2 Каглай М.В. Только закон! Размышления о сути правового государства // Известия. 1998.1 сент.
3 См.: Юрии М.В. Разрешено ли не запрещенное? // Построение правового государства: вопросы теории и практики: Тезисы докладов. Ярославль, 1990. С. 18.
4 См.: Кашанипа Т.В. Индивидуальное регулирование в правовой сфере // Сов. государство и право. 1992. № 1. С. 126.
Негативные последствия действия принципа «дозволенности» в первую очередь остро ощутили на себе правоохранительные органы, которым все труднее становилось обеспечивать общественный порядок в стране, бороться с преступностью. Поэтому в оценке названной формулы требовались известная гибкость, взвешенность, осторожность. Тем более что контрольно-ревизионные функции государства были сильно ослаблены. Многие властные рычаги воздействия выпали из его рук. Возникли и стали устойчиво развиваться негативные тенденции.
Свобода была дана не только законопослушным гражданам, но и
криминальному миру, который сполна воспользовался открывшимися возможностями и прежде всего внезапного и легкого обогащения. Но не за счет труда, а путем разного рода махинаций, комбинаций, строительства финансовых пирамид, спекуляций с ГКО, подлогов, обмана и т.д. Началось интенсивное перераспределение собственности и все то, что сегодня называют «рыночным большевизмом». Произошел колоссальный всплеск экономической преступности, хищений, злоупотреблений. Было создано раздолье для многочисленной «братвы», мафиозных структур, вывоза сырья, металла, денежных средств за рубеж. Организовывались всевозможные ложные или подставные фирмы и производства.
Одним из существенных изъянов рассматриваемого принципа оказалось то, что у нас целые пласты общественных отношений вообще юридически не урегулированы, хотя объективно нуждаются в этом. ! В законодательстве имеются многочисленные пробелы («вакуумы», «ниши», «пустоты»). Правда, немало и перенасыщенной регламентации, которая тоже причиняет вред, но главное – это все же пробель-ность и отставание правотворчества. В его «черные дыры», лазейки устремляются, как правило, разного рода нувориши. Многие из них разбогатели не потому, что нарушали законы, а потому, что законов
просто не было.
Субъектам важно знать, что конкретно запрещено, ибо все остальное согласно принципу разрешено. «Белые пятна» в праве, юридическая неграмотность и неосведомленность большинства населения усугубляют проблему. Очень часто возникают ситуации, когда люди не могут сориентироваться, как вести себя, поскольку нет ни прямого запрета, ни прямого разрешения. Получается – можно все, что не запрещено законом, а закона просто нет, он еще не принят на этот случай. Почти полное отсутствие законодательной базы для экономической деятельности было одной из главных причин дискредитации рассматриваемого принципа. Этой
базы и сейчас не хватает. Кроме того, пределы правового регулиро-:
вания весьма подвижны.
И вообще, резкий переход от «ничего нельзя» к «все можно» не мог не породить трудностей. В этом и заключалась основная ошибка поспешного и непродуманного провозглашения анализируемого принципа. Делалось это в духе перестроечных лозунгов «ускорения». Постепенность, взвешенность, этапность никого тогда не устраивали, так как начавшиеся изменения, реформы были объявлены «революционными».
Кроме того, формулу «не запрещенное законом дозволено» можно трактовать в узком и широком смысле. В узком – если под законом понимать только акт органа законодательной власти. А поскольку законов у нас (по сравнению с другими правовыми актами) не так уж много и к тому же они носят общий характер, то они, строго говоря, мало чего запрещают. В результате перед субъектами открывается огромное поле для вполне легальной деятельности.
В широком смысле – если под законом подразумевать всякий нормативно-правовой акт государства. В этом случае круг запрещенных действий раздвигается до невероятных размеров, ибо всевозможные запреты и ограничения исходят в основном от управленческого бюрократического аппарата, министерств, ведомств, местных органов и т.д. Иными словами, вопрос упирается в понятие законодательства – включает ли оно в себя только законы или же и все иные юридические нормы.
В целом же, рассматриваемая аксиома, правильно понятая, ничего порочного в себе не содержит, она разумна, конструктивна, признана всеми демократическими странами, где воспринимается как нечто естественное, не подлежащее обсуждению. Она выражает презумпцию правомерности поведения индивида, его право и возможность действовать без оглядки на директивный окрик.
Подобная презумпция законодательно закреплена сегодня в новом Гражданском кодексе РФ: «В случаях когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются» (п. 3 ст. 10). В противном случае, как считает В.С. Нерсесянц, «при уравнительно-дозволительном порядке регуляции, где все, прямо не разрешенное, запрещено, новое в принципе оказывается под запретом как нечто не-
Подробнее об этом см. .Кудрявцев В.1/., МалеинИ. С. Закон и пределы правомерного поведения // Сов. государство и право. 1980. № 10.
гативное. Более того, здесь зачастую запрещается даже то, что разрешено».
Поэтому ругать рассматриваемый принцип как таковой абсурдно, подобно тому, как наивно пенять на зеркало... или, скажем, бранить демократию, гласность, многопартийность, парламентаризм, свободу слова, разделение властей, другие институты только потому, что мы не научились ими пользоваться. Проблема состояла в том, что основная масса населения не была приучена к самостоятельности и альтернативности.
Не сам принцип плох, а условия, методы, практика его применения. Виноваты в конечном счете люди, общество, среда. Ведь не обвиняем же мы законы за то, что они нарушаются – причина не в них. Так и с принципом дозволенности. Противодействовать надо не принципу, а тем лицам, кто эксплуатирует его в корыстных целях. Ясно, что планка была поднята слишком высоко и поспешно, общество оказалось не готовым для преодоления ее с «первого захода». Нужны постепенность, этапиость, адаптация, создание надлежащего климата, атмосферы. Как выражаются публицисты, в нашей молодой школе демократии пока мало «отличников». Следовательно, надо повышать «успеваемость».
Признание принципа «не запрещенное законом дозволено» закона мерно и неизбежно, коль скоро Россия взяла курс на переход к рынку, предполагающему частное предпринимательство, личную инициативу, предприимчивость, свободную деятельность индивидов-собственников. Более того, отчасти он уже используется в новом секторе экономики – мелком и среднем бизнесе, коммерции, инвестициях, банковском деле2. В стране сейчас около 12 млн индивидуальных предпринимателей, 860 тыс. малых производств, которые дают 12% ВВП. В них занято 6,5 млн человек. Малый и средний бизнес рассматриваются сегодня как база экономических реформ.
В президентском Послании Федеральному Собранию 1996 г. указывается на необходимость «предотавления всем равных шансов для успехов в экономической жизни, что позволит сформировать массовый слой наиболее активных граждан». Такая же установка содержится и в последующих посланиях. Это – своего рода протекционизм деловым, инициативным людям, которые нуждаются в содействии, поддержке со стороны общества, государства3.
Иерсесячш, В.С. Перестройка и правовое мышление // Сов. государство и право. 1987. №9. С. 41.
2 См.: Бизнесмены России. 40 историй успеха. М., 1994.
