Мисс Уильямс задает вопросы
Анна заметила удивление учительницы. Давно уже Анна, входя в класс, широко ей улыбалась. Но сегодня девочке было не до улыбок. Её совершенно не волновало, что подумает мисс Уильямс.
Анна откинула крышку парты, схватила коробку карандашей, с грохотом закрыла крышку и с шумом бросила коробку на парту.
— Доброе утро, Анна, — спокойным голосом произнесла мисс Уильямс.
Анна отвечать не пожелала. Она волком глядела на коробку карандашей. Прошла секунда, затем другая. Почти против своей воли Анна подняла глаза на учительницу и пробурчала:
— Доброе утро.
Бернард подошёл и стал рядом с Анной.
— В чем дело, малыш? — спросил он мягким, добрым, чуть насмешливым тоном.
Анна вспомнила, что случилось два дня тому назад. Они с Изабеллой и Беном разговаривали о больших, злых ребятах, которые поджидали в школьном дворе, обзывались и бросались снежками. Бернард услышал, о чём они говорят, и предложил им, всем четверым, перейти в наступление. Двое мальчишек остолбенели, когда они все вместе налетели на них, забрасывая снежками.
— Нам нелегко попасть в цель, — предупредил Бернард, — значит, надо запастись снежками и орать погромче. Они же просто трусы, сами увидите.
Большие мальчишки тут же сдались. Но четверо храбрых преследовали их пару кварталов, пока сами не свалились в снег, а те убежали. Как же они смеялись! Каким сильным им казался Бернард! Могучий богатырь, Святой Георгий, побеждающий Дракона!
Но даже Святой Георгий ей теперь не поможет.
— Ни в чём, — угрюмо отозвалась Анна, злясь на себя за ложь. Но тут ничего не скажешь.
Как объяснишь про Руди и про обидные слова Гретхен, и про то, как она, Анна, расхвасталась перед ними? Всё звучит ужасно глупо. И это впрямь глупо.
Бернард помедлил у её парты, надеясь, что Анна всё-таки расскажет, в чем дело. Анна молчала.
"Уходи, — думала она, — оставь меня в покое".
— Бернард, — позвала мисс Уильямс, — пора начинать.
Класс Анны был очень маленьким. Как одна дружная семья. Дружнее, чем семья. Они знали Анну лучше, чем её родные. По правде сказать, они чаще думали об Анне, чем родные братья и сестры. Утро шло, а Анна по-прежнему была несчастна, это все почувствовали.
— Изабелла, у тебя полно арифметических ошибок, — удивленно воскликнула учительница. Изабелла была математическим гением.
— Так получилось, — покраснела Изабелла и посмотрела в сторону Анны, которая невидящими глазами уставилась в тетрадку. — Я просто никак не могу сосредоточиться.
Мисс Уильямс тоже взглянула на Анну.
— Можно мне пойти попить, мисс Уильямс? — внезапно спросил Бен.
— Ты бегаешь пить каждые пятнадцать минут, — удивилась учительница.
— Мне жарко, — пробормотал мальчик и покраснел.
Не важно, что он не глядел на Анну, всё равно было ясно, в чём дело. Мисс Уильямс тихо сказала:
— Хорошо, Бенджамин, только сразу возвращайся.
— У меня живот болит, — заявила через несколько минут Джейн Симмерс.
Анна на мгновенье забыла о собственных проблемах. Она посмотрела на Джейн и заметила, как та, с лицом, нахмуренным от беспокойства, смотрит прямо на неё. Анна мигнула, потом решила — ей это всё причудилось.
— Положи голову на парту и отдохни немного, — посоветовала учительница. — Наверно, через пару минут пройдёт.
Тут же мисс Уильямс спросила:
— У тебя что, нет никакой работы, Бернард?
Анна удивилась. Бернард всегда прилежно учился. Он собирался стать знаменитым, когда вырастет, и решил, что напишет энциклопедию. А тут он сидит за партой, жуёт бумагу и скатывает её в маленькие шарики, даже не делая вид, что занимается.
Он тоже внезапно поглядел на Анну. Затем смахнул шарики с парты и открыл книгу. Он даже не пытался объяснить своё поведение.
— Я читаю, — заявил он.
Анна наблюдала за ним уголком глаза. Она не хотела, чтобы у Бернарда были неприятности. Она всё надеялась, что он перевернёт страницу. Мальчик сидел неподвижно, минуты шли, а страница всё не переворачивалась.
Они пошли домой позавтракать, потом вернулись обратно в класс. Аннино тоскливое настроение возвратилось вместе с ней.
Никто не знал, как помочь делу. Все чувствовали — происходит что-то ужасное. Все ждали и ждали, не понимая, в чём дело, напряжение в классе росло и росло.
