[бхимасена убивает младшего из кауравов Духшасану]
«Твой сын самый младший, - поведал Санджайя, -
Отважно сражался, врагов поражая.
Стрелу уподобил он режущей бритве
И лук Бхимасены рассек в этой битве,
Пустил и в его колесничего стрелы,
И тот, окровавлен, упал, помертвелый.
В ужасную ярость пришел Бхимасена,
В царевича дротик направил мгновенно.
Увидел твой сын, этот воин могучий,
Что дротик звездою низвергся падучей,
И лук натянул он в четыре обхвата,
И стрелами дротик разбил супостата.
Почтили царевича все кауравы:
Он, подвиг свершив, удостоился славы!
Тотчас же твой сын, вдохновленный хвалою,
Опять поразил Бхимасену стрелою.
Тогда Бхимасена разгневался снова,
Сказал, на царевича глядя сурово:
«Стрелою меня поразил ты со злобой,
Удар моей палицы ныне попробуй!»
И с ненавистью, что полна упоенья,
Схватил он ту палицу для убиенья
И крикнул: «Теперь трепещи ты заране:
Напьюсь твоей крови на поприще брани!»
Но дротик свой, смерти подобный обличьем,
Царевич метнул с победительным кличем.
Бхима раскрутил свою палицу яро
И, гибельную, отпустил для удара,
И палица, дротик разбив смертоликий,
Низверглась на голову сына владыки.
Бхима же, как слон в пору течки, ярился,
И пот по вискам его гневно струился.
Отбросил Духшасану на расстоянье
В одиннадцать луков сей страшный в деянье!
Упал твой царевич, сраженный ударом,
Объятый предсмертного дрожью и жаром.
Возничий и копи мертвы; колесница -
Зарылась во прах, чтобы с прахом сравниться;
Свалились доспехи, гирлянды, одежды;
Смежил он, страданьем терзаемый, вежды.
Средь воинов знатных и бранного шума
Бхима на царевича глянул угрюмо, -
И многое-многое было в том взгляде!
Он вспомнил, - кто платье срывал с Драупади,
Во дни ее месячного очищенья,
А братья-мужья от того поношенья
Глаза отвернули, - о, где их гордыня!
Со смехом Духшасана крикнул :«Рабыня!».
За волосы низкий схватил Драупади...
Так нужно ль Бхиме размышлять о пощаде?
Он жертвенным вспыхнул огнем, напоенным
Для гневного действия маслом топленым.
«Дуръйодхана, - крикнул Бхима разъяренный, -
О Крипа, Карпа, Критаварман, сын Дроны!
О, как ни старайтесь, оружьем владея, -
Духшасану я уничтожу, злодея!»
С тем словом возмездия, страшным для слуха,
Он ринулся в битву, - Бхима, Волчье Брюхо, -
Как лев на слона. Велика его злоба!
Карна и Дуръйодхана видели оба:
Напал на Духшасану, мощью обильный,
Потом с колесницы он спрыгнул, и пыльной
Тропою пошел, и уставил он дикий
Свой взгляд на поверженном сыне владыки,
И, меч обнажив, наступил он на горло
Духшасаны: тень свою гибель простерла!
Он грудь разорвал его, местью объятый,
И крови испил он его тепловатой.
Он сына, о царь, твоего обезглавил,
И голову ту покатиться заставил. -
Исполнил он клятву, - явился с расплатой,
И крови испил он его тепловатой.
И пил, и смотрел он, и пил ее снова.
С волненьем воинственным выкрикнул слово:
«Теперь я напиток узнал настоящий!
О, ты молока материнского слаще,
Ты меда хмельнее, ты масла жирнее,
О кровь супостата, - всего ты вкуснее!
Я знаю, - ты лучше божественной влаги,
О кровь, что добыта на поле отваги!»
И, вновь твоего озирая потомка,
Чья жизнь отошла, - рассмеялся он громко:
«Что мог, то и сделал я в этом сраженье.
Лежи, ибо в смерти обрел ты спасенье!»
Казалось, той крови вкусил он с избытком.
На мужа, довольного страшным напитком,
Смотрел неприятеля стан оробелый.
Иные решились метнуть свои стрелы,
Другие, в смятении выронив луки,
Застыли, к земле опустив свои руки,
А третьи, с закрытыми стоя глазами,
Кричали испуганными голосами!
Бхима, напоенный напитком кровавым,
Погибельный ужас внушал кауравам:
«О нет, не дитя человечье, а дикий
Он зверь!» - отовсюду их слышались крики.
Бхима, пьющий кровь, убежать их заставил.
Читрасена, сын твой, бегущих возглавил.
Кричали: «Чудовище сей Бхимасена,
Он - ракшас, и он - трупоед, несомненно!»
Юдхаманью, витязь, привыкший к победам,
Пандавов умчал за Читрасеной следом.
Летел он, как вихрь, за его колесницей,
Пронзил его стрелами - острой седмицей.