3 Подробнее об этом см.: Кашанина Т.В. Предпринимательство. Правовые вопросы. М., 1994; Игнатьева С.В. Государство и предпринимательство в России. СПб., 1996.
В то же время перенос указанного принципа на российские условия не может быть чисто механическим, без учета специфики отечественного менталитета, национальных особенностей, традиций. Особенно это касается общественно-политической и моральной сфер, межличностных, человеческих отношений, жизненного уклада.
В России издавна первостепенную роль в народной жизни играли не столько законы, сколько нравственные, духовные, религиозные и иные ценности и регуляторы, такие, как совесть, честь, долг, порядочность, гражданское чувство, оказывавших и оказывающих мощное определяющее воздействие на поведение людей. Все это составляет то, что нередко называют «русской душой», в которую не всегда могут вписаться западные модели и эталоны бытия, например «американская мечта».
Именно поэтому формула дозволенности попала у нас на неподготовленную почву, не было учтено то, что для ее реализации необходимы достаточно развитое правосознание, культура, самодисциплина, правопочитание, отлаженная, а не разбалансированная юридическая система. Но это вовсе не значит, что саму формулу разумной, полезной разрешенности, проверенную многовековым опытом других народов, надо отвергнуть как непригодную и в очередной раз искать «свой собственный путь».
Свободный человек в свободном обществе вправе предпринимать любые действия, не противоречащие закону и морали. Формирующиеся рыночные отношения объективно требуют смены старой психологии – психологии скованности, нерешительности, выжидания, косности, страха, рутины. Ругательства и проклятия по поводу нового принципа малопродуктивны и никакой пользы в конечном счете не принесут, как и нигилизм по отношению к демократии вообще.
Ведь совсем недавно мы не признавали идеи правового государства, гражданского общества, разделения властей, естественных прав человека, частного права (как и частной собственности), института президентства, конституционного правосудия, политического плюрализма, многопартийности и многого другого. Однако все это постепенно вошло и продолжает входить в нашу жизнь. Важно лишь при этом, как отмечено выше, учитывать российскую специфику.
Вступление в рыночные отношения – не экономический «блицкриг», а сложный, длительный и во многом болезненный процесс. Рынок волей-неволей заставляет субъектов проявлять инициативу, искать приложение своим способностям, стараниям, наклонностям, и право не только не должно мешать, но всячески содействовать этому. Гражданское общество, правовое государство несовместимы с директивно-распределительной экономикой, командно-бюрократическим
правлением. Соответственно и правовое регулирование должно менять свой характер, свои цели, задачи, функции – быть более гибким, либеральным, демократическим.
Призыв «не запрещенное дозволено» при его выдвижении был рассчитан на преодоление синдрома «держать и не пущать», на развертывание активности, деловитости, выход из многолетнего застоя социальной энергии, здоровое честолюбие, стимулы, интересы. Он был провозглашен в противовес негласному правилу: можно только то, что прямо разрешено; или запрещено все, что не разрешено. Важно было переломить запретительные и перестраховочные тенденции. Ведь за многие годы люди привыкли жить по командам сверху или по инструкциям, расписывавшим все «от сих до сих». Требовалось разбудить это «сонное царство», избавиться от социальной летаргии. Еще римляне говорили: законы пишутся не для спящих.
Идеолого-партийное, тоталитарное правление, которое длительное
время господствовало в нашей стране и основой которого было не только единомыслие, но и единодействие, сформировало у людей такие комплексы и стереотипы, как страх, боязнь ответственности, пассивность, апатия, конформизм, угодничество, бездумное исполнительство, чинопочитание. Срабатывал рефлекс «как бы чего не вышло». Именно поэтому советское общество нередко называли системой, где все можно и в то же время ничего нельзя. Один телефонный звонок был сильнее любого закона. Команда сверху – и машина начинала безо всякой пробуксовки быстро вращаться со всеми ее «винтиками» и «колесиками».
Все это глубоко укоренилось в общественном сознании и для многих было «жизненной философией». Она, в частности, проявлялась в расхожих сентенциях типа: «моя хата с краю», «меня это не касается», «я человек маленький», «начальству виднее», «инициатива наказуема», «не высовывайся», «знай свой шесток», «не бери на себя лишнего». Причем подобная психология отражала настроения как «культиков», так и «винтиков», «управляемых» и «управляющих». Среди последних доминировала позиция: «не возникай», «сиди и жди, за нас думают вожди». Задача заключалась в том, чтобы разрушить этот синдром, избавиться от мелочной опеки, зарегулированное™, патернализма.
Люди были не приучены жить в мире альтернатив, в мире столкновения различных мнений, взглядов, позиций и действий, т.е. в условиях плюрализма, когда надо поступить не по команде сверху, а самостоятельно, да еще отстаивать свой выбор. Отдельный индивид оказался запрограммированным лишь на определенную волну, заидеологизиро-ванным и закомплексованным. По словам известного российского писателя Сергея Залыгина, такой человек скорее уверует в ложный ориентир, чем согласится хоть на час остаться без ориентира.
Подобный индивид готов выполнять любые указания, не имея своей точки зрения на происходящее, не вдаваясь в суть спускаемых предписаний и распоряжений. Стандартизированное, одномерное поведение укоренялось годами и десятилетиями – поступай не так, как лучше, разумнее, целесообразнее, полезнее, а как велит инструкция или начальство. Ценились послушание, безропотность, а не инициатива и предприимчивость. В иерархических отношениях, да и в повседневной жизни культивировалась мысль, согласно которой важно «не быть, а слыть» или «не быть, а казаться». Все подгонялось под общий ранжир, усреднялось.
Ценились бездумное исполнительство, различные проявления «усердия не по разуму», ревностное исполнение команд сверху, даже если эти команды неправомерны. Придерживались правила: говори что надо или молчи, не рассуждай, а исполняй; остальное – не твоего ума дело. Насаждалась психология «винтиков» и «колесиков», которые должны лишь вовремя срабатывать, крутиться, но не более того.
Кто хорошо крутился, того сама система выносила наверх – на следующую иерархическую ступеньку. На такой почве процветали показуха, парадность, рапортомания, очковтирательство, стремление скрыть недостатки, приукрасить положение дел. Укоренялась неприязнь к способным, инициативным людям, умеющим отстаивать свои взгляды и позиции, т.е. инакомыслящим и инакодействующим. Приветствовались покорность, безотказность, чинопочитание. Все это порождало «двойную» и даже «тройную» мораль, когда думали – одно, говорили – другое, а делали – третье. В этой ситуации выдвижение принципа «не запрещенное дозволено» было оправдано.
«Казарменное общество» – так нередко называли нашу страну западные социологи. В таком обществе за многие годы фактически был выработан стереотип чеховского «человека в футляре», который считал, что даже езда на велосипеде должна быть «циркулярно разрешена». Он сетовал по поводу «жизни, не запрещенной циркулярно, но и не разрешенной вполне».
«Когда в циркуляре что-либо запрещалось, – писал классик,– то это было для него (Беликова. – Я. М.) все ясно, определенно; запрещено–и баста. В разрешении же и дозволении скрывался всегда элемент сомнительности, что-то недосказанное и смутное».
