Нет, пронеслось в голове у Дуротана. Нет... нет он...
Ладонь Драки сильно стукнула по руке Дуротана. "Ты предупредишь его?"
Горло Дуротана пересохло. Он не мог говорить. Он покачал головой: Нет. Раньше он считал стройного, но представительного орка, устремившегося вперед, другом. Он он не мог рисковать и рискнуть заявить о том, что знал о происходящем.
Даже Грому Адскому Крику.
Вождь клана Песни Войны пробился через толпу и стал перед Гул'даном. Чернорукий выглядел немного ошарашенным выходкой Адского Крика. Очевидно, и Гул'дан, и Чернорукий планировали, что первым глоток из кубка сделает военный вождь.
Рот Гул'дана скривился в улыбке. "Как всегда, ловишь момент, дорогой Гром", - сказал он, слегка поклонившись и передавая Грому чашу, наполненную бурлящей зеленой жидкостью. Волны тепла и света исходили он нее, и лицо Грома - и так разукрашенное, чтобы вселять страх во врагом и уважение в союзников - казалось еще более тревожным.
Гром не колебался. Он поднес чашу к губам и сделал глубокий глоток. Дуротан неотрывно смотрел, пытаясь понять его реакцию. Возможно, что то письмо было послано не тем, кто желал ему добра; возможно, оно было ловушкой...
Гул'дан едва успел забрать кубок у Грома, когда тот напрягся и содрогнулся. Он согнулся в пояс, и толпа озабоченно зашумела. Дуротан в ужасе глядел, как согбенное тело Грома пульсировало и дрожало. На его глазах плечи Грома, весьма стройные для орка, расширились. Доспехи заскрипели, растягиваясь на новом могущественном теле. Наконец, Гром выпрямился. Высокий, как и прежде, но теперь, под влиянием зеленой жидкости, ставший сильнее и увитый мускулами, он оглядел толпу.
Дуротан мог видеть это лицо, гладкое и здоровое и, не считая татуированной челюсти... совершенно зеленое.
Гром откинул голову и испустил крик. Тот был громче, чем Дуротан когда-либо слышал. Он напоминал нож, сделанный из звука, терзавший тело и оставлявший его разбитым и окровавленным. Дуротан закрыл свои уши, как и практически все остальные, но он не мог отвести взгляд от лица Грома.
Глаза Грома сияли алым.
"Как ты тебя чувствуешь, Гром Адский Крик из клана Песни Войны?" - снисходительно паоинтересовался Гул'дан.
Выражение экстаза на лице Грома было столь совершенно, что практически причиняло ему боль, и он с трудом искал нужные слова. "Я чувствую... величие! Я чувствую..." Он осекся и заорал в третий раз, дикий первобытный рев. "Дайте мне плоть дренеи, чтобы разорвать ее на части! Кровь дренеи на моем лице... Я буду пить ее, пока не буду полон! Дайте мне их кровь!"
Грудь его тяжело вздымалась под напором эмоций, кулаки сжимались и разжимались. Он был готов напасть на целый город с голыми руками... и Дуротан думал, что он вполне может выиграть подобный бой. Адский Крик обратился к своему клану.
"Голоса Песни Войны! Идите сюда! Ни один из вас не будет лишен этого экстаза!"
Воины Песни Войны устремились вперед, желая разделить чувства своего вождя. Чашу передавали по кругу и они пили из нее, один за одним. Каждый содрогался на мгновение от сильной боли; на смену оной приходили чувство экстаза и существенно возросшая сила. И глаза всех испивших обращались в горящие красные.
Хмурясь все больше, Чернорукий наблюдал. Когда последний из Песни Войны приложился к чаше, он хмыкнул. "Я выпью!" - потребовал он, хватая чашу и делая глубокий глоток. Чернорукий на секунду схватился за горло, но оставался совершенно безмолвным, пока темная магия, содержащаяся в чаше, делала свое адское дело. Он снял свои доспехи, и рост мускулов под гладкой зеленой кожи был очевиден. Когда он наконец оторвал взгляд от земли, красные глаза его сияли. Он сделал знак своим сыновьям, и Майм с Рендом, расталкивая прочих орков, бросились к нему. Дуротан заметил как Гризельда, единственная дочь Чернорукого, колебалась, но в итоге тоже подошла, дабы испить. Чернорукий оскалился ей в лицо.
