажется оправданным, если помогает приблизить Мэри к себе. Как только мы входим в лифт, и Фрэнки забегает за нами, я прижимаю девушку к стене и зацепляю пальцем её шарф, чтобы оценить нанесённый мной ущерб.
— Чёёёрт, — шепчу я.
— Не могу поверить, что ты сделал это со мной, — она слегка касается засоса. — Я даже не в курсе, когда это произошло.
Ох, а я знаю. Я чертовски точно помню это. Это заняло у меня почти минуту.
— Когда ты кончала во второй раз, — говорю я ей. — Вот тогда. Думаю, где-то между «нет, нет, нет» и «Джимми, о, Боже, Джимми».
Ещё один удар в плечо, но на этот раз слабее, чем первый. Мэри кладет ладонь на мой бицепс, и я сгибаю для неё руку. Она тихо стонет, чертовски неудачно пытаясь проглотить стон.
Засос охрененно эпичен, потому что я не только целовал и сосал, а ещё и кусался.
— Мне немного неловко, что я порчу красоту.
Смех вырывается изо рта Мэри мягким и теплым дыханием.
— Нет, тебе это нравится. Я точно могу сказать, — говорит она и прижимается бедрами к моему члену.
Да, черт возьми, мне это нравится. И я хотел бы поставить ей еще несколько. Но это только начало сезона, и у нас много времени для игр.
— Ты поправишься, — я снова облизываю пятно. — Я вылечу тебя.
Звук, вырвавшийся при этом из Мэри, похож на тот, который издают женщины, когда откусывают первый кусочек чего-то, что они обожают. Я люблю этот звук.
Дверь лифта открывается, и первым выбегает Фрэнки, обнюхивая плинтусы в коридоре и необъяснимо рыча на розетку.
Мэри не обращает на него внимания, как и я. Я веду её спиной к двери одной из пустых квартир, держа за бедра и зацепившись пальцами за пояс её брюк.
— Это тот момент, когда ты начинаешь говорить мне, что мы будем делать? — говорит она, проводя пальцем по моей шее, подбородку, а потом по краю уха. — Потому что мне это очень и очень нравится.
Чёрт возьми, да. Я прижимаюсь к ней чуть ближе, чуть сильнее, чуть более властно.
— Да. Это тот самый момент.
Мэри тихонько стонет, прижимаясь к моей груди, и я чувствую, как её пальцы скользят вдоль резинки моих боксеров и согреваются от тепла моего тела. Я провожу рукой по её волосам и убираю их за ухо. Я целую место над её подбородком.
— Прошлой ночью мы трахались. Но сегодня всё будет по-другому. Сегодня я голоден…
Я снова вижу, как бьется жилка на шее, эта легкая пульсирующая дрожь крови, бегущей по венам.
— Голоден до чего? — говорит Мэри все тише и соблазнительнее.
Мне нравится оставлять её в подвешенном состоянии, не отвечая на вопросы. Сжимая её челюсть в своей руке, я наклоняю её голову в сторону и кладу ладонь на ее киску поверх одежды. Клянусь Богом, я чувствую её влажность прямо отсюда. Говорю вам, эта женщина — чертовка…
— Прошлой ночью я был так охеренно увлечен тобой, что забыл, где нахожусь. — Я обхватываю её бедро, сжимая губы и чувствуя шов её трусиков на своей ладони. — Тебе придется заплатить за это.
Рот Мэри слегка приоткрывается, а глаза блестят. Я провожу ладонью вверх по её животу и снова опускаюсь вниз, на этот раз минуя одежду и касаясь только её кожи. Когда я провожу средним пальцем вдоль её промежности, она крепче обнимает меня, а её бедра немного отклоняются назад, но затем расслабляются. Больше не нервничает. Не злится. Просто готовая и влажная, именно такая, какой и должна быть.
— Что ты собираешься со мной сделать?
