Глава 5. И снова Чудак
После исчезновения Радуги Чудак еще несколько лет учился в колледже. Родители видели его необычные способности и отдали его учиться в специальный колледж архитекторов. Самыми любимыми уроками Чудака были рисование, черчение, конструирование и уроки мечты. Да-да, такие уроки были в этом необычном колледже. На этих уроках было разрешено рисовать и конструировать самые фантастические вещи, пытаться воплотить любую, самую смелую мечту. На всех рисунках Чудака всегда находилось место для радуги. А все дома, дворцы и замки, которые он конструировал, были не только причудливы, но и разноцветны. Он помнил слова Радуги о Храме, который он должен был построить. Вот только он не мог даже нарисовать какой-нибудь Храм, а тем более Храм – достойный Радуги. Он не знал, почему именно Храм ему не удавалось нарисовать. Как только он пытался это сделать, нарисованное им превращалось в обычное здание, которое даже близко не было похоже на Храм.
«Я не могу нарисовать то, о чем говорила Радуга. Мне чего-то не хватает, чтобы понять ее последние слова», – с горечью думал он.
После колледжа Чудак пошел в университет и, закончив его, стал настоящим архитектором. Теперь он конструировал реальные дома и здания. Все они были необычными, вызывали удивление и восхищение тех, кто их видел. Чем-то эти здания были похожи на замки, какие он строил в детстве, и эти дома нравились людям. Все в этих домах было удобно для людей. Все в них управлялось силой желания: температура, освещение, включение и выключение электроприборов. Даже музыка звучала по желанию и настроению жильцов.
По чертежам Чудака были застроены улицы многих городов. И это были фантастически красивые улицы. Люди, жившие в этих домах и даже просто гуляющие по этим улицам, всегда были в хорошем настроении, улыбчивы и добры. В этих домах никогда не происходило никаких ссор. Несомненно, такими их делала какая-то волшебная атмосфера, которая окружала эти дома.
Чудак создавал городки счастья, и мэры многих городов боролись за то, чтобы получить его согласие на работу в их городе.
Но в какой бы город ни приезжал Чудак, приглашенный для строительства новых домов и зданий, он неизменно жил в одиночестве. Никто из его старых и новых знакомых ни разу не был приглашен им в гости. Для всех он продолжал оставаться таинственным чудаком, гениальным зодчим, странным и нелюдимым человеком.
Где бы он ни был, но несколько раз в год возвращался в родной город навестить своих родителей, которые гордились своим сыном и в то же время очень за него переживали. Они хотели, чтобы у него была семья, а у них – внуки. Но сколько бы они не намекали на это Чудаку, он лишь грустно пожимал плечами и отшучивался, что нет такой девушки, которая смогла бы выдержать его сложный характер.
В редкие приезды в родной дом он неизменно ночевал в своей комнате детства, где остался неразобранным тот последний Замок, который был построен перед исчезновением Радуги. Он не мог войти в него без нее. И просто смотрел на маленькие домики и улочки, дворцы и башенки и вспоминал те восхитительные прогулки с воздушной девочкой.
Год проходил за годом. Но какие бы красивые дома он не строил, Радуга больше никогда не приходила к нему, ни днем, ни ночью, ни когда он был один, ни когда он был на людях. Каждый раз, построив новое здание, он мысленно обращался к ней:
– Радуга, тебе нравится? – Но не было никакого ответа. Он его не слышал и не ощущал. Ее рядом не было. Совсем. «Наверно, ей неинтересна моя архитектура. Я не смог до сих пор построить Храм, который она хотела видеть. И она не скучает по мне. Иначе бы она, волшебница, нашла выход из того Замка, в котором ее держат Злые Силы», – думал Чудак. Ему было обидно за себя. Ему казалось, что Радуга предала его, и от этого чувства он становился все более и более замкнутым. Окружающим его людям он виделся еще более необычным, чем был в детстве.
Люди замечали, что Чудак часто глядит не как обычные люди, которые обычно смотрят прямо перед собой. Он любил смотреть назад, не поворачиваясь, как будто на затылке у него были глаза, или, наоборот, заглядывать в затылок тех, кто был перед ним, каким-то особенным взглядом. А еще он, как и в детстве, умел заглядывать внутрь человека или вещи. И всегда видел там, внутри, то, что не могли видеть другие люди.
