§12. Неопределенность ментального действия
147. Индуктивная и гипотетическая формы вывода являются не необходимыми, а сугубо вероятными выводами, в то время как дедукция может быть либо необходимой, либо вероятной.
148. Однако ни одно ментальное действие не кажется необходимым или неизменным по своему свойству. Подобно тому, как ум прореагировал при данном ощущении, он, вероятно, прореагирует и вторично-, тем не менее, если бы это было абсолютной необходимостью, привычки застыли бы и стали неискоренимы, а тогда не осталось бы места для формирования новых привычек, и интеллектуальная жизнь быстро зашла бы в тупик. Таким образом, недетерминированность ментального закона это не просто не дефект, но напротив, само его существо. По правде говоря, ум не подчиняется «закону» в том строгом смысле, в каком ему подчиняется материя. Ум лишь испытывает воздействия слабых сил, а те просто-напросто предоставляют ему возможность действовать скорее в данном направлении, нежели в каком то ином. В его действии всегда остается определенная доля произвольной спонтанности, без которой он был бы мертв.
149. Некоторые психологи стремятся примирить недетерминированность реакций с принципом необходимой 368 Закон разума
причинности. Но право же, для закона этот закон утомления немного беззаконен. Я считаю, что это просто один из случаев общего принципа, гласящего, что идея при развертывании утрачивает интенсивность. Положите в мой салат эстрагон, и если я не пробовал его много лет, то воскликну: «Пища богов!» Но добавляйте его в каждое блюдо, которое я пробую в течение недель, и возникнет привычка ожидания; и вот так, преобразившись в привычку, ощущение едва ли произведет на меня какое-либо впечатление в дальнейшем; или, если его заметить, я посмотрю на него с новой стороны, и уже тогда он покажется чем-то докучливым. Учение о том, что утомление является одним из первичным феноменов разума, я склонен рассматривать с большим сомнением. Утомление представляется слишком незначительным фактором, чтобы позволить ему существовать в качестве исключения из огромного принципа ментального единства. По этой причине я предпочитаю объяснять его тем способом, на который я указал как на особый случай в пределах всякого принципа. Если рассмотреть его как нечто отдельное по своей природе, то это, конечно, некоторым образом подкрепит детерминистскую позицию; но даже если утомление образует отдельный принцип, гипотеза о том, что все разнообразие и видимая произвольность ментальных действий должны подводиться под рубрику абсолютного детерминизма, не устоит перед напором трезвого и разумного суждения, которое старается руководствоваться наблюдаемыми фактами, а не предубеждениями.
§13. Переопределение закона
150. А теперь позвольте мне собрать все эти обрывки комментариев и переформулировать закон разума единообразным способом.
369
В первую очередь мы находим, что когда мы обращаемся к идеям с номиналистической, индивидуалистической и сенсуалистической точки зрения, простейшие факты ума становятся крайне бессмысленными. С этой точки зрения то, что одна идея должна напоминать другую или влиять на нее, или что одно состояние ума должно осознаваться в другом, может показаться полной чушью.
151. Во-вторых, эти и другие различения приводят нас к тому, что мы понимаем что-то вполне само собой очевидное, а именно: что мгновенные чувства складываются в континуум чувства, который обладает по-особому модифицированной живостью чувствования и возросшей общностью. И в отношении к таким общим идеям, или континуумам чувства, трудности, касающиеся сходства, индуцирования и отнесения (reference) к внешнему, уже не имеют никакого смысла.
152. В-третьих, эти общие идеи являются не просто словами: не состоят они и в том, что определенные конкретные факты каждый раз встретятся при определенным образом описанных условиях; но они такие же, или скорее гораздо более, живые реальности, чем сами чувства, из которых они вырастают. Сказать, что ментальные явления управляются законом, означает не просто то, что они описываются общей формулой, но еще и то, что существует живая идея, осознаваемый континуум чувства, который пропитывает их и которому они повинуются.
153. В-четвертых, этот высший закон, представляющий собой небесную и живую гармонию, вовсе не требует, чтобы специальные идеи отрекались от своей особой произвольности и капризности; ибо это было бы саморазрушением. Он лишь требует, чтобы они воздействовали друг на друга.
154. В-пятых, степень действия этой унификации, повидимому, регулируется специальными правилами; или, 370 Закон разума
по крайней мере, мы не можем при нашем наличном знании сказать, до чего она доходит. Однако можно сказать, что судя по внешним признакам, объем произвольности в явлениях человеческого ума не является ни слишком малым, ни слишком большим.
§14. Личность
155. Попытавшись, таким образом, определить в общих чертах закон разума, я приступаю к рассмотрению частного явления, которое можно считать исключительно значимым в нашем собственном сознании, а именно феномена личности. Яркий свет пролили на этот предмет недавние наблюдения над раздвоением и расщеплением личности. Когда-то казавшаяся состоятельной теория о том, что две личности в одном теле соответствуют двум половинам мозга, сейчас, как мне кажется, должна всеми без исключения быть признана недостаточной. Но то, чему эти случаи дают проявиться, состоит в том, что личность в некоторой степени представляет собой вид координации или связи идей. Сказать это, пожалуй, все равно что не сказать почти ничего. Тем не менее, когда мы рассматриваем тот факт, что согласно наблюдаемому нами принципу, связь между идеями сама по себе уже общая идея, и что общая идея живое чувство, становится совершенно ясно, что мы сделали по крайней мере полезный шаг в сторону понимания личности. Эта личность, как и любая общая идея, не является вещью, которую можно уловить в одно мгновение. Ее надо прожить во времени; не может ее охватить во всей его полноте и какой-либо ограниченный временной отрезок. Тем не менее, она присутствует и живет в каждом бесконечно малом интервале, хотя и особо окрашена непосредственными чувствованиями того момента. В той мере, в какой
371
личность познается в течение момента, она является непосредственно самосознающей.
156. Однако слово «координация» подразумевает несколько больше, чем было сказано; оно подразумевает телеологическую гармонию в идеях, и в случае личности эта телеология нечто большее, чем просто целенаправленные поиски предопределенной цели. Общая идея, живущая и осознаваемая сейчас, уже обусловливает действия в будущем, в той степени, какую она сейчас не осознает.
157. Эта отсылка к будущему является основополагающим элементом личности. Если бы цели личности были уже явно выражены, то не было бы места для развития, для роста и жизни; и следовательно, не было бы и никакой личности. Простое выполнение предопределенных целей механично. Это замечание имеет отношение к философии религии. Именно подлинная эволюционная философия, то есть, та, что позволяет принципу роста стать первичным элементом вселенной, настолько далека от того, чтобы быть враждебной идее персонального творца, что ее можно даже считать неотделимой от этой идеи; в то же время детерминистская религия находится в совершенно ложной ситуации, и раскол внутри нее неизбежен. Однако псевдоэволюционизм, который возводит механический закон над принципом роста, неудовлетворителен даже с научной точки зрения, поскольку он не дает ни малейшего возможного намека на то, как возникла вселенная, и враждебен ко всем упованиям на личностное отношение с Богом.
§15. Коммуникация
158. В соответствии с учением, изложенным в начале данной статьи, я обязан подтвердить мысль о том, что идея может подвергнуться воздействию другой идеи лишь в тесном соприкосновении с ней. Никакому другому воз372 Закон разума
действию, кроме воздействия идеи, она подвергнуться не может. Это обязывает меня сказать, но на несколько других основаниях, что то, что мы называем материей, не является чем-то полностью мертвым, но представляет собой разум, сильно ограниченным привычкой. Он все еще сохраняет элемент различения; и в этом различении есть жизнь. Когда идея передается от одного разума к другому, формы комбинаций различных природных элементов, например, странную симметрию или какой-нибудь союз мягкого цвета с рафинированным запахом. К таким формам закон механической энергии неприменим. Если они вечны, они воплощены в духе; и их происхождение нельзя объяснить никакой механической необходимостью. Это воплощенные идеи; и только поэтому они могут передавать идеи. При настоящем уровне развития психологии мы не можем сказать, как именно воспроизводятся такие первичные чувственные ощущения, как цвет и тон.
Но при нашем невежестве мы вольны предполагать, что
они возникают, в основном, тем же способом, что и дру
гие ощущения, называемые второстепенными. Что каса
ется зрения и слуха, мы знаем, что их возбуждение зави
сит от вибраций неуловимой частоты; чувства же, имею
щие дело с данными химии, вероятно, не проще. Даже в
наименее психических из периферийных ощущений, на
пример, в давлении, имеют место состояния, которые,
несмотря на видимую простоту, можно рассматривать
как достаточно усложненные, если учесть молекулы и их
тяготение. Принцип, с которого я начал рассуждение,
требует от меня, чтобы эти чувства сообщались нервам
через непрерывность, и потому в самих возбудителях
должно быть нечто, похожее на нервы. Если это покажет
ся слишком причудливым, следует помнить, что это един
ственно возможный путь для достижения любого объяс
нения ощущения, которое в противном случае должно
373
быть провозглашено общим фактом, абсолютно необъяснимым и неразложимым. Теперь абсолютная необъяснимость это гипотеза, которая отвергается трезвой логикой, несмотря на любые оправдывающие обстоятельства.
159. У меня могут спросить, благосклонна ли моя теория к телепатии. У меня нет четкого ответа на этот вопрос. На первый взгляд, моя теория как будто к ней не благоволит. Хотя можно предположить и другие модусы непрерывной связи между умами, иные, нежели пространство и время.
160. Признание одним человеком личности другого человека осуществляется в какой-то мере теми же средствами, какими он осознает собственную личность. Идея второй личности, которая сама является не чем иным, как второй личностью, вступает в поле прямого осознания первого человека и воспринимается столь же непосредственно, как и его собственное эго, хотя и менее интенсивно. В то же самое время противопоставление двух людей все-таки воспринимается, так что внешняя оболочка второго распознается без помех.
161. Психологические явления взаимосообщения между двумя умами, к сожалению, изучены слишком мало. Так что невозможно сказать определенно, полезны ли они будут в применении к вышеупомянутой теории или нет. Однако причины необыкновенной прозорливости, которой способны достичь некоторые люди в отношении других из весьма мимолетных наблюдений, так, что даже трудно сказать, из каких именно, определенно проясняются при учете точки зрения, изложенной в данной статье.