Читрасена, словно змея извиваясь,
Как яд, заключенный в змее, извергаясь,
Метнул три стрелы, - и летящая сила
Юдхаманью вместе с возничим пронзила.
Тогда-то, исполнен отважного духа,
Из лука, натянутого вплоть до уха,
Юдхаманью, ожесточенный бореньем,
Стрелу, удивлявшую всех опереньем,
О раджа, в Читрасену метко направил,
Царевича острой стрелой обезглавил.
Карна, потрясен этой смертью нежданной,
С воинственным гневом, с отвагою бранной,
Пандавов погнал, проявляя упорство,
И с Накулой начал он единоборство.
А тот, кому были победы не внове,
Кто снова пригоршню попробовал крови,
Духшасану смерти предав, - Бхимасена
Сказал: «Посмотри, из презренных презренный, -
Я пью твою кровь! Не забыл я и крика:
«Эй, буйвол!» - кричал ты мне. Ну, повтори-ка!
«Эй, буйвол!» - крича, вы плясали на нашем
Позорище... Ныне мы сами попляшем!
Мы ложе забудем ли в Праманакоти,
И яд, что вкушали от вас, плоть от плоти,
И в кости игру, страшный проигрыш царства,
И тяготы наши в лесу, и мытарства,
И змей нападенье, и дым пепелища -
Коварный поджог смоляного жилища,
И то, как Духшасана, подлости ради,
За волосы нашу хватал Драупади,
И стрелы, из луков летящие сдуру,
И горе пандавов, и смерть в доме Куру...
Мы счастья не знали! Мы счастья не знали!
А наши страданья, а наши печали -
От зла Дхритараштры, с которым едина
И злоба его скудоумного сына!»
Над трупом врага усмехаясь надменно,
Так Арджуне, Кришне сказал Бхимасена:
«Исполнил я клятву на этой равнине.
Духшасаны кровь я отведал отныне.
Но так же я выполню клятву другую,
Потом успокоюсь, потом возликую:
Дуръйодхану жертвенным сделав животным,
Прирежу, - и стану тогда беззаботным!»
[ПОЕДИНОК ВЕЛИКИХ ЛУЧНИКОВ]
Санджайя сказал: «Государь именитый, -
Так были твои кауравы разбиты.
Как молния мести, - достигнув накала, -
Оружие Арджуны грозно сверкало,
Но Арджуны лук, что был страшен и дивен,
Карпа уничтожил: он выпустил ливень
Стремительных стрел, - оперило их злато, -
И, мощный, он лук расщепил супостата.
Оружье, что гибельным блеском сверкало,
Что рать кауравов на смерть обрекало,
Оружье, врученное Арджуне Рамой:
Карна от него да погибнет упрямый, -
Оружье, что мощью блистало военной,
Как бога Атхарвана лук несравненный,
Оружье героя, подобное чуду, -
Карна уничтожил! И вот отовсюду
Твоих кауравов послышались клики:
«Сей лук уничтожил Карна солнцеликий,
И в Арджуну, гневным пылая гореньем,
Он стрелы метнул с золотым опереньем!»
Так Арджуна ринулся в битву с Карною:
То было воистину страшной войною!
Один - слоновидный, другой - слонотелый,
Сверкали, казалось, клыки, а не стрелы!
Казалось, что поле - от падавших с гневом
Бесчисленных стрел - зашумело посевом.
Казалось, что поле войны непрерывным
Струящихся стрел заливается ливнем.
Казалось, что стрелы и день побороли,
Всеобщую ночь воздвигая на поле.
Те двое, что всё украшали живое,
Из рода людского те лучшие двое, -
Почувствовали ратоборцы усталость,
Но с мужеством сердце у них не рассталось!
Следили за ними в небесном чертоге
Святые мужи, полубоги и боги,
Смотрели и праотцы, радуясь громко,
Как славно сражаются два их потомка.
А те, пламенея, сходились в сраженье,
Постигнув могучее вооруженье,
Искусно свои применяя приемы:
Все тонкости битвы им были знакомы!
То мнилось: Карна, сын возничего гневный,
Одержит победу в борьбе многодневной,
То Арджуна, мнилось, короной венчанный,
Врага одолеет отвагою бранной.
Той битвы жестокостям невероятным
Дивились мужи в одеянии ратном.
Распался весь мир в эти дни на две части:
Все звезды на небе желали, чтоб счастье
Досталось Карне, а земные просторы, -
Леса, и поля, и долины, и горы, -
Для Арджуны быстрой победы хотели.
Повсюду в земном и небесном пределе
И боги и люди кричали пристрастно:
«Карна, превосходно!», «Сын Кунти, прекрасно!».
Земля сотряслась: на истоптанном лоне
Шумели слоны, колесницы и кони.
Из глуби земли выползал постепенно
Опасный для Арджуны змей Ашвасена.
Его существо было гневом объято:
Сжег Арджуна мать Ашвасены когда-то.
И змей, увидав ратоборцев деянья,
Подумав, что время пришло воздаянья,
В стрелу превратился на поприще брани
И вот у Карны оказался в колчане.