— У меня имеется список, — я стучу себе по лбу. — Он называется «Всё, что я пожелаю».
И вот тогда я целую Мэри. Целую её со всей страстью, забирая все слова, вопросы и даже воздух. Её губа зажата между нашими зубами, поэтому я целую сильнее и позволяю себе чуть укусить. Я провожу рукой по её шее. Чем дольше я её целую, тем лучше. Тем больше она растворяется. Тем больше маленькая дикая кошка в ней приручается.
— Я сделаю тебя своей, Мэри Монахэн. Что бы ты ни говорила о правилах, работе или прочем подобном дерьме. Потому что между нами что-то происходит, и я знаю, что ты тоже это чувствуешь.
Мэри кладет руку мне за голову и проводит пальцами по моим волосам.
— Это ведь будет не просто так, правда? Ты и я? — говорит она почти со стоном. Ты и я. Чёрт возьми. Я действительно чувствую, как дрожь пробегает по её телу и проникает в мое.
— Не совершай долбанную ошибку. Не гадай, когда я сделаю тебе больно или если я сделаю тебе больно, — говорю я ей, — вот он я. Боготворю тебя.
— Господи, Джимми…
Мне нужно войти в неё. Я слишком далеко зашёл. Она гребаный наркотик, а я подсел.
— Земля будет вращаться вокруг этого. Солнце взойдет и сядет из-за этого.
Дыхание Мэри становится тяжелее, а зрачки расширяются, не смотря на яркие лампы над нами. Её хватка на моем боку становится чуть сильнее, и она притягивает меня ещё ближе.
— Что ты делаешь со мной, — говорит она, когда я ввожу в неё ещё один палец, и она шипит мне в ухо. — И как ты это делаешь.
— Прошлая ночь даже близко не была тем, что мы можем сделать, Мэри. Мы можем заставить мир исчезнуть. Мы можем сделать всё остальное просто шепотом.
Её ресницы трепещут, и Мэри откидывает голову на дверь, открывая мне шею. Я облизываю губами то место, где оставил засос, а потом провожу языком вниз к впадинке на её шее.
Глубоко в моем члене я чувствую давление и потребность в этой девушке. Мэри не какая-то чирлидерша, которую я больше никогда не увижу. Она не какая-то фанатка. Наши жизни пересеклись друг с другом, и этот знак кажется вполне хорошим, чтобы сделать решительный шаг. Посмотрим, что получится. Посмотрим, куда приведёт это чувство.
— У тебя есть только один шанс уйти от меня, Мэри. Всего один. Скажи мне прямо сейчас, и я отпущу тебя.
Но она ничего не говорит. Вместо этого девушка прижимается ко мне тазом и роняет сумку на пол. И это все да, которые мне нужны.
— Я отведу тебя в квартиру и покажу, что ты со мной делаешь. Здесь, в этом мире, мы нормальные. Но там, за закрытой дверью, знаешь, что происходит?
Она качает головой.
— Нет.
— Ты становишься моей. Полностью моей. Каждый дюйм, каждый вскрик, каждая потребность. Всё, что ты хочешь, я тебе дам. Всё, что нужно мне, — моё.
Мэри не стонет и не кивает. Она, черт возьми, симулирует тысячу слов, не сказав ни единого. Пожалуйста, спасибо и многие другие. Все самые сексуальные слова на каждом чертовом языке.
— Хорошая девочка, — говорю я, вставляя в неё третий палец и крепко вцепляясь в точку G. — Чертовски хорошая девочка.
— О, Боже мой.
По коридору туда-сюда носится Фрэнки Наклз, до сих пор принюхиваясь. Да, он мне нравится. Вроде как, даже сильно. Но сейчас нам нужно серьезно поговорить.
— Для начала позвони своей соседке, чтобы она забрала эту собаку, — говорю я ей, проводя кончиком пальца по ее киске.
— Хорошо, — шепчет Мэри, не открывая глаз.
