33. Плюсы и минусы метода выборочного анкетного опроса

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

При исследовании общественного мнения в той или иной мере и в тех или иных границах применяются все перечис­ленные методы. Поэтому каждый из них может и должен де­тально разрабатываться в теоретическом плане с целью со­вершенствования методики и техники применения. Однако, с другой стороны, нельзя не видеть, что мера и границы фак­тического использования названных методов действительно весьма различны.

Так, выше мы уже отмечали, что методы фиксирования непосредственных фактов сознания являются несравненно более эффективными и потому значительно более часто при­меняемыми на практике, нежели методы изучения объекти­вированных фактов сознания. В рамках первых то же самое нужно сказать о методах программного опроса — они позво­ляют изучать общественное мнение и использовать резуль­таты такого изучения с гораздо большей степенью точности, нежели методы бесед или изложений на заданную тему.

Гораздо сложнее отдать предпочтение тому или иному методу в рамках собст­венно программного опроса: интервьюи­рование и анкетирование имеют, пожа­луй, одинаковое количество различных «за» и «против». Однако, как кажется, в целом социологи все же значительно чаще прибегают к анкетированию (прежде всего устному, то есть к интервью- анкете), нежели к интервьюированию.

И это в общем-то по­нятно: анкета позволяет более строго фиксировать содержа­ние высказываемых мнений, чем свободная беседа по про­грамме, а кроме того, анкетирование требует несравненно меньших сил и средств, дает огромную экономию во времени и т. д. Все это позволяет считать метод анкетного опроса ее- дущим, основным методом изучения общественного мнения. Если же при этом принять во внимание фактор охвата объ­ема изучаемой совокупности, то такая роль должна быть признана за методом выборочного анкетного опроса.

Правда, априори можно сказать, что с этим нашим по­следним выводом многие не согласятся. Несмотря на то, что указанный метод нашел и находит самое широкое примене­ние в практике исследований в странах социализма и на За­паде, несмотря на то, что с его помощью получено великое множество исключительно важных и точных результатов, он постоянно со всех сторон подвергается самой резкой кри­тике, причем критике не только конструктивной, но и самой что ни на есть уничтожающей, ставящей под сомнение самое правомочность его применения.

Приведем на этот счет несколько типичных высказы­ваний.

Дж. Бернал: «...Появляется нечто, готовое превратиться в смесь производящей впечатление статистики и самых обыч­ных банальностей, выраженных на напыщенном научном языке и основывающихся на анкетах, которые заполняются маловажными вопросами и случайными или неточными от­ветами на них» [205].

А. Уледов: «Следует отметить, что метод выборочного опроса, разрекламированный буржуазной социологией, не может быть признан научным методом изучения обществен­ного мнения, особенно в том его виде, как он применяется сейчас институтами общественного мнения буржуазных стран. Научным он не может быть признан уже потому, что опрашиваемые подбираются среди населения совершенно произвольно, а получаемый материал крайне ограничен и не позволяет сделать выводы об общественном мнении той или другой страны...» [206]

Е. Д. Модржинская: Метод выборочных опросов, «хотя и имеющий ряд удобств практического свойства, вызывает вместе с тем весьма серьезные сомнения даже среди бур­жуазных социологов. Прежде всего он дает чрезвычайно ограниченный материал, чтобы можно было сделать более или менее обоснованные выводы и заключения». Другой по­рок метода — «его субъективизм, позволяющий игнориро­вать специфику исследуемого общественного явления путем сведения последнего к чисто количественным проблемам» [207].

М. Н. Руткевич и Л. Н. Коган: «...Следует отметить не­достатки метода опроса. При его проведении необходима про­верка того, насколько типичны опрашиваемые лица для дан­ной группы. Буржуазные социологи проводят интервью со случайно подобранными лицами, а иногда и «приготавливают» желаемый результат за счет предвзятого подбора опрашиваемых... Что же касается проведения анкетных опро­сов, то, вопреки распространенному в некоторых научных коллективах мнению, мы не считаем их основным методом сбора социологического материала. Анкета дает возможность довольно быстро получить фактический материал и охватить опросом сравнительно большой круг людей; материал, по­лученный на основе анкет, проще обработать. Но доброка­чественность полученного материала зависит от содержания самих анкет. Вопросы анкеты должны быть четко сформу­лированы и отвечать целям исследования. Анкеты не сле­дует перегружать обилием вопросов, они должны давать только такой материал, который отсутствует в официальных статистических отчетах» [208].

П. Маслов: «Анкеты — весьма распространенный в капиталистических странах способ наблюдения. Институты общественного мнения всю свою работу строят на собирании и обработке разнообразных анкет. Этот способ наблюдения удобен тем, что он дает возможность незаметно и безболез­ненно для чьего-либо самолюбия придавать результатам из­вестный уклон, то есть попросту фальсифицировать общест­венное мнение. Прежде всего создается впечатление полной объективности выбора объекта (среды) наблюдения: анкеты рассылаются всем слоям общества, в том числе и самым не­имущим... Но... чтобы получить анкету, нужно иметь по­стоянный адрес, хотя бы тот, по которому выписываются га­зеты. Между тем довольно значительный слой американцев не имеет адреса. Особенно это относится к тем сельскохозяй­ственным рабочим, которые кочуют в поисках заработка» [209].

А. М. Гиневский: Как правило, институты общественного мнения Запада «прибегают не к широким (куда там до все ­народных!), а к выборочным опросам, то есть адресуются к отдельным социальным группам общества... Буржуазные со циологи афишируют его (метод выборочного опроса.— Б. Г.) как чуть ли не основной, во всяком случае всеобщий, способ распознавания общественных точек зрения. Конечно, такие доводы не выдерживают критики. Главным такой метод нельзя признать уже хотя бы потому, что он доставляет в ряде случаев узколокальныи, ограниченный материал. А требуются ли доказательства того, что при выборочном подходе к исследованию буржуазный аналитик, допуская произвольный подбор опрашиваемых или тенденциозно их группируя, неуклонно сворачивает на обочину субъекти­визма? К тому же сами вопросы зачастую формулируются таким образом, чтобы заранее предрешить, навести на опре­деленный желательный ответ» [210].

