В первую очередь — проблема синтеза эмпирического исследования и теоретического анализа, проблема преодоления опасности эмпиризма в социологии.
Как известно, в свое время крупные американские исследователи, крайне обеспокоенные этим явлением, выражали надежду на то, что им удастся преодолеть надвигающийся кризис. «Стереотип социального теоретика, парящего в эмпиреях чистых идей, не запятнанных низменными фактами, — писал Р. Мертон,— ныне так же устаревает, как и стереотип социального исследователя, вооруженного анкетой и карандашом, который гоняется за изолированными и бессмысленными статистическими данными. Ибо при построении здания социологии за последнее десятилетие теоретик и эмпирик научились работать совместно. Более того, они научились разговаривать друг с другом. Иногда это означает только то, что социолог научился разговаривать сам с собой, поскольку все больше и больше один человек занимается и теорией и исследованием» [10].
Однако данному предсказанию не суждено было осуществиться. Лишенные общей научной теории социальной структуры и социального развития, социологи Запада до сих пор, по их собственным признаниям[11], буквально тонут в море разного рода эмпирических исследований (Соммервилл остроумно назвал их «зонтиковедческими»), о большинстве из которых невозможно сказать, какое значение они имеют для науки об обществе и даже с какой целью они проводятся!..
Советские философы находятся в этом смысле в ином положении. Они обладают общей теорией — марксистским историческим материализмом. Однако, как показывает опыт, одно лишь обладание теорией само по себе еще не избавляет от опасности эмпиризма при проведении конкретных исследований. Речь должна идти об органическом увязывании этих двух аспектов социальной науки. Ясно, что конкретное изучение социальной действительности, которая всегда оказывается новой социальной действительностью, с необходимостью должно обогащать теорию, вести к новому знанию в теории. Ясно и то, что существующая теория должна направлять конкретные исследования, определять их цели, структуру, методологию и т. д. Задача состоит в том, чтобы довести эту ясность до «рабочего состоянии' Только тогда можно быть гарантированным от появления работ, проводимых «вслепую» и не могущих — несмотря на все обилие заключенных и них цифр и фактом — ничего дать ни теории, ни практике.
Вторая важнейшая проблема, реально возникшая перед нашей социологией,— проблема методологии и методики конкретно-социологических исследований. Смысл ее состоит в том, что социальные исследования в нашей стране начали осуществляться (и сравнительно широко) в массе случаев еще до овладения социологами необходимой методологией и методикой работы. В результате в этой работе оказалось множество ошибок, в том числе самых грубых, которые не только значительно снижают эффективность получаемых результатов, по и зачастую подрывают репутацию конкретной социологии вообще. Значение этого обстоятельства тем важнее, что задача советских социологов состоит не только и даже не столько в том, чтобы самостоятельно разработать, методологию и методику конкретных исследований, уже имеющуюся в распоряжении социологической науки, сколько в том, чтобы самостоятельно разработать ее применительно к специфическим условиям социалистического общества.
Образно говоря, наша социология получила (наконец!) помещение куда предстояло завезти современное научное социологическое оборудование.
И это техническое вооружение социологической мастерской не завершилось еще до сих пор и является актуальной задачей советской социологической науки — как в смысле «пригонки» уже имеющегося добротного оборудования, так и в смысле изготовления нового, собственного инструмента.
Наконец, крайнюю актуальность приобрела сегодня еще одна, третья проблема, которая в известном смысле является даже первоочередной (поскольку именно в ее решение во многом упирается решение других названных проблем). Мы имеем в виду проблему организации социологической пауки в стране. Ясно, что социология принесет зримую пользу для теории и практики социального строительства тогда, когда она получит «законное», естественное для всякой «нормальной» науки организационно-материальное выражение, когда начнется широкая подготовка специальных социологических кадров и т. д.