"Не ты", - рыкнул он. Гризельда отшатнулась, как от удара. Дуротан, которому девушка всегда нравилась, вздохнул с облегчением. Чернорукий хотел унизить ее. Вместо этого он неосознанно сделал ей великий подарок. Чернорукий обратился к Оргриму.
"Давай, друг Оригрим! Выпей со мной!"
Даже сейчас, когда его лучший и старейший друг был приглашен испить темной жидкости, Дуротан не мог говорить. К счастью, это ему и не потребовалось. Оргрим склонил голову.
"Мой вождь, я не заберу у тебя славу. Я твой помощник, а не вождь, и я не стремлюсь становиться таковым".
Дуротан вздохнул с облегчением. Оргрим видел то же,что и Дуротан, даже если не располагал теми же сведениями, что и тот. Он не был дураком. Он владел своей душой и не собирался ее отдавать за какую-то силу, раздирающую тело и заставляющую глаза столь зловеще гореть.
Теперь в ряд выстроились вожди иных кланов, ожидая благословения, столь восхитившего двух наиболее известных и почитаемых вождей. Дуротан не двинулся с места. Дрек'тар склонился к нему и прошептал: "Мой вождь... ты не желаешь благословения?"
Дуротан покачал головой. "Нет. И никому из своего клана пить не позволю".
Дрек'тар изумленно заморгал. "Но... Дуротан, ведь очевидно, что питье это дарует великую силу и страсть! Ты будешь глупцом, если не отведаешь его!"
Дуротан снова покачал головой, вспоминая содержание письма. Сначала он отнесся к нему скептически, теперь же был уверен. "Я буду глупцом, если сделаю это", - тихо сказал он и, когда Дрек'тар попытался возразить, он взглядом заставил бывшего шамана замолчать.
Нежданные и неожиданные, слова пророка дренеи Велена впомнились Дуротану: Мы не хотели отдавать наших людей в рабство, и за это мы были изгнаны. Дуротан костьми чуял, что как только орки испьют из чаши, воля их не будет больше принадлежать им. Гул'дан творил то же самое, что и владыки родного мира дренеи. Возможно они и его клан, как и дренеи, станут "изгнанными". То, что он делал, было правильно. Он осознал, что к этому времени все вожди, кроме него, уже отведали питья и минута, которой он страшился, настала.
Гул'дан позвал его. "Могучий Дуротан! Герой Телмора!" Дуротан постарался не отразить эмоций на лице. "Иди же и присоединись к иным вождям. Испей из кубка!"
"Нет, Гул'дан, я не сделаю этого".
В свете факелов Дуротан увидел, как уголок правого глаза Гул'дана задергался.
"Ты отказываешься? Думаешь, ты чем-то лучше остальных? Думаешь, что не нуждаешься в благословении?"
Остальные вожди хмурились, дыхание их с хрипом вырывалось из глоток как после долгого бега, лбы их покрывали капельки пота.
Дуротан не поддался на уловку. "Это мой выбор".
"Возможно, члены твоего клана считают по-иному", - сказал Гул'дан, разведя руки в стороны, пытаясь объять клан Снежных Волков. - "Позволишь ли ты испить им?"
"Нет. Я вождь клана Снежных Волков. И это мой выбор".
Гул'дан спустился с обсидиановой плиты и устремился к Дуротану. Он наклонился и прошептал в ухо вождя: "Что ты знаешь и как ты узнал об этом?"
Несомненно, жест должен был явиться угрожающим, но вместо этого он наполнил Дуротана надеждой. Гул'дан чувствовал, что позиция его ненадежна. Но вместо того, чтобы подослать убийцу, который избавился бы ночью от того, кого он считал мешающим его замыслам, он пытался угрозами заставить Дуротана подчиниться. Он только что подтвердил истину в содержании таинственного письма, ровно как открыл и то, что не знает, кто его автор. Дуротан понял, что еще может выжить и спасти свой клан.