И так далее и тому подобное. Мы специально привели все эти высказывания в таком количестве и в таком развер­нутом виде, чтобы стала очевидной вся амплитуда критиче­ских замечаний, обычно направляемых в адрес метода вы­борочного анкетного опроса. И, как нетрудно убедиться, многие из этих замечаний бьют явно мимо цели, являются плодом предвзятости, несовместимой со строго научным подходом к делу, поистине (выражаясь словами последнего цитируемого нами автора) «не выдерживают критики». Мы затратили бы слишком много времени и места, если бы на­чали сейчас детально полемизировать с каждым из этих вы­сказываний, вскрывать содержащиеся в них многочислен­ные терминологические неточности, алогизмы и прямые передержки (чего стоит одно только суждение А. М. Гиневского: «...главным такой метод нельзя признать, уже хотя бы потому, что он доставляет в ряде случаев узколокаль­ный, ограниченный материал»,— спрашивается, а как об­стоит дело во всех остальных случаях?!). Поэтому мы оста­новимся только на некоторых наиболее общих вопросах.

«Ненаучный характер» рассматриваемого метода связывают прежде всего с тем, что он не охватывает исследуемый материал полностью, оперирует ограни­ченными, частичными данными — опи­рается на выборку. В таких случаях выборочный опрос противопоставляют (прямо или скрыто) всеобщему опросу. Однако, что, в сущности, хотят сказать этим противопостав­лением?

Если то, что полная индукция несравненно надежнее не­полной, то это, разумеется, верно. Всеобщий анкетный опрос, проводимый, например, в форме всеобщих выборов, референдумов или переписей населения, дает конечно же значительно более точную и убедительную картину, нежели какое-либо, даже самым искусным образом проведенное, выборочное обследование. Однако означает ли это, что всеоб­щий опрос должен быть признан в качестве основного ме­тода исследования общественного мнения? Отнюдь. Больше того, он заведомо не может играть такой роли, поскольку его применение является чрезвычайно трудоемким и дорого­стоящим мероприятием. Известно, как редко проводятся ре­ферендумы и переписи населения и как долго обрабаты­ваются собранные таким образом материалы, если обсуждав­шаяся программа была хоть мало-мальски сложной (напом­ним, для примера, что 1-й сводный том с результатами Всесоюзной переписи населения 1959 г. появился только в 1962 г.). Между тем у развитого общества существует по­требность в информации о каждодневном состоянии общест­венного мнения. Такая информация может быть добыта лишь с помощью оперативных методов исследования — фик­сирования и обработки высказываний общественности. К их числу относятся как раз методы выборочного анкетирования.

Если указанным противопоставлением хотят сказать, далее, что применение методов выборочного анкетирования связано с решением крайне сложной проблемы репрезента­ции — проблемы, не существующей в рамках всеобщего опроса,— то это, разумеется, также верно. Выборка, к кото­рой прибегает исследователь, действительно должна удовле­творять множеству условий, чтобы соответствовать по сво­ему составу структуре изучаемой «вселенной». Однако это обстоятельство не делает рассматриваемый метод ненадеж­ным, поскольку среди всевозможных форм выборки имеются и такие, которые позволяют добиться вполне удовлетвори­тельного решения проблемы репрезентации. И уж во всяком случае организуемое и строго контролируемое исследовате­лем выборочное анкетирование в этом отношении куда бо­лее надежно, чем все остальные методы анализа, также опи­рающиеся на неполный охват изучаемого материала,— та­кие, скажем, как всенародное обсуждение и дискуссии, наблюдение и анализ документов.

Если же, говоря об «ограниченности», «частичности» ма­териала, добываемого с помощью метода выборочного анке­тирования, хотят поставить под сомнение правомочность не­полной индукции вообще, то с этим согласиться никак уже нельзя: такая, с позволения сказать, «критика» по сути перечеркивает всю науку, всякое теоретическое мышление, ко­торое в подавляющем большинстве случаев практически всегда оперирует как раз не полным, но частичным мате­риалом, то есть представляет собой типичную выборку.

Это обстоятельство не кажется сакраментальным, пока речь идет не о социологии. Во всяком случае, никому не при­ходит в голову поставить под сомнение выводы биолога от­носительно особенностей того или иного вида или рода на том основании, что эти выводы базируются на знакомстве исследователя не со всеми без исключения особями данного вида (рода), но лишь с отдельными его представителями. Точно так же никто из марксистов не требует полноты пе­речисления фактов и от историка, описывающего то или иное явление из жизни общества, всем ясно, что такое тре­бование не только практически неосуществимо (поскольку факты, связанные даже с одним-единственным историче­ским событием, оказываются поистине бесчисленными), но и ошибочно в принципиальном отношении (ведь если быть по­следовательным, то выступить с таким требованием можно, лишь приняв точку зрения современного агностицизма или иррационализма, отрицающего повсюду объективные зако­номерности и провозглашающего единичные факты в каче­стве вполне уникальных, неповторимых феноменов). При­знание существования в мире природы и общества объектив­ных законов и закономерностей, объективной диалектики единичного и общего, а следовательно, и однопорядковых, инвариантных явлений и фактов ведет к активному утвер­ждению не только возможности и действительности, но и совершенной правомерности научного анализа, характери­зующего общее по его части. Особенно, если речь идет об анализе так называемых мохсовых явлений, статистических совокупностей, в рамках которых действует закон больших чисел.

Но ведь именно с таким объектом и имеет дело социоло­гия вообще и социология общественного мнения в частности. Почему же тогда, спрашивается, принципы научного мышле­ния должны быть здесь иными, нежели, скажем, в биологии или истории? Почему, в частности, тот самый выборочный анализ, который не вызывает там никаких сомнений, должен объявляться здесь «ненаучным»?