Вполне понятно, что каждая из названных проблем предполагает свои пути и средства решения. В настоящей книге мы хотели бы остановиться на рассмотрении лишь одной из них, именно второй проблемы, касающейся разработки методологии и методики социологических исследований. При этом речь идет отнюдь не о том, чтобы взять предмет во всем его необъятном виде. Наша цель значительно уже. Мы ограничимся рассмотрением вопросов методологии (преимущественно) и методики применительно лишь к одному из частных разделов социологической науки — социологии общественного мнения. Что же касается более конкретных границ и характера нашего исследования, то они определяются в первую очередь его материалом: в качестве последнего выступает главным образом опыт работы Института общественного мнения «Комсомольской правды» за первые 3 1/2 года его деятельности.
Этот Институт возник в мае 1960 г. по инициативе работников редакции и с точки зрения официальных академических институтов явился типичным «незаконнорожденным ребенком». Впрочем, в то время тягу к конкретной социологии испытывали довольно многие учреждения и организации не академического толка — партийные и советские органы, администрация заводов, правления колхозов и т. п. Институт общественного мнения выгодно отличался от всех этих самодеятельных центров тем, что ему на редкость повезло с «матерью»: авторитет и популярность «Комсомольской правды», ее большие технические и организационные возможности позволили придать делу с самого начала сравнительно большой размах и общественное звучание.
Открывая Институт, редакция газеты в специальном обращении к читателям объясняла его происхождение и цели [12]. Несмотря на некоторую скомканность изложения, эта программа тем не менее содержала в себе указания на основные задачи созданного Института и основные особенности его деятельности. Возникший в рамках редакции, Институт общественного мнения, бесспорно, не мог не ставить перед собой задач, продиктованных пропагандистскими и прочими интересами газеты, как таковой. Однако главная цель его была иной. Современный этап в развитии общественной жизни страны во весь рост поставил вопрос о необходимости научного, квалифицированного и целенаправленного, изучения общественного мнения. Именно с целью хотя бы частичного решения этого вопроса редакция «Комсомольской правды» предприняла попытку пойти в данном направлении.
Выполняя намеченную программу, Институт провел за первые 3 1/2 года своей деятельности 8 массовых опросов общественного мнения, большинство из которых имело всесоюзный, а два — международный характер [13].
Ради экономии дальнейшего изложения назовем здесь их темы:
1 опрос. Удастся ли человечеству предотвратить войну? (1960, май. 1000 человек.)
2 опрос. Как изменился уровень Вашей жизни? (1960, конец лета. 1399 человек.)
3 опрос. Что Вы думаете о своем поколении? (1961, январь. 17 440 человек.) (Одновременно был проведен опрос по анкете «Что Вы думаете о советской молодежи?» среди людей старших поколений, в том числе среди «100 авторитетов» — широко известных в стране государственных и политических деятелей, ученых, рабочих, колхозников, писателей, педагогов и др.)
4 опрос. Что Вы думаете о разведчиках будущего? (1961, август — октябрь. 1295 человек + 367 коллективов коммунистического труда.)
5 опрос. Ваше мнение о молодой семье? (1961, декабрь. 12 104 человека.)
6 опрос. Что означают слова...? (1962, январь — февраль. 1000 детей учеников 3-х классов.)
7 опрос. Во имя чего Вы учитесь? (1962, весна, осень. 2000 студентов Москвы и Парижа.)
8 опрос. Как Вы проводите свободное время? (1963. 10 392 + I 2730 человек.)
Само собой разумеется, в задачи настоящей книги не входит рассмотрение конкретных результатов того или иного опроса, тем более что основная часть их уже (частично или полностью) опубликована [14]. Как было сказано, предмет книги — вопросы методологии изучения общественного мнения.
Задача овладения методологией и методикой исследования стояла перед Институтом с первых шагов его деятельности — как в смысле освоения уже имеющегося опыта, так и особенно в смысле творческой разработки вопросов метода: дело в том, что Институт с самого начала столкнулся со спецификой изучения общественного мнения в условиях СССР, делавшей недостаточным, а то и невозможным простое перенесение принятой на Западе методологии и методики. Однако, к огромному сожалению, в силу условий, в которых протекала работа Института — утилитарные потребности редакции, отсутствие специально подготовленных, а на первом этапе — и просто элементарно свободных от ежедневного выпуска газеты людей и т. д.,— этой весьма важной стороне дела уделялось крайне мало внимания. В сущности, первые два года работы Института представляли собой скорее медленное продвижение вперед по методу проб и ошибок, нежели планомерное, на современной научной базе поставленное изучение предмета. Предлагаемая теперь книга должна в какой-то мере восполнить этот пробел и путем критического анализа извлечь основные уроки из проделанной работы.