— Потому что до завтрашнего восхода солнца в этом мире нет ничего, кроме тебя и меня.
Глава 19
Мэри
Положив ладонь мне на поясницу, Джимми впускает меня в свою квартиру. Он расстегивает мой жилет и запирает за нами дверь. Фрэнки отправляется на разведку, а Джимми прижимает меня к двери.
— Позвони ей. Сейчас же. Ты, блин, не отвертишься.
— Хорошо, — говорю я, роясь в сумочке и не отрывая от него глаз.
Я не могу отвести взгляд — ни от глаз Джимми, ни от его лица, ни тогда, когда он держит мой подбородок своими пальцами. Моё сердцебиение учащается, и я чувствую, что становлюсь все более влажной. Мои колени по-настоящему ослабли, и я позволяю его телу поддерживать меня.
— Но тебе нужно слезть с моей ноги.
Он кивает, а затем приближает свои губы к моим. Поцелуй сильный, бескомпромиссный, прямой. После того, как своим поцелуем этот парень заставляет меня забыть обо всём, он добавляет:
— Это план. В итоге.
Джимми идет по коридору, позволяя своей куртке упасть на пол. Он лишь слегка прихрамывает, но двигается легко и шагает уверенней, чем любой другой мужчина, которого я когда-либо видела. Король мира, и он знает об этом. Завернув за угол коридора и направляясь на кухню, он снимает рубашку. В свете, льющемся из окон, я получаю некоторое удовлетворение, в компенсацию за то, что он сделал с моей шеей — его спина исполосована следами моих ногтей, ведущими назад и вперед, вверх и вниз, из стороны в сторону.
— Выглядишь так, будто тебя растерзали, — говорю я ему.
Джимми поворачивается и смотрит на меня через плечо, вздернув подбородок.
— Так и есть, киска.
И пальцы моих ног совершенно непроизвольно сжимаются в ботинках.
Когда мне удается сфокусировать взгляд, я посылаю сообщение Бриджит.
Нужна помощь.
Бридж.
Помоги.
Эй, ты там?
Бридж.
Господи! Я писала.
Какая помощь?
Приди и забери Фрэнки.
За этим следует очень многозначительная пауза, во время которой я вижу, как Бридж начинает набирать сообщение, а затем останавливается. Вместо сообщения на экране появляется фотография Джимми. Он в форме, улыбается в камеру, и на его щеках краска. Светит солнце, его волосы в беспорядке, на майке пятно от травы, а на руках грязь. И он потный в белых штанах, так что я могу видеть только очертания его ракушки.
— О, Боже, — шепчу я.
Если он так выглядит во время игры, я определенно буду смотреть.
Из-за этого?
Да.
Сучка.
Люблю тебя!
*смайлик с рожками*
Где ты?
Ещё один хороший вопрос. Я расстегиваю свои заснеженные ботинки и снимаю их, ковыляя в носках на кухню по кафельному полу с подогревом. Снаружи настоящий снегопад — большие хлопья снега падают размеренно и медленно, отчего кажется, что мы находимся внутри снежного шара.
Джимми кухне. На столе перед ним стоит бутылка мёда, и он зачерпывает немного белого сахара из пакета в маленькую миску.
— Что ты делаешь? — двухкилограммовый пакет сахара в его руке выглядит не больше банки содовой. Он такой большой.
Он обхватывает меня рукой и притягивает к своему бедру.
— Я здесь главный, красавица. Ты просто наслаждаешься.
Дрожь пробегает по моему животу и проходит сквозь пальцы. Это происходит со мной, когда я возбуждена или нервничаю. Я в какой-то степени дрожу всем телом.
— Замёрзла?
— Нет, — говорю я, когда он кормит меня виноградиной. — Не замёрзла. Просто... взволнована.
Джимми тихо присвистывает.
— Это сексуально. Я могу заставить тебя так дрожать, даже не прикасаясь к тебе?