Сейчас в СССР насчитывается около 150 млн. человек взрослого населения (считая с 16 лет). Можно утверждать, что среди них нет двух абсолютно похожих друг на друга людей. Допустим. Однако означает ли это, что каждый из них абсолютно непохож на других? Разумеется, нет! Ведь уже природа «разбила» людей, к примеру, на мужчин и жен­щин, позаботилась о том, чтобы дети походили на своих ро­дителей, она же ограничила возможности человечества, ска­жем, в цвете волос (хотя современная химия борется с этим изо всех сил!), «рассортировав» всех на брюнетов, блонди­нов и пр., и т. д. Еще больший «вклад» в создание сходства между людьми внесло общество. Оно поставило различные группы людей в одинаковое имущественное (или еще шире — классовое) положение; «заставило» их заниматься одним и тем же трудом, объединив по профессиям; породило у них общность целей, взглядов и оценок, организовав в различ­ные политические, идеологические и прочие партии, тече­ния и т. д. и т. п.

В таких условиях точка зрения, настаивающая на пол­ном охвате единиц изучаемой совокупности как на единст­венно надежном способе исследования и объявляющая выборочный анализ, как таковой (независимо от качества выборки!), неправомочным, оказывается явно несостоятель­ной. Она могла бы быть оправданной, если бы существовали ситуации, в которых каждый из 150 млн. членов общества имел бы по тому или иному вопросу свое собственное, сугубо уникальное, не совпадающее ни с каким другим мнение. Однако, как мы знаем, существование подобных ситуаций — не более чем плод дурной абстракции. Даже теоретически невозможно представить себе вопросов, которые были бы способны вызвать такой плюрализм мнений (как известно, этого не случилось даже при выяснении тайны тунгусского метеорита!). А потом возникновение такой ситуации озна­чало бы на деле разрушение всего социального: люди про­сто-напросто не могли бы договориться между собой...

В отличие «от этого, существующего лишь в дурной аб­стракции, общественного мнения, общественное мнение, ре­ально действующее в рамках тех или иных социально-демо­графических групп (а нередко и в рамках общества в целом), является всегда более или менее монистическим по своей структуре, во всяком случае насчитывающим строго ограни­ченное число точек зрения. И уже одно только это объектив­ное обстоятельство избавляет исследователя от необходимо­сти обращаться буквально к каждому члену группы, дает возможность составить представление о мнении группы по мнению отдельных, избранных ее представителей.

Таким образом, сам по себе выборочный анализ не только не может быть назван «ненаучным», но должен быть признан в качестве в высшей степени эффективного сред­ства научного познания общественных явлений [211].

Правда, во всей этой проблеме есть еще одна сторона дела, связанная с характером использования метода, со степенью владения им: известно ведь, что одно и то же орудие труда способно дать в руках подлинного мастера и неумелого ученика или ремесленника-бракодела совер­шенно различные результаты. Однако ясно, что при теоре­тическом рассмотрении метода, как такового, недопустимо смешивать его существо и конкретные (неудачные) формы его применения.

Между тем именно в такую ошибку постоянно впа­дают критики выборочного анкетирования, в результате чего число мнимых минусов метода резко увеличивается.

В самом деле, о чем говорят приведенные выше выска­зывания? О том, что при выборочном анкетировании «опра­шиваемые подбираются среди населения совершенно про­извольно» (А. Уледов), что анкеты «заполняются маловаж­ными и случайными или неточными ответами на них» (Дж. Бернал), о том, что «этот способ наблюдения ...дает возможность фальсифицировать общественное мнение» (П. Маслов), допускает «произвольный подбор опрашивае­мых», их «тенденциозную группировку» (А. Гиневский) и т. д. и т. п.

Спрашивается, существуют ли подобные огрехи (созна­тельно или бессознательно допускаемые) при исследовании общественного мнения? Бесспорно. И в большом количестве. И, кстати сказать, далеко не только в работах буржуазных социологов. Однако правомочно ли упрекать печатный ста­нок за то, что на нем изготовляются фальшивые деньги?! Не очевидно ли, что корень зла кроется в самих фальши­вомонетчиках?!

Смешение этих разных вещей, допускаемое рассмат­риваемой тенденциозной критикой, не дает возможности принимать последнюю всерьез. Ей всегда могут и должны быть противопоставлены многочисленные ссылки на иную практику исследования общественного мнения, основан­ную на строго научном применении метода выборки, когда опрашиваемые подбираются не произвольно, но в соответ­ствии с нормами репрезентации, отражающими объектив­ную структуру изучаемой «вселенной»; когда анкеты запол­няются важными и безошибочно составленными вопросами; когда, наконец, общественное мнение не фальсифицируется, но подвергается предельно точному измерению.

Точно так же не касаются действительных минусов ме­тода выборочного анкетирования и те его критики, которые подменяют анализ существа метода сетованиями по поводу трудностей, возникающих при его использовании.

«Следует отметить недостатки метода опроса,— пишут, например, М. Н. Руткевич и Л. Н. Коган.— При его прове­дении необходима проверка того, насколько типичны опра­шиваемые лица для данной группы...» Однако какой же это недостаток метода? Критический отбор и оценка исходного материала предполагаются в любом научном исследовании, при использовании любого метода. Вместе с тем не крити­куем же мы, к примеру, исторический метод за то, что исследователю бывает сложно отобрать и предварительно оценить подлежащие историческому воспроизведению факты. Или те же авторы дальше пишут, что рассматри­ваемый метод плох тем, что «доброкачественность получен­ного материала зависит от содержания самих анкет. Вопро­сы анкеты должны быть четко сформулированы...» и т. д. Все здесь верно, кроме одного — что отмеченные моменты имеют какое-либо отношение к недостаткам метода. Разве результаты метода интервью, который М. Н. Руткевич и Л. Н. Коган противопоставляют анкетному в качестве более совершенного, не зависят от того, как проводится интервью, от содержания беседы, от умения исследователя вести ее и т. д. и т. п.?

