38 Андреев Ю. В. Начальные этапы становления греческого полиса. С. 6.

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 2
Оценка:
0.00 из 5.00 — оценок
Скачиваний: 0

 

----------------------- Page 73-----------------------

 

поселениям удавалось сохранить свои функции и свое значение так­

же и после пертурбаций в конце II тыс. до н.э. на всем протяже­

нии дальнейшего переходного периода. Справедливо замечает по это­

му поводу Г. Ф. Полякова: «Полисы возникали в различных условиях

по отношению к своему культурному прошлому — к микенской куль­

туре. Нельзя не предположить, что на возникновение полисов оказали

влияние те культурные традиции и технические навыки и знания, ко­

торые никогда полностью не умирали после гибели микенского мира,

особенно если учесть, что в ряде поселений прослеживается непре­

рывность обитания начиная с микенской эпохи». И далее она еще раз

разъясняет свою мысль: «Как показывает археологический материал,

в “темные века” развитие техники обработки металлов, керамическое

искусство начались не на пустом месте, но опирались на стойкие тра­

диции микенского времени. Следует заметить, что рост городов мог

происходить не только в результате длительного разложения общины

и постепенного отделения ремесла от земледелия, как обычно рису­

ют образование города при возникновении его в «чистых» условиях

разлагающейся земледельческой общины».39

Иными словами, процессу урбанизации в послемикенской, архаиче­

ской Греции могло содействовать то важное обстоятельство, что в ряде

случаев он развивался не на пустом месте, а на основе, унаследован­

ной от микенского или позднейшего, но тоже достаточно еще раннего

времени.

В любом случае, однако, переоценивать урбанистические качества

первоначальных протополисов не приходится, тем более, что наши све­

дения о них крайне ограничены. Как бы там ни было, в «темные»

XI-IX вв. до н. э., — скорее, впрочем, к концу этого периода, — архео­

логически выявляется не один, как заявляют иногда скептики вроде

Ч. Старра,40 а целый ряд таких послемикенских протополисов: Смир­

на на западном побережье Малой Азии (на перешейке, на выступе

береговой полосы), Загора на острове Андросе (на отдаленной от мо­

ря плоской вершине), Эмпорио на острове Хиосе (на склонах высо­

кого холма поодаль от моря) и др. По своему планировочному типу

они были, согласно определению Ю. В. Андреева, либо, чаще, интра-

вертными, когда помещения концентрировались в пределах укреплен­

ной площадки, либо, реже, экстравертными, когда жилые кварталы

выносились за пределы цитадели на склоны холма. Первый тип пред­

ставлен Смирною и Загорой, второй — хиосским Эмпорио. Выбор типа

поселения, очевидно, диктовался каждый раз стратегическими сооб­

ражениями, поскольку главным назначением такого городища было

 

39Полякова Г Ф. От микенских дворцов к полису. С. 126 и прим. 145.

40Starr Ch. G. La storia greca arcaica/ / PP. Vol. 92. 1964. Fase. 1. P. 17.

 

----------------------- Page 74-----------------------

 

служить убежищем для некоторой массы населения, сплоченной общ­

ностью происхождения и организации в более или менее крупное един-

41

ство.

Эти протополисы были невелики по объему и весьма примитивны

по характеру: скопища небольших, как правило, в одно помещение до­

миков, квадратных или овальных в плане, сложенных из кирпича-сыр­

ца, с соломенной кровлей; никаких следов правильной общей плани­

ровки или хотя бы четко обозначенного общественного центра. С горо­

дом такое раннее городище сближали только компактность застройки

и наличие укреплений в виде стены, опоясывавшей все поселение, или

акрополя, к которому оно тогда жалось. Однако, будучи центром при­

тяжения для населения округи сначала как убежище, а затем, после

сооружения здесь святилища божеству-покровителю и переноса сюда

же резиденции правителя, также и как средоточие религиозной и по­

литической жизни, такое городище со временем могло превратиться

в настоящий многолюдный город, способный играть роль универсаль­

ного центра —и религиозного, и военно-политического, и экономиче­

ского.

Конкретный живой облик такого протополиса отображен у Гомера.

Это в особенности Троя, а для несколько более поздней стадии, для зо­

ны ионийской колонизации, как предполагают, еще и город сказочного

народа мореходов-феаков на острове Схерии. С городом этот гомеров­

ский протополис роднят его центральное положение, укрепленность и

компактность застройки, но ни в социально-экономическом, ни даже

в политическом отношении он еще не является городом-государством

в собственном смысле слова. Он не выделился из сельской округи и не

противостоит ей как центр ремесла и торговли. Его население в прин­

ципе совпадает с совокупностью данного народа, с массою составля­

ющих этот народ соплеменников-землевладельцев. В нем нет инсти­

тутов-учреждений и зданий, — воплощающих власть, отделившуюся

от народа, если только не считать такими воплощениями власть и дом

патриархального главы племени, Приама в Трое или Алкиноя на Схе­

рии, что, однако, было бы несомненной передержкой.42

Все же надо заметить, что эта характеристика гомеровского про­

тополиса правильна лишь в принципе, поскольку она опирается на

главный и по этой именно причине сильно архаизированный образец —

Трою. Тот же гомеровский эпос содержит целый ряд таких данных,

которые, без сомнения, отражая ситуацию, близкую времени жизни

самого поэта, свидетельствуют о начавшемся уже движении в сторону

 

41 Подробнее см.: Андреев Ю. В. 1) Раннегреческий полис. С. 17-31; 2) Начальные

этапы. С. 6-7; Kolb F. Die Stadt im Altertum. S. 66 ff.

42См. также: Андреев Ю. В. 1) Раннегреческий полис. С. 32—45; 2) Начальные

этапы. . С. 7-8.

 

----------------------- Page 75-----------------------

 

цивилизации — к городу, к классовому обществу, к государству.43 По­

казателен в этой связи образ жизни феаков: они не только наделенные

участками земли обитатели некоего укрепленного городища, но при­

том еще и мореходы. И надо думать, что облик этих сказочных мо­

реходов был смоделирован с таких реальных прототипов — греческих

общин Архипелага или Ионии, —для которых морские занятия слу­

жили средством удовлетворения не только отвлеченных, но и вполне

материальных интересов, связанных с морской торговлей.

Соответственно и город феаков, по сравнению с Троей, наделен

характерным обликом более развитого приморского поселения. Он об­

ладает не только стенами, отвечавшими его назначению служить цен­

тральным убежищем для племени, но и гаванями с соответствующими

морскими арсеналами (навесами для кораблей, хранилищами для па­

русов и снастей, мастерскими для изготовления весел и проч.), что

отвечает новейшей жизненной ориентации, и расположенной здесь же

площадью —агорой, чье назначение, разумеется, не ограничивалось

быть местом народных заседаний, как на том настаивают те, кто за­

нижает уровень социально-экономического развития греков в архаиче­

скую эпоху.44 Можно не сомневаться, что в обычное время (и у обыч­

ного народа) она была также и местом для торжища, как то и понято и

вольно, но по существу правильно передано великими переводчиками

«Одиссеи» И.-Г. Фоссом и В. А. Жуковским. Но для вящей иллюстра­

ции нашего изложения приведем это место из «Одиссеи» полностью,

как оно выглядит в переводе Жуковского. Это — слова Навсикаи, при­

глашающей Одиссея следовать за нею в город, где живет и правит ее

отец Алкиной:

 

Потом мы

В город прибудем. с бойницами стены его окружают;

Пристань его с двух сторон огибает глубокая, вход же

В пристань стеснен кораблями, которыми справа и слева

Берег уставлен, и каждый из них под защитною кровлей;

Там же и площадь торговая45 вкруг Посейдонова храма,

Твердо на тесаных камнях огромных стоящего;46 снасти

 

43 Если при характеристике «эгейского протополиса» и его литературного образа

у Гомера мы следовали главным образом Ю. В. Андрееву, то дальнейшее — скорее

результат собственного нашего осмысления данных гомеровского предания.

44 См.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. С. 38; Kolb F. Die Stadt im Altertum.

S. 62, 73.

45B подлиннике — αγορή, что уже Фосс перевел как «ein Markt». См.: Homer.

Ilias. O dyssee/ Übersetzung von J. H. Voss. Berlin; Weimar, 1965 (воспроизведение

1-го издания 1781-1793 гг.).

46 Здесь в переводе В. А. Ж уковского неточность: последнее определение с камня­

ми относится не к святилищу Посейдона, а к самой площади — агоре: «огромными

камнями, врытыми (в землю), снабженная (^υτοΐσιν λάεσσι κατωρυχέεσσ' άραρυΤα)».

 

----------------------- Page 76-----------------------

 

Всех кораблей там, запас парусов и канаты в пространных

Зданьях хранятся; там гладкие также готовятся весла,.

 

(Od. VI, 262-269).

 

В приведенном описании города феаков бросается в глаза выра

зигельная комбинация основных структурообразующих элементов -

стен (πύργος, в других местах —τείχος, τείχεα), гаваней (λιμένες) и при­

мыкающей к этим последним площади (άγορά), что все вместе выдает

сложение полиса, опирающегося на укрепленное городище, обладаю­

щего самодеятельным населением и ориентированного на море (мы

отвлекаемся здесь от темы Алкиноева дворца, в которой надо видеть

скорее реминисценцию микенского времени). Для сравнения и в под­

тверждение высказанной мысли приведем еще два отрывка из «Одис­

сеи», где также отражена общая панорама города феаков. Идущий по

городу Одиссей дивится открывающейся его взору картине:

 

Он изумился, увидевши пристаии, в них бесконечный

Ряд кораблей, и народную площадь, и крепкие стены

Чудной красы, неприступным извне огражденные тыном.

 

(Od. VII, 43-45).

 

А вот Алкиной приводит Одиссея в феакийское собрание:

 

Царь Алкиной многовластный повел знаменитого гостя

На площадь, где невдали кораблей феакийцы сбирались.

Сели, пришедши, на гладко обтесанных камнях друг с

другом

Рядом они.

 

(Od. VIII, 4-7).

 

В гомеровской стране феаков мы стоим, таким образом, на поро­

ге цивилизации. Ведь акцент на морские занятия и роскошный об­

раз жизни феаков подсказывает ту именно цепь рассуждений, которая

позднее отчетливо будет представлена у Фукидида: прогресс в море-

плавании — рост богатства — развитие городской жизни (см. в началь­

ной части его труда, в так называемой Археологии, и в частности: I,

5, 1; 7; 8, 2-4).

 

Под этими камнями можно понимать ограду, вымостку или, наконец, что кажется

наиболее вероятным, вид сидений. Ср. далее, Od. VIII, 6-7, где говорится, что Ал­

киной и Одиссей, придя на агору, сели «на гладко обтесанных камнях (έπι ξεστοΐσι

λί'όοισιν)»; ср.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. С. 38; Martin R. Recherches

sur l ’agora grecque. Paris, 1951. P. 38.

 

----------------------- Page 77-----------------------

 

Разумеется, картина городской жизни у феаков должна быть соот­

несена, как уже указывалось, скорее всего, с зоной греческой колони­

зации—древнейшей, в Малой Азии, или позднейшей, уже исходившей

из этого региона. В первом случае заслуживает внимания отмечаемое

некоторыми исследователями сходство города феаков с древнейшей,

открытой археологическими раскопками Смирной: то же расположе­

ние на берегу моря, та же компактность поселения, заключенного в

кольцо стен.47 Что же касается параллели с позднейшей колонизацией,

то она с очевидностью следует из описания того, как феаки покинули

прежнюю свою родину и обосновались на Схерии; здесь именно на­

шла отражение типическая картина колонизационного предприятия,

основания колонистами нового города в заморской земле:

 

Афина же тою порой низлетела

В пышноустроенный город любезных богам феакиян,

Живших издавна в широкополянной земле Гиперейской,

В близком соседстве с циклопами, диким и буйным

народом,

С ними всегда враждовавшим, могуществом их превышая;

Но напоследок божественный вождь Навсифой поселил их

В Схерии, тучной земле, далеко от людей промышленных.