Анна снова склонилось над тетрадкой, где были записаны слова с трудным правописанием. Утром она так ничего и не выучила. Да и теперь слова в длинном списке, казалось, не имели никакого смысла. Впав в отчаянье, она схватила тетрадку и запихнула её подальше в парту. При этом пальцы девочки наткнулись на книгу — подарок учительницы. Её собственную книгу. Её "нелёгкую задачку".
"Роберт Льюис Стивенсон понял бы, что со мной происходит, — подумала Анна. — Он, наверно, тоже, когда был маленький, хотел что-нибудь смастерить, да не знал как".
Она вытащила книгу и открыла на первой странице. Там было стихотворение, на которое она раньше не обращала внимания, потому что, собственно говоря, это было даже не стихотворение, а посвящение на самой первой странице, ещё до заглавия книги. К тому же оно напечатано курсивом, который читать труднее, чем обычные буквы. Может, она его и видела, но читать не стала, буквы были слишком трудными.
Ей почему-то ужасно захотелось прочитать его прямо сейчас, трудное оно или нет. Заголовок — одно страшно длинное слово, его Анна просто не в силах одолеть. Даже не стоит и пытаться. Да и сам стих она понимает с трудом.
Девочка начала с самой первой строки, там говорилось о ком-то, кто не спит и смотрит за мальчиком. Она добралась до третьей строки.
Держа удобно, ласковой рукой
Ведет дорогой трудной и крутой…
Тут она поняла, о чём этот стих. О той дороге, по которой идет Неуклюжая Анна, не зная, как справиться со своими проблемами.
Если бы только найти такую ласковую руку, за которую можно было бы удобно ухватиться. Она точно знала, что это такое — удобно ухватиться. "Сядьте поудобнее", — советовала мисс Уильямс, и они уютно устраивались, чтобы послушать музыку или какую-то чудесную историю. "Тебе удобно, моя маленькая?" — спрашивал папа, приходя подоткнуть одеяло на ночь.
Папа! Папа! Как хочется попросить его о помощи, но, ясное дело, никак нельзя.
Тут по носу скатилась слеза… Первая… вторая… третья… Слезы хлынули градом. Анна Елизавета Зольтен, никогда в жизни не плакавшая на людях, рыдала в комнате, полной народа, и ничего не могла с этим поделать.
Теперь уже невозможно было делать вид, что ничего не происходит. Мисс Уильямс подтянула стул и села рядом с рыдающей девочкой.
— Расскажи мне, в чём дело, — тихо попросила она. — Может, я смогу как-нибудь помочь.
— Ничего… ничего не случилось, — давилась слезами Анна.
— Нет, Анна, я вижу, что-то случилось, — мисс Уильямс не двинулась с места.
Бен подошел и стал с другой стороны. Изабелла со вздохом облегчения положила карандаш и тоже попросила:
— Давай, Анна, расскажи ей. Мисс Уильямс поможет. Ты только ей скажи.
Не осмеливаясь даже надеяться, Анна принялась объяснять, что случилось.
Все до одного слушали её рассказ. Когда она кончила, все, даже двое старших, понимающе кивнули. Им тоже хотелось смастерить рождественские подарки родителям. Они тоже плохо видели и оттого были неуклюжими и неумелыми.
— Если бы я только могла читать ноты… — мечтательно протянула Мэйвис Джонс. — Учительница музыки просто с ума сходит, когда у меня опять не получается.
— А моя тетя Мари всё время твердит, что мне надо научиться вязать. Просто держать спицы, как полагается, — вставила Джозефина Петерсон. — Она хочет, чтобы я следила за ней, когда она вяжет — но я же ничего не вижу, а она никак не поймёт.
Мальчики не умели пользоваться отцовскими инструментами, которые не причиняли никаких хлопот их братьям.
Оказалось, Анна совсем не единственная белая ворона. Это мисс Уильямс назвала их белыми воронами.
Джимми Шорт пытался разносить газеты.
— Но я не вижу номеров на домах, — признался он. — И сдачу давать быстро не могу, монетки на вид совсем одинаковые.
— Никто из нас не может ни заработать денег, ни что-нибудь смастерить, — подвёл итог Бернард. — Мне так хочется хоть раз в жизни что-то такое сделать — а потом посмотреть, как у них глаза на лоб полезут.
— Тебе бы всё выпендриваться, Бернард, — сказала мисс Уильямс. Бернард рассмеялся, совсем не обидевшись. Хоть она его и поддразнивает, он знает — учительница всё понимает.
Весь остаток дня дети видели — она думает. Они старались вести себя как можно лучше, делать задания как можно старательнее. Никто не задавал дурацких вопросов. Бен перестал бегать к питьевому фонтанчику. Никто больше не попросился выйти из класса.
— Мне нужно ещё немножко времени, чтобы всё стало ясно, — наконец произнесла учительница. — Может, мне удастся помочь, но сначала надо всё хорошенько обдумать. Нам нужны будут деньги на материал… Вы же, конечно, не хотите просить денег дома?
Никто не хотел просить денег дома.