Другое дело, что методу выборочного анкетного опроса присущи некоторые, так сказать, органические недостатки, связанные не с извращениями, не с не­умелым использованием этого метода, но с самим его суще­ством. Выяснить их весьма важно, поскольку они позволяют понять объективные границы и условия применения рас­сматриваемого метода.

Бесспорно, главный из этих недостатков (мы многократ­но говорили о нем выше, упоминания о нем содержатся и в приведенных критических высказываниях) — субъекти­визм метода. Он заключается, прежде всего в том, что «тех­ника анкет,— как справедливо пишет чехословацкий социо­лог П. Махонин,— всегда несколько упрощает сложную действительность, всегда дает несколько поверхностное и субъективно окрашенное представление о действительно­сти. При помощи анкет мы, собственно говоря, узнаем, что человек захочет нам сказать или, в лучшем случае, что он действительно думает о своих поступках, а не то, что он действительно делает. Иначе говоря, узнаем не факты, а их субъективное отражение. Эту слабую сторону анкет можно в некоторой степени ограничить обдуманностью содержа­ния и структуры анкеты, но никогда нельзя ее свести к нулю» [212].

С другой стороны, дело не только в этом, не только в фигуре опрашиваемого. Как мы видели выше, моменты субъективизма тесно связаны и с фигурой самого исследо­вателя, поскольку на качестве результатов опросов всегда лежит зримая печать приемов и методов его работы. При­чем речь идет не об умении или неумении исследователя работать, не о степени его владения методом, короче, не об ошибках в исследовании (подобный субъективизм неизбе­жен при использовании любого, даже самого объективного метода). Речь идет о другом — о том, что в данном случае объект исследования (а им является субъективный мир людей, мир их эмоций и мнений), в силу своей специфики, способен испытывать и постоянно испытывает на себе влия­ние фигуры исследователя. Между объектом и субъектом исследования здесь возникает и действует связь, аналогичная той, которая существует и действует между поведе­нием микрочастицы и измеряющим ее прибором...

Вместе с тем, когда мы говорим о субъективизме, неиз­бежно связанном с применением метода выборочного анкет­ного опроса, нужно иметь в виду и, так сказать, противодей­ствующие этому минусу обстоятельства.

Первое из них заключается в том, что подобный субъ­ективизм является отличительным признаком не собствен­но выборочного исследования, но методов опроса вообще, независимо от того, осуществляются ли они в форме вы­борки или всеобщего опроса, в форме программного анкети­рования или беспрограммных изложений на заданную тему. Сплошные переписи населения [213], всенародные обсуждения, теоретические конференции, дискуссии в печати, интер­вьюирование, всеобщие выборы и референдумы — все они в большей или меньшей степени неизменно связаны с эле­ментами субъективизма. Свободными от этого недостатка надо признать только методы, направленные на анализ непосредственно объективной действительности, да и то не все, а лишь те из них, в которых измерение объекта опи­рается на учет строго объективных, не связанных с фигу­рой исследователя (как, скажем, при наблюдении [214]) при­знаков.

Во-вторых, отмечаемый минус метода может быть в той или иной степени (иногда значительной) ослаблен ис­следователем при помощи разного рода методологических и методических приемов. В главе 5 мы подробно останавли­вались на условиях и способах повышения объективности результатов опросов — как в плане приближения содержания мнений к отражаемой в них действительности, так и в плане приближения мнения, высказываемого вслух, к мне­нию, действительно существующему.

Наконец — и это самое главное — рассматриваемый ми­нус выборочного анкетирования сохраняет свою силу в определенных границах, действует в известных рамках, а именно: преимущественно при исследовании объективного мира, при измерении фактов и явлений бытия.

К сожалению, многочисленные критики метода чаще всего упускают из виду данное обстоятельство. Совершенно справедливо полагая, что анкетирование вообще и выбороч­ное анкетирование в частности не может быть признано в качестве основного метода проведения социологических ис­следований, они незаметно для себя переходят от социоло­гии вообще, имеющей дело преимущественно с измерением явлений объективной действительности, к социологии обще­ственного мнения. Однако весь фокус в том и состоит, что такой трансцензус неправомочен: предметом последней яв­ляется субъективный мир людей, и естественно, что обра­щенный к сознанию метод анкетирования, играющий при измерении фактов и явлений общественного бытия второ­степенную, вспомогательную роль (в сравнении с разного рода объективными методами — статистическим, хрономет­ража и пр.), становится основным, когда речь заходит об измерении общественного мнения, фактов и явлений мас­сового сознания. В этих границах рассматриваемый минус метода превращается даже (при прочих равных обстоятель­ствах) в его своеобразный плюс. Но только в этих границах. Во всяком случае, метод анкетирования нет смысла приме­нять там, где явления могут быть измерены с помощью бо­лее надежных объективных методов. Об этом достаточно го­ворилось в главах 3 и 6.

Следующим (после субъективизма) минусом выбороч­ного анкетирования — минусом, связанным преимущест­венно уже не с опросным, но с выборочным характером исследования, является то, что этот метод, как пишет Е. Д. Модржинская, «дает чрезвычайно ограниченный ма­териал, чтобы можно было сделать более или менее обосно­ванные выводы и заключения».

Правда, сформулированный таким образом, этот упрек методу весьма неточен: из него остается неясным, в каком отношении «ограниченным» оказывается получаемый ма­териал. Если речь идет о чисто количественной стороне дела (величине объема рассматриваемого материала), то, понят­но, она не может быть отнесена к минусам метода: ничто не мешает исследователю расширить изучаемый материал, «распространить» метод на предельно широкий ансамбль опрашиваемых лиц. Во всяком случае, уступающий раз­личным формам всеобщего опроса, метод выборочного ан­кетирования с этой точки зрения, то есть с точки зрения возможности охвата объема изучаемой совокупности, обла­дает как раз значительными преимуществами по сравне­нию со многими другими, более ограниченными в этом от­ношении, методами, например интервьюирования, наблюде­ния и т. п.