Можно ожидать, что подобное ограничение темы — выделение внутри социологии общественного мнения преимущественно вопросов методологии изучения общественного мнения — вызовет возражения со стороны некоторых исследователей. Во всяком случае, как бы предвидя такое наше намерение, А. К. Уледов (один из немногих советских философов, занимающихся данным предметом) писал: «Конечно, изучение методов получения материала, необходимого для анализа общественного мнения, является одной из задач социологии, но оно не представляет единственной и тем более главной задачи социологии в области исследования мнений». Главными вопросами являются: определение специфики общественного мнения, изучение закономерностей его формирования и развития, выяснение его роли в жизни общества и др.[15].
И все же мы решили сузить свою задачу. И не только в силу тяготения наших личных интересов прежде всего к методологическим проблемам — на то были и более веские, принципиальные соображения.
Разумеется, невозможно спорить с тем, что изучение методов исследования общественного мнения не является единственной задачей социологии общественного мнения. Равно невозможно сколько-нибудь умалять и значение таких проблем, как закономерности формирования общественного мнения, особенности его функционирования и т. д. Но с чем нужно решительно спорить — это с механическим противопоставлением одного из названных аспектов исследования другому. Думается, в подобном подходе снова проявляется старая ошибка — стремление к некоей общей теории, оторванной от конкретного анализа конкретного материала, в свою очередь невозможного без разработанной методологии и методики такого анализа.
В действительности «теория» общественного мнения и «методология» его изучения — две стороны одной медали. Здесь нет главного и второстепенного. Эти аспекты связаны друг с другом даже гораздо органичнее, нежели это обычно изображается в традиционной аналогии со строительством здания: ведь если верхние этажи здания действительно не могут быть воздвигнуты без фундамента, то фундамент все же сооружается до сооружения этих верхних этажей. Иное дело здесь. Субстанциальный анализ социальных явлений предполагает разработанной методологию изучения этих явлений в такой же мере, в какой сама разработка этой методологии предполагают знание природы, субстанции социального.
Другое дело, что в силу существующего в науке разделения груда вовсе не обязательно, чтобы каждый «теоретик-социолог» был одновременно и «социологом-методологом». Вполне допустимо — а в жизни так и бывает,— что одни исследователи отдают предпочтение преимущественному изучению «субстанции» общественного мнения, и то время как другие — процессам его выявления и научного изучения. Такое положение, повторяем, вполне нормально. И оно целиком оправдывает проведенное нами ограничение темы. Что же касается момента, переживаемого в настоящее время советской социологической наукой, то такое акцентирование внимания прежде всего на проблемах методологии и методики является, как мы уже отмечали, вообще в высшей степени актуальным.
Ограничивая таким образом предмет своего исследования, мы, в свете сказанного, не сможем полностью отвлечься от проблем «субстанциального анализа» феномена общественного мнения. Более того, мы уделим этому анализу достаточно много внимания. Однако понятно, что степень глубины, полноты и форма рассмотрения этой стороны дела в каждом случае будет определяться потребностями решения нашей главной задачи.
В этой связи следует отметить и еще два момента, уточняющих выделенный нами объект анализа.
Во-первых, речь пойдет о методологии исследований, осуществляемых в рамках и условиях советского общества. Это значит, что в наши задачи не будут входить специальное рассмотрение разного рода буржуазных теорий общественного мнения и критика методологии его изучения на Западе. Хотя, разумеется, мы не сможем вовсе отвлечься от этой стороны дела.
