Глава двадцать шестая. Гуниб
Крымская война показала русским, как ненадежно их положение в крае, где сохраняются очаги сопротивления. Агентура Шамиля и турок так накалила обстановку в Табарсарани, что русские были вынуждены три года подряд направлять туда экспедиции. Такая же экспедиция требовалась в Эриваньскую область, а в Шеки, где русским удалось перехватить и задержать гонца Шамиля, тот бежал и привел туда отряд горцев{1348}. Всем было ясно, что после войны этим следует заняться всерьез.
Уже осенью 1854 г. императору был представлен доклад о целесообразности воспользоваться дополнительными силами, брошенными на Кавказ по случаю войны, и «предпринять решительные действия для покорения горцев»{1349}. Автором доклада был Дмитрий Алексеевич Милютин, будущий военный министр, реформатор армии 60-х годов, один из самых блестящих государственных деятелей Российской империи. Начав службу в 1833 г., он дважды побывал на Кавказе, участвовал в осаде Ахульго 1839 г.. С 1845 г. он преподавал в Военной академии, а с 1848 г. состоял чиновником по особым поручениям при военном министре{1350}.
За две недели до заключения Парижского мирного договора, который был подписан 30 марта 1856 г., новый император Александр II предложил военному министру князю Долгорукому поговорить с «кавказскими стариками» и узнать их мнение о докладе Милютина. Опросили Воронцова, Муравьева, Коцебу, Воль-
372–373
и Барятинского, и все они высказались за{1351}. Таким образом, летом 1856 г. было принято решение: пока свежо воздействие договоренностей Парижского договора, сокрушить силами 200-тысячной Кавказской армии Шамиля и покорить Кавказ{1352}. Парижский договор для горцев стал потрясением:
«К имаму пришли депутации со всей Чечни и от большинства горских племен в один голос потребовали мира. Они заявили Шамилю: «если султан с французами и англичанами, столько нам наобещав, не смогли справиться с русскими и нам не помогли, значит, нам пора самим подумать, как защитить себя. Что другое нам осталось?»
Они столь настойчиво требовали своего, что у Шамиля другого выбора не было, и он согласился, но попросил два месяца сроку, чтобы выяснить, насколько полно в условиях общего мирного договора могут быть учтены все требования горцев{1353}. Теперь стало возможно без особых усилий, только не делая ошибок, разом добиться всего, за что мы пятьдесят лет столь безуспешно боролись, сказал Шамиль.
И в этот критический момент произошло следующее: было решено для полного покорения Кавказа все его усмиренное население перевести в Вологодскую губернию или на другие пустующие земли. В Ставрополе состоялось совещание, на котором решили чеченцев переселить на Маныч...{1354}. Можете себе вообразить, что это были не фантазии политической сходки студентов, а официальное постановление?
Эту безумную идею передали чеченским старейшинам. Шамиль восстал. Он снова собрал представителей обществ и спросил, известно ли им об этом постановлении. Все ответили, что знают о нем. «Это перст Аллаха, — сказал Шамиль. — Мне [373] не придумать казни для чеченцев, которые оказались такими предателями вместе со своими русскими господами. Вы сами готовы отправиться на Маныч?» Ответа на это не последовало, все молча разошлись.
Усмиренные чеченцы заявили, что они ни за что не оставят свою родину. Все покоренное население Чечни и Дагестана снова пришло в то же состояние, как в 1843 г. К счастью, сначала чеченцы попробовали разрешить дело миром: они направили императору через Барятинского петицию, и приехал курьер с приказом всякие действия по этому делу прекратить. Но отношения уже были испорчены, единственный благоприятный шанс был упущен»{1355}.
Эта глупая затея стала одной из причин смещения Муравьева, но главной причиной было его соперничество с Барятинским.