— Это должен быть сюрприз, — объяснила Анна. — Все остальные — Руди, Гретхен и близнецы — готовят сюрпризы.
— Я понимаю, Анна, — ответила учительница.
— Ты только подожди, — шепнула Изабелла. — Она найдёт выход. Мисс Уильямс всегда находит выход.
"А что если выхода нет?", — подумала Анна.
Она взглянула на Изабеллу, лицо подруги светилось надеждой. Она поглядела на учительницу, у той на лице было написано раздумье. Вдруг Анне показалось — ужасно важно просто верить и надеяться. Вдруг поможет, если она и впрямь поверит.
"Правда-правда, я верю, должен же быть какой-то выход", — шептала про себя Анна.
В это самое мгновенье учительница подняла голову и широко улыбнулась.
— Придумали, мисс Уильямс, придумали? — восторженно завопил Бен.
— Я думаю… придётся немножко подождать, Бен, — ответила та.
Но все уже знали, что произошло — она нашла выход.
Глава 16
Анна творит чудеса
Они будут делать корзинки для бумаг. Анна в изумлении глядела на коллекцию разнообразных предметов, которые им, как утверждала мисс Уильямс, понадобятся. На учительском столе лежали круги и овалы, выпиленные из дерева, с аккуратно просверленными по краю дырочками. Там были охапки прямых прутьев, светло-жёлтых и чистых, а ещё прутики, свернутые жгутами и связанные, чтобы не распрямились и не рассыпались по всей комнате. Одни прутики были как ленты — плоские, шириной в палец, другие — круглые и тоненькие, словно ломкая коричневая бечёвка.
Так сложно, ни за что самой с этим не справиться. Но уж придётся, остальным ведь тоже никто помогать не будет.
Мисс Уильямс попыталась приободрить класс.
— Конечно, было бы легче, будь у меня готовая корзинка показать вам образец, — она смотрела на их озабоченные лица. — Всё будет в порядке, не бойтесь.
От этих слов Анна тут же успокоилась — учительница их не обманет.
— Мисс Уильямс, откуда вы взяли материалы? Кто за них платил? — Бернард немало знал о Депрессии, его отец сидел без работы уже три месяца.
Мисс Уильямс улыбнулась, а потом взглянула на Анну.
— Их купил друг Анны, — объяснила она классу.
— Друг Анны!
— Анна, ты что, обзавелась богатыми друзьями?
— Нет у меня таких друзей, — возразила Анна. Она почти не сомневалась, мисс Уильямс её не предала, но всё же спросила: — А это не папа? Вы ему ничего не сказали?
— Нет-нет, твой отец тут ни при чём, — заверила учительница. — У тебя есть и другие друзья, доктор Шумахер, например.
— Доктор Шумахер! — выдохнула Анна.
— А где он взял столько денег? — спросил практически настроенный Бернард.
— Доктора все богатые, — вставила Джозефина Петерсон.
— Не вполне так, Джози, — поправила её учительница. — Теперь людям нелегко платить по счетам, поэтому счёт от врача они нередко оставляют напоследок. Но у доктора Шумахера нет ни жены, ни детей, чтобы покупать им подарки на Рождество, а Анна — его дорогой друг. Он мне сам сказал.
Анна вспомнила, как сердилась на доктора, когда он объявил, что ей придётся пойти в специальный класс.
"Он пообещал, что мне понравится, и мне тут ужасно нравится. Он уже тогда был моим другом".
— Доктор Шумахер не один всё сделал, — догадался Бернард. — Спорим, вы тоже помогли, мисс Уильямс.
— Совсем немножко, — согласилась учительница, слегка покраснев под пристальным взглядом мальчика. — У меня тоже в Торонто никого нет.
— А мама и сестры? — хором спросили дети.
Мисс Уильямс часто рассказывала про своё детство. Они прекрасно знали всё её семейство.
— Они все в Ванкувере, — учительница занялась перекладыванием книг с места на место. — Туда слишком далеко ехать на Рождество, а подарков для них у меня уже целый ящик заготовлен.
Ученики отвлеклись на разговоры о подарках, только Бернард оставался серьезным.
Анна задумалась.
А если попросить папу пригласить их на Рождество? Почему бы и нет? Мисс Уильямс понравится ёлка. Доктор Шумахер всегда занят, но может, сумеет освободиться в рождественскую ночь?
— Давайте начнём, — предложила мисс Уильямс.
Анна всё ещё боялась, что у неё ничего не получится, но внимательно слушала объяснения учительницы. Оказалось, это сложно, но не очень.
Сначала надо решить, какой формы будет корзинка. Анна выбрала овальное донышко. Оно красивое и большое — смысла нет мастерить маленький подарок. Она только что выучилась пользоваться линейкой. Анна вытащила линейку из парты и измерила донышко. Пятнадцать сантиметров в ширину и двадцать пять в длину. Анна спрятала линейку и улыбнулась.
