Пока я валялся па больничных койках

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Пока меня раненого переправляли из Мошкан в Сосновку, а оттуда в Витебск, пока я валялся на боль­ничных койках и доктор Н. И. Чертков со своими кол­легами выхаживали меня и спасали от смерти, жизнь шла своим чередом.

Партизанская бригада «Алексея» наносила оккупан­там удар за ударом, совершала диверсии на шоссейных и железных дорогах, громила вражеские гарнизоны, отражала одну за другой карательные экспедиции, по­падала в окружения, вырывалась из них, в схватках теряла своих бойцов. Их место в партизанских рядах занимали все новые и новые добровольцы.

На второй день после бомбежки нашей деревни свы­ше сотни фашистов двинулись в ивановский лес со сто­роны Скрыдлева. Шли они сначала без опаски, вероят­но, считая, что партизаны им могут встретиться лишь за деревней Церковище, а то и дальше. Но на всякий случай растянулись цепью по фронту более чем на ки­лометр. Переговаривались, иногда весело гоготали.

Шли... Но уже через каких-нибудь семьсот метров от Скрыдлева партизанские пули заставили фашист­скую цепь не только залечь, но и начать окапываться. Это разведчики Николая Дмитриевича Семенова, нахо­дившиеся в передовом дозоре, залегли среди кустов в канавке, которая тянется поперек церковищенского большака через луг, подпустили врага на каких-нибудь сорок метров да так полоснули, что в первый же мо­мент восемь фашистов, упало замертво, а несколько закорчилось от ран.

Партизанских смельчаков было всего семь человек. Они имели один пулемет, четыре автомата и два кара­бина. Командовал ими Николай Дмитриевич. Заметив двигавшуюся от Скрыдлева цепь фашистов, он отпра­вил одного разведчика с донесением к Зюкову, а осталь­ных так разместил по канавке, что создавалось впечат­ление, будто там по крайней мере не менее роты.

К партизанам подошло подкрепление. Первыми при­бежали бойцы роты Ивана Казанцева, за ними — Арте­ма Ваканова и Станислава Беккера. Народные мстители быстро и скрытно заняли оборону, открыли прицель­ный огонь по противнику. Командовал всей этой груп­пой начальник штаба батальона Николай Григорьевич Малаховский.

Партизаны держались мужественно. Немцы палили вовсю. Не жалея патронов, сыпали из автоматов, стро­чили из пулеметов, стреляли из винтовок, бросали мины из двух минометов, установленных в лощине. Стреляли, часто не поднимая головы от земли, не целясь. Просто палили, да и только. Нередко немецкие пули высоко проносились над головами партизан.

А алексеевцы вели прицельный огонь. С боеприпаса­ми у них всегда было небогато. Если и имелись запасы, то, как правило, надежно запрятанные в тайниках. На себе много не унесешь и обозы большие не потащишь. Партизаны привыкли беречь каждый патрон. Вот и сей­час они лежали и высматривали цели, ждали, пока ка­кой-нибудь фашист оторвется от земли и поднимет голову. Вот тут-то он и готов. Партизанская пуля навсе­гда пришьет его к земле.

Командование батальона знало, что группа Малахов­ского не сможет долго вести бой, удержать фашистов на подступах к деревне Церковище. Тем более мест­ность здесь не очень подходящая. Правее дороги Скрыдлево — Церковище в сторону Шилков тянулось болото, левее — большое чистое поле. Только над ка­навкой, уходящей к реке Черничанке, где залегли пар­тизаны, рос мелкий кустарник. К тому же фашисты от­правили мотоциклистов в сторону Сосновки, Замосточья и Витебска, вероятно, за подкреплением.

Константин Зюков, оценив обстановку, срочно начал готовить вторую линию обороны. Она протянулась по опушке ивановского леса, через церковищенское клад­бище до Стармоусова, а оттуда к Мошканам. На дороге, ка самой опушке леса, были сделаны завалы и переко­пы. Через связных передали приказ об отходе находив­шимся в засаде разведчикам Семенова и ротам Казан­цева, Ваканова и Беккера. Те незаметно снялись, уполз­ли по канавке до болотины, а потом по кустам и опуш­ке леса добрались до своих отрядов, уже занявших оборону.

А немцы продолжали обстреливать место бывшей засады. Прибыло и к ним подкрепление. Фашисты, при­ехавшие из Сосновки, разгрузились за взгорком и пере­бежками продвигались вперед, ведя огонь по опустев­шей канавке. Со стороны Витебска тоже появились гру­зовики с солдатами в кузовах и прицепленными сзади пушками.

— Ну, держитесь, хлопцы! — оторвав глаза от би­нокля, сказал Зюков.— Смотрите, какую силищу дви­нули!

Фашисты, прибывшие из Витебска, развернули три пушки над Черничанкой. Начался артобстрел. Снова заговорили минометы, которые было уже прекратили огонь в ожидании подкрепления.

После получасовой артиллерийско-минометной об­работки поросшей кустарником канавки, где раньше за­нимали оборону партизаны, фашисты поднялись в ата­ку. Но что такое? Ни одного ответного выстрела.

Партизанские позиции сказались совершенно пусты­ми. Только валялись винтовочные и автоматные гильзы...

Вызванный немецкий самолет начал «обшаривать» местность. Долго кружилась «рама» над Церковищем, Ивановкой, над болотами и лесами. Противник начал подтягивать силы. Солдаты цепью осторожно продвига­лись к ивановскому лесу, перебегая от кустика к кусти­ку, от бугорка к бугорку, а кое-где пробирались и полз­ком. За каждым укрытием ждали партизан. Но их не было, как водой смыло. Вот уже и Церковище осталось позади. Недалеко и опушка ивановского леса. Там что- то подозрительное. Настороженная тишина леса, види­мо, пугает оккупантов. Они залегли, начали окапывать­ся. Подтянули пушки, установили минометы. Время уже было послеобеденное. Снова начался артобстрел. Сна­ряды и мины обрабатывали опушку. Потом немцы пере­несли огонь несколько в глубь леса.

Фашистские цепи вновь поднялись в атаку, бежали к опушке. Партизаны молчали. Может быть, враги на­деялись, что тоже прибегут на пустое место. Вот уже до леса осталось не более пятидесяти метров...

— Огонь! — раздалась команда Зюкова.

— Огонь! Огонь! — отдавали приказания командиры отрядов, рот и отделений...

— О-о-о-го-го-гонь! — неслось эхо над лесом.

Дружно заговорили партизанские пулеметы и автоматы, затрещали винтовочные выстрелы, полетели гранаты...

Гитлеровцы залегли, атака захлебнулась. Оставляя раненых и убитых, они поползли на исходные позиции. Как ни орали на них офицеры — ничего не вышло.

Снова заговорили немецкие пушки и минометы. Сно­ва атака. И снова она захлебнулась...

Держаться дальше на этом рубеже партизанам было опасно. Фашисты начали обходить их слева и справа. Наверное, воинственный пыл фашистских офицеров еще не улетучился. Они гнали солдат вперед, не счи­таясь с потерями.

Константин Зюков поручил комиссару отряда имени Селиваненко Петру Васильевичу Чернецову взять две резервные роты и немедленно отправиться в глубь ле­са, за хутор Горелое Лядо, за болотинку, поросшую мелколесьем. Там на взгорке, нависшем над болотиной, занять оборону. У Зюкова созрел дерзкий план. Но пока что он об этом никому не говорил. Чернецова же напра­вил с двумя ротами занимать новую линию обороны.

Комиссар Чернецов, уже видавший виды партизан, не раз попадавший в переделки и сложнейшие ситуа­ции, был веселым и рассудительным. Родом он из Камы­шина Сталинградской области, в 1924 году окончил во­семь классов. С этого времени начались его скитания. Работал у нэпманов, в 1928 году переехал в Сталинград, устроился грузчиком, потом рабочим завода «Баррика­ды». Здесь в 1932 году вступил в члены Коммунистиче­ской партии, окончил вечерний техникум плановиков производства. Вернувшись в 1934 году с Балтфлота, где проходил действительную службу в морской авиации, снова поступил на «Баррикады», а в 1939 году по пар­тийному набору ушел в НКВД. Война застала Петра Ва­сильевича Чернецова в Могилеве. Он сражался с фаши­стами на подступах к городу и в июле 1941 года попал в окружение. Ночью вместе с кандидатом партии Сте­паном Тарасовичем Гавриленко выбрался из окружения и через месяц дошел до деревни Ганьково, что располо­жена в хотемлянском лесу. Отдохнули с другом немно­го, ознакомились с положением, обзавелись оружием и уже в ноябре создали партизанскую группу из восьми человек. Командиром ее единогласно избрали Чернецова. Потом встретились с группой Блохина, вместе с ней влились в отряд Селиваненко и стали партизанами бригады «Алексея». Не много должностных ступеней прошел Петр Васильевич в бригаде. Был начальником штаба 1-го отряда, комиссаром 5-го отряда, а затем ко­миссаром крупного отряда имени Селиваненко. Здесь он пробыл до 27 апреля 1944 года, когда комбригом назна­чили Василия Александровича Блохина, а на его ме­сто — командиром 3-го батальона — Чернецова. В этой должности и встретил он войска Красной Армии.

Так вот, Чернецов с двумя ротами поспешил гото­вить и занимать оборону на новом месте. Спустя неко­торое время адъютант Чернецова Леонид Павлович Ан­тоненко доложил Зюкову, что задача выполнена, можно отходить.

Комбат перебежками повел отряды к позициям Чер­нецова.

Партизаны по обеим сторонам дороги отошли в глубь леса, минули хутор Горелое Лядо, дуб с шершня­ми в дупле, где был наш «почтовый ящик», оказались на пригорке, откуда я и Коля Городецкий испытывали пу­лемет, и заняли подготовленную Чернецовым оборону. Они залегли полукругом над лощиной, по которой на­верняка должны были двигаться фашистские цепи. Ме­сто для обороны очень удобное, да и время играло на руку партизанам. День клонился к вечеру. Не успеешь оглянуться, как и темнеть начнет.

А вот и немцы. Цепь за цепью продвигаются по мел­колесью.

Тут уж партизаны разошлись не на шутку. Они на­чали крошить врага вдоль и поперек, гоняясь даже за отдельными заблудившимися в лесу фашистами. Семь немцев взяли живыми. Им ничего не оставалось делать, как поднять руки и сдаться в плен с истошными кри­ками:

— Гитлер капут!..

А Николай Дмитриевич Семенов с группой своих разведчиков лесными тропинками успел раньше против­ника добраться до опушки леса, куда фашисты отсту­пали, залег на церковищенском кладбище. Когда уди­равшие немцы приближались к грузовикам, волоча на себе раненых и убитых, он еле удерживал бойцов от порыва ударить по врагу. Не хотелось такой маленькой

горсткой снова ввязываться в бой. У него созрел дру­гой план...

Когда фашисты сгрудились у машин, залезая в кузо­ва, он и подал команду:

— По оккупантам — огонь!

Дружно ударили автоматы и пулемет. Немцы в па­нике заметались вокруг грузовиков, некоторые залегли в канаву и начали отстреливаться, другие бросились бежать в сторону Скрыдлева.

— Хватит, Митя! Вон ствол пулемета уже раскалил­ся,— кричит Семенов продолжавшему стрелять Дмит­рию Волкову.

Партизаны праздновали победу. Такой горячий и та­кой удачный день. Убито более полусотни фашистов, семь взято в плен. Захвачено много оружия, боеприпа­сов, обмундирования и продовольствия. Свои потери — один убит и шесть легко ранены. Партизаны ушли от преследования.

Константин Васильевич Зюков повел отряды в глубь Сенненского и Бешенковичского районов. Полицаи по­кидали населенные пункты, убегали в крупные гарни­зоны, где строили дзоты, укреплялись.

Отряды имени Селиваненко и имени Ворошилова пришли в адамовские леса Сенненского района. Внача­ле активных боевых действий не вели. Осваивали тер­риторию. Вели разведку, устанавливали связи с мест­ным населением. Здесь случилась беда. На немецкую засаду недалеко от Пустынек нарвался Станислав Бек­кер с группой партизан. Три человека было ранено, в том числе смертельно ранен командир роты Станислав Эдуардович Беккер. Он был уроженцем Читинской об­ласти, в Красной Армии служил с 1940 года. Под Витеб­ском участвовал в боях, попал в окружение. Вскоре во­шел в партизанскую группу Казанцева, а затем и в пар­тизанскую бригаду «Алексея». На второй день после ранения, 12 апреля 1943 года Беккер умер.

В середине апреля из адамовских лесов отряды дви­нулись на север. Перешли шоссе Сенно — Богушевск, прошли по-над рекой Оболянкой, повернули на дерев­ню Тепляки, а оттуда всеми силами ударили по гарни­зону в деревнях Застодолье и Госмиро. Гитлеровцы не успели даже как следует занять оборону, многие не добежали до своих огневых точек. Гарнизон был раз­бит. Ни один фашист не убежал, двадцать пять было убито, шесть ранено, остальные сдались в плен. Парти­заны полностью уничтожили все укрепления, сожгли казармы, волостную управу и дом бургомистра.

Все подразделения сработали так четко, что на раз­боре Зюков восхищенно заявил:

— Хорошо! Нет, отлично проведена операция! Объ­являю благодарность всему личному составу, участво­вавшему в бою.

После, на широком совещании командиров и полит­работников батальона, Зюков обратил серьезное внима­ние на необходимость дальнейшего совершенствования боевого мастерства и отработки взаимодействия между подразделениями. Он отметил исключительную храб­рость и сообразительность командиров И. Казанцева, Н. Семенова, П. Раханова, П. Казакова, Ф. Голуба, А. Ваканова, пулеметчиков Г. Бурлакова, В. Тимофеен­ко, Д. Волкова, бойцов И. Менжинского, Г. Аверьянова, П. Лютенко, И. Салаженка, Б. Конюхова, С. Горелышева и многих других. В руках алексеевцев оказались все запасы оружия, боеприпасов, обмундирования и продо­вольствия, имевшиеся в гарнизоне.