Так же тихо он отвечал: "Я знаю достаточно. И ты никогда не узнаешь, каким образом мне пришли эти сведения".
Гул'дан отошел и выдавил улыбку. "Что ж, это действительно твой выбор, Дуротан, сын Гарада. И если ты решил лишить себя такого благословения, готовься столкнуться с последствиями".
В словах крылся тайный смысл, но Дуротана это не заботило. В другой раз он будет беспокоиться о том, что Гул'дан уготовил ему.
Но не сегодня.
Гул'дан вернулся на свою плиту и прокричал толпе: "Все те, кто желали получить благословение Кил'джедена, благодетеля нашего, его получили. Отныне считайте место сие священным, ибо здесь орки сделали шаг к тому, чтобы получить нечто более великое, нежели данное нам по праву рождения. Считайте эту великую гору троном Кил'джедена, где он восседает и зрит, и благословляет нас, когда мы стремимся очистить себя от всего, кроме самого лучших наших возможностей!"
Он отступил и кивнул Чернорукому. С горящими глазами, облаченный в доспехи, отражающие мерцание факелов, Чернорукий воздел свои руки и закричал: "Сегодня мы будем творить историю. Сегодня мы атакуем последний оставшийся оплот нашего врага. Мы оторвем им конечности. Мы искупаемся в крови. Мы пронесемся по улицам их столицы как их страшнейший кошмар. Кровь и гром! Победу Орде!"
Дуротан опешил. Сегодня? Но никакая стратегия не обсуждалась. А ведь Чернорукий говорил не о каком-то там мелком селении или деревушке, но о столице дренеи. То было их последним убежищем, и он был уверен, что они будут сражаться за него куда яростнее, нежели раньше, как загнанные в угол животные. Он вспомнил о построенных военных машинах и знал, что Чернорукий приказал их перевезти - куда именно, не знали ни Дуротан, ни иные вожди.
Безумие. Это было безумием.
И оглядев кричащие туши вокруг него, глаза - пары щелочек алого сияния, он понял, что слово это подходит как нельзя лучше.
Испившие из оскверненной чаши действитель лишились рассудка. Гром Адский Крик танцевал у костра, махал своими налившимися мускулами руками и откидывал назад голову; огонь костра отражался на его зеленой коже, еще недавно бывшей коричневой. Дуротан, чувствуя ужас и дурноту, взглянул в сияющие красные глаза, так похожие на принадлежащие порабощенным созданиям, которые подчинялись чернокнижникам; и эта зеленая кожа, того же оттенка, что и у чернокнижников, что и у Гуна, и даже у самого Дуротана и у той, которую он любил всем сердцем.
Он припомнил содержание письма, написанного старинным языком, который знали лишь немногие высокообразованные - шаманы да вожди кланов.
"Тебе предложат испить. Откажись. Это кровь извращенных душ, она и твою извратит и всех тех, кто подчинится. Она поработит тебя навечно. Ради любви тех, кого мы некогда почитали, откажись".
Старинный язык использовал одно слово для обозначения "извращенных душ".
Тех самых, что едва удерживались в подчинении волей чернокнижников. Жидкость, коснувшаяся губ тех, кого Дуротан звал друзьями и врагами, была кровью одного их них. И Дуротан смотрел, как извращенные души, к которым орки оказались каким-то образом привязаны, безумно танцевали в свете костра, после чего бросились бежать вниз с гор с невероятной яростью и энергией, чтобы напасть на самый укрепленный город этого мира.
Извращенные души.
Дае'моны.
Демоны.