Теперь надо положить прутики отмокать в ведре с водой. Не трудно, каждый сумеет. Анна опускала свои прутья медленно и осторожно. Джози заторопилась и сломала один.
— Пожалуйста, повнимательней, Джози, — предупредила мисс Уильямс, — смотри, как Анна делает.
Через несколько часов прутья отмокли и стали мягкими и гибкими. Теперь из них можно плести корзинку. Но сначала Анна занялась прямыми, жесткими прутьями. Их надо втыкать очень ровно. Она работала медленно, вдумчиво, каждый прут в соответствующую дырочку, выровнять на глазок, потом проверить по линейке.
— Хорошо, Изабелла. Молодец, Вероника, — мисс Уильямс ходила от одного к другому. — Не так быстро, Джимми. Они у тебя сверху неровные.
Она помедлила у парты, где сидела Анна. Остальные работали быстрее, но Анне до этого дела не было. Ей хотелось сплести такую корзинку, в которой всё будет на месте, словно её сделала Гретхен или мама.
— Просто совершенство, Анна, — сказала учительница.
Совершенство!
Анна принялась подворачивать концы прутьев, чтобы и внизу корзинка была ровной. Получился приятный рисунок. Она замерла в восторге от своей работы.
— Можно мне посмотреть? — Изабелла протянула руку к корзинке. — Ага, понятно. Спасибо, Анна.
Она вернула Анне корзинку и склонилась над своей собственной, исправляя погрешности. Анна удивлённо взглянула на подругу.
Потом она внимательно слушала мисс Уильямс, объяснявшую, как вплетать поперечные прутики. Казалось, это проще простого. Начинаешь с тоненьких. Анна потянулась за прутиком. Руки у неё дрожали
Засовываешь один конец за вертикальный прут.
Сказано — сделано. В ту же минуту всё пошло насмарку — прутик выскользнул. Анна закусила губу и начала сначала, теперь помедленней. На этот раз прутик остался там, где положено. Она глубоко вздохнула, набралась храбрости и начала плести.
Туда-сюда, туда-сюда. Каждый раз протаскиваешь прут на всю длину. Прут кажется бесконечно длинным, будто вьётся и обматывается вокруг тебя. Еще сюда! Готово!
Теперь крепко затянуть.
"Но не слишком крепко", напомнила самой себе Анна.
Горизонтальный прут должен плотно прилегать к вертикальным, но если затянуть слишком сильно, они сломаются. Анна прилаживалась до тех пор, пока не почувствовала — как раз то, что нужно. Она сама не знала, как должно быть, — её руки знали.
Мисс Уильямс снова подошла к Анне. Девочкина работа казалась безупречной. Она была так сосредоточена, что даже не заметила наблюдающей за ней учительницы.
— До чего же у тебя ловкие пальцы, Анна.
Девочка подняла голову и уставилась на учительницу. "Ловкие"?
— Ловкие — значит быстрые и умелые, — ответила мисс Уильямс на незаданный вопрос. — Уверенные в себе.
Кому как не Анне знать, какие у неё неуклюжие пальцы!
— Дай, я сама сделаю, — то и дело повторяли мама, Гретхен, а то и Фрида, которая всегда куда-то торопилась. Руди и теперь иногда вспоминает обидное прозвище и дразнит Неуклюжей Анной.
А тут выходит, у неё ловкие пальцы! Анна всё плела и плела, протаскивая прутики туда и сюда. Ловко, проворно и аккуратно. Девочка напевала себе под нос только что сочинённую песенку.
Рождественский подарок
Родителям плету.
Сама его я делаю,
Он будет от меня.
Рождественский подарок,
Рождественский сюрприз,
Сама его я делаю
Для папы моего.
В жизни ещё не было так весело. Но мисс Уильямс остановила их задолго до того, как дело было сделано.
— Сдаётся мне, грамматику ещё никто не отменял, — напомнила учительница строгим голосом, — как и арифметику, Джимми.
На следующий день она снова разрешила им заняться корзинками. Стенки корзинки медленно росли. Анна кончила вплетать тоненькие круглые прутики и взялась за плоские. Туда-сюда, туда-сюда.
— Руки устают, — жаловалась Джози. Корзинка у неё никак не хотела быть аккуратной.
У Анны руки совершенно не уставали, а корзинка была — аккуратнее не придумаешь.
— Неплохо для такой малявки, — Бернард взглянул на мисс Уильямс.
— И не для малявки неплохо, — ответила учительница. — У Анны особый талант к методичной работе.
Тут даже Бернарду понадобились объяснения, хотя он-то говорил по-английски с рождения.
"Как бы и ему сделать какой-нибудь подарочек, — подумала Анна. — Изабелле, Бену… и мисс Уильямс… и доктору Шумахеру".
Нет, никак не получится. Еще пять подарков! Она бы и с одним не справилась, если бы не мисс Уильямс. Задумавшись, Анна не переставала тянуть и проталкивать прутья. Она всё думала и думала, и что-то вдруг стало вырисовываться.