162. Трудность, встающая на пути синехистской философии, такова: при рассмотрении личности такая философия вынуждена принять доктрину личного Бога; но ана374 Закон разума
лизируя коммуникацию, она не может не признать, что если личный Бог есть, то мы должны воспринимать эту личность напрямую и реально поддерживать подлинную коммуникацию с ним. Итак, если дело в этом, встает вопрос о том, как возможно, чтобы кто-то мог усомниться в существовании этого существа. Единственный ответ, который я мог бы теперь предложить, это то, что факты, которые предстают нашему взору и сами смотрят нам в лицо, далеко не так уж и легко различимы. Об этом знали с незапамятных времен.
§16. Заключение
163. Итак, по мере своих возможностей в пределах столь ограниченного пространства, я разработал философию синехизма в применении к разуму. Думаю, что мне удалось разъяснить то, что это учение позволяет объяснить многие факты, которые без него оказались бы абсолютно и безнадежно необъяснимыми; и далее, мне удалось показать и то, что он расчищает путь и для других учений: вопервых, наиболее отчетливо выраженному логическому реализму, во-вторых, объективному идеализму; в-третьих, тюхизму и как его следствию, последовательному эволюционизму. Мы также отмечаем, что это учение не представляет никаких помех для духовных влияний, таких, каким подвергаются разные философии.
Примечания
Впервые опубликовано в «Монисте», vol. Il, pp. 533-559 (1892).
375
ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЛЮБОВЬ
§ 1. Противоположные Евангелия
287. Философия, едва ей удалось вырваться из своих золотых пелен мифологии, объявила Любовь величайшим эволюционным двигателем вселенной. Или поскольку, будучи языком-захватчиком, сам английский небогат словами подобного рода, назовем это Эросом чрезмерной, щедрой любовью. Следующим шагом Эмпедокл поставил страстную любовь и ненависть двумя равными силами вселенной. В некоторых отрывках названием была «доброта». Но, несомненно, в каком смысле ни встречай она себе противоположности, быть только главным из участников — наивысшее положение, которого могла достичь Любовь. И вот тем не менее онтологический евангелист, в чье время подобный взгляд на вещи был общим местом, делает Единым Верховным Существом, создавшим из ничто все вещи, нежную и хранительную любовь. Что тогда может он сказать о ненависти? Пока не обращайте внимания на то, что пригрезилось переписчику Апокалипсиса, пусть даже им и был Иоанн, которого преследования и гонения довели до ярости, неспособной отличить внушений зла от небесных видений и который, таким образом, стал Клеветником Бога перед людьми. Вопрос заключается скорее в том, что думал или должен был думать Иоанн в здравом уме для того, чтобы последовательно проводить свою идею. Его заявление о том, что Бог есть любовь, направлено против того утверждения Экклезиаста, что мы не можем различить, несет нам Бог любовь или ненависть. Нет, говорит Иоанн, мы можем различить и очень просто! «...мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь»1' . См. Первое соборное послание св. апостола Иоанна Богослова 4,16.
376
Эволюционная любовь
никакой логики, если только здесь не имеется в виду, что Бог любит всех людей. В предыдущей главе Иоанном сказано: «Бог есть свет и нет в Нем никакой тьмы!»2 ы должны понять, в таком случае, что как тьма есть только недостаток света, так ненависть и зло суть только несовершенные стадии ..... и ......, любви и возлюбленное™. Это соответствует и тому высказыванию, что доносит до нас Евангелие от Иоанна: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него. Верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел,в мир; но люди_более взлюбили тьму, нежели свет»3' Иным* словами, Ёог не наказывает неверующих; они сами наказывают себя своей естественной склонностью к недостатку. Таким образом, любовь Бога это не та любовь, противоположность которой ненависть; в противном случае Сатана был бы равной силой; но это любовь, которая обнимает собой ненависть как свою несовершенную ступень, Anteros, — да, даже нуждается в ненависти и ненавистности как в своем объекте. Ибо любовь к себе это не любовь; так что если Бог есть любовь к Себе, тогда то, что Он любит, должно быть лишено любви; точно также, как светящееся может освещать только то, что иначе будет темным. Генри Джеймс, сведенборгианец, говорит: «Несомненно, это очень нетрудная, конечная или тварная любовь любить себя в другом, любить другого за его соответствие вам самим: но ничто не может находиться в более вопиющем контрасте с Любовью творящей, вся нежность которой ex w termini должна отдаваться тому, что в существе своем наиболее враждебно и негативно в отношении ее». Это из «Субстанции и Тени: Эссе о физике творения». Жаль, что он не заполнил все свои страницы подобного рода вещами, вместо того, чтобы бесконечно поносить своих читателей и людей вообще до тех пор, пока физика творения не оказалась прочно и 2 Ibid., 1,5.
3 См. Иоанн 3, 17-19.
377
окончательно забыта. И тем не менее, я должен вывести из только что написанного следующее: очевидно, никакой гений не может сделать каждое свое предложение столь же возвышенным и прекрасным, сколь то, которое открывает проблеме зла ее вечное решение.
288. Движение любви кругообразно, в одном и том же импульсе оно проецирует творения в независимость [друг от друга] и сводит их в гармонии. Это кажется сложным, когда высказано подобным образом; но полностью это суммировано в простой формуле,
которую мы зовем «Золотым правилом». Им, конечно же, не говорится: делай все возможное, чтобы удовлетворить эгоистические импульсы в других, но напротив: пожертвуй своим собственным совершенством во имя совершенствования твоего ближнего. Точно так же это не должно быть сведено к бентамовскому, гельвецианскому или беккарианскому лозунгу: действуй ради наибольшего добра в его наибольшем количестве. Любовь направлена не на абстракции, а на людей; не людей, которых мы не знаем, не на множество людей, а на наших дорогих и близких, на тех, с кем мы живем рядом, возможно, не пространственно, но в жизни и в чувстве.
289. Всякий может видеть, что утверждение св. Иоанна является формулой эволюционной философии, которая учит, что рост происходит только от любви, не скажу от самопожертвования, но по меньшей мере от страстного импульса осуществить страстный импульс другого.
Предположим, например, что у меня есть идея, которая
глубоко меня интересует. Она мое создание. Она мое
живое творение; поскольку, как было показано в
июльском выпуске журнала «Монист», идея является
маленькой личностью. Я люблю ее, и я вложу всего себя в
ее совершенствование. Не раздавая холодно справедли
вость по кругу своих идей, заставляю я их расти, но лелея
и заботясь о них, как я бы это делал с цветами в своем
саду. Философия, которую мы извлекаем из Евангелия от
Иоанна, состоит в том, что именно это и есть способ,
которым развивается разум; а что касается космоса, то
378
Эволюционная любовь
лишь поскольку он все еще есть разум, и потому имеет жизнь, способен он к дальнейшей эволюции. Любовь, опознающая зачатки возлюбленности и красоты в ненавистном и уродливом, постепенно согревает его до жизни и делает его достойным любви и прекрасным. Это и есть тот вид эволюции, который, как должен увидеть всякий усердный читатель моего «Закона Разума», подразумевается синехизмом.
290. Девятнадцатый век на исходе, и мы все начинаем пересматривать его дела и свершения и размышлять над тем, какой же характерный признак начертано ему нести в умах будущих историков по сравнению с другими столетиями. Я думаю, его будут называть Экономическим Столетием; ибо политическая экономия имеет более непосредственное отношение ко всем сторонам его деятельности, чем любая другая наука. Ну, политическая экономия тоже имеет свою формулу оправдания. И она такова: разумность на службе корысти обеспечивает наиболее справедливые цены, наиболее честные контракты, наиболее просвещенное ведение дел среди людей и приводит к summum bonum, к обилию еды и к совершенному комфорту. Еды для кого? Ну, для корыстного хозяина разума. Я не хочу сказать, что это логичный вывод из политической экономии, научный характер которой я полностью признаю. Но исследования наук, сами по себе правильные, всегда будут временно способствовать обобщениям чрезвычайно ошибочным, подобно тому, как исследования физики способствовали развитию несессетаризма. Я говорю только, что то огромное внимание, которое уделялось экономическим вопросам в течение всего нашего столетия, стимулировало преувеличение благотворных эффектов корысти и бедственных результатов чувства, пока это не завершилось возникновением философии, которая невольно приходит к тому выводу, что именно корысть является великим двигателем в деле возвышения человеческой расы и эволюции вселенной.
379
291. Я открываю учебник по политической экономии' — самый типичный и усредненный из тех, что у меня под рукой, и нахожу там некоторые замечания, краткий анализ которых я сейчас проделаю. Я опускаю определения — эти куски, бросаемые Церберу, фразы, предназначенные для успокоения христианских предрассудков, прикрасы, служащие тому, чтобы спрятать равно и от автора и от читателя уродливую наготу корысти. Впрочем, я уже высказал свою позицию.. Автор перечисляет «три мотива человеческого действия4' любовьксебе-,
любовь к ограниченному классу, имеющему общие с нашими интересы и чувства; любовь к человечеству в целом.» Посмотрите, каким с самого начала подобострастным и льстивым именем награждена корысть — «любовь к себе». Любовь! Что касается второго мотива, то он есть любовь. Вместо «ограниченного класса» поставьте «отдельные люди», и у вас появится верное описание. Если же брать «класс» в старом смысле, то тогда описывается некий слабосильный вид любви. Вследствие чего присутствует и какая-то туманность при определении этого мотива. Под любовью к человечеству в целом автор не подразумевает того глубокого, подсознательного влечения, которое по праву называется таким образом; но просто общественный дух, возможно, немного превосходящий суету, разводимую вокруг главенствующих общественных идей. Автор переходит к сравнительной оценке состоятельности этих мотивов. Корысть, говорит он, используя, конечно же, другое слово, «не является столь большим злом, как это принято думать. <...> Каждый человек может защищать свои собственные интересы гораздо лучше, чем интересы кого бы то ни было или чем кто бы то ни было сможет защитить его». Кроме того, как он замечает на другой странице, чем человек корыстней, тем больше добра он делает. Второй мотив «самый опасный из всех, каким только подвержено общество». Любовь это все ' Simon Newc 4 ГОш, р. 534.
:omb, Principles of political economy, N.Y. ( 1886)
380
Эволюционная любовь
очень хорошо: «не существует более возвышенного и чистого источника человеческого счастья». (Хм-хм!) Но она источник «постоянного ущерба» и, короче говоря, должна быть преодолена чем-то более мудрым. Каков же этот более мудрый мотив? Мы сейчас увидим.