Его глаза напрягаются, будто он тренирует свою суперсилу. И это происходит опять.
— Чёрт! — он кормит меня ещё одной виноградиной, позволяя своему большому пальцу остаться между моими губами.
Я обхватываю его руками.
— Бриджит приедет за Фрэнки. Мне нужен твой адрес.
Он берет у меня телефон и набирает номер. Но, к моему сожалению, его собственная физиономия улыбается ему из окна сообщения.
— Кто-то вынюхивает, — говорит он, выглядя вполне довольным.
— Не я. Моя соседка. Она фанатка. Я рекомендую тебе залечь на дно, если не хочешь давать автограф.
Обнимая меня одной рукой, он отвечает Бриджит, печатая большим пальцем. Этот телефон похож на лопату, когда его держу я, но в руках Джимми он просто крошечный. Он набирает адрес и возвращает мне телефон.
— Никаких автографов, — говорит он, подталкивая меня к стойке. — Потому что сегодня единственная, на ком я оставлю свою метку, — это ты.
***
Когда Бриджит подъезжает к дому Джимми и останавливается в грязном сугробе, я запихиваю Фрэнки на пассажирское сиденье, где у неё есть небольшая лежанка, прикреплённая к подголовнику. Я пристегиваю его ремнем безопасности, а когда поднимаю глаза, то встречаюсь лицом к лицу с её телефоном.
На его экране интернет-мем с заголовком:
ПРИВЕТ, ДЕВОЧКА. ТВОЁ ИМЯ ГУГЛ?
Под ним фотография Джимми, льющего себе на лицо воду из бутылки во время игры, проводящего рукой по волосам и улыбающегося. Позади него все выглядят совершенно взбешенными, по-королевски сердитыми — парни размером с тяжеловоз хмуро смотрят на что-то вдалеке. У одного из них на шлеме висит огромный кусок покрытия для поля. Но Джимми, улыбаясь в камеру, выглядит настолько свежим, насколько это возможно.
ПОТОМУ ЧТО У ТЕБЯ ИМЕЕТСЯ ВСЁ, ЧТО Я ИЩУ.
— Никогда тебе этого не прощу, — говорит Бриджит, поправляя свои очки Джеки О1 и мрачно качая головой, глядя на заснеженную улицу. — Джимми Фалькони! И ты даже не в курсе, что забила гол с штрафной линии.
— Он очень милый, Бридж. Он тебе понравится. Он делает покупки в Costco и совершает разумные вложения. А ещё он любит собак.
Опустив очки на нос, она пристально смотрит на меня.
— Есть ли шанс, что я сбегаю за автогр…
Я отрицательно качаю головой.
— Уже спросила его. Нет.
Она стонет и включает обогреватель.
— Повеселись. Не забеременей.
— Совет века, — говорю я ей и захлопываю дверь.
Затем она уезжает. Я возвращаюсь в здание, в его здание, удивляясь тому, как много здесь квартир. Я насчитала двадцать почтовых ящиков и прикинула, что это, вероятно, по четыре квартиры на этаже. В самом сердце Линкольн-парка. Боже мой.
Так как я все ещё чувствую себя слегка опьяненной Джимми, то принимаю решение воспользоваться лифтом. Мотор скрипит, пока я поднимаюсь на первый этаж, потом на второй, затем на третий. Когда двери открываются, по моему телу, от внутренней стороны бедер до кончиков пальцев, пробегает дрожь предвкушения.
Однако, дойдя до конца коридора, я вижу, что к двери приклеена записка. Мое сердце падает. Меня не было и пяти минут, и что? Он был вынужден уйти?
Но когда я подхожу ближе, то могу разобрать слова. И они определенно не говорят, что он ушел. Вместо этого в записке говорится:
ГОЛАЯ. СЕЙЧАС.