А во-вторых, в соответствии с имеющимся практическим опытом работы Института общественного мнения «Комсомольской правды», речь будет идти преимущественно об анализе одного из методов изучения общественного мнения, а именно метода выборочного анкетного опроса. Это значит, что все иные формы изучения общественного мнения — такие, например, как анализ прессы или позиций политических лидеров, как голосование на выборах, референдумы или получившие в последнее время широкое распространение открытые всенародные обсуждения и др., будут рассматриваться нами лишь в связи с характеристикой выборочного анкетного опроса. Впрочем, данный метод является одним из важнейших в системе конкретно- социологических исследований вообще, и потому он заслуживает самой детальной разработки применительно к условиям социалистического общества,
• В ведение •
Общественное мнение... Мы ежедневно сталкиваемся с этим понятием в газетах, постоянно слышим о нем по радио, в разговорах: общественное мнение «выражает горячую поддержку...», оно «негодует...», «одобряет...», «беспокоится...», «требует...». К общественному мнению то и дело взывают политические лидеры, на него ссылаются, от его имени говорят, наконец, его исследуют... И все же вряд ли найдется сегодня в социологии другое понятие, содержание которого было бы столь неясно и вызывало бы столь многочисленные споры.
Многие западные социологи, даже те из них, что непосредственно занимаются изучением общественного мнения, прямо признают свою беспомощность перед лицом этого феномена. Подобно руководителю Британского института общественного мнения Г. Дюренту, они с прискорбием констатируют, что общественное мнение, несмотря на бесчисленные манипуляции с ним, «представляет собой вещь чрезвычайно трудную с точки зрения реального анализа ее характеристик. Общественное мнение, несомненно, не поддается описанию, неуловимо для определения, его трудно измерить и невозможно увидеть. Оно напоминает ригорический и часто повторяемый вопрос Ласки: «Если я встречу всеобщую волю прогуливающейся по улице, как я смогу узнать ее?»» По словам Г. Дюрента, «если мы обратимся к трудам и статьям исследователей общественного мнения, мы обнаружим малую теоретическую ясность. Луи Гуттман в бесчисленном числе статей и Поль Лазарсфельд, в частности в «The American Soldier», пытаются дать некоторого рода теоретический анализ того феномена, который они всю жизнь измеряют. Но в обоих случаях их анализ имеет тенденцию выродиться в математическую символику: объясняются отношения внутри некоей реальности, в некоторых случаях даже отношение этой реальности к другим понятиям, но природа самой реальности остается скрытой...» 1
Разумеется, в подобных признаниях иногда находит свое выражение и весьма распространенный в современной философии и социологии агностицизм. Но с другой стороны, совсем не случайно, что злокачественная опухоль агностицизма поражает именно эту сферу социологии: общественное мнение в действительности отличается исключительной сложностью с точки зрения его научного анализа.
Эту сложность вынуждены отмечать и советские социологи, приступившие к анализу рассматриваемого явления с позиций марксистской науки в сущности совсем недавно: «Сейчас еще рано говорить о сколько-нибудь удовлетворительном определении общественного мнения, поскольку нет серьезных исследований этой проблемы. Но несомненно, что при его определении нужно учитывать как характер отражения, т. е. специфику суждений, выступающих как мнение, так и вопрос о том, кто является носителем мнения» 2.
Что и говорить, весьма нелегко анализировать явление, которое, по остроумному выражению Дж. Р. Лоуэлла, напоминает атмосферное давление: невидимо невооруженным глазом, но весьма чувствительно. Однако главная трудность его анализа связана не с этой его особенностью, но с исключительной сложностью внутреннего строения. Структура данного явления включает в себя множество различных сторон, из которых каждая должна быть с необходимостью зафиксирована в конечном определении. И дело не только в количестве сторон, но и — еще больше — в различии их природы: общественное мнение представляет собой некий органический сплав социальных, идеологических, психологических, логических и других элементов.
В результате любое из имеющихся в науке определений общественного мнения отличается, как правило, прежде всего большей или меньшей неполнотой. Этим недостатком страдает даже такой непревзойденный мастер определений, как Гегель, который в § 316 своей «Философии права» писал: «Формальная, субъективная свобода, состоящая в том, что единичные лица как таковые имеют и выражают свое собственное мнение, суждение о всеобщих делах и подают совет относительно них, проявляется в той совместности, которая называется общественным мнением. В себе и для себя всеобщее, субстанциальное и истинное связано в нем со своей противоположностью, со стоящим само по себе своеобразным и особенным мнением многих. Это существование есть поэтому наличное противоречие самому себе, познание как явление; оно есть столь же непосредственно существенность, как и несущественность» 3.