Что касается общественного духа, то он оказывается совершенно бесполезным из-за «трудностей, стоящих на пути его эффективного действия». Например, исходя из него, можно предложить ввести ограничения на плодовитость бедняков и злодеев; и «никакая мера не будет слишком строгой» в отношении преступников. Намек очень широкий. Но, к сожалению, нельзя побудить законодателей принять подобные меры, ввиду вредных и заразительных «нежных чувств человека к человеку». Таким образом, получается, что общественный дух, или бентанизм, недостаточно силен, чтобы быть эффективным учителем для любви (я перехожу на другую страницу), которая должна посему быть передана на попечение тех «мотивов, которые зажигают в человеке желание богатства», которым мы только и можемут ввериться и ч г 5. Да, в «высшей которые «в высшей степени благотворны» ^ ' степени» и без исключения благотворны они для того существа, на которое, собственно, и изливаются все их благодеяния, а именно для я, чьей «единственной целью», как говорит писатель, при накоплении богатства является «жизнеобеспечение и наслаждение». Ясно также, что автор считает всякое предположение, что какой-то другой мотив может быть в большей степени благотворным, для самого человеческого я, — парадоксом, лишенным здравого смысла. Он пытается приукрасить и видоизменить свою доктрину; но позволяет проницательному читателю увидеть, каков движущий им принцип; и когда, придерживаясь изложенных мной мнений, он одновременно признает, что общество не могло бы существ5 Может ли иметь хоть какое-то уважение к самой науке писатель, способный путать с научными положениями политической экономии, которым совершенно нечего сказать касательно того, что является «благотворным», а что нет, такие лукавые обобщения, как эти.
381
овать на основании одной только разумной корысти, он просто заносит сам себя в разряд тех, кто исповедует эклектичные и никак не соотнесенные друг с другом взгляды. Он просто хочет приправить своею Маммону soupcoriOM [подозрением] Бога.
292. Экономисты обвиняют тех, у кого «откровения» их отвратительной подлости вызывают дрожь ужаса, в том, что они сентименталисты. Может, оно и так: я охотно признаю, что мне, слава богу, свойствен некоторый сентиментализм! Начиная с того времени, как французская революция ославила это направление мысли — что было не совсем незаслуженно, — вошло в
традицию рисовать сентименталистов как людей,
неспособных к логической мысли и не желающих
смотреть фактам в лицо. Эту традицию можно
сопоставить с французским обыкновением считать, что англичанин говорит «проклятье!» через каждые два слово, с английским что американец говорит «британинцы» и с американским что француз следует нормам этикета до самой неудобной и крайней степени; и вкратце, со всеми теми традициями, что выживают только благодаря тому, что людей, способных пользоваться глазами и ушами, чрезвычайно мало и расстояния между ними чрезвычайно велики. Несомненно, в давно прошедшие времена эти мнения были еще извинительны; и сентиментализм — во времена, когда проводить свои вечера, заливаясь слезами при виде печального представления, разыгрываемого на сцене при свечах, было модным развлечением, — зачастую выглядел глупо и несуразно. Но, в конце концов, что такое сентиментализм? Это изм, учение, а именно, то учение, что должно с огромным уважением относиться к естественным суждениям разумного сердца. Это и есть то, чем именно является сентиментализм; и я умоляю читателя задуматься, не будет ли презрение к подобному учению одним из самых отвратительных святотатств.
Однако девятнадцатый век не переставая поносил его,
поскольку тот привел к правлению Террора. Что он это
сделал, — истинная правда. Однако в целом данный
382
Эволюционная любовь
вопрос относится к разряду количественных. Правление Террора было очень плохо; теперь же знамя Градгина на протяжении всего этого столетия развевается перед ликом небес с такой надменностью, что в конце концов заставит их греметь и грохотать во гневе. Скоро вспышки света и раскаты грома выбьют из экономистов все их самодовольство, но будет поздно. Двадцатый век, в своей второй половине, несомненно увидит бурю, которая разразится над социальным порядком, — дабы очистить мир, пребывающий в разрухе столь же глубокой, сколь и тот грех, в который он был ввергнут этой философией корысти. Тогда уже будет не до посттермидорианского веселья!
Итак, скупец является благотворной силой в обществе, не так ли? На том же основании, но только гораздо успешней, можно провозгласить какого-нибудь жулика с Уолл-Стрит добрым ангелом, отбирающим деньги у неосторожных людей, вряд ли способных хорошо с ними управиться, разрушающим слабые предприятия, которые и надо бы прикрыть, и преподающего полезные уроки неосмотрительным ученым, выписывая им необеспеченные чеки, — как то недавно сделали вы, мой толстосум, хозяин промышленного конгломерата, когда рассудили, что нашли свой собственный способ использовать изобретенный мною процесс, без того, чтобы заплатить за него его автору и таким образом завещать своим отпрыскам нечто, за что они могли бы гордиться своим отцом, — и который путем тысячи хитростей сгавит разум на службу корысти, причем в своей собственной персоне. Бернар Мандевиль в «Басне о Пчелах» считает, что всевозможные личные пороки составляют общественное благо, и доказывает это так же убедительно, как и экономист, доказывающий свою точку зрения по поводу корыстолюбца. Он даже утверждает, и с немалой настойчивостью, что если бы не порок, то цивилизации вообще бы не существовало. В том же духе всегда поддерживалось и сегодня широко распространено убеждение, что все акты благотворительности и щедрые благодеяния, частные и публичные, могут серьезно испортить человеческий род.
383
293. «Происхождение Видов» Дарвина только распространяет политэкономические теории прогресса на всю сферу животной и растительной жизни. Громадное большинство наших современных натуралистов придерживается того мнения, что истинная причина тех изящных и великолепных приспособлений природы, за которые, когда я был ребенком, люди превозносили божественную премудрость, состоит в том, что виды настолько скучены, что те из них, у кого оказывается хоть малейшее преимущество, вытесняют тех, кто не столь напорист, в условия, неблагоприятные для их размножения, или даже убивают их, прежде чем те достигнут детородного возраста. Среди животных простой механический индивидуализм получает огромную поддержку в качестве силы, ведущей к благу путем безжалостной животной алчности. Как пишет Дарвин на титульном листе своего труда, это борьба за существование; и ему бы нужно было добавить сюда свой лозунг: каждый сам за себя, и черт с остальными! Иисус в своей Нагорной проповеди высказывал другое мнение.
294. Это, собственно говоря, и есть проблема, являющая предметом спора. И здесь возникает вопрос. Евангелие говорит, что прогресс проистекает из того, что индивид растворяет свою индивидуальность в сострадании и любви к своим ближним. С другой стороны, убеждение девятнадцатого века состоит в том, что прогресс имеет место благодаря тому, что каждый индивид борется за самого себя со всей своей силой и попирает ближнего всякий раз, как ему представится случай. Это по праву можно назвать Евангелием Корысти.
295. Многое можно сказать в пользу как того, так и другого.
Я не скрывал и не мог бы скрыть своей собственной
пристрастности в этом деле. Такое признание, возможно,
шокирует моих ученых собратьев. Однако я думаю, что
сильное чувство само по себе является аргументом,
имеющим некоторый вес в том, что касается агапасти
ческой теории эволюции — поскольку в нем
предполагается свидетельство нормального суждения
Разумного Сердца. Конечно, если бы было возможно
384
Эволюционная любовь
верить в агапизм без того, чтобы верить в него горячо, сам этот факт был бы аргументом против истинности такого учения. В любом случае, раз существует жар чувства, в нем необходимо честно признаться; в особенности же потому, что это подвергает меня опасности одностороннего суждения, чего мне и моим читателя надлежит всячески опасаться.
2. Вторые мысли. Умиротворение
296. Попробуем определить логические сходства между различными теориями эволюции. Естественный отбор, как он понимается Дарвином, это способ эволюции, при котором единственным положительным двигателем во всем переходе от инфузории до человека являются случайные изменения. Чтобы обеспечить продвижение в определенном направлении, случай должен быть поддержан каким-нибудь действием, которое мешает размножению одних разновидностей и стимулирует размножение других. При естественном отборе, названном так со всею строгостью, этим действием является вытеснение слабых. При сексуальном — это, главным образом, привлекательность красоты.
297. «Происхождение видов» было опубликовано ближе к концу 1859 года. Предшествующие годы, начиная с 1846, составили один из наиболее плодотворных периодов — а если распространить его и на публикацию той великой книги, о которой мы говорим, — то и наиболее плодотворный период подобной длины во всей истории науки, с момента ее зарождения до наших дней. Та идея, что случай порождает порядок, являющаяся одним из краеугольных камней современной физики (хотя д .? в считает это «наислаоеишим местом в системе м . в Пирса»), была в то время ярчайшим образом выведена на всеобщее обозрение. Кегле открыл дискуссию своими «Заметками о применении вероятности в моральной и 6 См. «Mr. Charles S. Peirce's Onclaught on the Doctrine of Necessity,» The Monist, vol.2, p. 576.
385
политической науках»7' ~ работой' которая глубоко
впечатлила лучшие умы своего времени и к которой сэр
Джон Хершель8 ^Ривлек всеобщее внимание S
Великобритании. В 1857 году, первый том «Истории
Цивилизации» вызвал громадную сенсацию, благодаря
использованию в нем той же самой идеи. Параллельно
«статистический метод» под этим самым именем был
блестяще применен в молекулярной физике. Д-р Джон
Херапат, английский физик, в 1847 году набросал
кинетическую теорию газов в своей «Математической
Физике»; и тот интерес, который вызвала к себе эта
работа, был оживлен вновь в 1856 т.оду знаменДевщ,
учеными записками Клаузиуса9 и р инга
предшествовавшимдарвиновскойпубликации, Максвелл
зачитал перед Британской Ассоциацией свое первое и
наиболее важное исследование на ту же тему.1 Вследствие
всего вышеперечисленного, та идея, что случайные
события могут завершаться возникновением физичес
кого закона, и далее, что это и есть тот способ, каким
должны объясняться те законы, которые явно конф
ликтуют с законом сохранения энергии, охватила умы
всех, кто находился тогда на одном уровне с ведущими
мыслителями своего времени. И потому было неизбежно,
что «Происхождение видов», чье учение было просто
применением того же принципа для объяснения еще
одного «несохраняющего»» действия, действия органи
ческого развития, должно было приниматься такими
умами на ура. Возвышенное открытие сохранения энер
7 Bruxelles, 1846. Translation by O.G. Downes. London, 1849.
s «Quetelet on Probabilities,» Edinburgh Review, vol.42, pp. 1-57
9 «lieber die Art der Bewegung welche wir Waraie nennen,» Poggen
. . . . D , _ . , D , 0 0 10 «Grandzuge einer Theorie der Gase.» Poggendroffs Annalen, Bd. 99,
5.315(1856).