И все же мысль об ограниченности материала, добы­ваемого с помощью выборочного анкетного опроса, не ли­шена оснований. Дело в том, что средствами выборочного исследования весьма сложно точно зафиксировать всю гамму существующих в обществе по тому или иному во­просу мнений. В настоящее время в социологии разрабо­таны различные способы организации выборки (мы будем говорить о них ниже), каждый из них в разной, большей или меньшей, мере обеспечивает совпадение картины вы­являемых мнений (качественной и количественной) с кар­тиной мнений, объективно существующей в данный момент в обществе. Однако следует признать, что в рамках выбо­рочного опроса цель эта практически никогда не может быть достигнута с полной гарантией, что называется, «на все сто процентов».

Это верно, прежде всего, по отношению к качественной мозаике мнений. «Выхватывая» тем или иным способом лю­дей из определенного «социального контекста», исследова­тель исходит из предположения, что в выборке окажутся представленными все важнейшие группы мнений. И в об­щем-то такое предположение (особенно при некоторых фор­мах выборки и сравнительно большом объеме опрашивае­мого ансамбля) оправданно: как мы видели, качество (содержание) мнений определяется в первую очередь объек­тивным социальным (в широком смысле слова) положени­ем людей. Однако при всем при том тут имеется и немалое «но». Оно заключается в том, что всякая Выборка основы­вается на учете довольно ограниченного количества объективных критериев, характеризующих социальное по­ложение людей. Обычно это — критерии пола, возраста, рода занятий, образования и т. п. Мир же мнений формируется под влиянием значительно большего количества факторов. В результате границы выбираемых исследовате­лем объективных групп не совпадают с границами сущест­вующих в обществе групп мнений. А раз так, то не может быть полной уверенности и в том, что, представив в выбор­ке все основные части «социального контекста», мы тем самым представим в ней полностью и всю реально суще­ствующую картину мнений. Последняя в условиях выбо­рочного опроса всегда неизбежно будет «ограниченной», огрубленной.

И то же нужно сказать в отношении количественного измерения групп мнений. В силу того же указанного несов­падения границ мнений с границами групп, выделяемых по объективным признакам, и ограниченного учета в процессе выборки объективных факторов, реально влияющих на формирование взглядов людей, многие формы выборочного опроса даже при условии фиксирования всех различаю­щихся в содержательном смысле мнений не позволяют оп­ределить точные пропорции, в которых эти различные мне­ния реально относятся друг к другу. Абсолютно же точными такие измерения не могут быть никогда. Такой результат может быть получен лишь в рамках всеобщего опроса.

Наконец, у метода выборочного анкетирования есть еще один весьма серьезный недостаток, с которым невозможно не считаться при проведении социологических исследова- ний. Это... кажущаяся легкость применения данного мето­да, его исключительная простота, всеобщая доступность. Чего, мол, проще: отпечатал анкету, распространил ее, со­брал, подсчитал итоги, опубликовал результаты — и дело с концом!.. Именно это представление лежит в основе двух противоположных по своей направленности и одинаково вредных по своим последствиям тенденций.

С одной стороны, социологом становится, вернее, объяв­ляет себя буквально каждый, кто однажды вздумал прове­сти какой-либо опрос. Журналисты и хозяйственники, пар­тийные и комсомольские работники, директора кинотеатров и милиционеры — все как один занимаются теперь анкети­рованием. Разумеется, причины этого явления сложны. Дело не только в том, что социология стала модой. Глав­ное— люди пытаются удовлетворить многолетний голод на знание конкретных процессов, происходящих в общест­ве, заполнить долгое время существовавший в этом отно­шении вакуум. Поэтому и относиться к этому объективному процессу «социологизации» всяческой деятельности нужно очень внимательно, с пониманием его существа, без реши­тельных постановлений «прекратить анкетирование». Од­нако вместе с тем эта социологическая «самодеятельность» не может и приветствоваться. Измерение социальных про­цессов вообще и явлений общественного сознания в частно­сти— дело исключительно науки. Какая-либо профанация, фальсификация действительности тут столь же вредны, как и недавнее неведение. А при отсутствии строго научного подхода к делу, при отсутствии необходимых теоретиче­ских, методологических и методических знаний эта профа­нация и фальсификация неизбежны. Кажущиеся столь лег­кими «роздал», «собрал», «подсчитал» на деле сопряжены, как мы видели, с огромными трудностями, и, если эти труд­ности не преодолеваются средствами науки и даже не заме­чаются, исследование не может дать сколько-нибудь на­дежных результатов, способно лишь дискредитировать под­линно научную социологию.

Смысл другой тенденции в отношении к методу анке­тирования состоит в том, что те же журналисты, считая себя вполне компетентными в таком деле, как составление анкеты, определение схемы опросов или решение проблемы репрезентации, полагают возможным вмешиваться в про­цесс собственно научного творчества, определять для со­циологов, что «хорошо», а что «плохо» [215].

Все отмеченные минусы метода выборочного анкетиро­вания, разумеется, снижают эффективность его действия, затрудняют применение его в практике конкретных иссле­дований. Однако они не меняют данной нами общей оценки этого метода: выборочное анкетирование является одной из наиболее распространенных форм проведения конкретно-со­циологических исследований вообще и основным способом фиксирования и изучения общественного мнения. Этому в большой мере способствует то обстоятельство, что рассмат­риваемый метод отличается от всех других рядом сущест­венных преимуществ, о большинстве из которых мы уже говорили. Это — возможность широкого охвата изучаемой совокупности, помноженная на несравненную экономич­ность и оперативность исследования, большая четкость фик­сирования фактов сознания, легкость технической обработки полученных результатов и т. д.

Вместе с тем, отмечая плюсы и минусы выборочного ан­кетирования, мы должны иметь в виду, что этот метод ни при исследовании общественного сознания, ни, тем более, при исследовании общественного бытия не является единст­венным, должен применяться в сочетании с другими мето­дами (статистическим, наблюдения, анализа документов и др.), тогда эффективность и точность его действия значи­тельно повышаются [216].