Князь Александр Иванович Барятинский{1356} был другом детства императора Александра II. Он сам выбрал себе службу на Кавказе, где быстро шел по ступеням карьеры: командир батальона (1845), полка и Кумыкской равнины (1850), командующий Левым флангом (1852) и наконец начальник штаба Кавказского корпуса (1853). Располагая связями и средствами, Барятинский вел себя независимо и перед начальством не расшаркивался. Это было главной причиной его стычек с Муравьевым и отъезда с Кавказа 6 июня 1855 г.
Теперь, когда на троне был новый император, стало ясно, что первую скрипку в кавказских делах будет играть Барятинский. 17 июня 1856 г. Муравьев подал прошение об отставке{1357}. Александр II отставку принял и назначил на его место Барятинского{1358}. Первым шагом нового наместника было назначение Милютина своим начальником штаба{1359}. Оба тут же приступили к разработке [374] плана окончательного разгрома Шамиля на основе милютинского доклада 1854 г.{1360}
Шамилю и горцам предстояло последнее безнадежное сражение. Оно действительно оказалось разгромным. Первую кампанию в Большой Чечне новый энергичный командующий Левым флангом Евдокимов{1361} провел уже зимой 57 г.{1362}. В апреле 1857 г. Барятинский докладывал в Петербург, «что чеченское предгорье окончательно вырвано из рук Шамиля»; по существу, это было возвращение статус кво весны 1853 г.
Но прежде чем перейти в решительное наступление, Барятинский и Милютин провели реорганизацию Кавказского корпуса, который стал теперь именоваться Кавказской армией, и сделали это рационально. Вся Кавказская линия теперь делилась на два крыла, левое и правое; территориальные командования получили уточненные границы; все части были расположены таким образом, что у каждой был свой район сосредоточения; система управления войсками получила ясную и четкую структуру.
В мае 1857 г. Барятинский провел инспекционную проверку Северного Дагестана и Левого крыла{1363}. Следом за этим было принято решение провести наступление охватным маневром с северо-запада и северо-востока силами Левого крыла и Каспийской области с отвлекающими действиями на Лезгинской линии{1364}.
В соответствии с полученным приказом, Орбелян 28 июня 1857 г. двинул на Салатау 8500 штыков пехоты, 400 драгун, 1400 сабель сводной кавалерии и десять артиллерийских орудий. Преодолевая упорное сопротивление горцев, которыми руководил сам Шамиль, русские проложили через леса широкие просеки, вымостили дороги и построили редут у Буртуная, где 11 ноября разместился штаб Дагестанского полка. Кроме того, Орбелян захватил и уничтожил крепость Шамиля напротив Буртуная (17 октября) и принял [375] уверение в покорности части населения Салатау, включая Джамала аль-Чиркави.
14 июля начал операцию командующий Лезгинской линией Вревский{1365}. В течение трех недель он разрушил всю юго-восточную часть общества Дидо, состоявшую из 11 аулов{1366}. 25 августа он повторил операцию против северо-западной части горской провинции. Хотя у него было 10 тысяч войска против двух тысяч бойцов Кази-Магомеда, эта операция едва не закончилась катастрофой{1367}.
Закончив строительство редута Буртунай, 12–28 ноября Орбелян разрушил Зандак, Дылым и все, что находилось между ними{1368}. Это были отвлекающие действия в поддержку зимней кампании Евдокимова, начатой в декабре 1857 г. Евдокимов разрушил все аулы вдоль рек Джалка, Шавдон и Кулкулау, а их жителей переселил за Сунжу{1369}. Месяц передохнув, во время которого шли обманные маневры, Евдокимов нанес Шамилю сокрушительный удар: 28 января он захватил Аргунское дефиле, где в 1852 г. младший Воронцов потерпел поражение с огромными потерями{1370}.
Верхнеаргунское дефиле, расположенное в самом центре владений Шамиля, имело стратегическое значение. Заняв его, русские рассекали территорию имама надвое и без труда овладевали пространством к западу от ущелья. Тем самым ликвидировалась угроза нападения горцев на Военно-Грузинскую дорогу. Кроме того, русские теперь сами угрожали резиденции Шамиля, получив возможность атаковать ее с тыла и фланга.