' «Illustrations of the Dynamical Theory of Gases,» Philos, Magazine IV, p. 22 (1860). Reprinted in Collected Papers, vol.1, p.377. « Ueber die Erhaltung der Kraft. Введение в курс лекций, прочитанный в Карлсруэ 1862-63. Перевод в Popular Scientific Lectures, vol.1, pp.316-162, N.Y., (1885).
386
Эволюционная любовь
гии, сделанное Гельмгольцем в 1847-ом году, а также открытие механической теории тепла, сделанное независимо друг от друга Клаузиусом' и Раскиным» в 1850-ом году, внушили окончательное благоговение тем, кто еще склонен был насмехаться над физикой. С этого момента старомодный поэт, еще певший о «поверхностной науке, играющей с именами вещей», не получил бы никакого отклика. Механицизм стал теперь всем или почти всем. И все это время утилитаризм — эта улучшенная замена Евангелию — был в своем полном расцвете; и был естественным союзником индивидуалистической теории. Неблагоразумная защита Декана Манселя привела к бунту крепостных сэра Уильяма Гамильтона, а номинализм Милля, соответственно, выиграл; и хотя действительная наука, к которой Дарвин вел человечество, должна была, несомненно, нанести смертельный удар лженауке Милля, однако в самой дарвинистской теории присутствовали некоторые элементы, которые могли сильно привлекать последователей Милля. Еще одна вещь: анестезия использовалась тогда уже тринадцать лет. Знакомство людей со страданием во многом сократилось; и как следствие уже зародилась та неприятная жесткость, которой наше время столь сильно отличается от времен, ему непосредственно предшествовавших, подталкивая людей находить удовольствие в подобной безжалостной теории.
Читатель совершенно неверно поймет направление мо
их мыслей, если решит, будто я полагаю, что все эти вещи
(кроме, может быть, идей Мальтуса) повлияли на самого
Дарвина. Что я хочу сказать, так это то, что его гипотеза,
хотя, без сомнения, и наиболее изобретательная и
наиболее красивая изо всех, когда-либо созданных,
подкрепляемая богатством знания и силой логики,
прелестью риторики и превыше всего силой той
магнетической подлинности, которая кажется почти
неодолимой, так вот вся эта гипотеза вначале и не
· Ueber die bewegende Kraft der Warme,» Poggendroffs Annalen, Bd. 79, S.368.
Transactions of the Royal Society of Edinburgh, vol. 20, p. 192.
387
казалась доказанной; и трезвому взгляду ее дело представляется ныне менее обнадеживающим, чем двадцать лет назад; необычайно же благоприятным приемом она обязана во многом тому, что ее идеи были из тех, к которым был более всего расположен ее век, а в особенности тем подтверждениям, которые она давала философии корысти.
298. Диаметрально противоположными такой эволюции путем случая являются те теории, которые приписывают весь прогресс принципу внутренней необходимости или какой-то другой форме необходимости. Многие натуралисты полагали, что если яйцу предназначено пройти через определенную серию эмбриологических изменений, от которой оно совершенно определенно не может отклоняться, и если внутри геологического времени почти в точности одинаковые формы возникают последовательно, одна заменяя другую, согласно единому порядку, то все более убедительным будет то предположение, что более поздняя последовательность должна была произойти столь же предопределение и обязательно, сколь и более ранняя. Так Нагели, например, считает, что каким-то образом из первого закона движения и особенного, но неизвестного, молекулярного строения протоплазмы, следует, что формы должны все более и более усложняться.
Колликер» заставляет одну форму производить другую после того, как определенный процесс взросления был завершен. Так же и Вайсман12' х&я и Называет се& дарвинистом, придерживается того мнения, что ничто не происходит благодаря случаю, но что все формы являются простыми механическими результатами наследст' В его Mechanisch-physiologische Theorie der Abstammungslehre. Einleitung, S., 14 ff. Munchen and,LeiD7Jg (l §84). n Emwickfunggsgeschicnte des 'und der Hoheren Thiere, Einleitung §1, LeJpzig.(18791 .
12 См. Essays onHereuity, vol. l , essay 2.
388
Эволюционная любовь
венности обоих родителей '. Очень примечательно, что при всей разнице эти три сектанта стремятся включить в свою науку механическую необходимость, на которую сами факты, попадающие в область их наблюдения, никак не указывают. Те геологи, которые полагают, что изменение видов происходит благодаря катаклизмическим переменам климата или химического состава воздуха и воды, точно так же делают механическую необходимость главным фактором эволюции.
299. Эволюция путем случайных изменений и эволюция путем механической необходимости суть две концепции, воюющие одна с другой. Третий метод, который подменяет собой их борьбу, покоится, скрыто, в теории Ламарка «. Согласно его взглядам, все, что отличает высшие органические формы от наиболее рудиментарных, было вызвано небольшими гипертрофиями или атрофиями, оказавшими влияние на индивидуумов в ранний период их жизни и переданными их потомству.
Подобная передача приобретенных черт относится к
общей природе приобретения привычек, а она, в свою
очередь, представляет собственно физиологическую
область закона разума и является чем-то производным от
нее. Ее действие существенно отличается от физической
силы; и это как раз и составляет секрет того отвращения,
с которым такие несессетарианцы, как Вайсман, отказы
ваются признавать ее существование. Далее ламаркианцы
полагают, что хотя некоторые из изменений формы,
переданные таким образом, изначально были связаны с
механическими причинами, однако, главными
факторами их возникновения были напряжение усилия и
гипертрофия, привнесенная упражнениями и трениров
кой вместе с противостоящими им действиями. Но
усилие, поскольку оно направлено на достижение некоей
цели, является по своей сущности психическим, даже
если оно иногда и бессознательно; а рост, связанный с
· Я счастлив обнаружить, что д-р Карус («Душа Человека», Open Court, 1891, p. 215), также причисляет Вайсмана к оппонентам Дарвина, несмотря на то знамя, которым он размахивает. «Philosophie Zoologique, Pt.I, ch.7, Paris (1873).
389
упражнением, как я доказывал в своей последней работе, следует закону совсем противоположного свойства, чем законымеханики.
300. Таким образом, ламаркианская эволюция это эволюция в силу привычки. Это предложение соскочило у меня с пера в тот момент, когда один из моих соседей, чьей функцией в социальном космосе является, повидимому, роль Перебивающего, задал мне вопрос.
Конечно, это чепуха.. Привычка есть простая инерция,
отдых на веслах, а не гребля. Именно энергичным
пробрасыванием (какудачно, что такое слово существует,
иначе эта неискушенная рука должна была бы
придумывать его) впервые, в типичных случаях
ламаркианской эволюции, создаются новые элементы
формы. Привычка, однако, заставляет их принимать
практичные очертания, совместимые со структурами,
которые они затрагивают, и в форме наследственности
или иначе постепенно заменяет собой ту спонтанную
энергию, которая питает их. Таким образом, привычка
играет двойную роль: она служит установлению новых
черт и также приводит их в гармонию с общей
морфологией и функцией животных и растений,
которым они принадлежат. И если читатель будет так добр, не сочтет за труд перевернуть назад страницудругую, то он увидит, что такое описание ламаркианской эволюции совпадает с общим описанием действия любви, с чем, я думаю, онуже согласился.
301. Памятуя о том, что всякая материя в действительности
является разумом, а также о непрерывности разума,
давайте спросим, какой вид принимает ламаркианская
эволюция в рамках сознания. Прямым усилием тут почти
ничего достичь нельзя. Добавить мыслительным усилием
хоть один локоть к собственному росту не легче, чем
произвести идею, любезную какой-либо из муз, просто
совершая усилия для ее получения, прежде чем она сама
готова появиться на свет. Мы тщетно ищем священный
колодец и трон Мнемозины; глубинные же работы духа
идут своим собственным медленным ходом без нашего
потворства. Пусть же не будет слышно ничего, кроме их
кузнечного горна, а мы затем можем сделать и наше
390
Эволюционная любовь
усилие, будучи уверенными в этой жертве, приносимой
на алтарь любого божества, которому она придется по
вкусу. Кроме этого внутреннего процесса, есть еще
воздействие окружающей среды, ломающее привычки,
которым предназначено быть сломанными, и таким
образом оживляющее ум. Всякий знает, что длительная
непрерывность привычной рутины погружает нас в
летаргическое состояние, тогда как череда сюрпризов
чудесным образом освежает идеи. Там, где присутствует
движение, где история является свершением, там и
фокус ментальной деятельности, и говорят, что искусства
и науки обитают в храме Януса, бодрствуя, когда он
открыт, и дремля, когда он заперт. Немногие психологи
замечали, насколько фундаментальным является данный
факт. Та часть ума, которая прочно присоединена к
другим его частям, работает механически. Она
опускается до уровня железнодорожного узла. Но та
часть ума, что почти полностью изолирована, духовный
островок, или cul-de-sac, подобна железнодорожному
вокзалу. Умственными стыками являются привычки. Где
их в изобилии, оригинальность не нужна и не
обнаруживается; но там, где их мало, высвобождается
спонтанность. Таким образом, первым шагом в
ламаркианской эволюции разума, будет установление для
различных мыслей таких условий, при которых они
были бы отданы на волю своей свободной игры. Что же
касается роста путем упражнения, то я уже показал при
обсуждении «Стеклянного существа человека», в
прошлогоднем октябрьском выпуске Monist 'z, как должен
пониматься его modus operandi, по крайней мере, до тех
пор пока не будет предложено какой-нибудь другой,
столь же четкой и определенной гипотезы. А именно,
рост путем упражнения состоит в том, что молекулы
разлетаются порознь, и в том, что сломанные части
восстанавливаются новой материей. Это, таким образом,
есть своего рода воспроизведение. Оно имеет место
только в момент упражнения, поскольку активность
протоплазмы заключается в молекулярных нарушениях,
являющихся ее необходимым условием. Рост благодаря
упражнению имеет место также и в разуме. Действи
391
..