34. ПРОБЛЕМЫ КАЧЕСТВЕННОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

Итак, по самому своему определению выборочное анке­тирование представляет собой опрос части исследуемой «все­ленной» (общества в целом или его какой-либо отдельной сферы). Такое исследование может проводиться со сравни­тельно узкой задачей — получить знание исключительно от­носительно рассматриваемой части целого, и тогда, понятно, все выводы будут считаться имеющими силу лишь для взя­той совокупности. Однако в подавляющем большинстве случаев выборочные опросы (как и любые выборочные ис­следования вообще) ставят перед собой иную цель — на ос­новании изучения части получить знание о «вселенной» в целом. В известном смысле такие исследования напоминают процесс фотографирования: они дают уменьшенное изобра­жение объективной картины, а затем это изображение под­вергается особому «увеличению», позволяющему судить о картине во всех ее деталях.

Но вместе с тем такое сравнение и не очень точно: лю­бое самое мелкое изображение на фотографической пленке уже с самого начала отражает всю картину в целом, и по­этому дальнейшая работа здесь сводится к простому увели­чению; напротив, в случае выборочного «фотографирования» действительности мы получаем вначале изображение лишь части общей картины, лишь отдельных ее элементов и затем, в ходе «увеличения», по этой части, по этим отдельным эле­ментам восстанавливаем всю картину в целом. Очевидно, в последнем случае исключительно важное значение приобре­тает качество этого «уменьшенного изображения» — ведь да­леко не по каждой части целого можно составить верное представление о всем целом.

В практике социологических исследований и в нашей стране, и за рубежом довольно часто можно встретиться с опросами, которые строятся на основе так называемой стихийной выборки. Характер этой выборки может быть раз­личным: ансамбль опрашиваемых лиц может образоваться по принципу «добровольности» (в опросе принимают участие «все, кто хочет»), по принципу «доступности» (исследователь обращается не к тем людям, которые «нужны», а к тем, кто находится «под рукой», кого он по условиям исследования в данный момент в состоянии опросить) и т. д. Но неизменной общей и определяющей чертой подобных выборок является, безусловно, случайный характер опрашиваемых «экземпля­ров» относительно отдельных элементов структуры иссле­дуемой «вселенной».

Нет спору, опросы на основе стихийной выборки имеют право на существование, так как позволяют социологу полу­чить определенное знание о действительности. Иногда, в рамках решения отдельных задач, они, как мы увидим, ока­зываются даже вполне достаточными, особенно если опра­шиваемый ансамбль довольно велик по своему объему. И все же нетрудно понять принципиальную ограниченность подоб­ных опросов: при прочих равных обстоятельствах, они не дают точного изображения изучаемой «вселенной» или, если говорить строже, дают неточное ее изображение.

В главе 4 мы уже отмечали, что общество представляет собой сложную систему с многократно расчлененной струк­турой. Сферы и группы, образующие эту структуру, отде­лены друг от друга самыми различными границами: со­циальными (классовыми), имущественными (группы до­хода), половыми, географическими и т. п. Там же говорилось и о том, что и в условиях социалистического общества раз­ные группы людей могут придерживаться (и на практике придерживаются) в отношении различных конкретных во­просов неодинаковых мнений. Из всего этого как следствие вытекает, что, если мы хотим судить по выборке о «вселен­ной» в целом, необходимо, чтобы выборка была репрезента­тивной, то есть в той или иной форме и в той или иной степени представляла, отражала все существенные черты структуры изучаемой «вселенной».

Следует признать, что стихийная выборка (особенно ес­ли объем опрашиваемых недостаточно велик) обеспечивает такое отражение в наихудшей форме, в наименьшей степени. Она, выражаясь словами В. И. Ленина, обеспечивает «выхва­тывание отдельных фактиков», отдельных «примеров», в то время как речь должна идти о том, чтобы «брать не отдель­ные факты, а всю совокупность... фактов, без единого ис­ключения...» [217] В результате получаемая с ее помощью «фо­тография» дает не только уменьшенное, но и заведомо ис­каженное изображение картины — на «фотографии» могут оказаться (и всегда оказываются) неоправданно гипертрофи­рованными одни элементы (части) картины и вовсе отсут­ствовать другие. Если продолжать нашу аналогию, можно сказать, что с помощью стихийной выборки, никак не регу­лируемой исследователем, получается изображение, подоб­ное тому, как если бы мы фотографировали лежащего чело­века, направив объектив на его ступни: на фотографии ока­зались бы запечатленными огромные подошвы и не было бы... головы.

Гораздо более удовлетворительно проблема репрезента­ции, то есть соответствия состава опрашиваемого ансамбля составу изучаемой совокупности, решается с помощью организуемых исследователем выборок — стратифицированной (ограниченной, или по методу квот), вероятностной (случайной) и др. Такого рода выборки (они называются также со­циальным шаблонированием) организуются уже на основа­нии тех или иных моделей изучаемого целого, которые дол­жны соответствовать целому как в отношении его качествен­ных, так и в отношении его количественных характеристик. Иными словами, эти выборки, во-первых, представляют все необходимые элементы структуры целого (группы обще­ства) и, во-вторых, представляют их в необходимом количе­стве— достаточно большом, чтобы можно было судить об обществе в целом и отдельных общественных группах, и в пропорциях, отражающих объективные пропорции этих групп в общественной структуре.

Остановимся сначала на первой стороне дела — на про­блемах качественной репрезентации.

Ее смысл состоит в том,, что группы опроса, входящие в состав опрашиваемого ансамбля (выборки), должны необходимым образом представлять группы, объективно образующие структуру иссле­дуемой «вселенной» (общества в целом или его отдельных сфер). Наша задача, очевидно, заключает­ся в том, чтобы рассмотреть содержание слов «необходимым образом», то есть ответить на вопросы: какие именно группы «вселенной» должны быть представлены в выборке? Как конкретно обеспечивается это представительство? и т. д.