Американский ученый-психолог Фрида Полат, побывавшая в разгар «перестройки» в СССР, делилась затем в нашей прессе своими впечатлениями:
«Ваши люди панически боятся принимать самостоятельные решения, даже думать боятся. Не любят альтернатив. Всех преследует страх выбора. Но где нет выбора, там нет творчества, нет свободы – главных
ценностей жизни. На лицах покорность судьбе. Не хотят чем-либо рисковать, поэтому стараются вообще не предпринимать никаких активных шагов. Мне кажется, что в вас сидит, за вас думает и действует не свободный, здравомыслящий, уважающий себя человек, а «гомо со-ветикус».
Преобладали именно такие умонастроения, менталитет, привычки, и они полностью не преодолены до сих пор. Зато постоянно возникали парадные, организованные «инициативы», «почины», «одобрения». Демократия понималась примитивно. Писатель Евгений Носов не без сарказма тогда заметил: «У нас ведь как: ежели за воротник не хватают – уже и демократия».
Естественно, что новый стиль жизни по принципу «коль не запрещено, то разрешено – действуй» оказался для человека-«винтика» чуждым. Но рыночное гражданское общество, основанное на свободе и частном предпринимательстве, немыслимо без указанного постулата. И строить отношения придется по нему, а не только по готовым образцам поведения. Естественно, он не должен иметь ничего общего с тезисом «обогащения любой ценой», с беспределом и другим крайностями.
Командно-приказное регулирование было настолько детализированным и глобальным, что не давало субъектам никакого шанса для личной инициативы. Шаг влево, шаг вправо – уже нарушение. Особенно от этого страдали хозяйственники, немалое число которых оказалось за решеткой, ибо они, опережая время, пытались действовать вопреки инструкциям; им надо было «давать план», решать производственные и другие задачи, выводить свои коллективы из прорывов, а законной основы для этого не было, предприимчивость стоила им дорого. Причем запретительство подчас носило иррациональный, необъяснимый характер – нельзя и все. В газетах мелькали заголовки: «Без права купить гвоздь», «Запреты на рассветы».Трагедия состояла в том, что сделать какое-либо полезное дело зачастую было нельзя иначе, как нарушив закон. И даже не закон, а какую-нибудь инструкцию.
Родилась практика, можно сказать, целое искусство обхода законов. Действовали по принципу: если нельзя, но очень хочется, то можно;
были вынуждены идти на риск, обходить инструкции, искать окольные пути. Всевозможные ограничения связывали производственников по рукам и ногам. Сплошь и рядом надо было выбирать: соблюдение инструкции или провал плана, «формальная законность» или интересы дела, следовать букве приказа или подвергнуться наказанию? И часто избирали последнее. Выговорами даже гордились. В результате правовые предписания девальвировались, утрачивалось уважение к ним. Возникали острейшие коллизии между правом и моралью, законом и совестью.
Понятно, что принцип «не запрещенное дозволено» эффективен, как уже говорилось, лишь при наличии твердого нравственного фундамента, устойчивых демократических традиций законопослушания, культуры, внутренней готовности к самоограничению. Всего этого у нас явно не хватает. Тем более что между «да» и «нет», «можно» и «нельзя» есть много оттенков. Границы эти, как правило, нечетки, условны, размыты, зависят от субъективных оценок.
Поэтому указанную формулу, на наш взгляд, следовало бы (применительно к нашим условиям) дополнить: «разрешено все, что не запрещено законом и не порицается моралью*, дабы не создавать ситуации, когда все можно, включая то, чего нельзя. Нравственный критерий должен как бы постоянно сопровождать и проверять названную формулу на «благонадежность».
Корректировка эта очень важна, ибо именно моральные «тормоза», соблюдение нравственных и иных социальных норм призваны сыграть здесь роль эффективных сдерживающих начал. Тем самым формула как бы становится более «легитимной», приемлемой, конструктивной. В этом случае она может удовлетворить любого критика, ибо отпадает главный предлог для ее неприятия – нравственные нормы.
В то же время следует заметить, объективности ради, что ссылки на низкую мораль, испорченные нравы, бытовую распущенность – недостаточное основание для отказа от правила «можно, если не запрещено». Во многих странах Запада с моралью тоже дело обстоит неважно, существуют и «у них» преступность, нарушения прав человека, злоупотребления свободой, нормами общежития и т.п., однако указанный принцип там действует и приносит свои плоды. Но действует прежде всего в экономической, предпринимательской, рыночной среде. Там о нем не спорят, а просто руководствуются им, не ведая, что такое, скажем, «мелочная опека», «вождение на поводке», вмешательство власти в частные дела граждан.
Конечно, в классических демократиях подобный способ социального взаимодействия не был, как у нас, в один прекрасный день введен «сверху», а складывался на протяжении столетий по мере формирования свободных рыночных отношений, органически вплетаясь в другие прогрессивные институты. Создавалась соответствующая инфраструктура. Обычно четко очерчивались лишь общие границы правового и неправового, устанавливались основополагающие ориентиры и требования, обязательные для всех граждан, иными словами, – «рамочные условия».
В остальном же давался широкий простор для самостоятельных поступков и решений индивидов-собственников, субъектов рынка, которые могли в рамках указанных разумных и необходимых ограничений
действовать по своему усмотрению. При этом сам принцип такой свободы не имел и не мог иметь ничего общего со вседозволенностью, партизанщиной», игнорированием общепринятых норм поведения. Самостоятельность, предприимчивость и дисциплина вполне совместимы.
Не случайно приведенные выше слова Гоббса о том, что граждане «цепенеют», если не делают ничего сверх разрешенного, органично дополняются другим его важным высказыванием: «Индивиды разбегаются во все стороны, если законы позволяют им делать все. Обе крайности вредны, ибо законы установлены не для устрашения, а для направления человеческих действий, подобно тому, как природа поставила берега не для задержания течения реки, а для того, чтобы направлять его».
Это сравнение как раз и показывает роль права в регулировании рыночных отношений, которое должно определять и направлять лишь их общий ход, способствовать естественному развитию данного процесса. И здесь принцип дозволенности применим в наибольшей степени, о чем свидетельствует мировая практика. Законы должны быть по возможности либеральными.
Американские юристы В. Ландквист и Р. Розенфельд, выступая еще в 1989 г. в нашей прессе, настойчиво подчеркивали, что «главный принцип законодательства США – разрешено все, что не запрещено законом. С этой точки зрения у нас право действительно служит интересам свободного предпринимательства, дает бизнесменам простор для деловых предприятий»2.
Интересное наблюдение высказал также известный американский политолог Д. Саймс. Говоря об условиях и возможностях инвестиций в различных странах, он задался вопросом: почему десятки крупных предприятий США устремились в коммунистический Китай? И ответил: «В Китае и России в целом схожие экономические ограничения деятельности иностранцев. Но есть одна принципиальная разница. В Китае все, что не запрещено, разрешено*.
Очень важная констатация. Далее он заметил, что зарубежным инвесторам нужна также политическая стабильность и прочная законодательная база, гарантирующая их права. «Для них самый средний закон лучше самого передового декрета (указа). Недопустимо, когда вместо Серьезного и необходимого диалога с Думой, и президент, и руководители правительства по-прежнему въезжают туда с шашкой наголо»3.