Для начала надо закончить с первым подарком. Восторг девочки рос по мере того, как росла корзинка. За пару сантиметров до края Анна снова начала вплетать тоненькие прутики. Край корзинки всё приближался и приближался, и вдруг дело было сделано. Корзинка оказалась почти полметра высотой. Она немножко расширялась кверху, это было очень красиво. Не у всех так получилось, у многих корзинки были ровными, как печные трубы. Концы прутьев Анна аккуратно заправила внутрь. Прутья лежали один к одному, ровненько, без малейших промежутков. Девочка в восторге поворачивала корзинку.
— Теперь возьмите карандаши и поставьте на донышке ваши инициалы, — велела мисс Уильямс. — Я договорилась, корзинки покрасят. Не хотите же вы, чтобы они перепутались.
Анна рассмеялась. Свою корзинку она ни с чьей не спутает! Она чётко написала на светлом дереве:
А. Е. 3.
И корзинки забрали.
Дома остальные четверо тоже были заняты по горло.
Гретхен всё ждала, что папа предложит им деньги на подарки, и тогда она сможет от них отказаться. Но папа как будто забыл.
— Ты ему лучше как-нибудь намекни, — решил Руди. — А то вдруг они волнуются.
— Насчёт денег на Рождество… — начала Гретхен за ужином.
Её перебила мама. Она покраснела и, не глядя на детей, уставившись куда-то в пространство, начала:
— Гретхен, я как раз собиралась тебе сказать. Нам с папой в этом году не нужно подарков. Вы нас любите, и с нас довольно. Мы… Да-да, больше нам ничего не надо. Ёлка у нас будет, не волнуйтесь, но…
— Хорошо, хорошо, мама, — прервала её Гретхен. — Я… мы….
Руди пнул её под столом, и она замолчала.
— Мы понимаем, — сказал он родителям. — Вы не беспокойтесь.
Позже, когда дети улучили момент, чтобы остаться одни, Руди объяснил:
— Так ещё лучше. Они ничего от нас не ждут. Будет полный сюрприз.
— Три полных сюрприза, — со смешком напомнил Фриц.
Анна промолчала.
Рождество приближалось, четверо старших по-прежнему скрывали друг от друга свои планы и только слегка намекали на то, чем заняты. Гретхен в мгновенье ока прятала вязанье, стоило только папе или маме появиться на пороге. Она и остальным его не показывала, они видели только голубое с желтым.
Близнецы расчищали снег после уроков. Немногие соседи могли платить деньги за чистку снега, но Фриц и Фрида ходили от дома к дому и спрашивали, не нужна ли помощь, пока не нашли два или три места.
Руди был занят только хоккеем.
— За меня не волнуйтесь. У меня ещё полно времени, — говорил он.
— А что ты собираешься делать? — приставал к нему Фриц. — Ну, хоть намекни. Мы хотим купить папе такой подарок, какой он давно хотел.
— Постараемся купить, — поправила Фрида.
— У меня будет настоящий рождественский подарок… Увидите, когда время придет. Ну, мне пора, — Руди отмахнулся от них и оправился в ледяной и холодный мир хоккейных клюшек и шайб. Он и впрямь уже стал настоящим канадцем.
Анна не подавала вида, что и она чем-то занята. Никто не знал, даже не подозревал о её сюрпризе. По правде сказать, остальные четверо о ней особенно и не думали.
Глава 17
Рождество на пороге
Как-то вечером Анна, наконец, решилась рассказать папе о своей мечте.
"Это же папа", — напоминала она сама себе, пытаясь подобрать подходящие слова.
Она чуть не потеряла всю смелость, слова получались какие-то путаные. Опустив голову и уставившись на папины ботинки, Анна уже жалела, что завела разговор.
— Доктор Шумахер и мисс Уильямс! — удивился папа. — Но… но почему, Анна?
— Мама мисс Уильямс живет в Ванкувере, и Бетти, и Джоан — её сестры — тоже там, — торопливо пояснила Анна. — Но она не может поехать, у неё сейчас нет денег.
Папа кивнул. Это он понял.
— Мисс Уильямс сказала, что у доктора Шумахера нет ни жены, ни детей. Может быть, у него есть мама, но… — новая мысль пронзила Анну.
— Нет, у Франца нет семьи. Он вырос в сиротском приюте в Берлине.
Анна подняла голову. Лицо девочки просветлело.
— Может, тогда он захочет прийти? Может, они оба захотят?
Папа почесал подбородок и помедлил с ответом.
— Анна, детка моя, ты же знаешь, мы не устраиваем в этом году большого Рождества. Не будет всяких интересных подарков. Боюсь, и коньков не будет.
Анне сразу же захотелось его утешить.
— Не волнуйся, папа, Гретхен понимает.