Для исследователя общественного мнения исключитель­но е значение приобретает прежде всего различение в цело­стном общественном организме, с одной стороны, групп, об­разующих социально-демографическую структуру общества, то есть объединяющих людей одного положения, и, с другой стороны, групп, образующих структуру массового сознания, то есть объединяющих людей одних взглядов. Границы тех и других групп совпадают, как мы уже говорили, далеко но всегда.

Мы видели, что расчленение общества в социально-де­мографическом отношении весьма многопланово. Примени­тельно к современному советскому обществу можно гово­рить, например, о классах, о группах по характеру труда, величине дохода, семейному положению, полу, возрасту, об­разованию, типу местожительства (например, город и село), району жительства и т. д. и т. п. Оставляя пока в стороне вопрос о том, какие именно группы и в зависимости от чего должны быть представлены в том или ином опросе, отметим, что, с точки зрения исследователя общественного мне­ния, все эти социально-демографические группы обладают одним важнейшим общим свойством — они характеризуются объективно измеряемыми параметрами, в результате чего идентификация человека в отношении той или иной группы, во-первых, как правило, не представляет особых трудно­стей, а во-вторых, не зависит от содержания высказываемого человеком мнения, то есть возможна до проведения собст­венно опроса. В отношении этих групп вполне уместна от­личная бразильская поговорка, согласно которой вещи дол­жны называться своими именами: человек — это человек, а кошка — это уже совсем другое...

И все же при определении структуры опрашиваемого ансамбля, при составлении карты групп опроса, представля­ющих соответствующие социально-демографические группы, оперирование этими последними может быть сопряжено с известными методологическими трудностями. В результате в сферу определенного и вполне объективного привносится доля неопределенности и субъективизма.

Первая группа таких трудностей связана с природой ис­следования, которое не может воспроизводить действитель­ность во всех ее деталях, вынуждено огрублять ее, «уклады­вать» в рамки научных абстракций. Разумеется, это проис­ходит не всегда. Часто исследователь, имея дело с теми или иными группами общества, всецело руководствуется при их различении теми границами, которые четко даны в самой объективной действительности. Таковы, например, группы по характеру места жительства; сколько бы тут исследова­тель ни «мудрил» (если только такой «разрез» для него во­обще важен), он все равно воспользуется объективно суще­ствующими на данной ступени общественного развития гра­ницами, отделяющими город от деревни.

Иное дело — группы по возрасту. Вообще говоря, объек­тивно они разграничены также более чем четко: люди, ро­дившиеся, например, в 1930 г., составляют одну группу, ро­дившиеся в 1931—другую, в 1932 — третью и т. д. Однако весь «фокус» в том, что фактически ни одно социологическое исследование не может воспользоваться этими объектив­ными границами, разделяющими группы одногодков: такая дробность практически никогда не нужна и даже может быть вредной. Значит, исследователь должен прибегать в данном случае к самостоятельным группировкам, должен «доделы­вать» то, что не сделала до конца «природа»: объединять и разъединять существующие объективно группы по собст­венному усмотрению. Например, в I опросе мы выделяли такие возрастные группы: 1) 14—25 лет, 2) 26—32 года, 3) 33—45 лет и 4) старше 45 лет; во II опросе возрастные группы были уже иными: 1) до 30 лет, 2) 31—55 лет и 3) стар­ше 55 лет; в III опросе —снова иными: 1) до 17 лет, 2) 18— 22 лет, 3) 23—30 лет и т. д.

Стоит ли говорить, что подобные группировки менее всего зависят от чистого произвола исследователя, что они определяются в соответствии со строго объективными ха­рактеристиками исследуемой «вселенной». Но, с другой сто­роны, понятно, что оперирование подобными группами (они могут быть названы объективно-условными) связано с ре­шением задач, отсутствующих в случаях, когда речь идет о таких объективно безусловных группах, как «мужчины» и «женщины» или «холостые» и «семейные»,— составление «собственных» группировок с границами, меняющимися от исследования к исследованию, может быть сопряжено с не­удачами, с ошибками субъективистского толка и т. д. Глав­ная трудность при этом для исследователя состоит в выборе основания деления [218].

Другого порядка методологические трудности, возника­ющие при оперировании группами опроса, соответствую­щими социально-демографическим группам в обществе, связаны с природой самих этих объективных групп, вернее, с природой общества. Дело в том, что последнее представ­ляет собой подвижный социальный организм, структура ко­торого находится в процессе непрерывного развития. Осо­бенно это верно применительно к обществу современному, отличающемуся высокими темпами развития. В ходе этого развития происходит исчезновение одних социальных (и даже демографических, например связанных с размеще­нием населения) групп и возникновение других. Причем очень часто этот процесс идет путем возникновения разного рода промежуточных групп, объединяющих признаки и тех и других. Такого рода промежуточные группы являются также вполне объективными, они могут быть фиксированы посредством строго измеряемых параметров. Но, с другой стороны, ясно, что они вызывают в работе исследователя- социолога большие трудности: незавершенные социальные процессы должны описываться им в качестве завершенных, а объективно «размытые» границы между некоторыми груп­пами должны превращаться в его руках в границы совер­шенно четкие и определенные.

В своем месте мы говорили уже, например, о сложно­стях, существующих ныне при различении таких традици­онных групп, как «рабочий» и «инженерно-технический ра­ботник». Возникновение на границах этих групп некоего «срединного» социального типа: «рабочего-инженера», «ра­бочего-студента» и пр.— вызывает немало трудностей при идентификации опрашиваемых. В самом деле, куда, скажем, следовало отнести тех 43 рабочих из нашего III опроса (как, впрочем, и 35 колхозников), которые имели высшее образо­вание, или те несколько сотен рабочих, которые одновре­менно являлись студентами-заочниками высших учебных заведений? Или как следует поступить с теми нынешними студентами, у которых за плечами имеется большой произ­водственный стаж и определенная профессия и которые по своему основному положению в жизни являются работни­ками производительной сферы?