Гоббс Т. Избр. произв Т. 1 М , 1956. С. 381.
2 См Разрешить выгоднее, чем запретить // Известия. 1989.13 апр.
3 См. Кредиты МВФ российскую экономику не спасут // Известия. 1998.30 июня.
Мы с трудом осознаем эту истину – истину свободной деловой активности и политической стабильности; только теперь постепенно начинаем закладывать принцип дозволенности в новейшее законодательство, в частности гражданское. Но в целом последнее носит пока что «шлагбаумный» характер. Между тем в основе правового регулирования в период перехода к рынку должны лежать не императивно-ограничительные методы, а главным образом диспозитивные, общедозволительные. Не зря говорят: «Если нельзя запретить, лучше разрешить».
Именно в этом прежде всего должно заключаться законодательное обеспечение проводимых реформ. В литературе справедливо отмечается, что принцип «дозволено все, что не запрещено законом» особенно ярко высвечивает смысл перемен в нашей правовой системе. Юридическое дозволение предполагает прежде всего нормативно установленную общую цель. Остальное – дело субъектов. Это дает простор для инициативы и хозяйственного маневра, для разных вариантов решения одного и того же вопроса, развития договорных связей.
В президентском Послании Федеральному Собранию 1997 г. подчеркивается: «Необходимо существенно снизить в хозяйственной сфере объем разрешительного принципа, заменив его уведомительным. Это будет означать режим максимального благоприятствования для любого бизнеса, стремящегося к производству товаров и услуг»2.
Право не может охватить всего спектра даже наиболее важных отношений. Законы, особенно экономические, как правило, имеют известный люфт, некий допустимый зазор для свободного волеизъявления. Поэтому и в рамках закона можно поступить по-разному, выбрать нужный, наиболее разумный, целесообразный вариант решения, поведения.
Принцип «что не запрещено, то разрешено» отражает общедозволительный тип правового регулирования. Такое регулирование осуществляется главным образом гражданско-правовыми методами, являющимися по природе своей «дозволительными, характеризуются наделением субъектов на началах их юридического равенства способностью к правообладанию, диспозитивностью и инициативой, обеспечивают установление правоотношений на основе правовой самостоятельности»3.
Вообще должна быть по возможности максимальная разрешен-ность, – лишь бы это не противоречило интересам государства, лич-
1 См.: Тихомиров Ю.Л. Дозволено, если не запрещено // Хозяйство и право. 1988. №6. С. 10-12.
2 Российская газета. 1997. 7 марта.
3 Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск, 1972. С.69.
поста и общества. Такой подход открывает широкое поле для легальной конструктивной деятельности законопослушных субъектов. Решающими критериями подобной деятельности являются: общественная польза, отсутствие вреда и соответствие моральным и другим социальным нормам. Запрещение – не лучший способ правового регулирования.
В новом Гражданском кодексе РФ рассматриваемый принцип, хотя
и не получил прямого и однозначного закрепления («отдельной строкой»), тем не менее органически вытекает из него как из акта рыночного характера (ст. 1,49, 209 и др.). В частности, в статье 49 устанавливается, что коммерческие организации «могут иметь гражданские права и нести гражданские обязанности, необходимые для осуществления любых видов деятельности, не запрещенных законом (курсив мой. – Н. М.). Иная позиция не соответствовала бы сути частнопредпринимательских отношений.
Статья 209 (п. 2) гласит: «Собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц (курсив мой. – Я.М.), в том числе отчуждать свое имущество в собственность другим лицам, передавать им, оставаясь собственником, права владения, пользования и распоряжения имуществом, отдавать имущество в залог и обременять его другими способами, распоряжаться им иным
образом».
Аналогичные возможности открывают Федеральный закон «О государственной поддержке малого предпринимательства в Российской Федерации» от 14 июня 1995 г., постановление Правительства РФ от 19 декабря 1997 г. «О дополнительных мерах по стимулированию деловой активности и привлечению инвестиций в экономику»; другие новейшие акты. Вообще, предпринимательство должно носить не разрешительный, а главным образом заявительный характер, что полностью соответствует рассматриваемому принципу. Ибо формула «Действуй только в пределах разрешенного» фактически преграждает путь к инициативе, деловой активности, творческим поискам.
В то же время в Гражданском кодексе справедливо оговаривается, что права граждан могут быть ограничены в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (п. 2 ст. 1). Не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах
(ст. 10).
Приведенные положения базируются на конституционной норме (ст. 34), гласящей, что «каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом (курсив мой. – Н. М.) экономической деятельности», а также ст. 45, в которой провозглашается: «Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (курсив мой. – Н.М.).
Свободные дозволения сориентированы на добросовестных и позитивно настроенных граждан, а не на криминальные элементы. Злоупотребления указанным принципом возможны, но они возможны везде, и только на этом основании его отрицать нельзя. Проблема заключается в том, чтобы систематически и настойчиво повышать правосознание и Правовую культуру всех членов общества.
Главный ориентир: делай больше, чем разрешено, но честно, способствуй укреплению правопорядка и нравственных основ государства, удовлетворяй свои законные интересы и потребности. Все это должно быть направлено на развитие нормальных рыночных отношений, конкуренции, личной инициативы, свободного отечественного предпринимательства, создание нового хозяйственного механизма.
В период тотального запрстительства у нас были, в частности, запрещены или резко ограничены различные формы совместительства. Люди лишались возможности честным трудом зарабатывать себе на жизнь столько, сколько могли и хотели заработать в соответствии со своими способностями, знаниями, профессией (например, вузовские, научные, творческие и другие работники). Господствовала уравниловка. Сейчас такие запреты сняты либо существенно ослаблены.
Желающие могут подрабатывать в других сферах (исключение составляют лишь некоторые госслужащие и депутаты). Благодаря этому у многих доходы значительно возросли. Это значит, что здесь фактически действует формула: «раз не» запрещено, значит разрешено». И люди пользуются этим. Речь идет о реализации важнейшего права гражданина – права на труд и вознаграждение за него. Каждый сам рассчитывает свои силы и возможности, поступает как ему удобно и выгодно, соблюдая при этом юридические и этические нормы.
Этот принцип – необходимое условие пользования личностью принадлежащими ей основными правами. Во Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г., говорится, что при осуществлении своих прав и свобод каждый человек может подвергаться только таким ограничениям, которые установлены законом исключительно в целях обеспечения должного признания и уважения прав других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и благосостояния в демократическом обществе (ч. 2 ст. 29).
В остальном человек свободен, и это одно из обязательных условий гражданского общества, правового государства, многоукладной конкурентной экономики, строительство которых начато в России. Задача состоит в том, чтобы максимально развязать инициативу субъектов рыночных отношений и в то же время направить их деятельность в
надежное правовое русло.
Именно такая идея и заложена в первой же статье (п. 2) ГК РФ:
«Граждане и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству (курсив мой. –
Н.М.) условий договора».