— Ты уверена? — вздохнул папа, снова задумчиво взглянул на дочку и приобнял её за плечи. — Эти двое, Анна…
— Тут дело не в подарках.
Если и папа не понимает, как тут объяснишь? Она вывернулась и бросилась к двери.
— Хорошо, я их приглашу, — прокричал ей вдогонку папа.
Она не обернулась. Он даже не был уверен, слышала ли она его слова.
Анна действительно не слышала, но на следующее утро была слишком занята, чтобы горевать об этом. Она придумывала подарки. Сначала Изабелла.
Ужасно трудно сделать подарок тайком от Изабеллы, когда та всё время рядом и спрашивает, чем это Анна занимается. Наконец, Анна подошла к мисс Уильямс и попросила разрешения остаться в классе на большой перемене и кое-чем заняться.
— А мне можно посмотреть?
— Это смешной подарок, — серьёзным тоном ответила девочка. — Как сказать… это будет шутка.
— Шутка?!
Анна кивнула без улыбки.
— Вы можете посмотреть потом, — разрешила она.
Она сделала для Изабеллы словарик. На каждой страничке слово, которому Изабелла её научила, а под каждым словом картинка.
Когда она робко показала словарик мисс Уильямс, учительница так и покатилась со смеху.
— Анна, я знаю, у тебя прекрасное воображение, но я просто не подозревала о таком чувстве юмора!
Учительница взглянула на страничку со словом «хоронить». На картинке был изображен гроб, в нём сидела сама Анна и кричала "Помогите!". Косички встали дыбом, глаза за стеклами очков округлились от страха. Изабелла с головой, покрытой кудряшками, и лопатой в руке была могильщиком. На другой картинке Изабелла была фонарщиком и падала с лестницы. На следующей привидение по пятам преследовало Изабеллу, а та улепётывала со всех ног — так Анна изобразила Хэллоуин. Все рисунки были весёлые и живые, каждый — с Изабеллой в главной роли.
Для Бена Анна написала стихотворение. Она понимала — её стихам далеко до совершенства, она — не Роберт Льюис Стивенсон. Но ей так хотелось сделать Бену что-нибудь приятное. Девочка красиво переписала стих на рождественскую открытку, которую сама сделала из картона.
Бенджамин Натаниил,
Храбрый, словно Даниил,
Хулиганов победил.
Не боится он снежков,
Не боится глупых слов,
И мальчишек-драчунов…
Никуда он не бежит,
И от страха не дрожит,
И с Бернардом в бой спешит.
Мы немножко помогли,
Все мальчишки убегли,
С Беном в школу мы пошли.
Бенджамин Натаниил,
Храбрый, словно Даниил,
Всех противников побил.
Как гордимся мы тобой,
Бен, — ты наш герой.
Улыбнувшись, она спрятала открытку в парту.
Что бы такое придумать для Бернарда? Она понимала, что второго стихотворения ей не написать. На стих для Бена ушла куча времени.
Тут случилось чудо, и Анна нашла четвертак. Она купит подарок для Бернарда — ему это понравится, резинки, чтобы стрелять шариками из жеваной бумаги. Она купит их в папином магазине.
— А зачем они тебе нужны? — спросил папа.
— Секрет, — ответила Анна. Папа посмотрел на её четвертак.
— Там никого поблизости не было, кто бы мог уронить, я проверила, — объяснила девочка.
— Купи себе мороженое, я дам тебе резинки, — предложил папа. У него в магазинчике мороженое не продавалось.
Анна покачала головой.
— Я хочу сама их купить, папа.
Папа дал ей резинки, и она поскорее убежала, пока мама не начала расспрашивать.
Теперь надо было что-то придумать для мисс Уильямс и доктора. Тут опять случилось чудо. Пришла посылка из Франкфурта от тети Тани. Мама стала раздавать марципановые пастилки. Анне досталось две. Все остальные мигом умяли сладости, Анна свою порцию припрятала. Теперь все подарки готовы.
Доктор Шумахер сам принёс в класс покрашенные корзинки.
— Я не смог всё сразу захватить, Эллен. Пойду схожу за остальными.
Изабелла пихнула Анну локтем в бок.
— Чего тебе? — прошептала Анна, глядя не на подружку, а на груду корзинок на учительском столе.
— Он назвал её Эллен!
— Ну и что? — Анну эта новость никак не взволновала.
Учительница раздавала корзинки. Все они были невероятно красивые. А вдруг с её корзинкой что-нибудь случилось?
— А вот корзинка Анны, — объявила учительница, поставив корзинку на парту девочки.
Анна не осмеливалась даже потрогать корзинку, только смотрела во все глаза. Тёмно-зелёная, с тонкими нитями золотой краски, как же хороша она была — лучшего подарка Анна в жизни не видела!
Девочка с изумлением взглянула на свои руки. Они ничуть не изменились со вчерашнего дня. Грязь под ногтями, как обычно. Неужели эти руки смастерили такое чудо?