Глава 20
Я расспрашивал многих очевидцев падения города Шаттрат. Когда я просил рассказать их о случившемся, их лица мрачнели, а их ответы скудели. Даже Дрек'тар, который до сих пор помнит столько всего с удивительной ясностью, запинается и колеблется, когда я прошу описать детали штурма. C демонической кровью на их губах, те, кто ее выпил, могут вспомнить лишь охватившую их ярость и ничего более, что они сотворили под ее контролем. И даже те, кто не пил ее - маленькая горстка, среди которой был Дрек'тар - не могут вызвать в своей памяти те воспоминания. Как будто это злодеяние было настолько ужасающим, что его захотели все забыть.
То, что некоторые дренеи пережили эту чистку, не вызывает сомнений; я сам видел своими собственными глазами этих грустных, безразличных существ, которые были однажды великолепными дренеи. Они блуждали в печальном одиночестве здесь, в Азероте, тихо и безнадежно плача о доме. Эти "потерянные" достойны сожаления.
Так что этот момент в истории остается неопределенным, и мне жаль об этом. Этот момент, самый темный из всех, нельзя забывать или приукрашивать. Но это все на совести рассказчика..
* * *
Орки мчались вниз по тропе, горя диким желанием уничтожать. Некоторые столь были ослеплены гневом и ненавистью, что натыкались на каждую каменную глыбу, что оказалась у них на пути. Некоторые кричали в своей ярости. Другие были мрачны, пугающе тихи, вся их энергия сдерживалась и бурлила, готовая освободиться в должный момент.
Во время этого долгой пробежки Дуротан больше всего боялся свой собственный народ - орков, которых он когда-то называл друзьями - нежели любого огра с дубиной или стада талбуков... или любого нападающего в ярости дренеи. У него душа ушла в пятки, но не от страха за себя. Он боялся того, что случится потом - не с дренеи, поскольку их судьба была уже предрешена, а с орками. Он не мог представить себе четко этот момент, поскольку он вместе с другими, называющими себя Ордой, со всех ног торопился к Шаттрату.
Вдруг ужасный грохот со спины свалил их всех с ног. Поднявшись, они все обернулись назад и посмотрели туда, откуда начали свою атаку.
Гора словно взорвалась. Жидкий огонь изрыгался в ночное небо, устремляясь ввысь и опадая, охватывая остроконечный пик. Он светился и пылал как та кровь демонов, что только что выпили орки, хотя его оттенок был оранжево-желтого, а не жуткого зеленого цвета. Все больше и больше расплавленных камней сыпалось со скалы. Это было великолепное, интригующее и ужасающее зрелище.
Орки приняли это за знак, и в их толпе поднялся восхищенный восклик. После нескольких секунд прославления самой горы, Трона Кил'джедена, благословившей их усилия, они повернулись и продолжили свой бег навстречу к бойне.
За километр от города они замедлили свой темп. Местность была чиста, и первые орки, добравшиеся до этого места, просто остановились и стали смотреть во все стороны. Именно здесь им приказали собраться; именно здесь предполагалось установить их боевые машины.
Вдруг, без предупреждения, прямо перед их глазами стало что-то материализоваться. Орки изумленно отстранились. А затем, собрав остатки их здравомыслия и логики, они стали рычать на огромное появившееся существо. Оно возвышалось над ними, будучи в три раза выше самого высокого огра, красное от своих раздвоенных копыт до кончика своего раскачивающегося хвоста, от выступающих рожков до острых черных ногтей. Его размеры не походили ни на что, чего они когда-либо видели, но его форма... Дуротан смотрел на него и думал, что оно было похоже ни на что иное, как на гигантского, темно-красного дренеи. Внезапная осознание того, что орки были вовлечены в частный конфликт, который никогда не должен был их касаться, окатило его как приливная волна.
"Вам не нужно бояться меня, вы должны восторгаться, вы, кто поклялся в преданности мне!" прокричало существо, чей голос отдавался эхом даже в костях. "Я - Кил'джеден, Великолепнейший, тот, кто был с вами с самого начала. И теперь я с вами, поскольку вы направляйтесь на самую прославленную битву из всех. Однажды злые дренеи подготовили заговор против вас, скрыв целый город от ваших глаз. Но вы уничтожили тот город, и многие другие, и захватили их храм. Все, что вам осталось - это заключительное сражение, и затем угроза исчезнет.