Но этого недостаточно. Россия сегодня занимает 102-е место в мире
по так называемому индексу экономической свободы. Такие индексы ежегодно определяет международный фонд «Наследие». Согласно проведенным исследованиям, все страны разделены на три категории. Оказалось, что экономику только 9 из них можно считать действительно свободной, в 64 она «частично свободна», а в 83 странах – «подавлена» или «в основном свободна». Российская Федерация, хоть и передвинулась в 1998 г. со 120 места на 18 пунктов вверх, по-прежнему относится
к группе стран с самой несвободной экономикой*.
Учитывая, что Россия переживает пока сложный переходный период, ей приходится решать непростую социальную дилемму: что предпочтительнее – жесткий контроль, запреты и ограничения или далеко идущая и неуправляемая разрешенность, «свободное плавание». Первую крайность мы уже испытали, последствия известны. Теперь важно не впасть во вторую. Открыть все шлюзы – значит подвергнуться непредсказуемому риску, который уже дает о себе знать; закрыть их –
снова породить застойные инерционные процессы.
Существует угроза как стихии, самотека, выхода за пределы разумной достаточности, так и возврата к состоянию безынициативной апатии и безразличия. Крайности должны в какой-то точке сходиться, взаимодействовать. Предстоит трудный поиск «золотой середины», которую и пытается установить новое гражданское законодательство. Дальше скажет свое слово практика. Главное, не создавать ситуации «бега в мешках» – бежать разрешается, но бежать трудно. Рыночные
стимулы должны работать.
Следует отметить, что еще в 50–60-х годах в советской гражданско-правовой литературе предпринимались активные попытки найти эту самую «золотую середину» применительно к сфере тогдашних хозяй-
1 См.: Место России – во второй сотне // Известия. 1999.6 февр.
ственных отношений. Дискутировался вопрос о том, что предпочтительнее – «можно все, что законом не запрещено» или «только то, что им прямо разрешено». Что касается первого принципа, то высказывались опасения, что он может ослабить центристские начала, подорвать регулирующую роль государства и права. По поводу второго говорили, что он сковывает инициативу субъектов, ограничивает их самостоятельность. В ходе полемики, сопоставления мнений наметился некий консенсус. С.Н. Братусь в итоге заключил: «Не все то, что не запрещено, дозволено, но и дозволено не только то, что прямо разрешено законом». Это и был компромиссный вариант, который, однако, не мог быть полностью реализован в условиях плановой экономики.
Поддержание постоянного «динамического равновесия» – не простая задача. Это своего рода «перетягивание каната», а оно всегда заканчивается победой одной из команд. Право, как известно, запрещает далеко не все общественно вредные действия, а лишь наиболее опасные. Поэтому возникает немало ситуаций, когда определенное поведение индивида правом не запрещается, но с точки зрения иных социальных норм явно предосудительно. Мера допустимого с позиций морали и закона не одинакова: право требует от человека гораздо меньшего, ибо оно есть лишь минимум нравственности. Даже самые лучшие побуждения, которыми руководствуется субъект, выходя за рамки правовых императивов, могут привести к отрицательным результатам. Важно найти ту критическую черту, за которой начинается своеволие. Уловить и законодательно закрепить эту грань чрезвычайно трудно, ибо она подвижна, зависит от ряда факторов и причин.
Римляне говорили: «Кто живет по закону, тот никому не вредит». Однако опыт показал, что есть и другие, кроме закона, нормы, которые необходимо соблюдать, дабы не навредить и не вступить в конфликт с обществом и согражданами. Конечно, выйти за грань дозволенного законом – еще не значит поступить предосудительно, но и совершение не запрещенных им действий не всегда желательно и полезно.
Как уже подчеркивалось, принцип «не запрещенное законом дозволено» направлен на развитие активности субъекта. Но активность и пассивность – понятия относительные. Древняя мудрость гласит: пока умный думает, решительный сделает. Однако та же мудрость подмечает: ум без смелости неподвижен, смелость без ума – опасна. Это выработано многовековым опытом, и юридическая мысль не может не учитывать этих обобщений. В нынешней ситуации необходимо противо-
1 Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 198; см. также Актуальные вопросы гражданского нрава. М., 1964 С. 25–32; Гражданско-правовая охрана интересов личности М„ 1969. С. 3–15.
стоять как инерционным, консервативным тенденциям, так и максималистским устремлениям, своего рода правовому авангардизму, попыткам искусственно пришпорить события и процессы.
Между «можно» и «нельзя», «разрешено» – «запрещено» призваны стоять такие непреходящие понятия, как совесть, честь, долг, нравственность, воспитанность и другие слагаемые, составляющие духовную сущность человека. Они могут служить надежными преградами на пути эгоизма, корысти, своеволия, злоупотреблений. В целом же страна медленно, но настойчиво идет к цивилизованному, нормальному и активному образу жизни, идет по пути, проложенному другими странами и народами. И есть надежда, что «Россия вспрянет ото сна»
(А.С. Пушкин).
3. ГОСУДАРСТВО И ПРАВО В ИХ СООТНОШЕНИИ (Н.И. Матузов)
Исторически государство и право (как система исходящих от публичной власти норм) возникают одновременно в силу одних и тех же причин, а именно, в результате разложения родового общества и перехода его в более высокое, цивилизованное состояние. Одновременно – не значит одномоментно и адекватно. Речь идет о сравнительно длительном периоде, в рамках которого генезис права и государства имеет свои особенности. Но в принципе «родословная» у названных явлений одинакова, их типология, социальные и гносеологические корни совпадают.
В науке широко известно классическое и достаточно обоснованное
положение о том, что «на определенной, весьма ранней ступени развил тия общества возникает потребность охватить общим правилом повторяющиеся изо дня в день акты производства, распределения и обмена продуктов, позаботиться о том, чтобы отдельный индивид подчинился общим условиям производства и обмена. Это правило, вначале выражающееся в обычае, становится затем законом. Вместе с законом возникают и органы, которым поручается обеспечивать его соблюдение, –
публичная власть, государство».
Таким образом, право вырастает из обычаев и экономической необходимости. Как заметил Ф. Энгельс, «люди забывают о происхождении , права из экономических условий, подобному тому как они забыли о своем собственном происхождении из животного царства»2. Право возникло как реакция общества на объективную необходимость иметь
* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т 18 С. 272. 2 Там же. С 273.
1
более жесткий и властный (императивный) регулятор социальных отношений, снабженный принудительной силой, ибо моральные и другие подобные нормы с этой задачей уже не справлялись.
Жизненные потребности, прежде всего материального порядка, лежат и в основе зарождения государства. Именно эти причины обусловили появление рассматриваемых институтов. При этом закон и
власть возникают как взаимозависимые понятия. Они немыслимы друг без друга.
В то же время в литературе существует точка зрения, согласно которой право возникает еще до государства. Оно складывается там, где люди вступают в социальное общение, где развиваются товарообмен, собственность, владение. А вместе с государством рождается уже закон как цивилизованная и наиболее совершенная форма права.
И все же господствующее мнение состоит в том, что становление и развитие государства и права – единый процесс, и трудно сказать, что чему в этом процессе предшествует.
