Дети и родители: истоки оптимизма 201
ребенком, наложило заметный отпечаток на ваш стиль объяснения. Мы выявили это обстоятельство, давая свои вопросники сотне детей и их родителям. Уровень оптимизма матери и ребенка очень близок, причем это относится и к сыновьям, и к дочерям. Мы с удивлением обнаружили, что объяснительные стили ребенка (и матери) вовсе не похожи на стиль отца. Это говорит о том, что маленькие дети слушают в первую очередь то, что говорит обо всех причинных зависимостях тот, кто с ними больше всех сидит (обычно мать), и стремятся заимствовать у него (нее) этот стиль. Если у ребенка мать — оптимист, это прекрасно; но беда, если у ребенка мать — пессимист.
Эти открытия ставят вопрос: является ли стиль объяснения явлением генетическим? Можем ли мы унаследовать его от своих родителей, подобно на удивление большой доле нашего интеллекта, политики и религиозных воззрений? Исследования идентичных близнецов, которых воспитывали раздельно, показывают, что, вырастая, они приобретают неправдоподобно близкие политические взгляды, веру в Бога (или неверие) и IQ. В отличие от перечисленных психологических особенностей, характер стиля объяснения, который мы обнаруживаем в семьях, не наследуется: стиль матери аналогичен стилю сыновей и дочерей, а стиль отца не совпадает ни с одним. Эта совокупность результатов не может быть объяснена никакой генетической моделью.
Чтобы убедиться в этом, мы начинаем подходить к вопросу наследования более прямолинейно. Для этого мы оцениваем оптимизм как биологических родителей, так и тех, кто усыновил детей в раннем возрасте. Если уровень оптимизма детей совпадает с уровнем усыновителей и не совпадает с уровнем оптимизма у биологических родителей, это подкрепляет нашу точку зрения о приобретенном характере оптимизма. Если уровень оптимизма детей близок к уровню их биологических родителей, с которыми дети ни-
202 Мартин Э. П. Зелигман
когда не встречались, это означает, что оптимизм может наследоваться, по крайней мере, частично.
2. Критика взрослых: учителя и родители
Что вы говорите своим детям, когда они делают что-нибудь неправильно? А что говорят им учителя? Как уже отмечалось, дети внимательно вслушиваются не только в содержание, но и в форму, то есть не только то, что говорят им взрослые, но и как. И это особенно справедливо, если говорить о критике. Дети верят в критику, которая им адресована, и пользуются ею, чтобы сформировать свой собственный стиль объяснения.
Заглянем на минутку в типичный третий класс, как делал, скажем, Кэрол Двэк, один из ведущих специалистов в мире по эмоциональному развитию. Работа Кэрол показала; как развивается оптимизм. Она может также снабдить нас ключом к пониманию того, что происходит с женщинами в детстве, что делает их более подверженными депрессии, чем мужчин.
Когда класс привыкнет к вашему присутствию и успокоится, первое, что вы заметите, это удивительное различие в манере поведения девочек и мальчиков. Девочки, как правило, просто удовольствие для учителя: сидят спокойно, даже сложив руки, и как будто бы внимательно слушают. Иногда, правда, шепчутся и хихикают, но в основном ведут себя как положено. Мальчики же — сущее наказание. Они ерзают, даже если стараются сидеть спокойно — хотя последнее случается не слишком часто. Они, похоже, и не слушают, и не подчиняются школьным правилам так пунктуально, как девочки. И уж если балуются, а это бывает сплошь да рядом, то могут начать кричать и бегать.
Вот класс склонился и делает задание по подгруппам. Что говорит учитель детям, которые плохо работают? Какого
Дети и родители: истоки оптимизма 203
сорта критику он адресует третьеклассникам, когда у них не получается задание?
Мальчикам, не справившимся с заданием, обычно говорят: «Ты был невнимателен», «Ты недостаточно старался», «Ты хулиганил, когда я давал задание подгруппам». К какому виду объяснений относятся эти замечания? Они временные и конкретные, но не широкие. Временные — потому что вы можете увеличить свое усердие, можете повысить внимательность (если хотите) и можете перестать хулиганить. Итак, мальчики слышат, что их несоответствие школьным требованиям объясняют временными и конкретными причинами.
Девочек же, по наблюдениям Двэк, обычно клеймят совсем другим способом. Поскольку они не хулиганят и вроде бы слушают внимательно, по этим позициям их и не критикуют. И учитель акцентирует их внимание на следующем: «Ты слабовата в арифметике», «Ты всегда сдаешь неряшливую работу», «Ты никогда не проверишь задания». Основная часть временных причин (невнимательность, нестарание, дурное поведение) отбрасывается, зато на девочек обрушивается шквал замечаний постоянного и широкого характера. И что же оседает у них в итоге после третьего класса?
Кэрол Двэк прояснила этот вопрос, давая девочкам из четвертого класса невыполнимые задания. А потом смотрела, как они будут объяснять, почему с ними не справились.
Всем давали слова-перепутаницы, чтобы из них составить анаграммы (ZOLT, IEOF, МАРЕ и тому подобные); усилия детей были тщетны, поскольку составить из этих букв реальные слова невозможно. Все дети очень старались, но еще до того, как они исчерпали все возможные комбинации, им говорили: «Ваше время истекло».
