— 6,43, - сказала она.
Я так же молча протянул деньги.
Раньше я об этом не задумывался, но пока я убирал мороженое в морозилку, а чипсы и хлеб в коробку, я вдруг понял, что между мной и другими людьми постоянно сохранялась какая-то дистанция. Даже мои отношения с бабушкой и дедушкой оставались формальными. Мы никогда не обнимались и не целовались, хотя они очень хорошо ко мне относились. Как и родители. Всю жизнь, что родители, «друзья семьи», друзья моих родителей всегда хорошо ко мне относились, но у меня никогда создавалось впечатления, что я им нравился.
Они не испытывали ко мне отвращения.
Они меня не замечали.
Я для них был никем, пустым местом.
Интересно, так всегда было? Возможно. В школе у меня были друзья, но их всегда было немного и сейчас, оглядываясь назад, я понял, что почти все они были такими же невидимками, как я.
Я вскочил, прошёл в спальню, залез в шкаф и под горой одежды откопал несколько запечатанных коробок, в которых хранилось моё прошлое. Я вытащил их в центр комнаты, сорвал скотч и принялся вытаскивать всё подряд в поисках ежегодников.
Найдя, я принялся их листать. Я не заглядывал в них со старшей школы и сейчас было странно видеть эти лица, места, моду, причёски пятилетней давности. Я почувствовал себя старым и мне стало немного грустно.
Но ещё я испытал легкое беспокойство.
Как я и ожидал, не было ни одной фотографии, где я или мои друзья были запечатлены во время каких-то спортивных мероприятий или танцевальных конкурсов. Нас даже не было на снимках в кампусе, где ученики сидели, склонившись над учебниками. Нас не было нигде. Как будто ни меня, ни моих друзей вообще не существовало, так как мы не обедали в столовой и не гуляли по кампусу между занятиями.
В разделе фотографий класса я нашёл Джона Паркера и Брента Бёрка, двух моих лучших друзей. Их лица несколько отличались от того, какими я их запомнил, черты выглядели какими-то размытыми. Я разглядывал страницы, перескакивая с Джона на Брента и обратно. Мне они казались более интересными, чем выглядели на фотографиях, более умными, более живыми, но, кажется, моя память слегка подменила факты. Они смотрели на меня со страниц журнала, и на их лицах не было видно ни единой отличительной черты характера.
Я раскрыл страницу с пожеланиями, чтобы посмотреть, что они написали мне в канун выпуска.
«Рад знакомству с тобой. Горячего тебе лета. Джон».
«Отличного лета и удачи. Брент».
И это были мои лучшие друзья? Я закрыл журнал и облизнул сухие губы. Их записи были безликими, как и у всех остальных.
Какое-то время я сидел на полу и бездумно таращился в стену. Неужто, именно так чувствуют себя люди, страдающие от болезни Альцгеймера? Или сумасшедшие? Я глубоко вдохнул и набрался смелости снова раскрыть журнал. Интересно, дело в них или во мне? Или в нас всех? Был ли я для них лишь пятном в памяти, едва знакомым именем и лицом в прошлом, как они для меня? Я раскрыл журнал, нашёл свою фотографию и внимательно на неё посмотрел. Моё собственное лицо не показалось мне пустым, серым, а наоборот, оно выглядело умным и интересным.
Может, за прошедшие годы я стал более обычным, подумал я. Может это болезнь, которую я подхватил от Джона и Брента.
Нет. К сожалению, не всё так просто. Эта проблема сложнее и от того, она выглядела более пугающе.
Я пролистал журнал, просматривая снимки, когда из последней страницы выпал знакомый конверт. Внутри были мои оценки. Я раскрыл конверт и выложил сложенный листок бумаги. Моя средняя оценка в старших классах — три балла. Такая же в младших.
Я знал, что балл по английскому был выше среднего. Я неплохо умел писать.
Но на оценках это не отразилось.
У меня была тройка почти по всем предметам.
Меня окатило волной холода. Я выскочил из спальни, забежал на кухню, достал из холодильника бутылку пива и залпом её осушил. В квартире вновь стало очень тихо. Я стоял на кухне, склонившись над раковиной, и смотрел на дверцу холодильника.
Насколько далеко это зашло?
Я этого не знал, да и не хотел знать. Даже думать об этом не хотелось.
Снаружи темнело, солнце постепенно скрывалось за горизонтом, в квартире появились длинные тени, отбрасываемые мебелью в гостиной. Я включил на кухне свет. Со своего места я по оставшимся следам видел, где стоял диван. Я оглядел гостиную и внезапно почувствовал себя одиноким. Очень одиноким. Настолько одиноким, что захотелось заплакать.
Я решил было взять ещё одну бутылку и вообще напиться, но передумал.
Проводить вечер в квартире мне совершенно не хотелось.
Я вышел из дома и по шоссе Коста-Меса направился на юг. Лишь на полпути я осознал, куда ехал, но разворачиваться я не стал, хотя боль внутри только усилилась.
Шоссе закончилось, свернуло на бульвар Ньюпорт, и я оказался на пляже, на нашем пляже, припарковавшись неподалеку от пирса. Я вышел из машины и бесцельно направился сквозь толпу. По тротуару прогуливались девушки в бикини и крепкие парни, между ними катались роллеры.
И снова из «Студии Кафе» доносилась музыка, снова Сэнди Оуэн. Но на этот раз мелодия не казалась волшебно великолепной, наоборот, она звучала грустно и печально. Другая ночь — другой саундтрек.
Я посмотрел в сторону пирса, всмотрелся во тьму океана.
Я думал о Джейн и о том, с кем она сейчас.
11
В октябре Дерек вышел на пенсию.
На «отвальную» я идти не собирался — меня даже не пригласили — но я знал, когда она состоится. Об этом было написано в объявлении в столовой. В тот день я сказался больным.
Странно, но, когда он ушёл, я начал по нему скучать. То, что в кабинете рядом со мной кто-то находился, пусть даже такой, как Дерек, давало мне ощущение, что я не одинок, что я ещё как-то был связан с внешним миром. С его уходом в кабинете стало пусто.
Я стал переживать за себя, за отсутствие общения с другими людьми. Вечером в день увольнения Дерека я заметил, что всё это время провёл в полном молчании.
Для остальных всё было, как обычно. Никто ничего не заметил.
На следующий день я проснулся, приехал на работу, пообщался со Стюартом, подтвердил у клерка в «Дель Тако» заказ на обед, за весь день ни с кем не заговорил, вернулся домой, приготовил ужин, посмотрел телевизор и лёг спать. За весь день я произнес не более шести предложений: со Стюартом и с управляющим в «Дель Тако». И всё.
Нужно было что-то делать. Сменить работу, поменять личность, изменить жизнь.