Интересные взгляды поэтому поводу высказаны А.Б. Венгеровым, который считает, что право возникло как продукт присваивающей и производящей экономики. Это созвучно с известной мыслью о том, что «в наиболее ранние и примитивные эпохи... индивидуальные, фактические отношения в их самом грубом виде и являются непосредственно правом»2.
Есть и другие теории, школы, концепции, объясняющие так или иначе происхождение и сущность права: естественная, историческая, социологическая, нормативистская (об этом подробнее см. темы 2 и 8). Бесспорно, что на формирование права помимо экономических причин оказывают свое влияние также культурные, национальные, религиозные, этнические, геополитические и другие факторы.
Назначение государства и права состоит в том, что они выступают средством упорядочения общественных отношений, «ведения общих дел», призваны обеспечивать нормальные условия жизнедеятельности людей, служить для них способом (формой) совместного удовлетворения интересов, согласования и выражения коллективной воли. Государство и право вносят в жизнь организующие начала, гарантируют ее «от просто случая и просто произвола» (Маркс).
Если государство возникает из необходимости поддержания порядка, защиты «всех против всех» (Гоббс), то право создает юридические механизмы для этого. По мере того как право появляется и легализует-
См.: Венгеров А.Б. Происхождение права / Общая теория права: Курс лекций. Ч.Новгород, 1993. С. 155-168.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 336.
ся, оно начинает играть доминирующую роль во всей системе нормативного регулирования, опираясь при этом на особый аппарат. С момента своего зарождения государство и право логически и онтологически связаны между собой, объективно нуждаются друг в друге, взаимообусловлены, действуют и развиваются вместе, поэтому раздельное их существование и функционирование невозможно.
Тем не менее государство и право – относительно самостоятельные явления, и их отождествление недопустимо, дистанция между ними всегда сохраняется. По образному выражению М.А. Аржанова, «государство и право ни на минуту не остаются наедине, с глазу на глаз». I У каждого из них своя жизнь, свои цели, задачи, методы. Они взаимодействуют, но не сливаются, не поглощают друг друга.
\ Особенности реального взаимодействия государства и права в решающей степени зависят от характера того общества, в котором они существуют, – демократическое оно или тоталитарное, правовое или пеправовое, гражданское или негражданское. Отсюда – разные воззрения на рассматриваемый вопрос.
Н.А. Бердяев различал два типа учений об отношениях права и государства. Первый тип он называл государственным позитивизмом, который видит в государстве источник права (теория и практика самодержавия, абсолютизма). Противоположный тип признает абсолютность права и относительность государства: право имеет своим источником не то или иное положительное государство, а трансцендентную природу личности. Не право нуждается в санкции государства, а государство должно быть санкционировано правом, судимо правом, подчинено праву,растворено в праве2.
Здесь выражен, с одной стороны, этатистский подход к взаимосвязи государства и права, который безраздельно господствовал в советской политико-идеологической практике, а с другой – естественно-правовой, который основывается на признании прав человека как изначаль-, ной и непреложной ценности. Он только сейчас взят на вооружение и законодательно закреплен в новой российской Конституции.
Идея правового государства предполагает связанность власти правом, законами, которые она обязана уважать и соблюдать. Согласно этой идее, право не просто «спутник» государства или его «приложение», «придаток»; в нетоталитарной системе оно способно играть существенную ограничительную роль. Это один из фундаментальных принципов всякого демократического общества, гарантия от волюнтаризма
) Аржанов МЛ. Государство и право в их соотношении. М., 1960. С. 46. 2 См.: йерйяев Н.А. Государство // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 289, 290.
и произвола. Однако конкретные формы проявления этого принципа могут быть различными.
В современной литературе указывается на три возможные модели во взаимоотношениях государства и права: 1) тоталитарная (государство выше права и им не связано); 2) либеральная (право выше государства); 3) прагматическая (государство создает право, но связано им). Первая – для России не подходит, вторая – выражает скорее желаемое, третья – также по своей сути либеральная, но она ближе к нынешним реальностям. Именно эта модель сегодня практически осуществима.
Наиболее рациональное решение вопроса может быть найдено не на путях противопоставления государства и права, а на путях их «взаимовыгодного сотрудничества», что при нормальном ходе вещей обычно и происходит. Словосочетания «государственное право» и «правовое государство» уже одним своим звучанием и смыслом подчеркивают неразрывную связь этих явлений. Это высшая форма их единства.
Право имеет качество государственного регулятора общественных отношений – таков его социальный статус. С другой стороны, деятельность государства носит по преимуществу правовой характер. Поэтому был бы неуместен чисто риторический спор о том, что важнее и нужнее – государство или право, ибо здесь заведомо нет никакой дилеммы. Представляется не совсем корректным исходить из принципа, что первично и что вторично, или рассматривать их с позиций дели и средства.
Важны и нужны оба эти института: один – как «организация силы», другой – как форма выражения воли. Нет нужды ни возвеличивать, ни умалять какой-либо из них. В их логической связке объективную ценность имеет не только право (о чем в последнее время чаще всего говорят и пишут), но и государство. Более того, на определенных этапах именно твердая государственность оказывается более всего необходимой. Не переживаем ли мы сегодня как раз такой период?
Б.А. Кистяковский с горечью писал:
«В представлении многих государство является каким-то безжалостным деспотом, который давит и губит людей. Государство – это чудовище, зверь – Левиафан, как прозвал его Гоббс. Государство даже в настоящее время вызывает иногда ужас и содрогание. Но действительно ли государство создано и существует для того, чтобы угнетать и мучить личность? Мы должны самым решительным образом ответить на эти вопросы отрицательно. Все культурное человечество живет в
См.: Кудрявцев ВИ О правопонимапии и законности // Государство и право. 1994. № 3 С. 7.
государственном единении. Культурный человек и государство – это два понятия, взаимно дополняющие друг друга. Настоящие задачи и истинные цели государства заключаются в осуществлении солидарных интересов людей. При помощи государства осуществляется то, что нужно, дорого и ценно всем людям».
Между государством и правом могут быть противоречия, коллизии, расхождения (в целях, методах, устремлениях), их отношения не всегда складываются гладко. Помимо прочих причин это объясняется тем, что I осударство и право, будучи тесно связанными, в то же время в некотором роде «антиподы», их позиции не во всем совпадают. Власть имеет тенденцию к неограниченности, выходу из-под контроля, она тяготится всякой внешней зависимостью, а право стремится «поставить ее на место», ввести в юридические рамки. Как заметил С.С. Алексеев, «право существует и развивается в известном противоборстве с государством... оно – мощный антитоталитарный фактор»2.
Право способно лишь в принципе ограничить, «обуздать» власть, не допустить ее произвола, но на деле это редко ему удается, если власть сама не пойдет на известное самоограничение. В сущности, так всегда и происходит – государственные структуры (точнее, власти предержащие) сами определяют ту или иную меру своей связанности правом. Никто со стороны не в состоянии продиктовать государству свои условия, поскольку оно суверенно, независимо. Но это не значит, что вооб- • ще бессмысленно ставить вопрос о подчиненности власти праву, необходимости уважения ею прав человека, законов. Или что такой подход изначально неверен.
