11 См.: Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 149-154.
12Там же. С. 149-150.
13Там же. С. 152.
----------------------- Page 155-----------------------
На каком основании делаются такие далеко идущие выводы? На
что ссылается В. П. Яйленко? На результаты археологических исследо
ваний в Великой Греции и Нижнем Побужье, на возникновение кое-где
поселений со смешанным населением (в расчет могут идти жившие по
соседству с Ольвией каллипиды, или эллино-скифы, Геродота [IV, 17]
и миксэллины ольвийского декрета в честь Протогена [IOSPE, I2, № 32,
В 16-17]), но более всего на сицилийский материал. Однако археоло
гические данные, не подкрепленные соответствующими письменными
свидетельствами, могут допускать самое различное истолкование и, во
всяком случае, не являются надежным источником для суждения о
этно-социальных отношениях. Равным образом не имеет решающего
значения и ссылка (кстати, использованная уже С. А. Жебелевым) на
смешение греков с туземцами: такое смешение является обычным спут
ником этнических контактов, но не может служить показателем их ха
рактера (ср., например, наличие в Спарте категории мофаков, проис
ходивших от сожительства спартиатов с илотками). Что же касается
сицилийского материала, то он истолкован В. П. Яйленко отнюдь не
лучшим образом: за переложением тенденциозных (или тенденциозно
толкуемых) выводов некоторых современных археологов14 он прогля
дывает красноречивые указания античной традиции, которые в массе
своей совершенно опровергают развитый им взгляд.
В самом деле, начнем с того, что нам известно об утверждении
греков в Сицилии. В трех случаях из четырех, когда традиция фик
сирует внимание на первоначальных контактах греческих переселен
цев с туземцами, речь идет о насильственном изгнании последних с
мест их обитания: Архий основал Сиракузы, «прежде всего прогнав
сикулов (Σικελούς έξελάσας) с острова», т. е. с Ортигии, где греки и
обосновались в первую очередь (Thuc., VI, 3, 2); халкидяне с Фуклом
во главе, двинувшись из Наксоса, основали Леонтины, «войной про
гнав оттуда сикулов (πολεμώ τούς Σικελούς έξελάσανχες)» (ibid., VI, 3,
14Β. П. Яйленко опирается, в частности, на выводы археологов П.Орландини и
Э. Сьоквиста. Последнему принадлежит обобщающий труд: Sjöqvist Е. Sicily and
the Greeks: Studies in the Interrelationship between the Indigenous Populations and the
Greek Colonists. Ann Arbor, 1973.— Надо, однако, заметить, что тема греко-тузем
ных отношений трактуется в названном произведении отнюдь не однозначно, но
по-разному для двух различных групп греческих колоний. Если отношения неболь
ших ионийских (халкидских) поселений (Наксос, Леонтины, Катана) с сикулами
строились, по мнению Сьоквиста, на началах мирного сосуществования и коопера
ции (с. 21 слл.), то для мощных дорийских городов (Сиракузы, Гела, Акрагант) он
придерживается более традиционного взгляда: их политика в отношении туземцев
отличалась враждебностью, вела к подавлению и порабощению греками сикулов
и сиканов (с. 36 слл.). Последствия этих различий Сьоквист прослеживает вглубь,
в классическое время, усматривает их, в частности, в позиции, занятой сикула
ми во время афинского вторжения на остров, когда они поддержали ионийцев —
халкидян и афинян — против дорийцев-сиракузян (с. 53 слл.).
----------------------- Page 156-----------------------
3); ойкист Гелы Антифем утвердился с товарищами в новых владени
ях, «разорив (πορΌήσας) городок сиканов Омфаку» (Paus. VIII, 46, 2).
И только в одном случае сообщается, что греческие колонисты обос
новались при содействии туземцев: это были переселенцы из Мегар,
которым после первых их мытарств удалось заручиться поддержкою
сикульского царька Гиблона и на его земле и под его руководством ос
новать городок Мегары Гиблейские (см.: Thuc. VI, 4, 1). Но в данном
случае «конструктивное сотрудничество» греческих колонистов с ту
земным правителем объяснялось, несомненно, только лишь их ослаб
ленностью; там, где они чувствовали себя сильными, они и действо
вали вполне однозначно — путем насилия, не оставлявшего места для
сотрудничества.
Далее, показательна судьба туземного населения, оставшегося на
территории вновь основанных греческих полисов. Об этом можно су
дить на примере Сиракуз, чья история особенно хорошо представлена
в античной традиции и наиболее обстоятельно изучена учеными нового
времени. Так вот, на основании археологического обследования сира
кузской хоры можно заключить о скорой деградации местной культу
ры, об исчезновении всех ранее процветавших сикульских поселений,
за исключением одной сравнительно далеко отстоявшей от Сиракуз
Гиблы Герейской (у нынешней Рагузы). При этом население самих
Сиракуз, равно как и основанных ими в округе новых, дочерних коло
ний, судя по археологическим находкам, оставалось чисто греческим.
Спрашивается: что же сталось с жителями названных сикульских по
селений? Ответ оказывается один: поскольку они не были прогнаны
или истреблены, они стали киллириями — земледельческими рабами
наподобие илотов, закрепленными за клерами греческих первопосе
ленцев, землевладельцев-гаморов.15
Два с лишним столетия удавалось сиракузской аристократии со
хранять эту систему земледельческого рабства. Однако ситуация бы
ла чревата взрывом: огромное количество киллириев, вошедшее даже
в поговорку, родственная близость их племенам независимых сику
лов, потесненных, но не сокрушенных совершенно, наконец, возмож
ность также при случае объединения этих порабощенных и, несомнен
но, эллинизированных туземцев с политически неполноправным сира
кузским демосом — все это таило в себе большую опасность для сло
жившегося в Сиракузах строя аристократической рабовладельческой
республики.
15К такому именно выводу на основании сопоставления археологических дан
ных со свидетельствами античной традиции приходит Т. Данбэбин, один из самых
трезвых и авторитетнейших исследователей греческой колонизации в Сицилии и
Южной Италии. См.: Dunbabin Т J. The Western Greeks. P. 95-112.— О статусе
киллириев подробнее см. ниже, гл. 7.
----------------------- Page 157-----------------------
Взрыв заставил себя ждать, но, в конце концов, он все же разразил
ся, приняв характер радикального социального переворота. В 491 г. до
н. э. власть землевладельческой знати гаморов была свергнута в Си
ракузах совместным выступлением демоса и киллириев; при этом га
моры были изгнаны, а киллирии получили свободу и даже вошли в
состав гражданства.16 Это событие —едва ли не уникальный пример
совместных действий греческого городского демоса и туземных зем
ледельческих рабов, т. е. пример формирования единого демократиче
ского фронта и достигнутого таким образом успеха в демократической
революции. Вместе с тем это — ярчайшее свидетельство антагонизма,
существовавшего между киллириями и гаморами, а следовательно, и
самое убедительное опровержение теорий «трудовой кооперации» и
«мирной конвергенции».
Но мало того, что греческими колонистами в Сицилии подавлялось
туземное население в ближайшей, освоенной ими округе. Источники
свидетельствуют об их непрерывной борьбе и со свободными сицилий
скими племенами, т. е. с теми туземными общинами, которые остались
за пределами первоначально захваченной греками территории и со
хранили свою независимость. Здесь опять-таки замечателен пример
Сиракуз, история которых вообще стоит в центре внимания античной
традиции, когда она повествует о судьбах греческих городов в Сици
лии.
Показательна неуклонность агрессивных устремлений сиракузян в
отношении свободных сикулов во все времена, независимо от поряд
ков, которые существовали в самом Сиракузском государстве. Пер
воначальная аристократическая республика гаморов последовательно
осуществляла экспансию во внутренние сицилийские земли, этап за
этапом осваивая их посредством внутренней колонизации. В архаиче
ский период, в VII в. до н.э. сиракузянами были основаны, в част
ности, Акры (к западу от Сиракуз, в верховьях реки Анап) и Энна
(в самом центре острова), Касмены и Камарина (на юго-востоке), не
считая ряда небольших фортов, закреплявших их господство над осво
енной таким образом обширной территорией.17
С утверждением сначала в Геле, а затем и в Сиракузах тирании на
ступление на сикулов не прекратилось. Тиран Гелы Гиппократ (498-
491 гг.) неоднократно совершал походы в земли сикулов, осаждал и
захватывал их городки (см.: Her., VII, 154; Polyaen. V, б) и под сте
16Подробнее о времени и обстоятельствах этого переворота см.: Dunbabin T. J.
The Western Greeks. P .414-415; Stauffenberg A. Trinakria. S. 177-179. См. также
ниже, гл. 7.
17 Об этой осуществлявшейся сиракузянами внутренней колонизации подробнее
см.: Соколов Ф. Ф. Критические исследования. С. 189-191; Dunbabin Т J. The
Western Greeks. P. 95-112; Stauffenberg A. Trinakria. S. 121-126, а также ниже, гл. 7
----------------------- Page 158-----------------------
нами одного из них — Гиблы Гелеатской — в конце концов нашел себе
смерть (Her, VII, 155).18 Сменивший его в Геле, а затем утвердивший
ся и в Сиракузах Дейномеиид Гелон (годы правления в Сиракузах —
485-478), бывший ранее соратником Гиппократа во всех его войнах,
надо думать, продолжал держаться твердого курса в отношении сику
лов. Наследовавший Гелону его брат Гиерон (478-466 гг.) без церемо
ний отбирал у сикулов земли. Так он поступил, например, при выводе
военно-земледельческой колонии в Катану (Diod, IX, 49, 1, и 76, 2).19
Падение тирании и восстановление в Сиракузах республиканского
строя (466 г.) ничего не изменили в отношениях сиракузян с сикула
ми. Правда, у сикулов в это время явился талантливый руководитель
Дукетий, который, начав с борьбы за возвращение земель, отнятых
у туземцев Гиероном, добился исключительных успехов (драгоценные
сведения об этом движении сопротивления сохранил Диодор, XI, 76,
2-3; 78, 5; 88, 6-90, 2; 91-92; XII, 8 и 29). Дукетию удалось сплотить
сикулов в политическое единство наподобие федерации с центром в
городе Палике, основанном по его инициативе вблизи святилища си
кульских богов-близнецов Паликов, в центре восточной части острова.