Там он их город стенами обвел, им построил жилища,

Храмы богам их воздвиг, разделил их поля на участки.

 

(Od. VI, 2—10).48

 

В любом случае очевидно значение самого факта появления в

«Одиссее» протополиса нового типа, гораздо более прогрессивного,

чем тот, что нашел отражение в «Илиаде» в образе Трои. Пример с

феаками выразительно подтверждает возникновение такого морского

протополиса у греков уже к рубежу IX-VIII вв. И если он был навеян

поэту близкой ему исторической ситуацией в Малой Азии, то это лишь

подтверждает не раз высказывавшееся положение о том, что в ранний

период заселенный греками район малоазийского побережья обгонял

в развитии метрополию — Балканскую Грецию.

В этой связи заслуживает внимания предположение о том, что пер­

вые полисы вообще возникли у греков в зоне их первоначальной ко­

лонизации в Малой Азии, где самое обоснование в иноплеменной, за­

частую враждебной греческим поселенцам среде диктовало раннюю

 

47 Андреев Ю .В. Раннегреческий полис. С. 39; Cook J.M . Old Smyrna, 1948-

1951 / / ABSA. Vol. 53-54. 1958-1959. P. 14, 16; Hammond M. The City in the Ancient

World. Cambridge (Mass.), 1972. P. 161.

48Cp.: Преображенский П. Ф. «Одиссея» и Гомер [1935] / / Преображенский П. Ф.

В мире античных идей и образов. М., 1965. С. 27; Андреев Ю. В. Раннегреческий

полис. С. 39.

 

----------------------- Page 78-----------------------

 

их консолидацию в укрепленные города-государства. «Непреодоли­

мый антагонизм эллинов и местного анатолийского населения, — пи­

шет Г. Бенгтсон, — постоянно висевшая над вновь основанными посе­

лениями угроза внезапной гибели принудили колонистов с самого на­

чала укрыться под защиту стен укрепленных поселков. Совместное

проживание внутри тесно ограниченного кругом стен пространства

навязало эллинам на чужой земле способ существования, от которого

они были далеки в Греции, где господствовал деревенский строй жиз­

ни. Таким образом, в Малой Азии греки пришли к выработке ограни­

ченного, но зато тем более интенсивного городского стиля жизни. В

рамках его родились тот дух и тот способ политического мышления,

которые так характерны для греков исторического времени: патрио­

тизм, привязанный к ограниченной родине, к полису, необычайная ин­

тенсивность внутренней политической жизни новых государственных

общин — качества, которые в такой разработанной форме стоят особ­

няком в древнем мире <. . . >. При оценке развития в Малой Азии, осо­

бенно в Ионии, речь идет о своеобразном явлении, которое надо объяс­

нять специфическими обстоятельствами, как географическими, так и

политическими. Оно значительно, может быть, на несколько столетий,

обогнало развитие в метрополии. Таким образом, весьма вероятно, что

Греция испытала со стороны своих колоний сильнейшее воздействие

не только в культурной, но и в государственной жизни».49

Как бы там ни было (ибо мы не склонны в такой категорической

форме разделять мнение о первоначальном возникновении полисов

именно в Малой Азии), описание города феаков в «Одиссее» мож­

но считать достаточно красноречивым свидетельством начавшегося у

греков процесса урбанизации. Но в гомеровских поэмах можно обнару­

жить и другие, и притом более прямые, указания на то, что их автору

был уже известен город в его новом социологическом качестве. Одно

такое указание (и самое яркое) — это известное место из 23-й песни

«Илиады», где Ахилл на тризне по Патроклу объявляет состязания и

призы для участников, и в их числе — массивный железный диск из

цельного самородка:

 

Тут Ахиллес предложил им круг самородный железа;

Прежде метала его Этионова крепкая сила;

Но когда Этиона убил Ахиллес градоборец,

Круг на своих кораблях он с другими корыстями вывез.

Стал наконец он пред сонмом и так говорил аргивянам;

«Встаньте, которым угодно и сей еще подвиг изведать!

Сколько бы кто ни имел и далеких полей и ш ироких,—

На пять круглых годов и тому на потребы достанет

 

49 Bengtson H. GG S. 59-60.

 

----------------------- Page 79-----------------------

 

Глыбы такой; у него никогда оскуделый в железе

В град не пойдет ни оратай, ни пастырь, но дома добудет».

 

(Il., XXIII, 826-835, пер. Н. И. Гнедина).

 

В этом отрывке отчетливо проступает уже противоположение горо­

да и сельской округи, «полей» (πόλις — άγροί). И хотя владельцы «туч­

ных полей» обычно проживают в самом городе, а в их сельских усадь­

бах, «в поле», ютятся лишь их работники, пахари и пастухи (ср.: Od.

XI, 187 слл., где проживание Лаэрта, отца Одиссея, в сельской усадь­

бе, в «поле», которое опять-таки противополагается «городу», пред­

ставлено как нечто необычное), важно то, что город здесь выступает

как место, где занимающиеся сельским хозяйством могут приобрести

необходимый им металл, т. е. как центр торговли.50

Разумеется, нельзя закрывать глаза на то, что и торговля и ремес­

ло фигурируют у Гомера в очень еще неразвитом виде. Ремесленные

занятия представлены отдельными специалистами, кузнецами, плот­

никами, горшечниками, которые вместе с гадателями, исцелителями,

певцами зачисляются в один разряд работающих на народ — демиур­

гов (δημιοεργοί) (ср.: Od. XVII, 382-386, и XIX, 134-135). Они явля-

ются по вызову, перебираются с места на место и не образуют еще

ни самостоятельного класса, ни особого посада.51 Равным образом и

торговля носит еще примитивный меновой характер (см. классическое

место — Il., VII, 465-475), хотя уже появляются и условные мерила сто­

имости: чаще всего скот, когда товар приравнивается к известному ко­

личеству быков, иногда отдельные ценные предметы (котлы или тре­

ножники) и даже определенного веса слитки драгоценного металла

(таланты золота).52 Сама торговля не отделилась еще совершенно от

 

50 Об отражении у Гомера начальных стадий формирования противоположности

город — деревня ср. также: Андреев Ю. В . Раннегреческий полис. С. 40-45.

51 О занятиях ремеслами в гомеровском обществе см. также: Кулишер И. М.

Очерк экономической истории Древней Греции. Л. 1925. С. 91 — 102. О поня­

тии «демиург»: Андреев Ю. В. К вопросу о происхождении термина «демиург» / /

ВДИ. 1979. №2. С. 110—117; Murakawa K. Demiurgos// Historia. Bd VI. 1957. H. 4.

P. 385—415; Qviller В. Prolegomena to a Study of the Homeric Demiurgoi / / Symbolae

Osloenses. Vol. 55. 1980. P. 5—21.

52Упоминания об этих последних: Il., IX, 122; XVIII, 507; XIX, 247; XXIII, 269,

751, 796; XXIV, 232; Od. VIII, 393; IX, 202. Впрочем, как указывал уже Аристотель,

талант у Гомера означал известную (собственно, «взвешенную», ибо буквально гре­

ческое слово «талант» означает «чашу весов»), но не твердо фиксированную массу

золота (см.: Aristot. fr. 164 Rose3); ср. однако: Ridgeway W. The Origin of Metal­

lic Currency and Weight Standards. Cambridge, 1892. P 1-9, где доказывается, что

гомеровский золотой талант был в точности равен другому, более древнему мери­

лу стоимости — быку и потому обладал определенным, фиксированным весом. Ср.

также: Кулишер И. М. Очерк экономической истории. .. С. 204-206; Зограф А . Н.

 

----------------------- Page 80-----------------------

 

таких свойственных примитивному состоянию форм, как обмен дара­

ми, с одной стороны, и разбой, пиратство —с другой, но тип деловых

людей — пректеров (πρηκτήρες), добывающих прибыль морской торгов­

лей, и притом не обязательно финикийцев, уже известен Гомеру (см.:

Od., VIII, 158-164).53

Так или иначе, не приходится отрицать наметившихся важных эко­

номических сдвигов, выражавшихся в постепенном отделении от зем­

леделия специальных ремесленных и торговых занятий. И, очевидно,

именно этими сдвигами была обусловлена обозначившаяся тогда же

оппозиция город—сельская округа, оппозиция, указывающая на рож­

дение нового, настоящего города.

Соответственно этой уже обозначившейся тенденции к переменам

в области экономики, и даже еще более отчетливо, проступают новые

тенденции и в сферах социальной и политической. Греческое общество

на исходе IX в. до н.э. как оно рисуется нам на основании данных

Гомера, — это рождающееся классовое общество, с рельефно выступа­

ющей множественной градацией в среде некогда равных общинников-

сельчан.

Наверху социальной пирамиды — родовая аристократия, комплек­

тующаяся из «богом рожденных» (διογενέες) и «богом вскормленных»

(διοτρεφέες), как их определяет эпический поэт, царей-басилевсов и их

сородичей, чье реальное господство опирается на традиционное верхо­

венство знатных семей в общинах, на ведущую их роль в делах войны

и на предоставленные им от общин и закрепленные в наследственное

владение лучшие и большие наделы земли — теменосы (об этих при­

вилегиях царей см.: Il., XII, 310 слл; обстоятельное описание царского

надела —ibid., XVIII, 550 слл.). Ниже —масса простого народа, глав­

ным образом земледельцев, чье положение свободных общинников —

крестьян и воинов — непосредственно зависит от сохранения получен­

ных ими от общины земельных участков —клеров. Еще ниже —утра­

тившие эти однажды данные им наделы «бесклерные мужи» (ανδρες

άκληροι), бедняки, которых нужда заставляет идти к богатому и знат­

ному соседу в поденщики, превращая, таким образом, в презренных и

забитых батраков-фетов. И, наконец, на самом социальном дне —ра­

бы, добытые войною или пиратством, используемые достаточно уже

широко и в сельском хозяйстве (в садоводстве и скотоводстве), и в до­

машних работах, и для личных услуг. Их сравнительно патриархаль­

ное положение с точки зрения бытовой не исключает, однако, вполне

определенного состояния рабства в принципиальном плане, посколь­

 

Античные монеты (МИА, №16). М.; Л. 1951. С. 23-24; Heichelheim F. М. An An­

cient Economic History. I. P 213.

53См. также: Кулиш ер И. М. Очерк экономической истории... С. 159-166.

 

----------------------- Page 81-----------------------

 

ку господину, владеющему раЬами, возможно и распоряжаться ими, и

творить над ними суд и расправу по собственному произволу (ср. рас­

праву Одиссея над своими неверными рабами, Od. XXII, 390 слл.).