Наряду с такими промежуточными группами, связан­ными с длительными процессами развития социальной структуры, в обществе в каждый данный момент сущест­вуют и некоторые временные группы, вызывающие в ходе исследования аналогичные трудности. К их числу может быть отнесена, например, группа военнослужащих, обычно очень широко представляемая при опросах, проводимых че­рез газету.

Границы этой группы никак нельзя назвать «размыты­ми», напротив, они очень точны. Но специфика ее состоит в том, что пребывание в ней человека носит сугубо времен­ный характер: основную массу лиц, входящих в эту группу, составляют не кадровые военнослужащие, а люди, на опре­деленный срок призванные в армию с целью обучения. В ре­зультате имеющий дело с такой группой исследователь должен проводить дополнительную работу с целью точной идентификации в социальном отношении опрашиваемых лиц.

Теперь о группах, образующих структуру массового сознания, или группах мнения. Обеспечение их представи­тельства в опросе и само их выявление в структуре изучае­мой «вселенной» связано с еще большими методологиче­скими трудностями.

Дело заключается прежде всего в том, что массовое со­знание может иметь поистине бесчисленное число структур, поскольку последние каждый раз меняются в зависимости от содержания сознания (объекта мнения, предмета выска­зывания). Например, общественное сознание, связанное с проблемой развития в стране движения за коммунистиче­ский труд, отличается совершенно иной структурой (число групп, их характер, границы между ними и т. д.), нежели общественное сознание, имеющее своим объектом проблему семейных отношений. Объемы групп мнений, их границы, а также их отношение к тем или иным социально-демогра­фическим группам в этих случаях будут явно различными.

Иначе говоря, социальное и демографическое положение человека представляет собой в каждый данный момент ве­личину постоянную, независимую от проблем, по которым приходится размышлять и высказываться человеку; напро­тив, его мнение — величина переменная, оно зависит от объ­екта сознания, и если в отношении одного вопроса человек занимает «правую» позицию, то в отношении другого он мо­жет быть совершенно «нейтральным», а в отношении треть­его— крайне «левым». (Это, разумеется, нисколько не иск­лючает факта существования более или менее целостных систем ценностей, характерных для той или иной социаль­ной или демографической среды в целом.)

Отмечаемая подвижность структуры общественного мнения, конечно, не делает эту структуру необъективной или неуловимой. Напротив, каждый раз, в применении к тому или иному определенному аспекту рассмотрения, все эти группы мнений, взглядов, вкусов, привычек и т. д. су­ществуют вполне объективно, вне сознания исследователя, и имеют вполне объективные четко очерченные границы. Однако в отличие от социально-демографических групп они не имеют объективно выраженных признаков, и это создает для исследователя поистине огромные трудности в деле обеспечения репрезентативности этих групп.

Задача усложняется в связи с тем, что структура мас­сового сознания не совпадает с социально-демографической структурой общества, и поэтому даже самое совершенное представительство в опросе всех социально-демографиче­ских групп само по себе еще не гарантирует того, что в должной степени окажутся представленными и все необ­ходимые группы мнений, объективно существующие в об­ществе по данному вопросу. Между тем понятно: без осуществления этого последнего условия выборка-«модель» ока­жется построенной неудовлетворительно и исследование бу­дет обречено на неудачу.

Приведем такой пример. В III опросе облик советской молодежи мог получиться близким к действительному при условии, что в ансамбле опрашиваемых будут представлены важнейшие социальные и демографические группы, образу­ющие «вселенную» «молодежь»: половые, возрастные, по роду занятий, по образованию и т. д. Однако для получения полной картины этого было недостаточно. Дело в том, что «вселенная» «молодежь» объективно включает в себя еще и такие группы, как, говоря житейским языком, «хорошая мо­лодежь» и «плохая», «зрелая» и «наивная», «активные строи­тели коммунизма» и «тунеядцы», «мужественно преодоле­вающие трудности» и «нытики» и т. д. и т. п. Понятно, что все эти группы также должны были быть представленными среди участников опроса. Однако тут-то и возникала про­блема: с одной стороны, они обязательно должны были быть представлены, а с другой — идентификация того или иного человека в отношении той или иной из групп мнений невоз­можна до проведения самого опроса или, иначе говоря, воз­можна лишь после выявления типа сознания опрашиваемого. Ведь не существует никаких внешних однозначных призна­ков, которые бы позволили исследователю считать того или иного человека «оптимистом» или «пессимистом», «наивным» или «зрелым» и т. д. Социально-демографическое положение человека здесь не решает дела, во всяком случае наверняка. Нельзя же, скажем, всех школьников 15—17 лет объявить «наивными», а всех рабочих того же возраста — «зрелыми» (хотя какая-то доля истины в таком подходе может и содер­жаться). Тем более нельзя отождествить какую-либо из объективно фиксируемых групп с группами «хорошей моло­дежи», «нигилистов» и др. И все-таки, повторяем, у исследо­вателя должна быть уверенность еще до опроса, что ни одна из необходимых групп сознания не будет потеряна в опросе. Как обеспечивается эта уверенность? К этому во­просу мы вернемся ниже.

Первая практическая задача, которую исследователь должен решить при составлении карты групп опроса (при определении качественной структуры выборки),— это ответить на вопрос: какие именно объектив­ные группы исследуемого целого, в первую очередь социально-демографические, с необходимостью должны быть представлены в опрашиваемом ансамбле?

Ясно, что перед исследователем никогда не может стоять задача представить в выборке все возможные группы «все­ленной», Такая задача, во-первых, практически неразре­шима — ведь число этих групп безгранично велико, а во- вторых, она абсурдна с теоретической точки зрения — какой смысл, например, в условиях социалистического общества в опросе о возможности предотвращения войны учитывать различие в положении людей по величине дохода или по жилищным условиям?! Так исследователь сталкивается с проблемой отбора необходимых групп, причем всегда до­вольно ограниченного их числа.