Опираясь на объединенные силы сикульских общин, Дукетий в тече
ние целого ряда лет — с 461 до 451 г. — вел успешную борьбу с греками,
отвоевывая у них обратно сикульские земли и закрепляясь на них по
средством основания новых городов. Однако, в конце концов, сираку
зяне и акрагантяне совместными усилиями положили конец успехам
сикулов: Дукетий был разбит и должен был сдаться сиракузянам, ко
торые выслали его в Коринф (451 г.). Правда, спустя некоторое время
Дукетий нашел способ вернуться в Сицилию (446 г.) и вновь возглавил
сопротивление сикулов, однако на этот раз болезнь и смерть остано
вили его в самом начале нового пути (440 г.).20
После смерти Дукетия сиракузяне перешли в решительное наступ
ление на сикулов. Подчинение их общин они завершили штурмом по
следней сикульской твердыни — города Тринакии. Сам город был раз
рушен, а уцелевшие жители проданы в рабство. За счет добычи тор
жествующие сиракузяне отправили богатые посвятительные дары об
щему духовному патрону греческих колонистов — Аполлону Дельфий
скому (Diod, XII, 29, 2-4). Подчиненные сиракузянам сикульские об
18Ср.: Dunbabin Т. J. The Western Greeks. P. 403-404.
19Об основании и устройстве этой новой колонии, получившей название Этна,
см. также: Pind. Pyth., I cum schol.; fr. 105; Strab., IV, 2, 3, p. 268; Stauffenberg A.
Trinakria. S. 260—273; Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd I—II. München, 1967
(I, S. 149; II, S. 604-605).
20O выступлении Дукетия см. также: Adamesteanu D. L’ellenizzazione della Sicilia
e il momento di D ucezio// Kokalos. Vol. VIII. 1962. P. 167-198; Sjöqvist E. Sicily and
the Greeks. P. 50-53.
----------------------- Page 159-----------------------
щины были обложены большой данью (Diod. XII, 30. 1; Thuc. VI,
20, 4), и это положение не изменилось в принципе и при новой тира
нии Дионисия Старшего (405-367 гг.).21 Более того, есть основания
думать, что именно тогда, в результате последовательно проводимой
нивелирующей державной политики, сикульские общины утратили по
следние остатки своей внутренней самостоятельности и самобытности
и подверглись сильнейшей эллинизации.22 Во всяком случае, в после
дующие века мы практически ничего уже не слышим о сикулах и един
ственным, хотя, впрочем, и знаменательным, воспоминанием о былой
независимости местного сицилийского населения явится, уже в рим
ское время, использование святилища Паликов сицилийскими рабами
при подготовке и осуществлении ими своего второго восстания (см.:
Diod., fr. XXXVI, 3, 3; 7, l).23
Уже этого обзора истории отношений греческих колонистов с мест
ным населением в Сицилии достаточно, чтобы показать всю неосно
вательность утверждений о «мирной конвергенции». Однако при же
лании можно было бы привести массу параллельных свидетельств из
истории контактов греков с туземным населением в других районах
колонизации. За недостатком места мы ограничимся лишь одним до
полнением — краткой сводкой данных из истории ближайшего к Си
цилии и исторически тесно связанного с ней южноиталийского реги
она. Сделать это тем более естественно и удобно, что используемая
нами античная литературная традиция о греках в Италии столь же
добротна и представлена по существу теми же ветвями универсаль
ной и локальной историографии, что и традиция о греках в Сици
лии.
Выше мы уже упоминали о раннем обращении греческого коло
низационного потока на запад. Результатом было основание в Южной
Италии, по берегам Адриатического, Ионийского и Тирренского морей
нескольких десятков поселений, ставших отправными или опорными
пунктами длительного и многоразличного общения греков с миром
италийских народов. Масштаб и значение этих контактов трудно пе
реоценить. Ведь они по большому счету стали прелюдией глобального
взаимодействия двух главных этнокультурных очагов античности, ми
ра греческого и мира римско-италийского, на фоне которого стерлись
прочие взаимодействия (греков с финикийцами и этрусками, римлян —
с этрусками и карфагенянами). При этом несомненной является про
дуктивность контактов в целом ряде отношений: греки получили зем
лю, источники хлеба, сырья и рабов, колоссально расширили сферу
21 См.: Фролов Э .Д . Сицилийская держава Дионисия. Л. 1979. С. 141.
22Там же. С. 152-153.
23Значение этого факта справедливо было подчеркнуто К. М. Колобовой. См. ее
статью: Второе сицилийское восстание р аб о в// Eirene. Vol. II. 1964. C. 111-135.
----------------------- Page 160-----------------------
своей торговой и политической активности; на долю италиков в целом
выпало приобщение к более развитой цивилизации полисного типа,
воздействие которой стимулировало, например, римлян к переходу на
античный путь развития, равно как и приобщение к культурным до
стижениям этой цивилизации (заимствование алфавитного письма и
чеканной монеты).
В плане этого взаимодействия символичен даже исторический об
мен этническими обозначениями: именно италики, по-видимому, окре
стили эллинов греками (вероятно, по названию одного из греческих
племен, живших в Эпире, у Отрантского пролива), между тем как эти
последние назвали новую открывшуюся им страну Италией (от оск
ского Viteliu — «Страна телят»). Для самих греков значение обоснова
ния в Италии было несомненно — оно отражено в рано усвоенном ими
(возможно, уже в VI в. до н.э.) метафорическом обозначении этого
нового их доминиона (иногда вместе с Сицилией) как Великая Греция
(Μεγάλη Ελλάς, Polyb, II, 39, 1; Strab, VI, 1, 2, p.253).24
И тем не менее, при всей масштабности и значимости контактов
греков с туземным миром Италии, очевидным является общий враж
дебный характер этого взаимодействия. Более того, в отличие от Сици
лии, здесь, в населенной многолюдными и воинственными племенами
Италии, грекам очень скоро после первоначального обоснования при
шлось перейти к обороне, к отражению жесткой реакции италийских
народов на их вторжение. И оборона эта была отмечена непрерыв
ным рядом конечных поражений, перечень которых легко составить,
в частности, по историко-географическому обзору Страбона (в 5-й и
6-й книгах его «Географии»).
Страбон и в общей форме отмечает враждебность отношений гре
ков с италийскими варварами, за которыми он и признает конечный
успех: ... Эллины и варвары долгое время воевали друг с другом. Си
цилийские тираны и впоследствии карфагеняне, ведя войны с римля
нами сначала за Сицилию, а затем за самую Италию, причинили вред
всем народностям этих мест, в особенности эллинам. Правда, рань
ше, со времен Троянской войны, эллины отняли у местных жителей
большую часть внутренних областей и до такой степени усилились,
что назвали эту часть Италии вместе с Сицилией Великой Элладой.
Теперь, однако, все части страны, за исключением Таранта, Регия и
Неаполя, приняли совершенно варварский облик; одни области заня
ли луканы и бруттии, другие — кампанцы; впрочем, последние заняли
только по имени, а в действительности — римляне, так как сами кам
24О понятии «Великая Греция» ср.: Beloch К. J. GG2, I, 1, S.236; Ciaceri E. Storia
della Magna Grecia. Vol. II. Milano; Roma; Napoli, 1927. P. 184 sgg.; Bengtson H. GG4.
S. 96.
----------------------- Page 161-----------------------
панцы стали римлянами» (VI, 1, 2, р. 253, пер. Г. А. Стратановского с
некоторыми нашими исправлениями).
Но важны, конечно, и конкретные судьбы отдельных греческих ко
лоний. При этом показательно, что лишь дважды Страбон упоминает
об успехах греков в столкновениях с варварами в начале колонизации:
при основании ахейцами Кротона и спартанцами Тарента, когда оба
раза была отнята земля у япигов (мессапиев) (см.: для Кротона —VI,
1, 12. р. 262; для Тарента —VI, 3, 2 и 3, р. 279 и 280; 6, р. 282). Зато
перечень греческих неудач при контрнаступлении варваров выглядит
неизмеримо внушительнее:
Кима и Неаполь — заполонены кампанцами и утратили свой гре
ческий облик; по буквальному выражению античного автора, сохра
нились только следы (ϊχνη) греческой культуры (V, 4, 4, р. 243, и 7,
Р-246);
Посидония — захвачена луканами (VI, 1, 3, р. 254);
Гиппоний — захвачен бруттиями (VI, 1, 5, р. 256);
Регий — разгромлен кампанцами (VI, 1, 6, р. 258);
Кавлония — оставлена греками под натиском варваров (VI, 1, 10,
р. 261);
Фурии — порабощены луканами (VI, 1, 13, р. 263);
Метапонтий — разрушен самнитами (VI, 1, 15, р. 264);
Тарент — непрерывно испытывал трудности в борьбе с наседавши
ми варварами и потому вынужден был приглашать на помощь пол
ководцев с войсками из Балканской Греции (VI, 3, 4, р. 280), в конце
концов достался римлянам и должен был принять римскую колонию
(VI, 3, 4, р. 281).
Общее впечатление от рассказа Страбона таково, что грекам-ита
лиотам непрерывно и в общем безуспешно приходилось отбиваться от
наседавших варваров. При этом можно даже, по данным универсаль
ной историографии, отметить характерные яркие вспышки, своего ро
да кульминационные точки этой борьбы. Первая такая точка падает
на начало V в. до н.э.: в 473/2 г. тарентинцы, действовавшие в союзе
с регинцами, потерпели страшное поражение от япигов, причем одних
регинцев пало до 3 тыс. (Her. VII, 170; Diod., XI, 52).25
Следующая кульминация — самое начало IV в. когда ситуация
осложнилась вмешательством в италийские дела сиракузского тира
на Дионисия Старшего, который в пику независимым италиотам стал
поддерживать варваров-луканов. В ходе очередного обострения борь
бы в 390/89 г. фурийцы, которых поддерживали остальные италиоты,
потерпели сокрушительное поражение от луканов при Лаосе, причем
25Подробнее см.: Ciaceri Е. Storia della Magna Grecia. II. P. 276 sgg.