В свое время концепция правового государства критиковалась у нас • за то, что она поднимала право над государством, проповедовала «господство», «примат», «первенство» права. Считалось, что право не может на равных конкурировать с властью, так как выступает ее инструментом, средством, орудием и т.д. Особенно, когда речь шла о «диктатуре пролетариата», которая представляла собой «ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на силу опирающуюся власть» (Ленин).
В этих условиях праву не придавалось сколько-нибудь самостоятельного значения, его всячески принижали, отодвигали на второй план. В лучшем случае в нем видели политико-идеологическую силу, «орудие в руках господствующего класса». На этой почве укоренился и расцвел юридический нигилизм.
* См • Кистяковский Б Л Государство и личность // Русская философия собственности ХУШ-ХХ СПб., 1993 С 250-251
2 Алексеев С.С. Право время новых подходов//Государство и право 1991.№2. С.6.
Лишь в середине 80-х годов с выдвижением идеи правового государства и признанием таких его принципов, как верховенство закона, уважение к праву, положение стало меняться. Но скорее в теории, чем на практике. В праве начали усматривать не только один из «рычагов» политики, но и общепризнанную историческую, социальную и культурную ценность.
Было наконец признано, что в подлинно демократическом правовом государстве должен господствовать закон. В этом смысле (в идеале) закон сильнее власти. Старая истина гласит: «Там, где кончаются законы, начинается произвол, самоуправство». Это хорошо понимали еще римляне, заявлявшие: «Пусть рухнет мир, но восторжествует закон»; «Закон – единственный Бог, которому все обязаны поклоняться»; «Надо быть рабами законов, чтобы стать свободными»; «Государством должен править закон».
Соотношение государства и права включает в себя три главных аспекта: единство, различие и взаимодействие.
Единство, как уже показано, выражается в их происхождении, типологии, детерминированности экономическими, культурными и иными условиями, общности исторической судьбы; в том, что они выступают средствами социальной регуляции и упорядочения, аккумулируют и балансируют общие и индивидуальные интересы, гарантируют права личности.
Есть и другие грани единства и взаимообусловленности рассматриваемых категорий. Они, в частности, проявляются в идее правового государства, о чем свидетельствует само это выражение; в сочетании в них классовых и общечеловеческих начал, корреляции функциональных связей. О родственности указанных понятий говорит и то, что они традиционно изучаются одной наукой – общей теорией государства и права. Ведь государственное и правовое развитие – единый процесс. Поэтому искусственный его разрыв неизбежно сказался бы на глубине научного осмысления двух сложнейших феноменов общественной жизни.
Сказанное не означает, что все свойственное государству свойственно и праву, и наоборот. Они остаются достаточно автономными и самобытными образованиями. Именно поэтому познание сущности государства и права предполагает необходимость выявления как их общих, так и специфических черт.
Различия вытекают уже из определений этих понятий, их онтологического статуса и общественной природы. Если государство есть особая политико-территориальная организация публичной власти, форма существования классового общества, то право – система официально установленных и охраняемых норм, выступающих регуляторами поведения людей. У них разное социальное назначение, различные роли. Го
сударство олицетворяет силу, а право – волю. Эти категории лежат в разных плоскостях, не совпадают по форме, структуре, элементному
составу, содержанию.
Они, каждая по-своему, отражают реальную действительность, назревшие потребности, по-разному воспринимаются и оцениваются общественным сознанием. Наконец, при известных обстоятельствах государство и право могут действовать в противоположных направлениях, резко коллизировать между собой.
Взаимодействие государства и права выражается в многообразном влиянии их друг на друга. Воздействие государства на право состоит прежде всего в том, что оно его создает, изменяет, совершенствует, охраняет от нарушений, претворяет в жизнь. «Право формируется при непременном участии государства, оно есть непосредственный продукт, результат государственной деятельности»*.
Разумеется, первопричины права лежат не в государстве как таковом, а в социальной необходимости, общественных потребностях. Но после того как эти потребности осознаются государством, оно переводит их на язык законов, юридических норм, т.е. создает, учреждает право. Правотворчество – исключительная прерогатива государства. При этом имеется, в виду как аутентичное (авторское) Правотворчество,
так и делегированное.
Государство либо само устанавливает правовые нормы, либо санкционирует уже действующие. Оно может также делегировать возможность принимать отдельные юридические акты общественным и иным негосударственным организациям, придавать силу закона судебным и административным прецедентам, нормативным договорам и соглашениям.
Это значит, что процесс формирования права может идти как сверху вниз, так и снизу вверх, вырастая из народных корней, обычаев, традиций, индивидуальной саморегуляции, и государству остается лишь «согласиться» с этим, закрепить сложившиеся правила в законах. Словом, власть не является единственной правотворящей силой. В известном смысле право создается воем обществом.
Но в конечном счете право исходит все же от государства как официального представителя общества. Так что без его ведома или вопреки его воле «свое» право никто создавать не может. В противном случае нельзя говорить о суверенности власти. Разумеется, если под правом наряду с юридическими нормами понимать также естественные и не-отчужДаемые права человека, то источником его, конечно, будет уже не только государство.
* См.: Иаювски //.-Единство и взаимодействие государства и права. М„ 1982. С. 48;
см. также: Макаров О.В. Соотношение права и государства // Государство и право. 1995.
№5.
Однако и «прирожденные» права личности государство обязано признавать, уважать, защищать, способствовать их осуществлению. Правовое государство потому и называется правовым, что оно действует на основе и в соответствии с этими правами. Правоохранительная и правообеспечительная его миссия неоспорима. Законы должны стоять на страже прав.
Как видим, государство оказывает на право разностороннее и эффективное воздействие. Оно не может быть «посторонним наблюдателем» процессов правообразования и правореализации (соблюдения, использования, исполнения и применения юридических норм). В то же время существуют объективные пределы такого «вмешательства», ибо право – в значительной мере самостоятельное и независимое явление, живущее своей жизнью и по своим внутренним законам. Воздействие государства на него не абсолютно. В этом заключается диалектика вопроса.
Не менее существенно и многообразно обратное влияние права на государство. Право прежде всего легализует и конституирует государственную деятельность, определяет ее общие границы (пределы), дозволенность или недозволенность, обеспечивает контроль над легитим-ностью (законностью) этой деятельности, ее соответствие международным стандартам.
С помощью права закрепляются внутренняя организация государства, его форма, структура, аппарат (механизм) управления, статус и Компетенция различных органов и должностных лиц, принцип разделения властей, оформляются необходимые институты. Государство создает право и для регламентации собственной деятельности.
В 1840 г. молодой Энгельс, возражая тем, кто видел процветание государства в единении государя и народа, в их взаимной любви, привязанности и стремлении к общему благу, писал: «Для нас, наоборот, незыблемо, что отношения между правящими и управляемыми должны быть установлены на почве права раньше, чем они могут стать и оставаться сердечными».
Посредством права осуществляются задачи и функции государства, проводится его внутренняя и внешняя политика, законодательно определяется и закрепляется общественный строй, положение личности в обществе. Собственно, вся основная государственная «работа» должна протекать и протекает в правовом режиме, в юридических формах, процедурах.
Право играет немаловажную роль в становлении, развитии и совершенствовании государства как такового, в придании ему цивили-
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 41. С. 125.