тельно, это и есть то, что значит учиться. Но самая прекрасная иллюстрация тому — развитие философской идеи ее применением на практике. Та концепция, которая появилась вначале как целостная и единая, разбивается на особые случаи; и в каждый из них должна прийти новая мысль, дабы создать осуществимую идею. Эта новая мысль, однако, довольно строго следует модели родительской концепции; и таким образом происходит однородное развитие. Параллель между этим процессом и ходом молекулярных явлений очевидна. При терпеливой внимательности можно было бы отследить все эти элементы в том взаимодействии, которое и называется обучением.
302. Три вида эволюции были представлены нам: эволюция в силу случайного изменения, эволюция в силу механической необходимости и эволюция в силу творческой любви. Мы можем обозначить их как тюхастическую эволюцию, или тюхазм, ананкастическую эволюцию, или ананказм, и агапапастическую эволюцию, или агапазм. А те учения, которые полагают их, каждую в отдельности, имеющими принципиальное значение, можно назвать тюхастицизмом, ананкастицизмом и агапастицизмом. С другой стороны, те простые положения, что абсолютный случай, механическая необходимость и закон любви по-разному действенны в космосе, могут получить имена тюхизма, ананкизмаи агапизма.
303Все эти три вида эволюции состоят из одних и тех же общих элементов. Агапазм проявляет их наиболее ярко. Хороший результат получается здесь, во-первых, благодаря отдаче родителем спонтанной энергии своему отпрыску, и, во-вторых, благодаря предрасположенности последнего улавливать некую общую идею окружающих и, таким образом, содействовать общей цели. Чтобы выразить то отношение, которое имеют тюхазм и ананказм к агапазму, позвольте мне позаимствовать термин из геометрии. Эллипс, пересеченный прямой линией, является своего рода кубической кривой; ибо кубическая кривая есть кривая, которую трижды пересекает прямая линия; прямая линия может пересечь эллипс дважды, а соединенная с ней прямая линия переЭволюционная любовь сечет его в третий раз. И все же эллипс с прямой линией, пересекающей его поперек, так и не получит характеристик кубической кривой. У него, например, не будет противоположного сгиба, чего не лишена ни одна настоящая кубическая кривая; и у него будут две вершины, которых вообще нет у настоящей кубической кривой. Геометры говорят, что это вырожденная кубическая кривая. Точно так же тюха'зм и ананказм суть вырожденные формы агапазма.
304. Люди, пытающиеся воссоединить дарвинистскую идею с христианством, заметят, что тюхастическая эволюция, точно так же, как и агапастическая, зависит от воспроизводящего творения, сохраняемые формы суть те, что используют дарованную им спонтанность столь мудро, что приходят в гармонию со своим оригиналом, что вполне согласуется с традиционной христианской схемой. Очень хорошо! Это только показывает, что так же как любовь не может иметь противоположности, но должна охватывать собой то, что более всего ей противостоит, в качестве своего вырожденного случая, так и тюхазм представляет собой своего рода агапазм. Но в тюхастической эволюции, прогресс связан исключительно с распределением прикрытого салфеткой таланта отвергнутого слуги между оставшимися слугами, подобно тому, как проигравшиеся картежники оставляют свои деньги на столе, дабы сделать еще не проигравшихся настолько же богаче, насколько сами они стали беднее. Процветание агнцев является проклятием козлищ, переведенным на другую сторону равенства. В подлинном же агапазме продвижение имеет место в силу позитивного сочувствия между творениями, происходящего из непрерывности разума. Это та идея, с которой тюхастицизм не представляет, каксправиться.
305. Здесь может вмешаться ананкастицист, утверждая, что тот вид эволюции, который защищает он, соответствуег агапазму в той точке, в которой тюхазм с ним расходится.
Ибо он считает, что развитие проходит через определен
ные фазы, с неизбежными подъемами и спусками, но в
целом стремясь к предзаданному совершенству. Простое
существование особи, согласно этой своей судьбе, выдает
392 393
внутреннюю склонность к добру. В этом смысле следует
признать, ананказм показывает себя в широком смысле
видом агапазма. Некоторые его формы легко можно
принять за агапазм. Гегельянская философия является
таким ананкастицизмом. Со своей религией откровения,
со своим синехизмом (как бы несовершенен он ни был),
со своей «рефлексией» вся эта теоретическая идея
превосходна, почти возвышенна. Однако в конце концов,
идея живой свободы практически опущена в его методе. А
движение в целом здесь это движение большого меха
низма, движимого lis a tergo, слепым и таинственным
предначертанием достижения высокой цели. Я имею в
виду, что таким вот механизмом он был бы, если бы
действительно работал; но на деле он является машиной
Кили'. Стоит лишь допустить, что механизм этот
действительно работает так, как обещает, и останется
принять всю остальную философию. Но еще не было
никогда подобного примера длинной цепи рассуждения
· сказать ли, с трещиной в каждом звене? — или нет, где каждое звено это горсть праха, который сновидец во сне сжимает в форму. Или лучше — что это клееный картон философии, которой не существует в реальности. Если мы используем ту единственную ценную вещь, которую она в себе содержит, саму ее идею, введя в нее тюхизм с той произвольностью, которую предполагает каждый его шаг, и поддержим при этом жизненно важную свободу — само дыхание духа любви, мы сможем произвести на свег тот подлинный агапастицизм, к которому стремился Гегель.
§3. Третий взгляд. Различение
ЗОб. По самой природе вещей демаркационная линия между тремя этими видами эволюции не является совершенно отчетливой. Это не мешает ей быть совершенно реальной; возможно, это и есть своего рода признак ее реальности. Точно так же и в природе вещей нет ' Машина, «изобретенная» в 1874 годуДж. И. У. Кили, должна была производить энергию, реагируя на межмолекулярные вибрации эфира.
394
Эволюционная любовь
никакой четкой линии между тремя основными цветами: красным, зеленым и лиловым. Но несмотря на это, они реально различаются. Главный вопрос, в таком случае, заключается в следующем: были ли действенны три радикально различных эволюционных элемента; и второй вопрос: каковы наиболее яркие характеристики действенных элементов, чем бы эти элементы ни были.
307. Я предлагаю посвятить несколько страниц весьма
беглому исследованию этих вопросов в их отношении к
историческому развитию человеческой мысли. Сначала
для удобства читателя я сформулирую самые краткие
определения трех возможных способов развития мысли,
различая также между двумя разновидностями ананказма
и тремя агапазма. Тюхастическое развитие мысли в этом
случае будет состоять в небольших отступлениях от
привычных идей в различных направлениях, безразлич
но в каких, довольно бесцельных и не сдерживаемых ни
внешними обстоятельствами, ни силой логики; за этими
новыми отступлениями следуют непредвиденные резуль
таты, стремящиеся закрепить в качестве привычек одни
из них более, чем другие. Ананкастическое развитие
мысли будет состоять в новых идеях, принятых без
предвидения того, куда они направлены, но имеющих
характер, обусловленный причинами либо внешними
разуму — такими, как изменившиеся обстоятельства
жизни, либо внутренне присущими разуму — такими, как
логическое развитие уже принятых идей, например,
обобщение. Агапастическое же развитие мысли состоит в
принятии определенных мыслительных тенденций, не
столь неосторожно, как в тюхазме, и не столь слепо, лишь
только в силу обстоятельств или логики, как в ананказме,
но в силу непосредственного влечения к самой идее, чья
природа, в силу сочувствия и симпатии, то есть благодаря
непрерывности ума, предугадывается прежде, чем разум
вступит во владение ею; и эта умственная тенденция
имеет три следующих разновидности. Во-первых, она
может влиять на целый народ или сообщество, в его
коллективной личности, и уже от них передаваться
отдельным индивидам, которые состоят в мощной
симпатической связи с людьми в целом, хотя сами по
395
себе эти индивиды могут быть интеллектуально неспособными достичь такой идеи в своем личном понимании или, возможно, даже сознательно помыслить ее. Вовторых, она может влиять на отдельного человека непосредственно, однако таким образом, что тот способен помыслить идею или оценить ее притягательность только в силу своего сочувствия к ближним, под влиянием поразившего его опыта или развития мысли. В качестве примера того, что здесь имеется в виду, можно взять послание св. Павла. В-третьих, оно может влиять на индивида, вне зависимости от его человеческих привязанностей в силу того притяжения, которое способна вызывать в человеческом разуме, даже прежде, чем тот сможет понять ее. Этот феномен называется догадкой гения; поскольку он основан на неразрывной связи между человеческим умом и Наивысшим.
308. Давайте теперь рассмотрим, посредством каких проверок можем мы проводить различие между этими тремя категориями эволюции. Никакой абсолютный критерий невозможен по самой природе вещей, поскольку в самой природе вещей не существует никакой жесткой демаркационной линии между различными классами. Тем не менее, можно обнаружить некоторые количественные симптомы, по которым проницательный и сочувствующий судья человеческой природы будет в состоянии оценить те приблизительные пропорции, в которых смешаны три вида влияния.
309. В той мере, в какой развитие человеческой мысли было тюхастическим, оно должно было идти незаметными и мелкими шагами; ибо такова уж природа случайностей, когда они размножаются настолько, что могут наконец обнаружить некий постоянный и повторяющийся характер. Например, предположим, что из коренного белого населения мужского пола, рожденного в Соединенных Штатах, в 1880 году, одна четверть ростом была ниже 5 футов 4 дюймов, а другая четверть — выше 5 футов 8 дюймов. Тогда, согласно принципам вероятности, среди целого населения мы должны ожидать.
396
Эволюционная любовь
216 ниже 4 футов 6 дюймов 216 выше 6 футов 6 дюймов
48 » 4 ·» 5 ·>» 48 » 6 » 7 »»
9 » 4 » 4» 9 .» ( »» ! .»
менее, чем 2 »» 4 »» 3 ·>» менее, чем 2 »·> 6 »·> 9 »» Я записал эти цифры, чтобы показать, сколь незначительны те случаи, в которых благодаря стечению обстоятельств появляется что-либо, превышающее средний уровень. Хотя рост только каждого второго мужчины находится в четырехдюймовом промежутке между 5 футами и 4 дюймами и 5 футами и 8 дюймами, однако если этот промежуток увеличить в три раза по четыре дюйма вверх и вниз, он охватит собой все наши 8 миллионов с лишним коренного взрослого белого населения мужского пола (1880-го года), ...кроме только 9 более высоких и 9 более низких человек.
