Мои искренние соболезнования. Такова цена войны.
ЛП Ловелл и Стиви Дж. Коул
«Война»
Серия: «Ошибка - 4»
Аннотация:
Моя прошлая жизнь не дает мне покоя.
Пятна порочности оставляют отпечаток на тебе. Уничтожают тебя.
Это отняло у меня все. Мою любовь. Мою семью... мои проступки были оплачены кровью Тор и Кайлы, и я хочу отомстить.
Кровью. Смертью. Его головой в моих руках.
Я потерял все, и все, что мне осталось сделать, это покончить с мужчинами, которые забрали их у меня.
Предательство. Секреты. Месть.
Автор: ЛП Ловелл и Стиви Дж. Коул
Книга: Война
Серия: Ошибка - 4
Главы: 38 глав + эпилог
Переводчик: Lana.Pa
Редактор: Настёна
Обложка: Wolf A.
Переведено для группы: Золочевская Ирина || Б. Б. Рейд
Внимание!
Текст переведен исключительно с целью ознакомления, не для получения материальной выгоды. Создатели перевода не несут ответственности за его распространение в сети. Любое коммерческое или иное использование, кроме ознакомительного чтения, запрещено.
Приятного прочтения!
Глава 1
Джуд
Ветер завывает над пустыней, и всё, что я могу разглядеть сквозь кружащийся песок — это светлые волосы Тор, развевающиеся вокруг её лица. Хесус хватает её за талию. Её глаза расширяются от страха. Пули пролетают мимо меня. И всё, о чём я могу думать — это спасти её.
Я поворачиваюсь, чтобы побежать к ней, но мои ноги не слушаются. Паника поселяется в моей груди, а потом — БАХ. Раздаётся громкий выстрел. Глаза Тор закатываются, её губы приоткрываются в беззвучном крике, и на её белом платье появляется пятно крови, которое быстро разрастается.
— Почему ты так поступил со мной? — кричит Тор, и это как грёбаный кинжал в моей груди. Потому что я сделал это с ней. С нами. Я уничтожил её в тот момент, когда полюбил…
Я просыпаюсь в поту, моё сердце бешено колотится, когда я тянусь к ней. Но всё, что я нахожу — это холодные простыни, и, чёрт возьми, если это не самое опустошающее чувство, которое я когда-либо испытывал. Я крепко зажмуриваю глаза и прикусываю губу, комкая простыни в кулаках. При воспоминании о ней у меня неприятно сжимается в груди. О нашей жизни... жизни, которую я навсегда потерял. Жизнь, которую я никогда не заслуживал.
Я пытаюсь вспомнить, как она ощущалась в моих объятиях, какими были её губы, потому что я боюсь, что забуду, и, если я смогу просто удержать хоть что-то из этих воспоминаний, значит, она на самом деле не ушла. Так ведь? Вздыхая, я провожу руками по лицу.
Прошла неделя с тех пор, как я потерял Тор, и как бы сильно я ни хотел утопиться в горе, я не могу. Доминго мёртв, и поэтому остаётся разобраться с Хесусом и Ронаном. Я провёл последнюю неделю в поисках Кайлы, ходил с Гейбом и разбирал по кусочкам Синалоа, потому что я должен был что-то сделать, чтобы почувствовать себя хоть немного значимым.
Я встаю с кровати, натягиваю джинсы и иду на кухню. Обычно Марни пьёт здесь кофе и читает газету в любое время дня, но сегодня его место пустует. Я наливаю себе чашку кофе и сажусь за стол, пытаясь разобраться в своих мыслях, крутящихся у меня в голове. Часть меня боится, что, поскольку Тор мертва, Хесус мог убить Кайлу, но потом я напоминаю себе, что он чего-то хотел от меня. Без Кайлы у него не будет рычагов воздействия.
Я допиваю свой кофе и обыскиваю дом в поисках Гейба или Марни, но единственные люди здесь — это охранники Гейба, которые постоянно шныряют по коридорам. Я ненавижу, когда мне нечего делать, потому что именно тогда мой разум выходит у меня из-под контроля. Вот тогда-то я и начинаю думать о вещах, о которых ни один мужчина не хочет думать. Итак, я выхожу в фойе и поднимаюсь по лестнице в свою комнату. Как только я захожу внутрь, я беру бутылку виски с прикроватной тумбочки и делаю большой глоток. Если я не могу чем-то себя занять, я просто напьюсь, чтобы уснуть, и буду надеяться, что мне приснятся мирные сны. Сны обо мне, Тор и Кайле, когда моё прошлое ещё не настигло меня.
Я выпиваю ещё два глотка, когда раздаётся стук в дверь спальни.
— Джуд? — говорит Марни низким голосом.
— Да...
Дверь со скрипом открывается, и он входит, прижав подбородок к груди. Он закрывает за собой дверь, не поднимая глаз, и я слышу, как у него перехватывает дыхание, прежде чем сдавленный всхлип поднимается к горлу.
— Ублюдки... — начинает он, но не может закончить. Моё сердце замирает на несколько ударов, потому что я уже знаю, что он собирается сказать.
— Информатор Гейба сказал, что Кайла... что она... ты не получишь обратно свою малышку. Она...
Буря эмоций захлёстывает меня, и я не совсем уверен, за какую из них ухватиться. Он поднимает на меня взгляд, и я, чёрт возьми, не хочу ему верить.
— Джуд, ты слышишь, что я говорю?
Я качаю головой, пульсирующая боль пронзает мой висок.
— Нет!
Он делает шаг ко мне. Я вижу слёзы, навернувшиеся на его старые голубые глаза, но я не хочу ему верить. Он кладёт руку мне на плечо.
— Мне жаль, Джуд. Это так неправильно.
Я отбрасываю его руку и, прежде чем осознаю, что делаю, поднимаю кулак и бью его прямо в челюсть.
— Она не умерла! — кричу я.
Марни закрывает лицо руками и делает глубокий вдох.
— Я знаю, это тяжело, парень. И это неправильно... — он опускает голову и прикусывает губу. — Это неправильно...
И, словно тонна ёбаных кирпичей, обрушивается на меня, и я падаю обратно на кровать, весь мой мир взрывается и разлетается вдребезги. Она не может быть мертва, но, с другой стороны, почему бы и нет? Зачем такому ебучему бездушному ублюдку, как Хесус, сохранять ей жизнь?
— Она мертва? — шепчу я, и эти проклятые слова эхом отдаются в самой глубине моей души.
— Джуд... — шепчет Марли.
Я закрываю лицо руками, надавливая на голову в попытке остановить всё это.
— Убирайся, — с трудом выдавливаю я слова.
— Джуд...
— Вон! — я кричу так громко, что у меня горит горло.
Я слышу, как он шаркающей походкой выходит из комнаты и щелчок закрывающейся за ним двери. Я прислоняю голову к стене, вдыхаю и выдыхаю, моё сердце колотится, а желудок сводит судорогой. Всё, что осталось от моей жизни, только что рухнуло. Без них у меня ничего нет. Нет смысла жить. Я закрываю глаза и подавляю рыдание, когда моя голова падает на грудь.
Некоторые люди — это тот самый воздух, который нужен тебе, чтобы выжить, и люди, вокруг которых вращался мой мир, исчезли из моей жизни. Эти девочки были моей жизнью, и без них, без обещания снова обнять их, нет смысла. Никакой цели. Эта чёрная пустота засасывает меня против моей воли, давит на меня со всех сторон. Мой разум не в состоянии переварить мысль о том, что я потерял свою маленькую девочку и свою Тор.
Я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги и начинаю расхаживать по комнате, проводя руками по лицу. Моя Кайла... её мягкие локоны, эта улыбка, которая могла бы зажечь даже моё чёртово холодное сердце. Ушла. Умерла? Есть мгновение, доля секунды, когда меня накрывает тьма. Где неописуемое количество горя поглощает меня, но потом... затем медленно накатывает ярость, обжигающая и дышащая, растущая с каждой секундой, потому что мысль о том, что Хесус убил мою дочь, причинил ей боль, проникает в мой разум.
С рычанием я бью кулаком по стене.
— Я убью его, чёрт возьми!
Я беру стул, стоящий под окном, и швыряю его в зеркало, разбивая его вдребезги. Я впадаю в истерику, бью кулаками и швыряю вещи, выкидываю всё дерьмо из комода. Моё кровяное давление повышается с каждой секундой, с каждой мыслью о Кайле, плачущей из-за меня и Тор. И тогда я останавливаюсь.
Напряжение в моих мышцах спадает по мере того, как наступает опустошение.
Кайла, должно быть, подумала, что мы её бросили. Моя маленькая девочка думала, что я её бросил. Я был её отцом и защитником. Она была слишком маленькой. Слишком невинной, и она была убита из-за того, кем я был — тем, кто я есть. Мои колени подгибаются, и я опускаюсь на пол, в голове у меня кружатся нездоровые мысли о том, как она могла быть убита, о том, где может быть её тело — в какой-нибудь пустыне...
Я колочу кулаками по полу и кричу, пока не начинаю задыхаться. Ни черта из того, что я сделаю, этого не изменит. Ничто не вернёт мне моих девочек. Я потерял много людей, которые были мне небезразличны, но эта потеря — сплошное горе, сожаление и стыд, и любая форма боли, которую вы можете себе представить, — это несравнимо. Я открываю глаза и смотрю в потолок, наблюдая, как вращаются лопасти потолочного вентилятора, прежде чем потянуться за бутылкой виски, стоящей на тумбочке рядом со мной. Она мертва. Они обе мертвы. Я откручиваю крышку и подношу бутылку к губам, залпом выпивая тёплое виски, ожидая какой-нибудь дешёвой отсрочки от этого дерьма.
Но даже после того, как я допил остатки алкоголя и уронил бутылку на пол, боль всё ещё очень реальна. У меня кружится голова, мысли путаются. Но этого недостаточно. Ничто и никогда не сделает это чувство потери терпимым.
— Мертвы, — шепчу я себе под нос, с трудом поднимаясь на ноги.
Я смотрю в другой конец комнаты на разбитое зеркало, затем на ящик комода. Эмоции проносятся сквозь меня подобно бушующему циклону, подхватывая меня против моей воли. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. За последние несколько дней были моменты, когда я не мог поверить, что это реально. И тогда, почти как смена приливов и отливов, наступало осознание. Паника нарастала в моей груди, пока не стало казаться, что я вот-вот взорвусь, как бомба. Я был как маятник, раскачивающийся между горем и отчаянием, гневом и неверием, но в конце всегда оставалась надежда, потому что я думал, что у меня всё ещё есть моя маленькая девочка, а теперь всё, что осталось — это безнадёжность.
Но в смерти есть надежда.
В конце концов, это положило бы конец мыслям, боли, чувству вины. Должно быть так много покоя в тишине, в месте, где я не без них. Стекло хрустит у меня под ногами, когда я подхожу к комоду, открываю верхний ящик и достаю Кольт 45-го калибра.
У меня в горле встаёт комок. Моя грудь сжимается, но слёз, которые, я знаю, должны были бы пролиться, нет. Я смотрю на гладкий чёрный металл и провожу пальцем по стволу, обводя его вокруг дула. Это возможность, прямо здесь, в моих руках. Холодная, металлическая форма контроля, потому что я могу выбросить всё это дерьмо из своей головы. Я могу выбрать, чтобы не жить без них. Я могу найти покой, выход из этого невыносимого грёбаного одиночества, которое будет продолжать душить меня каждую ёбаную секунду каждого ебучего дня.
Я смотрю на своё отражение в разбитом зеркале, подношу пистолет к голове и медленно прижимаю дуло к виску. Мой палец лежит на спусковом крючке. Но я качаю головой, потому что это не лучший способ сделать это. Я убираю пистолет и засовываю его в рот, прикусывая дуло. Вкус металла обволакивает мой язык, пока я борюсь сам с собой. Я скучаю по ним. Я ненавижу себя за то, что втянул их в жизнь, в которой не было места их невинности. Мои ноздри раздуваются. Мой палец дрожит на спусковом крючке. Одно лёгкое движение. Это всё, что требуется. Несколько секунд. Ослепляющая боль, и, если мне повезёт, эта пуля пройдёт прямо через мой мозг, и моё сердце немедленно остановится.
Всё это прекратится.
Моё сердце колотится в груди, каждый удар отдаётся гулом в ушах. Мои ладони потеют. «Это должно быть легко» — думаю я, глядя на своё искажённое отражение. Разве это не должно быть легко? Просто нажми на чёртов спусковой крючок.
Покончи с этим. У меня ничего не осталось. Никакого утешения в этом мире. Но, клянусь богом, я словно парализован. Как будто что-то удерживает меня, в глубине моей головы поселилось сомнение. Я закрываю глаза, делаю несколько глубоких вдохов, пистолет всё ещё у меня во рту. Мой палец скользит вниз по изгибу курка, и всё, что я вижу в своей голове — это Тор. Её улыбка... она могла бы заставить меня почувствовать себя лучше одной своей грёбаной улыбкой.
Я опускаю руку, и пистолет с грохотом падает на пол. Вздыхая, я кладу руки на комод и наклоняюсь. В смерти не будет покоя, если я оставлю дело незаконченным, а Хесус и Ронан — это незаконченные дела. Как бы мне ни хотелось, чтобы это чувство пустоты кануло в лету, просто не в моих силах позволить мужчинам, забравшим моих девочек, продолжать их жить. Я открываю глаза и смотрю на пистолет. Моему спокойствию придётся подождать, потому что месть — часть моей натуры. Итак, я, спотыкаясь, добираюсь до кровати и падаю обратно на матрас, моё сердце бешено колотится, когда я закрываю глаза и жду, когда весь остальной мир исчезнет.
Глава 2
Джуд
Две недели спустя
За окном раздаётся звук стрельбы, громкий шум пробуждает меня от беспокойного сна. Я падаю на пол прежде, чем успеваю дотянуться до пистолета на тумбочке. Медленно вставая и выглядывая из окна, я поднимаю его. Отсюда мне хорошо видна длинная подъездная аллея, ведущая к парадным воротам Гейба. Прямо за оградой из кованого железа на холостом ходу стоит чёрный «Хаммер». Мужчины стоят на крыше с винтовками, направленными на дом Гейба. Это люди Хесуса — люди, которые помогли захватить Кайлу и Тор.
Гнев разрастается в моей груди.
Я слышу взрыв ещё до того, как вижу слабое свечение на конце пистолета. Я подхожу к окну, поднимаю пистолет, смотрю на площадь и нажимаю на спусковой крючок. Окно разлетается вдребезги. Я нажимаю на курок снова и снова. Один из мужчин падает на землю. Охранник на крыше кричит, прежде чем раздаётся шквал выстрелов. Пули со свистом отлетают от дома. Мужчины кричат. Визжат шины.
Гейб хочет вернуть город, который Синалоа украли у него, и маленькая выходка Ронана помогла отбросить развитие картеля Синалоа назад. То, что стоило мне всего, дало Гейбу преимущество, и я не могу ничего с этим поделать, но чертовски этим огорчён. Всё, чего я хочу — это смерти Хесуса, причём от моих рук, поэтому я начну свой собственный путь по ослаблению этого ублюдка. Но я знаю, что не смогу уничтожить картель без хорошего плана, поэтому я провёл последние две недели, строя заговоры, планируя, выпрашивая одолжения. Я заплатил нескольким подонкам за информацию о контактах Хесуса и составил список. И во главе моего списка стоит один из дюжины жуликоватых копов, который помогает обеспечить бесперебойную доставку кокаина, Хорхе Эрнандес. В первую очередь я планирую заняться посредниками вроде него, перерезав большинство связей картеля Синалоа, которые связывают незаконное с легальным.
Марни принюхивается, прежде чем сделать глоток из своей кружки.
— Чёртовы картели из всего устраивают шоу. — Он качает головой как раз в тот момент, когда открывается и захлопывается входная дверь.
— Придурки, — стонет Гейб. Он останавливается на полпути, когда видит, что я стою на кухне.
Я подхожу к шкафчику, беру бутылку алкоголя и выдёргиваю пробку, прежде чем опрокинуть её в своё горло. Когда я опускаю взгляд на столешницу, то вижу конверт, выглядывающий из стопки почты. Почерк аккуратный, а по центру — слово «Американец». Почерк аккуратный. Сделав ещё один быстрый глоток, я беру конверт со стойки и поднимаю его вверх. Гейб непонимающе смотрит на меня, когда я прохожу мимо него с письмом и бутылкой виски. Я жду, пока вернусь в свою комнату, чтобы открыть его, внутри лежит один листок плотной бумаги.
Мои искренние соболезнования. Такова цена войны.
Мой пульс неуклонно учащается, когда я смотрю на это письмо. Моя кожа горит. Это была не моя грёбаная война. Тор и Кайла — они были не просто жертвами. Этот высокомерный кусок дерьма, сидит в своём грёбаном русском особняке и курит свои чёртовы сигары, в то время как каждая частичка меня умерла. Он хочет власти, и ему всё равно, кого или что он уничтожает на своём пути. Бумага сминается в моей руке. Он был причиной, по которой меня втянули в это дерьмовое шоу. Он действовал за моей спиной и уговорил Тор продать меня. Я бы не сомневался, что он приложил руку и к похищению Кайлы… Я бросаю скомканный листок бумаги на пол и подхожу к шкафу, распахивая дверцу, прежде чем схватить винтовку с полки, потому что весь этот гнев вот-вот сорвётся на Хорхе.
Я заряжаю винтовку и выхожу из комнаты.
Гейб на кухне, кричит в телефон, и это хорошо, потому что я не хочу спорить с ним из-за этого дерьма. Я вхожу прямо в дверь и направляюсь в гараж рядом с подъездной дорожкой. Я распахиваю дверь и хватаю коробку с гранатами, прежде чем забраться в одну из многочисленных машин, припаркованных там.
Я поставлю грёбаного Хесуса на колени, а потом, блядь, убью его с улыбкой.
Я уже час сижу в этом отвратительном баре на окраине Хуарес-Сити, потягивая виски, но кайф, разливающийся по моему телу прямо сейчас, мало помогает мне расслабиться. Хорхе рядом со мной, он прихлёбывает пиво и лапает женщин. Смеясь, он что-то шепчет на ухо молодой девушке. Она улыбается, когда он убирает волосы с её лица, но её взгляд прикован ко мне. Его рука скользит вниз по её животу. Я наблюдаю, как он незаметно засовывает немного наличных за пояс её обтягивающей юбки. Она улыбается мне, прежде чем оттолкнуться от него, покачивая бёдрами, пересекает комнату и направляется к двери. Он кряхтит, отодвигая свой табурет, и, пошатываясь, поднимается на ноги. Я делаю последний глоток из своего стакана и ставлю его на стойку, прежде чем встать и последовать за ним по коридору в мужской туалет.
Он подходит к писсуару и достаёт свой член. Возможно, он и не имел никакого отношения к похищению Тор и Кайлы, но он — связующее звено, которое я должен разорвать. Это — это цена войны.
Я хватаюсь за рукоять своего ножа и начинаю обходить его сзади, как будто направляюсь к другому писсуару. Я останавливаюсь, и прежде, чем он успевает осознать, что я делаю, я обхватываю его одной рукой за шею и перерезаю горло лезвием. Кровь хлещет из открытого пореза, разбрызгиваясь с каждым бешеным ударом его сердца. Он хватается за шею, и я отпускаю его, наблюдая, как он падает на колени на пол. Раздаётся несколько сдавленных стонов, прежде чем он падает лицом в основание писсуара.
Я засовываю нож за пояс джинсов и выхожу прямо через бар к машине. Я трогаюсь с места и направляюсь по безлюдной пустынной дороге. К счастью для меня, такой вещи, как верность, не существует. За сотню тысяч какой-то дилер из Синалоа дал мне адрес одной из кокаиновых фабрик Хесуса. Он не спрашивал моего имени. Не расспрашивал меня. Я думаю, ему это было не нужно, когда он увидел спортивную сумку, полную наличных.
Один ублюдок убит. Пора отправляться на фабрику.
Когда я выезжаю из Хуареса, на небе ни облачка. Я смотрю, как грязный город исчезает в зеркале заднего вида, и в конце концов шины стучат по неровным тропам пустыни. Проходит всего тридцать минут, прежде чем вдалеке появляется склад, его силуэт расплывается от жары. По периметру выстроилась шеренга чёрных «Хаммеров», и я бросаю взгляд на коробку с гранатами, гадая, сколько их нужно, чтобы взорвать коксохимический завод. Когда я приближаюсь, двое мужчин выходят из-за припаркованного внедорожника, винтовки упираются в бёдра, в то время как группа мужчин несёт коробки в кузов большой буровой установки.
Я отпускаю газ автомобиля, охранники отходят на несколько шагов от своего поста, прикрывая глаза от солнца. Это машина Гейба. И ни в коем случае, чёрт возьми, я не хочу тянуть его вниз за собой, потому что я знаю, что не смогу справиться с этим в одиночку. Мне просто нужно заставить его вмешаться в это дело, и это именно то, что я собираюсь сделать. Я наблюдаю, как один из охранников указывает на меня, прежде чем его рука делает движение к винтовке, но я уже нацелил на него пистолет. И я стреляю.
Первый парень падает как подкошенный, но второй отшатывается всего на несколько шагов. Пули со звоном ударяются о машину. Я выпускаю ещё один патрон и попадаю парню прямо в голову. Кровь брызжет на машину позади него, прежде чем он падает на песок. Я опускаю окно, хватаю гранату и выдёргиваю чеку, прежде чем выбросить её в окно. Я бросаю гранату за гранатой, и они приземляются у внешней стены. Когда последняя граната вылетает в окно, я выжимаю педаль газа до отказа, потому что эти ублюдки могут взорваться в любую секунду.
Бум. Бум. Бум. От кратких взрывов машину сотрясает. Песок и металл взлетают в воздух, и огромный огненный шар взмывает в небо, жар неприятно приближается к моему затылку.
Я наблюдаю в зеркале заднего вида, как в небо поднимается густой столб дыма. Я должен что-то почувствовать; я знаю, что должен. Я только что уничтожил одну из фабрик Хесуса… Я только что убил горстку людей, у которых не было других средств к существованию, кроме как добывать кокаин для картеля. Матери, отцы, дочери... но я абсолютно ничего не чувствую. Трудно испытывать жалость к кому-либо, когда ты потерял всё. И вот я веду машину, бесчувственный, сломленный, способный чувствовать только тогда, когда дело доходит до мести.
Я бросаю взгляд на часы, когда подъезжаю к дому Гейба. Прошло больше часа с тех пор, как я взорвал ту фабрику. Два часа с тех пор, как я перерезал глотку тому недотёпе. Я слышу, как он ругается по-испански, ещё до того, как открываю боковую дверь, ведущую на кухню. Чертовски хорошо. Ты втянут в это дело, Гейб. Часть меня винит его за это дерьмовое шоу, в котором я теперь главный участник. Хотя я знаю, что сам заправил свою чёртову постель (прим. перев. Make your own bed — что посеешь, то и пожнёшь)
В ту секунду, когда захлопывается задняя дверь, его взгляд встречается с моим. Он вешает трубку и свирепо смотрит на меня, его ноздри раздуваются, а лицо покраснело.
— Какого хуя ты делаешь? — он скрежещет зубами, делая шаг ко мне.
Я пожимаю плечами и открываю холодильник, чтобы взять пиво. В ту секунду, когда я закрываю холодильник, рука Гейба оказывается у меня на затылке, и он прижимает меня к нему лицом. Я чувствую хруст, когда у меня ломается нос. Металлический привкус пробегает по задней стенке моего горла, когда кровь приливает к губе. Я не могу удержаться от ухмылки, потому что собираюсь выбить из него всё дерьмо.
Я оборачиваюсь, хрущу шеей, и он делает шаг назад, но я просто делаю шаг ему навстречу.
— Не шути со мной, ese (прим. с исп. — чувак, братан) . — Он тяжело вздыхает, его челюсть напрягается, когда он указывает на меня. — Ты можешь быть моим другом, но влезь в моё дерьмо ещё раз, и я убью тебя.
Я убираю его палец от своего лица и хватаю его за горло, мои пальцы впиваются в его тёплую кожу. Гейб, может, и силён, но он маленький по сравнению со мной. Я с силой прижимаю его к стене, моя хватка становится всё крепче, пока я смотрю на него сверху вниз.
— Ты. Я виню тебя в этом дерьме.
Кровь пульсирует у меня в висках, и всё, о чём я думаю — это убить его. Но я не могу… Я ослабляю хватку, и в ту же минуту, как я это делаю, он замахивается на меня. Его кулак врезается мне в скулу, ошеломляя меня. Он наносит несколько ударов мне в живот и по бокам, и я смеюсь, хватая ртом воздух.
Он расхаживает назад-вперёд, ругаясь по-испански.
— Ты хочешь умереть? И это всё?
Я бью его в челюсть, затем хватаю за обе стороны его лица и опускаю его на своё колено. Кровь повсюду. Застонав, он хватается за нос, когда встаёт, и кровь стекает у него между пальцами. Я собираюсь уйти, но он запрыгивает мне на спину. Как только я сбрасываю его с себя, он снова набрасывается на меня, замахиваясь. Он дважды хорошенько ударяет мне в глаз, прежде чем я зажимаю пальцем основание его трахеи и заставляю его растянуться на кухонном полу. Я стою над ним, тяжело дыша.
— Не заставляй меня, чёрт возьми, убивать тебя, Гейб, — говорю я. Я собираюсь уйти, и тут раздаётся щелчок взводимого курка пистолета.
Оглядываясь на него через плечо, я ухмыляюсь.
— Продолжай. Сделай мне одолжение. — Он этого не сделает. Он знает это, и я тоже. Я выхожу из комнаты, проходя мимо Марни, и оставляю Гейба ругаться на кухне.
— Он будет чертовски зол на тебя, — кричит Марни, но я игнорирую его.
К тому времени, как я добираюсь до фойе, у меня уже раскалывается голова. Я чувствую, как моя щека распухает от ударов Гейба. Я поднимаюсь по лестнице в комнату, беру свою спортивную сумку и начинаю запихивать туда свою одежду. Он не собирается мне помогать, и я чертовски уверен, что мне не нужно здесь оставаться. Я слышу крик Гейба, и через несколько секунд дверь распахивается.
— Ты не лезешь в мои грёбаные дела…
— Гейб! — кричит Марни, тяжело дыша, когда он появляется в дверях.
— Подожди минутку, сейчас. — Гейб смотрит на меня, в его глазах бурлит гнев.
— Он только что потерял свою женщину и дочь. — Марни кладёт руку Гейбу на плечо. — Вот что это творит с ним.
Гейб с тяжёлым вздохом опускает взгляд в пол. Он проводит рукой по лицу и качает головой. Моё сердце гневно колотится в груди.
Он поднимает голову, и выражение его лица смягчается.
— Не думайте, что я не терял людей. Камилла... У него всё ещё есть Камилла. — Он пожимает плечами. — Или, может быть, бледный ублюдок убил её, я не знаю, но одно я знаю точно, эсэ, в этом бизнесе ты не можешь думать своими эмоциями. Это война, на которой я…
— Для меня это не война, Гейб. Это месть. За Тор и Кайлу.
Он на мгновение задерживает на мне взгляд, затем вздыхает и скрещивает руки на груди.
— Я, должно быть, становлюсь мягкотелым, эсэ. Пять лет назад я бы просто убил тебя.
Внизу раздаётся громкий хлопок и мужские крики. Гейб приподнимает бровь и выходит в холл.
— Что? — он стонет. Через несколько секунд один из охранников взбегает по лестнице и останавливается у двери, совершенно запыхавшись. У него под мышкой картонная коробка, обмотанная клейкой лентой.
— Это было переброшено через ворота. — Он протягивает коробку, и Гейб неохотно берёт её. Он тянет за ленту и отрывает её одним резким движением.
Когда он заглядывает внутрь, то стонет.
— Cabeza (прим. — голова) одного из моих грёбаных дилеров. — Он фыркает, прежде чем вернуть коробку охраннику, и расхаживает по коридору, бормоча что-то по-испански.
Марни подходит к охраннику и отодвигает картонную крышку, заглядывает внутрь и морщит нос.
— Неряшливая работа, если хочешь знать моё мнение.
Гейб спускается по лестнице на кухню, и я следую за ним. Он берёт со стойки бутылку бренди, откупоривает крышку и подносит бутылку к губам, делая глоток за глотком.
— Ты втравил меня в эту кучу дерьма, эсэ.
— Думаю, теперь мы квиты, — отвечаю я, пристально глядя на него. Я вижу, как он размышляет, борясь с желанием наброситься на меня с кулаками.
— Какого чёрта... — бормочет Марни, входя на кухню. Он останавливается и поднимает взгляд к потолку. — Ты это слышал?
Я едва могу разобрать слабый жужжащий звук. Гейб подбегает к окну и наклоняется, вытягивая шею, чтобы посмотреть на небо.
— Это чушь собачья, — бормочет он.
Гудение становится громче, теперь это отчётливый шум низко летящего вертолёта. Внезапно раздаётся громкий удар по крыше, за ним ещё один, потом ещё. Алая волна крови хлещет по водосточному желобу перед окном.
— Ты добился своего! — Гейб подбегает к двери, открывает её и выходит наружу, крича. А потом раздаётся стрельба.
Мы с Марни стоим на кухне и смотрим в окно, когда с навеса падает кусок кишечника.
— Ну, — говорит Марни, — не каждый день видишь подобное дерьмо.
Гейб врывается обратно на кухню, хлопает за собой дверью и свирепо смотрит на меня.
— Ты хотел его смерти, эсэ? — его челюсть напрягается, и он широко разводит руки. — Добро пожаловать на войну.
Глава 3
Джуд
Мы с Гейбом сидим в его офисе, просматривая список контактов, карты складов и маршрутов доставки. Он затягивается сигаретой, всё ещё чертовски злой. Постоянно слышен топот уборщиков на крыше, соскребающих то, что осталось от мёртвых дилеров Гейба, которых Хесус сбросил на дом. Я выглядываю в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как искалеченная рука падает на землю. Должно быть, я прикусил губу, потому что Гейб поворачивается на стуле и смотрит в окно как раз в тот момент, когда ещё больше дерьма валится с крыши.
Вздохнув, он поворачивается обратно и тушит сигарету в пепельнице.
— Я заполучил этих дилеров всего неделю назад. Забрал их прямо из-под носа Хесуса... они всё ещё были должны мне сто тысяч за кокаин, который я им поставлял. —Он качает головой. — Puta (прим. перев. — сука), — бормочет он, прежде чем смахнуть всё со своего стола. — К чёрту план, чувак. К чёрту всё это. — Он сердито встаёт из-за стола и расхаживает по комнате. — Грёбаный русский смог подорвать дом Хесуса, тогда и я смогу подорвать его дом. Он думает, что русский был страшным, я засуну динамитную шашку так глубоко ему в задницу, что он почувствует вкус дерьма, прежде чем я разнесу его на куски.
— Гейб…
— Я серьёзно, братан.
И это мой шанс забить гвоздь в крышку гроба.
— У Ронана гораздо больше возможностей, чем у тебя, — говорю я.
Он сплёвывает на пол.
— К чёрту этого бледного уёбка. Я пойду туда и взорву всё, выкопаю из-под обломков искалеченную тушу Хесуса и насру ему в рот.
Он заводит свою тираду, и это именно то, что мне нужно. Мне нужно, чтобы он был расстроен и зол. Мне просто нужно ещё немного его спровоцировать...
— Гейб, ты не русский. У тебя недостаточно сил, чтобы…
— Что ты пытаешься сказать? — он прищуривает один глаз, глядя на меня, в то время как другой сводит судорога. — Ты думаешь, этот русский умнее меня?
— Я не говорю, что…
— У меня в одном яичке больше таланта, чем у него во всём теле. — Он ударяет кулаком по столу. — Сомневаешься во мне?
Он выгибает бровь, его глаз всё ещё подёргивается, и я просто пожимаю плечами. Думаю, этого достаточно, потому что он хватает телефон со стола и сердито набирает номер, пристально глядя на меня в ожидании.
— Густаво, — говорит он. — Мне нужна бомба. — Наступает пауза. — Большая бомба. Мне насрать и меня не ебёт, как ты её получишь. — Он швыряет трубку и ухмыляется, кладя руки на стол и садясь. — Нахуй русского…
Я откидываюсь на спинку сиденья, достаю сигарету из пачки и закуриваю. Как только я делаю первую затяжку, компьютер Гейба подаёт сигнал о входящем видео звонке. Он бросает взгляд на открытый экран, а затем сплёвывает на пол.
— Бледный повелитель Нарнии звонит, — говорит он, нажимая кнопку. — Чего ты хочешь, бледный ублюдок?
— Ах, друзья мои, как к вам относится пустыня? — произносит Ронан. — Американец, знаешь, чем дольше ты живёшь с этими мексиканцами, тем больше от тебя начнёт воняет дерьмом и пылью.
Вена на лбу Гейба вздувается, когда он поворачивает компьютер так, чтобы я мог видеть экран.
— По крайней мере, мои яйца не съёжились внутри моего тела от холода, — отвечает Гейб.
— Чего ты хочешь? — спросил я.
Ронан наклоняется вперёд на своём стуле, и всё, что я могу видеть — это чёрный цвет его пиджака, пока он роется в своём столе. Он возвращается в очках и с мобильным телефоном в руке.
— Я посылаю вам изображение. — Он тычет пальцем в экран. — Я думаю, это может вас заинтересовать.
Наши с Гейбом телефоны жужжат, и мы осторожно смотрим друг на друга, доставая их из карманов. Когда изображение загружается, у меня сжимается в груди. Я смотрю на фотографию Тор в постели, подключённую к капельницам.
— Что это, чёрт возьми, такое?
— Ну, ты расстроился из-за меня в последний раз, когда мы разговаривали. — Ронан пожимает плечами. — Я надеялся, что это поднимет тебе настроение, Американец.
Он улыбается, как чёртов дьявол.
— Что. За. Чёрт… — моё кровяное давление взлетает до небес. — Неужели это?
— Ты знаешь, что это такое. Твоя женщина не умерла в пустыне, она по-прежнему жива. И вот я сообщаю тебе об этом.
Моя челюсть сжимается, зубы скрежещут друг о друга, когда я смотрю на этот фото, выжигая его в своём сознании. Этот ублюдок знал. Всё это время. Он, блядь, знал.
— Я хочу убить тебя. — Я вскакиваю со стула с такой силой, что он опрокидывается. Гейб что-то бормочет себе под нос.
Ронан откидывается на спинку стула, закидывая руки за голову.
— Ах, Американец, всегда такой жестокий. Я узнал, что твоя женщина жива. Я сказал тебе об этом, и теперь ты хочешь убить меня. — Он качает головой. — Такой злой.
— У кого она? — спрашиваю я.
— У Хесуса, конечно. Она находится на его вилле.
Я громко выдыхаю через нос, поворачиваюсь и направляюсь к двери.
— Повеселись с этим, колумбиец, — говорит Ронан Гейбу.
— Куда ты идёшь? — кричит Гейб.
— А куда, ты блять, думаешь?
Он хватает меня за плечо, и я стряхиваю его, поворачиваясь, чтобы ткнуть пальцем ему в лицо.
— Не пытайся остановить меня. Клянусь богом…
Я позволяю этой угрозе повиснуть в воздухе, пока спускаюсь по лестнице к входной двери. Я слышу, как Гейб кричит что-то своей охрану, но продолжаю идти. Я проверяю первую машину, но она заперта. Я перехожу к следующей, и Гейб выбегает из дома с винтовкой. Раздаётся хлопок, за которым следует острый укол в шею. Я вытаскиваю грёбаный дротик и бросаю его на землю. Я пытаюсь ухватиться за ручку следующей машины, но перед глазами всё расплывается. Мой пульс стучит у меня в ушах. Мои руки и ноги тяжелеют, и не успеваю я опомниться, как падаю вперёд, и всё вокруг погружается во тьму.
Глава 4
Тор
Бип. Бип. Бип.
Этот шум звучит снова и снова, вызывая раздражение. Застонав, я моргаю и щурюсь от солнечного света, льющегося в окно. Я пытаюсь сесть, но боль пронзает всё моё тело. Я задыхаюсь от агонии и краем глаза улавливаю движение, когда падаю обратно на матрас больничной койки. Я оглядываю комнату, полную больничного оборудования. Сбоку от кровати ритмично пищит кардиомонитор. Это одна из комнат Хесуса…
— Тебе следует быть более осторожной, Виктория. — Я поворачиваю голову на подушке и встречаюсь взглядом с Хесусом. Его руки глубоко засунуты в карманы брюк от костюма, его чернильно-чёрные волосы влажные, я полагаю, после душа. Лёгкая ухмылка появляется на его губах, когда он лезет в карман куртки и достаёт сигарету. Он зажимает её в губах и подносит зажигалку к лицу, позволяя пламени поцеловать кончик сигареты. Затянувшись, он обходит кровать.
— Это больно, не так ли? — шепчет он. — Быть так близко к смерти...
Я опускаю взгляд на капельницу, прикреплённую к моей руке, и замечаю, что моё тело от бёдер до груди покрыто бинтами.
Нахмурившись, я пытаюсь разобраться в тумане замешательства, затуманивающем мой разум. Иисус. Джуд… Это всё похоже на сон, за который я не могу до конца ухватиться, хотя и знаю, что упускаю что-то жизненно важное.
— Что случилось? — спрашиваю я, мой голос не более чем хриплый скрип.
— В тебя стреляли, чикита. И это были не мои люди. — Он приподнимает одну бровь, и, хотя выражение его лица натренировано на сокрытие эмоций, я вижу, как за ним клубится гнев. Я уже видела эту маску у Джуда, слишком много раз.
Мои воспоминания сливаются воедино, притягивая к себе края моего сознания. Я помню Кайлу, Джуда... встречу в пустыне. Я его подставила. О боже, я подставила Джуда. Все воспоминания возвращается в спешке, но это больше похоже на кошмар, чем на сон. И я почти жалею, что не могу вспомнить этот конкретный кошмар. Я крепко зажмуриваю глаза. Я могу вспомнить лицо Джуда, отчаявшееся и разгневанное, даже с того короткого участка пустыни, который простирался между нами. Я практически слышу стрельбу, взрывы, запах горелой плоти и обожжённого песка. А потом — кровь. Так много крови и боли, и единственное, что я могла видеть, было лицо Джуда, его страдание, когда он пытался подбежать ко мне, а мужчины вокруг него удерживали его. Я помню, знаю, что я умирала, знала, что никогда больше не увижу Джуда, что наша история закончилась такой трагедией.
Только вот я не мертва. Я здесь.
— Где Джуд? — тихо спрашиваю я.
Хесус наклоняет голову набок, и на его губах появляется лёгкая ухмылка.
— Он мёртв, чикита. Это была сделка, которую ты заключила, помнишь? Его жизнь за жизнь вашей дочери.
Боль, пронзающая моё тело, не идёт ни в какое сравнение с болью, которая охватывает мою душу. Как будто от меня отрывают жизненно важную часть. Все крошечные ниточки, которые удерживают меня вместе, рвутся в клочья.
Он не может быть мёртв. Он не может.
Конечно, я бы знала? Я бы проснулась с зияющей пустотой в груди, потому что это Джуд. Без него я..... Я не знаю, кто я такая. Я прижимаю руку к груди, потирая то место, где так жалобно бьётся моё хрупкое сердце. О мой Бог. Я несу ответственность за смерть Джуда, другой половины меня, отца моего ребёнка. Я крепко зажмуриваюсь и чувствую, как слеза скатывается по моей щеке. Я знаю, что не могу показывать слабость, но я ломаюсь. Часть меня жалеет, что я не умерла от той пули, потому что Джуд мёртв. Я никогда больше не увижу своего собственного ребёнка. Всё, что у меня было, ушло, и я по-прежнему пленница картеля. То, с чем я проснулась, не стоит того, чтобы продолжать эту жизнь.
— Ты также обменяла свою жизнь на жизнь дочери. — Хесус подходит ближе и, протянув руку, гладит меня по щеке своим грубым пальцем. Он ловит мою слезу и поднимает её, как будто изучает.
— Такая красивая, — говорит он, прежде чем наклониться и приблизить губы к моему уху. — Теперь ты моя, Виктория. Я спас тебя. Я спас твоего ребёнка. Всё, чем ты являешься, принадлежит мне, и я ожидаю твоей преданности.
Я слышу слова, которые он не произносит. От этого зависит жизнь Кайлы. Я прерывисто вздыхаю, когда его губы касаются моего уха. Я чувствую, что замираю, моё сердце сжимается в груди.
— Ты получил всё это, — тихо отвечаю я.
Если это то, что нужно, чтобы обезопасить Кайлу, тогда я сделаю это. Я охотно потеряю всякое чувство женского достоинства, которое у меня когда-то было, и стану кем-то другим. Она — единственная причина моего существования сейчас.
— Хорошо. — Он хватает меня за подбородок, поворачивая моё лицо к себе. Его тёмные глаза встречаются с моими, жестокие и голодные. — И помни, что произойдёт, если твоя верность мне изменится. Я знаю, где твоя дочь. Я знаю, где твоя сестра. У меня нет проблем с тем, чтобы убить Элизабет с мужем и привезти малышку обратно в Мексику. Не заставляй меня мотивировать тебя.
Я тяжело сглатываю, борясь со слезами.
— Нет, пожалуйста, оставь её в покое. Ты получил то, что хотел, — умоляю я.
Смеясь, он отталкивает меня так сильно, что боль пронзает моё тело. Он поворачивается и идёт к двери.
— Я ещё даже не начал получать то, что хочу. Тебе нужно отдохнуть, чикита. Я вернусь позже.
Дверь захлопывается, и я остаюсь наедине со своим горем, своей болью и своим страхом. Это то, чем я пожертвовала — ради Кайлы — и, хотя я чувствую себя невероятно разбитой, я бы ещё тысячу раз разбилась ради своей малышки.
Глава 5
Джуд
Я просыпаюсь с ёбаной головной болью. Тор!
Мои глаза распахиваются, и я смотрю на шлакоблочные стены этой чертовой тюремной камеры. Снова.
— Гейб! — кричу я и со стоном медленно сажусь. Мой голос эхом разносится по маленькому коридору, а затем я слышу звяканье ключей.
— Привет, mi amigo (прим. перев. — мой друг), — говорит Дэвид, появляясь в поле зрения.
— Вот, чем вы, ребята, блядь, занимаетесь? — кричу я, потирая больное место на голове. — Вырубаете людей и сажаете их под замок?
Он пожимает плечами и запихивает бутерброд в рот.
— Гейб сказал, что это единственный способ убедиться, что ты не выкинешь какой-нибудь безумный трюк.
— Чёрт возьми…
Я опускаю голову и смотрю на грязный пол. Я хочу вскочить и ударить кулаком по стене, дёрнуть за эти железные прутья, но это ни к чему хорошему не приведёт. Тор жива, и Гейб знал, что я сойду с ума, пытаясь добраться до неё, поэтому он делает это дерьмо.
Я встаю и расхаживаю по камере, снова и снова проводя руками по волосам. Дэвид постукивает по одному из брусков.
— Хочешь покурить? — спрашивает он.
Я киваю, и он протягивает мне самокрутку, а затем зажигалку. Я подношу сигарету к пламени и глубоко затягиваюсь, ощущая сладкий вкус гвоздики на языке.
— Гейб сказал, что вернётся завтра, чтобы забрать тебя.
И всё. Я, блядь, застрял в этой дыре с Дэвидом до завтра. Не в состоянии добраться до неё. Неспособный ничего сделать.
Глава 6
Тор
Я не уверена, сколько времени прошло с тех пор, как я впервые очнулась. Дни. Может быть, недели — я не знаю. Но я точно знаю, что, хотя моё тело, возможно, медленно исцеляется, в то же время моя душа умирает. Кусочек за кусочком, день за днём.
Хесус позволяет мне бродить по дому, но я этого не делаю. Я остаюсь в этой комнате как можно дольше. Я здесь, потому что так нужно, но это не значит, что я должна притворяться, что мне это нравится.
— Чикита.
Я отворачиваюсь от окна и вижу, что Хесус стоит в дверях без рубашки, в одних льняных брюках. Лёгкая улыбка появляется на его губах, когда он приближается ко мне, его глаза медленно скользят по моему телу, пока у меня по коже не бегут мурашки от его пристального взгляда. Он заставляет меня чувствовать себя его собственностью, чем-то, чем можно обладать и осквернять, и всё это во имя какой-то извращённой формы мести. Я поняла, что моего горя недостаточно. Смерти Джуда ему было недостаточно. Он хочет осквернить память Джуда, забрать то, что когда-то принадлежало ему. И у меня не остаётся другого выбора, кроме как позволить ему это. Потому что Кайла — это всё, что от него осталось. Она — наследие Джуда.
Доминирование и похоть исходят от него, как и всегда, а затем без предупреждения он хватает меня за подбородок и притягивает к своему телу. Жар от его груди просачивается сквозь моё платье. Его большой палец поглаживает мою кожу, когда его взгляд опускается к моим губам. Хесус очень ясно дал понять, что это то, чем я сейчас являюсь: его собственностью.
Он прижимается своими губами к моим, и я не сопротивляюсь этому. Я просто стою в оцепенение. В конце концов, без Джуда, для чего тут бороться? Я едва могу чувствовать, чтобы даже распознать след отвращения, поднимающийся при его прикосновении. Но сейчас моя цель — сделать его счастливым, чтобы он оставил Кайлу в покое.
Его язык скользит между моими губами, и его хватка усиливается.
— О, Виктория, ты можешь лучше, — говорит он мне в губы. Я открываю глаза и смотрю на него. По-настоящему смотрю на него. У него точёные черты лица, густые масляно-чёрные волосы, с лёгкими волнами. Он был бы красив, если бы не холод в его глазах. Он держится как единственный владелец всей власти и авторитета, но ему не хватает абсолютной решимости, которой обладал Джуд. Джуд входил в комнату так, словно она принадлежала ему, и ему было наплевать на всех людей в ней. Он заставлял людей чувствовать, что они для него несущественны. Все, кроме меня.
Он заставил меня почувствовать, что мир начинался и заканчивался на мне. На нас, а потом и на Кайле. Он совершал глупости. Он был преступником, плохим парнем, но я никогда не сомневалась в его любви, ни на секунду.
Хесусу, к сожалению, этого не хватает. Он хочет быть похожим на Джуда, но никогда им не станет, даже если за ним стоит целый картель. Но, тем не менее, мне нужно убедить этого мужчину, что я хочу его. И возможно... возможно, если я приму, что теперь это моя жизнь, всё станет проще. Я собираю в себе столько сил, сколько могу, и, сделав глубокий вдох, целую его. На секунду я представляю, что это Джуд, но мои мысли быстро уносятся прочь и возвращаются к настоящему ужасу. Он стонет мне в рот, прежде чем прикусить зубами мою нижнюю губу.
— Ты на вкус как победа, Виктория, — говорит он, смеясь, и отходит от меня. — И скоро я собираюсь забрать свой приз. Я кажется совершенно очарован тобой. — Его глаза блуждают по моему телу так, что у меня к горлу подступает желчь. — Считай, что тебе повезло. — Он отворачивается и идёт к двери. — О, и ты переезжаешь в новую комнату, — небрежно бросает он через плечо.
— В какую комнату? — нервно спрашиваю я.
Он останавливается в дверях и поворачивается ко мне лицом с довольной ухмылкой на губах. Конечно, я уже знаю, что он собирается сказать.
— В мою.
Мой желудок туго сжимается, потому что я точно знаю, что это значит. С этими словами он выходит из комнаты. Прислонившись к стене, я скольжу по ней вниз, пока не оказываюсь на полу. Я крепко обхватываю себя руками, и слёзы текут ручьём. Вот кто я сейчас: шлюха из картеля. Чем скорее я приму это, чем скорее отпущу Джуда, тем скорее смогу сделать то, что мне нужно, чтобы защитить моего ребёнка. Если мне придётся трахаться с Хесусом всю оставшуюся жизнь, чтобы уберечь её, я это сделаю.
Для неё.
Я сажусь на край кровати Хесуса, мой желудок сжимается от ужаса. Белые тюлевые занавески колышутся на ветру, когда ночной воздух доносит аромат жасмина через открытый балкон. Мои ногти оставляют следы на ладонях, когда я сжимаю кулаки на коленях. Тревога так крепко держит меня в своих тисках, что даже дышать становится нелегко.
Отдалённый звук голосов в коридоре заставляет моё сердце учащённо биться. Я отчаянно пытаюсь подтянуть переднюю часть белого платья немного выше, но это бессмысленно. Вырез опускается к нижней части моей грудины, оставляя мою грудь частично обнажённой. Это всё, что мне позволено надевать. У Хесуса целый гардероб таких платьев, тех самых, которые когда-то носила Камилла. Как будто он хочет, чтобы мы выглядели как нечто чистое и невинное, точные копии друг друга. Это платье с таким же успехом может быть моими тюремными цепями, потому что оно напоминает мне о том, что я действительно заключённая, которой даже не позволено прикрывать своё тело. Я часто задавалась вопросом, что случилось с Камиллой. Я слышу, как охранники шепчутся, что её украл русский, но я в это не верю. Я представляю, как Хесус сломал её, как ненужную куклу, заменяя чем-то новым, чем легче манипулировать. Мной.
Дверная ручка поворачивается, и я задерживаю дыхание, когда Хесус входит в комнату, разговаривая с одним из своих людей снаружи. Дверь закрывается, и воцаряется зловещая тишина. Пересекая комнату, он пристально смотрит на меня, и я пытаюсь спрятаться от его взгляда.
— Ты выглядишь так идеально, сидя здесь и ожидая меня, Виктория.
— Ты приказал, чтобы я была здесь, — говорю я, поднимая на него взгляд.
Возможно, мне и приходится быть здесь, но я могу дать ему понять, что это не по моему выбору.
Вздохнув, он садится рядом со мной. Я напрягаюсь, ожидая, что он прикоснётся ко мне или напомнит, что я пленница. Вместо этого его пальцы нежно скользят вниз по моей руке, что ещё более обезоруживает. Я бы предпочла, чтобы он просто причинил мне боль. Эти игры — самая трудная часть общения с ним, потому что, честно говоря, он ещё ни разу не причинил мне боли. Он никогда не приставал ко мне с чем-то большим, нежели поцелуй, и это выводит меня из себя. Нет ничего хуже, чем не знать, в чём заключается игра твоего врага.
— Букмекер мёртв, — говорит он.
— Я знаю. — Я всё ещё стараюсь не думать о Джуде, но с таким количеством свободного времени это трудно. Странно, но время, проведённое с Хесусом, стало для меня удивительным спасением. Когда я с ним, я думаю только о себе, Кайле и нашей безопасности. У меня нет возможности зацикливаться на Джуде.
Он нежно берет меня за подбородок и поворачивает мою голову к себе. Его глаза ищут мои, прежде чем скользнуть к моим губам.
— Здесь ты в безопасности, — тихо говорит он, проводя большим пальцем по моему подбородку. — Я бы защитил тебя, Чикита, от всех, кто причинит тебе вред.
Какое-то мгновение я пристально смотрю на него. Выражение его лица мягче, чем я привыкла, и в его глазах можно почти увидеть ранимость.
— Кроме самого себя, — шепчу я.
Его губы растягиваются в лёгкой улыбке.
— Я не хочу причинять тебе боль. — Его взгляд снова опускается на мои губы. — Как раз наоборот. Я мог бы дать тебе всё.
— Почему? — я хмурюсь. — Зачем тебе это нужно?
Его большой палец нежно проводит по моей нижней губе.
— Ты необыкновенная женщина, Виктория. Ты произвела на меня впечатление, когда приехала сюда за своей дочерью. Трудно найти женщину с такой силой. — Он убирает руку с моего лица. — Твой мужчина умер. Твоей дочери безопаснее находиться вдали от тебя. Я прошу только, чтобы ты присоединилась ко мне. — Он протягивает руку, и я смотрю на неё. — Ты можешь быть пленницей, а можешь стать королевой. Выбор за тобой.
— Королевой чего?
Он ухмыляется.
— Картеля Синалоа, конечно. Докажи свою преданность, и всё, о чём ты когда-либо мечтала, может стать твоим.
Всё, чего я когда-либо хотела, пропало, но я этого не говорю. Это могло бы стать хорошей возможностью.
Я смотрю на его протянутую руку. Если я приму его предложение, я предам Джуда. Я знаю это. Но можно ли предать мертвеца? Или же должна сделать всё, что в моих силах, чтобы отомстить за него и защитить его дочь? Джуд бы возненавидел это, но он понимал, что такое месть. Ему бы это не понравилось, но он бы понял, поэтому я осторожно беру Хесуса за руку.
Он ухмыляется, его пальцы крепко обхватывают мои.
— Ты женщина, которая поддержит могущественного мужчину. Встань рядом со мной. — Его рука касается моей щеки, и он наклоняется, прижимаясь своими губами к моим. Поцелуй нежный, но в то же время испытующий, как будто он пытается добиться от меня большего. Я неохотно приоткрываю губы. Я чувствую, как сворачиваюсь, взрываюсь и заползаю в тёмную дыру в самых глубоких уголках моей души. Его пальцы перебирают мои волосы, и он запрокидывает мою голову назад, пока мои губы не отрываются от его губ.
— Я хочу тебя, Виктория.
Я пока не знаю, как играть в эту игру, поэтому ничего не отвечаю. Его пальцы скользят под бретельку моего платья, двигаясь, чтобы стянуть её с моего плеча. Я паникую и хватаюсь за подол платья, удерживая его на месте.
— Я… — я смотрю на него снизу-вверх. — Я не… Я не могу. — Я запинаюсь на своих словах, потому что, честно говоря, я не знаю, как остановить его, не разозлив при этом. Я не знаю, будут ли последствия, и я уверена, что если я не дам ему то, что он хочет, он просто возьмёт это силой.
Он ухмыляется и слегка отстраняется.
— Милая Виктория, ты придёшь ко мне добровольно. — Он наклоняется и шепчет мне на ухо. — И я могу подождать.
Он встаёт и стягивает рубашку через голову, прежде чем расстегнуть брюки. Он стоит в одних боксерах, и я опускаю взгляд в пол, моё лицо пылает от унижения. Он обходит кровать и забирается в неё, натягивая одеяло до бёдер, прежде чем выключить лампу. Я неподвижно стою в темноте, прислушиваясь к его ровному дыханию на фоне моего учащённого пульса.
— Чикита, ложись, — приказывает он.
Крепко зажмурив глаза, я пытаюсь успокоиться и выровнять своё дыхание. Его пальцы касаются моего запястья, заставляя меня подпрыгнуть, прежде чем опуститься на матрас. Каждый мускул остаётся напряжённым, пока я лежу. Хесус издаёт тихий смешок, но не делает попыток прикоснуться ко мне. И я думаю, что могло бы быть и хуже. Незнание, ожидание. Это самая худшая часть. Я бы предпочла, чтобы он просто продолжил с тем, чтобы он там ни запланировал для меня, потому что я не верю, что он ищет какую-то девушку, соответствующую критериям жены для босса картеля. Это какая-то уловка; я просто пока не знаю, какая именно.
Как я ни стараюсь, мне не удаётся уснуть, поэтому я просто лежу здесь, прислушиваясь к глубокому дыханию Хесуса. Я помню, когда-то это были мы с Джудом, похититель и пленница в одной постели. Боялась ли я когда-нибудь Джуда так, как боюсь Хесуса? Ненавидела ли я его когда-нибудь так же сильно? Хесус забрал у меня всё, но я помню, было время, когда я думала, что Джуд сделал то же самое, забрал всё: мою жизнь, мою карьеру. Как иронично, что сейчас эти вещи кажутся такими незначительными. Но то, что сделал Хесус, никогда не будет незначительным. Нет, я никогда так не ненавидела Джуда. Честно говоря, я не могу вспомнить то время, когда я не любила его, даже когда это было так чертовски неправильно. Он всегда ощущался чем-то правильным, чем-то истинным. А это... это никогда не будет правильным.
Глава 7
Тор
Я сижу на веранде с бокалом вина в руке и смотрю на раскинувшийся внизу город. Хуарес представляет собой беспорядочное нагромождение зданий, каждое из которых пристроено друг к другу в виде причудливых кусков бетона. Солнце только что опустилось за горизонт, окрашивая небо в розовые и красные тона. Как только ночь опускается на город, он загорается, взрывы создают оранжевые отблески среди городских огней. Непрерывные хлопки автоматных очередей подобны своей собственной болезненной симфонии, напоминающей мне о том, где именно я нахожусь.
Ад. Центральный картель. Хуарес.
Я протягиваю руку, по привычке прикасаясь к своему ожерелью, только это не маленький амулет в виде колибри, который подарил мне Джуд. Вместо него мои пальцы касаются тяжёлого бриллианта на платиновой цепочке. Хесус подарил его мне, и его тяжесть на моей коже заставляет меня чувствовать себя испорченной дешёвкой. Вздыхая, я представляю Кайлу с маленькой колибри на её шее и сглатываю комок в горле.
Не знаю, как долго я сижу здесь, но последние лучи света покидают небо, и я дрожу, когда прохладный ночной воздух касается моей кожи. Мой бокал пуст, поэтому я встаю, чтобы вернуться в дом. Когда я оборачиваюсь, то сдерживаю испуганный вскрик, роняя бокал. Осколки разлетаются по деревянному настилу. Я вздрагиваю, когда кусок стекла вонзается мне в ногу.
— Боже, ты напугал меня, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Один из людей Хесуса стоит передо мной, на его лице застыло хмурое выражение, когда он смотрит на меня. Он протягивает телефон, и я смотрю на него, прежде чем взять.
— Кто это? — спрашиваю я, но он продолжает молчать. Я прижимаю телефон к уху и жду. — Алло?
— Ах, Виктория. Как твои дела? — высокомерное русское произношение мгновенно заставляет моё тело вытянутся по струнке.
— Какого чёрта тебе нужно, Ронан?
— Твои слова ранят меня. Я думал, мы друзья. — Я слышу веселье в его голосе, как будто для него всё это было просто большой игрой.
— Нет, я сделала то, что ты просил. Я продала Джуда, и теперь он мёртв. Я потеряла свою дочь. Я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Наступает долгая пауза.
— Но ваша дочь не умерла. — Теперь я та, кто хранит молчание. Откуда он это знает? — И ты остаёшься с Хесусом, чтобы защитить её.
— Как ты…
Он смеётся.
— Я всё слышу и знаю. В конце концов, я Ронан Коул.
— Чего ты хочешь?
— Всего лишь небольшое одолжение.
— Я совсем не в восторге от этого, когда дело касается тебя, — рычу я.
Он смеётся.
— Это ведь неправда. — Он вздыхает. — Ты хочешь, чтобы твоя дочь была в безопасности? Этого никогда не произойдёт, пока Хесус жив. Что случится, когда ты ему наскучишь? Когда твоя киска станет слишком старой и раздолбанной, чтобы она могла удовлетворить его? Будет ли тогда он заботится о тебе? Его убийство решит все твои проблемы.
— Если я убью его, на его место придёт другой, и люди, которые наблюдают за Кайлой... они всё равно убьют её.
— Ты забываешь, кто я такой. Ты позаботишься о Хесусе, я позабочусь обо всём остальном. Конечно, ты не забыла, что я — твой могущественный друг, друг которого ты не захочешь потерять.
Я сжимаю телефон в руке. Что мне делать? Я в постели с чудовищем, а теперь и змея хочет обвиться вокруг моего горла.
— Алло? — воркует Ронан. — Я не терпеливый человек, Виктория.
— Почему я? Он босс картеля, Ронан, а я... Я не убийца. Пошли одного из своих людей.
— Ты слишком низкого мнения о себе. Давай не будем притворяться, что ты раньше не убивала. Я бы сделал это, но он подозревает меня с тех пор, как я в последний раз попытался его убить. Ты же, в конце концов, в его постели.
Я ненавижу эти намёки, ненавижу, что меня считают шлюхой Хесуса.
— Мне нужно подумать об этом.
— Я даю тебе один день. Это кажется справедливым. И Виктория, давай не будем забывать, что я тоже знаю, где твой ребёнок. — Он вешает трубку прежде, чем я успеваю ответить.
Именно тогда, когда я думаю, что дела плохи, они становятся ещё хуже. Один человек не может столько вынести. Я должна угодить Хесусу, чтобы помешать ему убить мою дочь, а теперь я должна убить его, чтобы помешать долбаному русскому добраться до неё. И я не сомневаюсь, что Ронан использовал бы Кайлу, чтобы добиться своего. Какими бы ни были его проблемы с Хесусом, они глубоки, и он готов сделать всё, чтобы покончить с ним. Всё, что я знаю, так это то, что Джуд никогда на самом деле не боялся картелей. Он воспринимал их всерьёз, но никогда не боялся. С другой же стороны, Ронан Коул — единственный мужчина, который когда-либо пугал Джуда Пирсона. И если это не ответ на мой вопрос, то я не знаю, что это такое.
Глава 8
Джуд
Я нахожусь в этой тюрьме уже неделю. Грёбаная неделя! Какого чёрта, Гейб собирается оставить меня здесь гнить? Дэвид, вальсируя, подходит к решёткам с бутербродом на завтрак.
— Тебе нужно поесть, мой друг.
— Где этот чёртов Гейб? — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Пожав плечами, он откусывает от бутерброда.
— Он сказал, что придёт сегодня, — отвечает он, кусочки яйца падают из его набитого рта. Он говорил мне это последние семь дней. — Ты уверен, что не хочешь немного?
Он с ухмылкой протягивает мне сэндвич, прежде чем повернуться ко мне спиной и прислониться к решётке, смотря маленький телевизор, установленный на его столе.
— Я люблю Энди Гриффита, — говорит он, прежде чем запихнуть в рот ещё кусок сэндвича. — Я всегда хотел жить в Мейберри.
— Но вместо этого ты выбрал картель, — произношу я, делая шаг к решётке.
Дэвид — хороший парень. Слишком хороший, чтобы общаться с такими, как Гейб. Он просто слишком доверчивый, и я ненавижу то, что должен сделать, правда, ненавижу, но... Я быстро просовываю руку сквозь прутья, обхватываю Дэвида за толстую шею и прижимаю его к ним. Он роняет свой бутерброд и вырывается, цепляясь за мои руки, когда я сжимаю их сильнее.
— Мне неприятно это делать, Дэвид. Но у меня действительно нет другого выбора.
Его неистовые попытки вырваться ослабевают, и через несколько секунд он обмякает. Я выхватываю ключи из петли на его поясе, срывая их, прежде чем отпустить его. Он с глухим стуком падает на пол, и я снова протягиваю руку сквозь прутья решётки, вставляя ключ за ключом в старый замок, пока, наконец, один из них не подходит, щёлкает замок и тяжёлая дверь со скрипом открывается. Я перешагиваю через бесчувственное тело Дэвида и выбегаю из тюрьмы, потому что он недолго пробудет в отключке.
Жара окутывает меня, когда я вылетаю на парковку. Я перебираю ключи в поисках чего-нибудь, напоминающего ключи от машины, и наконец нахожу один с логотипом«Тайота». Я оглядываю парковку, мой взгляд останавливается на ржавом пикапе, и я спешу к нему, открываю дверь и забираюсь внутрь. До меня доносится запах несвежей еды, и я подавляю лёгкий позыв к рвоте, выезжая со стоянки, понятия не имея, куда направляюсь. Я чертовски уверен, что не могу отправиться к Хесусу безоружным.
Добравшись до окраины Хуареса, я останавливаюсь на небольшой заправочной станции, чтобы воспользоваться телефоном.
Когда я вхожу внутрь, звенит колокольчик, и пожилая женщина с улыбкой выглядывает из-за прилавка. Я машу рукой и улыбаюсь, подходя к стойке.
— ¿Puedo usar tu teléfono? (прим. — Могу воспользоваться телефоном?) — я прочищаю горло. — Por favor (прим. — Пожалуйста).
Она хватает старую телефонную трубку, а я набираю номер Марни, ругаясь себе под нос и ожидая, пока снова включится автоответчик.
— Привет?
— Не говори ни единого грёбаного слова. Гейб там? — на линии не слышно ничего, кроме помех. — Марни? О, чёрт возьми, просто не произноси моего имени.
— Нет, он ушёл.
— Мне нужно, чтобы ты приехал за мной. И захвати оружие.
— Хм-м, итак, я вижу, ты вырвался. Я говорил ему не делать этого, но никто не слушает старого чёртового Марни...
— Марни! Ты собираешься приехать за мной или как? — я рычу в трубку, и женщина настороженно приподнимает бровь, глядя на меня.
— Да, да. Где мы с тобой встретимся?
— Я, чёрт возьми, не ебу.
— Ну, блин, парень, как, чёрт возьми, я должен тебя найти, если ты не скажешь мне, где с тобой встретиться.
Я выглядываю в окно и вижу старый «Макдональдс» с освещённой и мигающей половиной вывески. Я поднимаю взгляд на женщину за прилавком.
— ¿Qué calle es ésta? (прим. — Что это за улица?)
— Венеза Авеню, — отвечает она.
—«Макдональдс» на Венеза Авеню, примерно в двадцати минутах езды от тюрьмы.
— Ладно. Сиди смирно и дождись меня, — говорит он и вешает трубку.
— Спасибо, — говорю я женщине, возвращая ей телефон, прежде чем уйти, протискиваясь через дверь.
Я забираюсь в грузовик Дэвида и останавливаю его у мусорного контейнера на случай, если Гейб придёт меня искать, а затем бегу через улицу и жду в «Макдональдсе». В ожидании я выкуриваю полпачки «Мальборо». Каждый раз, когда открывается дверь, я напрягаюсь. Наконец, примерно через час, Марни подъезжает на одном из «Хаммеров» Гейба. Он открывает дверь, и в ту же секунду, как он выходит, я несусь через выход к машине.
— Я не могу поверить, что он снова запер меня, — стону я, когда мы выезжаем на шоссе.
— Ах, чёрт возьми. Я могу, — отвечает он. Я бросаю на него сердитый взгляд, и он пожимает плечами. — Ну, мы все знаем, что у тебя вспыльчивый характер, и ты…
— Марни!
— Смотри! — он грозит мне пальцем. — Прямо сейчас начинаешь злиться.
— Я, блядь, пытаюсь здесь думать. Господи. — Я смотрю в окно на проплывающий мимо грязный город, ломая голову над тем, что, чёрт возьми, делать.
— И куда, к чёртовой матери, мы направляемся?
— Просто… — я знаю, что не могу вернуться к Гейбу... — веди машину. Убирайся из города.
— Хорошо. — Марни выжимает педаль газа, и мы едем по второй окружной дороге, пока не замечаем мотель с мерцающими лампочками. Я не могу позволить себе ошибку. Я не могу потерять её снова, и я знаю, что не смогу провернуть такой трюк, чтобы расправиться с Хесусом, вдвоём с Марни. Возможно, я потерял контроль над большинством вещей, но единственное, что у меня всё ещё есть — это деньги. А наёмников в Хуаресе пруд пруди.
Мне просто нужно найти нескольких...
Глава 9
Джуд
Неудивительно, что Хуарес — криминальная столица мира. В течение двенадцати часов я нашёл шестерых парней, готовых проникнуть в дом Хесуса. Конечно, они точно не знают, что это его дом... Шестерых парней точно недостаточно, чтобы разрушить полностью охраняемый замок, поэтому я должен убедиться, что ОН оттуда убрался. И есть только один способ сделать это — заставить его думать, что он занимается сделкой с наркотиками, от которой он не сможет отказаться, и использовать его людей против него самого.
Солнце ещё не взошло, когда я паркуюсь возле крошечного кирпичного домика одного из дилеров Хесуса, что позволяет нам с Марни легко проскользнуть между кустами и домом.
— О, срань Господня... — бормочет Марни. — Наступил в собачье дерьмо.
Я поворачиваюсь и пристально смотрю на него, прикладывая палец к губам, медленно встаю рядом с машиной и засовываю пистолет за пояс джинсов.
— Прикрой меня.
Марни кивает и взводит курок пистолета, поворачиваясь лицом к дому. Я беру деревянный клин и засовываю его в щель в верхней части двери. Просто нужно немного поработать локтями, и останется достаточно места, чтобы просунуть внутрь вешалку для одежды. Я осторожно протягиваю проволочную вешалку, прищурив глаза, когда пытаюсь нажать кнопку разблокировки. Я почти нажимаю на неё, когда проволока соскальзывает.
— Чёрт. — Я пробую ещё раз, и вот тогда щёлкает замок и загорается внутреннее освещение.
— Ладно, теперь иди и подожди сзади, — шепчу я Марни. — После того, как он выйдет, ты прокрадёшься внутрь. Я позвоню тебе, так что включи свой звонок.
Марни кивает и исчезает за углом дома. Я забираюсь внутрь, запираю двери и заползаю на заднее сиденье внедорожника, чтобы лечь и ждать.
Солнце только выглянуло из-за горизонта, когда я слышу лай собаки, за которым следует мужчина, кричащий ему заткнуться. Щелчок замков вызывает во мне прилив адреналина, и я успокаиваю дыхание. Дверь открывается и закрывается. Двигатель заводится, и из динамиков гремит какая-то ужасная «R&B» песня. Машина даёт задний ход, гравий хрустит под шинами. Я двигаюсь ровно настолько, чтобы видеть в окно с того места, где лежу. Верхушки домов проносятся мимо, и когда вокруг нет ничего, кроме неба, когда я чувствую, что асфальт становится неровным и ухабистым, я понимаю, что мы в пустыне.
Моё сердце бешено колотится в груди. Я на мгновение закрываю глаза, прежде чем перепрыгнуть через заднее сиденье, обхватить его рукой за шею и приставить заряженный пистолет к голове мужчины. Он сворачивает с дороги, и мой палец чуть не соскальзывает с курка, прежде чем его руки тянутся прямо к моей руке, вцепляясь когтями.
— Не сопротивляйся, — говорю я и крепче прижимаю своё предплечье к его горлу. Он задыхается, что-то бормоча. — Я не стану тебя убивать. Мне просто нужна услуга, так что почему бы тебе не завести руки назад и не обхватить подголовник. — Он не двигается с места, и я ещё глубже вонзаю пистолет ему в висок. — Сделай это. Сейчас. — Я немного ослабляю хватку, протягиваю руку и выдёргиваю у него из-за пояса пистолет.
— Просто пристрели меня.
— Ну, вот видишь, — вздыхаю я. — В этом деле замешано что-то большее, чем ты, у тебя на подходе ребёнок… — он замирает, я чувствую, как его кадык вздрагивает у меня под рукой, когда он сглатывает. — Итак, я предлагаю тебе просто заложить руки за подголовник, вот сюда. И поверь мне, ты не захочешь драться со мной. Если ты убьёшь меня или я убью тебя, твоя девушка и ребёнок заплатят за это. — Я чувствую себя куском дерьма даже из-за того, что угрожаю чем-то подобным. Это ставит меня на ровне с Хесусом и Ронаном, но я просто хочу вернуть свою женщину. Можете называть меня эгоистом.
Я прижимаю пистолет к его голове, убираю руку с его горла, и он обхватывает руками подголовник. Я достаю из кармана кабельные стяжки и связываю ему руки, прежде чем забраться на переднее сиденье, не убирая пистолет с его головы.
— Хорошо, — говорю я, доставая свой телефон и набирая номер Марни. — То, чего я хочу, очень просто. — Звонит телефон. — Мне просто нужно, чтобы ты назначил встречу с Хесусом на завтра на определённое время. Скажи ему, что у тебя новый клиент, который хочет предоставить ему тридцатипроцентную скидку на пользование его грузовиками, или ещё какую-нибудь чушь, в которую он поверит. Ты сам с этим разберёшься. Мне просто нужно, чтобы он и его грёбаные люди убрались из того дома на час.
Он прищуривается, слегка качая головой.
Гудки всё ещё продолжаются, и паника медленно поднимается в моей груди.
— Я не спрашивал тебя, хочешь ли ты это сделать, не так ли?
Телефон продолжает звонить, прежде чем Марни отвечает.
— Ага, — фыркает Марни.
— Господи, это заняло слишком много времени.
— Когда человеку нужно посрать, он должен срать.
Застонав, я закрываю глаза.
— Дай нам послушать её. — В трубке зашуршали помехи, и я встретился взглядом с парнем. — Я действительно не хочу её убивать... — говорю я и включаю телефон на громкую связь.
— Хорошо, поговори с ним, — произносит Марни. Я вижу, как в глазах парня мелькают страх и беспокойство. На другом конце провода раздаётся громкое рыдание.
— Ах, да ладно тебе, я уже говорил, что не причиню тебе вреда, пока он поступает правильно. — Ещё один долгий вскрик.
Глаза мужчины наполняются слезами, и их заволакивает туман беспомощности. Этот взгляд я слишком хорошо знаю. Но это цена, которую платят такие люди, как он и я. Когда у тебя есть только одна слабость, это то, к чему все стремятся. А любовь — это слабость на всех ёбаных уровнях.
— Пепе, — шмыгает она носом. — Пепе?
— Пожалуйста, не причиняй ей вреда, — умоляет он меня.
— Pepe, haz lo que quieran. (прим. — Пепе, делай что они просят.) — И она разражается громкими воплями.
Я вешаю трубку и свирепо смотрю на него.
— Итак, ты встретишься с Хесусом или нет?
Я настраиваю бинокль, наблюдая, как Хесус и примерно семеро его людей садятся в «Хаммеры» и отъезжают от дома. Я отправляю сообщение Динго, главному наёмнику, которого я нанял, сигнализируя, что всё в порядке. Через несколько минут рядом с моей машиной останавливается чёрный «Сильверадо», и из него выходят четверо мужчин. Они одеты в чёрное, их лица закрыты лыжными масками. Марни смотрит на меня, прежде чем бросить беспокойный взгляд в окно.
— Где ты их, чёрт возьми, откопал, на съезде Зорро?
— Какой-то бандит в баре подсунул мне контакт Динго за пятьдесят баксов.
— Динго? — говорит Марни. — Ты заключили сделку с человеком которого зовут как грёбанного динозавра?
— Не мог бы ты… — задняя дверь открывается, и мужчины забираются внутрь, пристегнув пистолеты к груди.
Тот, кто забрался первым, кивает. Я завожу машину и трогаюсь с места. Другая машина следует за нами, петляя вниз по склону. Мы делаем крутой поворот, и я выключаю фары как раз перед тем, как приблизиться к концу частной подъездной дорожки Хесуса, и останавливаюсь за одним из больших кустов.