Осторожно-осторожно она приподняла и перевернула корзинку. На донышке виднелись знакомые, ею же самой написанные буквы — А. Е. З .
Уроки в школе закончились. Все закутывались потеплее, брали корзинки и шли домой.
— Идёшь, Анна? — спросила Изабелла.
— Нет ещё, — ответила девочка, — иди без меня.
Она сидела за партой и ждала. Доктор Шумахер тоже не ушёл. Они с мисс Уильямс о чём-то весело болтали.
— Говорю тебе, у них роман, — прошептала Изабелла и, больше не обращая внимания на Анну, отправилась домой.
Учительница вдруг заметила Анну.
— Ой, Анна, я думала, ты уже дома. Ты что-то хотела спросить?
— Можно мне оставить корзинку здесь до последнего дня занятий?
Учительница взглянула на стоящего рядом доктора, а потом ласково произнесла:
— Конечно, можно.
Она не спросила, почему Анна не хочет забрать корзинку домой. Она знала, что книга стихов, которую Анна так любит, всё ещё хранится в парте и девочка никогда не уносит её домой.
— Как очки, Анна, действуют? — спросил доктор.
Анна поглядела на него сквозь очки. Как же объяснить ему, что он для неё сделал?
— Они очень хорошие, спасибо, — только и удалось пробормотать ей.
— Когда я в первый раз надел очки, — принялся вспоминать доктор Шумахер, — весь мир вдруг стал таким чудесным. С кучей всякой всячины вокруг, о которой я даже и не подозревал… Позволите мне подвезти вас домой, мисс Зольтен?
"Он всё знает про очки, ему ничего объяснять не надо, — подумала Анна. — Он знает, как я счастлива".
Она задумалась, соглашаться ли ей, мама всегда говорила, что они не должны ни с кем ездить, но, взглянув на доктора, сказала:
— Конечно. С удовольствием.
— А ты, Эллен? — спросил доктор.
— Нет, мне ещё надо тут побыть. Спасибо за предложение.
— Тогда увидимся в восемь.
Анна, надевавшая пальто, чуть не пропустила этот разговор мимо ушей, но внезапно вспомнила слова Изабеллы.
У мисс Уильямс и доктора Шумахера — роман!
Анна была даже довольна, что Изабеллы нет рядом. Ей не хотелось ничего обсуждать. Сначала надо было всё хорошенько обдумать.
Девочка и доктор ехали в молчании, но это их не тяготило. Он никогда не приставал к ней с обычными взрослыми вопросами.
— Корзинка получилась просто замечательная, Анна, — наконец произнёс он. — Ты можешь собой гордиться.
И только выходя из машины, она сообразила, что надо его поблагодарить. Она даже пригласила его зайти, хотя родителей не было дома. Мама всегда приглашала людей зайти, во всяком случае, во Франкфурте.
— Не сегодня, малышка, — улыбнулся доктор.
Анна вошла в дом, напевая про себя. Он назвал её «малышка», совсем как папа. А ещё раньше "невесомой, как перышко", и "нелёгкой задачкой".
"У него волосы седые, он, наверно, слишком старый для мисс Уильямс", — решила Анна.
Тут она вспомнила о своей столь небывалой красы корзинке и вмиг позабыла и доктора, и учительницу. Девочка медленно поднималась по лестнице, неся в груди рождественский секрет. Только бы ей не проговориться.
Время ползло медленно, как черепаха, но вот, наконец, настал последний день занятий, день накануне Рождественского Сочельника.
В этот день Анна несла корзинку домой, прижимая к груди нежно, как новорождённого младенца.
Шагая домой, она вспоминала, как Изабелла до слез смеялась, разглядывая картинки словаря, а Бен просто замер, не в силах вымолвить ни слова, пока читал стихотворение.
— Можно, я его на доску повешу? — спросила мисс Уильямс.
И Бен, и Анна густо покраснели. Бен согласно кивнул.
— Наша малявка просто гений, — произнес с гордостью Бернард, будто это была его личная заслуга.
Тут она вытащила резинки.
— Ох, Анна, — только и вздохнула мисс Уильямс, а потом расхохоталась, как до того Изабелла. — Ты хочешь навсегда лишить меня покоя?
Анна покачала головой, на щеках показались обе ямочки.
— Поосторожней с этой малявкой, — предупредил Бернард, — она становится настоящей канадкой.
— А я и есть канадка, — ответила Анна.
Она оставила марципановую пастилку на учительском столе, когда мисс Уильямс на минутку вышла из комнаты. Учительница не сразу заметила подарок. Анна была рада, ведь подарочек такой маленький.
Подарок для доктора Шумахера всё ещё дома. Наверно, папа сумеет помочь — может, они смогут вместе положить подарок в почтовый ящик доктора.
Вот она уже почти дома. Девочка покрепче прижала к себе корзинку и беспокойно оглянулась, не видно ли братьев и сестер. Фрида счищала снег у соседского дома. У Анны даже дыхание перехватило, но Фрида и не взглянула в её сторону.