----------------------- Page 162-----------------------
греков погибло до 10 тыс. (Diod, XIV, 101-102; Strab, VI, 1,1, p. 253).26
Наконец, на рубеже IV—III вв. когда среди ослабленного сиракуз
скими тиранами эллинства Италии единственно сильным остался Та
рент, борьба обострилась до предела. Тарент, не выдерживая натис
ка луканов и япигов, неоднократно обращался за помощью к грекам
метрополии, однако являвшиеся оттуда по его призыву полководцы
успеха в Италии не имели: спартанский царь Архидам III, сын Агеси
лая, погиб здесь в 338 г.; эпирский (молосский) царь Александр, брат
Олимпиады, погиб в 330 г.; спартанский царевич Клеоним, сын Клео
мена II, действовал неудачно в 303 г.· сиракузский тиран Агафокл в
90-х годах следующего столетия мог добиться лишь временного успе
ха.27 Чуть позже, когда над Тарентом нависла еще более страшная
угроза—со стороны Рима, тарентинцы, как известно, призвали на по
мощь эпирского царя Пирра, племянника Александра Молосского. Его
борьба и поражение в Италии (280-275 гг. ) знаменовали конец неза
висимого существования греков-италиотов. А вскоре наступил черед и
сикелиотам: по итогам 1-й Пунической войны Сицилия стала римской
провинцией (241 г.).
Оценивая причины исторической неудачи греков в Италии, необхо
димо прежде всего отметить слабость и неэффективность их собствен
ных действий, на которых пагубно сказывались традиции полисного
партикуляризма. Правда, время от времени италиоты делали попыт
ки преодолеть свою политическую разобщенность и даже в какой-то
момент, на рубеже V-IV вв, сумели сорганизоваться в единый союз
(см.: Diod, XIV, 91, 1, под 393 г.),28 что явно стояло в русле известных
федеративных или державных объединительных тенденций греческой
политики в зоне колонизации, перед лицом варварского окружения
(ср. образование Ионийского союза в Западной Малой Азии, объеди
нение городов Боспора в Северном Причерноморье, не говоря уже о
Сицилийской державе Дионисия). Однако в Италии эти усилия обна
ружились сравнительно поздно и вдобавок были парализованы сопер
ничающим выступлением сиракузской тирании. Вместе с тем очевидна
и особенная сила варварского противостояния: грозными противника
ми греков в Италии явились местные племенные союзы кампанцев,
луканов, бруттиев, япигов (мессапиев), а когда вслед за ними на гре
26См. также: Ф р о л о в Э . Д . Сицилийская держава Дионисия. С. 78 слл.; C ia c e r i Е .
Storia della Magna Grecia. II. 394 sgg., 413 sgg.
27Cm. также: М о м м з е н Т . История Рима / Пер. с нем. под ред. Ф. В. Кипарисова.
T. I. М., 1936. С. 341 слл.· К о в а л е в С . И. История Рима. Изд. 2-е. Л , 1986. С. 139;
C ia c e r i Е . Storia della Magna Grecia. Vol. III. 1932. P. 1 sgg.
28О союзе италиотов ср. также: Ф р о л о в Э . Д . Сицилийская держава Дионисия.
С. 77; M e y e r Ed.. Geschichte des Altertums. Bd V Stuttgart; Berlin, 1902. S. 127-128;
C ia c e r i E . Storia della Magna Grecia. Vol. II. P. 413-414; S tr o h e k e r K . F. Dionysios I.
Wiesbaden, 1958. S. 113-114.
----------------------- Page 163-----------------------
ков-италиотов надвинулась мощь римлян, единой Римско-италийской
державы, дело греков было окончательно проиграно.
Как бы там ни было, примеры, взятые из италийской и сицилий
ской истории, как, впрочем, и все то, что нам известно о греко-варвар
ских отношениях в других областях Средиземноморья и Понта (ср.
ожесточенную борьбу греков с карийцами, греческих городов Халки
дики и Фасоса с фракийцами, Гераклеи Понтийской с мариандинами,
Боспора и Херсонеса Таврического со скифами и проч.), —весь этот
материал в целом убедительно свидетельствует о далеко не мирном
и не сотрудническом характере контактов, которые буквально были
навязаны одним миром другому, в конечном счете — скажем об этом
со всею определенностью — об империалистском характере греческой
колонизации.
При этом надо учитывать не только такие очевидные проявления
колониального разбоя, как захват у местных жителей их земель и об
ращение их самих в рабов или зависимых данников, но и формы, так
сказать, скрытые, и среди этих последних в особенности неэквивалент
ный характер обмена между греческим миром и варварской перифери
ей.29 Сбывая варварам изделия своего ремесла, предметы роскоши и,
конечно же, вино, греки получали взамен гораздо более ценные вещи —
разнообразное сырье, хлеб, рабов, т. е. все то, что буквальным образом
стало основою для развития и процветания их рабовладельческой эко
номики. Без преувеличения можно сказать, что так называемая вели
кая колонизация и открытая ею эксплуатация варварской периферии
явились для греков важнейшими материальными предпосылками ре
ализации античного способа развития, с рабством иноплеменников, но
зато с гражданскими правами и привилегиями для соотечественников.
2. РАННЕГРЕЧЕСКАЯ ТИРАНИЯ
Вывод колоний за море был важным средством предупреждения
социального взрыва в греческих метрополиях. Тем не менее архаиче
ское общество не было совершенно застраховано от жестких колли
зий; напротив того, не взирая ни на какие предупредительные меры
мудрых политиков, греческие общины нередко оказывались охваче
ны сильнейшим социальным брожением, или, как говорили древние,
смутою (στάσις), которую непрерывно возбуждали древние неискоре
нимые противоречия между демосом и аристократией, равно как и
соперничающее честолюбие знатных лидеров.
Вообще вступление на античный путь развития не было для греков
столь гладким и простым делом, как могло бы показаться с первого
29Ср.: Полянский Ф. Я. Экономическая мысль Древней Греции. М., 1974. С. 5-6.
----------------------- Page 164-----------------------
взгляда. Первоначальною законодательною реформою были заложены
первые опоры и намечены контуры, а колонизацией были обеспечены
дальнейшие необходимые условия для форсированного возведения по
лисного здания. Однако в условиях объективно созревшей и разразив
шейся смуты субъективная готовность архаического греческого обще
ства к завершению работы совместными усилиями оставляла желать
лучшего. По большому счету ни аристократия не хотела поступиться
в пользу народа традиционными своими привилегиями, ни демокра
тия не намерена была соизмерять степень своего давления на знать
с разумною мерою, диктуемою потребностями сохранения граждан
ского единства, сознанием необходимости социального компромисса.
В этих условиях роль своеобразного общественного катализатора сыг
рала архаическая тирания (ее еще называют раннегреческой, или стар
шей, чтобы отличать от тирании, возродившейся в условиях кризиса
полиса в позднеклассическое и эллинистическое время).30
Строго говоря, древняя тирания не была конструктивным элемен
том демократического движения; она была, скорее, побочным явле
нием, порожденным смутою, и носила по преимуществу деструктив
ный характер. Далее, если первоначальная законодательная реформа
и колонизация были подлинными воплощениями греческого рациона
лизма, то в тирании реализовалось иррациональное стремление лич
ности к власти, та самая глубинная человеческая спесь (υβρις), в кото
рой греки рано усмотрели главного антагониста разумному обществен
ному порядку, благозаконию (ευνομία). Чужеродность этих древних,
возникавших посредством узурпации в период обострения социальной
смуты, режимов личной власти хорошо сознавалась современниками.
Недаром они окрестили этот нетрадиционный, столь отличающийся
от патриархальной царской власти, вид монархии чужим, заимство
30Литература о греческой тирании достаточно обширна, и здесь мы ограничимся
указаниями лишь на важнейшие работы. Наиболее полные фундаментальные ис
следования: Plass H. G. Die Tyrannis in ihren beiden Perioden bei den alten Griechen.
TI. I—II. Bremen, 1852 (2.Aufl. 1859); Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd I-
II. München, 1967 — Полезны также более краткие обзоры: Lenschau Th. Tyran
n is // RE. 2 Reihe. Bd VIII. Hbbd. 14. 1948. Sp. 1821-1842; Andrewes A. The Greek
Tyrants. London, 1956 (2nd ed., 1958); Diesner H. J. Griechische Tyrannis und griechis
che Tyrannen. Berlin, 1960; Mossé C. La tyrannie dans la Grèce antique. Paris, 1969. —
Специально о старшей тирании: Beloch К. J. GG2 Bd I, Abt. 1-2. Strassburg, 1912-
1913 (1, S. 347-371; 2, S. 274-318); Ure P. N. The Origin of Tyranny. Cambridge, 1922;
Nilsson M. P. The Age of the Early Greek Tyrants. Belfast, 1936; Oliva P. Rana rec-
ka tyrannis. Praha, 1954; Pieket H. W. The Archaic T y ran n is// Talanta. Vol. I. 1969.
P 19-61. — К этому надо добавить подборки материалов в кн.: Problems in Ancient
History / Ed. by D. Kagan. Vol. I. New York, 1966. P 205-236; Die ältere Tyrannis bis
zu den Perserkriegen / Hrsg. von Κ. Η. Kinzl. Darmstadt, 1979. — В советской лите
ратуре особенно важны работы К. К. Зельина: 1) Олимпионики и тираны / / ВДИ.
1962. №4. С. 21-29; 2) Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н.э.
М. 1964.
----------------------- Page 165-----------------------
ванным, как считают, из Малой Азии, у лидийцев или фригийцев,
словом «тирания» (впервые зафиксировано у Архилоха в характер
ном приложении к власти лидийского правителя-узурпатора Гигеса,
fr. 22 Diehl3).31
Неконструктивность, иррациональность, чужеродность древней
тирании не исключает, однако, возможности признания за ней извест
ного исторического значения: на свой лад, так сказать, от противного,
самим фактом своего насильственного возникновения и существова
ния, она содействовала утверждению в греческом обществе полисного
духа, с его культом разумной нормы, согласованного и общеобязатель
ного для граждан закона.