310. Проверка небольшого изменения, если она не удовлетворительна, совершенно отвергает тюхазм. Если же она удовлетворительна, то мы увидим, что она отрицает ананказм, но не агапазм. Мы хотим позитивной проверки, удовлетворительно объясняемой тюхазмом и только им. Итак, где бы мы ни обнаружили, что мысли людей принимают, незаметно изменяясь, поворот, обратный тем целям, что изначально вдохновляют их, несмотря на все их высшие побуждения, мы можем спокойно заключить, что перед нами тюхастическое действие.
311. Найдутся исследователи истории разума, обладающие
достаточной эрудицией, чтобы наполнить столь
несовершенного ученого, как я, завистью, смягченной
радостным восхищением, считающие, что идеи, когда
они только зарождаются, являются не более чем
причудами, поскольку их еще нельзя критически
промыслить и далее, что всегда и везде прогресс был
настолько постепенен, что очень сложно четко опреде
лить, какой собственно шаг сделал каждый данный чело
век. Из этого делается вывод, что тюхазм был единствен
ным методом интеллектуального развития. Должен приз
наться, я не могу читать историю подобным образом; не
могу не думать, что хотя тюхазм в иные времена и был
действен, в другие времена — великие шаги, покрываю
397
щие почти то же самое расстояние и сделанные
различными людьми вне зависимости друг от друга, принимались за последовательность мелких шагов, и далее, что исследователи неохотно признают действительный, общий и реальный «дух» века или народа, находясь под влиянием ошибочного и непроверенного убеждения, что этим они открывают двери дикой и неправдоподобной гипотезе. Я же, напротив, нахожу, что, как бы там ни обстояло дело с образованием и обучением индивидуальных умов, историческое развитие мысли редко имеет тюхастическую природу, да и то лишь в отсталых и примитивизирующих своих движениях. Я хочу говорить со всею скромностью, подобающей исследователю логики, от коего требуется обозреть столь огромную область человеческой мысли, что он можег охватить ее только в предварительных наметках, которым лишь величайшее умение и наиболее искусные методы смогут придать какую-либо ценность; но в конце концов, я могу выразить лишь свое собственное мнение, а не чье-либо еще; и по моему скромному суждению, величайший пример тюхазма предоставлен нам христианством, начиная с его установления Константином до, скажем, времени ирландских монастырей эра или зон около 500 лет. Несомненно, внешним обстоятельством, более чем что-либо другое способствовавшим принятию христианства во всей его красоте и нежности, явилось то, до какой ужасающей степени разложили тогдашнее общество, разбив его на множество отдельных единиц, ничем не смягченная жадность и жестокосердие, к которым римляне подтолкнули соблазненный ими мир.
И однако именно этот факт, более чем какое бы то ни
было другое внешнее обстоятельство благоприятствовал
развитию той горечи в отношении греховного мира, ни
единого следа которой примитивное Евангелие от Марка
еще не содержит. По крайней мере, я не нахожу этого в
и T7TG H ТТЧ»ТО TTG том замечании о хуле на Святого Духа '
говорит об отмщении, ни даже в той речи14'
См. Мр. 3, 29.
См. Мр. 9,48.
398
Эволюционная любовь
цитируются завершающие строки Исайи15 ° чеРве и огне' питающихся плотью «отступивших от Меня». Но шаг за шагом нарастает горечь до тех пор, пока в последней книге Нового Завета, ее несчастный, сбитый с толку автор не представляет дело так, будто все то время, что Христос говорил, что пришел спасти мир, главным Его помыслом было схватить весь род человеческий, за исключением ничтожных 144 000^' Й ПОГРУЗИТЬ * серное озеро и, покуда дым вечных мучений будет подниматься вверх, обернуться и заметить: «Нет более никакого осуждения». Будет ли подобное высказывание сопровождаться бесчувственной насмешкой или же враждебной ухмылкой? Я хотел бы верить, что св. Иоанн не писал этого; но именно его евангелие говорит нам о «воскресении в осуждение»17 ' то есть ° том' что люди будут оживлены лишь затем, чтобы пытать их, во всяком случае, Откровение это очень древнее сочинение. Можно понять, что ранние христиане были подобны людям, пытающимся как могут взбираться по крутому склону мягкой и влажной глины; самым глубоким и наиболее истинным элементом их жизни, вдохновлявшим их сердца и мысли, была универсальная любовь; но они непрерывно и против воли соскальзывали вниз к утверждению духа одной социальной группы, а каждое такое соскальзывание служило прецедентом — как это слишком хорошо известно по своей жизни всякому человеку. Это групповое чувство незаметно возрастало до тех пор, пока где-то около 330 года после Р.Х. сияние непорочной чистоты, которое у св. Марка излучает окруженный светом белый дух, было настолько запятнано, что Евсевий (Джаред Спаркс своего времени), в предисловии к своей «Истории», объявляет о своем намерении преувеличивать все, что должно восславить церковь и подавлять все, чту могло бы. опозорить ее'. Его латинский современник18 актан ции' и См. Ис.66, 24.
'» См. Откровение, 7.
. См. Иоан. 5, 29.
' Ecclesiastical History, vol.8, p.2.
399
и так тьма все сгущалась до тех пор, пока в конце века и не была уничтожена [кии, двумя столетиями позже, не сжег великую римскую20 библиотеку, объявив, что «невежество есть матерь благочестия» (что истинно, точно так же, как и то, что угнетение с несправедливостью матерь духовности), до тех пор пока объективное описание церковных дел не стало тем, что наши не слишком уж добропорядочные газеты считают вещью, «непригодной для публикации». Все это движение оказывается, после осуществления той проверки, которую мы продемонстрировали выше, тюхастическим. Другой пример, очень похожий на первый, только гораздо меньшего масштаба и гораздо мягче, для подтверждения и исследования чего существуют документы, способные заполнить собой целую библиотеку, можно найти в истории французской революции.
312. Ананкастическая эволюция происходит путем чередования больших шагов с паузами между ними.
Причина такого движения состоит в том, что в этом
процессе некоторая мыслительная привычка, будучи
отвергнута, заменяется на следующую, более сильную. Но
эта следующая и более сильная, конечно, будет глубоко
отличаться от первой и в половине случаев оказывается
ее прямой противоположностью. Это напоминает наше
старое обыкновение делать второго кандидата в
президенты вице-президентом. Данная черта явно
отличает ананказм от тюхазма. То, что отличает его от
агапазма, — это его бесцельность. Однако внешний и
внутренний ананказм должны быть исследованы по
отдельности. Развитие под давлением внешних обстоя
тельств, или катаклизматическую эволюцию, в большин
стве случаев ни с чем не спутаешь. У него есть
бесчисленное множество степеней интенсивности, от
грубой силы, войны, не раз переворачивавшей ход миро
is См. «О ложной мудрости философов». «Божественные установ
ЛеНИЯ*,Кн.Ш.„. ^ /· .„ и „ . г» i . i m и См. Draper, History ojIntellectual Developetnent, en. 10.
20 CM. John of Salisbury, Policratius,n, 26-,vii, 19.
400
Эволюционная любовь
вой мысли, до грубости очевидного факта, или того, что за него принималось, убеждавшей целые орды людей. Единственное сомнение, которое еще может устоять перед лицом подобной истории, это количественное сомнение. Внешние обстоятельства никогда не являются единственными, влияющими на разум, и потому должно быть делом суждения, для которого вряд ли стоит пытаться установить правила, рассматривать ли данный момент в качестве в основном управляемого извне или нет. В период становления средневековой мысли (я имею в виду схоластику и одновременное с нею развитие искусства) крестовые походы и открытие работ Аристотеля, несомненно, оказали мощное влияние. Развитие схоластики от Росцелина до Альберта Великого идет вплотную за последовательными шагами в изучении Аристотеля. Прантль считает, что это и есть вся ее история, а немногие люди пролистали столько же книг, сколько Карл Прантль. Он написал хорошую, обоснованную работу, несмотря на свои неряшливые суждения. Но мы никогда не начнем хорошо понимать схоластику, пока ее целое не будет сочувственно и внимательно изучено, переварено и изложено группой ученых, правильно для этого организованной и управляемой. Однако что касается того конкретного периода, который мы сейчас рассматриваем, того, что совпадал с романской архитектурой, то его литература легко обозрима и исследуема. Что совсем не подтверждает тезиса Прантля о рабской зависимости этих авторов от своих авторитетов. Напротив, они неизменно ставили перед своими умами совершенно определенную цель на протяжении всех своих занятий. Поэтому я не мог бы привести этот период схоластики в качестве примера чисто внешнего ананказма, который, кажется, является фтором в таблице интеллектуальных элементов. Возможно, недавнее японское усвоение западных идей представляет собой наиболее чистый случай внешнего ананказма в истории. Но вот в ' Geschichte der Logik in Abendlandes, Leipzig (1867), Dritter Band, 17 Abschn.,S.2.
401
сочетании с другими элементами ничто не окажется более обычным. Если считать внешним ананказмом развитие идей под влиянием исследования внешних фактов — что находится на границе между внешними и внутренними формами, — тогда это, конечно же, есть самый принцип современного обучения. Однако Уэйвелль — чье глубокое понимание истории науки, будучи слишком невежественны, не могли по достоинству оценить его критики, — ясно показывает, что даже там это далеко не преобладающий фактор.
313. Внутренний ананказм, или логическое нащупывание,
продвигающееся по предзаданной линии, не будучи в
состоянии ни предвидеть, куда его должны привести, ни
отклониться от своего курса, является правилом развития
философии. Гегель был первым, кто заставил мир понять
это; и он стремился сделать логику не просто
субъективным проводником и наставником мысли, на
что только и распространялось до этого ее честолюбие,
но главной движущей силой мышления и не только
индивидуального мышления, но и коллективного
обсуждения, движущей силой истории развития мысли,
всей истории, всего развития. Это заключает
несомненную, легко демонстрируемую ошибку. Пусть
данная логика будет логикой какого угодно рода, логикой
необходимого вывода или логикой вероятностного
вывода (скорее всего, можно создать теорию,
подходящую к каждой из них), в любом случае, она
предполагает, будто самой по себе логики достаточно для
того, чтобы определить, какой вывод последует из
данной посылки; ибо если она не способна на это, ее не
хватит и на то, чтобы объяснить, почему некая
индивидуальная цепь рассуждения принимает то
направление, которое она принимает, не говоря уже и о
других видах развития. Таким образом, подобная логика
предполагает, что из данной посылки логически можно
вывести только одно заключение и что тут нет места
свободному выбору. Что из данной посылки можно
логически вывести только одно заключение, является
одним из ложных понятий, которое проистекает из того,
что ученые логики посвящали все свое внимание исклю
402
Эволюционная любовь
чительно походным сигналам мысли — логике неотносительных терминов. В случае логики относительных терминов она не работает.
314. Тут у меня возникает одно замечание. Если эволюция истории имеет главным образом природу ананказма, то она походит на развитие индивидуального человека; и точно так же, как тридцать три года суть приблизительный, но естественный срок времени для индивидуумов, будучи тем средним возрастом, в котором человек производит потомство, точно так же должен существовать и приблизительный срок времени, в конце которого одно великое историческое движение должно скорее всего быть сменено другим. Давайте посмотрим, сможем ли мы обнаружить что-либо подобное. Возьмем государственное развитие Рима как достаточно продолжительное и установим его основные даты:
753 до Р.Х., основание Рима;
51 ОдоР.Х., изгнание Тарквиния ;
27 до Р.Х., Октавиан принимаеттитулАвгуста-,
476 после Р.Х., конец западной империи;
962послеР.Х.,Священнаяримскаяимперия;
1453 после Р.Х., падение Константинополя.
Последнее событие было одним из самых значительных в истории, особенно для Италии. Интервалы же в 243, 483, 502, 486, 491 лет. Все они, довольно странно, почти равны, кроме первого, в половину меньшего, чем остальные. Последовательное правление королей как правило не будет столь же равномерным. Давайте расставим несколько дат в истории мысли:
585 до Р.Х., эллипс Фалеса. Начало греческой философии;
30 после Р.Х., распятие;
529 после Р.Х., закрытие афинских школ. Конец
греческой философии;
1125 после Р.Х. (приблизительно) Становление университетов Болоньи и Парижа;
1543 после Р.Х., публикация De revolutionibus, начало современной науки.
Интервалы суть 615, 499, 596, 418 лет. В истории метафизики мы можем взять следующее:
322 до Р.Х., смерть Аристотеля;
403
1274после Р.Х., смерть Аквината;
1804 после Р.Х., смерть Канта.
Здесь интервалы в 1595 и 530 лет. Первый
приблизительно в три раза больше, чем последний. Из этих чисел нельзя сделать никакого обоснованного вывода. В то же время они наводят на мысль, что, возможно, существует некая приблизительная естественная эра, продолжительностью в 500 лет. Если тому найдется какое-то независимое свидетельство, замеченные нами интервалы приобретут, вероятно, некоторую значимость.
315. Агапастическое развитие мысли должно, если оно существует, отличаться целенаправленностью своего характера, а целью является развитие идеи. У нас должно быть непосредственное агапическое или симпатическое понимание и осознание ее в силу самой непрерывности мысли. Здесь я просто сошлюсь на то, что такая непрерывность мысли была в достаточной мере доказана теми аргументами, которые я использовал в «Законе Разума», опубликованном в прошлогоднем июльском Monist'e'. Даже если эти аргументы сами по себе недостаточно убедительны, тем не менее, при условии, что они будут подкреплены явным агапазмом в истории мысли, эти две пропозиции окажут друг другу взаимную поддержку и помощь. Читатель, я думаю, будет слишком хорошо знаком с логикой, чтобы принять эту взаимоподдержку за порочный круг в рассуждении. Если бы возможно было показать прямо, что есть такая сущность, как «дух века» или народа, и что одно только индивидуальное сознание не может объяснить все эти феномены, то это бы стало доказательством одновременно и агапастицизма, и синехизма. Я должен признать, что не могу предоставить никакого убедительного доказательства этому, но, думаю, я смогу привести такие аргументы, которые послужат подтверждением тем [аргументам], что были выведены из других фактов. Думаю, все величайшие достижения разума находились за гранью возможностей отдельных индивидуумов, не пользовавшихся ничьей помощью-, и прямое основание для такой мысли —
' См. предыдущую статью наст. изд.
404
Эволюционная любовь
помимо той поддержки, которую мое мнение находит в
синехистических соображениях, и в том свойстве
целенаправленности, которым отличаются многие
великие движения, — я нахожу в самой возвышенности
этих идей и в их одновременном и независимом явлении
нескольким индивидам, не имеющим никаких необычай
ных общих способностей. Остроконечная готическая
архитектура в нескольких направлениях своего развития
представляется мне феноменом такого рода. Все
попытки современных архитекторов, обладающих
самыми обширными и глубокими познаниями и
талантами, имитировать ее оказываются плоскими и уныло посредственными; причем в этом отдают себе отчет и авторы подобных попыток. И однако в те времена, когда этот стиль был жив, людей, способных создавать произведения такой неимоверной возвышенности и мощи, было в изобилии. И существующие документы показывают, что церковные капитулы при выборе архитектора относились к высокому артистическому гению как к вещи второстепенной, будто не было тогда недостатка в людях, способных их этим обеспечить; и результаты оправдывали подобную уверенность. Неужели же в те времена индивиды в своей общей массе обладали столь возвышенной природой и интеллектом? Такое мнение рассыплется в прах при первом же критическом приближении.
316. Сколь часто люди, теперь находящиеся в середине своей жизни, были свидетелями великих открытий, сделанных независимо и почти одновременно! Первым случаем, мне помнится, было предсказание о существовании планеты за Ураном, сделанное Леверьером1 и Адам21. Мы не знаем в точности, кому следует отдать честь сом открытия принципа сохранения энергии, хотя его с полным правом следует считать величайшим открытием, когда-либо сделанным наукой. Механическая теория ' «Recherches sur les mouvements de la plante Hercshel, dite Uranus.>:
Cmnais,sances,des tem
405
ТА 23 В ОДИН
тепла была выдвинута Ранкиным22 и К^узиусом
и тот же месяц, в феврале 1850-го года; и есть весьма именитые приписывающие этот великий шаг «геская теоршГгазов, после того, как ее Томпсону начал разрабатывать Джон Бернулли' и как затем ее совершенно забыли, была вновь открыта и применена для объяснения не только законов Бойля, Чарльза и Авогадро, но также и для диффузии, и для трения, по крайней мере тремя современными физиками независимо друг от друга. Хорошо известно, что учение о естественном отборе было представлено Волласом и Дарвином на одном и том же собрании Британской Ассоциации; и Дарвин в своем «историческом наброске», предпосылаемом более поздним изданиям, указывает, что у них обоих были некие никому неизвестные предшественники. Метод спектрального анализа приписывался как Свону, так и Киршхофу; существовали и другие ученые, чьи притязания были еще обоснованней. Авторство периодического закона химических элементов оспаривается русским, немцем и англичанином2^ хотя нет йикакого сомнения в том, что главная заслуга принадлежит первому. Практически это и есть самые великие открытия нашего времени. Так же и с изобретениями. Можно не удивляться тому, что телеграф был создан независимо друг от друга несколькими изобретателями, поскольку он был только наипростейшим результатом тех научных фактов, которые были уже хорошо освоены до этого. Но не так обстояло дело с телефоном и некоторыми другими изобретениями. Эфир, первый анастетик, был, независимо друг от друга, представлен сразуг тремя новоанглийскими докторами26' однако Употреблялся он уже в , Bd.
24 Сам Томпсон, в своей статье «Тепло» в «Энциклопедии Британника» [изд. 1875-89] ни разу не упоминает имени Клаузиуса.
· Daniel Bemouui,Eydrffdynainica. SeetionX (1738).
25 Менделеев, Лотар Меиер, иДж. А. Ньюландс.
.T. G.Morton, СТ. Jackson, J.C. Warren.
406
Эволюционная любовь
течение ста лет. Он встречается в одной из фармакопеи
за три века до этого. Почти невероятно, чтобы его
анастезирующие качества были неизвестны; напротив,
они были хорошо известны. Они шепотом передавались,
вероятно, еще со времен императора Валентина; но
очень долго были секретом Полишинеля. В Новой
Англии на протяжении многих лет мальчишки
пользовались им для забавы. Почему же тогда его не
применяли для серьезных нужд? Нельзя привести ни
одной причины, кроме той, что для этого не было
достаточно сильной мотивации. А мотивацией для этого
могли быть только жажда наживы и филантропия. Около
1846 года (официальная дата внедрения эфира)
филантропия, несомненно, находилась на подъеме
состоянии. Та самая чувствительность, или сентимента
лизм, которые были введены в предыдущем столетии,
прошли через процесс вызревания, вследствие чего
теперь, хотя и с меньшей интенсивностью, чем раньше,
но с большей долей вероятия, чем когда-либо, они могли
влиять на нерефлексирующие умы людей. Все три
изобретателя эфира находились, возможно, под
влиянием жажды наживы; но тем не менее, им не были чужды и агапастические влияния.
317. Сомневаюсь, что какое бы то ни было из великих открытий должно по сути своей считаться полностью индивидуальным достижением; думаю, многие разделят со мной это сомнение. Однако если и нет, какой же здесь отличный аргумент в пользу непрерывности разума и агапастицизма! Я не хочу быть навязчивым. Если бы только можно было убедить мыслителей отбросить свои предрассудки и употребить свой разум на исследование доказательств этого учения, я был бы согласен ждать их окончательного решения.
Примечания
Впервые опубликовано в журнале «Монист», vol. 3, pp. 176-200.
407
БИБЛИОГРАФИЯ
Самым полным на настоящее время изданием произведений Чарлза Пирса является многотомная публикация: Collected Papers of Charles Sanders Peirce, 8 vol., edited by Charles Hartshorne and Paul Weiss (vol. 1-6) and by Arthur Burks (vol. 7-8) (Cambridge: Harvard University Press, 1931-1958). Кроме того, в настоящее время осуществляется многотомное издание произведений Пирса (до сих пор появилось пять томов), призванное представить его работы в хронологическом порядке их появления: Writings of Charles Sanders Peirce: A Chronological Edition, 5 vol. (Bloomington: Indiana University Press, 1982+). Нижеследующая библиография не носит исчерпывающего характера: в ней представлены только наиболее важные монографии и сборники статей, посвященные интерпретации основных философских идей Пирса. За более детальными библиографическими указаниями имеет смысл обращаться к работе: Keiner, Kenneth Laine. A Comprehensive Bibliography of the Published Works of Charles Sanders Peirce, with a Bibliography of Secondary Studies. Bowling Green, Oxio: Bowling Green State University, Philosophy Documentation Center, 1986.
Almeder R. The Philosophy of Charles Sanders Peirce: A Critical Introduction.
Oxford: Oxford University Press, 1980.
Apel, Karl-Otto. Der Denkweg von С. S. Peirce. Frankfurt a. Main:
Suhrkampf, 1975.
Apel, Karl-Otto. Charles S. Peirce: From Pragmatism to Pragmaticism.
Amherst: University of Massachusetts Press, 1981. Ayer, Alfred Y. The Origin of Pragmatism. Studies in the Philosophy of Charles S. Peirce and Wuliamjames. San Francisco: Freeman, Cooper, 1968.
Bertilsson, Margare ta. Towards a Social Reconstruction of Science Theory:
Peirce's Theory of Inquiry and Beyond. London: Lund, 1978. Booler, John. Charles Peirce and Scholastic Realism. Seatle: University of Washington Press, 1963.
Buchler, Justus. Charles Peirce's Empiricism. New York: Harcourt, Brace, 1939.
Colapietro, Vincent. Peirce's Approach to the Self: A Semiotic Perspecth'e on Human Subjectivity. Albany: State University of New York Press, 1989.
408
Библиография
Conkin, Paul. Puritans and Pragmatists: Eight Eminent American Thinkers. New York: Dodd, Mead, 1968.
Dawis, William H. Peirce'sEpistemology. The Hague Nijhoff, 1972. Esposito, Joseph L Evolutionary Metaphysics: The Development of Peirce's Theory of Categories. Athens (Oxio): Oxio University Press, 1980. Paris, John A. Charles Sanders Peirce: Philosopher and Logician. 18391914· Dublin: Royal Irish Academy, 1977.
Feiblemann, James. An Introduction to Peirce's Philosophy. Cambridge, Massachusetts, and L: MIT Press, 1946.
Fisch, Max. Peirce, Semeiotic, and Pragmatism: Essays. Edited by Kenneth Laine Keiner and Christian J. W Kloesel. Bloomington: Indiana University Press, 1986.
Fitzerald, John. Peirce 's Theory of Signs as Foundationfor Pragmatism.
The Hague-Paris: Mouton, 1966.
Freeman, Eugene. The Categories ofC. S. Peirce. Chicago: Illinois, 1934.
Freeman, Eugene, ed. The Relevance of Charles Peirce. La Salle, 111.:
Hegler Institute, 1983.
Gallic WB. Peirce and Pragmatism. Harmondsworth, Middlesex: Penguin Books, 1952.
Goudge, Tomas A. The Thought of С S. Peirce. Toronto: University of Toronto Press, 1950.
Greenly, Douglas. Peirce's Concept of Sign. The Hague-Paris: Mouton, 1973.
Haas, William P. The Conception of Law and the Unity of Peirce's Philosophy.
Notre Dame: Notre Dame Press, 1965.
Habermas, Jbrgen. Erkentniss und Interesse. Frankfurt a. M.: Suhrkampf, 1968.
Hookway, Cristopher. Peirce. London: Routledge and Kegan Paul, 1985.
Hoopes, James. Consciousness in New England: From Puritanism and Ideas to Psychoanalysis and Semiotic. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1989.
Kempski, Jbrgen. CS. Peirce und der Pragmatismus. Stuttgart, 1952. Kuklick, Bruce. The Rise of American Philosophy. Cambridge, Massachusetts, 1860-1930. New Haven: Yale University Press, 1977. Moore, Edward C. American Pragmatism: Peirce, James and Dewey.
New York: Columbia University Press, 1961.
Moore, Edward C. and Richard S. Robin, eds. Studies in the Philosophy of Charles Sanders Peirce. Second Series. Amherst, University of Massachusetts Press, 1964.
409
Morris, Charles W. The Pragmatic Movement in American Philosophy.
New York, 1970.
Murphy, Murray G. The Development ofPeirce'sPhilosophy. Cambridge:
Harvard University Press, 1961.
Nagel, Ernest. Sovereign Reason. Glencoe Illinois, 1954.
Pharies, David A. C. S. Peirce and the Linguistic Sign. Amsterdam; Philadelphia:
Benjamins, 1985.
Potter, Vincent. Charles S. Peirce. On Norms & Ideals. Amtierst: University of Massachusetts Press, 1967.
Rescher, Nicholas. Peirce's Philosophy of Science. Notre Dame: Notre Dame Press, 1978.
Savan D. Peirce'sSemtotk. Toronto: Victoria College, 1976.
Scheffler, Israel. FourPragmatists. London-New York, 1974. Schneider, Herbert W. A History of American Philosophy. New YorkLondon: Columbia University Press, 1947.
Smith, John E. The Spirit of 'American Philosophy. N.Y.: Oxford University Press, 1966.
Thayer, Horace S. Meaning and Action. A Study of American Pragmatism.
N.Y.: Bobbs-Meril Company, 1973.
Thompson, Manley. The Pragmatic Philosophy of С S. Peirce. Chicago:
University of Chicago Press, 1953.
Wartenberg G. LogischerSocialismus. Die Transformation der Kantischen TranscendentalePhUosophiedurchC. S.Peirce. Frankfurt a. M., 1971.
Wennerberg H. The Pragmatism of Charles Sanders Peirce. Lund:
Gleerup; Copenhagen: Munksgaard, 1962.
Wesep, Van Hendricus B. Seven Sages. The Story of American Philosophy.
New York: McKay, 1963.
White, Morton. Pragmatism and the American Mind: Essays and Reviews in Philosophy and Intellectual History. New York: Oxford University Press, 1973.
White, Morton. Science and Sentiment in America: Philosophical Thoughtfrom Jonathan Edwards to John Dewey. New York: Oxford University Press, 1972.
Wiener, Philip H. Evolutions and the Founders of Pragmatism.
Cambridge: Harvard University Press, 1949.
Wiener, Philip H. and Frederick H. Young, eds. Studies in thePhuosophy of Charles Sanders Peirce. Cambridge: Harvard University Press, 1952.
410
ОТ ПЕРЕВОДЧИКОВ
Термин mind переводится преимущественно как «ум». Однако в ряде статей, собранных в заключительном разделе сборника и посвященных изложению метафизических воззрений Пирса, он употребляется как «разум». Термин proposition обычно переводится как «пропозиция». Принятая в ряде отечественных переводов практика передачи этого термина как «суждение» и «предложение» представляется нам неудовлетворительной, поскольку ведет к смешению с также используемыми Пирсом терминаMnjudgement и sentence, соответственно. Изредка, в частности, в ранних статьях Пирса, датируемых 1868-1869 гг., там, где речь идет об особенностях философского подхода самого Пирса,proposition переводится как «положение». Термин statement чаще всего переводится как «высказывание». Термин feeling, часто употребляемый Пирсом как в статьях 1868-1869 гг., так и в подборке текстов, посвященных «фанерологии» как учению об основополагающих категориях реальности, везде переводится как «чувствование». При этом в расчет принимается как дореволюционный опыт перевода литературы по психологии на русский язык (см., в частности, переводы произведений Дж. Ст. Милля, А, Бэна, У. Джеймса, В. Вундта, Г. Гёффдинга, А, Пфендера), где это понятие нашло себе широкое применение, так и то обстоятельство, что термин «переживание» в данном случае оказывается совершенно неподходящим в силу своей субъективной окраски, чуждой интенциям Пирса. Соответственно quality ofthefeeling переводится как «чувственные качества», в противоположность quality of the sensibility «ощутимые качества» (или «качества ощущения»).
В зависимости от контекста volition переводится то как «воление», то как «волеизъявление» (особенно в феноменологии), соответственно за willing закрепляется «проявление воли».
411
От переводчиков
Отдельно стоит остановиться на переводе терминов valid и validity. Эти термины там, где речь идет об универсальности законов логики, переводятся как «(обще)значимый» и «значимость». (В немецких сочинения по логике XIX-XX вв. для этих целей обычно применяются термины «значимый» (gultig) и «значимость» (Gultigkeit), которые представляют собой эквиваленты интересующих нас терминов английского языка). Коль скоро речь идет о дедуктивных рассуждениях, где связь между посылками и заключением представляет собой логический закон, они передаются как «правильный» и «правильность». В тех же случаях, когда речь шла об оправдании индуктивных рассуждений, то есть о проблеме вероятного, а не достоверного знания, данные термины везде передавались нами как «обоснованный» и «обоснованность» (имеется в виду обоснованность рассуждения эмпирическими данными, делающая его по крайней мере правдоподобным).
Примечания, помеченные звездочкой (*), принадлежат переводчикам. Сноски автора даются в сквозной арабской нумерации. В тексте вставки издателя взяты <в угловые скобки>, переводчиков [в прямые].
Переводчики выражают благодарность О. В. Головой и А. С. Шишкову за помощь, оказанную в переводе цитат с латинского языка.
Мы признательны также И. В. Борисовой, Л. Б. Макеевой, Б.М. Скуратову, А. В. Родину и В.Н. Порусуза ценные редакторские советы и замечания, позволившие существенно улучшить качество перевода.
Ч.С.ПИРС
Редакционный советсерии
»Университетская библиотека»:
Н.С. Автономова, Т.Д. Алексеева, М.Л. Андреев, В.И. Бахмин, М.А. Веденяпина, Е.Ю. Гениева, Ю.А. Кимелев, А.Я. Ливергант, Б.Г. Капустин, Ф. Пинтер, A.B. Полетаев, И.М.
Савельева, Л.П. Репина, A.M. Руткевич,
А.Ф. Филлипов
»University Library» Editorial Council:
Natalia Avtonomova, Tatiana Alekseeva, Mikhail Andreev,
Vyachaeslav Bakhmin, Maria Vedeniapina, Ekaterina Genieva, перевод с английского
Yuri Kimelev, Alexander Livergandt, Boris Kapustin, Frances К. Голубович, К. Чухрукидзе
Pinter, Andrei Poletayev, Irina Savelieva, Lorina Repina, Alexei Т. Дмитриев
_ , Rutkevich, Alexander Filippov
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ
ГЕРМЕНЕВТИКА
ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА
Редакционный совет серии:
В.А. Подорога, О.В. Никифоров, И.М. Чубаров,
А. Хаардт, А. Родин
Лаборатория
«АНАЛИТИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ» .....
ИФРАН МОСКВА
2000