Я прижимаю пальцы к словам, к его четкому и уверенному почерку, и под напором моего прикосновения дверь открывается. Внутри я слышу музыку, что-то знойное и низкое. Я снова поражена этим блуждающим, опьяняющим чувством, как будто я сплю. Только я знаю, что это не так. Это реальность. Этот мужчина добьется своего, и мне необходимо, чтобы он сделал это. Открыв дверь, я переступаю порог и вижу ещё одно послание — оно на полу.
СЕЙЧАС ЖЕ.
Я делаю то, что он хочет, потому что это так легко, так восхитительно заманчиво, для разнообразия, слушаться кого-то другого. Позволять ему командовать. Делать именно то, что мне говорят. Я снимаю брюки и рубашку.
И остаюсь стоять в нижнем белье и носках.
Теперь, примерно в двух шагах передо мной на полпути по коридору, меня встречает ещё одна записка.
НОСКИ ТОЖЕ.
Я смеюсь и выхожу из них, зацепившись пальцами ног за верхушки.
ЛИФЧИК.
Он падает на пол.
ТРУСИКИ.
Они падают вслед за лифчиком.
Я делаю всё в точности, как говорит Джимми, сбрасывая каждый клочок одежды в соответствии с записками.
И вот она я, голая, если не считать мурашек на коже. Джимми выходит из спальни, берет меня за руку и тянет к кровати.
— Ты чертовски красивая, — одним пальцем он проводит длинную линию вверх по моей руке, через ключицу, а затем медленно вниз по другой руке, мимо сгиба локтя, вниз к ладони. Он подходит сзади и притягивает меня к себе, положив ладонь мне на живот.
— Расслабься.
— Уже, — шепчу я.
Мой голос немного дрожит. Я позволяю себе откинуться назад на него, оперевшись на пятки. Когда я почти полностью оказываюсь в его руках, он слегка поворачивает меня лицом к большому зеркалу в углу спальни. Он возвышается надо мной, его плечи намного шире моих, а руки намного больше. Контраст поразительный, ошеломляющий. И красивый. Все ещё крепко держа меня, он шепчет:
— Прикоснись к себе.
Я смотрю на него в зеркало.
— Здесь?
— Да. Прямо там. Я держу тебя.
В зеркале есть что-то такое, что заставляет меня чувствовать себя почти уязвимой и незащищенной. Джимми проводит вверх и вниз по моим пальцам.
— Не думаю, что смогу сделать это стоя.
— Я просто хочу посмотреть на тебя, — говорит он, подталкивая меня вперед. — Пожалуйста, Мэри. Просто дай мне посмотреть на тебя. Позволь мне держать тебя. Дай мне почувствовать это.
Я сосредотачиваюсь на силе его спины. Его взгляд встречается с моими в зеркале — обнадеживающий, открытый, любопытный. Медленно я веду пальцами вниз по животу и остро ощущаю его твердость на своем бедре.
— Я хочу, чтобы ты был внутри меня.
В ответ Джимми слегка вжимается в меня, плотно прижимаясь к моей заднице. Это заставляет его глаза закрыться и замедлить дыхание. Но он остается сильным.
— Ещё не время. Просто сделай это для меня... — он кладет свою руку поверх моей и направляет мои пальцы вниз, ниже и ниже, к моему клитору.
Мы начинаем медленно. Он наклоняется и кладет подбородок мне на плечо. Его щетина прижимается к изгибу моей шеи, и я чувствую его дыхание, легкое и сладкое, согревающее мою кожу. Я делаю небольшой круг вокруг своего клитора и понимаю, что он заставляет меня учить его тому, что именно мне нравится. Когда я позволяю своей руке скользнуть глубже, чтобы коснуться себя внутри, и одновременно я тру свой клитор ладонью, Джимми стонет мне в ухо. Я открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня. Наблюдет за всем.