Увидев не видимое другими, он предлагал родным, друзьям и просто незнакомым людям что-то изменить в их жизни. Причем изменить так странно и необычно, как они даже и представить себе не могли. Но ни родные, ни друзья, ни, тем более, незнакомые люди искренне не понимали его предложений, хотя, наверно, и пытались понять. Они были другие. Или это он был совсем другой, не такой, как они. На все его неожиданные предложения что-то поменять в их привычной жизни, действительно казавшиеся странными, люди пожимали плечами. Они не верили ему и ничего не делали из того, что он предлагал, если только это не касалось архитектуры – здесь он был непревзойденным авторитетом.
Как и в детстве, ему было очень обидно, что его не понимали. Даже, наверно, еще более обидно. В детстве у него была Радуга, которая могла выслушать и оценить его мысли и подходы. Во взрослой жизни рядом с ним не было никого, кто бы мог его понять. Он знал совершенно точно, что все, что он говорит – правильно, и это надо делать. Но он не знал, что надо сделать, чтобы научить людей видеть то, что видел он, и думать так, как думал он. Его советам, за исключением советов в архитектуре, не доверяли, хотя никто и никогда даже и не пробовал сделать то, что он предлагал.
Конечно, он родился немного волшебником, и его волшебная сила увеличилась от прощального фиолетового прикосновения необычной девочки Радуги, но он не знал об этом. Тем более, что его способности к волшебству проявлялись только в необычных ситуациях, когда, например, он встречался с тем, что не нравилось ему, или с кем-то, кто не нравился ему, или когда он чувствовал опасность в то время, когда ее никто еще не ощущал. Именно в этих ситуациях у него появлялось то необычное видение происходящего, которым не обладали другие люди. Он видел и предвидел то, что не видели и не могли предвидеть другие.
Еще больше его дар к волшебству проявлялся в самые сложные моменты, когда, казалось бы, безнадежность ситуации не находила своих нужных решений. Именно тогда, в считанные доли мгновения он внезапно понимал, что сможет сделать именно то, что нужно, даже если это казалось совершенно невозможным. И он делал это одним усилием своего страстного желания. Он не понимал, как это у него получается. Просто он очень хотел в такие моменты помочь кому-то решить сложную проблему, и это у него получалось.
Чудак очень страдал от своего одиночества. Но жить иначе у него не выходило. Были друзья, которые любили его, но даже им становилось порой неуютно рядом с ним, когда он своим внутренним взглядом мог читать их потаенные мысли и желания. Некоторых мыслей и желаний они, конечно же, стыдились.
И еще необычным было то, что у него не было врагов. Во всяком случае, он о них никогда не знал. Каждого встреченного им в жизни человека он воспринимал таким, каким тот был. Он ценил разнообразие людей, а их непохожесть воспринимал как благо.
Удивительна была и внешность Чудака, когда он вырос. Соседским детям-подросткам, которым он иногда рассказывал об архитектуре, казалось, что это почти их ровесник. Однако в глазах окружавших его взрослых людей присущая ему природная мудрость делала его старше реального возраста. Незнакомым людям, впервые увидевшим пронзительный взгляд его глубоких глаз, казалось, что ему уже за пятьдесят, хотя на самом деле он был еще очень молод. Сам же Чудак чувствовал себя как бы вне возраста и времени.
А еще он необычно одевался. В любое время года поверх обычной одежды – футболки летом, свитера зимой и джинсов, он носил коричневый балахон с капюшоном на голове. Летом он так закрывался от солнца. Осенью и зимой – от дождя и снега.
Наверно, такая его жизнь продолжалась бы очень долго, но однажды он обратил внимание, что во многих городах, где он строил свои удивительные дома, приносящие людям радость и счастье, вдруг стали возникать и расширяться целые районы с убогим, страшным жильем. Кто строил такие дома? Он не знал. Но люди, которые расселялись в этих домах, были недобрые, а часто просто злые. По улицам в этих районах спокойно нельзя было ходить не только ночью, но даже и днем. Хулиганство, нападения, грабежи и даже убийства там были обычным явлением.
Когда он приезжал в такие города, ночами его стали мучать кошмары. Ему снилось, что черные существа хотят проникнуть внутрь его и съесть его душу. Он боролся с ними изо всех сил. И побеждал. Пока побеждал. Но с каждой ночью делать это ему становилось все труднее и труднее. Он не понимал, что происходит. И ни с кем не мог посоветоваться. Когда он однажды попытался рассказать об этом родителям, то они, переглянувшись, пригласили врача психиатра.