«Почему ты не выполнила (не выполнил) задание?» — спрашивал экспериментатор.
204 Мартин Э. П. Зелигман
Девочки отвечали что-нибудь вроде: «Я плохо играю в слова» или «Думаю, что я не очень хорошо соображаю».
Мальчики же, которым давали такое же задание, говорили: «Я был невнимателен», или «Я не очень старался», или вообще «Кому они нужны, ваши паршивые головоломки?»
В атом тесте девочки давали постоянные и широкие объяснения своим неудачам; объяснения же мальчиков оставляли еще место для надежды, поскольку были временными, конкретными и такими, что допускали возможность перемен. И здесь мы встречаемся со вторым источником влияния на стиль объяснения ребенка: критикой, которую взрослые адресуют ребенку при его неудачах. Снова и снова ребенок слушает внимательно, и снова и снова он слышит: «Ты глупая», «Ты нехорошая», и это накладывает отпечаток на то, что он сам о себе думает. Если же он слышит объяснения временные и конкретные типа «Ты недостаточно старался» или «Вообще-то эти головоломки — для шестого класса», то он видит, что проблемы разрешимы и носят локальный характер.
3. Кризисы в жизни ребенка
В 1981 году в Гейдельберге я слушал Глена Элдера, одного из основных специалистов в мире по социологии семьи; он выступал с докладом перед группой исследователей, интересующихся тем, как дети ухитряются расти в условиях неблагоприятной обстановки. Он рассказал нам об интереснейшем исследовании, над которым он работал в течение всей своей жизни. По его словам, два поколения назад, перед Великой Депрессией, группа ученых-мечтателей, его предшественников, взялась за исследование поколения, продолжавшееся в течение почти шестидесяти лет. Сейчас объектам этого исследования кому за семьдесят, а
Дети и родители: истоки оптимизма 205
кому и за восемьдесят лет, и они продолжают участвовать в этой эпохальной работе длиною в жизнь. И не только они, но и их дети, а теперь и внуки.
Глен рассказывал о тех, кто выстоял во время Великой Депрессии, а также о тех, кто никогда не оправился. Он сообщил очарованной его рассказом группе, что девушки из среднего класса, семьи которых разорились, психологически оправились к началу пожилого возраста, после чего их старение протекало нормально с точки зрения и физической, и психологической. Девушки же из низших слоев, разорившиеся в тридцатые годы, буквально разваливались к началу пожилого возраста, и их старость была трагической физически и психологически.
Глен высказал свои предположения о причине этого различия.
«Я думаю, что женщины, которые старели нормально, усвоили во время своего детства, которое пришлось на Великую Депрессию, что неблагоприятные обстоятельства будут преодолены. В конце концов, большинство семей воспрянули экономически в конце 30-х — начале 40-х годов. Это научило их оптимизму, и кризис с его разрешением сформировал их стиль объяснения по отношению к неблагоприятным событиям, делая их временными, конкретными и внешними. Это означает, что в старости, когда умирал их лучший друг, они думали: «Я найду себе еще». И этот оптимистический взгляд способствовал их здоровью и нормальному ходу их старения.
Что же касается девушек из семей низших слоев, то в большинстве своем эти семьи не смогли оправиться после Великой Депрессии. Они были бедны до нее, во время нее и после. Они научились пессимизму. Они убедились, что если приходит беда, то тяжелые времена остаются навсегда. Их стиль объяснения стал безнадежным. И когда впоследствии умирал их лучший друг, они думали: «Никогда уже
206 ____________________ Мартин Э. П. Зелигман
у меня не будет снова дружбы». Этот пессимизм, впитанный в детстве из реалий существования, накладывался на каждый новый кризис и подрывал их здоровье, их успехи и их благосостояние».
«Правда, все это в значительной степени предположения, — сказал Глен в заключение. —г Никто и понятия не имел пятьдесят лет назад о стиле объяснения, соответственно никто его и не измерял. Ужасно жаль, что у нас нет машины времени, чтобы вернуться в тридцатые годы и проверить мои умозаключения».
Этой ночью я не мог заснуть. «Ужасно жаль, что у нас нет машины времени», — звучало у меня в голове. В пять утра я стал ломиться к Глену.
«Глен, просыпайся, есть разговор. У меня есть машина времени!»
Глен вылез из постели, и мы пошли прогуляться.
«В прошлом году, — объявил я Глену, — я получил письмо от замечательного молодого социопсихолога Криса Питерсона. Оно прозвучало для меня как подарок судьбы. В письме Крис просил о помощи, сообщал, что он заперт в маленьком колледже, где ведет в течение года восемь учебных курсов; у него много конструктивных идей, готов к переезду. Я пригласил его поработать со мной пару лет в Пенсильванском университете, и он принял мое приглашение. Оказалось, что у него действительно есть прекрасные идеи».
Наиболее конструктивная идея Криса состояла в том, как суметь оценить стиль объяснения людей, которые не согласились бы заполнять соответствующие анкеты: герои спорта, президенты, кинозвезды. Крис неустанно штудировал спортивные страницы и к каждому заявлению футболиста, носившему причинный характер, он относился так, как будто это был пункт из вопросника, заполненного этим спортсменом. Так, если в оправдание того, что он не забил