Присмотримся, однако, пристальнее к этому явлению, сопутство
вавшему и паразитировавшему на общем демократическом движении.
Тирания являлась к жизни в какой-то момент после первого рацио
нально спланированного и осуществленного устроения общественных
дел, когда это устроение оказывалось в глазах общества недостаточ
ным или неудовлетворительным, когда вновь вспыхивали раздоры и
возникали условия для авторитетного выступления сильной личности,
на которую, изверившись в реформе, народные массы возлагали те
перь все свои надежды. Надо, однако, подчеркнуть, что корнем ти
рании была не демократия, а демагогия. На авансцену политической
жизни выступали честолюбивые авантюристы, которые, как правило,
были людьми знатного происхождения, нередко даже вождями целых
кланов, но по каким-то причинам, чаще всего из-за соперничества с
другими знатными вожаками, порывали со своим сословием, развя
зывали широкую демагогическую кампанию, при поддержке демоса
добивались чрезвычайного назначения на высшую должность, а за
тем узурпировали власть.
Тирания была в архаической Греции широко распространенным
явлением, особенно характерным для развитых в экономическом от
ношении районов, где острота внутренних социальных противоречий
достигала особой силы. Здесь достаточно будет назвать наиболее зна
чимые тиранические режимы, оставившие особенно яркий след и в
исторической традиции древних. В Балканской Греции более всего
известны тираны в городах вокруг Истма: в Коринфе —Кипсел, его
сын Периандр и племянник последнего Псамметих (657-584), в Си-
кионе — Орфагор и ряд его преемников (приблизительно 655-555), в
31 О рождении тиранических режимов и появлении самого понятия тирании, по
мимо работ, указанных в предыдущем примечании, см. также: Недуг D. Notes on
the Origin of Greek Tyrannis / / AAAH. T. XIII. 1965. Fasc. 3-4. P. 303-318; Labarbe J.
L’apparition de la notion de la tyrannie dans la Grèce archaïque / / ACl. T. XL. 1971.
P .471-504: Drews R. The First Tyrants in G reece// Historia. Bd. XXI. 1972. H. 2.
P. 129-144.
----------------------- Page 166-----------------------
Мегарах — Феаген (около 630), в Афинах — Писистрат и два его сы
на Гиппий и Гиппарх (560-510 гг, с перерывами). Из периферийных
областей особенно благодатными для возникновения тиранических ре
жимов оказались Иония и Сицилия. Из ионийских тиранов заслужи
вают упоминания: в Милете — Фрасибул (около 600), на Самосе —По
ликрат (538-522); из сицилийских: в Акраганте — Фаларис (570-554).
а позднее Ферон и его сын Фрасидей (489-471); в Геле — Пантареиды
Клеандр и Гиппократ (505-491), а затем Дейноменид Гелон; в Сираку
зах — Дейномениды Гелон, Гиерон и Фрасибул (485-466 гг. до н.э.).32
Тираны архаической поры, как правило, были выдающимися лич
ностями. Сказанное об иррационализме тирании относится к суще
ственнейшему внутреннему импульсу, направлявшему волю тиранов к
власти, к их стремлению оседлать общественное развитие и на волне
популярного демократического движения достичь осуществления — за
счет и во вред этому движению — сугубо личной, эгоистической це
ли. Однако это не исключало возможности проведения ими при слу
чае некоторых важных преобразований, постольку, конечно, посколь
ку этим обеспечивалась популярность их правления (отдельные ад
министративные реформы, меры по благоустройству городов, обору
дование гаваней, координация колонизационного движения и проч.).
При этом и государственная политика тиранов, и их личное поведение
не были лишены — и в этом надо видеть знамение времени — извест
ного, так сказать, частного рационализма. Недаром и их тоже, а не
одних только законодателей и реформаторов, традиция изображает
как людей, исполненных не только страсти и воли, но и выдающего
ся ума. Периандр и Писистрат по совокупности своей деятельности
относились — по крайней мере некоторыми авторами —к числу семи
мудрецов (см. выше, гл. 4).
Примечательны также в этой связи исполненные расчета манипу
ляции Писистрата с религиозными святынями своего родного города.
Мы имеем в виду известную историю с вторичным его приходом к вла
сти при непосредственном будто бы участии богини Афины. Именно,
по свидетельству древних авторов, Писистрат въехал в город, стоя на
колеснице рядом с красивой, статной женщиной, наряженной наподо
бие богини Афины, что должно было изображать или символизиро
вать—разница в данном случае невелика — прямое содействие боже
ства происходящему (см.: Her, I, 60; Aristot. Ath. pol, 14, 4).33
32Даты правления указаны по Г. Берве.
33Древние, а за ними и большинство новейших авторов видели в этой истории
просто ловкую проделку расчетливого политика, спекулировавшего на религиозно
сти народной массы. Иная трактовка предложена С. Я. Лурье, который усмотрел
здесь случай религиозно-сценического действа, когда все знают, что роль бога ис
полняет человек, но это не мешает им воспринимать разыгрываемую сцену как
----------------------- Page 167-----------------------
Вместе с тем нельзя закрывать глаза на характерную личную на
правленность поступков тиранов. Отмеченная печатью сознательной
воли и энергии, их деятельность направлялась прежде всего своеко
рыстным расчетом, а их политика была исполнена, по большому счету,
эгоизма и произвола. Тирания архаической поры (как и вообще любая
тирания) не была, как это доказывал в свое время С. Я. Лурье, видом
демократической диктатуры, 34 а являлась всего лишь древним вари
антом бонапартизма. Поэтому ни идеализировать, ни слишком под
черкивать значение этого явления не приходится. Показательно, на
оборот, антидемократическое существо тирании (разоружение народа,
политическое давление, фискальный гнет), равно как и то, что пози
тивный вклад тиранов в строение полисного государства, за немноги
ми исключениями вроде Периандра, практически был ничтожен.
Из этого не следует, однако, что тирания вообще не имела никакого
исторического значения. Отнюдь нет, только это значение реализовы
валось на свой, весьма своеобразный лад. Будучи побочным продук
том распада древнего аристократического общества, тирания самым
непосредственным образом содействовала крушению аристократии и
этим, разумеется, подготовила торжество демократии. Более того, яв
ляя собой власть, стоящую выше сословных перегородок, она уже бы
ла, по меткому выражению Я. Буркхардта, «антиципированной, пред
ставленной одним человеком, демократией».35 Так или иначе, посред
ством принудительной политической нивелировки она подготавливала
общество к восприятию в будущем господства закона, и в ту же сто
рону вело осознание самим этим обществом, на опыте тирании, всей
опасности личной спеси (υβρις), т. е. крайнего индивидуализма, сколь
бы ни было естественным и закономерным развитие этого последнего в
условиях кризиса патриархальных порядков и становления личности.
Можно сказать так, что тирания была необходимым этапом на пути
к полису, особенно в плане преодоления сопротивления родовой знати,
но что окончательное торжество полисных принципов стало возмож
ным лишь по устранении этой тяжкой опеки, которую являли собой
для общества охарактеризованные выше режимы личной власти. Как
тирания сокрушила аристократию, так общество сокрушило тиранию,
после чего рядом заключительных реформ были устранены реликты
древнего порядка, приняты меры против опасного возвышения лич
действительное явление божества. См: Лурье С. Я. История Греции. 4.1. Л. 1940.
С. 152.
34Лурье С. Я. История Греции. 4.1. С. 110-117 — Хотя и с оговорками относи
тельно отрицательных черт, порождаемых индивидуальными амбициями, как «по
ложительное явление» и, более того, как «орудие демоса» характеризует старшую
тиранию также и В. П. Яйленко. См. его статью: Архаическая Греция. С. 180-184.
35Burckhardt J. Griechische Kulturgeschichte. Bd I. Berlin, S.a. S. 166.
----------------------- Page 168-----------------------
ности и достроены последние этажи полисного здания. В этом отно
шении особенно показательны были реформы в Афинах, осуществ
ленные после свержения тирании Писистратидов Алкмеонидом Кли
сфеном (508/7 г. до н.э., главные источники — Her. V, 66-73; VI, 131;
Aristot. Ath. pol., 20-22).36
Выдвинувшийся на передний план во время борьбы с Писистра
тидами, а особенно после их устранения, Клисфен объективно, по ха
рактеру и последствиям осуществленных им в 508 г. преобразований,
был прямым продолжателем дела Солона. Более того, именно его и
считают по праву родоначальником демократии: если Солон заложил
общие основы полисного строя в Афинах, то Клисфен окончательно
придал ему демократическую форму. При нем и в самом деле полу
чили дальнейшее развитие правильные принципы государственной и
демократической жизни. На смену древней родо-племенной организа
ции общества (по филам и фратриям) пришла, наконец, новейшая ад
министративно-территориальная система — членение страны и народа
на 10 новых территориальных фил с их местными подразделениями в
виде небольших компактных городских и сельских ячеек-демов. Эта
система, ставшая теперь основой всей государственной жизни, учиты
вала, по месту жительства, все свободное, включенное в состав граж
данства, население Аттики, в том числе и такие его группы, которые
давно утратили или никогда даже не имели связи с исконными родо
выми подразделениями.
Соответственной реорганизации подверглась вся система строения
государственных органов и должностей в древних Афинах. И прежде
всего радикально изменилась структура созданного еще Солоном го
сударственного совета. Ранее он состоял из 400 членов, набиравшихся
поровну от 4 древних фил, где преимущественным влиянием по тради
ции пользовалась родовая знать. Теперь состав совета был расширен
до 500 членов, которые набирались — и это было решающим нововве
дением—по 50 от каждой из 10 новых территориальных фил, т. е. от
36См. также специальные исследования: E h re n b e rg V. Neugründer des Staates.
München, 1925. S. 55-102; E lio t C . W . J. 1) Coastal Demes of Attica. A Study of the
Policy of Kleisthenes. Toronto, 1962; 2) Kleisthenes and the Creation of the Ten Phy
lai / / Phoenix. Vol. XXII. 1968. № 1. P. 3-17; L e w is D . M . Cleisthenes and A ttica / / His
toria. Bd XII. 1963. H. 1. P. 22-40; L e v e q u e P ., V id a l-N a q u e t P . Clisthène l’Athénien.
Paris, 1964; M c C a r g a r D . J. 1) The Relative Date of Kleisthenes’ Legislation / / His
toria. Bd XXV 1976. H.4. P. 385-395; 2) New Evidence for the Kleisthenic B o u le//
CIPh. Vol. 71. 1976. №3. P. 248-252; A n d r e w e s A . Kleisthenes’ Reform B ill// ClQu.
N. S. Vol. XXVII. 1977 №2. P. 241-248. — В отечественной литературе: Л у р ь е С . Я .
Клисфен и Писистратиды / / ВДИ. 1940. №2. С. 45-51; С т р о г е ц к и й В . М . Клисфен
и Алкмеониды/ / ВДИ. 1972. №2. С. 99-106; К а р п ю к С . Г Клисфеновские рефор
мы и их роль в социально-политической борьбе в позднеархаических Афинах / /
ВДИ. 1986. №1. С. 17-35.
----------------------- Page 169-----------------------
всего массива гражданского населения, что придали эт о му важ н ей ш е
му после народного собрания государственному учреждению подлинно
демократический характер.
Равным образом расширилась и демократизировалась система раз
личных государственных коллегий, административных, финансовых,
военных, которые теперь делили с архонтатом исполнительную власть
и своим коллективным участием придавали ей последовательно демо
кратический характер. В частности, в соответствии с возросшей ролью
гоплитского ополчения и для более эффективного коллегиального ру
ководства военными делами была создана новая коллегия 10 высших
военных руководителей —стратегов. Поначалу они были подчинены
одному из 9 архонтов — архонту-полемарху, но вскоре стали самосто
ятельными и даже, более того, по мере возрастания роли войны и во
енной политики, приобрели значение главного правительственного ор
гана.
Но самое, может быть, важное состояло в том, что при Клисфене
утвердившаяся, наконец, демократия получила твердые гарантии сво
его дальнейшего существования. Были приняты эффективные меры
против своеволия и необузданности отдельных знатных кланов и силь
ных личностей. Силу первых должна была подорвать административ
но-территориальная реформа Клисфена, имевшая в виду раздробле
ние старинных родовых групп между новыми территориальными под
разделениями. А против непомерного возвышения личности был на
правлен также учрежденный Клисфеном предупредительный «суд че
репков» — остракизм (см.: Androtion, FgrHist 324 F 6: Aristot. Ath. pol,
22; Philochor., FgrHist 328 F 30; Diod., XI, 55; Ael. V.h., XIII, 24).37
Суть процедуры состояла в том, что на специальном народном со
брании, насчитывавшем не менее 6 тыс. человек, граждане подавали
голоса —черепки с нацарапанными на них именами тех, кто, по их
мнению, представлял опасность для общества. Получивший большин
ство голосов должен был уйти в изгнание на 10 или (позднее) 5 лет, и
хотя в остальном он не подвергался никакому бесчестью или ограниче
нию в правах, его политической активности и влиянию клался предел,
по крайней мере на известное время.
Согласно свидетельствам древних, впервые закон об остракизме
37Об остракизме см. также: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. I.
Изд. 3-е. СПб., 1897. С. 167-168, 232-233. Специальные исследования: Carcopino J.
L’ostracisme athénien. 2-ème éd. Paris, 1935; Kagan D. The Origin and Purposes of
O stracism // Hesperia. Vol. XXX. 1961. N"24. P. 393-401; Keaney J. J. The Text of
Androtion F 6 and the Origin of Ostracism / / Historia. Bd XIX. 1970. H. 1. P 1-
11; Keaney J. J., Raubitschek A. E. A Late Byzantine Account of O stracism // AJPh.
Vol. 93. 1972. № 1. P. 87-91; Thomsen R. The Origin of Ostracism. A Synthesis. Copen
hagen, 1972.
----------------------- Page 170-----------------------
был применен спустя два года после первой победы над персами при
Марафоне.38 Тогда уверовавший в свою силу народ использовал серию
остракизмов для устранения из Афин родственников и сторонников
свергнутых тиранов, дабы искоренить всякую возможность возрожде
ния антидемократического режима личной власти. Но и позднее ост
ракизм оставался эффективным орудием контроля в руках демоса по
отношению к той аристократической прослойке, которая по традиции
поставляла политических лидеров Афинскому государству. Посред
ством остракизма афинская гражданская община оберегала себя от
нежелательных последствий чрезмерного успеха той или другой ари
стократической личности. Последовательным устранением политиков,
чье влияние грозило превзойти допустимую при демократии норму,
община и утверждала свое суверенное право, свое значение воплощен
ного государственного начала.39
Конечно, нельзя отрицать того, что проведение Клисфеном важ
ных государственных преобразований было обусловлено не только и
даже на первых порах, может быть, не столько широкими демокра
тическими устремлениями реформатора, сколько более частною, лич
ною причиною — соперничеством его с другим влиятельным аристо
кратом Исагором и необходимостью в борьбе с сильным противником
опереться на поддержку народа. Это подчеркивается уже и в древней
традиции, у Геродота, когда он повествует о борьбе за власть меж
ду Клисфеном и Исагором в Афинах, только что освободившихся от
тирании Писистратидов: «Эти люди вели между собою распри из-за
преобладания (έστασίασαν περί δυνάμιος), пока побежденный Клисфен
не привлек на свою сторону народ (τον δήμον προσεταιρίζεται) (Her. V,
66, пер. Ф. Г. Мищенко).
Однако, не забывая о том, что непосредственным исходным мо
ментом деятельности Клисфена было честолюбивое соперничество с
себе подобными из-за власти, мы не должны ставить под сомнение
принципальный характер содеянного им, отрицать объективную де
мократическую сущность осуществленных им реформ. Размышляя о
месте Клисфена в ряду творцов афинского полисного строя, мы мо
жем сказать так: величие его как политика состояло не в изначальном
демократическом устремлении, а в гениальном постижении и реали
зации объективно необходимых задач в ходе развязанной личным че
столюбием борьбы. Отлично сказано по этому поводу у Г. Бенгтсона:
«Клисфеновский новый порядок родился из нужд сиюминутной поли
тики. Но если он, тем не менее, своим лицом обращен в будущее, то
38Битва при Марафоне произошла в 490 г. до н.э.
39Подробнее см.: Фролов Э .Д . Политические лидеры афинской дем ократии//
Политические деятели античности, средневековья и нового времени. Л ., 1983. С. 6-
2 2 .
----------------------- Page 171-----------------------
это отличает его как творение поистине государственного ума».
Впрочем, при более пристальном вглядывании в ход исторического
развития убеждаешься, что доля объективной заданности в действи
ях Клисфена была даже большей, чем это представляется с первого
взгляда. Ведь если его выступление и в самом деле находилось под воз
действием личного честолюбия, стимулированного свержением тира
нии, то ход борьбы и ее конечный результат всецело уже определялись
той решающей ролью, которую с высвобождением из-под опеки тира
нии стал играть в политической жизни демос. Время Солона и время
Клисфена —две крайние точки в становлении афинской демократии;
между ними для афинского народа пролегла длительная полоса поли
тического возмужания. Если при Солоне демос являлся только одной
из борющихся групп, то теперь, в конце VI в, после нивелирующей ра
боты, проделанной тиранией, он остался единственной общественной
силой, без опоры на которую любое политическое выступление было
обречено на провал. Если Клисфен стремился к подлинному успеху, —
а он был достаточно прозорлив, чтобы отличить прочный успех от
скоротечного, — то его обращение к народу было предопределено. Но
тогда неизбежным было и проведение всего того, что было им осу
ществлено в интересах демоса и что делает его реформы не только
заключительным этапом в формировании афинского демократическо
го полиса, но и отправной точкой в начавшемся становлении в Афинах
строя радикальной демократии.
Мы лишний раз убеждаемся, таким образом, во внутренней свя
занности исторического процесса, в данном случае — в закономерности
важнейших этапов архаической революции в Афинах. Первоначальная
законодательная реформа разрешила главные трудности и заложила
основания нового, гражданского общества, но она же, вследствие недо
статочной своей радикальности, обусловила последующее обострение
социальной борьбы и, таким образом, подготовила почву для рожде
ния тирании. Последняя решительным подавлением аристократиче
ской оппозиции расчистила поле для будущего торжества демократии.
Когда, по устранении тирании, на первый план вновь выступили че
столюбивые лидеры уцелевших аристократических кланов, стало яс
но, что решение их споров зависит от того, кто заступил теперь на
освободившееся после аристократии и тирании заглавное место в со
циальной жизни Афин, — от демоса. И в угоду ему возводившееся в
течение столетия здание афинского полиса было окончательно отде
лано в демократическом стиле.
----------------------- Page 172-----------------------
ЧАСТЬ III. СТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИСА В ЗОНЕ
КОЛОНИЗАЦИИ
Глава 6.
КОНТУРЫ ПРОЦЕССА НА ГРЕЧЕСКОМ ЗАПАДЕ.
СМУТА В ЛЕОНТИНАХ
Истории греческих колоний в Западном Средиземноморье уделя
лось и уделяется до сих пор гораздо меньше внимания, чем исто
рии их метрополий — городов Балканской Греции. Чтобы убедиться
в этом, достаточно просмотреть стандартное современное пособие по
греческой истории Г. Бенгтсона.1 Основное содержание этой работы
составляет обстоятельный обзор исторического развития Балканской
Греции с примыкавшими к ней островами Эгейского архипелага и ма
лоазийским побережьем, и лишь время от времени отдельные разде
лы дополняются весьма краткими, носящими характер формальной
справки, параграфами по истории греческого Запада.