Потянулись к алексеевцам новые бойцы из числа молодых патриотов, бежавшие из плена красноармейцы и командиры, а также попавшие в окружение и времен­но проживавшие в деревнях. Отряды росли. Где бы ни проходили алексеевцы, к ним примыкали группы добро­вольцев.

В то время из деревни Кругляны в бригаду пришла семья советских патриотов Тихона Степановича Глебко из шести человек. В конце 1942 года они были арестова­ны фашистами и сидели в застенках, но из-за отсут­ствия улик их временно освободили. Тихон Степанович собрал на семейный совет жену Ульяну Павловну, де­тей Любу, Степана, Володю и Аню. «Идти в партиза­ны!» — решили они единогласно. Так и сделали. Со сво­им оружием явились к алексеевцам.

Все они храбро сражались с оккупантами. Комсо­молка Любовь Тихоновна вскоре стала отличной пуле­метчицей. Ее тяжело ранило в голову, но, несмотря на это, она воевала до освобождения области. Степан Ти­хонович был разведчиком, погиб в боях с фашистами.

В нашей бригаде много людей воевало целыми семья­ми. Вот, например, семья И. Д. Свириденко. Иван Да­ниилович родился в 1923 году в деревне Заболотье Крынковского сельсовета Лиозненского района. В янва­ре 1941 года, когда он учился в десятом классе, в район приехал представитель из Минска, который отобрал группу отличников-старшеклассников для поступления в авиаучилище. В их число попал и Свириденко.

Началась война. Иван оказался на оккупированной территории и вернулся к отцу в деревню. Вскоре свя­зался с партизанами групп Солодовникова и Казакова, стал их связным. В мае 1942 года ушел в партизаны. Сначала был разведчиком отряда «Моряк», а с 1943 го­да и до последних дней жизни — помощником комисса­ра отряда «Моряк» по комсомолу. По характеру спо­койный, а в бою смелый и решительный, Иван Даниило­вич был любимцем всех партизан и лично комбрига.

И. Д. Свириденко погиб в ночь с 9 на 10 марта 1944 года, когда с группой партизан ходил минировать большак Пышно — Березино. Они наскочили на враже­скую засаду. Тогда же погиб и командир взвода Иван Дорофеевич Клочко.

Свириденко похоронили в деревне Основ Ушачского района, а в мае 1967 года вместе с другими партизанами перезахоронили в братской могиле в Великих Дольцах.

Мать Ивана Данииловича — Анна Трофимовна — по­гибла 3 мая 1944 года во время блокады возле озера Шо; отец — Даниил Иванович — из блокады вышел, но тяжело заболел и вскоре умер; младший брат — Петр,— 1927 года рождения, был ординарцем у коман­дира 20-го отряда.

Вместе с ними в партизанах была и родная сестра отца — Мария Ивановна Свириденко. В семь лет она лишилась обоих родителей, воспитывалась у Даниила Ивановича. Мария Ивановна с мая 1942 года была связ­ной нашей партизанской бригады, а в ноябре 1943 года пришла в отряд и воевала до соединения с частями Красной Армии.

Или вот семья Муравьевых. Вся она ушла в парти­заны к алексеевцам. Взводом, а потом и ротой коман­довал Анатолий Михайлович Муравьев. Его жена Мария Дмитриевна — была медсестрой. Не одного ра­неного вынесла она с поля боя и спасла от верной смер­ти. Брат ее — Федор — погиб в бою около деревни Бу­раки. Сестру Катю убили в разведке, а мать Ирину Яковлевну за связь с партизанами в декабре 1942 года фашисты расстреляли.

Семья Шапуровых из деревни Погостище Лиозненского района тоже целиком связала свою судьбу с алексеевцами. Вся она ушла в отряд «Моряк». Старший сын — Евгений Петрович — был командиром взвода в роте Лисиченка. В декабре 1942 года его тяжело рани­ло. Отправили за линию фронта. После выздоровления продолжал воевать в рядах Красной Армии. Второй сын — Леонид Петрович — почти два года был пулемет­чиком; перед самым соединением с Красной Армией его тяжело ранило. Младший сын Анатолий и дочь Нина погибли при выходе из ушачской блокады. Отца Петра Устиновича фашисты живым сожгли в доме, а мать Марию Ивановну повесили.

Таких семей в нашей бригаде было много.

Комбат Зюков повел отряды имени Ворошилова и имени Селиваненко в ивановский лес. Зашли за Иванов­ку и устроились на ночлег на лесопилке, что располо­жена в треугольнике Ивановка — Замошенье — Песочно.

— Разреши, командир, отлучиться мне с братом на пару часов,— попросил Артем Ваканов.— Стариков хо­чется навестить, на сестренок взглянуть; до Антусей здесь рукой подать, не более двух километров.

— А если там засада? Тепленькими попадетесь в руки к полицаям. Только этого нам и не хватало.

— Не попадемся, командир. Здесь я каждую тропин­ку знаю, каждый кустик наперечет...

— Нет, двоих не отпущу. Даже и не проси. Мало ли что может быть. Позови ко мне Семенова!

Ваканов быстро разыскал заместителя комбата по разведке.

— Ты старый волк,— обратился Зюков к Семено­ву.— Нюхом чувствуешь, где что. Возьми с собой на­дежных людей и отправляйся с Вакановыми. Навестите их семью. Полицаи могут там устроить засаду. Смотри­те в оба!

— Есть смотреть в оба, товарищ комбат! — отчека­нил Семенов.

— Приступайте к делу. Даю на это не более трех часов.

Но группа вернулась часа через полтора. Все шли по­нурые. Артем Ваканов опустил голову, сжал зубы и смотрел невидящими от заплывших слез глазами, а Ни­кита, не стесняясь никого, плакал навзрыд, время от времени смахивая с лица слезы.

— Слишком поздно навестили семью Вакановых. Плисские полицаи недавно зверски замучили их роди­телей прямо в деревне, на виду у всех, а затем расстре­ляли. Хозяйство разграбили, постройки сожгли,— сооб­щил Семенов.

Партизаны крепче сжали в руках оружие. Никто не стал утешать Вакановых. Каждый понимал их тяжелое горе и боль утраты. Слова здесь были ни к чему. «Бить гадов нужно. Бить беспощадно»,— думал каждый. Не слышно было в этот день веселых шуток, рассказов и анекдотов. Уважали все Артема Ваканова за рассуди­тельность, бесстрашие, смекалку и хладнокровие. Еще не прошло и года, как он стал партизаном, а уже побыл командиром взвода, сейчас — командир роты, говорят, что скоро будет создаваться новый партизанский отряд, его назначат командиром.

Несколько дней простоял на лесопилке в ивановском лесу батальон Зюкова. Личный состав отдыхал, ремон­тировал одежду и обувь, чистил оружие, приводил в порядок амуницию, вел разведку в близлежащих гарни­зонах врага.

Константин Васильевич Зюков с небольшой группой партизан уехал в штаб бригады, чтобы лично доложить комбригу Алексею Федоровичу Данукалову об опера­тивной обстановке, о новых местах, подобранных для расположения бригады.

Тогда было окончательно решено передислоцировать­ся бригаде на новое место, то есть в Богушевский, Бешенковичский и Сенненский районы. Комбриг приказал Константину Зюкову немедленно вернуться назад и об­живать новый район.

Через несколько дней отряды имени Селиваненко и имени Ворошилова пришли снова в адамовские леса. Теперь они активно включились в боевую деятельность: проводили диверсии на дорогах, нападали на гарнизо­ны, усиленно вели разведку в Сенно, Богушевске, Бешенковичах, Бочейкове и других фашистских опорных пунктах. Налаживалась связь с подпольщиками, подби­рались связные.

Внимание алексеевцев всегда неослабно приковыва­лось к таким важнейшим опорным пунктам, как Ви­тебск и Сосновка. В Соснозке, в зданиях бывшего про­тивотуберкулезного санатория, расположенного на бе­регу озера в живописном сосновом бору, облюбовал се­бе место и расквартировался в 1942 году с крупным гар­низоном штаб 3-й фашистской танковой армии из груп­пы «Центр» во главе с генерал-полковником Рейнгардтом. Ну а Витебск... Фашистское командование придава­ло ему исключительное значение.

Алексей Федорович Данукалов был смелым и реши­тельным командиром. Бригада постоянно дислоцирова­лась в непосредственной близости от важнейших опор­ных пунктов врага, хотя это приносило немало беспо­койства и создавало дополнительные трудности, опас­ности и неудобства.

Разведка отрядов бригады «Алексея» постоянно за­нималась Витебском и Сосновкой. Ну а уж о бригадной разведке и говорить было нечего. Она все время дей­ствовала, прощупывала все звенья немецких учрежде­ний в этих пунктах. Алексеевцы налаживали связи с подпольщиками, посылали разведчиков на постоянное жительство в город, устраивали их на работу в различ­ные немецкие учреждения, подыскивали патриотов сре­ди местного населения. Из Витебска и Сосновки брига­да систематически получала ценные сведения. Они пе­редавались командованию Красной Армии.

Вот, например, Сосновка. С ней были связаны бри­гадная разведка, разведки отряда «Моряк», который по­стоянно дислоцировался в хотемлянском лесу, и отряда имени Селиваненко, располагавшегося в лесах Чистика, недалеко от Замосточья, а потом и разведка батальона Зюкова, который перешел в адамовские леса.

Алексеевцы имели надежные подпольные организа­ции в Сосновке. Так, на торфопредприятии «Городнян ский мох» работала хорошо законспирированная организация под руководством Антона Никитича Козлова. В самой Сосновке успешно действовала широко развет­вленная подпольная организация под руководством Александра Фомича Шипуло. Он вначале был рабочим сельскохозяйственного имения Сосновка, которое про­изводило свежие овощи, молоко, яблоки и другую про­дукцию для штаба 3-й танковой армии, а затем его вы­двинули на должность секретаря Шумнянской волост­ной управы, обслуживавшей Сосновку, торфозавод «Городнянский мох» и окружающие деревни.

До войны Шипуло работал завучем Сосновской средней школы, а жена его — Александра Александров­на — там же учительницей. Александр Фомич был бес­партийным и невоеннообязанным. На первый взгляд, человек он незаметный. В начале войны, когда директо­ра школы призвали в армию, его назначили дирек­тором.

Семья Шипуло была авторитетной в Сосновке и бли­жайших деревнях. Работала она здесь не один год. Во­круг нее и начали группироваться комсомольцы, остав­шиеся в живых коммунисты, беспартийные патриоты, а также военнопленные, привлеченные немцами на ра­боту в имение по обслуживанию конюшен, мастерских и даже штабного хозяйства. Дружили с этой семьей ме­дицинские работники бывшего противотуберкулезного санатория «Сосновка» медсестра Серафима Ефимовна Сапежко и Ирина Григорьевна Томашева, а также быв­шая работница госбанка из Витебска Нина Зиновьевна Давыдовская, которая переехала с семьей в Мошканы. Отец ее, Зиновий Миронович, работал там фельдшером участковой больницы.

Эти три женщины после ухода в партизаны сосновского комсомольца Михаила Григорьева и стали связ­ными подпольной организации с бригадой «Алексея». Они передавали сведения из гарнизона, узнавали замыс­лы противника, сообщали партизанские задания под­польщикам. Не один чистый бланк немецких докумен­тов, в том числе и аусвайсов, с подлинными печатями и подписями служебных лиц фашистской администрации получили алексеевцы от сосновских подпольщиков.

Но Давыдовской не суждено было долго работать связной. По доносу предателя ее и Зиновия Мироновича схватили фашисты и казнили. Муж ее, Борис Михайло­вич Давыдовский, успел скрыться и ушел в партизаны, в рядах алексеевцев сражался с оккупантами до соеди­нения с советскими войсками. Двое их малолетних де­тей остались на попечении бабушки.

Сосновская подпольная организация сообщала лю­дям правду о положении на фронте, поднимала патрио­тическое настроение молодежи и всего населения. Этим много занималась Александра Александровна Шипуло, а ее верным помощником был их единственный сын Игорь, разбитной и смышленый паренек, окончивший к началу войны восемь классов.

Не один раз пришлось побывать и мне по заданию «Дяди Алеши» в этой подпольной организации. Бывал и дома в семье сосновских учителей, встречался иногда с Александром Фомичом в волостной управе, особенно когда нужно было получить подготовленные немецкие документы, пропуска и аусвайсы.

Партизанское командование поставило перед сосновскими подпольщиками задачу связаться с военно­пленными, которые работали по обслуживанию штаба немецкой армии и его хозяйства. Решить эту задачу по­ручили комсомольцам Аркадию Макеенко, Василию Яковлеву и Аркадию Голикову. Они устроились на раз­личные работы у фашистов, пользовались их доверием и имели свободное общение с военнопленными. Дея­тельное участие в операции принимала и Ирина Гри­горьевна Томашева, переехавшая к родителям в Пустынки под Сенно, но часто наведывавшаяся в Сосновку.

Выбор пал на генеральского коновода Сергея Медаева, по национальности чеченца. Он страшно любил ло­шадей, часами не отходил от них. Фашистский генерал-полковник Рейнгардт высоко ценил своего коновода, ча­сто, похлопывая его по плечу, говорил: «Гут, гут, Медай! Карашо!» Он любовался Медаевым, когда тот с ловкостью наездника и каким-то особым форсом сидел в седле на его любимой кобылице или жеребце, делая разминку лошадям. Генерал при удобном случае всегда старался похвастаться перед своими подчиненными, что эта пара лучших рысаков подарена ему в награду за за­слуги перед Германией и фюрером.

По выправке, широкому кругозору и культуре в Сер­гее Медаеве можно было угадать советского командира. Действительно, перед самой войной он окончил кавале­рийское училище, и ему присвоили звание младшего лейтенанта.

Осторожно, как бы между прочим, подпольщики на­мекнули Медаеву, что не пора ли вспомнить о воинской присяге и долге перед Родиной.

