2. Потеря интереса к обычной деятельности.
3. Потеря аппетита.
4. Бессонница.
5. Психомоторная заторможенность (медленное мыш-
ление или движение).
6. Потеря энергии.
7. Чувство никудышности и вины.
8. Ослабленная способность мыслить и сосредотачи-
ваться.
9. Мысли и действия, направленные на самоубийство.
Софи — хороший пример такого больного. У нее на-
блюдалось шесть из девяти симптомов, не хватало только
мысли о самоубийстве, психомоторной заторможенности и
бессонницы.
Когда мы взяли этот перечень симптомов из DSM - III - R и попробовали приложить его к испытуемым людям и животным, принимавшим участие в экспериментах по приобретенной беспомощности, то оказалось, что в группах, которым позволено было управлять событиями, не наблюдалось ни одного из девяти критических симптомов, но зато в группах, которым это не позволялось, можно было наблюдать не менее восьми — на два больше, чем у серьезно больной Софи.
110 Мартин Э. П. Зелигман
1. По сообщению людей, находившихся под воздейст-
вием шума, которого нельзя было избежать, или столкнув-
шихся с неразрешимыми проблемами, ими овладевало по-
давленное настроение.
2. Животные, страдавшие от неизбежного шока, теряли
интерес к своей обычной деятельности. Они переставали
состязаться друг с другом, давать сдачи при нападении,
заботиться о детенышах.
3. Животные, пострадавшие от неизбежного шока, те-
ряли аппетит. Они меньше ели, меньше пили воды (но
больше алкоголя — если им давали), теряли в весе. Утра-
чивали интерес к совокуплению.
4. Беспомощные животные страдали от бессонницы,
просыпались очень рано, подобно людям в депрессии.
5 и 6. Беспомощные люди и животные демонстрировали психомоторное торможение и потерю энергии. Они не пытались улизнуть от шока, добыть корм, решать какие-то проблемы. Не давали сдачи при нападении или оскорблении. Легко сдавались при попытках решать новые задачи. Не пытались исследовать новую обстановку, в которой оказывались.
7. Беспомощные люди были склонны объяснять не
удачные попытки решать какие-то проблемы собственной
неспособностью и никудышностью. Чем более подавленны
ми они становились, тем более пессимистичными становился
их стиль объяснения.
8. Беспомощные люди и животные плохо соображали и
были невнимательны. Они испытывали неимоверные за-
труднения при попытках научиться чему-нибудь новому и
никак не могли сосредоточиться на сигналах о возможности
вознаграждения или опасности.
Единственный симптом, который нам не встретился, это мысли и действия, направленные на самоубийство. Это, по-видимому, объясняется тем, что все-таки масштаб самих
Предельный пессимизм 111
лабораторных неудач ограничен неспособностью отключить шум или решить анаграмму.
Таким образом оказалось, что модель исключительно близка к реальному явлению. Неизбежный шум или шок, неразрешимые проблемы порождали восемь из девяти симптомов, на основании которых ставится диагноз серьезной депрессии.
Точность моделирования вдохновила исследователей на то, чтобы проверить теорию еще одним способом. Известно, что ряд лекарств может прекращать состояние депрессии у людей; исследователи попробовали их дать беспомощным животным. И снова результаты были потрясающими: все эти антидепрессанты (а также электрошоковая терапия) смогли излечить подопытных животных от приобретенной ими беспомощности! Возможно, это связано с тем, что они увеличивают количество нейропередатчиков в мозгу. Исследователи также установили, что лекарства, которые не способны ликвидировать депрессию у человека (кофеин, валиум, амфетамины), не могут ликвидировать и приобретенную беспомощность.
Таким образом, совпадение оказалось почти идеальным. По своим симптомам приобретенная беспомощность, выработанная в лабораторных условиях, оказалась почти идентичной депрессии.
Глядя теперь на растущее распространение депрессии, мы можем рассматривать его как эпидемию приобретенной беспомощности. Мы знаем причину приобретенной беспомощности и теперь вполне можем считать ее и причиной депрессии: это — вера в тщетность ваших действий. Эта вера порождается как поражениями и неудачами, так и неконтролируемыми ситуациями. Депрессия может быть вызвана поражением, неудачей, потерей и последующей убежденностью в тщетности любых ваших попыток изменить ситуацию.
112 Мартин Э. П. Зелигман
Я думаю, что именно в такой убежденности коренится наша национальная эпидемия депрессии. Современная личность, видимо, особенно подвержена приобретенной беспомощности, растущей, убежденности, что все ваши усилия абсолютно ничего не меняют. Я думаю, что знаю, с чем это связано; этот вопрос мы рассмотрим в последней главе.
Все это звучит довольно мрачно. Но есть и основания для надежды, связаны они с возможностями стиля объяснения.