Его левая рука вырывается из объятий, и он хватает меня за бедро. Я откидываюсь на изгиб его груди, позволяя своей голове упасть на его плечо. Я вспоминаю прошлую ночь, как он заставил меня кончить головкой своего члена. То, как его сперма капала на меня. Мысль об этом заставляет меня снова содрогнуться — чистое удовольствие и жар. Он крепче прижимает меня к себе и говорит:
— Я держу тебя. Продолжай.
Я позволяю себе потеряться в новых фантазиях о нём. Джимми везет меня на заднем сиденье Wrangler’a куда-нибудь на пляж или в лес. В душ. Боже, как я люблю душ. Я стону в его бицепс, и мои колени начинают дрожать. Крепко обнимая меня, Джимми ведет меня назад и садится в большое кожаное кресло в углу комнаты. Мы всё ещё видим себя в зеркале, но теперь он сажает меня на колени, раздвинув ноги, но не настолько широко, чтобы я проскользнула между ними. Я позволяю себе обмякнуть в его объятиях и продолжаю двигаться.
— Ты кончишь для меня? Вот так?
— Не знаю, смогу ли. — Я так привыкла к своему вибратору, к своей кровати, к своему распорядку дня. Прошлая ночь казалась неуместной. Я не думаю, что молния ударяет дважды.
— Просто попробуй. Давай. Для меня. — Джимми смотрит на меня сверху вниз таким собственническим, напряженным взглядом, что я готова отдать ему все. Он слегка приподнимает меня со своих колен, и я чувствую, как он прижимается сзади к моей промежности. Он скользит в меня медленно, нежно, опуская меня на свой член, пока я не оказываюсь в его объятиях и не чувствую его глубоко внутри своего тела.
— Боже…
— Да? — тихо говорит он, слегка приподнимая бедра, чтобы войти в меня еще глубже. — Так лучше?
Не то слово. Подходящее слово — рай.
Угол невероятный, давление на мою точку G совершенно новое и неожиданное. И самое прекрасное, что я нахожусь в этих больших руках, и то, что он внутри меня тоже.
— Обожаю это, — прижавшись спиной к его плечу, я позволяю своему телу расслабиться.
— Бл*дь. Я тоже, — Джимми целует край моего уха, мочку, обводя языком изгиб раковины.
— Я могла бы заниматься этим весь день напролёт, — шепчу я ему в челюсть.
— Это идея. Тебе не обязательно кончать, просто дай мне смотреть на тебя. Дай мне чувствовать тебя вот так.
Я дразню свой клитор ладонью, раздвигая свои первые два пальца вокруг него, легонько прикасаясь к его яйцам ниже.
Он рычит мне в ухо:
— Мне нравится быть внутри тебя, Мэри Монахан. Это так чертовски легко, понимаешь?
Боже. Да. Это так просто. Это основа. Это неотложно.
— Вот так. Отпусти. Дай мне чувствовать тебя. Дай мне почувствовать всю твою силу.
Когда Джимми целует меня, я стону ему в рот, что я близко, очень близко. Он не отстраняется от поцелуя, но вместо этого кивает и обхватывает мою голову рукой сзади, целуя меня еще сильнее, чтобы сказать: Отпусти себя.
И я отпускаю.
Наши глаза открыты, когда я кончаю, и он улыбается в поцелуе. Но не я. Я же хнычу и стону, пока Джимми целует меня все глубже и глубже, и я просто уже не могу держать глаза открытыми. Не знаю, как долго я прихожу в себя. Я слышу, как мой собственный голос эхом разносится по спальне, а Джимми говорит мне, что я прекрасна, так чертовски красива, пока проникает еще глубже в меня, усиливая оргазм еще больше.
Прежде чем я успеваю прийти в себя, он поднимает меня и ставит на колени на кресло, задрав вверх мою задницу. Он толкает меня вперед, так что мой торс опускается на спинку, а колени согнуты под прямым углом. Джимми медленно входит в меня сзади, говоря:
— Да, именно так. Бл*, да.