Тогда потемнело вблизи, в отдаленье:
Вселенную стрел закрывало скопленье.
Земля из-за их густоты совокупной
Для воинов сделалась труднодоступной.
И сомаки, и кауравы от страха
Тряслись при смешении ночи и праха,
Во тьме, что возникла от стрел быстролетных,
Дрожали воители ратей бессчетных.
Сходясь, расходились противники снова:
Устали два тигра из рода людского!
Двух лучников лучших, блиставших отвагой,
Обрызгали боги сандаловой влагой,
Небесные девы прелестной гурьбою
По тропам надмирным приблизились к бою,
Повеяли пальмовыми веерами,
А Индра и Сурья, восстав над горами,
Простерли к воителям лотосы пальцев
И вытерли потные лица страдальцев.
Карна, оперенными стрелами мучим,
Поняв, что не справится с мужем могучим,
Решил: он метнет среди гула и воя
Стрелу, что берег для последнего боя.
Он вынул стрелу, что врагов устрашала
И чье острие - как змеиное жало.
Она обладала губительным ядом;
Лежал порошок из сандала с ней рядом;
Ее почитали, как страшного духа...
Карна тетиву натянул вплоть до уха,
Прицелился в Арджуну грозной стрелою,
Недавно змеей извивавшейся злою,
Стрелою, чьим предком был змей Айравата.
Теперь обезглавит она супостата!
Весь мир засветился, всем людям открытый,
И с неба посыпались метеориты.
Увидев змею, засверкавшую в луке,
Миры вместе с Индрой заплакали в муке:
Не ведал Карна то, что видели боги:
Змея превратилась в стрелу силой йоги!
Царь мадров, возничий Карны, - молвил Шалья:
«Твою, мощнорукий, предвижу печаль я,
Метни в сына Кунти стрелу поострее,
А этой достичь не дано его шеи».
Карна возразил ему, ярость являя,
С огромною силой стрелу направляя:
«Бесчестье - стрелу устанавливать дважды.
Мне это не нужно, - да ведает каждый!»
И в голову Арджуны, яростью вея,
Метнул он стрелу - сокровенного змея.
Сказал: «Ты погиб, о Пхальгуна, Багряный!»
Стрела, точно пламень прожорливый, рьяный,
Взвилась, понеслась по небесным просторам,
Как волосы, их разделила пробором,
И стало везде громыхание слышно.
Увидел ее, огневидную, Кришна,
Ужасную, - смерти предвестье, - зарницу,
И быстро ударом ноги колесницу
Он в землю на локоть вдавил, и пригнулись
К земле скакуны, - и на ней растянулись!
Все боги, на небе следя за стрелою, -
Могучего Кришну почтили хвалою,
Речами они огласили пространство,
Цветы ниспослали - героя убранство.
Послышались также и львиные рыки:
Он, демонских сил сокрушитель великий,
Свою колесницу, - сей славный возница, -
Заставил на локоть во прах погрузиться,
И цели стрела не достигла желанной,
Но с Арджуны сбила венец несказанный.
Прославленный всюду людьми и богами,
Украшенный золотом и жемчугами,
Сияющий пламенем чистым и грозным,
И солнечным светом, и лунным, и звездным, -
Был Брахмой, создателем нашей вселенной,
Для Индры венец сотворен драгоценный,
А Индра, суровый глава над богами,
Вручил его Арджуне, ибо с врагами
Богов, - бился с бесами Арджуна юный.
Ни Шивой, ни влаги владыкой Варуной,
Ни богом Куберой, Богатства Таящим,
Ни палицей и не трезубцем разящим,
Ни воинской мощью, ни славой небесной
Венец еще не был низринут чудесный,
А ныне Карна его сбил при посредстве
Коварного змея, желавшего бедствий.
Красивый, блестящий, пылающий, сбитый
Не острой стрелой, а змеей ядовитой,
Свалился венец: за высокой горою
Так падает солнце вечерней порою.
Змеи ядовитая, злобная сила
Венец с головы сына Кунти свалила, -
Как будто бы Индра, громами играя,
С горы, многоплодной от края до края,
Сбил быстрой стрелой громовою вершину!
И небо, и землю, и моря пучину
Стрела содрогнуться заставила в муке,
Казалось, что были расколоты звуки,
Над миром такие гремели раскаты,
Что трепетом были все люди объяты,
Но Арджуна, снова готовый к деянью,
Прикрыв свои волосы белою тканью,
Казался горой, над которой с востока
Рассвет разгорается утром широко, -
И радостно мир озаряется сонный...
Да, был он горой, по с вершиной снесенной!
А змей Ашвасена, явивший подобье
Стрелы в этом гибельном междоусобье
И к Арджуне давней враждою палимый,
Вернулся, венец сокрушив столь хвалимый.
Он сжег, он разбил сей венец, чьи каменья
И злато сверкали сверканьем уменья,
И молча опять оказался в колчане,
Но, спрошен Карною, нарушил молчанье:
«Неузнанный, был я тобою направлен, -
Поэтому не был наш враг обезглавлен.