В течение следующих девяти недель русские возвели редут Аргунское на слиянии рек Шаро и Чанти Аргун. Преодолевая отчаянное сопротивление горцев под командованием Гази Магомеда, русские валили лес и прокладывали дороги. Евдокимов нанес по горцам несколько ударов, самым ощутимым из которых был захват горы Даргин Дук, возвышающейся в тылах Большой Чечни. [376]
12 апреля Евдокимов завершил зимнюю кампанию и сразу двинулся в Малую Чечню, где к 28 апреля покорил 96 аулов с населением 15 000 душ{1371}. Через десять недель он начал летнюю кампанию.
В соответствии с разработанными планами, новый командующий Каспийской областью Врангель{1372} 31 мая — 31 июля провел операцию в Салатау{1373}. Свою последнюю операцию провел и Вревский, в ходе которой он был убит{1374}. Специальных задач у этих операций не было, кроме одной — служить отвлекающими маневрами в подготовке летней кампании Евдокимова. Но и этого показалось Евдокимову мало. 10 и 15 июля он снова сделал два ложных выпада. Уведя имама от цели, русский генерал 11 июля захватил долину реки Малая Варанда{1375}, а на следующий день овладел Зунухом и 22-го там поставил редут.
Несмотря на упорное сопротивление, русские шаг за шагом продвигались вперед, устраивали просеки и прокладывали новые дороги. 12 августа русские заняли Шубут, и 20 августа там уже стоял редут Шатоевское. 26 августа капитулировало общество Шубут. 27 августа за ним последовало общество Чанти. Местное укрепление Итум-Кале было переименовано в Евдокимовское. 28 августа сдался наиб Батока. К 12 августа, когда Евдокимов закончил летнюю кампанию, русским подчинились 15 чеченских обществ.
До конца года других крупных операций не проводилось{1376}. Но 22–25 декабря Шамиль решил перехватить инициативу, и Евдокимов снова вступил в дело. 2 января 1859 года он овладел урочищем Басым Берды и утвердился в ущелье Бас{1377}. Через десять дней все дефиле было в руках русских. Завершая устройство просек и прокладку дорог, Евдокимов расчищал себе путь, который согласно плану вел прямо на Новое Дарго{1378}.
27 января Евдокимов занял Тевзану. 8 февраля был взят Алишанджи. 19–20 февраля русские обложили Дарго. Такой натиск русских вынудил Шамиля отступить, [378] командование обороной он возложил на своего сына Гази Магомеда. Евдокимов не спеша занялся обустройством своих коммуникаций. 22 февраля он заложил редуты Новое Ведено и Новое Дарго. Через неделю началась осада ставки Шамиля, продолжавшаяся до 12 апреля. 13 апреля русские захватили небольшой бастион на внешнем обводе Нового Дарго, и той же ночью Кази-Магомед со своим гарнизоном покинул крепость.
Падение Дарго, как сам Шамиль сообщил в Блистательную Порту{1379}, было тяжелейшим ударом. Следом вместе со своим наибом сдалось общество Чарби Чарбелой. В мае его судьбу разделило Ичкери{1380}. В июне Врангель принял капитуляцию Авкха{1381}, против которого он 13 марта — 21 апреля проводил отвлекающую операцию в поддержку действий Евдокимова{1382}. В Южном Дагестане в мае покорилось общество Анцух{1383}.
Вопреки утверждению Дж. Бадли{1384}, Шамиль ни на миг не оставался бездеятельным. Имам делал все возможное, чтобы сдержать натиск русских. Он концентрировал свои силы и укреплял позиции на предполагаемом пути продвижения противника. Он беспрестанно и со всех сторон нападал на колонны русских, особенно на расположение вспомогательных сил, пытался делать обманные движения и, наконец, лично вел в атаку своих бойцов на порядки Евдокимова в июле 1858 г, Горцы шли в бой с такой яростью, «что даже артиллерийский огонь не мог их сдержать»{1385}.