Чудак понял, что безнадежно устал от того, что никто его вокруг не понимает. Ему стало казаться, что дома, которые он строил – совсем не те, какие бы ему хотелось. Как-то ночью он увидел сон, в котором Радуга спросила его:
– Почему же до сих пор ты не построил Храм? Он спасет людей от черноты, от черноты, от черноты…
– Не знаю, у меня не получается, – ответил ей Чудак.
– Ищи, ищи, ищи…, – прошептала ему исчезающая вновь Радуга.
И он ушел далеко-далеко ото всех – в тайгу, никому не сказав об этом. Он не знал, почему принял такое решение. Просто почувствовал, что должен это сделать, чтобы спасти свою душу, чтобы спасти себя.
Там, в лесной глуши, он построил домик. Простой, деревянный домик. Совсем не похожий ни на один замок из детства. В углу самой большой комнаты своего домика Чудак сложил камин. Долгими зимними вечерами почти бездвижно он сидел на сплетенном им самим из гибких прутьев ивы кресле-качалке, смотрел на горящие поленья, и о чем-то или о ком-то мечтал. Если бы кто-то посмотрел на Чудака со стороны, то ему бы казалось, что тот совсем одинок и что жизнь в нем замерла. Странным было то, что рядом со своим Чудак поставил точно такое же второе кресло. Оно было застлано теплым пледом, но всегда было пустое и печальное. Для чего он сплел это второе кресло и почему оно стояло рядом с ним у камина, если он ушел в тайгу один? Об этом знал только он сам. Чудак никогда не смотрел на это кресло, но ему было очень важно знать, что оно есть рядом.
А у его ног сидел верный пес породы лабрадор. Чудак звал его Рой. Он нашел его, когда тот был маленьким щенком, прятавшимся от дождя в подворотне. Как раз дождь закончился, выглянуло солнышко, и цветной мостик радуги, раскинувшейся через все небо, одним концом и осветил маленького мокрого скулящего щенка. Чудаку показалось, что это был подарок той девочки Радуги, которая так скрасила его детство.
Он взял щенка с собой и с тех пор не расставался с ним. Собака выросла ласковой и понимала все, о чем с ней говорил Чудак. И даже то, о чем он ей не говорил. Наверно, она была чем-то похожа на него, потому что другие собаки ее так же не понимали, как его не понимали люди. Она ушла в тайгу вместе с Чудаком, хотя он ее не звал. Просто он ушел, и она тоже побежала за ним. Тут, в тайге, где не было больше ни других людей, ни других собак, было непонятно, скучала ли она по тому, что осталось в их прошлой жизни. Она не могла этого сказать. Да, наверно, если бы и могла – не стала бы. Самым близким для нее существом всегда был Чудак. Так и коротали вечера два Странных Одиночества – человек и пес.
А когда не было зимы, Чудак вечерами все равно садился в свое любимое кресло-качалку, смотрел в окно на ночное небо со звездами и опять мечтал. Рой тоже смотрел через окно на небо, как и его хозяин. Наверно, он тоже о чем-то мечтал. Он любил своего хозяина.
Чудак даже песню сочинил про себя и часто мурлыкал ее, странно улыбаясь своим мыслям:
Жил-поживал большой Чудак
В тьмутараканьей дали.
Поскольку делал все не так,
То Чудаком прозвали.
Он зажигал большой камин,
Два кресла рядом ставил.
Зачем? Сидел же он один,
Мечтая о нирване.
А еще днем он рисовал красочные картины. А на них - Замки. Все стены его домика были увешаны этими чудесными картинами. Каждый замок имел свое имя: Замок Детства, Замок Знаний, Замок Послушания, Замок Непослушания, Замок Лжи, Замок Правды, Замок Музыки, Замок Совести, Замок Печали, Замок Ревности, Замок Любви, Замок Радуги…
Это были непростые Замки. Каждый Замок имел невидимый обычным глазом вход в свой особый мир. Но войти туда мог далеко не каждый. Например, Рой не мог. Да и вряд ли это смог бы сделать кто-то другой, если бы случайно забрел в домик к Чудаку. Ведь мало кто из людей мог входить внутрь вещей, как это делал Чудак.
Каждый вечер Чудак пристально, не отрывая взгляда, смотрел на одну из своих картин до тех пор, пока не погружался в нее силой своего воображения и оказывался внутри нее, но уже не в нарисованном Замке, а в настоящем …
Часть 2. В поисках Радуги.