Тщательно осмотрев тело мертвого волхва, сотник Святич выпрямился в полном недоумении.
– Это не убийство, – растерянно произнес он. – Нет никаких следов. И это не сердце – вон какое выражение лица.
– Что будем делать? – спросил второй воин.
Сотник снова покачал головой.
– Будем ждать возвращения князя, – только и ответил он – теперь вся власть переходила к нему. – Пусть сам разбирается. Отнесите тело в ледник.
Этой же ночью, зарывшись лицом в густые волосы Ингрид, Леонидий боялся лишний раз пошевелиться на топчане, стоявшем в углу лаборатории. Разные мысли не давали ему забыться в блаженной неге. Ингрид с ним – и это гораздо больше того, о чем он мог мечтать. И с князем она была только, чтобы не потерять Идола, а его, Леонидия, она, оказывается, всегда любила.
Грек осторожно, чтобы не разбудить девушку, переложил руку с ее живота на ее грудь.
«И этот Идол... Каменное чудовище, – продолжил он свои мысли, – равнодушно взирающее на них, людей. Пока жив был волхв, худо-бедно продвигались вперед и, казалось, путь уже проторен, осталось дело за малым. А вот на тебе...».
Леонидий, неожиданно для самого себя, резко поднялся на топчане.
«Нет! – решительно дернул он головой. – Ты меня не обманешь! Я сломаю твою волю».
Он встал (леди Ингрид сонно заворочалась), замер, осторожно обернувшись к девушке, но потом, забыв о ней, решительно прошелся по полутемной лаборатории – в углу горел слабый светильник – остановившись у стола Авиценны. Замер, глядя на Идола, на сосуды, в которых хранилась частица сущности этого каменного дьявола.
«Почему все застопорилось? – в некотором отчаянии рассуждал он, – Что случилось? Я делаю что-то не так? Или может, это смерть Кукши так повлияла на Идола? Который каким-то образом уже привык к волхву? И что тогда? А все очень просто – тогда необходимо приучить Идола к себе. А для этого, наверное, надо проделать то, что проделал и Кукша, только в два раза больше. А именно – перегонка, выпаривание, дистилляция, женитьба...».
Леонидий прикинул в уме, вспоминая опыты.
«Мне придется все это проделать двенадцать раз», – быстро прикинул он.
Глаза грека загорелись.
«Всего лишь дюжина! – в возбуждении ликовал Леонидий, непроизвольно поигрывая мышцами, – А через какие-то десять дней Идол будет моим. Будет послушным, как ягненок, будет ластиться ко мне, умолять, чтобы я погладил его, приласкал...».
Учащенно дыша, грек обеими руками взял сосуд с темной жидкостью (в которой они в самом начале опытов две недели вымачивал Идола), поднес его к своему лицу, судорожно, в упоении, впитывая терпкий запах.
«Чего ждать?! – резануло его. – Выспаться я могу и потом. А впереди – поединок с Идолом... Кто кого...».
Грек усмехнулся и нетерпеливо принялся разводить огонь в атаноре.
Через час, окончательно разбуженная шумом пламени и скрипом мехов, поднялась с топчана Ингрид, прикрываясь покрывалом. Обувшись в войлочные тапочки, подошла к увлеченному Леонидию, боясь помешать ему – уж больно он был возбужден!
Грек, в очередной раз выпаривал жидкость, подняв лучину над тиглем и наблюдая за образовавшимися кристаллами.
– Я не понимаю, что происходит, – завороженно выдавил Леонидий, глядя на пламя. – Так не должно быть.
Ингрид внимательно посмотрела на приборы на столе, на жидкость в сосуде для выпаривания, не видя никаких существенных изменений. Вопросительно посмотрела на грека.