В июне{1386} и еще раз в августе 1858-го{1387} Шамиль безуспешно пытается вступить в Малую Чечню и в район Назрани. Первая операция была проведена в ответ на обращение жителей, восставших против попыток русских согнать их из мелких аулов в несколько крупных сел. Тут ему поначалу удалось «упредить и обмануть Евдокимова, который никак не ожидал столь дерзких действий со стороны имама»{1388}. Во втором случае, как свидетельствует сам Шамиль, его призвал командир [380] осетинского района Муса Кудук, пообещав выступить во взаимодействии{1389}. Все эти неудачи свидетельствуют о полном стратегическом и тактическом перевесе русских. Шамиль впал в отчаяние и пошел на беспрецедентный шаг: он обратился за помощью прямо к западным державам. В феврале 1857 г. он написал письма с этой просьбой во французское{1390} и английское{1391} посольства в Стамбуле. Письмо к французам, по всей видимости, до адресата не дошло. Второе письмо попало в английское министерство иностранных дел, ответ на него если и был (в архивах его обнаружить не удалось), то в форме такого же категорического «нет», какой получил в свое время Мухаммед Амин. Исполняющему обязанности британского консула в Трабзоне было указано «сообщить наибу, что если бы черкесы взаимодействовали с Англией во время войны с Россией, то правительство Ее Величества [королевы Великобритании] могло бы стать посредником в мирных переговорах, но черкесы тогда к нам не присоединились, и время, когда мы могли бы им содействовать, оказалось упущенным»{1392}. Разочаровавшись в Шамиле и «черкесах» и «давно считая борьбу на Кавказе фактически завершенной»{1393}, Англия отдала его на завоевание России.
После падения Дарго Шамиль послал в Стамбул агента и просил сообщить ему, предвидит ли Блистательная Порта войну с Россией в обозримом будущем, скажем, через несколько лет, которая позволит облегчить его положение и даст надежду на получение и оказание помощи, ибо в противном случае он вынужден положить конец кровопролитной войне{1394}.
Что имел Шамиль в виду, довольно скоро стало ясно. В июле 1859 г. его агент обратился в русское посольство в Стамбуле и заявил, что уполномочен вступить в переговоры с русской стороной{1395}. Император еще в мае спрашивал у Барятинского о возможности закончить войну переговорами и был склонен принять предложение Шамиля{1396}. Но кавказский наместник был ярым [381] противником всего, кроме чистой военной победы, и даже слушать не желал об этом. Затевать переговоры в тот момент, когда все готово для решающего удара, когда, как он знал из перехваченных писем, Шамиль оказался в отчаянном положении{1397}, означало для него не что иное, как выпустить пойманного зверя на волю.
Последний штурм начали одновременно Евдокимов и Врангель 26 июля{1398}. Барятинский лично руководил действиями полков Евдокимова. Шамиль укрепился в Ичичали и приготовился дать бой любому из русских генералов или обоим вместе{1399}. Но тут его перехитрили. 27–28 июля Врангель переправился через Андийское Койсу в неожиданном месте и 2 августа завладел позициями на горе Ахкент-Даг. Шамиль был вынужден оставить Ичичали.
И тут сопротивление горцев сразу прекратилось. К 19 августа все территории, бывшие под властью Шамиля, склонились перед русскими. Обвал был таким стремительным, что за несколько дней из военачальника, стоявшего во главе многих тысяч бойцов, Шамиль превратился в беглеца, вынужденного в пути отбиваться от грабителей. Имам со своей семьей и 400 нукерами укрылся на вершине Гуниба; он решил стоять там до конца.
11 августа Врангель установил связь со штабом Барятинского, таким образом две военные группировки — Евдокимова и Врангеля - объединились. 17 августа подошли части Меликова, и на следующий день Гуниб оказался в кольце.
Барятинский хотел взять Шамиля живым{1400} и следующие две недели пытался уговорить имама сдаться, но безуспешно. В ночь на 6 сентября русские взошли на гору и окружили аул{1401}. Тут, наконец, ради сохранения жизни женщин и детей, убедили Шамиля сдаться, что он и сделал 6 сентября (25 августа по старому стилю) 1859 г.
По мнению Барятинского, «продуманная система [385] военных действий, искусное руководство войсками и перевод стрелковых подразделений на нарезное оружие свели наши потери в Кавказской войне до незначительного уровня. А сокращение потерь в сочетании с ведением маневренного боя, в свою очередь, стали одним из главных залогов нашей победы»{1402}.
Первая из названных причин должна быть отнесена в заслугу Милютина, чья роль в окончательном исходе войны была явно недооценена{1403}. Барятинскому просто повезло, что он оказался одним из двух наместников, имевших выдающихся начальников штаба. (Первым был Ермолов.)
Важность перехода русской армии на нарезное оружие — винтовку — единогласно признается всеми русскими источниками{1404}. Но тут, возможно, есть преувеличение. Горцы много раз доказывали свое умение овладевать новыми для них видами вооружения и военной тактики — артиллерией, ракетами, минированием, использованием тяжелой кавалерии — драгун и пр. Они, несомненно, освоили бы и русские винтовки. Кроме того, эти дальнобойные и меткие ружья тогда еще не получили и у русских широкого применения, ими были оснащены только по одному батальону в полку, так что эффект от них был невелик.
Вторая причина должна быть отнесена целиком в заслугу Евдокимова. В отличие от своих коллег в Дагестане (Орбелян и Врангель) и на Лезгинской линии (Вревский и Меликов), командующий Левым флангом Николай Иванович Евдокимов всю свою службу провел на Кавказе на разных командных и административных постах{1405}. Без высокого образования и происхождения, без связей в верхах, он был силен своим знанием Дагестана и Чечни. Находчивый и храбрый, он не боялся взять на себя инициативу, смело принимал решения и в то же время умел избегать обвинений старших в непослушании. Как писал Барятинский, Евдокимов ни разу не позволил горцам вести бой там, [386] где они были к этому готовы или где они могли рассчитывать на успех. Благодаря его хорошо продуманному маневру сильнейшие позиции банд Шамиля брались почти без сопротивления{1406}.
Барятинский был прав, называя такую тактику ведения войны главной причиной поражения Шамиля.
«Горцев нельзя устрашить в бою. Ведя сражение, они чувствуют себя уверенно, так что несколько десятков человек могут противостоять колонне из нескольких батальонов и, отвечая одним выстрелом на наши сто, наносить нам не меньшие потери, чем мы им. Сражение предполагает равенство сил, и пока горцы в состоянии вести бой, принудить их сдаться просто невозможно. Если они видят, что у них нет шансов оказать сопротивление, и это повторяется раз за разом, оружие падает у них из рук. Потерпев поражение, наутро они снова соберутся вместе. Когда же попадают в окружение и разбегаются без боя, да еще видят при этом, как противник занимает их долины, не встречая сопротивления, они на следующий день являются и предлагают вам свою покорность. Ничто так не подорвало власть Шамиля, как бесполезные сборы его отрядов, которые потом распускались по домам без попытки оказать нам сопротивление»{1407}.