Между тем этот недостаток внимания едва ли может быть оправ
дан. Освоенные греками еще на заре архаического периода прибреж
ные области Южной Италии и Сицилии стали родиной новой, до
черней греческой цивилизации, чьи творческие достижения мало чем
уступали великим свершениям метрополии. Не случайно обширную,
цветущую область заселенной греками Южной Италии еще в древно
сти (по-видимому, с VI в. до н.э.) стали называть Великой Грецией
(см.: Polyb, II, 39, I).2
В Сицилии, которую иногда тоже включали в понятие Великой
Греции (Strab, VI, 1, 2, р. 253), основанные в 735 г. до н.э. переселен
цами из Коринфа Сиракузы к исходу архаического периода выросли в
огромный, по античным масштабам, город, может быть, самый боль
шой в греческом мире (ср. свидетельство Тимея у Цицерона: Cic. De
re publ. III, 31, 43). Уже при старшей тирании (при Дейноменидах
Гелоне и Гиероне), затем при демократии (середина V в.) и, наконец,
1 Bengtson H. Griechische Geschichte. 4.Aufl. München, 1969.
2Cp.: Beloch K. J. Griechische Geschichte. 2.Aufl. Bd I. Abt. 1. Strassburg, 1912.
S. 236.
----------------------- Page 173-----------------------
при Дионисии и Агафокле Сиракузы были центром обширной дер
жавы, возникшей и развивавшейся параллельно территориальным об
разованиям восточных эллинов — Афинской архэ, Греко-македонской
державе Филиппа и Александра, эллинистическим царствам диадо
хов. Недаром честолюбивый и неугомонный Пирр, вошедший в исто
рию как первый греческий соперник римлян, мечтал на базе греческой
Италии и Сицилии создать новую империю наподобие той, что была
создана Александром на Востоке.
Уже древним было присуще сознание той большой роли, которую
сыграли Великая Греция и Сицилия в общегреческой истории. Один
из крупнейших (и немногих хорошо нам известных) представителей
греческой универсальной историографии Диодор стремился излагать
параллельно историю обеих главных частей греческого мира —ита
ло-сицилийского Запада и балкано-малоазийского Востока. И это его
стремление было продиктовано не только сицилийским патриотизмом
(Диодор был родом из сицилийского городка Агирия), но и несомнен
ным пониманием того места и значения, которые принадлежали Ве
ликой Греции и Сицилии в общегреческой истории. Это понимание,
естественное еще для Дж. Г рота, было утрачено под влиянием общих
обзоров греческой истории, вышедших из-под пера признанных масте
ров — немецких историков рубежа XIX-XX вв. (Г. Бузольт. Эд. Мейер,
К.-Ю. Белох, Р. Пёльман), которые все ориентировались преимуще
ственно на историю собственно Эллады — Балканской Греции. И лишь
сравнительно недавно, после II мировой войны, в особенности благо
даря трудам итальянских археологов и историков, греческий Запад
вновь занял достойное место в круге тех проблем, которые разраба
тываются современными антиковедами.
Но история греческого Запада интересна не только потому, что
она — неотъемлемая часть истории греческого народа и в этом сво
ем качестве доставляет нам важный дополнительный материал в па
раллель признаваемому за основной восточногреческому. В некоторых
отношениях, в силу естественной в дочерних государственных образо
ваниях большей подвижности и переменчивости жизни, города-госу
дарства западных греков, как и вообще освоенной греками колони
альной периферии, предлагают нам даже более яркие примеры, более
выпуклые и четкие образцы того, что составляло самую суть антич
ной цивилизации. Это верно, в частности, и в приложении к той теме,
которую можно считать одной из важнейших — если не заглавной —
в современном антиковедении. Мы имеем в виду проблему античного
полиса, в особенности же проблему античной государственности — ее
классических полисных форм, затем более развитых и сложных струк
тур державно-территориального типа, наконец, тех, так сказать, анти
----------------------- Page 174-----------------------
форм, которые порождались кризисными ситуациями. Под последни
ми — «антиформами» — мы разумеем различные режимы личной вла
сти, или тирании, которые и в самом деле, как это было отмечено еще
древними (Plat. Resp. VIII, p. 544 с; Leg. VIII, p. 832 с; Xen. Hell. II,
3, 17; VI, 3, 8), с точки зрения государственно-правовой являли со
бой отрицание любой более или менее правильной, т. е. основанной на
известной сумме признанных законов, государственности.
Пожалуй, все сказанное особенно верно в приложении именно к ти
рании — форме особенной, исключительной, обязанной своим возник
новением чрезвычайным, как правило, критическим обстоятельствам,
которые чаще можно было наблюдать именно в городах колониаль
ной периферии. В этом отношении замечательна была Сицилия. Уже
древние обращали внимание на бурное возникновение здесь тирани
ческих режимов (Diod, XIX, 1, 5; Justin. IV, 2, 3), и они же спра
ведливо усматривали корень этого явления в избытке материальных
благ, оборачивавшемся чрезмерной поляризацией собственности и на
пряженностью отношений, в обусловленной внутренними смутами и
внешними воздействиями — переселениями и войнами — частой пере
мене политических форм (Thuc.. VI, 38, 3; Plat. Ер. VII, р. 326 b-d).
И, что особенно важно, справедливость этих суждений мы легко мо
жем проверить на конкретном материале. Ведь для Сицилии, благо
даря раннему развитию здесь исторической традиции и литературы,
мы располагаем достаточно обширной и надежной информацией, при
чем не только для времени сравнительно позднего (мы имеем в виду
дошедшее главным образом через Диодора предание о тираниях Дио
нисия и Агафокла), но и для самой ранней эпохи, для времени вполне
архаичного.
Примером может служить сюжет, на который до сих пор не обра
щали особого внимания: выступление Панэтия Леонтинского, которо
го античная традиция относила к концу VII в. до н.э. (609 г, Euseb.
Chron, vers. arm. II, p. 186 Karst) и считала первым по времени ти
раном в Сицилии (Euseb. Chron, II, p. 90 Schoene: Panaetius primus in
Sicilia arripuit tyrannidem). Пример этот для нас вдвойне драгоценен,
поскольку он представляет возможность судить не только о рожде
нии тирании, на и о всем клубке противоречий, которыми было от
мечено становление греческого полиса, в данном случае специально
в зоне колонизации. Кроме того, обращаясь к этому эпизоду древней
сицилийской истории, мы получаем возможность сразу, что называет
ся, попасть in médias res, т. е. без долгих предваряющих рассуждений
немедленно оказаться в русле интересующего нас исторического про
цесса.
Родина Панэтия Леонтины были одним из трех известных ионий
----------------------- Page 175-----------------------
ских городов в Сицилии, основанных переселенцами из Халкиды Эв
бейской. Первым, в 736 г. до н.э., на северо-восточном побережье Си
цилии, напротив южной оконечности Италии, был заложен Наксос.
Это была вообще первая греческая колония в Сицилии, и основана
она была ионийцами. Дорийцы, колонисты из Коринфа, явились годом
позже и на другом, южном отрезке восточного побережья заложили
город Сиракузы. А еще через 5 лет, в 730 г., колонистами из Наксоса
все в той же восточной части острова, к северу от Сиракуз и в неко
тором отдалении от моря, были основаны Леонтины, а затем, уже на
самом побережье, между Наксосом и Леонтинами, Катана (Thuc., VI,
3; Ps.-Scymn., 270 sqq.; Strab. VI, 2, 2, p .267; Steph. Byz., s.v. Χαλκίς;
дату основания Наксоса—исходную для дальнейших определений —
указывает Евсевий [Euseb. Chron., П, р. 182 Karst]).3
Основание этих городов относится, таким образом, к древнейшему
периоду греческой колонизации. Как и в случае с дорийским Корин
фом,4 побудительным мотивом для вывода халкидянами колоний в
Сицилию послужило прежде всего относительное, и главным образом
аграрное, перенаселение, особенно острое в условиях господства зем
левладельческой аристократии всадников-гиппоботов (об аристокра
тическом правлении в древние времена в Халкиде, как и в соседней
Эретрии, см.: Aristot. Pol., IV, 3, 1-2, p. 1289 b 33-40; в связи с темой
колонизации — Aristot. ар. Strab., X, 1, 8, р. 447 = Aristot., fr. 603 Rose3;
для конца архаического периода —Her. V, 77).
Аграрные трудности, равно как и нужды развивавшегося города, а
с другой стороны, стимулированные этими факторами противоречия
между господствующей знатью и простым народом заставили склады
вавшийся халкидский полис искать выхода из внутренних осложнений
в активной внешней политике. Следствием было обострение отноше
ний с соседней Эретрией, спор с которой за обладание сопредельными
землями вылился в затяжную Лелантскую войну (1-я половина VII в.
до н. э. ).5 Другим и еще более примечательным выражением этих уси
3 О начале греческой колонизации в Сицилии и, в частности, об основании там
своих колоний халкидянами подробнее см.: С о к о л о в Ф. Ф. Критические исследова
ния, относящиеся к древнейшему периоду истории Сицилии. СПб., 1865. С. 176 слл.;
H o lm A d . Geschichte Siziliens im Altertum. Bd I. Leipzig, 1870. S. 116 ff.; F re e m a n E . A .
The History of Sicily. Vol. I. Oxford, 1891. P. 306 ff.; Ziegler K. S icilia// RE. 2. Reihe.
Bd II. Hbbd 4, 1923, Sp. 2491 ff.; D u n b a b in T . J . The Western Greeks. Oxford, 1948.
P. 8 ff.· S ta u ffe n b e rg A . S c h e n k G r a f v. Trinakria. Sizilien und Grossgriechenland in
archaischer und frühklassischer Zeit. München; Wien, 1963. S. 97 ff.
4См. ниже, гл. 7.
5 О Лелантской войне более подробно см.: М а н д е с М . И . Традиция Лелант
ской войны / / Charisteria. Сборник статей по филологии и лингвистике в честь
Ф .Е. Корша. М., 1896. С. 231—248; B u m A . R . The so-called «Trade-Leagues» in
Early Greek History and the Lelantine W a r// JHS. Vol.49. 1929. Part I. P 14-37;
B ra d e e n D . W . The Lelantine War and Pheidon of A rg o s// TAPhA. Vol. 78. 1947
----------------------- Page 176-----------------------
лий явилось широкое колонизационное движение, в ходе которого хал
кидяне основали множество новых поселений, как на северо-востоке,
на фракийском побережье (заселенный ими и названный по их имени
полуостров Халкидика), так и на более далеком западе: на острове Ис
кья, у входа в Неаполитанский залив, а затем и на самом италийском
материке (Кима, основанная в середине VIII в. до н. э. и считавшаяся
древнейшей греческой колонией на западе),6 далее в Сицилии (назван
ные выше Наксос, Леонтины и Катана) и, наконец, в зоне Мессинского
пролива (Занкла, позднее переименованная в Мессану, на сицилийском
берегу, и Регий —на италийском).