Дома все были слишком заняты, чтобы обращать на неё внимание. Никто не заметил прошмыгнувшую по коридору и наверх по лестнице Анну. Она старалась двигаться, как обычно, но ноги её сами собой пускались в пляс. Девочка задёрнула занавеску, наклонилась и засунула драгоценную корзинку под кушетку.
Анна была невероятно счастлива, но спускаясь вниз, пыталась идти медленно. Столько времени хранить секрет, неужели её не хватит ещё на один день?
В тот вечер Руди вернулся домой очень поздно. Гретхен заперлась в комнате и неистово что-то довязывала. Близнецы шептались в уголке. Мама и папа казались усталыми, но очень довольными. Анна наблюдала за родными и ждала завтрашнего дня. Она даже начала считать оставшиеся часы.
Никак не меньше суток!
На следующий день родителям всё равно придется работать, хотя это и утро Рожественского Сочельника. Они, наверно, вернутся поздно, а значит, и ёлку не зажгут до восьми вечера. Может, даже до девяти!
Мама разбирала елочные игрушки, привезённые из Франкфурта. Некоторые из них разбились в дороге. А ангелочек — не разбился ли? Нет, мама держит игрушку в руках.
Анна поняла, что больше не силах ждать. Не говоря никому ни слова, она разделась и легла в постель. Если не лежать тихо, повернувшись лицом к стене, потрясающий секрет непременно выйдет наружу — терпеть больше нет мочи.
"Только один день, — повторяла она про себя, — только один день".
Но ей не удалось уснуть, пока часы не пробили одиннадцать.
Глава 18
Рождественский Сочельник
Назавтра папа, вернувшись из магазина, отправил всех пятерых на полчасика погулять.
— Будто мы не знаем, чем они там занимаются, — возмущался Руди.
Он тоже только что вернулся, щёки у него горели от холода и ветра.
— Ты же это любишь не меньше всех нас, Руди, не воображай, — возразила Гретхен.
Руди не ответил, но Анна знала — Гретхен права.
— Может, уже пора идти домой? — в сотый раз взмолился Фриц.
Но старший брат проверил время по папиным часам, выданным ему именно с этой целью.
— Еще пятнадцать минут осталось.
— Пятнадцать минут! — простонал Фриц.
Звучит как вечность!
Анна вдруг вспомнила, что ей рассказывала Изабелла. Она всегда выбирает ёлку вместе с родителями и помогает её наряжать. Они не празднуют Рождество до утра. А ещё у них не бывает свечек, только разноцветные лампочки. Изабелла назвала Аннин способ «странным», но Анна ей ничуть не завидовала.
Она даже немножко жалела Изабеллу.
Тут оказалось, уже пора возвращаться. Они помчались к дому, второпях наталкиваясь друг на друга. Они на ходу стягивали куртки. Все глаза устремились на плотно закрытую дверь гостиной. Даже Руди на минуту забыл про своё старшинство.
— Всё готово, мама? — спросил отец.
— Готово, — ответила та из-за двери.
Папа распахнул дверь, изумлённым взорам детей предстала рождественская елка.
Анне не хватило бы слов описать ёлку, но в то же время девочка ясно видела каждую деталь — стеклянные шары, крошечные свечки. На елке висели и сласти — маленькие карамельки, шоколадные конфетки в серебряной фольге. А на самой верхушке уселся маленький ангелочек, в его прозрачных крылышках отражался свет.
Вся семья пела. Теперь было не до английского, о нём напрочь забыли, песню о ёлке нужно петь на языке той страны, откуда она пришла много лет тому назад.
О Tannenbaum, о Tannenbaum,
Wie grun sind deine Blatter![24]
Они пели, и Анне казалось, что она просто разорвётся от счастья.
Потом папа читал евангельскую историю о Рождестве и молился. Наконец настало время подарков. Анна не ждала больше одного подарка, но не тут-то было. Она уже держала в руках хорошенькие красные варежки, связанные мамой.
Это был полнейший сюрприз, наверно, мама вязала по ночам, когда Анна уже спала. А ведь она так уставала в магазине. Девочка сглотнула и крепче прижала варежки к груди.
Дальше была настольная игра, она называлась «Трик-трак». Анна открыла коробку, в очках она всё прекрасно видела. Теперь уж не будет как раньше, когда никто не хотел с ней играть. Она им покажет, что и сама умеет играть не хуже других.
— Спасибо, папа, — воскликнула она. — Спасибо, мама!
— Тут есть и ещё что-то для Анны Елизаветы Зольтен, — сказал папа.
Кукла с кудрявыми волосами и закрывающимися глазами! Как раз о такой мечтала Изабелла. Другой свёрток привёл Анну в полнейший восторг.
— Книга! — прошептала она.
Книга называлась "Теперь нам шесть".[25]
На первой странице папа написал: