30 Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 158.
31 Там же. С. 159.
32Там же. С. 162-163; ср.: Gerlach J. Aner Agathos: Diss. München, 1932.
33 Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 162.
34Там же. С. 161 и 162.
----------------------- Page 117-----------------------
Конечно, В. П. Яйленко не может не видеть реалий, противореча
щих его позиции. Он вынужден признать, что в архаическую эпоху
греческой истории «общая бедность страны являлась широким полем
для социально-политических противоречий и столкновений»;35 что «в
каждом полисе имелась и своя аристократия по рождению, и свои бо
гачи, и средние по достатку слои, и беднота»;36 что защищаемое им
положение о простоте и единстве архаического общества не может ис
ключить вопроса: «а как же согласовать с таким тезисом угнетение
человека человеком в досолоновских Афинах?».37 Но в том-то и де
ло, что и этот и другие подобного же рода вопросы остаются в работе
Яйленко без разъяснения.
Равным образом и при рассмотрении путей формирования полиса
В. П. Яйленко делает важное признание, что «возникновению и станов
лению полиса сопутствовало развитие существенной социальной стра
тификации в части греческого архаического общества» и что обуслов
ленные этим факторы «дестабилизировали отдельные полисы, созда
вая коллизионные ситуации, а иногда и вооруженные конфликты».38
Однако это признание сразу же сводится на нет указанием на то, что
«пути предотвращения полисами кризисного состояния или преодоле
ния уже создавшейся конфликтной ситуации были многообразны и ни
в коей мере не могут быть сведены только к радикальным формам
социально-политической борьбы» и что, напротив того, «в источниках
превалируют эволюционные пути разрешения противоречий».39 И да
лее, вопреки исторической правде и, в частности, преданию о неодно
кратно вспыхивавших смутах и возникавших тираниях, утверждается,
что и в ионийских городах, и в Афинах преобладал именно эволюци
онный путь становления полиса.
В. П. Яйленко не отказывает себе в удовольствии поиронизировать
над распространенным, в частности, и в советской историографии мне
нием относительно накала социальных противоречий в архаическом
обществе: «Сколько было сказано и написано о разорении, обнищании
народных масс и их борьбе за свои права, сколько раз Аттика рубе
жа VII-VI вв. выдавалась за пример ожесточенной классовой борьбы
народа с аристократией.»40 Он убежден в противном: «Исходя из ана
лиза афинских событий, едва ли можно говорить о классах, классовой
борьбе и революции. Применительно к архаической эпохе упомянутые
понятия не более чем модернизаторские фикции, в лучшем случае по
35Там же. С. 159.
36Там же. С. 161.
37Там же.
38Там же. С. 173.
39Там же. С. 173-174.
40Там же. С. 188.
----------------------- Page 118-----------------------
вторяющие картину IV в. до н.э. и последующих столетий, механиче
ски перенесенную Аристотелем, Плутархом и другими античными ав
торами на архаическую эпоху. Приведенные данные показывают, что
становление полиса осуществлялось на ином, гораздо более примитив
ном уровне.. Этот процесс происходил повсеместно на эволюционной
основе, и хотя ему были свойственны отдельные междоусобицы и край
ности тирании, это не более как издержки становления полиса».41
Нетрудно, однако, убедиться, каким способом автор добивается
нужного ему впечатления — односторонним подбором и тенденциоз
ным перетолкованием исторических фактов. Показательно в этой свя
зи и гиперкритическое отношение к античной традиции: то, что в
ней не подходит к разрабатываемой схеме, отбрасывается как позд
нейшее измышление. Показательна, наконец, и манипуляция с обви
нением в модернизаторстве — прием, который в последнее время ши
роко используется такими защитниками сугубого своеобразия антич
ности и противниками ее интерпретации в духе формационного уче
ния, как М. Финли и Ч. Старр. На наш взгляд, предложенная Яйлен
ко концепция — дань некритическому увлечению названным модным
направлением. Мы позволим себе не согласиться с этой новейшей схе
мой и, не смущаясь возможными обвинениями в слепом следовании
за античной традицией и в модернизаторстве, вернемся к рассмотре
нию так называемых «издержек становления полиса», т. е. той соци
альной напряженности, разрешавшейся вспышками сословной борьбы,
которая, по нашему глубочайшему убеждению, составляла характер
ную черту, если угодно — суть общественной жизни греков в век арха
ики.
Итак, в какой-то момент архаической смуты недовольство народа
стало выливаться в открытые формы. Трудно, однако, сказать, как
сложилась бы судьба сельского демоса в Древней Греции и насколько
успешно сумел бы он защитить свои права перед натиском всемогу
щих денег, долговой кабалы и произвола знати, если бы как раз в это
время не пришла ему помощь со стороны. Дело в том, что одни и те же
процессы вели и к расслоению сельской общины, к обогащению знати
и разорению крестьянства, и к росту города, к формированию нового
сословия горожан. Последнее непрерывно пополнялось благодаря при
току в город всех тех, кто надеялся разбогатеть, приспособившись к
новым условиям жизни, обратившись к новым доходным занятиям —
ремеслу и торговле. Насколько этот процесс был реальностью, в какой
степени являвшимся в город новым людям удавалось там обосновать
ся и даже выдвинуться на первый план и с какой ревностью следила
за этим старая знать, обо всем этом можно судить по следующим ха
41Там же. С. 193.
----------------------- Page 119-----------------------
рактерным, хотя, быть может, и несколько утрированным, сетованиям
мегарского поэта-аристократа Феогнида (VI в. до н.э.):
Город наш все еще город, о Кирн, но уж люди другие.
Кто ни законов досель, ни правосудья не знал,
Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным
И за стеной городской пасся, как дикий олень, —
Сделался знатным отныне. А люди, что знатными были,
Низкими стали. Ну, кто б все это вытерпеть мог?
(Theogn., 53-58 Diehl 3, пер. В. В. Вересаева).42
Homines novi заставляли считаться с собою. Выходцы из сельской
местности, эти изгои, утратившие связь с общиною, становясь бога
тыми и почтенными горожанами, заявляли претензии на уравнение в
правах с аристократами, на доступ к политической власти. И делали
они это с тем большей решительностью, что, как изгоев, знать их ни во
что не ставила, тогда как сами они, по мере роста их богатства, склон
ны были держаться о себе все более высокого мнения. Что могло быть
более естественным в этих условиях, чем блок между двумя утеснен
ными в ту пору сословиями крестьян и горожан, которые равно были
недовольны засилием знати?
Складывавшийся таким образом общий демократический фронт
получал благодаря объединению сил большие шансы на победу. К тому
же в его пользу действовали еще два очень важных обстоятельства.
Во-первых, свершилась важная перемена в военном деле — возросла
роль народного ополчения, фаланги тяжеловооруженных пехотинцев,
гоплитов, без которых правящая знать с какого-то момента не могла
уже более обходиться. Причина заключалась прежде всего в крайне
осложнившейся политической обстановке. Ведь в ту пору, в условиях
демографического взрыва и обострившейся вследствие этого борьбы за
жизненное пространство, защита или тем более расширение пределов
своего отечества стало делом гораздо более трудным, чем в прежние,
гомеровские, патриархальные времена. При этом надо принять во вни
мание, что и для самих земледельцев — а они-то и составляли массу
народа — полноценное участие в воинской службе стало, в сравнении
с гомеровским временем, гораздо более реальным вследствие продол
жающегося совершенствования и удешевления оружия. Из афинского
постановления конца VI в. до н.э. о клерухах (военных колонистах)
на Саламине известно, что военная экипировка, которую клерух дол
жен был производить на свой счет, оценивалась в 30 драхм (ML, 14,
42 Более подробный разбор данных Феогнида, относящихся к сфере социальных
отношений, см. в работе: Доватур А. И. Феогнид Мегарский/ / ВДИ. 1970. №2.
С. 41-59.
----------------------- Page 120-----------------------
стк. 8-10), т. е., как здесь справедливо было отмечено В. П. Яйленко, в
сумму не столь уже высокую.43 Это означает, что даже люди среднего
достатка могли обзаводиться паноплией, т. е. полным набором как на
ступательного (меч, копье), так и защитного вооружения (щит, шлем,
панцирь, поножи).
Соответственно изменилась роль войск и тактика построения и боя.
Как в свое время, с падением царской власти и установлением корпо
ративного правления знати, герои-аристократы, выступавшие на ко
лесницах, должны были уступить место отрядам всадников, так теперь
эти последние были оттеснены в сторону вооруженною массою гопли
тов, которые компенсировали личные недостатки в выучке и вооруже
нии новым сомкнутым построением — фалангой. Что все это сверши
лось уже в первые века архаики — это бесспорно. Подтверждение то
му доставляют и литературные источники, в частности великолепные
описания спартанской фаланги у Тиртея (середина VII в. до н.э.),44 и
данные археологии: элементы бронзовой паноплии нового типа — шлем
и панцирь — обнаружены в погребении конца VIII в. до н. э. в Аргосе,45
а первое изображение строя фаланги доставляет вазовая живопись, в
частности роспись на коринфском сосуде — энохое, или ольпе, из кол
лекции Киджи — середины следующего столетия.46
В выработке и усвоении новой гоплитской техники известную роль
могли сыграть отдельные заимствования с Востока, от карийцев, ли
дян, ассирийцев, но в целом гоплитская реформа была оригинальным
творением греков. Это, между прочим, с очевидностью следует из Ге
родотовой истории Греко-персидских войн, где тяжелое гоплитское во
оружение и правильная тактика фаланги греков выразительно проти
вопоставляются недостаточному вооружению и нестройному действию
пехоты варваров (ср., в частности, при описании Платейской битвы,
Her., IX, 61-63).47
Возможно, что изобретателями нового гоплитского вооружения и
нового строя фаланги были в Греции аргивяне. В пользу этого говорят,
43 Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 172.