Разумеется, как и во всех подобных случаях, при выводе Халкидою
ее колоний известную роль сыграли и интересы коммерческие, торго
вые, и продиктованные ими соображения стратегического характера.
Но главным было все-таки стремление дать отток избыточному аг
рарному населению. О преимущественно аграрном назначении первых
халкидских колоний красноречиво говорит их местоположение: осно
вывались ли они на островах, или на побережьях с удобными бухтами,
или же в замкнутых, удобных для защиты горных лощинах, во всех
случаях в их округе оказывались более или менее обширные, плодо
родные долины. Это верно, по-видимому, и для городов Халкидики,
но совершенно несомненно для Кимы (Кампания!) и для городов, ос
нованных в Сицилии. Возвращаясь к этим последним, заметим: если
Наксос был скорее опорным пунктом, первым плацдармом халкидян
в Сицилии, то Леонтины и Катана доставили им основание для даль
нейшего внедрения в страну, соответственно с юга и с севера замкнув
плодороднейшую в Сицилии долину реки Симэфа.7
Это были знаменитые Леонтинские поля, на которых еще во време
на Диодора можно было видеть дикорастущую пшеницу. Неслыханное
плодородие подобных сицилийских долин породило даже у части гре
ков представление о том, что именно здесь — а не в Аттике, в Элевсине,
как обычно считалось — богини Деметра и Кора впервые явились лю
дям и научили их культуре хлеба (Diod. V, 2, 3-5). Зерновое хозяйство
и виноделие, во всяком случае, стали основой богатства и процвета
ния Леонтин, и именно они доставили возможность по крайней мере
состоятельным из граждан вести тот роскошный образ жизни, кото
рый породил пословицу: αεί Λεοντΐνοι περί τούς κρατήρας — «Леонтинцы
всегда вокруг чаш с вином» (Diogenian. Paroem, II, 50).
Разумеется, возможность вести блаженную жизнь «вокруг крате
p. 223-241; Donlan W. Archilochus, Strabo and the Lelantine War / / TAPhA. Vol. 101.
1970. P. 131-143.
6Для суждения об этих аванпостах халкидской колонизации на западе ср.: Dun
babin Т J. The Western Greeks. P. 5 ff.; Stauffenberg A. Trinakria. S. 61, 64 f.
7 Cp.: Dunbabin T. J. The Western Greeks. P. 68.
----------------------- Page 177-----------------------
ров» была открыта в Леонтинах не для всех. Надо думать, что и
здесь, как и в других греческих колониях, естественное поначалу ра
венство-равенство если и не в реальных средствах, то в одинако
во для всех открытых возможностях — с течением времени должно
было смениться более сложною и менее отрадною картиною.8 Про
гнав живших здесь испокон веков туземцев-сикулов и, таким обра
зом, силой утвердившись в. стране (ср. у Фукидида о действиях тех,
кто основал Леонтины: VI, 3, 3 —πολεμώ τούς Σικελούς έξελάσαντες),
халкидские первопоселенцы составили сплоченную общину воинов-
землевладельцев, закрепивших за собою и своими потомками пре
имущественное право на владение землею и управление в новом по
лисе.
Первоначально эта община и составляла полис, однако довольно
скоро, по мере того, как прибывали все новые и новые партии колони
стов, для которых уже не открывалось тех же возможностей, слой пер
вопоселенцев стал превращаться в новую землевладельческую аристо
кратию. По сравнению с ними позднейшие переселенцы оказывались
людьми второго сорта; не имея доступа к земле, они обращались к
занятию ремеслами и торговлей и пополняли непрерывно растущую,
но умаленную в правах прослойку городского демоса. Во время се
зонных сельскохозяйственных работ демос мог поставлять и наемных
батраков для имений зажиточных землевладельцев. Положение этих
работников могло сближаться с положением принадлежавших аристо
кратам земледельческих рабов — покупных или из числа прикреплен
ных к земле сикулов, поскольку они не были истреблены или прогнаны
из страны.
Составленный из позднейших переселенцев-эпойков, а на какую-
то часть, может быть, также и из эллинизированных туземцев-сику
лов, непрерывно возрастающий числом и, по мере роста города, также
и значением, леонтинский демос, конечно же, привлекался государ
ством к несению служб и повинностей: состоятельные горожане —к
разного рода выплатам, а простой народ в целом —к воинской служ
бе, хотя бы в качестве легковооруженных или матросов. В то же время
демос оставался лишенным активных гражданских прав и не допус
кался ни к управлению государством, ни к главному его богатству —
земле. Очевидное это противоречие должно было возбуждать недо
вольство простого народа и в какой-то момент привести к напряжен
ности в отношениях между сословиями, не менее острой и чреватой
8Дальнейший очерк социального развития Леонтин в архаический период
опирается на более общую реконструкцию, предложенную для западных грече
ских колоний Ф. Ф. Соколовым и Ад. Гольмом. См.: Соколов Ф.Ф. Критические
исследования. С. 194 слл.; Holm Ad. Geschichte Siziliens. I. S. 145 ff.; ср. также
ниже, гл. 7.
----------------------- Page 178-----------------------
осложнениями, чем это было в свое время на родине колонистов, в
Халкиде.
Реконструируемая гипотетически на основании совокупного мате
риала, относящегося к истории колониальной греческой периферии,
эта картина в случае с Леонтинами может быть, однако, подкреплена
и прямыми свидетельствами источников, тех именно, которые расска
зывают об установлении в Леонтинах в конце VII в. до н. э. тирании
Панэтия. Свидетельства эти принадлежат двум позднейшим писате
лям: знаменитому философу, специалисту по теории государства и
права Аристотелю и автору сочинения о военных хитростях-страте
гемах Полиэну (II в. н.э.). Писатели эти несоизмеримы по своим да
рованиям и ученым заслугам, но в чем-то у них есть и сходство: оба,
не будучи историками в точном смысле слова, интересовались важны
ми историческими сюжетами, один — развитием государства, другой —
становлением военного искусства; и оба, будучи начитаны в историче
ской литературе, умели выбирать, один в большинстве случаев, а дру
гой по крайней мере во многих, надежные сведения по интересующим
их вопросам. В данном случае, в истории с Панэтием Леонтинским,
они несомненно опирались на добротную сицилийскую традицию, при
чем в расчет могут идти Антиох (V в.), Филист (IV в.), а для Полиэна
еще и Тимей (рубеж IV—III вв. до н.э.).9
Аристотель в «Политике», рассматривая проблему государствен
ных переворотов, дважды упоминает о выступлении Панэтия в Леон
тинах. Первый раз случай с Панэтием приводится в качестве приме
ра — наряду с другими и более известными — становления тирании из
демагогии: «Панэтий в Леонтинах, Кипсел в Коринфе, Писистрат в
Афинах, Дионисий в Сиракузах и другие таким же образом (достигли
тирании) при помощи демагогии (έκ δημαγωγίας)» (Aristot. Pol, V, 8,
4, p. 1310 b 29-31, здесь и ниже пер. С. А. Жебелева—А. И. Доватура).
9Хотя дальнейшее уточнение источников, на которые опирались Аристотель и
Полиэн, по-видимому, невозможно, общая надежность их сообщений ни у кого не
вызывает сомнений. Впрочем, высокий авторитет Аристотеля не нуждается в осо
бом обосновании. Что же касается Полиэна, то один из лучших знатоков его твор
чества, И. Мельбер, счел возможным специально подчеркнуть добротность его рас
сказа о Панэтии: как и в других эпизодах из древнейшей сицилийской истории, так
и в данном случае Полиэн, по мнению Мельбера, должен был опираться на хорошо
осведомленный сицилийский источник — Филиста или Тимея (M elber J. Über die
Quellen und den Wert der Strategemensammlung P olyaens// Jahrbücher für classische
Philologie. Supplementbd XIV 1885. S. 518). Показательно, что даже Ф. Ф. Соколов,
нередко настроенный весьма скептически по отношению к древней традиции, оха
рактеризовал рассказ Полиэна как «драгоценнейший» ( Соколов Ф. Ф. Критические
исследования. С. 197). Для оценки традиции и реконструкции самого события,
помимо работы Ф. Ф. Соколова и других трудов по истории Сицилии (их перечень
см. выше, в прим. 3), ср. также: Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd I—II.
München, 1967 (I, S. 129; II, S. 593).
----------------------- Page 179-----------------------
В другой раз на случай с Панэтием дается ссылка для подтверждения
возможности перемены государственного строя из олигархического в
тиранический: «Также и олигархия может перейти в тиранию (και εις
τυραννίδα μεταβάλλει εξ ολιγαρχίας), как это произошло с большей ча
стью древних олигархий в Сицилии, где олигархия в Леонтинах пере
шла в тиранию Панэтия, олигархия в Геле — в тиранию Клеандра, в
Регии — в тиранию Анаксилая; то же самое и во многих других горо
дах» (ibid. V, 10, 4, р. 1316 а 34-39).
Что же касается Полиэна, то у него мы находим целое связное по
вествование о Панэтии, которое ввиду его очевидной важности приве
дем здесь полностью: «Панэтий, будучи полемархом (πολέμαρχων) во
время войны леонтинцев с мегарянами из-за границ страны, прежде
всего натравил бедных и пехотинцев (τούς πένητας καί πεζούς) на бо
гатых и всадников (τοΤς εύπόροις και ίππευσι), поскольку, дескать, эти
последние в битвах получают выгоды, а они сами несут множество
потерь. Затем, устроив перед городскими воротами смотр (έξόπλισιν),
он принялся считать и проверять оружие, а лошадей передал конюхам
(τοΐς ήνιόχοις) и велел вести на пастбище. Имея 600 пельтастов, готовых
к восстанию, он поручил их командиру довершить подсчет оружия, а
сам, словно ища тени, отошел под деревья и убедил конюхов напасть
на своих господ (τοΐς δεσπόταις). Те, вскочив на коней, устремились на
господ и, схватив подсчитываемое оружие, перебили их, лишенных до
спехов и безоружных. Пельтасты также присоединились к избиению
и, с великой поспешностью устремившись вперед, захватили город и
провогласили Панэтия тираном (κα'ι Παναίτιον τύραννον άνηγόρευσαν)»
(Polyaen., V, 47, пер. наш).
