Западная Европа: эволюция отношения общества и государства
к лицам с отклонениями в развитии
Введение
Специальное образование как самостоятельное направление педагогической науки и практики достаточно молодо, ему менее двухсот лет. Отсчет принято вести от момента появления в Европе в конце XVIII в. первых специальных классов для детей с сенсорными нарушениями. Может быть поэтому авторов, описывавших становление определенных областей дефектологии - сурдопедагогики [6, 7, 24, 25, 26, 41, 53], тифлопедагогики [54, 59, 62, 66], олигофренопедагогики [2, 14, 15, 19, 28, 37, 54] - более всего интересовал отрезок времени с XIX в. до наших дней. Их взгляды в глубокую старину, как правило, бегло скользили по одним и тем же историческим фактам и именам. Исследователи упоминали эпизоды попыток выучить глухого или слепого ребенка, цитировали фрагменты древних законоуложений и констатировали, что до XVIII в. аномальными детьми почти не занимались и, соответственно, этот период малозначим для дефектологии.
Мы не разделяем эту точку зрения, ибо, как писал М. М. Рубинштейн, “то, что было и то, что будет, неразрывно связано с тем, что есть, и, вглядываясь вдумчиво в современные педагогические задачи, мы должны отдавать себе ясный отчет, что назревшие вопросы рождены не только данным моментом, они выношены и мотивированы далеким часто очень далеким прошлым, и тот, кто ищет их жизненного правдивого решения, должен попытаться заглянуть в прошлое, стремясь отчетливо уяснить себе, какими условиями порождены и вскормлены эти вопросы, какие решения их были испробованы и т.д. Иначе он неминуемо впадет в ложь неисторичности; он будет решать вопрос с ложной мыслью, что его рассудочные выкладки одни ложатся на чаши весов, а затем в действительности обнаружится, что на сцену немедленно выступают неучтенные им исторические силы, и направят ход событий по совсем иной колее, чем он предполагал.” [55, с. 2].
Более обобщенно, лаконично и категорично сформулировал эту мысль Г. Лебон: “Судьбой народа в гораздо большей степени руководят умершие поколения, чем живущие... Столетия за столетиями они творили идеи и чувства и, следовательно, все побудительные причины нашего поведения. Умершие поколения передают нам не только физическую организацию, они внушают нам также свои мысли... Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели.” [42].
Не во всем соглашаясь с Лебоном, мы признаем, что историческое наследие социо-культурных традиций является той реальной силой, которая оказывает влияние на разрешение современных проблем. Наше глубокое убеждение состоит в том, что история специального образования начинается собственно не с первых попыток обучения глухонемого или незрячего ребенка, не с создания первых концепций специального обучения, а с момента общественной рефлексии на людей с грубыми физическими и интеллектуальными нарушениями. Истинным началом истории специального образования является, на наш взгляд, момент осознания власть предержащими необходимости обучать аномальных детей. Мы убеждены, что это осознание не носит характер озарения, а является целокупным продуктом национальных культурно-исторических традиций, общественного самосознания, морально-этических установок предшествующих поколений, религиозных догматов, философских идей, развития законодательной практики и самого понятия “права человека”. Вот почему для данного исследования греко-римская цивилизация и средневековье представляют реальный интерес.
Для нас очевидно, что философы и педагоги античности, как и гении Ренессанса, могли достичь определенных успехов в обучении неслышащих, незрячих и интеллектуально несостоятельных детей. Однако исторических свидетельств подобных педагогических экспериментов нет. Можно предположить, что столь долгое невнимание к телесно и душевно больным людям со стороны ученых обусловлено морально-нравственной атмосферой прошлых столетий.
Описать этот климат, измерить температуру отношения ординарного большинства к отклоняющемуся от нормы меньшинству представляется необходимым, иначе трудно понять, почему человечество за несколько тысячелетий своего существования относительно недавно пришло к мысли о необходимости призрения, воспитания и обучения детей с отклонениями в умственном и физическом развитии.
Мы сознательно обратились к греко-римской цивилизации и европейскому средневековью, разделяя мнение английского историка А. Дж. Тойнби, считавшего, что “достоинством греко-римской истории является то, что ее мировоззрение скорее вселенское, нежели локальное” [64, с. 22], и что “область греко-римской истории не загромождена и не замутнена избытком информации, позволяя нам видеть за деревьями лес”[64, с. 21]. В соответствии с этим исторический факт отношения античной Спарты к неполноценным детям допустимо рассматривать как общую позицию античной цивилизации; суждение авторитетного для современников античного философа или средневекового богослова о людях с телесными или душевными недугами - как нормативную установку для подвижников в области медицины, педагогики, юриспруденции.
Многовековое негативное восприятие, так называемым, нормальным, здоровым, ординарным большинством своих телесно и душевно нездоровых, неординарных сограждан, зафиксировалось в фольклоре, в феноменах светской и религиозной жизни.
В первой части настоящей книги мы попытаемся нарисовать феноменологическую картину, позволяющую читателю увидеть историческую ретроспективу отношения западноевропейского общества и государства к слепым, глухим, умственно отсталым, психически больным. Все эти люди на протяжении тысячелетий воспринимались как аномальные. “От того как личность воспринимается, зависит как с ней будут обращаться”, пишет Wolfensberger [92], характеризуя положение умственно отсталых в современном мире. Предложив классификацию общественного восприятия социально незначимых групп населения Wolfensberger доказал, что психические расстройства и умственная отсталость вызывают у большинства населения самые негативные реакции, в том числе, страх, эмоциональное отторжение, осмеяние, неприязнь. Внутренняя отрицательная установка “нормальных людей” на “аномальных” и обуславливает дискриминацию последних обществом. Bogdan и Biklen [75] характеризуют дискриминацию умственно отсталых как: “набор предложений и практических действий, способствующих дифференцированному и неодинаковому отношению к людям из-за очевидных или предполагаемых физических, психических или поведенческих различий” [84, с. 59]. Иными словами, общество, считая отдельных своих членов неполноценными, урезает их гражданские права, ограничивает или затрудняет их повседневную жизнь, исключает из полноценной культурной жизни, деструктивно влияет на их развитие и не только не помогает этим людям реабилитироваться, а исподволь способствует утяжелению их вхождения в социум.
Итак, в первой части книги объектом анализа является история становления и развития отношения "нормальных людей" ("полноценного большинства") к "аномальным людям" ("неполноценному меньшинству") в контексте развития европейской цивилизации в период с античных времен до наших дней.
Проведенный анализ отечественных и зарубежных литературных источников позволил выявить в хронологии исторических событий "критические точки" - переломные моменты в отношении западноевропейских государств к лицам с отклонениями в развитии и построить содержательную периодизацию данного процесса. [А. Г. Басова, 1940, 1984; А. И. Дьячков, 1957, 1961; Х. С. Замский, 1980, 1995; Ю. Каннабих, 1924; В. П. Кащенко, 1912, 1929, 1992; А. И. Скребицкий, 1903; В. А. Феоктистова, 1973, 1994; F.G. Alexander, S. Selesnick, 1966; W. Bromberg, 1975; L. Kanner, 1964; O. Kolstoe, 1972; J. Patton, J. Payne, Beirne-Smith, 1990; H. Feldman, 1970; D. Moores, 1987; E. Harms, 1976; R. Scheerenberger, 1982, 1983; Slask, 1985; M. Winser, 1993].
Авторская периодизация охватывает временной отрезок от IX в. до н.э. до наших дней. Выделяется пять периодов, условными рубежами которых являются исторические прецеденты существенного изменения отношения к лицам с отклонениями в развитии. Итак, впервые предметом дефектологического исследования становится отношение общества и государства к лицам с нарушениями в развитии, и именно в этом контексте автор предлагает читателю взглянуть на историю специального образования в Западной Европе.
ГЛАВА 1
От агрессии и нетерпимости к осознанию необходимости помощи
(IX - VIII вв. до н.э. - XII в.)
В этот период западноевропейская цивилизация, насколько позволяют судить литературные источники [Аристотель; Геродот; Ксенофонт; Тит Ливий; Плутарх; Сенека; Корнелий Тацит; Гай Светоний Транквилл; Фукидид; В. И. Авдеев, А. Г. Бокщанина, Н. Н. Пикус, 1972; А. С. Богомолов, 1985; С. А. Иванов, 1994; К. Куманецкий, 1990; А. Дж. Тойнби, 1995; Ю. Каннабих, 1924; А. И. Скребицкий, 1903; M. Barr, 1913, W. Bromberg, 1975; L. Kanner, 1964; H. Feldman, 1970; M. Steinberg, 1982; L. de Mayse, 1974; M. Winser, 1993; Peet, 1851; и др.], проходит путь от отторжения и агрессии по отношению к людям с выраженными отклонениями в развитии к первому осознанию властью (монархом) необходимости помощи им, организации учреждений призрения. Об этом свидетельствует хронология важнейших исторических событий данного периода.
1.1. Хронология важнейших событий политической, экономической и культурной жизни
(IX- V III вв. до н. э. - 1198).
IX - VIII вв. до н.э. Закон Ликурга рекомендует умерщвлять физически неполноценных младенцев (Спарта).
451 - 450 гг. до н.э. Первое юридическое упоминание о людях с грубыми физическими и умственными нарушениями. Закон считает их недееспособными (Закон 12 Таблиц).
IV в. до н.э. Медицина считает природу глухоты сверхъестественной, а глухого обреченным на немоту (Гиппократ).
III - I вв. до н.э. Закон не различает умалишенных и глухонемых, относя их к одной категории недееспособных, и лишает их гражданских прав (Римское Право).
Дано философское обоснование неполноценности и ненужности обществу людей с грубыми физическими и умственными недостатками (Платон, Аристотель, Сенека).
130 -2 00 В медицине утверждается мнение о невозможности излечения глухоты (Гален).
240 - 310 Выносится гражданский вердикт: "Глухой для закона мертвый" (император Максимиан).
III - IV вв. Слепые и калеки начинают получать помощь в монастырях.
369 Открывается первый Хоспис (больница при монастыре) с приютом для психически больных (Кесарея, Византия).
IV - V вв. Зафиксированы факты заботы христианских подвижников об инвалидах: об умственно отсталых (Епископ Николай, Ликия), о слепых (Св. Лимнеус, Сирия).
V в. Глухонемым отказано в святых таинствах как еретикам.
Провозглашена невозможность учить глухонемого (Блаженный Августин).
В Византии получает развитие феномен юродства, православие занимает по отношению к одержимым нейтральную позицию.
533 Кодифицировано Римское Право. Кодекс содержит классификацию инвалидов, признает право глухонемых на частную собственность, но запрещает им быть завещателем (Юстиниан I, Византия).
692 Трульский Собор предписывает православным строго наказывать юродивых по примеру наказания истинно бесноватых.
805 Указ, запрещающий убивать людей, подозреваемых в одержимости бесом (Карл Великий).
XI - XIII вв. В результате Крестовых походов европейцы знакомятся с арабской и античной медициной.
Приток иноверцев в города Средиземноморья делает их жителей более терпимыми к "инаковыглядящим" и "инакомыслящим" людям.
1198 Открывается первый приют для взрослых слепых (баварский Кюрфюрст).
1.2. Античная цивилизация и судьба человека с отклонениями в развитии.
Указать истинное число людей с выраженными нарушениями в умственном и физическом развитии в древнем мире крайне сложно, однако можно предположить, что их было не меньше, а, возможно, и значительно больше, чем в наши дни. Тем не менее, несмотря на свою относительную многочисленность, эти люди на протяжении тысячелетий воспринимались обществом как неполноценное меньшинство. К человеку с выраженным физическим или психическим недостатком во все исторические эпохи относились с предубеждением не только потому, что инвалид не мог участвовать в социальной жизни, но и потому, что у здорового человека он вызывал мистический страх.
Объективно определить численность той или иной категории лиц с аномалиями умственного или физического развития невозможно даже приблизительно еще и потому, что вплоть до XVIII столетия различали только категории сумасшедших, слепых и глухих (глухонемых). Не только обыватели, но и врачи, юристы, философы относили к одной популяции как людей с физическими дефектами (глухих, карликов, калек) так и тех, кто страдал выраженными интеллектуальными нарушениями или психическими заболеваниями.
Очевидно, что общественное внимание фокусировалось на дефектах, явно отличающих их носителя от большинства окружающих. Именно об этих людях идет речь в исторических документах, литературных источниках, античных и средневековых законодательных актах.
Первым документальным свидетельством интереса к людям с увечьями, инвалидам принято считать египетский папирус Ebers (1550 г. до н.э.), который, по мнению египтологов, базируется на еще более древней рукописи времен врача Имхотепа (3000 г. до н.э.). [70]. Ebers включает перечень древнейших рецептов, врачебных советов, магических целебных заклинаний. В папирусе есть косвенные упоминания об умственной отсталости, рассуждения об эпилепсии, он также cодержит первое документированное упоминание о глухоте [83]. Примечательно, что египтян интересовали не только причины болезни и способы ее лечения, но и заботило социальное самочувствие инвалидов. В городе Кармаке жрецы обучали слепых музыке, пению, массажу, привлекали к участию в культовых церемониях. В отдельные исторические периоды слепые составляли основную массу придворных поэтов и музыкантов [83]. Умственно отсталые дети находились под защитой бога Озириса и его жрецов, тогда как глухие не являлись объектом внимания [70, 83].
В античном мире человеческая жизнь, особенно жизнь ребенка, не представлялась ценной сама по себе. Греки и римляне разделяли убеждение в том, что жизнеспособность государства является производной от физической силы его граждан и исповедовали культ военного искусства, физического здоровья и тела. Гражданин (греч. polites; лат. civis) обладал совокупностью политических, имущественных и иных прав и обязанностей в соответствии с греческими и римскими законами.
Условия жизни детерминировали концепцию общественно-госу-дарственного воспитания: дети считались собственностью государства, а не родителей. Численность полноправных граждан в полисах строго регулировалась законом или фактически (например, в Римской империи подобный статус имело не более 10% от всех жителей римских колоний и метрополии), причем гражданские права напрямую связывались с ношением оружия, в силу чего инвалиды детства в принципе не могли претендовать на статус гражданина и являлись абсолютно бесправными [23, 30].
В древнегреческой педагогической практике традиционно различают две альтернативных базовых модели - спартанскую и афинскую. Первая отвечала идеалам тоталитарного военизированного общества, вторая являлась частью системы политического воспитания в контексте Афинской демократии. Но несмотря на явные различия в социально-политических условиях жизни Афин и Спарты, а также несовпадения педагогических идеалов, оба полиса, согласно литературным данным, занимали близкие позиции в отношении детей-инвалидов [30, 60].
Заботясь о прочности государства, античное законодательство предписывало выявлять физически неполноценных детей в момент рождения и отделять их от здоровых. В худшем случае эти обездоленные уничтожались, в лучшем - оставлялись на произвол судьбы. Незаинтересованность, невнимание человечества к рассматриваемой проблеме подтверждается и практическим отсутствием исторических свидетельств. Примечательно, что вопрос о судьбах аномальных людей становится общественно значимым лишь в тоталитарных государствах, провозглашающих идею "полезности" граждан. Об этом свидетельствует древнегреческий полис Спарты (IХ - VIII в. до н.э.), возведший заботу о "физической полноценности" граждан в догму.
Располагая единственным историческим фактом, мы, тем не менее, можем использовать его в нашем исследовании как серьезный аргумент, так как он зафиксирован Плутархом в "Ликурге и Нуме Помпилии" [51]. Ценность свидетельства подтверждается двумя обстоятельствами. Во-первых, царь Спарты Ликург (IХ - VIII в. до н.э.) - легендарный законодатель античной Греции, и можно предположить, что его суровый взгляд на детское уродство разделялся всем античным миром. Во-вторых, сам Плутарх (ок. 45 - ок. 127) в истории мировой культуры фигура исключительная: его "Жизнеописания" были популярны и при жизни автора, и в средневековье, когда большинство греческих и римских трактатов подвергалось остракизму, и в эпохи Возрождения и Просвещения. Вот что он пишет о спартанцах: “Воспитание ребенка не зависело от воли отца, - он приносил его в "лесху", место, где сидели старейшие члены филы, которые осматривали ребенка. Если он оказывался крепким и здоровым, его отдавали кормить отцу.., но слабых и уродливых детей кидали в пропасть возле Тайгета. В их глазах жизнь новорожденного была также бесполезна ему самому, как и государству, если он был слаб, хил телом при самом рождении, вследствие чего женщины для испытания здоровья новорожденного мыли его не в воде, а в вине, - говорят, что эпилептики и вообще болезненные дети от крепкого вина погибают, здоровые становятся от него еще более крепкими и сильными.” [51, с. 108]. По достижении семилетнего возраста ребенок у родителей отбирался и получал дальнейшее обучение по государственной программе [23, 30]. Глухонемые в Спарте также не пользовались юридическими правами и умерщвлялись [7, 41, 77, 85].
Подобное вычленение "неполноценных" детей, видимо, осуществлялось не только в Спарте, но и, отличаясь организационно и технологически, было нормой для Древней Греции на протяжении столетий. Во всяком случае, Платон (427 - 347 до н.э.) по евгеническим соображениям, а Аристотель (384 - 322 до н.э.) по экономическим одобряли опыт Спарты [10, 23, 30]. "Пусть в силе будет тот закон, - писал Аристотель, - что ни одного калеки ребенка кормить не следует." [24, с. 7]. Несмотря на то, что римляне считали семью, а не государство основным институтом социализации, отношение к телесно неполноценным детям в империи мало отличалось от эллинского. По закону только глава семьи, отец, являлся римским гражданином: он обладал всеми правами, распоряжаясь жизнью и смертью всех членов семьи [82]. Отец с его абсолютной властью имел право отвергнуть ребенка в момент рождения, убить его, изувечить, изгнать или продать. Ребенка, не достигшего трехлетнего возраста и могущего стать бременем для общества, отец бросал в Тибр [77].
Правда, подобные обычаи не всегда исполнялись строго. Литературные источники содержат упоминания о больных или увечных детях, внебрачных сыновьях, т.е. тех, кто мог быть оставлен на произвол судьбы, но не подвергся такой участи. Со временем в Греции и Риме вводятся ограничения на детоубийство, а в некоторых городах и на право родителей убивать новорожденных; иногда для такой акции требовалось получить одобрение пяти соседей; часто запрещалось убивать родившихся первыми младенцев мужского пола; в Фивах детоубийство было запрещено законом. С созданием Империи (ок. 30 г. до н.э.) характер законодательства меняется, и полномочия отца постепенно сокращаются. Теперь нежеланных младенцев оставляли у основания колонны Лактарии, а отвечал за спасение найденных здесь детей и обеспечивал их кормилицами город [86, 87].
Философ Сенека (ок. 4 до н.э. - 65 н.э.) утверждал: "Мы убиваем уродов и топим детей, которые рождаются на свет хилыми и обезображенными. Мы поступаем так не из-за гнева и досады, а, руководствуясь правилами разума: отделять негодное от здорового." [28]. Позиция Сенеки типична для гражданина военного государства, коим являлась Римская империя. Ее идеалом был воин; совершеннолетие римского юноши означало его способность нести армейскую службу. Естественно, что воспитание ребенка по преимуществу было направлено на физическое совершенство и военную подготовку. С точки зрения Римского государства и гражданина, ребенок-инвалид, даже принадлежавший к высшему сословию, был неполноценным и ненужным.
Во втором столетии нашей эры полномочия отца ограничивались правом бросить своего ребенка на произвол судьбы, но к третьему веку такой поступок уже считался равносильным убийству. По предположению Э. Гиббона [97], большое число подкидышей спасли первохристиане, которые крестили найденышей, воспитывали и заботились о них. Уникальна позиция императора Константина (IV в.), предложившего оказывать финансовую помощь семьям, которые по бедности могли бы отказаться от своих новорожденных или убить их [91]. К сожалению, это гуманное предложение не нашло последователей в течение последующих полутора тысяч лет.
Отношение к детям-калекам, выжившим в результате благоприятных обстоятельств или хорошего родительского ухода, а таких, согласно историческим свидетельствам, все же было немало, оказывалось подчас терпимым. Мы объясняем это тем, что дети-уроды представляли в глазах окружающих известную экономическую ценность. Многих слепых мальчиков в Риме учили нищенствовать или продавали как гребцов, слепые девочки становились проститутками. Умственно отсталых людей продавали как рабов, использовали в качестве гребцов, а иногда специально калечили, чтобы вызвать больше жалости и сочувствия и увеличить их ценность как объектов благотворительности. Зачастую аномальные люди использовались в Риме для развлечения; богатые семьи держали умственно отсталых в качестве шутов. Так, Сенека, бывший в одно время учителем Нерона, упоминает о слепом слабоумном (fatua), принадлежащем императрице. Ко второму веку содержание в доме людей с уродствами для развлечения приобретает у римлян все большую популярность. В городе существовал даже специальный рынок, где можно было купить безногих, безруких или трехглазых людей, гигантов, карликов или гермафродитов [58, 91].
Правда, у многих римлян инвалиды вызывали неприязнь и антипатию. Так, император Август, по свидетельству Светония Транквилла, питал отвращение к карликам и калекам, считая их предвестниками неудач. Тем не менее имя императора [58] Августа занимает почетное место в истории специального образования, так как он, в отличие от Юлия Цезаря, не пожелавшего заботиться об инвалиде, взял на себя ответственность за глухого Квентуса Педиуса, которого учили рисовать. Это упоминание является первым в истории цивилизации достоверным свидетельством попытки учить глухого человека.
В нашей системе доказательств важным свидетельством бесправного положения лиц с отклонениями в развитии в античном мире можно считать судьбы инвалидов, оставивших свой след в истории и культуре человечества. Самый тщательный отбор позволяет назвать только три имени - Гомер, Дидим Слепой и Эзоп. Показательно, что в анналах эллинской и римской цивилизаций сотни тысяч инвалидов остались безвестными и безымянными. Уже один этот факт является достаточно сильным аргументом в пользу гипотезы о социальном неравенстве инвалидов детства, о невыносимом положении лиц с отклонением в развитии в античном обществе, об их исключении из него как “инаких”. Практически никто не смог вырваться из круга презираемого меньшинства [66, 72, 85].
Однако вернемся к перечисленным счастливым исключениям. О жизни поэта классической древности Гомера не сохранилось никаких достоверных свидетельств. Потомков интересовало его литературное наследие, авторство и в меньшей мере биография. Принято считать, что Гомер жил в VIII в. до н.э., а изображать его принято в виде слепого старца. Невозможно сказать, в каком возрасте поэт потерял зрение. Однако, памятуя о том, что в Египте, Китае, Элладе существовали музыкальные и поэтические школы, где незрячих учили исполнительскому мастерству и стихосложению, можно допустить, что Гомер ослеп достаточно рано [60].
История жизни другого литератора античных времен - баснописца Эзопа также полна легендарных подробностей. Калека, попавший в рабство и отпущенный на волю, был послан в Дельфы, где и погиб, сброшенный рассерженной толпой со скалы. Приняв приведенные эпизоды за реальные факты, мы можем констатировать верность нашей гипотезы об отношении античного общества к инвалидам: Эзоп сумел преодолеть все превратности судьбы, подняться над толпой, но в итоге тем не менее оказался ее жертвой то ли по воле рока, то ли по законам Ликурга. [60].
Третий исторический персонаж - Дидим Слепой - фигура менее мифологическая. Известно, что он жил в IV столетии в Александрии и умер в 398 г. Дидим потерял зрение будучи пятилетним, но овладел грамотой (с помощью объемных деревянных букв), получил образование, а впоследствии стал автором ряда философских трактатов и последователем еретического учения Оригена, ортодоксального теолога, осужденного официальной церковью [60].
Иногда исследователи [59, 66] расширяют приведенный список “великих слепых”, за счет включения в него имен одного-двух государственных деятелей античности. Речь идет о знаменитых людях прошлого, вошедших в историю под прозвищами, указывающими на их физические недостатки, например: Аппий Клавдий Слепой (Caecus). Однако отнесение к категории “незрячих” людей, как с врожденной, так и с приобретенной в зрелом возрасте потерей зрения в данном контексте неправомерно. Ибо именно в зависимости от времени возникновения нарушения зрения, они попадали либо в “неполноценное меньшинство” (ситуация врожденного дефекта), либо оставались полноправными членами “полноценного большинства”. Так, Аппий Слепой (IV - III в. до н.э.) - патриций, консул, диктатор Рима ослеп и получил свое прозвище, находясь в зените своей карьеры [60].
Как свидетельствуют литературные источники, на протяжении многих столетий слепые жили преимущественно за счет подаяний, более того, составляли своего рода касту среди нищенствующих странников. Слепота (врожденная или приобретенная) не мешала незрячему общаться с окружающими, воспринимать “слово Божье”, но делала человека очевидно беззащитным в глазах окружающих. Вплоть до XIX в. слова “слепец” и “нищий” осознавались европейцами как синонимы, и естественной общественной реакцией долгое время оставались милостыня и призрение [59, 66, 91]. Будучи, как правило, законопослушными, люди с глубокими нарушениями зрения не вызывали агрессивного отношения к себе со стороны окружающих и являлись в этом плане исключением. Что касается глухонемых, то с античных времен законом отрицалась их дееспособность, а в средние века их положение даже усугубилось. Католическая церковь трактовала глухоту как Божье наказание, что предопределяло изоляцию глухого ребенка с момента рождения от общества [6, 7, 34].
Отношение западноевропейцев к умственно отсталым закреплено в термине “идиот” (от греческого idiotos - невежда; лицо, не принимающее участие в общественной жизни), который вплоть до XVIII столетия использовался для обозначения лиц с любым уровнем интеллектуального нарушения - от незначительного до выраженного. Можно видеть, что определение включает две социально-значимые характеристики: с одной стороны “идиот” - это человек, не обладающий знанием, умом, с другой - исключенный из нормальной жизни. Таким образом, вопрос о необходимости и целесообразности обучения “идиота” неуместен. (Не случайно первые попытки воспитания и обучения умственно отсталых детей будут предприняты во Франции в контексте нового осознания прав человека, являясь ответной реакцией на провозглашенные Конвентом идеалы всеобщего равенства).
1.3. Античное и средневековое законодательство о правах инвалидов.
Анализ античных и еще более ранних законоуложений показывает, что на протяжении тысячелетий закон воспринимал людей с грубыми физическими и умственными недостатками как неполноценных граждан и защищал от них общество. Формально первым законом, предписывающим правила в отношениях с увечными, можно считать Ветхий Завет: "Не злословь глухого, и перед слепым не клади ничего, чтобы преткнуться ему, бойся Бога твоего" (Левит 19:14). Вместе с тем в том же Левите сказано: "Никто, у кого на теле есть недостаток, не должен приступать - ни слепый, ни хромый, ни уродливый" (21:18). "Ни один человек из семени Аарона - священника, у которого на теле есть недостаток, не должен приступать, чтобы приносить жертвы Господу; недостаток на нем, поэтому не должен он приступать, чтобы приносить хлеб Богу своему..." (21:21).
Трудно сказать, какая из Библейских заповедей соблюдалась неукоснительнее - терпимость к инвалиду или недопущение его к таинствам. Исторический опыт показывает, что религиозные запреты в отношении инвалидов исполнялись строже, чем рекомендации проявлять милосердие к ним.
“Древние правовые обычаи, в значительной степени основывавшиеся на религии, были в VII в. до н.э. заменены расширенными и кодифицированными правовыми нормами, которые заложили основу для господствующего положения закона как позитивного Права по сравнению с обычаем и естественной справедливостью.” [60, с. 453]. Законы греческих полисов не упоминают лиц с умственными и физическими недостатками, эллины искали не юридические, а медицинские решения проблем увечности.
Древнейшая письменная фиксация Римского права - так называемые Законы 12 Таблиц (451 - 450 до н.э.) - свидетельствует о внимании их составителей к вопросам семейного, наследственного и соседского права [22]. Составителей Таблиц можно считать первыми юристами, упомянувшими о наличии в обществе людей с грубыми физическими и умственными недостатками. Их не интересовала природа и причины неполноценности; их заботило судебное подтверждение факта физической или душевной ненормальности, установление возможных негативных для общества последствий. Так, закон защищал от психически больных общественную и частную собственность. Рожденных глухими, но способных говорить, предписывалось считать лицами, могущими выполнять свои обязанности по закону; глухие от рождения и не умеющие говорить были признаны недееспособными и сведены в один класс с сумасшедшими и младенцами, которые не могли выполнить от своего имени ни одного юридического действия. Законодательство не делало различий между глухонемыми, идиотами и сумасшедшими, приравнивая первых к людям, лишенным рассудка, вследствие чего все они не имели юридических прав [7, 24, 53, 89]. Умственно отсталых (mente capti) считали неполноценными и назначали им опекунов. Римские судьи ввели в юридическую практику институт опекунства, ставший образцом для выработки последующего законодательства относительно психически и физически неполноценных людей [60, 89].
Эти юридические нормы существовали много веков. Так, император Максимиан (240 - 310) лишал юридической силы все распоряжения глухонемых. По его закону завещание полагалось формулировать устно или письменно, поэтому не умеющий писать или говорить глухой считался законом мертвым и, соответственно - бесправным [7, 24, 53, 91].
Вряд ли возможно обвинить античное законодательство в формальной или небрежной проработке нормативных актов в части, касающейся прав лиц с грубыми физическими или умственными недостатками. Даже исходя из признания естественного права равенства человеческого бытия, запрещавшего неравное обращение к свободному и несвободному, Закон "не видел" аномальных людей, так как являлся проекцией отношения к этой части населения императора и сената, по мнению которых инвалиды и рабы не являлись и не могли являться полноценными гражданами империи.
Византийский император Юстиниан I (ок. 482 ? - 565) кодифицировал Римское Право. Фрагменты множества предшествующих римских законов и эдиктов были сведены в многотомное законоуложение Corpus Juris Civilis (гражданское право). Юстиниан не внес почти никаких изменений в закон, относящийся к инвалидам, а лишь систематизировал древние эдикты, касающиеся психических дефектов (mente capti, fatui), глухих, немых и подверженных неизлечимым болезням людей (cura debilium). Благодаря повышенному вниманию западноевропейцев (короны, церкви, знати, суда) к Праву наследования, эта часть гражданского законодательства отличалась значительной детализацией. Обостренный и понятный интерес общества к процедуре оформления завещания обусловил включение в новый закон более широких и конкретных рекомендаций о правах лиц с отклонениями в развитии. Так, закон признавал частную собственность глухонемых, но лишал их права делать завещание, исключение делалось только для лиц, поздно потерявших слух и речь, при условии, что они могли выразить свою волю письменно. Кодекс Юстиниана впервые встал на защиту права незрячего в части составления им завещания. “Желая охранить лишенных зрения от обмана, закон этот предписывал, чтобы, составляя завещание, они заявляли свою последнюю волю в присутствии не менее семи свидетелей и нотариуса, записывающего слова завещателя. В местностях, где нет нотариуса, приглашался 8-й свидетель, исполняющий его обязанности. Подписанное слепым завещание слепой отдавал на хранение одному из свидетелей по своему выбору. Позднейшие западноевропейские законодательства, развившиеся на основе Римского Права, сохранили главное положение относительно числа свидетелей... Они касались еще грамотности и неграмотности слепого завещателя, числа лиц, удостоверяющих своей подписью его подпись...” [59, с. 698].
Кодекс Юстиниана чрезвычайно подробно классифицировал недееспособных людей, уточняя, в каких случаях и как суду следует ограничивать их права. Например, лунатики и идиоты признавались неспособными заключить брачный контракт; согласия душевнобольного отца не требовалось при женитьбе его детей; человеку, имеющему невменяемых потомков, позволялось для наследования заменять их другими лицами. В кодексе было определено пять классов глухоты: от тех, кто не слышал, но мог говорить, до тех, кто не мог ни слышать, ни говорить [28, 34, 91].
Дети-инвалиды в античном и средневековом мире подвергались узаконенной дискриминации и вне зависимости от сословной принадлежности их родителей причислялись к "неполноценной" части населения не только общественным мнением, но и по закону.
Кодифицированное Юстинианом Римское Право, почти без изменения воспринятое в VI в. вестготами и франками, явилось основой законодательства большинства европейских стран [60]. В силу этого обстоятельства в государствах, где превалировало гражданское право, юридический статус людей-инвалидов не пересматривался с VI в. до середины XVIII столетия.
На протяжении полутора тысячелетий в Европе происходили кардинальные изменения: создавались и рушились империи, возникла и получила распространение новая религия, видоизменялось государственное устройство, менялся уклад жизни, развивалась научная мысль, европейское же законодательство неизменно следовало античному пониманию прав, а точнее, бесправия глухих, слепых и умалишенных людей.
1.4. Взгляд античной медицины и философии на природу нарушений слуха и зрения.
Дошедшие до наших дней древнеегипетские папирусы рассказывают о попытках врачевания глухоты и слепоты. Врачи древности, исходя из религиозно-мистической природы человеческих недугов, лечили их по преимуществу с помощью заговоров и магических действий [91].
Античная медицина не могла обойти вниманием физические и психические недуги. Основатель научной медицины Гиппократ (ок. 460 - ок. 370 до н.э.) впервые предложил не религиозно-мистическое, а рациональное объяснение причин возникновения болезней; он активно пытался лечить эпилепсию, слабоумие, нарушения зрения и слуха. Невозможность излечения врожденной глухонемоты, загадочность причин ее порождающих привели Гиппократа к мысли о сверхъестественной природе глухоты [78, 90, 91]. Идея о взаимосвязи речи и слуха навела великого врача на мысль о том, что человек, лишенный слуха от рождения, обречен быть немым. Это заблуждение разделял и Аристотель (384 - 322 гг. до н.э.), считавший, что звук является проводником мысли, и орган звука есть важный орган познания. По мнению Аристотеля, глухонемой, лишенный одного из органов чувств, не способен к развитию [4, 5].
Можно считать историческим казусом то, что гений античности, положивший начало эры “медицины Гиппократа”, на многие столетия преградил путь попыткам врачей и педагогов преодолеть глухонемоту своим утверждением о сверхъестественности ее природы.
В античном мире медицина тесно переплеталась с философией, и врачебные рекомендации базировались на современных им философских постулатах. По Аристотелю, потеря человеком одного из чувств неизбежно приводит к ограничению чувственного опыта и к потере какого-то знания. Из трех важнейших чувств (обоняние, слух и зрение) философ считал зрение наиболее ценным в обеспечении жизненных потребностей, а слух - более важным для развития интеллекта. Слепота - недуг более серьезный, но менее влияющий на умственное развитие, чем глухота, в силу чего слепые от рождения умнее глухих от рождения. Утверждая, что из всех чувств именно слух вносит наибольший вклад в умственное развитие, Аристотель охарактеризовал глухих людей как "необучаемых, бесчувственных и неспособных рассуждать, ничем не лучше животных "(Mc. Gann, 1888 по 91, с. 18). С другой стороны, Аристотель считал, что слепые люди обладают таким же интеллектом, как зрячие. Авторитетное мнение философа и очевидная для окружающих природа глазных повреждений способствовали тому, что слепые, в отличие от глухонемых, пользовались в обществе большей поддержкой и сочувствием.
Оценка Гиппократом и Аристотелем статуса и умственных способностей глухих являлась, считает M. Winzer [91], мощной преградой на пути попыток их обучения в течение двух тысяч лет, и мы разделяем мнение известного канадского специалиста в области истории специального образования. Действительно, медики и философы средневековья следовали за Аристотелем в понимании божественного порождения речи и важности слуха как обязательного условия ее возникновения. Таким образом, суждения великих о том, что учить глухонемых невозможно в принципе, пагубно повлияли как на общественное мнение, так и на педагогическую практику.