44См. в особенности отрывки из военных элегий Тиртея: fr. 6-9 Diehl3 и их пе
ревод в кн.: Латышев В. В. На досуге: переводы из древних поэтов. СПб., 1898.
С. 14.
45 Courbin Р. Une tombe géométrique d ’A rg o s// BCH. T. 81. 1957. P t 2. P. 322-386;
Jeffery L. H. Archaic Greece. P. 133-134, 143. Pl. 17.
46Блаватский В. Д . История античной расписной керамики. М., 1953. С. 86-88,
илл. на с. 90; Starr Ch. G. The Economic and Social Growth of Early Greece. P. 33.
Pl. III b; Snodgrass A. Archaic Greece. P 102. PI. 11. — Более обстоятельный обзор
данных вазовой живописи (в сопоставлении с прочими археологическими и лите
ратурными данными) см. в работе: Lorimer H. L. The Hoplite Phalanx (with Special
Reference to the Poems of Archilochus and Tyrtaeus) / / ABSA. Vol. 42. 1947. P. 76-138.
47Cp. также: Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 211.
----------------------- Page 121-----------------------
во-первых, указанные только что археологические находки, свидетель
ствующие о появлении в Аргосе вооружения гоплитского типа уже на
исходе VIII в., а, во-вторых, согласные с ними античные предания. Так,
в древнейшем из дошедших до нас оракулов Аполлона Дельфийского
лучшими из мужей признавались «аргивяне, одетые в льняные пан
цири, подлинные стрекала войны (Άργεϊοι λινοΰώρηκες, κέντρα πτολέ
μοιο) ».48 Согласно традиции, сохраненной у Павсания, именно арги
вяне первыми всем войском приняли на вооружение большие круглые
щиты, так называемые аргосские, или арголидские (ασπίδες Άργολικαί,
Paus., II, 25, 7; VIII, 50,1), от которых пошло и самое название нового
рода тяжеловооруженной пехоты (όπλίται — от δπλον, что значит ору
жие вообще, но также и большой щит определенного типа). Вместе с
этими щитами, по всей видимости, усвоили они и тактику сомкнутого
пехотного построения, фаланги.49
Не исключено также, что решающие шаги в этом направлении бы
ли сделаны в Аргосе в правление Фидона, который вошел в историю
как крупный воитель, пытавшийся восстановить аргосский контроль
над всем «наследием Темена» (т. е. над всем северным и восточным
Пелопоннесом), а вместе с тем и как крупный реформатор, с именем
которого, как уже указывалось, был связан целый ряд преобразова
ний.50 Но если даже и в самом деле честь новаторов принадлежала
аргивянам, то очень скоро эта новация стала достоянием всех гре
ков. В Спарте, во всяком случае, как это следует из Тиртея, гоплит
ское вооружение и тактика утвердились не позднее середины VII в.
а к концу этого столетия переворот в военном деле, выразившийся в
утверждении в качестве главной военной силы гоплитского ополчения,
стал практически повсеместно свершившимся фактом.
Вместе с тем очевидны огромные политические последствия этой
по видимости чисто военной перемены. Уже Аристотель отметил, что
у эллинов в древнейший период «с ростом государств и тяжеловоору
женная пехота получила большее значение, а это повлекло за собой
участие в государственном управлении большего числа граждан», т. е.
переход от древнейшей аристократии, олигархии всадников, к древ
нейшему виду демократии — гоплитской политии (см. Aristot. Pol., IV,
10, 10, p. 1297 b 16-28).51 Таким образом, в фаланге гоплитов — спло
ченной массе одинаково вооруженных и равных по выучке воинов-
48Текст оракула, известный благодаря упоминаниям у древних историков Иона
Хиосского и Мнасея из Патар (соответственно FHG, II, р. 51, fr. 17, и III, р. 157,
fr. 50), приводится и комментируется в кн.: Parke H. W Wormell D .E. W. The
Delphic Oracle. Vol. II. Oxford, 1956, P. 1-2, № 1 (издатели относят его к раннему
периоду — «до конца 1-й Священной войны», т. е. до 590 г. до н.э.).