Как видим, традиция о выступлении Панэтия компактна, может
быть даже лаконична, но вместе с тем весьма информативна. И преж
де всего очевидно, что путч Панэтия не только относился к весьма
древнему времени, — согласно уже приводившемуся месту из «Хрони
ки» Евсевия (в армянской версии), к 609 г. до н.э., —но и вообще, по-
видимому, был первым ярким, отчетливым и потому запечатлевшим
ся в памяти последующих поколений событием такого рода. Евсевий
прямо говорит, что Панэтий был первым по времени сицилийским ти
раном, но и Аристотель, наверное, не случайно каждый раз начинает
ряды своих примеров (в цитированных отрывках) с имени Панэтия.
Надо думать, что яркость и отчетливость, способствовавшие за
креплению памяти о Панэтии, объяснялись зрелостью формы, в ко
торую вылилось его выступление, своеобразной образцовостью этого
события, за которым в традиции стала выстраиваться вереница дру
гих, ему подобных. И действительно, классически отчетливой являет
ся уже самая исходная ситуация, породившая эту первую в истории
----------------------- Page 180-----------------------
Сицилии известную нам политическую коллизию. Леонтины в конце
VII в. до н. э. предстают как государство с типичной олигархической,
или, как было бы лучше сказать применительно к этому раннему вре
мени, аристократической, организацией. В полисе всем заправляют
«богатые и всадники», т. е. такая же, по сути дела, военно-землевла
дельческая знать, и с тем же или близким обозначением, что и на
родине колонистов, в Халкиде.10 Ей противостоит недовольная и го
товая к возмущению масса простого народа — «бедные и пехотинцы»,
которые привлекаются к службе в войске, но не имеют равной доли ни
в дележе добычи, ни в чем другом. Обозначившаяся, таким образом,
конфронтация сословий в сочетании с внешними осложнениями (Леон
тины ведут войну с соседним дорийским городком Мегарами Гиблей
скими) создает условия для авторитетного выступления на авансцену
сильной личности, которая развязывает смуту и захватывает власть в
государстве.
Далее, показателен сам путь Панэтия к личной власти — он именно
являет собою образец для подобного рода восхождений. Судя по всему,
Панэтий — выходец из аристократической среды, поправший интересы
своего сословия в угоду личному честолюбию. Трамплином к возвы
шению послужило высокое официальное назначение: как бы ни толко
вать выражение Полиэна о полемархии Панэтия, —как специальный
термин или как более общее, необязательное обозначение должности
командующего,11 ясно, что Панэтий официально возглавлял леонтин
ское ополчение и этими своими полномочиями злоупотребил. Этому
содействовали условия военного времени. Война, несомненно, должна
была осложнить и без того напряженную обстановку в Леонтинах, и
в то же время, дав возможность отличиться Панэтию, она могла спо
собствовать его популярности и дальнейшему выступлению в качестве
народного вождя. Методы, которыми он при этом воспользовался, ста
ли с тех пор классическими. Это — комбинация демагогии и прямого
вооруженного насилия. Относительно демагогии важно общее указа
10Ф. Ф. Соколов, опираясь на принятое в старых изданиях Полиэна чтение ко
декса· архетип а F εμπόροις, хотел видеть в этой леонтинской знати еще и купцов
(οί έμποροι — «купцы») (см.: Соколов Ф.Ф. Критические исследования. С. 198).
Однако странно было бы встретить в столь общем, неспецифическом контексте
упоминание о купцах, да и принцип антитезы, на котором построена у Полиэна
параллельная характеристика двух главных групп леонтинского воинства, очеви
ден: с одной стороны — бедные и пехотинцы, с другой — должны быть богатые и
всадники. Поэтому новейшие издатели, в частности и И. Мельбер, следуя исправле
ниям в некоторых позднейших рукописях Полиэна, предпочитают — и совершенно
справедливо — читать εύπόροις вместо έμπόροις. На это чтение опираются и все но
вейшие исследователи, обращающиеся к истории Панэтия Леонтинского.
11 На невозможность решить этот вопрос указывает Т. Данбэбин (Dunbabin T. J.
The Western Greeks. P. 66).
----------------------- Page 181-----------------------
ние Аристотеля, а также свидетельство Полиэна о подстрекательстве
Панэтием бедных против богатых. Что же касается насилия, то здесь
предельно ясен Полиэн, и если что и требует уточнения в его рассказе,
так это лишь упоминания о сателлитах Панэтия.
В рассказе Полиэна выступают две группы пособников Панэтия:
так называемые конюхи (ηνίοχοι)12 и пельтасты. Под последними на
до, очевидно, понимать какую-то часть (может быть, отдельное фор
мирование) тех самых «бедных и пехотинцев», к которым в принципе
обращался Панэтий со своим подстрекательским словом. Использо
вание Полиэном для обозначения этих воинов термина «пельтасты»,
которым с конца V в. обычно обозначали профессиональных наемных
солдат с облегченным вооружением, надо отнести на счет небрежности
античного автора. Наемниками они, во всяком случае, быть не могли,
и если что и могло оправдать применение к ним термина «пельтасты»,
так это их легкое вооружение.
Что же касается «конюхов», то это, по всей видимости, были лич
ные слуги аристократов-всадников. Использование для их обозначе
ния несколько архаичного термина (ηνίοχος — слово, популярное в ран
ней поэзии, у Гомера и лириков, где оно обозначает возничего на ко
леснице), возможно, объясняется прямым заимствованием Полиэна из
своего сицилийского источника. Так в Леонтинах по древней аристо
кратической манере, заимствованной с родины, где некогда знать вы
ступала в подход на колесницах, могли называться слуги конных во
инов-аристократов. Из какого социального слоя вербовались эти слу
ги—из свободных людей или из рабов —решить трудно. Это могли
быть свободные простолюдины, бедняки, связанные какими-нибудь
клиентскими отношениями с всадниками.13 Но нельзя совершенно ис
ключить и другую возможность, что эти «конюхи» комплектовались
из людей подневольных,14 скажем, из туземных земледельческих ра
бов, наподобие того, как это было с илотами в Спарте (о привлечении
этих последних к вспомогательной военной службе см., например, Her.
IX, 28-29).15
От частных деталей вернемся к рассмотрению предания о Панэтии
по существу. Рассказ Полиэна завершается на том, что восстав
12 При переводе греческого ήνίοχοι русским «конюхи» следуем примеру
Ф. Ф. Соколова (Критические исследования. С. 198).
13Свободными «безземельными людьми, наймитами» считает их Ф. Ф. Соколов.
«Они не были рабами, — поясняет он, — потому что Панэтий именно бедный народ
подымал, а не рабов» (Там же. С. 199).
14Так склонен думать Эд. Фримен (Freeman Е. A. The History of Sicily. Vol. II.
Oxford, 1891. P. 57 — «seemingly slaves»).
15Cp. также: Lotze D. Metaxy eleutheron kai doulon: Studien zur Rechtsstellung
unfreier Landbevölkerungen in Griechenland bis zum 4. Jahrhundert v. Chr. Berlin, 1959.
S. 33 ff.
----------------------- Page 182-----------------------
шие, учинив избиение всадников, «захватили город и провозгласили
Панэтия тираном». Последнее — конечно, преувеличение. Как уже бы
ло указано Эд Фрименом, ни тогда, ни в другом каком-либо подобном
случае ни один узурпатор не мог позволить себе такого откровенного
жеста — провозгласить (или распорядиться провозгласить) себя тира
ном.16 Принятие в качестве официального титула такого одиозного
прозвища лишило бы свежеиспеченного властителя всякой возможно
сти продолжать демагогическую игру, вести политический диалог с
подчиненной, но не упраздненной общиной граждан. На это не мог бы
пойти ни один узурпатор!17
Но, за вычетом этой неточности, заключительный пассаж Полиэна
вполне достоверен, и он подтверждает то, что как будто бы следует и
из более общих упоминаний Аристотеля, — что Панэтий действительно
сверг правящую в Леонтинах олигархию и сам утвердился у власти. О
дальнейшем источники молчат. Поскольку о правлении Панэтия ника
ких воспоминаний не сохранилось, надо думать, что его тирания была
непродолжительной, а затем, после смерти или устранения Панэтия,
в городе вновь утвердилась олигархия.
Этим, однако, не перечеркивается историческое значение тирании
Панэтия. Во-первых, в самих Леонтинах она могла привести — после
Панэтия и под впечатлением от его выступления — к некоторой моди
фикации старинного строго аристократического строя в сторону более
умеренной олигархии. Можно допустить, что и в Леонтинах, как и в
некоторых других аристократических полисах в подобной ситуации (в
Сиракузах, в Гераклее Понтийской),18 была расширена прослойка пол
ноправных граждан за счет включения в их число наиболее видных
представителей демоса, состоятельных граждан.
Далее, события в Леонтинах могли воздействовать в том же смысле
и на правящие аристократические группировки в других халкидских
городах Сицилии, т. е. в Катане и Наксосе. Замечательный факт: в Ка-
тане, по-видимому, вскоре после выступления Панэтия Леонтинского
является в качестве избранного общиною законодателя Харонд, сам
происходивший из средних слоев (των μέσων πολιτών, см.: Aristot. Pol.,
IV, 9, 10, p. 1296 a 18-21), но действовавший в духе умеренно-аристо
кратическом (ср.: ibid. IV, 10, р. 1297 а 8 sqq.).19 По свидетельству
16Freeman Е. A. The History of Sicily. II. P. 58.