Множественность и пестрота социальных градаций в гомеровском

обществе не должны, однако, затемнять главных, отчетливо различа­

емых и не раз подчеркиваемых в эпосе классовых отличий. Это, во-

первых, в среде свободных людей — противоположение аристократии

и простого народа, демоса (см. в особенности в «Илиаде», в сцене ис­

пытания войска, II, 188 и 198: царь, знаменитый муж, и человек из

народа, βασιλεύς καί έξοχος άνήρ, и δήμου άνηρ), противоположение, ко­

торое оттеняется характерной, весьма разработанной социально-этиче-

ской терминологией, выдающей аристократическую ориентацию эпи­

ческого поэта. Знатные для него —мужи хорошие (άγαύοί), лучшие

(άριστηες), доблестные (έσΰλοί), герои (ήρωες) par excellence, тогда как

простолюдины — мужи плохие (κακοί), худые (χέρηες) и т.п.54 Во-вто­

рых, не менее отчетливое и по крайней мере столь же важное проти­

воположение свободных и рабов (ср. метафорическое противопостав­

ление в Il., VI, 455 и 463: день свободы и день рабства, έλεύΰερον ήμαρ

и δούλιον ήμαρ).55 Эти две оппозиции не то что намечают, а отчетливо

 

54Невозможно согласиться с Ю. В. Андреевым, когда он, следуя примитивизи­

рующей установке М. Финли, снижает качественную характеристику гомеровской

аристократии, объявляя ее всего лишь «верхушечной частью демоса — прослой­

кой наиболее зажиточных крестьян», поскольку-де «с экономической точки зре­

ния и аристократический ойкос, и семья рядового общинника— “мужа из наро­

да” —были вполне однотипными образованиями» (Андреев Ю. В. Раннегреческий

полис. С. 113, со ссылкой на М. Финли [Finley М. /. The World of Odysseus. Har­

mondsworth, 1962. P. 68]; то же и в недавней статье Андреева: К проблеме послеми­

кенского регресса. С. 24). М ежду тем принципиальное отличие аристократического

ойкоса от крестьянского хозяйства очевидно — и количественное, поскольку теме­

носы знати превосходили размеры обычных наделов общинников, и качественное,

поскольку на первых, в отличие от вторых, широко использовался чужой труд —

рабов н батраков. Впрочем, надо заметить, что последовательности в суждениях

нет ни у Финли, ни у Андреева. Финли, подчеркивал отсутствие в гомеровском

обществе строгих статусных категорий в духе позднего времени, признает все же

фундаментальное различие аристократии и демоса — «the fundamental class-line be­

tween noble and non-noble is clear enough» (Finley М. I. Early Greece. P. 86). Андреев,

объявляя гомеровскую аристократию всего лишь зажиточной частью крестьян­

ства, в другой связи ярко и убедительно показывает изжитие древнего народо­

правства и абсолютное засилье знати в гомеровском обществе (см. ниже).

55Нам важно отметить свойственное гомеровскому эпосу и, очевидно, не чуждое

такж е и гомеровскому времени это принципиальное противопоставление, за кото­

рым угадывается известное развитие рабства. Определить точнее уровень этого

развития — задача непростая. Однако показательно, что даже такой вдумчивый

и осторожный исследователь, как Я. А. Ленцман, подчеркивая амальгамирован­

ный характер представленной у Гомера картины социальных отношений, допускал

значительное распространение рабства к исходу Темных веков, оговаривал относи­

тельность патриархальных черт этого рабства и даж е особо отмечал характерные

ростки полярной идеологии, как собственников-рабовладельцев (представление о

 

----------------------- Page 82-----------------------

 

уже обозначают заглавные социальные водоразделы античного рабо­

владельческого общества.

Глубокому социальному расслоению гомеровского общества соот­

ветствуют и другие важные признаки далеко зашедшего разложения

традиционного общинного строя. Перерождение затронуло самое орга­

низационную структуру древнего общества: при видимом сохранении

общинных форм организации в лице, в частности, таких подразделе­

ний верхнего уровня, как фратрия и фила (Il., II, 362-366), бросается в

глаза отсутствие рода — этой важнейшей низовой ячейки первобытно­

го общества. Род у Гомера — понятие генеалогическое, а не структур­

ное; в общественной жизни его место вполне заступила другая и более

прогрессивная ячейка — индивидуальная семья и хозяйство, ойкос.56

Соответственно и в сфере собственнических отношений общинное на­

чало сохраняется лишь в качестве некоего суверенного и регулирующе­

го навершия (изначальное распределение земли между соплеменника­

м и— Od., VI, 10; контроль над землевладением и землепользованием

implicite может подразумеваться в сцене Il., XII, 421-423; выделение из

общественного фонда теменосов для знати —Il., VI, 194-195; IX, 576-

580; XII, 313-314; XX, 184-186), между тем как в повседневной реаль­

ности утвердился частновладельческий принцип. Причем этот новый

прогрессивный тип владельческого права проявляется в отношении не

только рабов и прочей движимости, но и земли, что находит выраже­

ние и подтверждение в стихийно развивающемся движении земельной

собственности (ср. появление «бесклерных» и «многоклерных» лю­

дей —Od., XI, 490, и XIV, 211).57 Соответственно и в сфере высшей

уголовной ответственности наряду и на смену кровнородственной по­

руке и мести отчетливо выступает новый принцип личной ответствен­

ности и штрафа (ср.: для кровной мести— Od., XXIII, 118-122; XXIV,

430-437; для штрафа —Il., IX, 632-636).

 

владении рабами как условии богатой и роскошной ж изни — O d., XVII, 419-423 =

XIX, 75-79), так и рабов (сентенции О диссеева раба Эвмея — O d., X IV -X V II, pas­

sim) (см.: Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции С. 247-260,

268-277, 285-286).

56 Андреев Ю. В. 1) Раннегреческий полис. С. 74-78; 2) К проблеме послемикен­

ского регресса. С. 24-25.

57 С венцицкая И. С. Некоторые проблемы землевладения по «Илиаде» и «Одис­

сее» / / ВДИ. 1976. № 1. С. 52-63; Андреев Ю. В. 1) К проблеме гомеровского земле­

владения / / С оциальная структура и политическая организация античного обще­

ства / Под ред. Э .Д . Фролова. Л ., 1982. С. 10—31; 2) К. проблеме послемикенско­

го регресса. С. 24-25; П ёльм ан Р. И стория античного коммунизма и социализма

/ Пер. с нем. под ред. М. И. Ростовцева (О бщ ая история европейской культуры.

Т II). СПб., 1910. С. 11—25; Finley M .I. Homer and M ycenae: P roperty and Tenure

[1957] / / Finley M. I. Economy and Society in A ncient Greece. New York, 1982. P. 213-

232; R ichter W. Die Landw irtschaft im homerischen Zeitalter (Archaeologia Homerica.

Bd II. K ap .H ). G öttingen, 1968.

 

----------------------- Page 83-----------------------

 

Принимая во внимание совокупность всех этих признаков, можно

смело утверждать, что в плане социальном, по крайней мере к исходу

периода, гомеровские греки явно находились уже на грани разрыва

с традиционным общинным порядком и перехода на стадию цивили­

зации со всеми присущими ей элементами и качествами — хозяйством

индивидуальной семьи, господством частновладельческого принципа

и разделением общества по имущественной и правовой градации на

более или менее четкие социальные группы.

Равным образом и в сфере политической, хотя до рождения пра­

вильного государства дело еще не дошло, о подлинном народоправстве

первобытнообщинной поры говорить уже, конечно, не приходится.58

Традиционная структура управления в лице известной триады народ­

ное собрание — совет старейшин — вождь сохраняется, но сохраняется,

скорее, внешне, нежели по существу. Собрания общинников (воинов)

созываются от случая к случаю по прихоти знатной верхушки, и слу­

жат эти сходки для обоснования и проведения мер, отвечающих инте­

ресам прежде всего самой знати. И это верно как для ахейского войска

под Троей, так и для мирной Итаки — и там и здесь всем заправляют

знатные патроны общины.

Насколько простой народ политически принижен и оттеснен на зад­

ний план, видно по знаменитому эпизоду с испытанием войска во 2-й

песне «Илиады», в сцене, где Одиссей окриками и ударами скипетра

обуздывает ораторов из народа, в частности и Терсита, вздумавшего

в общем собрании воинов поносить царей. Эти последние из народных

предводителей все более превращаются во всесильных властелинов,

чьи автократические замашки и притязания ограничиваются не столь­

ко волею народа, сколько ревнивым и заинтересованным отношением

к власти прочей знати, добивающейся (и с успехом) установления вме­

сто подозрительной патриархальной монархии собственного корпора­

тивного правления. Реальная власть родовой знати столь велика, что

политическая система, современная эпическому поэту, может быть без

обиняков определена как аристократическая. И если в рамках следу­

ющей, архаической эпохи эта система не утвердилась окончательно и

не привела греков к кастовому государству восточного типа, то виною

тому был отнюдь не недостаток желания у самой знати, а действие

совсем иных, не зависящих от ее воли, объективных факторов.

 

58Здесь снова мы в полной мере можем опереться на доскональное изучение

вопроса у Ю . В. Андреева (см. его книгу: Раннегреческий полис. С. 92-110 [глава

V — «Цари и народ. К вопросу о “военной демократии”»]).

 

----------------------- Page 84-----------------------

 

3. СТАНОВЛЕНИЕ (ПРОТО)ПОЛИСА. СИНОЙКИЗМ

 

Итак, к исходу так называемой гомеровской эпохи, т. е. приблизи­

тельно к концу IX —началу VIII в. до н.э., греческий мир вновь нахо­

дился в преддверии цивилизации. Насколько интенсивно шло развитие

в эту сторону, видно из сличения двух более или менее фиксированных

этапов — времени Гомера (рубеж IX-VIII) и времени Гесиода (рубеж

VIII-VII вв.). За столетие, разделяющее эти два этапа, как мы скоро

сможем убедиться, формирование классового общества, а вместе с тем

и города и государства вступило у греков в решающую фазу.

Эгейский протополис становится, наконец, настоящим полисом,

т. е. городом-государством, и, хотя мы не в состоянии шаг за шагом

проследить этот процесс на его ранних стадиях, общие причины и ли­

нии развития рисуются вполне определенно. Впрочем, помимо скуд­

ных данных археологии и сложных для интерпретации свидетельств

эпоса, в нашем распоряжении имеется важный параллельный матери­

ал, доставляемый позднейшей античной историографией (Фукидид,

Аристотель, Страбон, Плутарх), который позволяет рельефнее отте­

нить важнейшие стадии, равно как и конкретные обстоятельства и

формы рождения греческого полиса.

В особенности велико значение свидетельств Фукидида, специаль­

но изучавшего по всем доступным ему источникам древнейшее про­

шлое Эллады. В своей Археологии, сжатом историческом очерке гре­

ческих дел до Пелопоннесской войны (Thuc., I, 2-19), он выразительно,

хотя и не слишком определенно во временном отношении, выделяет

две эпохи в жизни греческого полиса. В древности (τό πάλαι) города

были неукрепленными, лишенными стен (πόλεις ατείχιστοι), и являли

собой, скорее, группы соседствующих деревень (κατά κώμας οίκούμε-

ναι), чем города в собственном смысле. Поскольку в то же время, с

первыми успехами мореплавания, развилось пиратство, этот подвид

характерных для эпохи варварства войн ради добычи, древнейшие го­

рода располагались чаще всего в глубине страны, вдали от побережья

(από Όαλάσσης μάλλον ωκίσΌησαν) (I, 5, 1; I, 7, в конце). Напротив, в

новейшее время (νεώτατα), в эпоху более развитого мореплавания, при­

шедшей на смену пиратству торговли и возросшего материального до­

статка, города стали основываться на самом побережье (επ' αύτοίς τοΐς

αίγιαλοΐς έκτίζοντο), на перешейках, которые жители укрепляли стена­

ми (και τείχεσι τους ίσΰμούς άπελάμβανον), ради торговли и защиты от

соседей (I, 7, в начале).

Еще раз отметим, что определить в точности временные рамки, в

которые Фукидид заключает существование древних, а затем возник­

новение новых городов, на основании его рассказа не представляется

 

----------------------- Page 85-----------------------

 

возможным. Все же естественно было бы сопоставить эпоху древних

поселений со временем изначальных эгейских протополисов типа го­

меровской Трои или ранних поселений в Смирне, Загоре и Эмпорио,

а эпоху новых городов — с периодом становления протогородских цен­

тров того типа, который вырисовывается на основании гомеровского

описания города феаков и по данным археологии, свидетельствующим

о разрастании и укреплении Старой Смирны (в IX-VIII вв.) и о разви­

тии новых., перенесенных с отдаленных холмов ближе к морю, поселе­

ний в Загоре, Эмпорио и Эретрии (VIII-VII вв. до н. э.).59 Но главное —

это предложенное Фукидидом экономическое обоснование прогресса

городской и общественной жизни Эллады в древнейший период.

Бросается в глаза подчеркиваемая древним историком принципи­

альная связь между успехами мореплавания, развитием морских про­

мыслов — сначала пиратства, а затем торговли, — ростом богатства и

становлением города у греков. Процитируем полностью место о новых

городах, которое только что передавалось в перифразе — процитиру­

ем для того, чтобы читатель мог убедиться в правильности нашего

переложения древнего автора. «Все города, — пишет Фукидид,— ос­

нованные в последнее время (νεώτατα), когда мореплавание получило

уже большее развитие, а средства имелись в большем избытке (καί ήδη

πλωιμωτέρων οντων περιουσίας μάλλον έχουσαι χρημάτων), основывались

непосредственно на морских берегах и забирали стенами перешейки

в видах торговли и для ограждения себя от соседей (εμπορίας τε ένε­

κα και τής πρός τους προσοίκους έκαστοι ισχύος» (I, 7, в начале). И та

же цепь суждений повторяется в следующей главе: «Взаимные сно­

шения на море усилились (πλωιμώτερα έγένετο πρός άλλήλους) < . . . >

и приморские жители владели уже большими средствами (μάλλον ήδη

τήν κτήσιν των χρημάτων ποιούμενοι) и потому крепче сидели на местах,

а некоторые оградили себя и стенами, потому что становились бога­

че (καί τινες και τείχη περιεβάλοντο ώς πλουσιότεροι εαυτών γιγνόμενοι).

Ведь стремление к наживе вело к тому, что более слабые находились

в рабстве у более сильных, тогда как более могущественные, опираясь

на свои богатства (περιουσίας έχοντες), подчиняли себе меньшие горо­

да» (I, 8, 2-3, перевод Ф. Г. Мищенко —С. А. Жебелева с некоторыми

нашими изменениями).

Это проливает дополнительный свет на те обрисованные нами вы­

ше в общей форме главные факторы, которые определили формирова­

ние новой городской цивилизации у греков в 1-й половине I тыс. до н. э.

Переводя суждения древнего историка на язык современной науки, мы

можем сказать, что основными рычагами этого процесса были соци­

 

59Ср.: Gomme A. W. A Historical Commentary on Thucydides. Vol. I. Oxford, 1950.

P. 106 (ad I, 7, 1); Kolb F. Die Stadt im Altertum. S. 69-71.

 

----------------------- Page 86-----------------------

 

ально-экономический прогресс и обусловленный им на исходе гомеров­

ского времени демографический взрыв. Именно так: не демографиче­

ский фактор сам по себе, как выходит у некоторых исследователей, и

в частности у Ю. В. Андреева,60 а сложное взаимодействие социально-

экономического развития и вызванного им резкого роста народонасе­

ления дало толчок к выделению из сельского материка многолюдного

города как центра экономической и социальной жизни определенной

области, населенной гомогенной этнической группой. Оно же, возбу­

див острую борьбу соседствующих групп за обладание материальными

условиями жизни, и прежде всего землею, содействовало возрастанию

роли города-крепости также и как политического центра. И наконец,

оно же одновременно с этими социально-экономическими и полити­

ческими сдвигами ускорило распад общинно-родовых связей, вызвало

глубокое социальное расслоение и рост антагонизма среди новых со­

словных групп, в ожесточенной борьбе которых и была окончатель­

но выработана классическая форма античного государственного един­

ства — гражданская община, полис.

В этой связи надлежит отвергнуть и всю парадоксальную трак­

товку Ю. В. Андреевым греческого города как явления в своем роде

исключительного, а именно преждевременного, явившегося к жизни в

силу крайностей демографического роста и межплеменных военно-по­

литических коллизий, до сложения соответствующих фундаменталь­

ных предпосылок — до государства и даже до самого города в точном

социологическом смысле этого слова.61 Конечно, если бы преждевре­

 

60См.: Андреев Ю. В. 1) Раннегреческий полис. С. 114; 2) Античный полис и во­

сточные города-государства. С. 20-21; 3) Начальные этапы становления греческого

полиса. С. 8-9, 14-16. — Значение демографического фактора в становлении грече­

ского полиса с некоторых пор стало особенно подчеркиваться в научной литера­

туре. Ср.: Starr Ch. G. The Economic and Social Growth of Early Greece, 800-500

B.C. New York, 1977. P .40-46; Snodgrass A. Archaic Greece. The Age of Experiment.

London, 1980. P. 19-25 (со ссылками на более ранние работы).

61Ср. характерные высказывания Ю. В. Андреева: 1) в книге «Раннегреческий

полис» (1976 г.) — «С точки зрения исторической типологии раннегреческий полис

в том его виде, в котором он сложился к концу гомеровского периода, можно опре­

делить как позднеродовое варварское общество в его специфическом городском ва­

рианте. Такие характерные для этой социальной формации черты и признаки, как

сословное деление общества в сочетании с системой гентильных союзов, полити­

ческое господство родовой знати, все еще очень сильный родовой партикуляризм,

спроецированы здесь на необычный фон “преждевременно” (еще до образования

государства) возникшего города. Соответственно и вырастающее в дальнейшем из

племенной общины рабовладельческое государство отливается в практически уже

готовую форму города-государства» (с. 114); 2) в статье «Античный полис и восточ­

ные города^государства» (1979 г.) — «С точки зрения тогдашнего экономического

развития греческого общества эта урбанизация носила во многом преждевремен­

ный характер. » (с. 20); 3) в статье «Начальные этапы становления греческого

полиса» (1982 г.) — «Специфичность античной формы города вытекает уже из са­

 

----------------------- Page 87-----------------------

 

менное рождение города связывалось только с гомеровским временем,

то можно было бы достичь понимания соответствующим уточнением

понятия, отличием гомеровского протогорода (городища) от возника­

ющего в архаическую эпоху настоящего города, но Ю. В. Андреев на­

стаивает именно на применении своего тезиса ко всему периоду форми­

рования античного рабовладельческого общества, а с этим согласится

никак нельзя.62

Но вернемся к исторической традиции древних. Она позволяет не

только уточнить общие факторы, но и зримо представить конкретные

формы становления города-государства. Распространенным способом

перерастания протополиса в подлинный город-государство, в полис,

был синойкизм, т. е. сселение всех или значительной части жителей

данной области в одно большое, более укрепленное и более жизне­

способное поселение, соответственно достижение таким простейшим

путем как социально-экономической интеграции, так и политической

консолидации всего живущего в этой области этноса.63 При этом про­

цессе консолидации известную роль в качестве естественной предпо­

сылки играло местное, локальное племенное единство; от территори­

ально-племенного сообщества традиционного, хотя и аморфного, рода

естествен был переход к более организованному и сплоченному пле­

менному союзу (народности), а от этого последнего —к окончательно

консолидированному, правильному единству типа города-государства.

В более конкретном плане для формирования самого городского цен­

тра — основы и оплота такого полисного единства — несомненное зна-

 

мого ее генезиса, в котором чисто экономические факторы играли, по-видимому,

лишь ограниченную роль, главенствующее же место принадлежало факторам во­

енного и политического характера... » (с. 14).

62Впрочем, в более поздней своей работе «К проблеме послемикенского регрес­

са» (1985 г.) Ю. В. Андреев применительно к полису древнейшего (гомеровского)

времени делает важную оговорку: «поселение городского или, скорее, квазигород­

ского типа» (с. 26). И более развернутым образом: . . . Темные века знали лишь

некую зачаточную форму полиса, его архетип (протополис), который еще не был

ни городом, ни государством (ввиду отсутствия классов) в собственном значении

этих двух слов, хотя потенциально уже заключал в себе обе эти тенденции даль­

нейшего развития» (с. 26, прим. 82). Но если протополису Темных веков или даже

гомеровского времени отказывается в городском качестве, то тогда отпадает и вся

теория «позднеродового варварского общества в его специфическом городском ва­

рианте».

63 О синойкизме как способе перехода от первичного этнотерриториального един­

ства к городу-государству, полису, см. также: Латышев В. В. Очерк греческих

древностей. 4.1. Изд. 3-е. СПб. 1897. С. 24-26; Андреев Ю. В. 1) Раннегрече­

ский полис. С. 67, 113-114; 2) Начальные этапы. С. 9 слл.· Busolt G. Griechische

Staatskunde. Bd I. München, 1920. S. 154-160; Gschnitzer F. Stammes und Ortsgemein­

den im alten Griechenland / / WS. Bd 68. 1955. S. 120-144; Ehrenberg V Der Staat der

Griechen. Tl. I. Leipzig. 1957. S. 18-20; Musiolek P. Zum Begriff und zur Bedeutung

des Synoikismos / / Klio. Bd 63. 1981. H. 1. S. 207-213.

 

----------------------- Page 88-----------------------

 

чение имели узколокальные объединения расположенных по соседству

сельских общин-демов.

Консолидация общего плана представлена в традиции, например,

синойкизмом Тесея, состоявшим в объединении населения Аттики,

жившего независимо по старинным городкам (Кекропово Двенадца­

тиградие), в один полис с центром в Афинах (см. ниже). Что же ка­

сается более элементарной трансформации «гнезда» соседствующих

деревень в единое (прото)городское поселение, то об этом процессе

можно судить на примере Аркадии, где возникшие в древности объ­

единения демов (συστήματα δήμων) в конце концов переросли в город­

ские центры (Strab., VIII, 3, 2, р. 336-337). Возможно, что и в Аттике

числившееся среди 12 древнейших центров так называемое Четырех­

градие (Τετράπολις), куда входили демы Эноя, Марафон, Пробалинф

и Трикориф (Strab. VIII, 7, 1, р. 383; IX, 1, 20, р. 397), было одним

из таких первоначальных объединений сельских общин. Промежуточ­

ной ступенью, когда группа соседствующих деревень уже составляла

некое политическое и даже топографическое единство, но еще не офор­

милась надлежащим образом как урбанистическое целое, могли быть

те древние, не укрепленные стенами и заселенные по деревням горо­

да, о которых упоминает Фукидид (Thuc., I, 5, 1 —πόλεσιν άτειχίστοις

κα'ι κατά κώμας οίκουμέναις). Застывшим образцом таких недоразвитых

городов долго оставалась Спарта, которая, по свидетельству того же

Фукидида (I, 10, 2), еще и в конце V в. до н.э. являла собой полис

несинойкизированный (ουτε ξυνοικισθείσης <τής> πόλεως), не обстав­

ленный храмами и другими дорогими сооружениями, заселенный по

деревням согласно древнему эллинскому обычаю (κατά κώμας δέ τω

παλαιω τής Ελλάδος τρόπω οίκισ'θείσης).

Заметим еще, что синойкизм не был единственно возможной фор­

мой становления города-государства. Процесс областной интеграции

не исключал и иной, противоположной формы, а именно выделения

из первичного большого поселения, по мере его разрастания, ряда до­

черних поселений, служивших целям освоения и господства полиса

над его округою, над хорою.64 Однако такой путь был, скорее, харак­

терен для зоны завоевания и колонизации, а в метрополии наиболее

распространенным был все-таки синойкизм.

Ярким конкретным примером такого процесса интеграции и кон­

солидации служил уже для древних и, естественно, продолжает оста­

ваться и для нас так называемый синойкизм Тесея в Афинах (см.:

Thuc., II, 14-16; Aristot., fr. 384 Rose3, из недошедшей до нас началь­

ной части «Афинской политии»; Strab., IX, 1. 20, р. 397; Plut. Theseus,

 

64 Андреев Ю. В. Начальные этап ы ... С. 9.

 

----------------------- Page 89-----------------------

 

24-25).60 Разумеется, мы не обязаны вместе с древними буквально

приписывать осуществление синойкизма в Афинах древнейшему ат­

тическому царю и герою Тесею. Последний — личность легендарная, и

хотя не исключено, что с его именем и в самом деле могла быть связа­

на какая-то первичная консолидация Аттики еще в ахейский период,66

и что, благодаря этому, за ним по преимуществу и закрепилась роль

первоначального объединителя и устроителя Афинского государства,

все же тот синойкизм, который ему приписывает позднейшая тради­

ция, был событием, несомненно, послемикенского времени, когда после

длительного периода дезинтеграции и упадка, вновь стали набирать

силу тенденции к этнополитическому единению.

Согласно преданию, до Тесея единого Афинского государства, да

и города Афин, по-настоящему не было. «Дело в том, — повествует

Фукидид, — что при Кекропе и при первых царях до Тесея население

Аттики жило постоянно отдельными городами (κατά πόλεις), имевши­

ми свои пританеи67 и правителей (αρχοντας). Когда не чувствовалось

никакой опасности, жители (этих городов) не сходились на общие со­

вещания к (афинскому) царю, но управлялись и совещались отдельно

сами по себе. Некоторые города по временам даже воевали между со­

бою, например Элевсин с Эвмолпом во главе против Эрехтея» (Thuc.,

II, 15, 1).

Среди этих небольших, но вполне самостоятельных городов, или,

лучше сказать, городищ, Афины, совпадавшие тогда, по выразитель­

ному свидетельству Фукидида (II, 15, 3—6), с Акрополем, возможно,

выделялись только своим срединным положением и большей укреп­

ленностью. «Но, — продолжает древний историк,— после того, как

царскую власть (в Афинах) получил Тесей, соединявший в себе силу с

умом, он и вообще привел в порядок страну, и, в частности, упразднив

булевтерии68 и власти (τάς άρχάς) прочих городов, объединил путем

синойкизма всех жителей вокруг нынешнего города (ές τήν νυν πόλιν

ουσαν ξυνώκισε πάντας), учредивши один булевтерий и один при­

таней. Жителей отдельных селений, возделывавших свои земли, как

 

65 О синойкизме в Афинах см. также: Колобова К. М., Глускина Л. М. Очерки ис­

тории Древней Греции. Л., 1958. С. 102-106; Колобова К. М. Древний город Афины

и его памятники. Л., 1961. С. 14-15, 21, 23-24, 29; Beloch K. J. Griechische Geschichte.

2.Aufl. Bd I. Abt. 1. Strassburg, 1912. S. 206-208; Glotz G. La cité grecque. Paris, 1928.

P. 21; Bengtson H. Griechische Geschichte. 4. Aufl. München, 1969. S. 84-85.

66 Античная хронография датировала синойкизм Тесея серединой XIII в. до н. э.

См.: Marm. Par., ер. 20, vs. 34-36, под 1259 г. до н.э.

67Пританей (πρυτανεΤον)— здание, где заседали пританы (πρύτανεις буквально

«правители», «председатели»), высшие должностные лица в некоторых греческих

общинах, преимущественно у ионийцев (здесь могут иметься в виду цари, архонты

и т. п.).

68Булевтерий (βουλευτήριον) — здание, где заседал совет (βουλή).

 

----------------------- Page 90-----------------------

 

и прежде, Тесей принудил иметь один этот город (ήνάγκασε μια πόλει

ταύτη χρησΌαι), который, поскольку все уже принадлежали к нему од­

ному (απάντων ήδη ξυντελούντων ές αύτήν), стал велик и таким передан

был Тесеем его потомкам. С тех пор и еще по сие время афиняне со­

вершают в честь богини (Афины) празднества на общественный счет

Синойкии» (Thuc., II, 15, 2).

Тесей выступает, таким образом, в античной традиции как объеди­

нитель Аттики и создатель афинского полиса. Он покончил с авто­

номией отдельных аттических городков, закрепив за Афинами роль

единого политического центра. Вместе с тем сселением в Афины если

и не буквально всех жителей Аттики,— ибо Фукидид определенно сви­

детельствует, что большая их часть осталась жить в своих старинных

селениях (ср.: II, 14, 2; 15, 2; 16, 1-2), —то хотя бы значительной их

части, и в первую очередь, очевидно, знати, он сильно содействовал

физическому росту Афин как города, становлению их как главного

и единственного городского центра Аттики. Еще раз оговорим леген­

дарный характер предания в том, что касается точных обстоятельств

проведения афинского синойкизма. Однако независимо от того, кем

и как были проведены охарактеризованные выше преобразования, их

значение очевидно. Благодаря этим мерам Афины превратились не

только в политический центр Аттики, но и в город по преимуществу,

перед которым должно было померкнуть городское значение других

аттических протополисов.

Археологические данные, со своей стороны, подтверждают эту

свершившуюся в жизни древних Афин важную метаморфозу и указы­

вают ее вероятную дату — X в. до н. э. В самом деле, обозначившиеся в

этом столетии решительные сдвиги в материальной и духовной куль­

туре Афин, о чем свидетельствуют находки в некрополе Керамика,

равно как и датируемое этим же временем возникновение нового посе­

ления у северного склона Акрополя, должны указывать на существен­

ную перемену, которую естественно поставить в связь с общеаттиче­

ским синойкизмом.69 Разумеется, процесс политической консолидации

и интеграции Аттики не был исчерпан этой важной реформой; отдель­

ные районы Аттики долго еще могли жить своей особенной, незави­

симой жизнью, а Элевсин и вовсе был включен в состав Афинского

государства только в VII в.70 Однако главное было сделано: Аттика в

основном была объединена, а Афины стали ее бесспорным и исключи­

тельным центром. Внешним подтверждением концентрации всей обще­

ственной жизни в Афинах стало параллельное переселению знатных

 

69Ср.: Колобова K .M . Древний город Афины. С. 29; Kraiker W., Kühler К. Ker­

ameikos. Bd I. S. 176-177

70Колобова K .M ., Глускина JJ.M. Очерки истории Древней Греции. С. 105;

Bengtson H. GG4. S. 84-85.

 

----------------------- Page 91-----------------------

 

аттических родов перенесение сюда же, в Афины, опекавшихся этими

родами местных культов и возведение соответствующих святилищ —

Посейдона, Деметры и проч.71

Итак, в какой-то момент архаической истории посредством синой­

кизма, приписанного позднее Тесею, Афины сделали первый и, может

быть, решающий шаг к превращению из протополиса в полис, в го­

род-государство. Надо думать, — и археология прямо наталкивает на

такую мысль, — что эта метаморфоза и в данном случае не была обу­

словлена одними только политическими мотивами, но стояла в связи

с более общими социальными и экономическими сдвигами. Подтвер­

ждением этому могут служить свидетельства древних, в первую оче­

редь Аристотеля, а позднее также Плутарха, что Тесей был у афинян

не только политическим, но и социальным устроителем, ибо он пер­

вый разделил аморфную массу народа на первоначальные сословия.

Как пишет Плутарх, опираясь на Аристотеля, «он не оставил без вни­

мания того обстоятельства, что демократия стала неблагоустроенной

и смешанной вследствие нахлынувшего не разделенного (на классы)

множества народа, но первый выделил особо эвпатридов, геоморов и

демиургов и предоставил эвпатридам решать божественные дела, по­

ставлять должностных лиц и быть изъяснителями законов и истол­

кователями светских и религиозных дел. При всем том он поставил

их как бы наравне с остальными гражданами, поскольку эвпатри­

ды, как казалось, превышали остальных славой (δόξη), геоморы — при­

носимой пользой (χρεία), а демиурги — численностью (πλήτβει)» (Plut.

Theseus, 25, 2, перевод С. И. Радцига с некоторыми нашими изменени­

ями).

Не все в этом предании звучит одинаково вразумительно: стран­

ным представляется определение политического состояния Тесеевых

Афин как демократии, равно как и самая тенденция изобразить Тесея

едва ли не первым ее творцом; странным выглядит для столь древне­

го времени и обоснование значения демиургов, т. е. ремесленников, их

численностью. Однако все это — частности, которым, впрочем, легко

подыскать и объяснения. Так, манера изображать Тесея реформато­

ром или даже творцом афинской демократии может восходить к со­

ответствующей официальной тенденции, укоренившейся в Афинах по

крайней мере с V в. (ср. свидетельства об особенном почитании афи­

нянами Тесея начиная со времени Персидских войн —Aristot., fr. 611,

1 Rose3, из эпитомы Гераклида; Plut. Thes., 35, 8-36, 6; Cim., 8, 5-7), a

представление о многочисленности демиургов может, в конце концов,

опираться на действительно рано обозначившийся рост их значения,

 

71 Колобова К. М. Глускина Л. М. Очерки истории Древней Греции. С. 105; Ко­

лобова К. М. Древний город Афины. С. 23.

 

----------------------- Page 92-----------------------

 

как это подсказывается стремительным развитием афинского ремесла

начиная с рубежа XI-X вв. до н. э.

Важнее, однако, другое — твердо зафиксированная в традиции син­

хронизация Тессева синойкизма и упорядочения сословного разделе­

ния народа в Афинах. Ведь этим самым выразительно подтверждается

высказанная выше мысль о взаимосвязи синойкизма и глубинных со­

циально-экономических перемен. Но это же заставляет нас видеть в

синойкизме Тесея не просто первоначальное создание (или воссозда­

ние) этнополитического единства Аттики с одновременным превраще­

нием Афин в общеаттический городской центр, но важный исходный

момент в более широком движении к цивилизации, в формировании у

древних афинян нового классового общества и государства. Так имен­

но оценивал синойкизм Тесея и Ф. Энгельс, чье суждение, крайне цен­

ное для нас, надлежит привести здесь полностью.

«Перемена, — пишет Энгельс, — состояла прежде всего в том, что в

Афинах было учреждено центральное управление, то есть часть дел,

до того находившихся в самостоятельном ведении племен, была объ­

явлена имеющей общее значение и передана в ведение пребывавшего в

Афинах общего совета. Благодаря этому нововведению афиняне про­

двинулись в своем развитии дальше, чем какой-либо из коренных на­

родов Америки: вместо простого союза живущих по соседству племен

произошло их слияние в единый народ. В связи с этим возникло общее

афинское народное право, возвышавшееся над правовыми обычаями

отдельных племен и родов; афинский гражданин, как таковой, полу­

чил определенные права и новую правовую защиту также и на той

территории, где он был иноплеменником. Но этим был сделан первый

шаг к разрушению родового строя, ибо это был первый шаг к осу­

ществленному позднее допуску в состав граждан и тех лиц, которые

являлись иноплеменниками во всей Аттике и полностью находились

и продолжали оставаться вне афинского родового устройства. Вто­

рое, приписываемое Тезею, нововведение состояло в разделении все­

го народа, независимо от рода, фратрии или племени, на три класса,

эвпатридов, или благородных, геоморов, или земледельцев, и демиур­

гов, или ремесленников, и в предоставлении благородным исключи­

тельного права на замещение должностей. Впрочем, это разделение

не привело к каким-либо результатам, кроме замещения должностей

благородными, так как оно не устанавливало никаких других право­

вых различий между классами. Но оно имеет важное значение, так

как раскрывает перед нами новые, незаметно развившиеся обществен­

ные элементы. Оно показывает, что вошедшее в обычай замещение ро­

довых должностей членами определенных семей превратилось уже в

мало оспариваемое право этих семей на занятие общественных долж­

 

----------------------- Page 93-----------------------

 

ностей, что эти семьи, и без того могущественные благодаря своему

богатству, начали складываться вне своих родов в особый привиле­

гированный класс и что эти их притязания были освящены только

еще зарождавшимся государством. Оно, далее, показывает, что раз­

деление труда между крестьянами и ремесленниками упрочилось уже

настолько, что стало отодвигать на второй план общественное значе­

ние прежнего деления на роды и племена. Оно, наконец, провозгла­

шает непримиримое противоречие между родовым обществом и госу­

дарством; первая попытка образования государства состоит в разрыве

родовых связей путем разделения членов каждого рода на привиле­

гированных и непривилегированных и разделения последних, в свою

очередь, на два класса соответственно роду их занятий, что противо­

поставляло их, таким образом, один другому».72

Итак, мы постарались охарактеризовать главные факторы и фор­

мы начавшегося на исходе гомеровского времени становления гре­

ческого города-государства. С синойкизмом, подобным Тесееву, этот

процесс приобретает достаточную определенность и выразительность.

Дальнейшее знакомство с материалом, относящимся уже к архаиче­

скому времени, позволяет не только зримо представить себе контуры

вновь возникающего у греков классового общества и государства, но

и понять, почему эта новая городская цивилизация отлилась у них в

специфическую форму античной гражданской общины. В конечном

счете это было обусловлено ходом социально-политической борьбы в

архаическую эпоху, тем своеобразным сочетанием и взаимодействием

объективных условий и субъективных творческих импульсов, что со­

ставляет специфическое качество архаической революции в Древней

Греции. К рассмотрению этой революции как заключительной, реша­

ющей фазы формирования греческого полиса мы теперь и обратимся.

 

72Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. М., 1961. С. 110-111.

 

----------------------- Page 94-----------------------

 

ЧАСТЬ II. АРХАИ ЧЕСКАЯ РЕВОЛЮ ЦИЯ

И ФОРМИРОВАНИЕ

КЛАССИЧЕСКОГО ПОЛИСА

 

Глава 3.

 

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

И СОЦИАЛЬНАЯ БО РЬБА

 

Архаическая революция — это отнюдь не метафора, не условное

обозначение для трехвекового периода греческой истории (VIII—VI вв.

до н. э.). Этот период и в самом деле был отмечен грандиозным — мас­

штаба настоящей революции — историческим переворотом, в ходе ко­

торого в Греции вторично сложилась цивилизация, но теперь уже в

особенной форме суверенных городских общин.1 Те факторы социаль­

ного прогресса, которые были заложены в структуре древнегреческо­

го общества вопреки, а отчасти, может быть, и благодаря дорийско­

му завоеванию, — мы имеем в виду высвобождение сельских общин

от тягостной опеки дворцовых центров и распространение железа,—

теперь, наконец, сказали свое слово, и результатом было рождение но­

вых, гораздо более прогрессивных форм социально-экономических и

 

1 В представлении о революционном характере перехода от позднеродового об­

щества к классовому, античному, мы следуем взгляду, развитому советской на­

укой еще в 30-е годы в ходе дискуссий в ГАИМК. См.: Ковалев С. И. Пробле­

ма социальной революции в античном обществе / / Карл Маркс и проблемы исто­

рии докапиталистических формаций (ИГАИМК. Вып. 90) / Под ред. Н. Я.М арра,

А. Г. Пригожина. М.; Л ., 1934. С. 295-328; Тюменев А. И. Разложение родового

строя и революция VII-VI . в Греции / / Там же. С. 329-377. Тезис об архаической

революции был затем обоснован и в других, более специальных исторических рабо­

тах, принадлежавших перу все того же А. И. Тюменева. См. его труды: 1) История

античных рабовладельческих обществ (ИГАИМК. Вып. 111). М.; Л ., 1935. С. 42-49;

2) Революция VII-VI . Афины в VI в. / / История Древней Греции. Ч. I (История

древнего м и р а/ Под ред. С. И. Ковалева. T. II). М. 1937 С. 171-205. Разумеется,

дальнейшие исследования расширили наши знания и уточнили представления об

отдельных вехах архаической истории, однако мы не видим оснований для отказа

от названного выше принципиального положения. В общей форме революционный

характер процесса, приведшего к рождению классической полисной цивилизации,

признается также и в западной историографии. Ср.: Heichelheim F. М. The Ancient

Economic History. Vol. I. Leiden, 1958. P. 280 ff.; Starr Ch. G. A History of the Ancient

World. 3rd ed. New York; Oxford, 1983. P. 205 ff.

 

----------------------- Page 95-----------------------

 

политических отношений — античного рабовладельческого общества и

государства.

Содержание этого поистине революционного процесса слагалось из

ряда социально-экономических и политических метаморфоз, важней­

шими из которых были радикальные успехи в технике производства

и экономической жизни, кризис патриархального общинного строя и

борьба демоса со знатью, решение первоочередных социальных про­

блем посредством законодательной реформы и колонизации, форси­

рованное подавление знати тиранией и, наконец, по устранении этой

последней, торжество полисного духа, в идеале —в форме античной

демократии, в том ее виде, какой был реализован в Афинах.2

И прежде всего велики были успехи в технике производства и эко­

номике. Еще в X в. до н.э. железо решительно вытеснило бронзу в ка­

честве основного производственного металла. Теперь, с началом арха­

ической эпохи, не только всячески расширяются добыча и ввоз желез­

ной руды, но и совершенствуются выплавка железа и изготовление из

него различных орудий труда и предметов вооружения. Традиция при­

писывала Гесиоду сочинение об идэйских дактилях — сказочных кар­

ликовых рудокопах и кузнецах, где рассказывалось об истории добы­

чи и обработки железа (Plin. N. h., VII, 56. 6; Clem. Alex. Strom., I, 16,

75). Примечательно также, что в произведениях, несомненно принад­

лежащих Гесиоду, встречается новое (по сравнению с Гомером) слово

«адамант» (άδάμας), позднее, по-видимому, употреблявшееся для обо­

значения стали (Theog., 161, 188, 239; Op. et dies, 147; Scut., 137, 231).

 

2 Д ля последующего обзора основных линий исторического развития Греции в

архаическую эпоху нами были использованы, естественно, как материалы, восхо­

дящие к самой античности (архаическая поэзия, позднейшая античная историогра­

фия, философская литература и проч.), так и современные научные пособия. В рас­

чет были приняты прежде всего соответствующие разделы в общих трудах по исто­

рии Древней Греции или древнего мира (в советской литературе — у А. И. Тюмене­

ва, С. Я. Лурье, К. М. Колобовой и Л. М. Глускиной, В. С. Сергеева, в зарубежной —

у Эд. Мейера, К. Ю. Белоха, Р. Пёльмана, в «Кембриджской древней истории», у

Г. Глотца, Г. Бенгтсона, Ч. Старра), а затем и работы, специально посвященные ве­

ку архаики, и в частности: Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества

(о. Родос IX-VII . до н. э.). Л., 1951; Ленцман Я. А. 1) О возникновении товарного

производства в Древней Греции / / ВДИ. 1953. N* 3. С. 46-64; 2) Послегомеровский

эпос как источник для социально-экономической истории ранней Г рец и и // ВДИ.

1954. К® 4. С. 52-71; Зельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в.

до н.э. М., 1964; Яйленко В. П. Архаическая Г р ец и я// Античная Греция. T. I. М.,

1983. С. 128-193; Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII—V

. до н.э. Л., 1985; Heuss A. Die archaische Zeit Griechenlands als geschichtliche

Epoche [1946 r .] // Zur griechischen Staatskunde / Hrsg. von F Gschnitzer (Wege der

Forschung. Bd 96). Darm stadt, 1969. S. 36-96; Finley M .I. Early Greece: the Bronze

and Archaic Ages. London, 1970; Jeffery L. H. Archaic Greece. The City-States с. 700-

500 В. C. London, 1976; Starr Ch. G. The Economic and Social Growth of Early Greece,

800-500 B.C. New York, 1977; Snodgrass A. Archaic Greece. The Age of Experiment.

London, 1980.

 

----------------------- Page 96-----------------------

 

И если даже у Гесиода это слово еще и не обозначает сталь как тако­

вую, то все же его употребление свидетельствует о появлении какого-

то особенного, усовершенствованного вида железа.3

Но и помимо этого, мы располагаем важными прямыми указания­

ми традиции на то, что в VII в., во всяком случае, техника обработ­

ки металла подверглась радикальному усовершенствованию: в начале

этого столетия хиосцем Главком была изобретена сварка железа (Her.

I, 25; Euseb. Chron., II, p. 184 Karst, под 691 г. до н.э.), а несколько

позже самосцами Рэком и Феодором было освоено искусство художе­

ственного литья (Paus. VIII, 14, 8; ср.: Her., I, 51).

Благодаря внедрению новых, изготовленных из железа орудий тру­

да сделалось возможным интенсифицировать производство как в зем­

леделии, так и в ремесле. Углубляющееся общественное разделение

труда и обусловленное этим отделение ремесла от земледелия, равно

как и выделение в особый вид занятий торговли, привели, наконец,

к появлению города в новейшем социологическом смысле слова, как

центра тяготеющей к нему сельскохозяйственной округи, как поселе­

ния прогрессивного типа, отличного от деревни (признаком такого от­

личия служит появление самого термина κώμη — деревни — впервые у

Гесиода, Op. et dies, 639; Scut. 18).4

Вокруг первоначальных городищ, служивших главным образом це­

лям защиты племени в случае военной опасности, выросли торгово-ре­

месленные посады, а вместе с ними сформировалось и новое сословие

горожан — ремесленников и купцов, рабочих и матросов. Новые города

развернули активную, преимущественно морскую торговлю (кстати, и

это понятие морской торговли — εμπορία — также впервые является у

Гесиода, Op. et dies, 646).5 Это, в свою очередь, содействовало даль­

нейшей специализации отдельных центров на производстве избранных

видов продукции и превращению их в подлинные очаги национальной

экономики. Так, обработка металлов и производство металлических

изделий, в частности оружия, развились в особенности в Халкиде Эв­

бейской (ср. упоминание у Алкея о халкидских клинках — Χαλκίδικαι

σπάΌαι, fr. 15, 6 Bergk4), а также в городах у Истма — Коринфе, Си-

кионе, Аргосе, на Хиосе и Самосе, изготовление тканей — в Милете и

Мегарах, керамики — в Коринфе и Афинах и проч.6

Выражением далеко зашедшего развития торговли и морского дела

явились соответственные важные изобретения и усовершенствования.

 

3Ср. также: Л е н ц м а н Я . А . О возникновении товарного производства. С. 59-

60; Forbes R. J. Metallurgy in Antiquity. Leiden, 1950. P. 458 f.

4Cp.: А н д р е е в Ю .В. Раннегреческий полис. Л. 1976. C. 41, 43-44.

5Ср.: Л е н ц м а н Я . А . О возникновении товарного производства. С. 60-62.

6 Подробнее см., например: Beloch K. J. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Bd I.

Abt. 1. Strassburg, 1912. S. 264 ff.

 

----------------------- Page 97-----------------------

 

Прежде всего радикальному усовершенствованию подверглись самые

типы торговых и военных кораблей. В частности, по-видимому, с кон­

ца VIII в. до н. э. началось строительство новых больших военных ко­

раблей с тремя рядами гребцов, триер. По преданию, инициатива в

этом деле принадлежала Коринфу. «Говорят, — свидетельствует древ­

ний историк, — коринфяне первые усвоили морское дело ближе всех к

теперешнему его образцу, и первые в Элладе триеры сооружены были

в Коринфе. По-видимому, и для самосцев коринфский кораблестрои­

тель Аминокл сколотил четыре (таких) судна, а с того времени, как он

прибыл к самосцам, до окончания этой (т. е. Пелопоннесской. — Э. Ф.)

войны прошло по меньшей мере 300 лет» (Thuc., I, 13, 2-3). Последнее

указание дает дату — 704 г. до н. э.7

Наряду с этим в морском деле не было недостатка и в отдельных

новациях. Так, был принят на вооружение современный тип якоря с

двумя лапами. Конечно, совсем необязательно вослед древней тради­

ции (Ephor, ар. Strab., VII, 3, 9, р. 303 = FgrHist 70 F 42 и др.) при­

писывать изобретение этого якоря легендарному мудрецу Анахарсису,

однако сомневаться в его появлении уже в первые века архаики не при­

ходится. Если у Гомера упоминаний о якорях нет, — и это естественно,

поскольку легкие суденышки той эпохи во время стоянок просто вы­

тягивались на берег и ни в каких якорях не нуждались, — то у Алкея

якорь фигурирует уже как неотъемлемый атрибут корабля (см.: fr. 18,

9 Bergk4).8

Далее, где-то в VII в. до н.э., в значительной степени по восточ­

ному образцу, были приняты правильные меры веса и объема: талант

для твердых тел (эгинский в 37,1 и эвбейский в 26,2 кг), медимн для

сыпучих (52,5 л) и метрет для жидких (39,5 л) с их подразделениями.

Одновременно — и тоже, возможно, по примеру восточных соседей, в

частности лидян (ср.: Xenophan. ар. Pollue., IX, 83 = DK 20 В 4; Her.,

I, 94) — начался выпуск первых правильных металлических денег. Пи­

онерами здесь выступили в 1-й половине VII в. быстро развивавшиеся

греческие города Ионии (такие, в частности, как Эфес и Милет), при­

чем первые монеты чеканились ими из электрона, природного сплава

золота и серебра, и большого достоинства, будучи, очевидно, предна­

значены для крупных обменных операций или выплаты больших сумм

(например, наемным воинам). Затем, с середины VII в., чеканка мо­

нет стала распространяться и в Балканской Греции —на Эгине (около

630 г.), в Коринфе (около 610 г.), в Афинах (начало VI в.), причем

 

7Ср. также: Morrison J. S., Williams R. T. Greek Oared Ships 900-322 В. C. Cam­

bridge, 1968. P. 159; Wachsmuth D. T rie re // Der Kleine Pauly. Bd V München, 1979.

Sp. 957-958.

8Cp.: Beloch K. J. GG2 I. 1. S. 275; Gross W. H. A n co ra// Der Kleine Pauly. Bd I.

München, 1979. Sp. 343.

 

----------------------- Page 98-----------------------

 

здесь монеты чеканились уже из наиболее популярного в классической

древности драгоценного металла — серебра, и не только большого до­

стоинства, но и мелкие, предназначенные, следовательно, для обмен­

ных операций различного размера, в том числе и для мелких, повсе­

дневных, свершаемых на обычном городском рынке. Последнее, т. е.

развитие мелкой розничной торговли, служит важным показателем и

подтверждением как общего, достаточно высокого, уровня товарных

отношений, так и становления городского рынка.

Начало чеканки монеты в метрополии, равно как и изобретение

мер веса и объема, традиция приписывала — трудно сказать, насколь­

ко верно — древнему аргосскому царю Фидону, правившему, согласно

наиболее надежной версии, в середине VII в. до н.э. (см.: Ephor, ар.

Srtab. VIII, 3, 33, р. 358, и 6, 16, р. 376 = FgrHist 70 F 115 и 176; Магш.

Par., ер. 30, vs. 45-47; а для датировки — Her. VI, 127).9 Так или иначе,

в экономической жизни архаической Греции свершилась важная пере­

мена: начеканенные по определенному весовому стандарту из дорогих

или драгоценных металлов — меди, серебра, золота —монеты сменили

неуклюжие металлические слитки и брусья, которые служили мери­

лом стоимости на рубеже гомеровского и архаического времени. Эта

с первого взгляда чисто техническая перемена революционизировала

всю сферу обмена, открыв новые, поистине неограниченные возмож­

ности для развития торговых и кредитных операций, для роста тор­

гового и ростовщического капитала.10

Технический и экономический прогресс повлек за собой резкие пе­

ремены в социальных отношениях. С одной стороны, внедрение более

совершенных и более доступных железных орудий труда и соответ­

ственная интенсификация производства содействовали рентабельно­

сти индивидуального хозяйства, что имело следствием решительное

утверждение принципа частной собственности. Ведь если даже для

 

9 Предание о Фидоне Аргосском, скудное и противоречивое, вызывает много спо­

ров; в особенности дискутируется (и сейчас по большей части отвергается) роль

Фидона как зачинателя монетного дела. Ср.: Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen.

Bd I—II. München, 1967 (I, S. 6-7; II, S. 518-519); Bengtson H . Griechische Geschichte.

4.Aufl. München, 1969. S. 83-84; Jeffery L. H. Archaic Greece. P. 134-136 и 143. Специ­

ально о чеканке монет: Cook R. М. Speculations on the Origins of C oinage// Historia.

Bd VII. 1958. H.3. P. 257-262; Kagan D. 1) Pheidon’s Aiginetan C oinage// TAPhA.

Vol. 91. 1960. P. 121-136; 2) The Dates of the Earliest C o in s// AJA. Vol. 86. 1982. N3.

P. 343-360 (статьи Д. Кэгена специально посвящены защите традиционного взгля­

да).

10 О начале выпуска греками правильных металлических денег ср. также:

Зограф А .Н . Античное монеты (МИА СССР, №16). М.· Л., 1951. С. 23-24; Selt-

тап Ch. Greek Coins. 2nd. ed. London, 1955. P. 13 ff.; Kraay C. N. Archaic and Clas­

sical Greek Coins. Berkeley; Los Angeles, 1976. P. 20 ff.; Starr Ch.G. The Economic

and Social Growth of Early Greece. P. 108 ff. — Для общей оценки ср. также: Heichel­

heim F. М. The Ancient Economic History. I. P. 212-222.

 

----------------------- Page 99-----------------------

 

гомеровского времени невозможно доказать существование общинно­

родовой собственности — общинное начало уже тогда едва ли выра­

жалось в чем-то другом, помимо общего контроля за распределением

земли и охраны владельческих прав индивидов, — то для века архаики

торжество частновладельческого принципа, по крайней мере в эконо­

мически и социально развитых регионах, стало фактом. Но вместе с

тем стало фактом и высвобождение личности из-под общинной опеки,

иными словами — торжество индивидуализма.

Показательна засвидетельствованная уже для середины VIII в. до

н.э. свобода человека распоряжаться своим личным достоянием, в

частности и земельным наделом. Мы имеем в виду известный эпизод

с переселявшимся в Сицилию в составе колонистов, которым предсто­

яло основать Сиракузы, коринфянином Эфиопом. По свидетельству

Архилоха, сохраненному Афинеем, он во время плавания из-за край­

него чревоугодия «продал своему сотоварищу по застолью за медовую

лепешку клер (άπέδοτο τόν κλήρον), который ему предстояло получить

в Сиракузах» (Athen., IV, 63, p. 167d).n

А для чуть более позднего времени, для рубежа VIII-VII вв., мы

располагаем уже совершенно аутентичными современными свидетель­

ствами о практически неограниченном праве человека распоряжаться

своим достоянием, о свободной купле-продаже земельных владений

даже в самых консервативных аграрных областях, вроде Беотии, где

общинные начала должны были сохраняться долее всего. Эти свиде­

тельства доставляет нам беотийский поэт Гесиод, который подтвер­

ждает и право свободного раздела сыновьями унаследованного от отца

имения:

 

Мы уж участок с тобой поделили (κληρον εδασσάμεΌ')12, —

 

и куплю-продажу наследственных земельных наделов:

 

Жертвы бессмертным богам приноси, сообразно достатку....

Чтобы к тебе относились они с благосклонной душою,

Чтоб покупал ты участки других, а не твой бы —другие

(όφρ' άλλων ώνη κληρον, μή τόν τεόν άλλος)

 

(Op. et dies, 37 и 336, 340-341,

пер. В. В. Вересаева).

 

Но люди не только стали свободно распоряжаться своим состояни­

 

11 Разбору этого сюжета посвящен специальный этюд Д. Ашери: Asheri D. Il caso

di Aithiops: regola о eccezione? / / PP. Vol. 29. 1974. P. 232-236. Для оценки ср. также:

Яйленко В. П. Архаическая Греция. С. 133-134.

12 Эти слова, как и последующие поучения, адресуются Гесиодом его брату Персу.

 

----------------------- Page 100-----------------------

 

ем —они становились в полном смысле слова хозяевами своей судьбы.

Чего стоит следующее горделивое заявление того же Архилоха, поэта

с Пароса, ведшего жизнь свободного авантюриста (середина VII в. до

н. э.):

 

В остром копье у меня замешен мой хлеб. И в копье же —

Из-под Исмара вино. Пью, опершись на копье.

 

(fr. 2 Diehl3, пер. В. В. Вересаева).

 

Или его же откровенное признание, бросавшее вызов всему тради­

ционному аристократическому кодексу чести:

 

Носит теперь горделиво саиец мой щит безупречный:

Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах.

Сам я кончины зато избежал. И пускай пропадает

Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я добыть.

 

(fr. 6 Diehl3).

 

Эта осознанная индивидуалистическая установка, это восприятие

своего «я» как всеопределяющего жизненного начала, а своего достоя­

ния, унаследованного от предков или вновь приобретенного, равно как

и любого дела рук своих, как естественного приложения к этому «я»,

находит свое дальнейшее выражение и в сфере творчества, а именно в

утверждении художником своего авторства. Так, в литературных про­

изведениях, явившихся после эпических поэм «Илиады» и «Одиссеи»,

писатели все чаще заявляют о своем авторстве, либо прямо, как это

сделано в конце гомеровского гимна «К Аполлону Делосскому» (стихи

165 слл.), в начале гесиодовской «Теогонии» (стихи 22 слл.), в первых

строках гекатеевских «Генеалогий» (fr. 332 Mueller), либо опосредован­

но, через обличение других в действительном или мнимом плагиате.13

Мы уже не говорим о том, что личность автора вообще становится

центральным персонажем явившейся на смену эпосу лирической поэ­

зии. Равным образом и в изобразительном искусстве утверждающееся

индивидуалистическое начало обнаруживает себя в характерных заяв­

лениях, которыми мастера свидетельствуют свою работу, например на

расписных вазах: «Аристоноф сделал» (Άριστόνοφος εποιησεν, на ар­

госском кратере 1-й половины VII в.), «Харес меня расписал» (Χαρής

μέ έγραψε, на коринфской пиксиде 2-й половины VII в.), «Эрготим ме­

ня сделал, Клитий меня расписал» (Έργότιμος μ' εποίησεν, Κλιτίας μ'

 

13 Ср.: Зайцев Λ. И. Культурный переворот... С. 155-156.