Вглядевшись в меня, ты пусти меня снова
С твоей тетивы, и даю тебе слово,
Что Арджуну без головы мы увидим:
Недаром мы оба его ненавидим».
Карна, чей отец величался возничим,
Спросил: «Кто ты есть, со свирепым обличьем?»
«Я змей, - молвил змей, - я возмездья желаю,
Я к Арджуне давней враждою пылаю:
Он сжег мою мать. Но погибнет Багряный,
Хотя бы сам Индра ему был охраной.
Внемли мне, Карна, и взлечу я крылато,
Взлечу и убью твоего супостата!»
Карна: «Не надеюсь на силу другого.
В бою моя доблесть - победы основа.
Пусть Арджун убить мне придется десятки, -
Вторично стрелу не пущу в этой схватке.
Усилья умножу и ярость утрою,
Врага уничтожу другою стрелою,
Другой, змеевидной, врага поражу я, -
Ступай же, подмоги твоей не прошу я».
Но змей-государь недоволен был речью
Карны - и последовал битве навстречу.
Он принял свой истинный облик змеиный, -
Да гибели Арджуны станет причиной!
Открылся предательский замысел Кришне.
«Сын Кунти, - сказал он, - твой недруг давнишний
К тебе устремился, возмездье лелея.
Убей же, о мощный, огромного змея».
Так Арджуне Кришна сказал справедливый.
Спросил его лучник, владевший Гандивой:
«О, кто этот змей, что ко мне, крепкогрудый,
Спешит ныне сам, словно в когти Гаруды?»
А Кришна: «Когда, богу Агни служенье
Свершая, ты леса устроил сожженье,
Стрелою змею поразил ты во гневе,
Но сын, у нее пребывавший во чреве,
Ушел из горящего леса Кхандавы.
Теперь, - многоликий, жестокий, лукавый, -
Летит он, пугая сжигающим взором, -
Иль огненным с неба упал метеором?
Смотри же, о воин, цветами увитый:
Тебя уничтожить решил ядовитый».
Снял воин гирлянду, сверкавшую пестро,
Шесть стрел он уставил, отточенных остро,
Метнул их, - и змей, ему зла не содеяв,
Распался на шесть уничтоженных змеев.
Так страшного змея убил Венценосный!
Склонясь к колеснице своей двухколесной.
Из праха извлек ее Кришна могучий,
И наидостойнейший и наилучший.
Тогда десять стрел, хорошо заостренных,
На камне отточенных и оперенных
Павлиньими перьями, в Арджуну целясь,
Направил Карна, - но они разлетелись
И Кришну поранили, падая глухо.
Но Арджуна лук натянул вплоть до уха,
Уставил стрелу, что врагу угрожала,
Как сильной змеи ядовитое жало.
Стрела, видно, смерти Карны не хотела:
Она сквозь доспехи вошла в его тело,
И, выйдя, бессильно поникла в унынье,
И были в крови ее перья павлиньи.
Как змей, потревоженный палкой бродячей,
Карна раздосадован был неудачей.
Как змей, выпускающий капельки яда,
Он выпустил стрелы, - чужда им пощада!
Двенадцатью Кришну пронзил он сначала,
И в Арджуну сто без единой попало,
Потом поразил он пандава и сотой, -
И начал смеяться, довольный работой.
Сын Кунти от смеха врага стал жесточе
И, зная, где жизни его средоточье,
Как Индра, сражавшийся с демоном Балой,
Пустил в него стрелы с их мощью двужалой.
Они, - девяносто и девять, - той цели
Достигнув, как скипетры смерти, блестели.
Когда они тело Карны поразили,
Карна задрожал в разъяренном бессилье.
Не так ли дрожит и гора от удара
Стрелы громовой, что грозна, словно кара?
Упали доспехи, что гордо блестели, -
Усердных, искусных умельцев изделье, -
Упали и вдруг потускнели от пыли:
Их Арджуны острые стрелы пробили.
Когда, среди гула, возникшего в мире,
Остался Карна без доспехов, - четыре
Стрелы в него Арджуна быстро направил,
И Солнцем рожденного он окровавил,
И тот ослабел, будто чуждый здоровью
Несчастный, что харкает желчью и кровью.
Сын Кунти, бесстрашный на поле сраженья,
Из лука, округлого от напряженья,
Прицелился в жизни его средоточье, -
Да станет от стрел она сразу короче.
От стрел, развивавших ужасную скорость,
Карну одолела тяжелая хворость,
Торой он казался, где залежи охры
Дождями размыты, - и высился, мокрый
От красных потоков, бегущих с вершины!
Вновь Арджуна, в этих боях неповинный,
Метнул в него стрелы: прожгли бы и камень
Те скипетры смерти, одетые в пламень!
Пронзил он Карну, кауравов опору,
Как бог семипламенный - древнюю гору.
Карна без колчана и лука остался,
Он, мучимый болью, дрожал и шатался,
И вдруг застывал, неподвижный, и снова,
Изранен, удара он ждал рокового.
Но Арджуны ярость погасла былая.
Он медлил, врага убивать не желая.
Тогда ему Кришна сказал возбужденный:
«Чего же ты медлишь, для битвы рожденный?
Боец о пощаде к врагам забывает,
Он даже и тех, кто ослаб, - убивает,
А если убьет неразумных, - по праву,
Разумный, и честь обретет он, и славу.
Великий воитель, твой недруг давнишний,
Да будет убит, а сомненья излишни,
Не то к нему силы вернутся, быть может,
И витязь, окрепнув, тебя уничтожит.
Как Индра, небес повелитель, - Шамбару,
Его ты пронзи - и сверши свою кару».
«Да будет, как ты говоришь, повелитель!» -
Так Арджуна Кришну почтил, и воитель
Карну поразил бесподобной стрелою,
Как демона - Индра, окутанный мглою,
Осыпал он стрелами кары и мести
Карну с лошадьми и возницею вместе.
И стрелы, как облако черного цвета,
Внезапно закрыли все стороны света.
Карна, крепкогрудый и широкоплечий,
Облитый калеными стрелами в сече,
Казался горой, где листва трепетала,
Где тихо дрожали побеги сандала,
Где шумно цвели на вершинах и скалах
Деревья со множеством листиков алых,
Где ветви вздымала свои карникара
С цветами, что были краснее пожара.
Карна, сонмом стрел обладавший когда-то,
Сверкал, словно солнце во время заката,
Лучи его - острые стрелы, и близко
Сверканье его красноватого диска.
Но стрелы Карны, что, казалось, как змеи
Огромные, жалили злее и злее, -
Погибли от стрел сына Кунти, как тучей
Закрывших весь мир своей тьмою летучей.
Карна, свою боль, на мгновенье развеяв,
Метнул двадцать стрел - двадцать яростных змеев:
Двенадцать вонзил в сына Кунти, а восемь -
В премудрого Кришну, чей ум превозносим.
Из лука, что грозно гремел, потрясая
Окрестность, как Индры стрела громовая,
Задумал направить сын Кунти правдивый
Стрелу, что сравнима с оружием Шивы.
Но Кала, невидимый, сильноголосый,
Воскликнул: «Твоей колесницы колеса
Поглотит земля, о Карна, ибо скоро
Придет твоя смерть, кауравов опора!»
(Теленок жреца был Карною случайно
Когда-то убит; рассердясь чрезвычайно,
Карну проклял брахман: «Твоя колесница
Да в землю во время войны погрузится!»)
И то колесо колесницы, что слева,
Земля начала поглощать, ибо гнева
Святого должно было слово свершиться,
И стала раскачиваться колесница!
Не так ли священное дерево в храме
Дрожит на дворе всей листвой и цветами?
Карна всем своим существом удрученным
Забыл об оружии, Рамой врученном.
Его одолела в сраженье усталость, -
Меж тем колесница землей поглощалась.
Оружье, врученное Рамой, забыто,
Стрела со змеиною пастью разбита,
Дрожит колесница, подвластна проклятью, -
И вот, окруженный поникшею ратью,
Карна пред соратниками и врагами
Стал жаловаться, потрясая руками;
«Гласят мудрецы: «Будет дхармой поддержан,
Кто дхарме - Закону и Долгу - привержен».
Ничто меня, верного ей, не порочит,
Но дхарма в несчастье помочь мне не хочет!»
Ослаблен, он так говорил о Законе.
Шатались его колесничий и кони.
Он стал неуверенным в каждом движенье,
И дхарму - свой Долг - порицал он в сраженье!
Метнул три стрелы в сына Кунти, а следом -
Семь новых направил, подверженных бедам,
И стал он смеяться, узрев свою меткость.
Но Арджуна выбрал семнадцать на редкость
Ужасных, пылающих, змееподобных,
И выпустил их, уничтожить способных.
Карну поразив, наземь рухнули стрелы.
Карна содрогнулся, но, стойкий и смелый,
Стал снова уверенным в действиях мужем, -
Стал действовать Рамой врученным оружьем.
Но Арджуна тоже родился для битвы!
Заклял он стихами священной молитвы
Сбой лук, что в сраженье разил супостата, -
Оружье, врученное Индрой когда-то, -
И стрел своих ливень обрушил жестокий:
Так Индра дождей низвергает потоки, -
И пред колесницей Карны засверкали
Те стрелы, соперничавшие в накале.
Карна не смутился пред мощью железной, -
Разбил их и сделал их мощь бесполезной.
Сын Кунти услышал от Кришны-провидца:
«Сын Радхи, - смотри, - твоих стрел не страшится.
Оружие Брахмы теперь примени ты!»
Священными мантрами лук знаменитый
Сын Кунти заклял, - и стрела за стрелою
Облили Карну дождевою струею.
Но скорость и стрелы Карны развивали, -
И сына Панду тетиву разорвали.
Потом тетиву, ударяя, как плетью,
Они разорвали вторую и третью,
Четвертую с пятой, шестую, седьмую,
Восьмую, - летели они не вслепую,
Девятую тоже с десятою вместе!
Запасом в сто стрел обладая для мести,
Не думал сын Радхи, презревший обманы,
Что сотней тетив обладает Багряный.
А тот, будто смертному радуясь бою,
Одну тетиву натянув за другою,
Карну обливал сонмом стрел с остриями,
Одетыми в злато и мечущих пламя,
Карна разбивал тетиву, но тугую
Натягивал Арджуна быстро другую.
Дивился Карна быстроте этой смены:
Так витязь не действует обыкновенный!
Но все же, воитель с отважной душою,
Карна превосходства достиг над Левшою.
Тогда крикнул Арджуне Кришна-возничий:
«Ты видишь ли, Завоеватель Добычи,
Что враг превзошел тебя яростью злою?
Срази же его наилучшей стрелою!»
Сын Кунти решил, что врага беспощадно
Сразит он стрелой, изготовленной ладно
Из горной скалы, - чтобы в сердце вонзилась!
Но тут, наконец, колесом погрузилась
В суровую землю Карны колесница, -
А смерть над Карною спешит разразиться!
Тогда, со своей соскочив колесницы,
Ее приподнять порешил сын возницы.
Двумя колесо обхватил он руками,
И землю обширную, с материками
Семью, с родниками, с травою густою,
Приподнял на уровень он, высотою
В четыре перста. И, от ярости плача,
Он крикнул: «Постигла меня неудача,
Помедли, о Арджуна Багрянолицый,
Дай вытащить мне колесо колесницы!
По воле богов оно в прахе увязло, -
Коварств и предательств не делай мне на зло!
Отшельник, и брахман - блюститель науки,
И воин, сложивший почтительно руки,
Чьи выпали стрелы, кольчуга разбилась,
Готовый противнику сдаться на милость, -
Пощады, пощады достойны те трое,
О Арджуна, в них не стреляют герои!
Не ищет герой для убийства предлога,
А ты же герой, - так помедли немного!
Ослаблен, подбитой подобен я птице,
А ты возвышаешься на колеснице.
Меня пощади ты, покуда из праха
Не вытащу я колесницу без страха.
Я знаю, - ты рода великого витязь.
И Кришна и ты - оба к благу стремитесь.
Закона и Долга припомни веленье, -
Помедли мгновенье, помедли мгновенье!»
[ГИБЕЛЬ КАРНЫ ОТ РУКИ АРДЖУНЫ]
Санджайя сказал: «Кришна, мудрый вожатый,
Воскликнул: «Сын Радхи, смятеньем объятый!
Наказан судьбою на этой равнине,
И Долг и Закон вспоминаешь ты ныне.
Известно, что низкий, в злодействе повинный,
Винит не себя, а напасти судьбины.
Битва. Индийская миниатюра. Раджастханская школа, XVI в.
Когда Драупади в одном покрывале
Тащили вы, платье с безгрешной срывали
С Духшасаной, с глупым Дуръйодханой вместе, -
Ты думал о Долге, Законе и Чести?
Когда ты советовал, чтоб кауравы
Едой, что полна была страшной отравы,
Кормили Бхиму, - на погибель бедняге, -
Ты думал о Долге, Законе и Благе?
Когда для пандавов блужданья лесного
Окончился срок и ты не дал им снова
Воссесть на отцовском наследственном троне, -
Ты думал о Долге, Любви и Законе?
Когда пятерых попытался ты братьев
В жилище поджечь смоляном, честь утратив, -
Их сон да вовеки не кончится долгий, -
Ты думал о Правде, Законе и Долге?
Когда царь Шакуни, столь дерзкий от злости,
Игравший с огромным умением в кости,
Юдхиштхиру, даже не знавшего правил,
С собою играть в царском доме заставил,
Когда обыграл его в грязной забаве, -
Ты думал о Долге, Законе и Праве?
Когда, в пору месячного очищенья,
Пришла Драупади, дрожа от смущенья,
А ты издевался над нею без меры, -
Ты думал о святости Долга и Веры?
Когда ты сказал ей, страдающей тяжко:
«Другого супруга найди, о бедняжка, -
В чистилище скрылись пандавы без вести», -
Ты думал о Долге, Законе и Чести?
Когда, благородному предан деянью,
Сын Арджуны, юный герой Абхиманью,
Был вами убит на истоптанном лоне, -
Ты думал о Долге, Любви и Законе?
А если не знаешь Закона и Долга,
Зачем языком ты болтаешь без толка?
Теперь-то Закону ты вспомнил служенье,
Но поздно: погибнешь ты в этом сраженье!
Как Нала, обыгранный в кости Пушкарой,
Вновь царство добыл себе доблестью ярой,
Так, доблестью все уничтожив коварства,
Пандавы опять обретут свое царство.
Им сомаки в битве помогут всеправой,
И отчей они овладеют державой,
Сынов Дхритараштры они уничтожат:
Их Долг поведет и Закон им поможет.
Ты царство забрал, - по какому же праву
Взываешь теперь о пощаде к пандаву?
Когда твоя служба Дуръйодхане длилась, -
Где был твой Закон? Где была Справедливость?»
Так спрашивал Кришна, блюститель завета.
Сын Радхи, пристыженный, не дал ответа,
Но губы героя от гнева дрожали.
Таким же он яростным стал, как вначале,
И с Арджуной снова повел он сраженье.
Сын Кунти от Кришны услышал реченье:
«О мощью обильный, Закону мы служим,
Срази же врага богоданным оружьем!»
И Арджуна вспомнил, пылая от гнева,
Все то, что Карне говорил Васудева,
И огненный блеск, - небывалое дело! -
Тогда излучило воителя тело.
Из лука, что был им от Брахмы получен,
Сын Радхи метнул в него стрелы, измучен,
Поднять колесницу подбитую силясь, -
Но Арджуны стрелы в героя вонзились.
Из лука, что дал ему семиязыкий
Огня повелитель, - сын Кунти великий
Метнул в него стрелы, - и огненно-ало
Оружие Агни тогда запылало,
Но стрелы направил Карна солнцеликий
Из лука Варуны, всей влаги владыки,
И Агни оружье они усмирили, -
Вселенную черные тучи закрыли!
Но стрелами Вайю сын Кунти могучий
Развеял, как ветром, огромные тучи,
Тогда-то сын Радхи решил: непомерной,
Грозящею недругам гибелью верной,
Сразит сына Кунти стрелой огневою!
И только он сблизил стрелу с тетивою,
Как сдвинулась, ход мирозданья наруша,
Земля - и кипучая влага, и суша.
Нагрянула буря, песок поднимая,
Вселенную тьма поглотила густая.
«О, горе нам, горе!» - в небесном чертоге
Кричали, о царь, потрясенные боги.
Одни лишь пандавы теперь не кричали:
Замолкли в смятенье, замолкли в печали.
Сверкнула стрела, о возмездье взывая,
Как мощного Индры стрела громовая,
И в грудь сына Кунти вошла, свирепея,
Как в глубь муравейника - детище змея.
И Арджуна вздрогнул, стрелою пробитый,
Гандиву он выронил - лук знаменитый, -
Иль это земля затряслась беспричинно,
А с ней - и горы высочайшей вершина?
Сын Радхи вселил в неприятеля ужас,
И на землю спрыгнул он, и, поднатужась,
Решил, напрягая усилия снова,
Извлечь колесницу из праха земного,
Но вновь неудачею кончилось дело, -
Судьба ему, видно, помочь не хотела!
Сын Кунти пришел в это время в сознанье.
Он вынул стрелу, чье ужасно блистанье.
Казалось ее острие заостренней
Двух крепких, двух сложенных вместе ладоней,
Иль Яма всеправый свой скипетр уставил?
И сына Панду Васудева наставил:
«Карну обезглавь: да погибель обрящет,
Пока из земли колесо свое тащит!»
Внял Арджуна слову его, как приказу.
Своею стрелой всегубительной сразу
Он стяг сына Радхи низверг с колесницы, -
Алмазом украшенный, цвета денницы,
Усыпанный золотом и жемчугами,
Встречаемый с ужасом всеми врагами,
Войскам придававший отваги в боренье,
Умельцев, художников лучших творенье,
Сверкающий блеском сиянья живого,
Пугающий обликом льва боевого,
Стрелой сына Кунти повергнутый ныне, -
Во прахе лежал этот стяг на равнине:
Мечты о победе, о славе и чести
Повергнуты были со знаменем вместе!
Увидев повергнутый стяг величавый,
«О, горе!» - вскричали твои кауравы,
Уже не надеясь, что в схватке великой
Одержит победу Карна солнцеликий.
Сын Кунти извлек между тем из колчана
Стрелу, что разила врага невозбранно,
Как жезл многогневного Индры, сверкала,
Как луч многодневного Солнца, сжигала,
Людей, лошадей и слонов низвергала,
Любое дыханье на смерть обрекала!
Она, шестиперая, прямо летела,
Как Индры стрела громовая, блестела,
Взвивалась, насыщена кровью и мясом,
Страшней становясь с каждым мигом и часом, -
Не диск ли Нараяны смертоточивый?
Иль это - ужасная палица Шивы?
Иль это есть демон - кровавый Кравьяда,
Для коего мясо сырое - отрада?
Стрелу, наполнявшую страхом и дрожью
Не только бесовскую рать, но и божью,
Сын Кунти извлек, быстроту ее зная, -
И сдвинулась разом поверхность земная
Со всем, что в покое на ней находилось
Иль было в движенье, росло и плодилось.
Сказали святые на небе высоком:
«Да мир не погубит она ненароком!»
Извлек ее Арджуна славолюбивый
И сблизил стрелу с тетивою Гандивы,
И лук натянул, и уверенно, властно
Он, сведущий в мантрах, сказал громогласно:
«Да будет стрела, что сработана прочно,
Дыханье врага унести правомочна!