ГЛАВА 5
КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ТАК ВЫ И ЧУВСТВУЕТЕ
Если бы Софи страдала от своей депрессии двадцать лет назад, ей бы, к сожалению, пришлось ждать, пока все будет идти своим чередом, а на это могут потребоваться месяцы, а может быть, год и больше. Но поскольку она подверглась депресии в последнее десятилетие, шансы на облегчение ее судьбы резко возросли, ведь именно в последнее десятилетие был открыт способ лечения, который действует быстро и эффективно. Его разработали психолог Альберт Эллис и психиатр Аарон Т. Бек. Думаю, что, когда история современной психотерапии будет написана, их имена появятся там рядом с именами Фрейда и Юнга. Современными усилиями им удалось снять покров с депрессии и показать всем нам, что это состояние гораздо проще и легче поддается излечению, чем принято было считать раньше.
До того, как Эллис и Бек сформулировали свои теории, считалось догмой, что любая депрессия является маниакально-депрессивным заболеванием. Биомедицинская школа считала это заболевание телесным. Согласно Фрейду, депрессия — это гнев, направленный против самого себя. Тупо закладывая эту коварную чушь в основу лечебной методики, фрейдисты заставляли людей, страдавших от депрессии, вытаскивать все свои эмоции наружу, типичным результатом чего было усиление депрессии и иногда даже попытки самоубийства.
114 Мартин Э. П. Зелигман
Эллис некогда сам был апостолом фрейдистского «выворачивания наизнанку». Получив степень доктора в Колумбийском университете в 1947 году, он занялся частной психотерапевтической практикой, специализируясь на проблемах семьи и брака. Возможно, его возбудили откровения пациентов; во всяком случае, вскоре он затеял кампанию против сексуального угнетения, которой посвятил жизнь. Он стал одну за другой писать книги под заголовками вроде: «Что если это — сексуальная ересь», «История сексуальной свободы» и «Руководство по внебрачным приключениям для цивилизованных пар». Вполне естественно, что Эллис после этого оказался почетным гостем и настав-ником поколения Керуака, обеспечивая его научно-рациональной базой. Первый раз я столкнулся с его деятельностью в начале шестидесятых, когда, будучи второкурсником, помогал организовать в Принстоне программу сексуального просвещения студентов. Мы пригласили к себе Эллиса, который предложил нам заслушать его доклад под названием что-то вроде «Пора мастурбировать!» Президент При-нстона, человек справедливый и обычно невозмутимый, немедленно аннулировал приглашение.
Многие коллеги были шокированы Эллисом, в то время как другие были готовы признать его значительные заслуги с позиций практической медицины. Внимательно слушая рассказы своих пациентов, он очень напряженно обдумывал услышанное, стараясь не оказаться в плену предрассудков. К 70-м годам он сделал местом приложения своей одаренности и непосредственности депрессию, область, в которой было не меньше предрассудков и недоразумений, чем в сексуальности. И ситуация в депрессии стала радикально меняться.
В новой области Эллис оказался столь же неистовым, что и в старой. Сухощавый и угловатый, очень подвижный, он вел себя подобно торговцу пылесосами (причем очень
Как вы думаете, так вы и чувствуете 115
эффектному). В общении с пациентами он наседал и давил на них до тех пор, пока не заставлял расстаться с иррациональными заблуждениями, которые формировали их депрессию. «Что значит, вы не можете жить без любви? — вопил он. — Что за ерунда! Любовь в жизни встречается слишком редко, чтобы можно было безрассудно тратить время на то, чтобы оплакивать ее отсутствие, вещь вполне обычную, нагоняя на себя тоску! Вы живете под властью слова надо. Кончайте себя им гипнотизировать!»
По мнению Эллиса, то, что, по мнению других, является глубоким невротическим конфликтом, на самом деле — просто плохое мышление, «глупое поведение неглупых людей», как он это называл; и он во весь свой пропагандистский голос (кстати, сам он называл себя контрпропагандистом) требовал от своих пациентов, чтобы они прекратили думать неверно и начали думать правильно. Удивительно, но большинству его пациентов становилось лучше. Эллис успешно бросил вызов общепринятой точке зрения, что душевные заболевания — явление немыслимо тонкое, почти мистическое, излечимое только при условии, что глубоко спрятанные в подсознании конфликты будут извлечены на свет божий, дабы лишить болезнь ее корней. В переусложненном мире психологии его упрощенный подход выглядел прямо-таки революционным.
Тем временем Бек, психиатр-фрейдист с несомненным дарованием клинициста, также вступил в конфликт с ортодоксальным подходом. Трудно представить себе людей более противоположных, чем Бек и Эллис. Если в манере держаться Эллиса было что-то троцкистское, то Бек скорее напоминал Сократа. Дружелюбный, общительный человек с ангельским выражением лица и внешностью сельского врача из Новой Англии, которому положено носить красивый галстук-бабочку, Бек излучал одновременно доброту и твердокаменный здравый смысл. Он не любил забалтывать своих
116 Мартин Э. П. Зелигман
пациентов; обычно он внимательно их выслушивал, вкрадчиво задавая вопросы и мягко убеждая.
Подобно Эллису, в 60-е годы Бек почувствовал себя глубоко разочарованным в тех подходах к лечению депрессии, которые предлагались фрейдистским и биомедицинским направлениями. После учебы в Иельском университете, где он кончил медицинский факультет, ему пришлось год за годом служить рядовым психоаналитиком, который сидит и ждет, что перед ним на кушетке возникнет одинокая фигура, которая станет изливать душу по поводу своей депрессии: что, мол, так получилось, что разозлился на самого себя, вместо того, чтобы излить свой гнев вовне, выразив его каким-нибудь образом, а отсюда — депрессия. Ожидания Бека редко вознаграждались. Он было попробовал сколачивать группы из людей, страдающих депрессией, и убеждать их не сдерживать свой гнев и печаль внутри, а дать им выход. Дело оказалось гораздо хуже, чем просто неблагодарное. Пациенты шли вразнос у него на глазах, и ему стоило огромных трудов вернуть их в более или менее спокойное состояние.
В 1966 году, когда я встретил Тима Бека (друзья звали его Тимом, а вообще-то его имя Темчин), он писал свою первую книгу о депрессии. Его здравый смысл восторжествовал. Он решил, что просто возьмет и опишет, что думает человек в депрессии, а уж дело других теоретизировать, откуда соответствующие мысли берутся. Люди в депрессии думают ужасные вещи о себе и своем будущем. Может, в этом и есть сущность депрессии, подумал Тим. Может быть, то, что выглядит как симптом депрессии, и есть сама депрессия? И он нашел в себе смелость сказать, что депрессия не есть испорченная биохимия мозга и не есть гнев, обращенный внутрь объекта. Это разлад сознательной мысли.
С этим боевым кличем Тим кинулся в бой с фрейдис-
Как вы думаете, так вы и чувствуете 117
тами. Он писал: «Человека, который страдает, ведут к тому, чтобы он поверил, что не может сам помочь себе и что ему следует обратиться к профессиональному знахарю, хотя он сталкивается с расстройством, связанным с повседневными жизненными проблемами. При этом подвергается эрозии его уверенность в возможность использовать привычные приемы, которыми он обычно решал свои проблемы, и он принимает точку зрения, что эмоциональными проблемами управляют силы, находящиеся вне его досягаемости. Он уже не надеется понять себя, поскольку его собственные мысли заранее считаются мелкими и несущественными. Отвергая ценность здравого смысла, эта злосчастная доктрина запрещает ему опираться на собственные суждения для анализа и решения собственных проблем».
Тим любил цитировать замечания крупного математика и философа Альфреда Нота Уайтхэда: «Наука коренится... в мышлении, основанном на здравом смысле. Это и отправная точка, где происходит сбор исходных данных, и итог, к которому она должна вернуться... Вы можете шлифовать свой здравый смысл, можете противоречить ему в некоторых деталях, вы можете даже удивить его. Но в конечном счете ваша задача сводится к тому, чтобы удовлетворить его».
Предтечей этой революции в психологии, которому теперь тоже за семьдесят, был Джозеф Вольпе. Южноафриканский психиатр и прирожденный диссидент (его родной брат, один из ведущих южноафриканских коммунистов, подвергался преследованиям и сидел в тюрьме), Вольпе был избран судьбой, чтобы выступить против психоаналитического истеблишмента. В Южной Африке это было почти то же самое, что выступить против апартеида — так сильна была мертвая хватка, которой психоаналитики держали его профессию. В пятидесятые годы Вольпе потряс терапевтический мир и привел в ярость своих коллег, от-
118 Мартин Э. П. Зелигман
крыв простое средство от фобий. Психоаналитический истеблишмент твердо стоял на том, что фобия (иррациональный и определенный страх перед определенными объектами, например, кошками) — это поверхностное отображение более глубокого расстройства. Источником фобии, как утверждает эта школа, является скрытый страх, что ваш папа кастрирует вас в отместку за желание, которое вы испытываете по отношению к собственной маме. (При этом для женщин не предлагалось никакого альтернативного механизма. Любопытно, что фрейдисты никогда не обращали серьезного внимания на тот факт, что среди страдающих фобиями большинство составляет именно женщины, геометрия гениталий которых не отвечает требованиям этой теории). С другой стороны, теоретики биомедицинского толка, провозглашали, что в основе этой проблемы должно лежать некое неоткрытое доселе расстройство биохимии мозга. (Даже сегодня, сорок лет спустя, это нарушение так и не обнаружено.) Обе школы настаивали, что лечит только страх пациента по отношению к кошкам — это все равно, что замазывать коревую сыпь румянами.
Вольпе, однако, рассудил, что иррациональная боязнь чего-то — это не просто симптом фобии, а она сама. Если удастся ликвидировать этот страх (а это вполне возможно, например, используя павловские условные рефлексы, основанные на поощрении и наказании), то при этом будет уничтожена и фобия. Стоит вам избавиться от страха перед кошками, и проблема будет решена. И фобия вовсе не появится вновь в какой-либо иной форме, как утверждают теоретики от психоанализа и биомедицины. Вольпе и его последователи, называвшие себя терапевтами поведения, запросто излечивали от страхов в течение одного-двух месяцев, причем фобии исчезали без каких-либо рецидивов.
В результате подобной наглости (как он осмелился утверждать, что в расстройствах психики нет ничего особенно