Затем Джимми берет меня за бедра и начинает вколачиваться так сильно, так невероятно сильно, что я ничего не могу поделать, кроме как вновь позволить всему повториться. Он просто трахает меня: безжалостно, грубо и первобытно.
— Ты не можешь сжимать меня после того, как кончила. Заметила? — говорит Джимми, снова врезаясь в меня.
Я поворачиваюсь и смотрю на него через плечо. Всё вокруг ещё мерцает и колеблется, кроме него. Он кристально ясен.
— Нет?
Он качает головой с таким удовлетворением и самодовольством.
— Не-а.
Что ж. Я ему покажу. Я сдавливаю его член всем своим телом с такой силой, что сжимаю подушки на кресле. Его лицо становится злым, темным и почти суровым, и он рычит:
— Прекращай это дерьмо, красавица, — и входит в меня ещё сильнее, сжимая мои бёдра, впиваясь в них пальцами. — И дай мне трахнуть тебя так, как я хочу.
Дерьмо. Черт, черт, черт, это так невероятно сексуально.
— Давай же, — он делает ещё один толчок. — Прямо сейчас.
— Что? — шепчу я в ответ.
— Просто сделай это, черт возьми. Сдайся, — говорит он, врезаясь в меня. — Уступи. Позволь мне взять тебя.
Я отворачиваюсь от него. Всю свою жизнь я боролась, договаривалась, добивалась того, чего хотела. Я никогда не доверяла достаточно для того, чтобы отпустить. Я никогда не хотела знать, каково это.
— Я уже держу тебя. Но позволь мне взять тебя.
Я хочу знать, каково это — быть полностью чьей-то. Быть ничем иным, как удовольствием для кого-то. Не биться, не бороться, не дразнить. Но только…
Я отпускаю. Открываюсь. Принадлежу ему.
— Вот, хорошая девочка, — говорит он мне, когда я ещё больше смягчаюсь, и он вбивается сильнее, так что кресло подо мной качается взад и вперед.
— Ты моя?
— Да.
— Ты позволишь мне?
Я сосредотачиваюсь на нем внутри себя. Только он. Не я. Ни кресло, ни комната, ни окружающий мир. Только он. И это происходит. Я просто отдаю ему все. Я позволяю своей спине слегка наклониться. Мои руки расслабляются. Он поддерживает мое тело и берёт меня именно так, как мне нужно.
— Я твоя.
Наконец, входя настолько грубо, что я задыхаюсь, он сжимает ладони на моей заднице и стонет:
— О, Чё-ёёёрт…
Он кончает в голос, издавая первобытный рёв, а затем сжимая мои волосы в своих пальцах. Мое лицо отрывается от спинки кресла. Моя шея изгибается назад, и он входит в меня снова и снова.
— Вот так... — говорит он и наконец останавливается глубоко внутри меня.
Прижавшись щекой к коже, я переплетаю свои пальцы с его, и мы оба тяжело дышим, я — в изгиб своего плеча, наблюдая за ним, а он — в сжатый кулак, который поднес ко рту, наблюдая за мной.
— Чёрт возьми, Мэри, — он делает быстрый, тяжелый вдох, моргает и трясёт головой. — Чёрт.
Спустя несколько минут Джимми немного теряет твердость и выходит из меня. Он протягивает мне руку, и я её принимаю. Он подводит меня к кровати и укладывает. Ложится рядом со мной и натягивает на нас одеяло, а затем просовывает руку мне под талию и притягивает мое тело к себе. Я как чайная ложка в ковше. Я принадлежу ему, а он мне. Я слушаю, как его дыхание замедляется, становясь размеренным. Я смотрю, как снаружи падает снег, и шепчу:
— Это было потрясающе…
Джимми не отвечает. Я слегка поворачиваю голову и вижу, что его лицо расслаблено, а глаза закрыты. Его губы нежно прижаты к моему плечу. Но он крепко спит. Измотанный. И крепко меня обнимает.
___________________
Примечание: