Мэр нахмурился.
— Какие ещё наступательные действия?
— Нас, Невидимок, угнетали на всём протяжении истории. Мы были отданы на милость тех, кого замечают, на милость обличенных властью. Мы не имели возможности нанести ответный удар. Полагаю, настала пора именно для таких действий. Настала пора призвать к ответу за все тяготы и лишения, которые мы были вынуждены перенести. Предлагаю возложить ответственность подготовку отряда из наиболее боеспособных мужчин на меня и напасть на Белый Дом.
Помещение огласилось криками и спорами. Фелипе же стоял и ухмылялся. Он чувствовал себя, как рыба в воде. Именно это он любил, этим жил и я видел, как он счастлив. Против собственной воли я тоже был рад за него.
Мэр к этому времени, уже совершенно не контролировал собрание. Собравшиеся в зале восхваляли Фелипе, спорили друг с другом, кричали на членов совета.
— Слишком долго они пользовались своим положением! — воскликнул Фелипе. — Мы нападём, а они нас даже не заметят. Не заметят, пока не станет слишком поздно! Мы захватим Белый Дом. Устроим первый успешный переворот в истории США! Страна станет нашей!
Я мог с легкостью предсказать, что будет дальше. Хоть мэр и совет были не согласны с Фелипе, толпа была за него. Если Ральфу и остальным дороги их кресла, в их интересах одобрить его просьбы.
Я выключил телевизор.
Джейн положила голову мне на плечо.
— Как думаешь, что будет теперь? — спросила она.
— Не знаю, — ответил я. — Не знаю.
В течение следующих нескольких месяцев Томпсон поселился во всех выпусках новостей на постоянной основе. Он попросту обрушил рейтинг Нильсена. Наш местный ведущий Глен Джонстон вёл ночные репортажи о подготовке ополчения. Благодаря уникальному статусу нашего города среди американских корпораций, Фелипе и ему последователям нужно было лишь заполнить необходимые бланки о поставке оружия и боеприпасов и ждать. Кто-то где-то, следя за заказами, заметил увеличение спроса на военное обмундирование, а кто-то где-то увеличил производство. Наверное, даже появились новые рабочие места.
Поначалу я гадал, почему никто ни в Томпсоне, ни в Национальной исследовательской ассоциации, ни в корпорациях не остановил эти поставки. Почему ни ФБР, ни в Бюро по контролю оружия, табака и алкоголя не начал расследование. Выступая по телевидению, Фелипе продолжал гнуть свою линию, не снижая накал:
— Мы свалим нынешнюю элиту! — заявлял он. — Мы установим новую власть в нашей стране!
Впрочем, меня не покидала мысль, что никто не замечал наши трансляции, как и нас самих. Причина, почему никто не остановил Фелипе, заключалась в том, что никто не обращал на него внимания, даже, несмотря на то, что он вещал на всю страну.
Впервые я подумал, что его план мог и сработать.
В его армию записалось почти двести человек. В Томпсоне оказалось необычно высокое количество людей, отслуживших в армии, ВВС и флоте. Именно эти люди занимались обучением новобранцев. Фелипе лично завербовал 50 человек и обучал их методам террористической борьбы. Именно им предстояло стать его личной гвардией, которая ворвется в Белый Дом и откроет дорогу остальным.
В Томпсон на тягачах прибыли два танка.
Дилер «Джипа» прислал армейские внедорожники.
Постоянно приходили ящики с оружием.
Наконец, спустя, казалось, целую вечность, Фелипе на очередном совещании городского совета объявил, что его армия готова к походу на Вашингтон.
Я раньше никогда не сталкивался со столь сильной предвоенной лихорадкой, и мне было не по себе. Джейн чувствовала себя точно так же. Как и все мои друзья. Джеймс, Дон, Ральф, Мэри и Джим.
Однако весь остальной город был готов к битве, готов выступить против всего мира. В субботу был устроен торжественный парад. Развевались флаги, люди швыряли конфетти, играл школьный оркестр. Я стоял на тротуаре и ждал Фелипе. Память постоянно напоминала о том, что он сделал…
«…Меня зовут не Дэвид! Я Фелипе!»
…но события последних месяцев, его собственная убежденность в том, что он совершает благо для Томпсона и всех Невидимок, затмили эти воспоминания. В этом наши с Джейн мнения расходились. Она видела в происходящем нечто грандиозное. Я же видел в этом продолжение террористической деятельности, логичное развитие убеждений Фелипе.
По улице маршем в ногу шагали ополченцы и мне пришлось признать, что выглядели они внушительно. За пехотинцами ехали внедорожники и автобусы, на которых им предстояло проехать через всю страну. Наконец, в самом хвосте колонны, стоя на танке, ехал сам Фелипе. Он махал руками и швырял конфеты детям.
Я вышел вперед, к самому краю тротуара. Передо мной был тот самый Фелипе, которого я видел в нашу первую встречу. Это был тот самый Фелипе, который вёл нас вперед. Он стоял на ногах, оглядывал толпу, гордо смотрел по сторонам. Как я и ожидал и даже немного надеялся, он меня заметил и посмотрел мне в глаза. Он улыбнулся мне взмахнул рукой. Я кивнул в ответ. В горле застрял комок, руки задрожали и я поспешил спрятать их за спину. Если бы всё происходило в фильме, сейчас бы звучала пафосная музыка, а на заднем плане алел закат. Момент был преисполнен драматизма и героизма.
Колонна продвигалась к окраинам города. Оркестр и другие участники марша разошлись, а ополченцы продолжили идти.
Нападение на Белый Дом состоялось в четверг вечером.
Вместе с солдатами освещать событие отправились репортеры томпсонского телеканала, и вечером в четверг все телевизоры города были настроены на местные новости.
Мы наблюдали, как по улицам столицы двигались наши танки и внедорожники, как они проезжали мимо знакомых достопримечательностей. Несмотря на то, что я не поддерживал всю эту военную возню, я всё же испытывал гордость и какой-то прилив патриотизма, глядя, как мы идём по Вашингтону.
Но хоть сами наши люди и оставались Невидимками, техника по-прежнему привлекала внимание и мы должны были предусмотреть, что появление танков на улицах не могло остаться незамеченным. Наша бронетехника торчала посреди дорожного движения подобно Годзилле на чайной церемонии. Колонна сворачивала на перекрестках и, подъезжая к самому Белому Дому, она была остановлена на блокпосту вооруженными солдатами армии США.
Танки и внедорожники проехали несколько метров и замерли. Никто не кричал, никто даже не разговаривал. Вероятно, все переговоры велись в радиоэфире, однако не звучало никаких сирен и сигналов тревоги. Шло время. 4 минуты. 5, затем 10. Не раздавалось ни звука, никто не двигался, даже сопровождавший колонну репортер признался, что понятия не имеет, что сейчас творится на блокпосту, но пообещал обязательно обо всём рассказать, как только что-нибудь станет известно.
Камера переключилась на Белый Дом, где находился другой репортер, освещавший марш Фелипе. Съёмочная группа успешно преодолела забор и теперь незаметно кралась по залитой лунный светом лужайке перед Белым Домом.
Внезапно трансляция вернулась на улицу, где солдаты открыли огонь по нашим людям.
Репортёр орал в микрофон, пытаясь описать происходящее, но получалось у него плохо.
Впрочем, мы всё видели сами.
Наше ополчение было просто разгромлено.
Даже будучи вооруженными и подготовленными наши войска ничего не смогли противопоставить лучшей армии мира.
Танки сделали по одному залпу, выстрелы ушли в «молоко», затем обе машины взорвались.
Сидевшие во внедорожниках бойцы разбежались по улице, стреляли в ответ по американским солдатам и по технике, но казалось ни в кого не попадали. Они начали падать один за другим — это работали армейские снайперы. Вскоре оставшиеся побросали оружие и побежали.
Репортер с оператором тоже решили ретироваться.
На несколько секунд картинка на экране погасла.
Затем снова вернулась трансляция из Белого Дома, где сотрудники Секретной службы — такие же безликие и неприметные люди, как и мы сами — бились на лужайке с гвардией Фелипе. На центральном фасаде ярко горели все прожекторы. Томпсонский репортёр сообщил, что, несмотря на отступление, один из людей Фелипе включил сигнал тревоги, чем и привлёк к себе внимание охраны президента.
Одного из наших застрелили, когда он пытался перелезть через забор.
Господи, лишь бы не Фелипе, взмолился я.
Я увидел бегущего Фелипе. Я узнал его по манере передвигаться и жестикуляции. Он вытянулся, схватился за решетку забора и перелез через него. Послышалась стрельба, но если стрелявшие и целились в него, они промахнулись. Фелипе продолжал бежать по газону в сторону съёмочной группы.
Экран снова погас.
— Мы потеряли связь, — сообщил находившийся в Томпсоне Глен Джонстон.
Я принялся переключать каналы в надежде увидеть спецвыпуски новостей, ведь нападение на Белый Дом и покушение на жизнь президента однозначно должно стать главным событием для всех телеканалов. Однако по всем каналам шли обычные сериалы и полицейские драмы.
Я остановился на CNN и целый час смотрел только их. Ничего. Я дождался одиннадцатичасового выпуска новостей и переключался между АВС, CBS и NBC.
О нападении сообщили по АВС. 30 секунд съемки перед самой рекламой: снимок Белого Дома с удобной позиции через улицу, убегающий с группой товарищей Фелипе, их преследуют люди в костюмах. Внизу кадра было сообщение: «Секретная служба предотвратила проникновение на территорию Белого Дома группы неустановленных лиц».
Затем пошла реклама душевых кабинок.
Мы с Джейн молча сидели в полном молчании и смотрели рекламу. Что это такое? Такая подготовка, столько тренировок и это всё? Из Томпсона в субботу на танках и внедорожниках выехало почти две сотни людей, дабы совершить переворот.
И всё, чего они добились это короткий репортаж перед рекламой.
Я выключил телевизор и забрался в кровать. Впервые в жизни я осознал, насколько же жалкими выглядели все наши потуги. Фелипе собрал вооруженный отряд, разработал чёткий план и всё это обернулось пшиком.
Более чем пшиком.
Я гадал, сколько ополченцев погибло. Сколько взяли в плен.
Через неделю в сопровождении жалких остатков своей армии Фелипе вернулся в Томпсон. Он был подавлен и унижен.
Правительство даже не попыталось их наказать. Не было инициировано никакого расследования или преследования.
Погибло 153 человека.
Мы были готовы встретить Фелипе как героя, но он прекрасно осознавал свой провал и всю смехотворность придуманного плана, поэтому скрылся с глаз долой и пропал из виду.
Глен Джонстон решил провести специальный эфир, устроить интервью с Фелипе, расспросить его о произошедшем, но тот впервые на моей памяти отказался появляться на людях.
Больше по телевизору я его не видел.
7
Наступил новый год. Мы с Джейн решили завести ребенка, она выбросила противозачаточные, и мы приступили к осуществлению нашего плана. Она хотела проконсультироваться с врачом, но я её отговорил и убедил продолжать попытки. Мне казалось, что дело во мне, но выяснять наверняка я не желал.
Когда я закончил колледж и только получил работу в «Автоматическом интерфейсе», мне казалось, всё только начинается, что впереди у меня вся жизнь. Теперь же ход времени ускорился. Скоро мне будет тридцать. Затем сорок. Я стану стариком. Потом умру. Правду говорят: жизнь коротка.
Но, что я делала всю свою жизнь? И зачем? Изменился ли мир из-за моего в нём присутствия? Или смысл в том, что никакого смысла нет, что мы существуем лишь здесь и сейчас и почему бы не жить в полную силу, пока есть такая возможность?
Ответа я не знал, да видимо никогда и не узнаю.
После работы к нам зашёл Джеймс, и Джейн пригласила его остаться на ужин. Поужинав, мы с ним сидели на заднем крыльце и предавались воспоминаниям. Я вспомнил, как вся наша группа отправилась в суд и мы рассмеялись.
— Никогда не забуду рожу судьи, когда ты крикнул «Сосни хуйца!».
Я так сильно смеялся, что из глаз потекли слёзы. Пришлось даже вытереть глаза ладонью.
— А помнишь Бастера? Как он постоянно орал «Пиздюк!».
Мы продолжали хохотать, но в нашем смехе слышалась печаль, ведь я вспомнил Бастера. Я вспомнил, как он смотрел на нас в «Старом городе» в «Фэмилилэнде», когда со всех сторон к нему бежали «серые костюмы».
Мы перестали смеяться и молча смотрели на звёзды. Над нами висело ночное аризонское небо, сквозь дымку Млечного пути были видны самые главные созвездия.
— Вы там не уснули? — спросила из кухни Джейн. — Так тихо стало.
— Просто задумались, — отозвался я.
Джеймс откинулся в кресле.
— Ты здесь счастлив? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Я тут слышал, что где-то есть место — целая страна Невидимок.