Наставникам преданный, в чащу густую
Ушел я, отшельника долю святую
Познал и услышал друзей наставленья.
Во имя такого ко благу стремленья,
Пусть эта стрела супостата низложит,
Карпу, всепобедная, пусть уничтожит!»
Стрелу, что похожа была на творенье
Того, от кого происходит горенье,
Стрелу, что своею сверкающей сутью
И смерть наполняла смятеньем и жутью, -
Сын Кунти метнул и воскликнул, ликуя:
«Да радость победы стрелой извлеку я!
Как месяц - пылая, как солнце - сверкая,
Карну да повергнет стрела боевая,
Пусть мне над Карною победу доставит,
Карну в обиталище Ямы отправит!»
Владелец гирлянды и яркой короны,
Огнем торжества изнутри озаренный,
Метнул он, победы ища над Карною,
Стрелу, что и солнцем зажглась и луною.
Стрела полетела - и грозное пламя
Объяло всю землю - с лесами, полями,
И Арджуна, яростью гневной богатый,
Карну обезглавил стрелою заклятой:
Так Индра от зла все живое избавил,
Он Вритру стрелой громовой обезглавил.
Так был обезглавлен на поприще бранном
Сын Солнца, Карна, - сыном Индры, Багряным!
С тех плеч голова на равнину слетела,
Упало затем и могучее тело.
Как солнце в зените на небе осеннем,
Наполнив сердца храбрецов потрясеньем, -
Свалилась во прах голова: наступила
Пора, чтоб за гору скатилось светило,
И вот его диск, цветом крови окрашен,
Горит за горой среди пастбищ и пашен...
Познавшая благо, душа не хотела
Покинуть красивое, мощное тело, -
Вот так покидает свой дом неохотно
Владелец дворца, где богатство - бессчетно.
А тело лежало, безгласно, безглаво,
Потоки из ран извергались кроваво, -
Не горный ли кряж ниспровергнут высокий
И, охрой окрашены, льются потоки?
Сиянье из тела Карны излучалось,
Рожденное Солнцем, к нему возвращалось,
Сливалось с закатным свечением алым...
Застыли пред зрелищем столь небывалым
В молчании две потрясенные рати:
О, так еще день не пылал на закате!
Но сомаки, быстро и шумно воспрянув,
Содеяли весело бой барабанов,
В литавры ударили перед войсками,
Плащами размахивали и руками,
И в раковины затрубили пандавы:
Их недруг лежал бездыханный, безглавый.
Довольны и Кришна и Арджуна были
И радостно в раковины затрубили.
Так Солнца достигло сияние тела,
А тело - в пыли - словно Солнце горело!
В нем стрелы торчали, и ток непрестанный
Струился из каждой зияющей раны.
Восславили Арджуну воины рати,
Гремели восторг и веселье объятий,
Теперь для пандавов не стало печали,
Плясали одни, а другие кричали:
Сын Радхи, внушавший им ужас дотоле,
Лежал распростертый на воинском поле!
Его голова - предвечерней порою -
Горела, как солнечный шар за горою.
Она, словно жертву принявшее пламя,
Теперь отдыхала, насытясь дарами.
А тело со множеством стрел красовалось, -
Иль Солнцем сиянье лучей создавалось?
Те стрелы-лучи, среди праха и пыли,
Пандавов слегка лишь огнем опалили.
Был Временем срезан Карна, и светило
За кряжем закатным свой свет закатило.
Был Временем-Арджуной муж обезглавлен,
Судьбой венценосной за гору отправлен.
Сраженного в битве узрев исполина,
Узрев отсеченную голову сына,
Померкло печальное Солнце в лазури,
Замолкли и флейты, и трубы, и турьи,
Поникла и войск Дхритараштры гордыня:
Скончался Карна - их оплот и твердыня!
Не демон ли Раху похитил светило,
И тьма побежденную рать обступила?»
Ободренные гибелью Карны, пандавы ринулись на кауравов и обратили их в бегство; и тщетно пытался Дуръйодхана остановить бегущих. Шалья и Ашваттхаман, собрав уцелевших воинов, повели их на отдых на плоскогорье у подножья Гималаев. К ним присоединился Дуръйодхана. Утром, по совету царя кауравов, воины снова вступили в битву под предводительством Шальи, царя мадров. Шалья в этой битве погиб. Из ста сыновей Дхритараштры в живых осталось одиннадцать, не считая Дуръйодханы, но и они вскоре погибли от руки Бхимасены. Сахадева, младший из пандавов, обезглавил Шакуни, царя Гандхары.
Битва при Курукшетре. Фрагмент барельефа из Ангкор-Вата. Камбоджа, XII в.
От войска кауравов остался небольшой отряд, возглавляемый царем Дуръйодханой, а пандавы насчитывали две тысячи колесниц, семьсот слонов, пять тысяч всадников и десять тысяч пеших. Дуръйодхана укрылся от врагов в камышах на берегу озера Двайпаяна, к востоку от Курукшетры.