— Что меня упрекаешь?! Родины я не забыл, прися­гу — тоже,— напустился Медаев на подпольщика.— Я не трус... Говори, что должен делать.

Сергей Медаев близко к сердцу принял этот раз­говор. Он и раньше не раз подумывал об уходе в пар­тизаны и нащупывал связи с подпольщиками. А сейчас близко сошелся с ними и принимал самое активное уча­стие в разработке плана побега.

— Не с пустыми руками мы должны прийти в пар­тизанский отряд. Надо взять оружие, боеприпасы, об­мундирование,— говорил Медаев.

— И этот гитлеровский подарок генералу должны угнать к партизанам,— заявил Макеенко.— Таково зада­ние командования.

— Отлично! Идея! Заберем лошадей! — горячился Медаев.— Без этого я не уйду. Это клятва моя. А клятва кавказского джигита — закон.

Началась подготовка операции. Мне недолго приш­лось в этом участвовать. 3 апреля я был тяжело ранен и до июня провалялся на больничных койках.

Наступило время, когда к побегу все было готово. Припрятано достаточно оружия и боеприпасов, опреде­лены повозки и лошади, которых надо угнать и пере­дать партизанам, в том числе и генеральские любим­цы — кобылица и жеребец. Решено, что на этот раз уйдут в партизаны шестнадцать подпольщиков: четыре военнопленных во главе с Сергеем Медаевым, две семьи сосновских жителей — комсомольцев Аркадия Макеенко и Василия Яковлева, комсомольцы Аркадии и Люба Голиковы и Коля Чечурин.

Побег наметили совершить в пасхальную ночь с 26 на 27 апреля. Эту дату считали наиболее подходящей, так как в религиозный праздник полицаи запьянствуют вовсю, а немцы будут полагаться на их бдительную службу. В таких условиях собираться к отъезду наме­ченной группе менее опасно.

В Адамово в штаб батальона пришла Сапежко.

— Все готово, все решено! — заикаясь от радости, говорила она Зюкову.

Подожди, подожди, не горячись. Водички по­пей,— сказал комбат,— а так ничего нельзя понять. Что готово, что решено?

— Готов переход к партизанам целой группы...

— Отдохни маленечко, успокойся, приведи в поря­док мысли, а я за это время соберу своих помощни­ков,— сказал Константин Васильевич.— Но об этом больше никому ни гу-гу. Поняла?

— Поняла, товарищ комбат, все поняла. Я не из таких...

В штабе батальона собрались ближайшие соратники Зюкова. Были здесь Василий Блохин, Иван Пименов, Николай Семенов, Николай Малаховский, Павел Рахапов, Петр Чернецов, Иван Казанцев, Артем Ваканов. Се­рафима Ефимовна Сапежко информировала партизан­ский совет о готовности сосновской операции, детально изложила план проведения ее, кто за что отвечает. Воз­главлять переход поручено человеку умному и уравно­вешенному — комсомольцу Аркадию Макеенко. Первы­ми помощниками и заместителями его назначены под­польщик Василий Яковлев и генеральский коновод Сергей Медаев.

— А не подведет этот Медаев? Проверили его? — за­дал вопрос Зюков.

— Что вы, товарищ комбат. Человек он надежный, проверенный, но горяч здорово.

— Вот это и может помешать.

— Нет.

План утвердили. Решили для большей надежности организовать встречу группы беглецов сразу же за Сосновкой, чтобы застраховать ее от немецкой погони. Встретить их поручили роте Артема Ваканова неподале­ку от анисковского борка, в районе деревни Песочно. Ваканову эти места хорошо знакомы. Сапежко должна отправиться в Сссновку, окончательно утрясти все де­тали, уточнить маршрут и 26 апреля прийти в анисковский борок к роте Ваканова, чтобы совместно с парти­занами встретить сосновских гостей. Договорились и о паролях.

— Да, а подпольная организация в Сосновке сохранится? — спросил в заключение Зюков.— Не останемся там глухими и слепыми, без опорного ядра?

— Нет,— ответила Сапежко.— Семья Шипуло оста­ется. Остаются и многие комсомольцы. Организация со­хранится. Александр Фомич продолжает пользоваться большим доверием у фашистов и пока еще находится вне всякого подозрения.

— Хорошо. Все вопросы решены. Приступайте к исполнению,— отдал распоряжение Зюков.— Если опе­рация удастся — будет хороший подарок Первомаю.

Сапежко ушла в Сосновку, хотя ей с каждым днем становилось все опаснее там появляться. На нее уже падало подозрение. Но ничего. Это последний раз. Боль­ше она туда не пойдет. Только бы удалась операция... До места добралась благополучно. В Сосновке никому не показывалась на глаза, больше отсиживалась за печ­кой в доме Шипуло, где в одной половине жили фа­шистские офицеры. Утром 26 апреля Серафима Ефимов­на незаметно ушла и благополучно добралась до анисковского борка, куда уже прибыла рота Ва­канова...

Под вечер на квартире Макеенко начали собираться «гости», чтобы отпраздновать пасху. Первой пришла Ирина Григорьевна Томашева, которую назначили про­водником группы. За ней один за другим стали прихо­дить остальные. Каждый нес добрый узел с «харчами», под полами одежды вздувались не иначе как «бутыли самогона». Некоторые по пять раз ходили домой и возвращались все с такими же набитыми разносками, сум­ками, узлами, и все так же под одеждой вздувались «са­могонные посудины». Все шло, как и предусматрива­лось планом. Но вот цепочка плана оборвалась... Пора бы уже подъехать подводам с оружием и боеприпаса­ми, прискакать верховым Аркадию Макеенко, Арка­дию Голикову, Василию Яковлеву и Сергею Медаеву. Но их нет.

«Гости» начали волноваться. Все чаще выходили на улицу, горланя «пьяные» песни в унисон соседям, из чьих домов доносились такие же завывания. Время бе­жало, все сроки проходили. Неужели сорвется опе­рация?

...Рота Ваканова задолго до назначенного времени встречи прибыла к колковскому кладбищу, заняла обо­рону, так сказать, ка всякий случай, если вместо друзей появятся враги. Были выставлены дозоры, прикрыты фланги. Рядом с Артемом Вакановым лежит в засаде Серафима Сапежко. Она должна окликнуть беглецов из Сосновки и назвать пароль. А пока идет непринуж­денный разговор о том о сем, партизаны шутят, шепо­том рассказывают анекдоты. Нет-нет да и прыснет кто в кулак, приглушая хохот.

Вот уже и время подошло. С минуты на минуту дол­жны появиться конники, а за ними и обоз. Все прислу­шиваются, кажется, и малейший шорох не минет остро­го партизанского слуха. Вглядываются в темень ночи. Но никого нет.

— А может, ваш Медаев провокатор? — спрашивает Артем Ваканов.

— Нет. Не может быть,— отвечает Сима.

— Все может быть. Немцы не дурнее нас, они уме­ют расставлять сети.

— Нет, Медаев не предатель.

— Откуда тебе знать?

— У него глаза такие!..

— Женщины только и смотрят в глаза да на чуб...

— Через глаза и в душу заглянуть можно...

— Так в чем же тогда дело?

— Не знаю, может, что случилось.

Замолчали. Нигде не слышно ни единого звука. Тре­вога охватила всех.

— Сколько можно ждать? — говорит Ваканов.

— Подождем еще немножко.

— Да уж три раза можно было пешком сходить до Сосновки и обратно.

— Может, стряслось что,— нервничает Сапежко.

— Что там стряслось!? Если бы обнаружили немцы, поднялась бы стрельба. А ведь ни единого выстрела не было слышно.

— Так что же тогда?

— Или предательство, или сорвался по каким-либо причинам выезд.

— Что будем делать?

— До рассвета осталось не более часа. Уж теперь-то они не появятся. Пора сниматься и возвращаться в Ада­мово.

Ваканов поднял роту и отправился в сторону дисло­кации батальона. Не доезжая до Скрыдлева, партизань обнаружили свежий след обоза и конников.

— Это они, они проехали! — обрадовалась Сима, чувствовавшая вину перед товарищами и мучившая се­бя разными догадками.

На церковищенском повороте разбудили хозяина крайней хаты.

— Да, вот уже часа два, как на большой скорости проскочил обоз подвод в пять и, кажется, четыре верхо­вых конника,— сказал он, протирая глаза.

Что же произошло? Оказывается, выполнение опера­ции задержалось. Охрана конюшни и двора долго бодр­ствовала, не хотела принять участия в праздновании пасхи. Немало усилий пришлось приложить Аркадию Голикову, которому была поручена именно эта часть операции, Сергею Медаеву и военнопленным Соломину, Акиму и Дмитрию, чтобы уговорить охранников пропу­стить по рюмке-другой за этот праздник.

Подпольщики поручили Голикову достать закуску и выпивку. Он, бедный, с ног сбился, пока собрал все к столу этой фашистской твари. Достал спирта, даже бу­тылку шампанского отыскал у знакомых. А хрен, на­стоящий русский хрен со свекольным рассолом, приго­товила в баночке его добрая подружка.

— Я не православный, а магометанин! — шумел Медаев.— Но как не воспользоваться случаем, чтобы уго­стить свою душу рюмкой шнапса. Грешно отказывать­ся. Тем более война. Кто знает, что будет завтра. Мо­жет, душа улетит в рай, а там уж и придется ей сохнуть веками. Вот обида будет на это грешное тело, что напо­следок не размочило душу.

Охранники уважали Медаева. Понимали, что у гене­рала Рейнгардта он свой человек. Не раз своими глаза­ми видели, как генерал похлопывал Сергея по плечу за лихую езду и прыть.

И не удержались охранники. Засели за накрытый на телеге, что стояла рядом с конюшней, стол, богато уста­вленный яствами и бутылками со спиртным.

Пьянка началась не по плану, а с большим опозда­нием. Пока удалось накачать фашистских охранников до потери сознания, заткнуть им рты кляпом, скрутить веревками руки, затем еще связать их всех вместе и уложить в соломенную кучу, прошло немало ценного времени.

— Приколоть их штыками, да и баста,— горячился Голиков.— Чего там возиться!

— Зачем, Аркаша, руки пачкать! Завтра гитлеровцы сами их повесят,— говорил Медаев.— Нам не надо руки марать. Это лучше. Пусть сами себе пускают кровь. А мы еще успеем. Лишняя кровь нам не нужна. Мы пу­стим ее в другом месте.

Вывели лошадей, запрягли в упряжки, оседлали вер­ховых и подъехали к дому Макеенковых на три часа позже назначенного времени. Быстро погрузились и по­мчались. Впопыхах Ирина Томашева сбилась с дороги, которая вела к условленному месту, выскочили на Скрыдлево, оттуда на ивановский лес, Задорожье, Рямшино, Тепляки и помчались прямо в Адамово.

А вслед за ними двигалась рота Ваканова. Так полу­чилось. Когда партизаны прибыли в Адамово, все возы беглецов уже были разгружены, лошади распряжены и расседланы. Сергей Медаев, Аркадий Макеенко и Васи­лий Яковлев завершали доклад о сосновской операции, совершенной в честь международного праздника — Первое мая.

Серафиме Ефимовне теперь больше ничего не оста­валось, как забрать трехлетнего ребенка у мошканских родичей, тайно переправить его к своей матери в дерев­ню Сапеги, а самой окончательно влиться в семью партизан-алексеевцев.

Операция вызвала переполох в сосновском гарнизо­не. Рейнгардт рвал и метал. Были подняты на ноги раз­ведка и карательные органы армии. Они рыскали бук­вально по всем задворкам, вынюхивали, пытались найти оставшиеся нити алексеевцев в Сосновке. Но им ничего не удалось. Семья Шипуло по-прежнему оставалась вне всякого подозрения. Наказали многих младших и стар­ших чинов фашистского гарнизона, а охранников казни­ли. Рейнгардт проглотил горькую пилюлю. И хуже всего для него было то, что пришлось об этом докладывать лично командующему группой армий «Центр» фельд­маршалу Бушу.

В первую майскую ночь батальон под командованием Зюкова, обходя деревни и бойкие места, перешел в ива­новский лес. Отсюда решили нанести новый удар по врагу.

Но немецкая разведка не дремала. Она обнаружила партизан, по-видимому, догадалась об их планах.

5 мая над ивановским лесом появились разведыва­тельные самолеты — «рамы». Потом налетели фашист­ские штурмовики, бомбили и обстреливали из пулеме­тов и пушек лес и деревню Церковище. В деревне заго­релись многие дома. Из Витебска, Сосновки и Богушевска потянулись немецкие грузовики с войсками.

Первыми к партизанским позициям приблизились немецкие цепи со стороны Церковища и Скрыдлева. На этом участке командовал заместитель командира 8-го отряда Павел Петрович Раханов. Враг, вероятно, даже не подозревал, что здесь могут оказаться партизаны. Народные мстители здорово замаскировались.

Павел Раханов пристроился в ложбинке. Справа в укрытии лежал пулеметчик Дмитрий Волков. Он припал к прицелу и не спускал его с группы фашистов, кото­рая шла прямо на него.

Вот немецкий офицер уже оказался в тридцати мет­рах от Раханова. Он что-то заметил, насторожился и раскрыл в ужасе рот, чтобы закричать. Но... полоснула очередь из рахановского автомата. Так и не удалось офицеру произнести ни единого слова. Как подкошен­ные упали еще несколько человек, шагавших за офи­цером.

Затрещали партизанские автоматы и пулеметы, поле­тели гранаты. Уцелевшие немцы перебежками начали отходить. Партизаны бросились за ними, расстреливая оккупантов на ходу. Но гремит команда Раханова:

— Назад! Занять прежние позиции! Командиры рот и взводов — ко мне!