К этому следует добавить и другое, что обычно не называется в русских источниках: тяжесть русского «красного и белого золота и серебра, которые брали в плен души людей и порабощали свободных»{1408}, голод, усугубленный двумя подряд засушливыми годами, истощение в результате 30 лет беспрестанной войны и блокады и огромное увеличение численности действующей армии на Кавказе [387] Другим важным фактором было разочарование исходом Крымской войны. Человек может вынести большие трудности и лишения, когда у него есть надежда на победу. Так было и с горцами, пока они надеялись получить помощь в борьбе с русскими от могущественной мусульманской державы — Османской империи (а несколько лет из Египта — от Мухаммеда Али). Как только эта надежда оказалась тщетной, их воля к сопротивлению стала ослабевать. А тот факт, что горцы (Шамиля с горсткой верных бойцов, готовых бороться до последнего, следует исключить) продолжали сражаться еще три года, объясняется, как и многое другое, просчетами русских и отсутствием у них гибкости. [389]
Заключение
Чемпион мира по современным шахматам Вильгельм Штениц любил говорить: «Вы проигрываете не из-за прекрасной игры противника, а из-за своих ошибок». Такой ход мысли позволяет объяснить ошибками русских способность Шамиля и горцев по крайней мере четверть века вести с ними борьбу. Часто поведение русских напоминало действия австрийцев в итальянской кампании Наполеона, по поводу которых Б. Шоу иронизировал:
«Даже если австрийцы выиграли сражение, все, что нужно сделать, это подождать, когда они по своему обычаю займутся, так сказать, послеполуденным чаепитием, и все отыграть у них обратно».
Но ошибки противника сами по себе не гарантируют победы над ним. Нужно еще эти ошибки увидеть и суметь ими воспользоваться. Шамиль, как это здесь отмечалось, был большим мастером замечать ошибки русских и обращать их себе на пользу. Ему даже удавалось делать победы русских пустым звуком и извлекать выгоду из своих поражений.
Но этим таланты Шамиля не ограничивались. Он был прирожденным лидером, военачальником, дипломатом и политиком. Он много раз превосходил русских в тактике боя, в политических комбинациях и в переговорах. Русские считали его экстремистом и одержимым фанатиком, но это далеко не так. В его обычаях [390] было осмотрительно пользоваться силой и стремиться к соглашению как с соперниками среди своих, так и с русскими. Беспрерывно сражаясь, борясь за власть и ведя переговоры, он сумел свершить немыслимое — объединить множество разнородных племен и сплотить их в едином государстве.
Ничуть не умаляет его заслуги тот факт, что свое государство Шамиль строил на фундаменте, заложенном предшественниками. Продолжая их политику, следуя их тактике и стратегии, Шамиль все это усовершенствовал и приспособил к изменившимся условиям. Его фигура не становится менее значительной от того, что многие дела были подсказаны ему советниками и помощниками. Для настоящего вождя не так важно обладать оригинальным мышлением, как уметь выслушивать советы и управлять оригинально мыслящими. Величайший дар лидера — уметь поставить нужного человека на нужное место. Этим даром Шамиль располагал сполна, хотя удержать таких людей на ключевых постах ему удавалось не всегда.
Однако ошибки русских, стойкость горцев и таланты Шамиля не могли предотвратить окончательного завоевания Дагестана и Чечни. В конце концов, Россия — могущественная европейская держава, и Николай I, подобно Наполеону, мог похвастаться «ежегодным доходом в 100 000 душ»{1409}. Шамиль и его предшественники с самого начала видели этот фундаментальный дисбаланс сил. Они понимали, что в одиночку им не выстоять, поэтому и происходили изменения в их стратегии. Когда выяснилось, что они оставлены сражаться с русскими в одиночестве, борьба фактически была прекращена. Постоянное и настойчивое стремление русского правительства, опиравшегося на мощь целой империи, сделало подавление национального Сопротивления простым вопросом времени{1410}. [391] Следует подчеркнуть все же, что окончательное покорение Чечни и Дагестана потребовало «мощи целой империи».
Пленение Шамиля означало полный крах сопротивления кавказцев. К 1865 г. все горские племена были покорены либо выселены. По признанию русских источников, благодаря долголетней власти Шамиля и созданной им системе имамата горцы освоились с присутствием государственных механизмов, и это обстоятельство облегчило установление русской власти. Однажды Шамиля спросили, возможно ли снова организовать сопротивление на Кавказе. Он ответил:
— Кавказ теперь в Калуге{1411}.
Трудно сказать, что Шамиль имел в виду{*55}. Если говорить о горцах в целом, то их скорое подчинение русскому правлению было вынужденным, и они не смирились с ним. Как только появлялась возможность скинуть навязанное правление — во время польского восстания 1863 г.{1412}, в ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг.{1413}, после революции 1917 года и во время последовавшей потом гражданской войны, — они поднимали восстания{1414}. В сорокалетний период между двумя последними событиями недовольство горцев, прежде всего чеченцев и ингушей, находило выход в бандитизме, всегда направленном против «неверных» (русских, грузин, осетин и других иноземцев), что делало Кавказ самым небезопасным регионом Российской империи{1415}, Во время Второй мировой войны население оккупированных немцами кавказских территорий охотно с ними сотрудничало{1416}. Но когда сдавался Шамиль, предвидеть такое было невозможно; усмирение Кавказа русскими казалось тогда полным и окончательным. В некоторых [392] странах, например в Австро-Венгрии, даже изучали опыт покорения Кавказа и пытались применять его на практике, сталкиваясь с мусульманским сопротивлением{1417}.
Шамиль был далек от этих событий в буквальном и переносном смысле. Из Гуниба его провезли через всю Россию в Петербург, где он встречался с Александром II{1418}. Затем ему дали дом в Калуге (150 км от Москвы), где он с семьей прожил несколько лет «в золотой клетке»{1419}. В 1866 г. ему было разрешено переехать в Киев, а через два года совершить хаджж. Имам умер в 1871 г. и похоронен в Медине. После него остались три сына, один из которых, Гази Магомед, стал турецким генералом и командовал кавказским добровольческим отрядом в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Внук Шамиля Сайд (Саид-Шамиль) от младшего сына Камила продолжил дело деда и участвовал в борьбе в Дагестане в 20-х годах нашего столетия. Третий сын имама Магомед-Шафи стал русским генералом.
Имя Шамиля на Западе и в исламском мире очень скоро почти совсем стерлось из памяти{1420}. Но в Чечне и Дагестане, а также среди многочисленной кавказской диаспоры{1421} он остается героем борьбы за свободу. Это стало причиной несмолкающих споров вокруг него в советской историографии{1422}, что лишь добавило ему славы. Ныне его считают героем всех мусульман далеко за пределами Кавказа. Во внешнем мире он стал героем мусульманского сопротивления Советам и даже борьбы с ними{1423}.
Советский поэт-аварец описал воображаемый диалог между имамом и Барятинским и вложил в уста Шамиля слова о том, что его борьба навсегда останется в памяти народа, а главной заслугой его стало создание единого Дагестана{1424}. Поэт совершенно прав. Долголетнее правление Шамиля и его борьба сыграли решающую роль в формировании современного Дагестана и нынешней [393] Чечни, хотя формирование это шло не всегда так, как хотелось имаму. Его добрые свершения и злодеяния содействовали самосознанию, а затем и самоопределению дагестанцев{*56} и чеченцев как самостоятельных народностей. Для тех и для других Шамиль и его борьба стали ядром национальной индивидуальности, и те и другие поклоняются имаму и его наибам как героям и «святым»{1425}.
Еще одним последствием 25-летнего правления Шамиля стало распространение в Дагестане и Чечне суфийских тарикатов. У обоих народов они оказывают большое влияние на повседневную жизнь и вплетены в общественную, экономическую и политическую структуры{1426}. Воздействие власти Шамиля было настолько сильным, что в непокорной Чечне оно вызвало своеобразную реакцию: население там отторгло Накшбандийский тарикат Шамиля и приняло Кадирийский тарикат, ставший преобладающим как в Чечне, так и в Ингушетии{1427}. Два этих явления стали в конечном счете главным духовным наследием Шамиля.
Словарь терминов
Абрек (кавк. переселенец, беженец) — в терминологии Шамиля — человек, бежавший от русских и поселившийся на территории, подвластной имаму (иначе — мухаджир). В русском языке XIX в. слово приобрело значение разбойник, грабитель, налетчик.
Ага (перс.) — господин.
Адаты (от. ар. обычаи) — традиционное правосудие и правосознание кавказских народов, основанное на местных обычаях и противостоящее шариату.