— Я сейчас.
Я разделся и забрался в постель. Я был возбужден, но я так вымотался. Я закрыл глаза и прислушался к шуму воды в душе. Когда она вышла, я уже спал мёртвым сном.
3
Помощник координатора межведомственного взаимодействия и вторичной документации.
Несмотря на претенциозное название должности, я был лишь обычным служащим, который печатал то, что нужно было напечатать, корректировал то, что нужно было корректировать, выполнял работу, которую координатор межведомственного взаимодействия и вторичной документации не доверял секретарю или не желал делать сам.
Первое выполненное мною задание либо оказалось ужасным, либо настолько невнятным, что Стюарт побоялся давать мне подобные задания впредь.
Я боялся поинтересоваться, что именно.
Первые несколько дней я пытался заговорить с Дереком, здоровался по утрам, прощался вечером, пару раз пытался завязать разговор. Но все мои попытки наталкивались на гробовое молчание. Технически, мы были коллегами, но отношения между нами не складывались. Мы просто сидели в одном кабинете.
Огорчали меня не только отношения с Дереком. Со мной, казалось, вообще никто не желал разговаривать. Не знаю, почему. Я был новеньким и никого не знал. Я пытался как-то познакомиться с новыми коллегами, махал рукой, говорил «Привет», «Как дела?» или «Доброе утро», но ответом мне чаще всего был пустой взгляд, мои приветствия игнорировались. Изредка кто-нибудь махал мне в ответ, улыбался или здоровался, но это скорее было исключением из правила.
Программисты меня вообще едва терпели. Я не должен был контактировать с ними на постоянной основе, но в первые дни мне иногда приходилось относить к ним копии бумаг или забирать документы для редактуры. Они меня совершенно игнорировали, либо обращались со мной как с рабом, не имеющим эмоций и личности автоматом, способным только выполнять свои обязанности.
Частенько я встречался с кем-то в столовой. Тогда я пытался растопить лёд, установить какие-то отношения, но все мои попытки раз за разом проваливались. Я дважды разговаривал со Стейси Керрин и мне удалось прочесть между строк сказанного и не сказанного ею, что моего предшественника в отделе очень любили. Он поддерживал дружбу со многими программистами за пределами офиса. Она вспоминала его ласково, как друга.
Я же оставался гражданином второго сорта.
Я хотел быть выше этих людей, должен был быть выше, ведь все они — гики и ботаники, среди них я чувствовал себя неуютно, мне было даже немного страшно. В реальном мире они — неудачники, но здесь, в комфортной для себя обстановке изгоем был я.
Перерывы я предпочитал проводить за столом, в одиночестве.
В пятницу Стюарт дал мне задание откорректировать грамматику в старом руководстве по стандартизации и я почти час искал бумагу для принтера. Закончить я должен был до полудня, но нужно было дождаться, пока всё распечатается, так что на обед я опоздал.
К 12:30 я допечатал документы, положил их на стол Стюарта и вышел.
Две «БМВ», которые утром затёрли мой «Бьюик» уехали, поэтому в машину я попал без проблем. Бензина в баке почти не осталось, поэтому пришлось искать заправку. Я решил поискать в городе что-нибудь вроде «Шелл» или «Тексако».
Через 10 минут я понял, что заблудился.
Я раньше никогда толком не бывал в Ирвайне. Я частенько проезжал мимо него в сторону Сан-Диего, сворачивал в сторону побережья, но в сам город я не заезжал. Куда ехать я не знал, я направился на юг по Эмери и удивился тому, какое всё вокруг одинаковое. Несколько километров мне по пути не попадалось ни одного магазина, ни единой заправки, ничего похожего. Мимо меня проплывали длинные ряды одинаковых многоэтажных зданий и бесконечная стена из бурого кирпича. Я проехал четыре светофора и остановился у пятого. Названия улиц были мне незнакомы, я петлял то вправо, то влево в поисках заправки или магазина, где я мог бы спросить, где её искать, но вокруг были лишь стены. Было похоже, будто я оказался в каком-то фантастическом лабиринте, я начал беспокоиться, бак почти опустел, но какая-то часть меня восхищалась происходящим. Я никогда такого прежде не видел. Ирвайн оказался чётко спланированным городом, где все организации находились в одном месте, жилые дома в другом, фермерские хозяйства в третьем, а заправки и магазины, видимо, в четвёртом. Мне это почему-то нравилось, и хоть я и переживал из-за почти пустого бака, мне было здесь уютно. Единообразие улиц и зданий восхищало меня, казалось чем-то восхитительным.
Наконец, я нашёл заправку «Арко», спрятавшуюся в неприметном здании из того же бурого кирпича. Я заправился и узнал у кассира, как вернуться обратно на Эмери. Оказалось, что уехал я не так уж и далеко, я поблагодарил кассира и уехал.
На работу я вернулся в приподнятом настроении.
Я пообещал себе, что обязательно исследую город получше.
Шли дни.
Я занимался жутко скучной работой, к тому же совершенно бесполезной. Насколько я смог выяснить, «Автоматический интерфейс» отлично справился бы и без меня. Компания могла бы полностью упразднить мою должность и никто бы этого не заметил.
Как-то за ужином я сказал об этом Джейн, она ответила, что если посудить, то практически любая работа бесполезна.
— Как насчёт компаний, которые производят дезодорант для ног или магниты в форме бутербродов или печенья? Это никому не надо. Работа этих людей бесполезна.
— Ну, их же покупают. Людям это нужно.
— Людям и компьютеры нужны.
— Но я даже не компьютерами занимаюсь. Я не занимаюсь дизайном, производством, маркетингом…
— В любой организации есть люди вроде тебя.