На этом участке была рота Сороколета из 8-го отря­да. Левее ее, на Барсучине, оборону занимала рота Ка­занцева, там находился начальник штаба отряда Павел Александрович Казаков. Правее залегли женская рота Федора Голуба и рота Ивана Салаженка. С ними были командир отряда Блохин и комиссар Чернецов. Нападе­ние фашистов со стороны Мошкан и Симаков сдержи­вал отряд имени Ворошилова, с которым находились командир батальона Зюков и начальник штаба Мала­ховский.

Заместитель комбата Семенов со своими разведчика­ми выявлял уязвимые места врага, пытался вовремя разгадать его замыслы и особенно следил, чтобы немцы наглухо не замкнули кольцо. Все еще оставался откры­тым неширокий проход в сторону Задорожья. Командо­вание не собиралось здесь вести бесконечный бой и на всякий случай начинало подумывать об отходе парти­зан снова в адамовские леса.

Завязались бои и на других участках партизанской обороны. Дружно ударили пулеметы и автоматы ворошиловцев.

Когда партизаны с криками «ура!» кинулись пресле­довать противника, правое крыло фашистов, направляв­шееся на Барсучину, повернуло во фланг контрнаступающим.

Все это происходило под самым носом у пулеметчи­ка Николая Алексеевича Горового. Он уже был обстре­лянным бойцом. В партизаны Горовой пришел, когда еще только зарождалась бригада «Алексея». Сразу его назначили вторым номером к известному уже пулемет­чику Михаилу Громову. Горовой со своим пулеметом не раз выручал партизан, проявил исключительную храб­рость в начале апреля 1943 года, когда переходили же­лезную дорогу Витебск — Смоленск. Тогда ему и двум братьям Крыловым поручили прикрывать отход парти­зан. Погибли братья Крыловы, остался один Горовой, а фашисты так и не могли подняться, чтобы преследовать уходивших алексеевцев. Так и продержал он тогда гит­леровцев прижатыми к земле более тридцати минут. А когда партизаны скрылись в лесу, Горовой снялся с огневой позиции и с пулеметом на плече догнал своих друзей.

Вот и сейчас каратели перестраиваются перед ротой Казанцева. Николай еле дождался команды, пальцы сами уже нажали на крючок. Не удалось здесь гитле­ровцам зайти в тыл и ударить с фланга. Им пришлось откатываться назад под партизанскими пулями.

В центре, где оборону держали партизаны Раханова, каратели опомнились после первого удара. Подоспев­ший на смену убитого офицера фашистский майор с двумя крестами на груди снова привел в боевые поряд­ки отходивших солдат и лично повел их на штурм вы­сотки, за которую намертво уцепились народные мстители. Раханов подпустил фашистскую цепь на близкое расстояние и поднял бойцов в контратаку.

— А ну, орлы! Покажите им удаль и смелость алексеевцев! — пронесся горячий призыв Раханова.

Но вот Раханова как будто ударили со всего размаху по боку. Левая рука плетью опустилась вниз. Павла Петровича ранило.

Постепенно бой утихал. Зюков отдал команду на от­ход в сторону Задорожья, а оттуда снова в адамовские леса.

Трудно сказать, сколько в этом бою было убито и ра­нено фашистов. Некоторых карателям удалось утащить сразу, многие раненые сами уползли и добрались до санитарных машин. На следующий день немцы собрали жителей Скрыдлева, Церковища и Шилков и погнали на место вчерашнего боя собирать убитых. В лесу, в ку­стах и болотах оказалось восемьдесят два фашистских трупа.

Партизаны потеряли двоих убитыми, двое пропали без вести. Было ранено девять бойцов. Среди них — храбрый пулеметчик Гавриил Бурлаков и всеобщий лю­бимец коммунист Павел Петрович Раханов.

Хуже всего получилось с Рахановым. Он сразу не дал медсестре Сапежко сделать перевязку, мол, некогда этими мелочами заниматься. Она только поверх гимна­стерки успела наложить жгут, и Павел Петрович побе­жал догонять карателей, то стреляя одной рукой из автомата, то, вырывая зубами чеку, бросал в фашистов гранаты. После боя ему сделали перевязку. Но Раханов потерял много крови, и, кроме того, началась гангрена. Через два дня Павел Петрович скончался. Похоронили его со всеми воинскими почестями на кладбище в де­ревне Коровичи. Два брата, два коммуниста Егор и Па­вел Рахановы славно сражались с врагом и геройски сложили свои головы, принесли свою жизнь на алтарь Победы.

В этом бою храбро дрались все бойцы и командиры батальона. Ни один фашист за весь жаркий день не про­рвался и не наступил своими грязными сапогами на пар­тизанские рубежи. Трудно выделить из такой массы людей наиболее отличившихся. Но все-таки следует на­ звать командиров Павла Раханова, Ивана Казанцева, Федора Голуба, Ивана Салаженка, Артема Ваканова, Николая Семенова, Георгия Врублевского, пулеметчи­ков Николая Горового, Владислава Тимофеенко, Гаврии­ла Бурлакова, Сергея Горелышева, Бориса Конюхова и Дмитрия Волкова, наших славных девчат женской роты Феклу Рогачеву, Полину Лютенко, Нину Казакову, Пра­сковью Петрову и Аню Антоненко, медсестер Серафиму Сапежко и Марию Синякову, командиров взводов раз­ведки Тимофея Карпова, братьев Григория и Александ­ра Симаковых, разведчика Конюхова, подростка Доню Семашко, партизан Танкушина, Григорьева, Менжин­ского, Павлова, Винокурова, Синякова, Писарева, Да­выденко, Зайцева, Соловьева, Спурина, Кузьмина, Толстова, Старовойтова, Полозова, Корчевского, Щедикова и многих других.

Пусть простят все остальные герои того жаркого боя, фамилии которых я не смог установить и упомя­нуть в этой книге.

Партизанские отряды вернулись в Адамово и прочно обосновались здесь. Немцы не стали больше беспокоить батальон Зюкова. Не ввязывались в новые бои и парти­заны. Они обживали и осваивали эти места, готовили базу для перехода сюда всей бригады.

В начале мая 1943 года по приказу Белорусского штаба партизанского движения из алексеевской переда­ли во вновь созданную бригаду П. И. Кириллова три от­ряда— 2, 5 и 7-й. Отряды назывались «Гроза», «Буревестник» и имени Чапаева. Новая бригада вскоре пре­вратилась в крупное партизанское соединение. Она успешно громила оккупантов.

Не раз по заданию ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения из обстрелянных, опытных бойцов и командиров бригады «Алексея» формирова­лись инициативные группы и направлялись в другие районы и области для создания новых партизанских формирований. Так, еще в августе 1942 года была созда­на специальная группа из пятидесяти человек во главе с другом Алексея Федоровича Данукалова начальником боепитания бригады Иваном Ивановичем Блином (на­стоящая фамилия Власов). После подготовки по такти­ке, топографии и подрывному делу эта группа двину­лась по тылам противника в дальний путь к столице республики, на ходу обрастая новым пополнением за счет многочисленных добровольцев из числа советских патриотов. К концу сентября она уже крупным отря­дом подошла к Минску, обосновалась на самых подсту­пах к столице. Вскоре отряд перерос в партизанскую бригаду «За Советскую Белоруссию». Бойцы и команди­ры свято хранили и множили славные боевые традиции алексеевцев.

В феврале 1943 года отряд «Кочубея» (позже «Побе­да») выделился из нашей бригады, ушел в Могилевскую область и там влился в партизанский полк «Трина­дцать», стал тринадцатым отрядом.

В середине мая 1943 года бригада «Алексея» начала переход из Лиозненского и Суражского районов на свою новую базу.

Весна 1943 года была очень тяжелой для партизан, дислоцировавшихся восточнее Витебска. Фашисты ре­шили покончить с народными мстителями и бросили в бой авиацию, войска СС и регулярные части, формиро­вания так называемой «Русской освободительной ар­мии» (РОА), сборища полицаев и всякие другие от­бросы.

Проводилась карательная экспедиция за экспеди­цией. Первая не принесла успеха, вторая наделала мно­го шуму, но вскоре выдохлась, хотя газеты и радио усиленно трубили каждый день, что последние остатки «бандитов» — так они называли партизан — пойманы или сдались в плен.

Правда, фашисты здорово прижали алексеевцев в щелбовских лесах. Уже считали, что бригада будет разгромлена окончательно. Партизан окружили плот­ным кольцом. Кое-кто уже было повесил нос. Но не растерялся Алексей Федорович Данукалов. Он разрабо­тал дерзкую операцию. Сосредоточив силы и подтянув их незаметно к вражеской обороне в ее самом укреп­ленном месте, там, где фашисты и подумать не могли, что ударят партизаны, и поэтому проявляли беспеч­ность, комбриг лично повел на прорыв отряды Огиенко, «Моряк», Клименкова и другие. В районе деревень Клищево и Буево алексеевцы смяли фашистскую оборону. Застигнутые врасплох гитлеровцы не смогли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Бригада вы­шла к Двине, переправилась через нее и ушла в касплянские леса Смоленской области, а оттуда — за реку Каспля в Лиозненский район.

В этом бою погиб командир 2-го отряда лейтенант Константин Михайлович Островский, храбрый артилле­рист. Это он в 1942 году поднял переполох в лиозненском гарнизоне, открыв по нему артиллерийскую стрельбу из 122-миллиметровых пушек. Убило также начальника штаба отряда Георгия Георгиевича Целушкина. Он служил в Московской пролетарской дивизии, попал в окружение, пришел в бригаду «Алексея». По­гибли тогда партизаны Михаил Иванович Барашкин, Геннадий Лычков, медсестра Аня Кухтова, политрук роты Парфеньев и еще несколько человек. Были конту­жены Женя Котович и Сева Соловьев. Их спасла, вы­тащила в безопасное место и оказала необходимую по­мощь наша добрая медсестра из 1-го отряда Валентина Ивановна Рыжикова. А несколько раньше недалеко от деревни Дуброво она по снегу на своем маскхалате вы­тащила из-под пуль и протянула более трех километров тяжелораненых командира роты Ивана Петровича Ро­гова и пулеметчика Володю Антоненко. И откуда только брались силы у этой на вид хрупкой девушки!

Многие бойцы обязаны жизнью медсестре Вале Ры­жиковой. Ей все везло. Но в бою под Кривином и Ржавкой Бешенковичского района в ноябре 1943 года она была тяжело ранена в правую руку. Началась газовая гангрена. Вале ампутировали руку, отправили в Ушачи, а затем и за линию фронта. С винтовкой в руках и с са­нитарной сумкой за плечами Валентина Ивановна Ры­жикова совместно с алексеевцами храбро воевала про­тив фашистов с июня 1942 года...

Крупная карательная экспедиция в начале мая обру­шилась на отряды «Моряк» и «Смерть врагам», которые расположились в деревнях Ковали, Самохвалы и Бура­ки Лиозненского района. Свыше шести тысяч немцев и полицаев, располагавших пушками и шестиствольными минометами, 7 мая 1943 года в четыре часа утра подо­шли к расположению партизан, и уже к семи часам пар­тизанские отряды оказались в полном окружении.

Первыми эту страшную весть о приближении про­тивника принесли разведчики отряда «Смерть врагам» Александр Ласточка, Александр Печкуров и Елена Смольская, а вслед за ними и разведчик из отряда «Мо­ряк» Михаил Григорьев.

Заместитель командира бригады Евгений Никитич Антоненко срочно собрал на совет командиров и полит­работников. Он являлся одновременно командиром 2-го батальона, в который входили отряды «Моряк» и «Смерть врагам». Было решено прорываться в двух на­правлениях. Евгений Антоненко и Дмитрий Коркин по­вели отряд «Моряк» на запад, к деревне Зори, в направ­лении Яновичей, а Михаил Клименков — командир отряда «Смерть врагам» — наносил удар в юго-восточ­ном направлении, на Глоданки, в сторону Колышек.

Если внимательно проанализировать все варианты выхода из окружения партизан-алексеевцев, то оказы­вается, что применялась такая тактика — они всегда прорывались в двух противоположных направлениях. Это была любимая тактика Алексея Федоровича Данукалова, и она приносила успехи. Такой прорыв спуты­вал расчеты врага. Противник терял время на разгады­вание намерений партизан, на выяснение, где главный, а где вспомогательный удар, распылял силы и, как пра­вило, не в состоянии был быстро организовать пресле­дование. Это спасало алексеевцев от погони, и они, вы­рвавшись из окружения, беспрепятственно уходили на новое место.

Так получилось и в этот раз. В двух направлениях ударили партизаны. Завязался упорный бой, перешед­ший в рукопашную схватку. Дрались не на жизнь, а на­смерть. Партизаны вырвались из окружения. В бою бы­ло убито много карателей.

Но и партизаны понесли тяжелые потери: двадцать четыре человека было убито, одиннадцать ранено и семьдесят девять пропало без вести. Здесь погиб и мой друг комсомолец из Слободы Смоленской области Васи­лий Ткаченков.

Вася входил в группу начальника штаба отряда Шаурко, которой Коркин приказал прикрывать отход и при любых условиях остановить преследование отряда. Группа залегла в кустах над канавой, недалеко от де­ревни Бураки. Каратели в полный рост бросились за вырвавшимся из окружения отрядом. Но фашистов за­ставили залечь и прижали к земле пули горстки парти­зан из группы Ивана Шаурко. Немцы ползком начали обходить смельчаков. Тем временем отряд ушел от пре­следования. Но группа оказалась окруженной.

Кольцо сжимается, сжимается... Остались только три защитника — Иван Шаурко, Вася Ткаченков и Зина Шаурко. Кончились патроны. Но у каждого еще есть по гранате. Немцы подползают смелее. Они уже рядом. Слышно их дыхание. И тут почти одновременно три взрыва. Это Иван, Вася и Зина подорвали себя граната­ми. Четырнадцать партизан после этого боя похорони­ли в деревне Бураки Глоданского сельсовета Лиознен- ского района.

Отряд «Моряк» уже прорвался сквозь вторую цепь фашистов и по кустам ринулся на третью. В этот мо­мент раздался крик: «Заместителя комбрига Антоненко ранило!» Туда бросилась медсестра, его жена Аня Анто­ненко. Повернул на зов и разведчик отряда Миша Гри­горьев. Антоненко лежал бледный, зажимая руками ра­ну на животе. Над ним возился Махлаев, пытался ока­зать первую помощь. Медсестра быстро перебинтовала рану. Григорьев и Махлаев схватили раненого под руки, а Аня — за ноги и побежали за партизанами. Но их заметили гитлеровцы, начали окружать и обстреливать. Медсестру ранило в ногу. Положение осложнилось. Михаил Григорьев теперь тащил заместителя комбрига, а Дмитрий Махлаев — медсестру. Быть бы беде, но, к счастью, Дмитрий Коркин направил туда группу авто­матчиков во главе с Василием Пироговым, и те прикры­ли спасителей Антоненко от наседавших фашистов.

В бою был тяжело ранен и комиссар отряда «Моряк» Николай Иванович Шерстнев. Он вместе с пулеметчи­ком Леонидом Шапуровым, помощником комиссара от­ряда по комсомолу Василием Пироговым и командиром группы подрывников Георгием Милошевским с другой стороны также прикрывал отход отряда. Но здесь Шапурову, Пирогову и Милошевскому удалось уйти от ка­рателей и унести раненого комиссара.

Не менее жарко было и в районе Колышек, куда повел своих партизан Михаил Максимович Клименков, мужественный и хладнокровный командир одного из крупнейших и сильных отрядов бригады. Он имел хоро­шую военную выучку, отличался смекалкой; еще в фин­скую кампанию командовал отделением станковых пулеметов, а теперь с первых дней войны участвовал в боях с врагом. Война обрушилась на него, кадрового ко­мандира Красной Армии, в первые лее минуты фашист­ского нашествия на молдавской земле, где младший лейтенант Клименков служил командиром взвода. Его полк стойко оборонялся, не раз переходил в контрата­ку. Но под напором превосходивших сил противника был вынужден отступать. В августе 1941 года под Уманью фашисты плотным бронированным кольцом обложили истерзанный и обескровленный полк. Михаил Клименков получил тяжелую контузию. Очнулся он за колючей проволокой фашистского лагеря для военно­пленных.

— Бежать, только бежать,— в полусне шептал сам себе Михаил Максимович.

Клименков изучал обстановку, шаг за шагом обду­мывал план побега. Оккупанты ежедневно отправляли группы военнопленных на дорожные работы, заготовку дров, на погрузку и подвозку картофеля и брюквы. «Только там может сбыться моя заветная мечта»,— ду­мал Михаил и по мере возможности передвигался к то­му месту, где каждое утро фашистские конвоиры отби­рали себе работников из наиболее крепких пленных.

И вот наконец счастливый день двадцатого ноября. Гитлеровец, отбиравший работников, обратил внимание на здоровенного детину почти двухметрового роста и еще не полностью истощенного за эти дни проклятого плена и приказал выйти из строя. Михаил чуть ли не бе­гом поспешил в указанное место.

Грузовик с шестью военнопленными в кузове, среди которых был и двадцатитрехлетний комсомолец, коман­дир Красной Армии Михаил Максимович Клименков, медленно полз по глинистой подмороженной дороге. Все шестеро решили сегодня бежать.

Неподалеку от украинского села грузовик остано­вился. Оба конвоира первыми выпрыгнули из кузова. Они отвели пленных к картофельному бурту и, отдав Клименкову железный лом, приказали вскрывать его и нагрузить машину картофелем.

Михаил Максимович и его новые друзья работали в поте лица. Ничто не вызывало подозрения у конвоиров. Через какое-то время один из них ушел в село, возможно, за продуктами.

— Ждите моей команды,— прошептал Клименков ребятам, наклонился и продолжал насыпать картофель _в корзину.

Когда конвоир стал ногой на колесо и взялся обеими руками за борт, чтобы подняться и посмотреть в кузов, Клименков, как кошка, метнулся к машине, схватил дом и со всего размаху ударил конвоира. Фашист за­мертво шлепнулся на землю. Остальные пленные разде­лались с шофером, который уже давно возился с двига­телем.

Забрали оружие и кинулись к оврагу, над которым рос небольшой кустарник...

В пути ребята разошлись. Михаил Клименков упор­но пробирался к линии фронта. Спустя полтора месяца в. слободском лесу его, дремавшего у костра, обнаружи­ли партизанские разведчики из отряда «Родина».

— Расскажи, куда идешь и кто тебе подарил этот фашистский пистолет? — спросил у Клименкова коман­дир отряда Алексей Федорович Данукалов.

И Михаил Максимович искренне и подробно расска­зал все, начиная с первых минут войны и до сего дня.

— Да...— со вздохом произнес Данукалов.— Горя хлебнул ты вдоволь... Думаю, что можешь стать настоя­щим партизаном. Надеюсь, что не ошибаюсь,— с оста­новками, медленно говорил командир, на молодом лице которого залихватски сидели усы.— Назначаю тебя ря­довым к Антипову. Не обидишься?

— Что вы, товарищ командир! Я очень рад такому доверию.

Так начался партизанский путь Клименкова на лес­ных тропах Белоруссии. Сам он родом из Духовщинского района Смоленской области. Вскоре Михаила Максимовича назначили командиром отделения, потом взвода, а затем и командиром роты.

А сейчас Клименков, имеющий уже почти годовой опыт командования крупнейшим отрядом, ведет своих народных мстителей на прорыв огненного кольца. Ни­кто бы и не подумал, что окруженные и замкнутые тре­мя цепями партизаны ударят там, где располагается еще и четвертое мощное укрепление — фашистский гар­низон в Колышках.

Разведчики Борис Фроленко, Елена Смольская, Гри­горий Нагоров, Саша Зайцев и помощник комиссара от­ ряда по комсомолу Юра Игнатович все время были впе­реди, выявляя уязвимые места противника.

Командир отряда подозвал к себе прибывшего в прошлом году из-за линии фронта специально обучен­ного подрывному делу комсомольца Ивана Белогуба.

— Вот тебе задание: бери пулеметчиков и автомат­чиков Василия Жукова, Валентина Сомова, Петра Трущенко, Ивана Дерюгина и Егора Маковеева, закапывай­ся в землю и держи фашистских гадов до нашего ухода, прикрой отход. Другая группа прикрытия будет остав­лена около Колышек. Удержишься, Ваня?

— Удержусь, командир, обязательно удержусь.

— До скорой встречи, Ваня! Выполняй задание...

С другой стороны отход отряда прикрывали пуле­метчик Николай Угаров, автоматчики друзья-москвичи, недавно прибывшие к партизанам из фашистского пле­на, Павел Сас, Виктор Румянцев, Василий Седов и раз­ведчики Александр Печкуров, Василий Шапуров и Александр Ласточка. Пашу Саса немцы ранили в ногу, друзья вынесли его с поля боя.

Через три дня догнала отряд и группа Ивана Белогу­ба. Не вернулся только пулеметчик Петр Николаевич Трущенко. Он погиб смертью героя, прикрывая отход отряда.

Отряды «Смерть врагам» и «Моряк» покружили по оврагам и перелескам Лиозненского района, чтобы ото­рваться от преследования карателей, а затем перепра­вились за Двину, где находились основные силы бригады.

Но немцы и там не давали покоя. Нужно было запу­тать следы и уйти от гитлеровцев, дать хоть небольшую передышку людям, пополнить запасы продовольствия и боеприпасов. Было решено перейти в Сенненский и прилегающие к нему Богушевский и Бешенковичский районы. Снова пошли в двух направлениях: часть отря­дов во главе с комбригом Алексеем Федоровичем Данукаловым двинулась в обход Витебска с южной сто­роны, а вторая — во главе с комиссаром Иваном Исаковичем Старовойтовым и начальником штаба Фе­дором Ивановичем Плоскуновым пошла севернее Ви­тебска.

Вечером 15 мая партизаны во главе с комбригом удачно переправились через Двину и взяли курс на юг, в ивановский лес, где уже второй месяц действовали отряды имени Селиваненко и имени Ворошилова. Шли и несли на носилках раненого комиссара отряда Нико­лая Ивановича Шерстнева. После войны Н. И. Шерстнев долго работал заместителем прокурора Витебской обла­сти. Сейчас он пенсионер. Остальных раненых отправи­ли за линию фронта, в том числе и тяжелораненых за­местителя комбрига Евгения Антоненко и его жену мед­сестру Аню.

Перешли шоссе Витебск — Сураж, приблизились к дороге Витебск — Смоленск, но переходить не стали, расположились на отдых в лесу. Тихо, никакого движе­ния и шума. Приказ комбрига на этот счет был строгий. День прошел спокойно.

Как только стемнело — лагерь ожил. Построились. Разведка ушла вперед. Вскоре двинулись и отряды. Долго возились у железной дороги Витебск — Смо­ленск. Переход был трудным. Гитлеровцы за несколько дней до этого согнали жителей из окрестных деревень и сделали сплошные завалы по обеим сторонам железной дороги. Пройти бесшумно через них такой массе людей было невозможно. Пришлось идти по дороге, где стоя­ли посты. Бросок — и все на той стороне дороги. Охра­на не подняла шума. Часовые, безусловно, видели пар­тизан. По всей вероятности, они побоялись ввязываться в неравный бой.

Только через несколько минут, после того как при­крывающая группа партизан перешла железную дорогу и скрылась в кустах, в небо взвились ракеты. Началась беспорядочная стрельба. Били пулеметы с вышек, рва­лись мины, раздавались одиночные выстрелы, трещали автоматы. Но боя не было. Стреляли только немцы, да и то наугад, чтобы успокоить себя.

Партизаны же спешили дойти до любошковского бора. Спокойно перешли шоссе Витебск — Орша, углу­бились в лес. Остановились на отдых. Здесь решили пробыть до вечера. Но не тут-то было...

Немецкая разведка утром обнаружила лагерь парти­зан. Ей удалось бесшумно снять уснувшего часового, каратели подползли вплотную к лагерю и открыли огонь. Это для всех было полнейшей неожиданностью.

Но не растерялся комбриг. Он возглавил одну груп­пу, а вторую — командир отряда «Моряк» Дмитрий Кор­кин. Партизаны разогнали немцев, преследовали их до самой опушки леса. Впереди, стреляя из маузера, бежал за фашистами командир бригады Алексей Федорович Данукалов.

Отличилась в этом бою и жена комбрига, корреспон­дент газеты «Вiцебскi рабочы» Ольга Ивановна Симоно­ва. Она возглавила взвод партизан, который обошел карателей стороной и такого огонька подпустил им с тыла, что те растерялись, посчитали себя попавшими в партизанскую ловушку и стали разбегаться по лесу.

В этом бою погибли комиссар отряда Павел Голиков и еще три партизана. Перед заходом солнца их похоро­нили. В любошковском бору вырос холмик братской могилы.

Ночью партизаны переправились через реку Лучеса, перешли железную дорогу Витебск — Орша и через анисковский борок пришли в ивановский лес, а оттуда отправились дальше.

Другая группа отрядов под командованием комисса­ра Ивана Исаковича Старовойтова и начальника штаба бригады Федора Ивановича Плоскунова пошла в обход Витебска с севера. Все было тщательно продумано и спланировано ими совместно с комбригом. Но жизнь внесла свои коррективы.

Обе группы выступили почти одновременно. Когда последняя лодка с комбригом достигла левого берега и светом карманных фонариков с нее просигналили про­щальные приветы, понеслась команда Плоскунова:

— Поотрядно стройся!

Разослали дозоры, предусмотрели группы прикры­тия. Начало было хорошее, движение отрядов шло по заранее разработанному графику. Но вот забрезжил рассвет, покатилось по небосклону солнце...

В воздухе появилась фашистская «рама». Казалось, она просто делает утреннюю разминку — медленно пол­зла в одну сторону, затем лениво разворачивалась и направлялась в другую. Но это только так казалось. Фашистский разведчик метр за метром просматривал территорию партизанской зоны и подходы к ней. Он обнаружил колонну алексеевцев. Видимо, летчик сооб­щил об этом по радио.

Не успели еще алексеевцы минуть Лушиху и Плеш­ки, как гитлеровцы блокировали их со всех сторон и начали затягивать кольцо. Было около двух часов дня.

Комиссар и начальник штаба правильно оценили об­становку. Каждый из них имел достаточно военных зна­ний и богатый боевой опыт. Это были давнишние зна­комые и соратники. Иван Исакович Старовойтов родил­ся в деревне Заболотье Лиозненского района, а Федор Иванович Плоскунов — в деревне Горовые Богушевского района. Напрямик это не более десяти километров. Вместе учились на рабфаке в Витебске, вместе в 1931 году ушли служить в Красную Армию. Старовой­тов в том же году вступил в Коммунистическую партию и решил посвятить свою жизнь обороне социалистиче­ской Родины. Окончил военно-политическое училище и в 1939 году в должности комиссара артиллерийской ба­тареи участвовал в освобождении Западной Украины.

Плоскунов тоже окончил военное училище, был ко­мандиром взвода, роты, а затем командиром батальона 718-го стрелкового полка. Тоже участвовал в освобож­дении Западной Украины, затем был на финской войне, получил ранение, награжден орденом Красной Звезды.

Великая Отечественная война застала Старовойтова недалеко от Львова в должности комиссара дивизиона 125-го артиллерийского полка 18-й мотомеханизирован­ной дивизии 6-й армии. При штурме города Лубны вра­жеская пуля тяжело ранила его в грудь. Во время отступления попал в окружение. Командир полка пору­чил девяти бойцам сделать все, чтобы спасти комисса­ра. Они забрались с ним в густой кустарник, что во­сточнее города Лубны. Вначале комиссара сами лечили, чем могли, а потом нашли бывшую студентку мединсти­тута, черноглазую Оксану, которая раз в два-три дня по оврагам пробиралась к ним и делала Ивану Исаковичу перевязки. Бойцы ежедневно ходили в села добывать продукты. Некоторые из них не вернулись оттуда. Мо­жет, погибли.

Иван Исакович стал поправляться. Раны затягива­лись. Силы прибавлялись с каждым днем. Опираясь на плечо бойца, он расхаживал по кустам, тренировался в ходьбе. Немного подлечившись, с земляком из Витеб­ской области решил добираться домой. Остальных бой­цов тоже отпустили. Сменили военное обмундирование на засаленные комбинезоны трактористов и отправи­лись в путь. Перед Оршей новый друг комиссара повер­нул в сторону Толочина, а Старовойтов держал путь на Витебск. Не один раз останавливали гитлеровцы, но за­мызганный комбинезон выручал его,

В начале января 1942 года весь заросший, исхудав­ший и больной Иван Исакович прибыл в Заболотье. Здесь оказались и его родители. Отец и мать в первые же дни войны из Витебска убежали сюда к родственни­кам. Поселились в бросовом домике и коротали дни. Не было здесь жены Ивана Исаковича, молодой красавицы Оленьки, и дочурки Ларисы. Расставаясь под Львовом, они договорились, что Ольга с дочерью будет проби­раться на землю витебскую к родителям или родствен­никам мужа. Так и до сего времени не знает Иван Иса­кович о судьбе своей жены и двухлетней дочки. Где-то затерялись, а может быть, погибли на военных дорогах.

Похожий путь прошел в начале Отечественной вой­ны и Плоскунов. Встретились они снова с Иваном Иса­ковичем в родных местах, отдохнули, поправились и начали действовать. Нашлись и еще попавшие в окруже­ние бойцы и командиры. Собралось человек тридцать. Создали партизанскую группу. Командиром единоглас­но избрали Федора Ивановича Плоскунова, а комисса­ром — Ивана Исаковича Старовойтова. Вооружились. Начали совершать диверсии на шоссейных и железных дорогах.

Но вот до них дошли слухи, что недалеко, в касплянском лесу, действует боевая партизанская бригада «Алексея». Неоднократно сообщения о ней проскальзы­вали в фашистских газетах и радиопередачах. Партиза­ны решили разыскать эту бригаду и влиться в нее.

Весной 1942 года группа Плоскунова и Старовойтова прибыла за реку Касплю в деревню Дятлы, где находил­ся штаб алексеевцев. Комбриг с радостью принял по­полнение. Плоскунова назначили заместителем коман­дира отряда «Прогресс», а Старовойтова — туда же по­литруком роты. Через несколько месяцев Старовойтов уже стал комиссаром отряда, которым командовал в это время бывший командир роты Григорий Гавриловргч Огиенко. Потом Плоскунова перевели помощником на­чальника штаба бригады. Иван Исакович оставался комиссаром этого отряда до начала 1943 года, до ухода бригады «Алексея» из Аиозненского района.

Вот тогда-то и встал вопрос о новом комиссаре бри­гады. Эту должность раньше занимал Апанас Тимофее­вич Щербаков, одновременно являвшийся и секрета­рем Аиозненского подпольного райкома партии. Щерба­ков должен был оставаться в своем районе со всем аппаратом и переданной ему алексеевцами группой пар­тизан. В этой группе был и Альфред Юргенсон. В конце 1943 года райком партии во главе с Апанасом Щербако­вым и райком комсомола, возглавленный Тамарой Дубовкой, ушли за линию фронта, а из партизан райкомовской группы создали отряд, который вошел в состав бригады П. И. Кириллова. Командиром этого отряда стал Кухтенок, а комиссаром — Юргенсон.

По рекомендации Данукалова Витебский подполь­ный обком партии утвердил Ивана Исаковича Старо­войтова комиссаром бригады «Алексея», одновременно назначив его секретарем Дубровенского подпольного райкома партии. В то время Плоскуноз уже был началь­ником штаба бригады.

Не случайно Данукалов поручил возглавлять пере­ход второй группы партизанских отрядов бригады на новое место не кому-нибудь, а именно им, боевым друзьям — начальнику штаба и комиссару бригады.

Поручил и не ошибся. Попав в плотное кольцо фа­шистов, Старовойтов и Плоскунов, посоветовавшись с Антиповым, Огиенко, Клименковым и другими команди­рами и политработниками, решили немедленно идти на прорыв блокады, прорываться в направлении деревни Красный Двор и торфопредприятия, не дать врагу за­крепиться и взять в свои руки инициативу.

Партизаны сделали решительный бросок, ударили дружно и организованно. Прорвали фашистское кольцо, вышли из окружения. Но понесли большие потери: семь человек погибло и двадцать два партизана ранено.

Время уже было позднее. Наспех похоронили уби­тых. Всесторонне обсудили, как быть с ранеными. И ре­шили... В лесу, недалеко от деревни Красный Двор, бы­стро вырыли землянки и оставили в них раненых. С ни­ми осталась и тяжело раненная в обе ноги медсестра Вера Петровна Антипова.

К счастью, буквально в трехстах метрах оказалась землянка старика из деревни Красный Двор Суражского района. Старик жил там со своей взрослой дочерью уже около года. На лесных вырубках и прогалинах они сеяли картофель, ячмень. Из скота в хозяйстве старика осталась лишь корова.

Обнаружив утром наспех вырытые землянки, старик долго присматривался, а затем решился и зашел в одну.

Сидя на земляном полу, с перебинтованными нога­ми, Вера Петровна делала укол раненому партизану. Дед поздоровался, прикинул, сколько здесь людей, и ахнул:

— А есть-то что будете, детки?

— Дня на три-четыре продуктов у нас хватит, а дальше трудно сказать, что будет,— ответила за всех Вера Петровна.

— Это худо,— проговорил дед, почесал затылок, по­кашлял и добавил: — Но не горюйте — как-нибудь про­кормимся. Было бы только спокойно от супостатов. На след не напали бы...

Старик с дочерью постоянно находились около пар­тизан, варили суп, носили воду, помогали Вере Петров­не перевязывать раненых. Молоко, картофель и все, что у них было, отдавали бойцам. И ни разу старик не проявил недовольства или обиды. Все делал, чтобы спа­сти партизан от смерти.

До чего же добры наши люди! Они не только отдава­ли другим все, что имели, но и шли на сознательный риск. Отдавая партизану или бежавшему из лагеря во­еннопленному последний кусок хлеба, они обычно гово­рили:

— Ешь, не стесняйся, я как-нибудь проживу. У меня кладовка не пустая.— Хотя в ней гулял ветер и бегали голодные крысы, доевшие последний запыленный му­кой мох, заложенный между бревнами стены.

Отдадут искренне, от души, и даже в мыслях у них не появится сожаления о сделанном. Отдадут, а своим детям скажут:

— Не горюйте, до завтрашнего дня проживем, а зав­тра будет видно. Будет день, будет и пожиток. Нам-то что — мы под крышей, а человек воюет, да к тому же голодный и холодный.

Вера Петровна с помощью старика и его дочери вы­лечила партизан, всех поставила на ноги, а сама встать не могла. Выздоровевшие ушли в бригаду, а Вера Пет­ровна осталась в землянке старика. Вскоре сюда загля­нули партизаны из бригады Д. Ф. Райцева и увезли ее в партизанский госпиталь, а оттуда на самолете пере­правили за линию фронта.

А отряды под командованием Плоскунова и Старо­войтова после определения раненых двинулись в путь. Антипов только успел забежать в землянку и распро­щаться с бойцами, поцеловать Веру Петровну.

— Теперь уж, наверное, расстаемся навеки,— обронил он.

— Брось, Петя, плакаться. Все будет в порядке... Так легко от меня ты не избавишься. Я тебя везде разы­щу! — попыталась сквозь слезы пошутить она.

Быстро шли партизаны в направлении станции Лосвида, где рядом проходят железная и шоссейная дороги на Городок.

Противник, видимо, разгадал намерения партизан перейти дороги именно в этом месте. Он организовал засады, усилил охрану. Но и партизаны тоже предпола­гали, что их может ожидать при переходе дорог. По распоряжению Плоскунова из всех отрядов были собра­ны лучшие пулеметчики и автоматчики, самые опытные разведчики. Из них создали несколько ударных групп, которые должны будут обеспечить безопасный переход колонны через укрепленные пункты.

Не успели еще фашисты по-настоящему открыть огонь из засад, как были забросаны партизанскими гра­натами и подавлены пулеметным и автоматным огнем.

Стремительным броском отряды вместе с обозами переправились через шоссе и железную дорогу. На по­мощь противнику подошел бронепоезд и открыл шквальный огонь из пушек и пулеметов. Но партизаны уже успели скрыться в лесу.

Никто, конечно, не считал потери фашистов в этом бою. Не до этого было. Сами же партизаны потеряли одного человека, и пятеро было раненых.

Отряды спешили перейти шоссейную и железную дороги Витебск — Полоцк, которые еще были впереди. Перед рассветом подошли к ним между станциями Ста­рое Село и Шумилино. С самым восходом солнца пар­тизаны без боя перешли их. Совершенно измученные, выбившиеся из сил люди и лошади еле добрались до ле­са вблизи Западной Двины, напротив деревни Комли. Остановились на дневку. Распрягли лошадей, похорони­ли убитого партизана — и на отдых. Никто не ожидал завтрака, сразу засыпали.

За ранеными, превозмогая усталость и сон, пооче­редно ухаживали медсестры Мария Менжинская, Фруза Зайцева, Мария Пчелкина и Валя Рыжикова. Охра­нять лагерь вызвались сами командиры Петр Антипов и Михаил Клименков.

День прошел спокойно. Партизаны выспались, от­дохнули. Отгулялись на лесных прогалинах и лошади.

Под вечер бойцы занялись подготовкой средств пе­реправы. Разыскивали и пригоняли лодки, сколачивали плоты. С наступлением темноты недалеко от деревни Комли отряды благополучно переправились на левый берег Западной Двины. Все перевезли, ничего не оста­вили на том берегу реки.

В третьей декаде мая все прибыли в адамовский лес. Бригада снова собралась вместе, расположилась в окру­жающих деревнях, отдохнула немного и опять начала вести боевые действия против фашистов и их пособ­ников.

К концу мая гитлеровцы уже начали предпринимать меры борьбы против алексеевцев в новом их месте рас­положения. Так, 31 мая в адамовский лес были посланы немецкая кавалерийская дивизия и сборище полицаев и «народников», чтобы разгромить прибывших сюда партизан. Но эта попытка их окончилась полным про­валом. Партизаны нанесли большие потери противнику, а затем ушли на новое место, в лес, что возле деревни Буй. Каратели снова пытались окружить алексеевцев, но отряды уходили от преследования и не ввязывались в большие открытые бои. Вскоре фашисты отозвали свои войска и направили их на фронт.

Алексеевцы же обживали новые районы. Они вели разведку, подбирали связных, засылали надежных лю­дей для работы в различные учреждения и организации врага, устанавливали контакты с подпольщиками и местным населением.

Пламя юных сердец

Патриотов, желающих влиться в партизан­ские отряды или помогать им, среди советских людей разных возрастов и пола всюду было предостаточно. Особенно много их было среди комсомольцев и моло­дежи. На оккупированной фашистами территории, да и по всей нашей необъятной Родине негасимым огнем по­лыхало пламя юных сердец.

В Мошканской зоне, в деревне Симаки, в первые дни оккупации подпольную комсомольскую организацию создал Анатолий Нахаев.

Кто он, как действовал?

22 июня 1941 года Толя Нахаев, только что окончив­ший среднюю школу и отгулявший выпускной вечер, со своими дружками шел в Богушевск.

Вначале послышался какой-то непривычный преры­вающийся гул, а потом в небе показались самолеты. Звено за звеном над самым горизонтом с запада на во­сток в сторону Смоленска прошли три эскадрильи.

Долго всматривались хлопцы, казалось, они хотят дотянуться до самых стальных птиц и увидеть лет­чиков.

— Какой-то гул самолетов неровный. Я первый раз такой слышу,— сказав Толя Нахаев.

— Да,— поддержал его Саша Цуран.— Мне тоже так кажется.

— Значит, полетели самолеты новой конструкции, которые еще не летали над нашей территорией,— убеж­денно заявил Боря Уткин.

Все согласились с ним. Завязался оживленный раз­говор. Ребята вслух мечтали, какие будут новые само­леты, их скорость, потолок полета, грузоподъемность. Хлопцы кое-что понимали в авиации. А как же? Сейчас они шагают в Богушевск на медицинскую комиссию по отбору в военное училище. Голубое небо влечет к себе романтиков. Два старших брата Нахаева уже учились в военных училищах: Иван — в пехотном, а Николай — в авиационном. Толя решил пойти по стопам Николая и подговорил своих дружков поступить в авиаци­онное.

Богушевск встретил их как-то необычно, не по-воскресному. На лицах людей не видно было праздничного настроения, наоборот, проступала печать озабоченно­сти, тревоги, у многих женщин по щекам сбегали сле­зинки. Около столба, на котором висел громкоговори­тель, стояла группа людей, к ним со всех сторон спеши­ли мужчины и женщины, сбегались ребятишки. По радио выступал В. М. Молотов.

Война...

Так вот это какие самолеты с непривычным гулом летели на восток. Нахаев с друзьями поспешил в воен­комат.

— Сегодня комиссии не будет. Возвращайтесь пока домой и ждите указаний. Сейчас не до вас. Война! — заявил военком.

Тревожно стало повсюду. Тревожно стало и в Симаках, куда вернулся Толя Нахаев со своими друзьями. Мать расплакалась и обняла сына. Отец, покашливая, проговорил:

— Нечего тебе, старая, нюни распускать. Не так страшен черт, как его малюют. Так и война. Я их две прошел.

Действительно, Александр Андреевич прошел две войны. В империалистическую сражался с немцами, в гражданскую бил белогвардейцев и пилсудчиков. Он хорошо понимал, что война — большое несчастье для людей, но коль она вспыхнула, необходимо без паники, мужественно пойти в бой. Два его сына уже, наверное, сражаются с ненавистным фашизмом, да и Анатолий, безусловно, пойдет на фронт.