Разумеется, речь не идет теперь о том, чтобы рассматривать приведенное определение Гегеля в качестве актуального. Это невозможно хотя бы уже в силу того, что общественное мнение представляет собой категорию историческую: гегелевская характеристика буржуазного общественного мнения столь же мало может быть отнесена к новейшим условиям социализма, как и к эпохе древнегреческих государств. А потом Гегель занимал в этом вопросе скорее реакционную, нежели прогрессивную позицию: в отличие от многих других, более демократически настроенных исследователей-современников, он полагал, что общественное мнение есть всего лишь «неорганический способ обнаружения того, чего народ хочет и что он думает», между тем как «то, что действительно проявляет себя в государстве, должно, разумеется, действовать органически, и это имеет место в государственном строе»4. Но даже если оставить в стороне эти пороки гегелевского анализа и ограничить разговор рамками буржуазного общества, то и тогда следует признать, что приведенное определение отличается известной недоговоренностью, содержит в себе гораздо больше вопросов, чем ответов.
Гегель выделяет в общественном мнении целый ряд структурных элементов. Он говорит, во-первых, об условиях существования общественного мнения (опять же не будем касаться его взглядов по существу, хотя нетрудно видеть, что названные условия, сводимые лишь к фактору «субъективной свободы», понимаются Гегелем крайне формально и ограниченно). Затем, хотя и в очень абстрактной форме («суждение о всеобщих делах»), ставится вопрос об объекте (содержании) общественного мнения. В определении говорится, далее (также весьма абстрактно), о носителе общественного мнения (под субъектом понимается некая «совместность»); о характере суждения, выступающего в качестве общественного мнения («совет»); наконец, ставится вопрос о соотношении «всеобщего» и «особенного» мнений, о сочетании и «противоположности» в «явлении» элементов истины и лжи. Вместе с тем ряд других, в том числе важнейших, составляющих структуры рассматриваемого явления, связанных с социальной природой общественного мнения, с формами его выражения, его функциями и др., Гегелем вовсе опускаются.
Такой же, если не большей, неполнотой отличаются и те определения общественного мнения, которые содержатся в работах большинства современных социологов.
Но, с другой стороны, очевидно, что опыт их работы не может не приниматься во внимание каждым, кто берется за работу заново. В частности, этот опыт обнаруживает, что довольно распространенная ошибка исследователей заключается в том, что они постоянно выхватывают в изучаемом явлении то одни, то другие отдельные его стороны, в то время как задача состоит в том, чтобы представить все аспекты выявляемой структуры в виде единой органической системы или хотя бы некоего целостного комплекса. Точно так же довольно часто исследователи останавливаются в изумлении перед противоречащими, даже исключающими друг друга характеристиками общественного мнения или пытаются как-то «избавиться» от этих противоречий, как-то «замазать», «примирить» их и т. д.; между тем действительная задача состоит как раз в том, чтобы зафиксировать рассматриваемое явление именно в этой его противоречивой сущности.
Наконец, опыт исследования общественного мнения показывает, что тут меньше всего можно рассчитывать на достижение неких формальных определений типа per genus proximum et differentia specifica. Речь должна идти о другом: о фиксировании всех существенных элементов, составляющих структуру общественного мнения, и выявлении связей между ними. Только путем такого анализа исследователь может если и не «увидеть» общественное мнение, как того хотел бы Г. Дюрент, то во всяком случае все же «описать» и «определить» его и на этом основании
сделать осуществимым его «измерение». Содержание же этого анализа сводится к получению ответов на серию вопросов:
Какое место занимает общественное мнение в ряду явлений общественного сознания?
Какова его социальная и гносеологическая природа?
Какую роль оно играет в жизни общества?
По какому поводу высказывается?
Кем?
В какой форме?
И т. д. и т. п.
• Глава 1 •