— Лучше от этого не становится.
Она посмотрела на меня.
— Ну и чем ты хочешь заниматься? Голодных детей в Африке кормить? Не думаю, что тебе это подойдёт.
— Я не об этом…
— Так о чём тогда?
Я сменил тему. Мне было трудно проговорить собственные мысли. Я чувствовал себя бесполезным, бессмысленным, испытывал чувство вины за то, что получал зарплату за то, что фактически ничего не делал. Я не мог объяснить это странное ощущение даже Джейн и чувствовал себя от этого неуютно.
Несмотря на то, что работу свою я не любил, я недостаточно её ненавидел, чтобы уволиться. Для себя я решил, что это временные издержки, пока я не найду работу по вкусу. Я убедил себя, что это промежуточная станция между учебой и нормальной работой.
Только я не имел никакого представления о том, какой должна быть эта «нормальная» работа.
Одно я уяснил чётко: в крупных компаниях немалая часть времени тратится на имитацию деятельности, а не на настоящую работу. Задания, которые я получал в понедельник, я заканчивал уже к среде. В кино и сериалах те, кто выполнил работу досрочно, приходили к начальству и просили ещё, тем самым набирая очки в продвижении по карьерной лестнице. Но я очень быстро понял, что в реальной жизни подобная инициативность не только не поощрялась, но и наказывалась. Окружавшим меня людям нужно было прикрывать собственные зады. Они годами выстраивали баланс рабочего времени и если начать вмешиваться, это изменит кривую производительности труда всей компании. Они потеряют лицо. Мой начальник потеряет лицо. От меня ожидали, что я не стану выбиваться за рамки того, что делал мой предшественник. Я должен был занять уже имевшуюся нишу и не нарушать никаких границ. Принцип Питера[4] в действии.
Это означало, что мне приходилось очень много времени проводить впустую.
Я наблюдал за окружающими и быстро научился симулировать работу. Когда в мой кабинет заглядывал Стюарт или Бэнкс, я начинал шелестеть бумагой, рыться в столе или хлопать дверцами тумбочек. Если Дерек и заметил мою уловку, он ничего не сказал. Мне кажется, он прибегал к тем же самым методам, потому как внезапно становился слишком уж занятым, когда к нам заглядывал кто-нибудь из начальства.
Я скучал по учёбе и очень много об этом думал. В колледже мне было весело, но, несмотря на то, что закончил я его всего полгода назад, сейчас мне казалось, что прошло уже несколько миллионов лет. Я скучал по общению с ровесниками, скучал по тому времени, когда можно было просто бездельничать. Я вспоминал о том, как ходил с Крейгом Миллером в «Эрогенную зону» — магазин для взрослых, расположенный в торговом центре рядом с кампусом. Мы делили одну машину на двоих и Крейг предложил остановиться у магазина. Я там никогда не был, мне было любопытно, и я согласился. Мы остановились на небольшой стоянке в форме буквы L. Когда мы вошли внутрь, над дверью прозвенел колокольчик и все три кассира и несколько покупателей посмотрели на нас. «Крейг!» — воскликнули они в один голос. Это напомнило мне сцену из сериала «Весёлая компания», где владельцы бара дружно кричали: «Норм!», я не смог удержаться и рассмеялся. Крейг застенчиво улыбнулся, а я вспомнил слова одной песенки, в которой пелось о том, как же здорово приходить туда, где все знают, как тебя зовут.
В «Автоматическом интерфейсе» никто не знал, как меня зовут.
Я до сих пор не понимал, почему меня взяли на эту работу, особенно с тех пор, как узнал, что Стюарту и Бэйтсу я не нравился. Неужели, меня взяли по какой-то квоте? Неужели, я подходил по каким-то критериям под определенную этническую группу? Понятия не имею. Я точно знал лишь то, что если бы решение зависело от Стюарта или Бэнкса, работу эту я бы никогда не получил.
Я иногда встречал Бэнкса, когда он случайно оказывался в нашем отделе, но он всегда вёл себя со мной грубо и резко. Он постоянно отпускал нелицеприятные комментарии о моей причёске, галстуке, осанке, о чём угодно. Не знаю, зачем он это делал, но я старался его игнорировать и заниматься своими делами.
Рона Стюарта игнорировать было сложнее. Свою нелюбовь ко мне он проявлял менее грубо, нежели Бэнкс. Он вёл себя со мной достаточно вежливо и официально, но что-то в нём постоянно выбивало меня из колеи. В его голосе всегда звучала нотка снисходительности. Как будто он считал, что намного превосходит меня в интеллектуальном плане и я должен быть рад тому, что он вообще снизошёл до разговора со мной.
Но больше всего раздражало то, что, когда он говорил со мной, у меня действительно складывалось впечатление, что он был умнее меня, интереснее меня, образованнее. В любой другой ситуации его слова звучали бы дружелюбно, но подтекст, лежавший в его речах говорил о другом. Я вёл себя, как заключённый, заигрывающий с самоуверенным надзирателем. Я ничего не мог с собой поделать и ненавидел себя за это.
Мне казалось, я впал в паранойю. Вдруг, Стюарт и Бэнкс вели себя так со всеми.
Нет. Бэнкс шутил с программистами, заигрывал с секретарями и стенографистками. Стюарт вёл себя с подчинёнными дружелюбно. Он даже обменивался короткими фразами с Дереком.
Я оставался единственной целью их нападок.
Где-то через месяц я подслушал разговор между Бэнксом и Стюартом. Они стояли в коридоре рядом с моим кабинетом и разговаривали нарочито громко, будто специально хотели сделать так, чтобы я их услышал.