Шли дни. Каждый из них становился все тревожнее и тревожнее. 25 июня при сельсовете создали истреби­тельный отряд по борьбе с вражескими лазутчиками и десантниками. В него добровольно вошли комсомольцы, выпускники школы. Комсоргом отряда назначили Ана­толия Нахаева. Бойцы его несли круглосуточное дежур­ство, обеспечивали соблюдение общественного порядка, помогали организовывать эвакуацию колхозного имуще­ства, выполняли поручения командования воинских подразделений. И так до 9 июля. В тот день части Крас­ной Армии отступили. Был распущен истребительный отряд.

По дорогам потянулись немецкие колонны танков, автомашин, обозов. Фашисты ехали в одних трусах, гор­ланили песни, грабили, мародерствовали и насиль­ничали.

Прошел первый день оккупации, второй, третий... Что же делать? Как быть? Все понимали, что нужно что- то предпринимать. Но что? Кто должен первым сказать слово? Ждать дальше нечего. Анатолий Нахаев поручил комсомолке Шуре Ляховской обойти в деревне наибо­лее надежных комсомольцев и предупредить их, чтобы к обеду незаметно собрались в орешник под Марчановщиной. Шура добросовестно выполнила это поручение и сама явилась туда первой.

— Друзья! Мы с вами комсомольцами остаемся. Со­здадим подпольную организацию Мошканского сельсо­вета и начнем действовать,— сказал Нахаев.

Все дружно поддержали:

— Правильно, Толя! Чего там смотреть...

— Смотреть-то надо в оба,— прервал Анатолий.— Сейчас война, и мы должны перестроиться на военный лад. Теперь не только опрометчивый шаг, но и необду­манное слово может погубить любого. Нам надо сегодня избрать руководство организации и наметить задачи на ближайшие дни, до получения указаний...

Нахаев не закончил свою мысль, не мог точно ска­зать, чьих и каких указаний нужно ждать. Он ничего этого не знал, знал только, что нельзя сидеть сложа ру­ки, когда Родина в опасности. Нужно действовать.

Собрание единогласно избрало секретарем подполь­ной организации Анатолия Александровича Нахаева, а его заместителем Александру Никифоровну Ляховскую. В ядро организации вошли Борис Уткин, Констан­тин Тормозов и Иван Шендюков. Определили главные задачи на ближайшее время: сбор оружия и боеприпа­сов, накопление сил для будущей схватки с фашистами.

Теперь Анатолий Нахаев был все время среди дру­зей, организовывал работу. Его отец вскоре понял, что сын занимается опасным делом, но не мешал, а втайне даже гордился им.

Во второй половине августа 1941 года в лесу близ Мошкан была выброшена группа красноармейцев, кото­рую возглавлял М. И. Ковалев. Об этом Анатолий узнал от своего отца. Тот случайно вышел ночью во двор и увидел за огородом снижающийся купол парашюта.

— Толя! Толя! Вставай! — тряс он сына за плечо.— Приземлился десантник, видимо, наш. Беги быстрее.

И Толя побежал. Он разыскал десантника. Это был Михаил Ильич Ковалев. Вместе собирали парашюти­стов, вместе прятали амуницию, снаряжение.

Теперь патриотам стало легче и веселее работать. Ковалев ставил конкретные задачи. Сведения, добытые подпольщиками, стекались к Нахаеву, а затем переда­вались на Большую землю.

Фашисты, по-видимому, запеленговали передатчик или обнаружили действия десантников. Немцы и поли­цаи в октябре 1941 года организовали карательную экспедицию и прочесали леса от Мошкан до Ивановки. Но группа Ковалева ушла от преследования и переме­стилась ближе к фронту. Фашисты тогда здорово изби­ли Толю Нахаева. Задерживать его не стали — прямых улик о связи с десантниками у них не было.

После нескольких недель, проведенных в постели, Нахаев снова взялся за руководство подпольщиками. Дело шло своим чередом. Вовлекали молодежь в орга­низацию, вели разъяснительную работу среди местного населения, распространяли сводки Совинформбюро, на­лаживали связь с появившимися в этой местности пар­тизанами. Анатолию и его друзьям удалось связаться с ротой Ивана Павловича Казанцева из отряда имени Селиваненко. Вскоре подпольная организация полностью переключилась на совместную работу с бригадой «Алек­сея». Анатолий Нахаев с головой погрузился в выполне­ние заданий. Спустя некоторое время он ушел в парти­заны, стал пулеметчиком 15-го отряда.

Хуже сложилась судьба у Александры Никифоров­ны Ляховской. Уходя в партизаны, Анатолий Нахаев передал ей руководство подпольной организацией. Мно­гое сделали патриоты. Но в октябре 1943 года гитлеров­цы арестовали Ляховскую. Ее мучили на допросах. Од­нако враги ничего не добились от славного комсомоль­ского вожака. Немцы расстреляли Шуру. Она погибла как достойная дочь своего народа.

Когда началась война, Борису Мироненко пошел лишь четырнадцатый год. Он тогда находился в пионер­ском лагере около озера Лосвидо, куда направили после окончания пятого класса. Через несколько дней Борис вместе с другими мальчишками самовольно оставил ла­герь и пешком отправился в Витебск. Он нашел там мать и сестру. Мать работала на строительстве укреп­лений, а Вера только что окончила медучилище и сейчас участвовала в эвакуации его оборудования. Борис стал помогать сестре.

Перед самой оккупацией Витебска Вера, Борис и мать ушли из города, добрались до деревни Поддубье Суражского района, где проживали родственники. Че­рез неделю возвратились в оккупированный Витебск. Перед ними открылось страшное зрелище. Город разру­шен. Он еще горел, многие улицы завалены обломками. Сгорел и дом Мироненков. Пришлось занять одну ком­натку на зеркальной фабрике, где до войны работала их мать — Мария Ивановна Мироненко. Тогда же Борис и Вера впервые увидели повешенную советскую патриот­ку. Тело ее висело на столбе перед входом в здание об­кома партии. До боли сжались кулачки пионера. Мыс­ленно он поклялся беспощадно мстить фашистским из­вергам, которые надругались над его Родиной, его на­родом.

На углу улиц Гоголя и Фрунзе до войны размещалась аптека. Сейчас она смотрела на площадь Свободы раз­битыми окнами и открытыми настежь дверями. Ветер выдувал оттуда маленькие квадратики бумаги, нарезан­ные для порошков, и разносил их по площади.

— Пойдем, братик, со мной,— обратилась Вера к Бо­рису.— Может, лекарства какие уцелели.

Они взяли плетеную разноску и отправились в зда­ние бывшей аптеки. Кто-то безжалостно похозяйничал в ней, на полу валялись разорванные пачки ваты, рас­сыпанные порошки и таблетки. Вера старательно пере­сматривала полку за полкой, шкаф за шкафом, ящик за ящиком. Все, что уцелело и могло пригодиться для лече­ния раненых и больных, она бережно укладывала в разноску, а Борис относил домой и так же бережно вы­кладывал на стол. Так они создали большой запас меди­каментов, перевязочного материала, необходимых ин­струментов.

— Теперь бы, братик, перенести все это добро в Поддубье. Вот было бы дело.

— Перенесем, не волнуйся. Все перенесем,— заявил Борис.

Через несколько дней Борис и Вера шагали в Поддубье, до отказа нагрузив вещмешки медикаментами. Это было как раз кстати. В лесу собралось более десят­ка раненых красноармейцев и командиров. Деревенские комсомольцы в чащобе сделали несколько шалашей, наносили туда сена и организовали настоящий госпи­таль. Вера перевязывала раны, делала уколы. Приш­лось Борису теперь уже одному идти в Витебск за оставшимися медикаментами.

Вернувшись из города, Борис увидел, что за ранены­ми вместе с сестрой ухаживает еще и незнакомая моло­дая женщина.

— Вот и мой братик вернулся, познакомьтесь!

— Пионер Борис Мироненко,— важно заявил он, первым подав руку.

— Комсомолка Дуся Никифоренко.

Дуся Никифоренко (девичья фамилия Зеленькова) родом из деревни Кочерино Суражского района, окон­чила Витебский финансовый техникум, работала в Мин­ске, вышла замуж за Дмитрия Лаврентьевича Никифо­ренко. В начале 1941 года его перевели на комсомоль­скую работу в Белосток. Туда приехала и Дуся. В фев­рале родилась дочь. Назвали ее Галей. Так и жили счастливой семьей. Но вот война. Муж ушел в армию, а Дуся с четырехмесячной Галочкой на руках отправи­лась к родным. Дошла туда в конце июля, познакоми­лась с комсомолкой Мироненко и добровольно пошла помогать ей в лесном лазарете лечить раненых совет­ских воинов.

Вскоре последний раненый — Николай Давыденко — покинул лазарет в лесу около Поддубья, искренне по­благодарил комсомолок Веру и Дусю, пионера Бориса за заботу и излечение от ран и пошел пробираться за линию фронта.

Но без дела патриоты долго не оставались. Вере уда­лось встретиться с секретарем подпольного Лиозненского райкома партии Апанасом Тимофеевичем Щерба­ковым, который давал ей задания. По его указанию Вера ходила в Витебск, а также в 1942 году — за линию фронта через «Суражские ворота» в подпольный обком партии.

Пионер Борис Мироненко так сдружился с комсо­молкой Дусей Никифоренко, что они стали, как родные, как брат с сестрой. Они не только помогали Вере в вы­полнении сложных заданий подпольного райкома пар­тии и бригады «Алексея», в которой Щербаков вскоре стал комиссаром, но и действовали самостоятельно, по своей инициативе. Прежде всего стали вести разъясни­тельную работу среди населения. Дуся составляла тек­сты листовок, разоблачавших фашистское вранье о «но­вом порядке» и призывавших население саботировать все мероприятия оккупантов. В январе 1942 года Борис нашел на снегу пачку советских листовок, в которых рассказывалось о разгроме немцев под Москвой. Реши­ли распространить их среди населения. Дуся разнесла листовки в ближайшие деревни, а Борис подальше, до­шел даже до Витебска и рассовал их где только мог на Смоленском базаре.

В начале июля 1942 года Вера Мироненко ушла в партизанскую бригаду «Алексея». Ее назначили фельд­шером 5-го отряда, где командиром был Борис Золотов. Так и воевала она до соединения с войсками Красной Армии, вначале в бригаде «Алексея», а потом в бригаде Кириллова, куда передали 5-й отряд. Не раз участвовала Вера в тяжелых сражениях, была в бабиновичском окружении, в боях под Курином, в щелбовской блокаде, около озера Палик. Многим раненым партизанам спасла жизнь, вынесла с поля боя тяжелораненого командира отряда Бориса Золотова. Да и сама была дважды ранена в боях.

Бориса Мироненко в отряд не взяли по возрасту. А Дусе Никифоренко не было с кем оставить малолет­нюю Галочку, к тому же сама тяжело болела, до крови забивал кашель. Она никогда не жаловалась на здо­ровье, но Борис сам видел, как с каждым днем увядает его боевой товарищ. Он всячески старался поддержать ее и морально, и материально. То принесет ей хлеба, то немного сахара или порошок сахарина.

Дуся и Борис постоянно помогали партизанам, вы­полняли их поручения, ходили в разведку, проводили народных мстителей на задания. Борис передал алексеевцам оружие, которое он в свое время припрятал в ле­су, не раз ходил в Витебск за солью для них.

Летом 1942 года фашисты добрались до деревни Под­дубье. Они выбили оттуда партизан, а деревню сожгли. Здесь в бою погиб сын комиссара бригады Гера Щерба­ков. Его похоронили в лесу. Через некоторое время алексеевцы напали в этом районе на врага, оттеснили его от Поддубья. Жители, оставшиеся в живых, по­строили землянки, снова стали обзаводиться хозяй­ством. Но если до этого было голодно, то теперь стало в три раза голоднее, да к тому же наступила зима, стало еще и холодно.

Люди умирали с голоду. Вот уже умерли дедушка и бабушка Бориса. Он остался только с матерью. Умерли с голоду дедушка, бабушка, а затем и отец Дуси. Вместе с Дусей на саночках Борис возил на кладбище своих и ее мертвых родственников. Там их закапывали в снег. Не было сил копать могилы. А вскоре на голову Бориса свалилось еще одно, самое тяжелое горе. Умерла его старшая боевая соратница комсомолка Дуся Никифоренко. Умерла тихо, как бы уснула. Только прошептала:

— Ты, Боря, о Галочке позаботься. Может, отец най­дется. Прошу...

В суровую вьюгу, надрываясь, тащил Борис на клад­бище тело своего боевого друга. Теперь на его попече­нии остались больная мать, мать Дуси и ее маленькая дочурка Галочка.

В июле 1944 года нашелся Дмитрий Лаврентьевич Никифоренко, бывалый комбат, майор. Он заехал на денек, забрал дочку и отвез ее к своим родственникам под Оршу, а сам пошагал дорогами войны на запад, на Берлин.

Жизнь у Марии Логиновой сложилась нелегко. В двухлетнем возрасте осталась без отца. Рано познала крестьянский труд. Помогала матери по хозяйству и училась. Окончила семь классов, работала телефонист­кой в своем селе Велешковичи, что в Лиозненском райо­не. Потом в Витебске успешно окончила школу бухгал­теров. Комсомолку Логинову направили на работу в Брестскую область. Когда началась война, возвратилась в Велешковичи.

В этой деревне немцы создали полицейский участок и волостную управу. Вербовали в полицию молодежь, но никто туда не шел, кроме пьяниц и разложившихся людей.

Комсомольцы собирались на посиделки, шептались, думали, как найти свое место во всенародной борьбе. Вскоре Марии Логиновой и Тамаре Дубовке удалось связаться с партизанами-алексеевцами. Вслед за ними установили связь с партизанами и Миша Селезнев, Ни­на Кухтова, Женя Исаченко и Вера Дроздова.

Но вот в деревню нагрянули фашисты. Они вместе с полицаями начали вылавливать коммунистов, комсо­мольцев и активистов. Схватили и расстреляли мать Миши Селезнева. Она перед войной была председате­лем местного колхоза и депутатом Витебского област­ного Совета. Расстреляли еще несколько человек. Аре­стовали Марию Логинову с Тамарой Дубовкой. Два дня продержали в тюрьме, все допытывались о партизанах. Но девчата твердо стояли на своем: «Ничего не знаем». Отпустили их домой и пригрозили, мол, если что, рас­стреляют.

Через некоторое время снова арестовали Марию, но опять выпустили из-за отсутствия улик. Девушка ниче­го не рассказала.

Пришло указание партизанского командования не­медленно уходить из деревни. Мария Логинова стала подрывником в отряде Ахмедчика. Потом, уже в брига­де Кириллова, ее назначили помощником комиссара отряда по комсомолу. В начале 1944 года была ранена осколком в голову и отправлена на Большую землю.

Война ворвалась в жизнь Саши Ласточки нежданно-негаданно, когда ему еще не исполнилось и четырна­дцати лет. В солнечный воскресный день бегал с ребя­тами по Суражу, поднимая пылищу по наезженной колее немощеной улицы. Только прибежали на Запад­ную Двину искупаться, начали снимать одежду, как услышали из репродуктора, установленного на столбе около самой реки, тревожные позывные, а затем и речь В. М. Молотова. Война. Не стали купаться. Быстренько оделись и помчались домой...

Саша Ласточка носил пионерский галстук. Носил и тогда, когда война докатилась своей стальной лавиной до Суража в начале июля 1941 года, а потом поползла дальше. Ему запомнился этот роковой момент прихода немцев. Запомнился по испуганному, полному тревог лицу матери, по ее приглушенному голосу. В тот страш­ный день, когда в Сураже начали хозяйничать гитле­ровцы, Саша сразу повзрослел...

С большой осторожностью вместе со своими сверст­никами начал ходить он сначала к реке, потом в лес, а позже и к местам недавних сражений. Хлопцы нашли несколько винтовок, карабин, ручной пулемет с диска­ми, два пистолета, три оцинкованные банки патронов и около десятка гранат. Все оружие запрятали, а по пи­столету взяли с собой Саша Ласточка и Витя Колоницкий.

В первую военную зиму советские войска и партиза­ны подошли к Суражу. На его окраинах завязались горячие бои. Фашисты уже и не надеялись удержать город. Они поджигали жилые дома, взрывали админи­стративные здания. На глазах у Саши немецкий солдат факелом поджег и его родной дом. Видел он и то, как оккупанты загнали несколько мужчин и женщин в зда­ние бывшего магазина, на берегу реки Каспля, заперли их и подожгли...

«Мстить, только мстить ненавистному врагу»,— ре­шил Саша.

После окончания боев за Сураж и отхода наших войск семья Ласточки переехала к близким родственни­кам в местечко Яновичи. Здесь тоже хозяйничали фа­шисты, был там и крупный гарнизон, в котором нахо­дились набранные из различных подонков и любителей легкой наживы полицаи. Гитлеровцы пьянствовали, гра­били, насильничали...

Нет, не мог спокойно смотреть на все это пионер. В июне 1942 года Саша Ласточка отправился в Сураж, достал из тайников карабин, патроны, две гранаты и пистолет. Ночью выполз по огородам за город и напра­вился в сторону касплянских лесов. Утром его задержа­ли партизанские разведчики, хотели разоружить, но он не дался.

— Ведите к командиру,— решительно заявил паре­нек.— Только ему все расскажу. И не приставайте.

Через полчаса он уже был в деревне Зори, где раз­мещался партизанский отряд «Смерть врагам», которым командовал Михаил Максимович Клименков.

Долго командир не хотел согласиться с требованием Ласточки. Да, да, с требованием. Саша не просил, а тре­бовал принять его в партизанский отряд.

— Куда тебе в партизаны! Ты же еще настоящий птенец из ласточкина гнезда,— заявил Клименков.

— Тогда я пойду в другой отряд. Отпустите меня,— потребовал Саша.— У меня и оружие есть. Даже руч­ной пулемет.

Не устоял Клименков перед подростком. Да и ко­миссар отряда Михаил Григорьевич Семенов, которому понравился Саша, замолвил за него слово. Александра Ласточку зачислили во взвод разведки.

Первое задание он получил уже на второй день. Ему вместе с Витей Колоницким, который еще зимой при­шел в отряд с братом Михаилом, матерью и тетей Верой Шаппо, а также соседкой Лидией Войтеховой, поручи­ли в местечке Яновичи узнать все об охране льнозаво­да, который восстановили фашисты и где организовали переработку тресты. Скирды льна стояли вокруг пред­приятия. Волокно отправляли в Германию, а отходы на фронт — утеплять блиндажи. На работу сюда гитлеров­цы сгоняли не только яновичских жителей, но и жен­щин из соседних деревень. Кроме того, в главном кор­пусе завода фашисты разместили ремонтную мастер­скую, где восстанавливалась техника оккупантов, а в другой половине здания был склад боеприпасов.

Саша со своим другом незаметно пробрались в Яновичи. Домой заходить не стал. Боялся, что мать распла­чется. Ласточка и Колоницкий установили, как охраня­ется льнозавод. В отряд вернулись под утро, принесли пулемет с тремя дисками и четыре винтовки.

Партизаны решили в следующую ночь поджечь льно­завод. Саша на этот раз выполнял два боевых задания: первое — ему под покровом ночи следовало незаметно провести партизан к льнозаводу, показать все посты охраны; второе — поджечь склад готовой продукции.

Вслед за Сашей партизаны подошли к ручейку, вы­текающему из озера, бесшумно пробрались к колючему ограждению. Народные мстители сделали в нем проход и проникли на территорию завода. Группу партизан воз­главлял командир взвода Василий Карпович Пенчуков. Он первый и бросился на охранника, который проходил мимо залегших партизан и насвистывал мотив какой-то песенки. Гитлеровец пикнуть не успел, как ему заткну­ли рот кляпом. Партизаны быстро разошлись по зара­нее условленным местам. Многие несли с собой бутыл­ки с бензином.

Саше бутылки не нужны были. Льноволокно горит как порох. Поэтому полз он к складу с единственной трофейной зажигалкой. Вот и объект. Ползком проби­рается около стены. Ищет щель в ней. Нашел. Просунул руку внутрь — волокно. Набрал горсть и потянул на себя. Вытянулась целая куча. Саша стал ждать сигнала, чтобы чиркнуть колесиком зажигалки. А сигнала все нет. Каждая минута кажется часом... Вдруг в темноте Саша заметил приближающегося к нему охранника с автоматом на груди. Что делать?

— Нет, гад! Не выйдет! — громко крикнул Саша и выстрелил в гитлеровца.

Вслед за этим он крутанул колесико зажигалки, под­ставленной под вытянутое льноволокно...

Почти одновременно взвилась зеленая ракета — сиг­нал к атаке.

Вспыхнуло волокно, загорелся склад, за ним мастер­ские, потом скирды льнотресты, а затем... Затем ухнул склад с боеприпасами, который поджег Витя Колоницкий.

Саша с партизанами в это время уже переплывал ре­чушку. Операция удалась. Юных разведчиков Алек­сандра Ивановича Ласточку и Виктора (его еще звали Аркадием) Петровича Колоницкого представили к на­граде. Но Вите Колоницкому не суждено было получить ее. Вскоре он погиб в неравной схватке с гитлеров­цами.

После яновичской операции все партизаны отряда, в том числе и его командование, признали Сашу Ласточ­ку своим, бывалым партизаном и часто, на удивление всем, величали Александром Ивановичем.

Вскоре Саша вместе со своими друзьями удачно разведал гарнизон врага в деревне Лещево. Потом роты Николая Махнаткина, Петра Киреева и Федора Смирно­ва в ночной тишине под командованием командира от­ряда Михаила Максимовича Клименкова бесшумно сня­ли часовых и двинулись на бывшую колхозную конюш­ню, где немцы устроили казарму для приехавших с фронта на переформирование гитлеровцев. Конюшню забросали гранатами и подожгли. С богатыми трофеями возвращались партизаны. Саша Ласточка и его новый друг Александр Печкуров один перед другим хваста­лись трофейными парабеллумами. Командир отряда Михаил Максимович Клименков перед всеми партиза­нами отряда заявил:

— Александр Иванович Ласточка показал в этом бою пример мужества и сообразительности. Хоть мал золотник, да дорог...

Похвалил он тогда и Николая Трошкова, Валентину Мамонову, Павла Жилинского, Петра Варченко, Алек­сандра Печкурова, братьев Василия и Ефима Сухано­вых, командиров рот Николая Махнаткина, Петра Ки­реева, Федора Смирнова и других партизан.

Окрыленные удачей в Яновичах и Лещеве, партиза­ны напали на гарнизон, разместившийся в Колышках, а потом разгромили опорный участок гитлеровцев в Ту­пиках.

Во многих боевых операциях участвовал Саша. Вме­сте со всеми радовался успехам отряда и переживал горечь неудач, хоронил погибших друзей...

Никогда не забудет он, как селищанская девушка в трудное для партизан время пробралась через враже­ский заслон и принесла партизанам крынку молока и краюху хлеба.

А вот еще один эпизод из партизанской жизни пио­нера Саши Ласточки. Гитлеровцы задумали ограбить крестьян деревни Загородно. Саша находился тогда в дозоре и первым заметил движение врагов в направле­нии деревни. Он во весь опор помчался на своем коне в отряд и доложил все Клименкову.

Гитлеровцы ехали на подводах, курили и гоготали. Они спешили побыстрее добраться до деревни и погреть руки чужим добром.

Партизаны вовремя вышли к дороге и устроили заса­ду. Пятнадцать грабителей попали в плен, остальные были уничтожены. Один из поднявших руки вверх по­лицаев заявил командиру взвода Владимиру Врублев­скому, что возле деревни Вальки он запрятал станковый пулемет «максим» и два ящика пулеметных лент, что, мол, давно собирался перебежать к партизанам, да все не подворачивался случай. Теперь хочет искупить вину перед Родиной. Первым делом отдать станковый пуле­мет. Врублевский приказал Ласточке, Печкурову и Трошкову пойти с предателем и притащить пулемет. Дали полицаю лопату, чтобы откопать тайник.

Пошли. Ходили, ходили. Изменник никак не мог най­ти места, где запрятан пулемет.

— Ах, вон где он закопан,— показал полицай и на­правился к лесу. За ним пошли партизаны.

В двух шагах от опушки изменник развернулся и со всего размаху ахнул лопатой по спине Трошкову. Хоро­шо, что Коля успел отвернуться, а так бы слетела с плеч голова: полицай целился в шею. Трошков упал. Ласточ­ка и Печкуров открыли по предателю огонь из караби­нов. Но он скрылся в зарослях; его только ранили в ногу. Изменник убежал. Обидно было уже повидавшим виды партизанам, что так просто смог провести их по­лицай. Но ничего не сделаешь. Проглотили горькую пилюлю. А Николай еще проболел с неделю после тако­го удара...

До соединения с войсками Красной Армии Саша был в конной разведке сперва отряда, а потом батальона.

Осень 1942 года на всю жизнь запомнилась Саше. Он тогда в партизанском отряде вступил в комсомол. Рекомендовали его Александр Печкуров и Михаил Пар­хоменко.

Не один раз встречался и я с рядовым конного взво­да разведки партизанского отряда «Смерть врагам» Александром Ивановичем Ласточкой. Особенно запом­нилась мне первая встреча. Возвращался тогда я из де­ревни Перевоз, где через окно закинул гранату на стол разгулявшейся фашистской компании. Прошел лес, иду по ивановскому полю. Навстречу мне рысью едет юный партизан с карабином за спиной.

— Эй ты, дружище! Куда топаешь? — спрашивает он меня.

— Домой.

— А где твой дом?

— Да вон, в Ивановке.

— Откуда идешь?

— Из гостей.

— Ты с какого года рождения?

— С двадцать шестого, а что такое?

— Ишь ты, шалопай! Я на год позже родился, но второй год воюю, а он по гостям расхаживает. А нем­цев кто бить будет, Родину освобождать?..

— Думаю, что вы ее и освободите. А я человек мир­ный. Боюсь оружия, да и стрелять не умею.

— Смотри на него, какой гусь. Ждет, чтобы победу ему принесли готовенькую, на тарелочке.

— Я не гусь, а Лебедев. А победу можно и на таре­лочке. Буду очень благодарен.

— Смотри — у тебя тоже птичья фамилия. А моя — Ласточка.

— Очень маленькая птичка...

— Зато я разведчик отряда, а ты балбес. Болтаешься без дела, по гостям ходишь вместо того, чтобы воевать. Фашисты топчут нашу землю, издеваются над народом, грабят...

И Ласточка прочитал мне целую лекцию о задачах советских людей в это трудное для Родины время. Пред­лагал пойти в партизаны, обещал уговорить Клименкова зачислить меня в конную разведку. Но я отнекивался и твердил, что от рождения я человек мирный и боюсь оружия.

— Несознательный ты элемент! — заявил в конце разговора Саша.— Подари мне хоть свой ремень. Он крепкий, и на него можно навешивать гранаты и дру­гую амуницию. Хоть этим внесешь вклад в борьбу про­тив фашизма.

У меня был широкий кожаный ремень учащегося ремесленного училища с вытиснутыми на блестящей металлической пряжке двумя крупными буквами «РУ». Жалко было ремня, но я подарил его рядовому конной разведки Александру Ивановичу Ласточке, как он пред­ставился при знакомстве...

Впереди его ждали многие жаркие бои, диверсии на дорогах, засады и блокады, тяжелые лесные тропы, по которым Александр Иванович Ласточка с достоинством пронес честь комсомольца, честь настоящего советского человека. В боях с оккупантами его два раза тяжело ранило.