кованного вида, современных черт. Никакая государственность немыслима без права или вне права. Последнее «облагораживает» ее, делает зрелой и полноценной. Поэтому естественно, что «нет ни одной стороны права, которая не находилась бы в тесной и прямой связи с государством».
В специальной юридической литературе давно идет философский спор о том, какова диалектическая природа (тип) связей между государством и правом. По мнению одних ученых, эти связи носят лишь функционально-координационный характер, по мнению других – причинно-следственный. Думается, возможна компромиссная точка зрения.
Нам представляется, что вопрос не должен решаться по принципу:
или – или, ибо между государством и правом могут существовать как одни, так и другие связи. Во-первых, сами причины бывают разные (основные и производные, главные и второстепенные, формальные и материальные); во-вторых, решение вопроса во многом зависит от того, как понимается право («узконормативно» или более широко, с включением в него правовых взглядов, правоотношений, естественных прав человека и даже охраняемого властью фактического порядка); в-третьих, множество правовых норм создается не государством непосредственно, а общественными и иными субъектами, разумеется, с санкции государства.
Важно также помнить, что «после того» – не значит «вследствие того», что, как указывал Ф, Энгельс, «причины и следствия, если их рассматривать в общей цепи явлений, сходятся, переплетаются и постоянно меняются местами»2. Причина не только предшествует следствию, но и может функционировать вместе с ним.
Таким образом, между государством и правом существуют сложные и многосторонние диалектические взаимосвязи и взаимопроникновения, которые необходимо учитывать как при теоретическом осмыслении данных институтов, так и в реальном процессе проводимых в стране демократических преобразований, в том числе в государственно-правовой сфере.
Весьма современно звучат сегодня слова И.А. Ильина: «Для того чтобы право и государство действительно вступили на путь обновления и возрождения, необходимо верно осознать их природу, их цель, их основу и затем сделать осознанное предметом воли и жизненного действия. Одинаково важно понимание как их здоровья, так и недугов»3.
Аржанов М.А Указ. соч. С. 35.
2 Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 22.
3 Ильин И.А. О сущности правосознания. М., 1993. С. 226. /
4. СОБЛЮДЕНИЕ И ЗАЩИТА ПРАВ ЧЕЛОВЕКА -ОБЯЗАННОСТЬ ГОСУДАРСТВА (Б.С.Эбзеев)
Согласно Конституции России, многонациональный народ является носителем суверенитета и единственным источником власти в российской Федерации. Суверенный народ, которому принадлежат верховенство и полнота государственной власти, сам определяет свое отношение к социальной действительности и выражает его посредством государства и права, самостоятельно устанавливает рамки и формы государственно-правового «вторжениям в различные сферы общественной жизни.
Государство же есть инструмент претворения в жизнь общей суверенной воли народа. Причем зависимость государства от воли народа имеет не только социально-политическое, но и юридическое, прежде всего конституционно-правовое, содержание, она получает выражение и закрепление в праве.
Государство осуществляет свою деятельность в правовых формах, оно связано с народом, всеми участниками общественных и правовых отношений не только правами, но и социальными и юридическими обязательствами. При формировании государственного аппарата на него возлагается ряд отражающихся в Основном Законе обязанностей перед народом, различными социальными структурами, личностью.
Таким образом, обязанности государства имеют глубокие корни в конституционном строе. Социально-политической основой обязанностей государства является народный суверенитет, получивший правовое выражение в Конституции. По действующему Основному Закону России народу принадлежит учредительная власть, а государственная власть – законодательная, исполнительная, судебная – учрежденная власть.
Отсюда следует, что Конституция обладает двуединой природой;
она является законом, установленным народом для государства как особого учреждения, которым оно должно руководствоваться во всей своей деятельности, своеобразным каталогом юридических обязанностей государства, и одновременно законом государства, который закрепляет правовое положение иных субъектов права и регламентирует социально значимые аспекты их поведения.
Юридическую основу рассматриваемого явления составляют нормы Конституции Российской Федерации и конституций республик в ее составе, федеральные конституционные и иные законы, закрепляющие свободу и права личности, а также обязанности государства, государственных органов и должностных лиц по реализации целей и
задач государства, выражению воли и защите интересов народа, обеспечению и охране прав человека и гражданина.
Конституция устанавливает меру взаимной свободы и ответственности государства и личности, определяет пределы государственного вторжения в сферу жизнедеятельности индивида, которые не могут быть преодолены без риска утраты государством легитимности, а также границы индивидуальной автономии личности и некоторые важнейшие формы и способы ее проявления.
При демократии закон обязателен не только для подвластных, но и самого государства в лице его органов законодательной, исполнительной и судебной власти и их должностных лиц. Односторонние обязательства, возлагавшиеся в прошлом государством на подвластных, в условиях правового государства и разделения властей трансформируются в нормы, содержащие не только взаимные обязательства, но и права.
Индивид выступает не только обязанной стороной, но и обладает правами, которым соответствуют обязанности государства, его органов и должностных лиц. Закрепляя права человека и гражданина, Конституция тем самым определяет обязанности по обеспечению этих прав, возлагаемых на государство.
Государственная власть ограничена известными пределами во имя свободы и прав человека и гражданина. Но было бы неверно сводить функции государства в социальной сфере к роли «ночного сторожа». Конституция РФ, закрепляя социальные, экономические и культурные права человека и гражданина, формулирует и обязанности государства перед индивидом, которые носят характер не только общих установок в плане социальной ориентации экономики, но и более определенные юридические предписания, в том числе запрет на использование принудительного труда, дискриминацию в трудовых отношениях; бесплатность медицинской помощи в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения, обязательность основного общего образования и т.д.
Особенно велико в данной сфере правового регулирования значение правильного сочетания и взаимодействия конституционных и отраслевых норм. В главе 2 Конституции России основным социальным, экономическим и культурным правам граждан посвящены 11 статей. Практически в каждой из них предусматривается издание закона, конкретизирующего эти права и свободы.
Речь идет об определении правомочий соответствующих прав и характера притязаний личности, а также о формах и способах их осуществления, круге субъектов, мере юридической ответственности, порядке финансового обеспечения и пр.
Тем самым устанавливается объем обязанностей государства в социально-экономической и культурной сферах общественной и индивидуальной жизни, осуществляется их персонификация применительно к компетенции соответствующих государственных органов и их должностных лиц, а права граждан обретают необходимую для эффективной судебной защиты предметную определенность.
Правильное отражение обязанностей государства в принимаемых на основе и в соответствии с Конституцией законах и иных нормативных актах, их адекватная конституционным установлениям конкретизация применительно к особенностям различных отраслей права будет способствовать более точному регулированию различных сторон общественных отношений, усилению социального механизма действия права и повышению его эффективности, формированию условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека.
В связи с этим существенно возрастает роль Конституционного Суда, от которого во многом зависит адекватное Конституции истолкование принципа социального правового государства, его конкретного содержания в политической сфере, а также в области охраны труда и здоровья граждан, обеспечения государственной поддержки семьи, материнства, отцовства и детства, инвалидов и пожилых людей, развития социальных служб, гарантировании социальной защиты и пр.