 

----------------------- Page 101-----------------------

 

£γραφσεν, на афинском кратере— так называемой вазе Франсуа —2-й

четверти VI в.) и др.14

Разумеется, при оценке этих фактов не следует упускать из виду

исторической перспективы в развитии именно древнегреческого об­

щества. Довольно скоро, в рамках все того же архаического времени,

охарактеризованные крайние проявления индивидуализма как в делах

собственности, так и в иных общественных отношениях будут погаше­

ны или, во всяком случае, поставлены под контроль формирующейся

гражданской общиной, полисом. Раньше всего личная инициатива и

личная собственность будут закованы в жесткие оковы гражданского

порядка в Спарте. Но и в других греческих общинах в пору форми­

рования полисного строя будут введены различные ограничения лич­

ного начала, например, в делах собственности — запреты на приобре­

тение гражданами земли сверх определенной нормы (закон Солона в

Афинах) или, наоборот, на отчуждение, на продажу или даже заклад

своей собственности и прежде всего своих первоначальных земельных

наделов (см.: Aristot. Pol., II, 4, 4, p. 1266 b 14-24; VI, 2, 5, p. 1319

a 6-14). Однако, повторяем, эти законодательные нормы явятся уже

выражением регулирующего полисного принципа, а до утверждения

этого принципа разложение патриархального общинного строя было

отмечено ростом индивидуалистических тенденций, что в конечном

счете являлось всего лишь отражением возросшей жизнеспособности

индивидуального хозяйства и самой личности — явления в ту пору, без­

условно, прогрессивного.

Далее, в тесной связи с утверждением жизнеспособного парцел­

лярного хозяйства, существующего в условиях частной собственности,

началось стремительное развитие частновладельческого рабства, при­

чем не только в сфере домашнего хозяйства, но и в непосредственном

производстве, а главное — за счет захваченных или вывезенных из-за

рубежа чужеземцев-варваров. По преданию, первыми в широких мас­

штабах стали пользоваться покупными рабами-варварами для различ­

ных работ, в том числе, по-видимому, и для земледельческих, греки на

Хиосе, что было естественным в условиях быстрого экономического

роста ионийских центров. Античная традиция выразительно подчер­

кивает отличительные черты того нового типа рабовладения — раб­

ства не покоренных войною эллинов, а купленных за деньги варваров,

и, добавили бы мы, не общинного, а вполне частновладельческого,—

который впервые явился у ионийцев-хиосцев в качестве альтернати­

вы более примитивному типу, утвердившемуся в свое время у заво­

евателей· дорийцев. «Хиосцы,— свидетельствует историк Феопомп,—

 

14 Подробнее см.: Блаватпский В. Д . История античной расписной керамики. М..

1953. С. 89-90, 104 слл. Д ля общей оценки ср. также: Bengtson H. GG4. S. 69-71.

 

----------------------- Page 102-----------------------

 

первыми из эллинов после фессалийцев и лакедемонян стали исполь­

зовать рабов, приобретали же они их не тем же самым способом, что и

те. Ведь лакедемоняне и фессалийцы окажутся поработившими элли­

нов из числа тех, кто ранее населял находящуюся ныне в их владении

землю: первые поработили ахейцев, фессалийцы же — перребов и маг­

нетов, и одни назвали порабощенных илотами, другие же — пенестами.

Хиосцы же владеют рабами варварского происхождения, платя за них

деньги» (Theopomp, ар. Athen., VI, 88, р. 265 b-c = FgrHist 115 F 122 а,

перевод В. Г. Боруховича; ср.: Posidon. et Nie. Damasc. ap. Athen., VI,

91, p. 266 e-f = FgrHist 87 P 38 et 90 F 95).15

Нельзя не видеть в этих фактах начавшегося обращения греков

на античный путь развития: индивидуализация экономического и со­

циального быта, сопряженная с утверждением жизнеспособного пар­

целлярного хозяйства, открывала перспективу перехода от аристокра­

тических порядков к демократии, а использование покупных рабов-

чужеземцев делало возможным реализацию этой перспективы фор­

сированным способом, за чужой счет, за счет варварской периферии.

Однако реализация этих возможностей оказалась делом не сиюминут­

ным. На первых порах, как это не раз бывало в истории, экономиче­

ский прогресс обернулся для греческого народа и некоторыми тене­

выми сторонами, осложнениями и трудностями, преодоление которых

потребовало большого напряжения сил.

И прежде всего наступившие перемены до основания потрясли

главную ячейку древнего общества —сельскую общину. В самом деле,

интенсификация земледельческого хозяйства, все большая его ориен­

тация на городской рынок и, после изобретения денег, все большие

возможности накопления и обогащения, открывшиеся для крупных

или крепких хозяев, имели своим ближайшим следствием усиление

того слоя в общине, который по традиции оставался главным владете­

лем земли, — родовой знати. Напротив, значительная часть рядовых

общинников, крестьян, поскольку она не могла выбиться в крепкие

хозяева, беднела и разорялась, входила в долги и, ввиду отсутствия

в тот период гарантий личной свободы, попадала в долговую кабалу,

превращаясь в рабов-должников. Уже Гесиод, беотийский поэт рубе­

жа VIII—VII вв. до н.э. сам бывший зажиточным землевладельцем,

страшится тех опасностей, которые угрожают крестьянскому хозяй­

ству, и противопоставляет им не только вечную панацею от всех зол —

усиленный труд, но и такие, например, ухищрения, как ограничение

 

15См. далее: Шишова И. А. Рабство на Хиосе / / Каллистов Д. Il., Нейхардт А. А.

Ш ифман И .Ш . Шишова И. А. Рабство на периферии античного мира. Л.

1968. С. 149-192. О развитии рабства в Греции в архаическую эпоху см. также:

Starr Ch. G. The Economic and Social Growth. . P. 90-92, где, однако, роль и зна­

чение этого феномена сильно принижены.

 

----------------------- Page 103-----------------------

 

деторождения, всерьез советуя земледельцу не иметь более одного сы­

на, дабы наследственный надел не дробился между несколькими сы­

новьями (Hesiod. Op. et dies, 376 слл.).

Однако Гесиод не ограничивается элементарными предупреждени­

ями и житейскими советами. Он убежден, что наиболее эффективным

средством предупреждения бедности является энергичное стремление

к богатству, и этой целевой установкой определяется все содержание

его оригинального сочинения — поэмы «Труды и дни».16 Здесь пред­

лагается сумма продуманных советов на предмет ведения земледель­

ческого хозяйства, советов, опирающихся не только на традицию, но

и на личный опыт и личные наблюдения автора. И как он сам яв­

ляет собою в столь раннее время замечательную фигуру рачитель­

ного и расчетливого хозяина, так и произведение его представляет

оригинальную, первую в европейской литературе попытку рациональ­

ной трактовки актуальной экономической проблемы, в данном слу­

чае — проблемы выживания индивидуального земледельческого хозяй­

ства.

Гесиод исходит из убеждения в всеобщности соревновательного

стремления к богатству. Эта тема раскрывается в начале первой, об­

щей части поэмы в виде притчи о двух Эридах, из которых одна рож­

дает раздор и войны, а другая побуждает людей к полезному сорев­

нованию в труде (ст. 11-41). Симпатии поэта-труженика целиком на

стороне этой последней:

 

Эта способна понудить к труду и ленивого даже;

Видит ленивец, что рядом другой близ него богатеет,

Станет и сам торопиться с насадками, с севом, с

устройством

Дома. Сосед соревнует соседу, который к богатству

Сердцем стремится. Вот эта Эрида для смертных полезна.

 

(ст. 20-24).

 

И далее следует знаменитая гнома, метко выражающая суть отно­

шений людей друг к другу в мире, где господствуют частная собствен­

ность, товарное производство и сопутствующая всему этому всеобщая

жесточайшая конкуренция:

 

1бО Гесиоде и его поэме «Труды и дни» подробнее см.: Горнунг Б. В. Шеста­

ков С. П. Гесиод и дидактический эпос / / История греческой литературы. T. I

/ Под ред. С. И. Соболевского, Б. В. Горнунга, 3. Г. Гринберга и др. М.; Л., 1946.

С. 164-175; Тренчени-Вальдапфель И. Гомер и Гесиод. М. 1956; Rzach A. Hesio­

d o s // RE. Bd VIII. 1913. Sp. 1167-1240 (дополнение — Schwabl H. H esiodos// RE.

Supplementbd. XII. 1970. Sp. 434-486); Trever A. The Age of Hesiod: A Study in Eco­

nomic History / / ClPh. Vol. XIX. 1924. P. 157-168; Hesiode et son influence (Entretiens

sur l ’antiquité classique. T. VII). Vandoeuvres; Genève, 1962.

 

----------------------- Page 104-----------------------

 

Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник;

Нищему нищий, певцу же певец соревнуют усердно.

 

(ст. 25-26).

 

Основу — и притом здоровую основу — успеха на хозяйственном и

вообще жизненном поприще поэт видит прежде всего в неустанном

труде; с ним он связывает надежды на материальный достаток и со­

ответствующее почетное положение в обществе:

 

Помни всегда о завете моем и усердно работай,

Перс, о потомок богов, — чтобы голод тебя ненавидел,

Чтобы Деметра в прекрасном венке неизменно любила

И наполняла амбары тебе всевозможным припасом.

Голод, тебе говорю я, всегдашний товарищ ленивца...

Труд человеку стада добывает и всякий достаток,

Если трудиться ты любишь, то будешь гораздо милее

Вечным богам, как и людям: бездельники всякому мерзки.

Нет никакого позора в работе: позорно безделье.

Если ты трудишься — скоро богатым, на зависть ленивцам,

Станешь. А вслед за богатством идут добродетель с

почетом...

Стыд нехороший повсюду сопутствует бедному мужу, —

Стыд, от которого людям так много вреда, но и пользы.

Стыд — удел бедняка, а взоры богатого смелы.

 

(ст. 298-302. 308-313. 317-319).

 

Вместе с тем поэт прекрасно понимает, что труд, чтобы быть успеш­

ным, должен быть рационально организован, и вот этой теме —ра­

циональному ведению земледельческого хозяйства —он и посвящает

вторую и большую, конкретно-паренетическую часть своего сочине­

ния (ст. 293 слл.). Здесь не только обосновываются необходимость и

значение труда, — выше мы только что привели подборку наиболее ха­

рактерных отрывков из этого раздела (ст. 298-380), —но и методично

преподносятся советы о том, как следует осуществлять конкретные

виды сельскохозяйственных работ, связанных с двумя важнейшими

отраслями — хлебопашеством и виноградарством (ст. 383-608 и 609-

617), а затем, как реализовывать полученную сельскохозяйственную

продукцию с помощью морских перевозок для последующей продажи

на рынке (ст. 618-694). Напоследок приводятся различные житейские

советы (ст. 695-764) и календарь дней, более всего пригодных для за­

нятия тем или иным делом (ст. 765-825).

В излагаемой Гесиодом программе целесообразного хозяйствова­

ния показательно наличие таких моментов, которые выдают не про­

 

----------------------- Page 105-----------------------

 

сто рациональный зачин, характерный для архаического времени, ко­

гда стремительно свершался переход от мифа к логосу, но именно со­

знательную установку на ведение хозяйства с должным размахом, с

использованием чужого труда и прибыльной реализацией продукции

на рынке, ради обогащения. И прежде всего показательно естествен­

ное допущение Гесиодом использования зажиточным и расчетливым

хозяином чужого труда, а именно в двух, по всей видимости, фор­

мах: труда наемных работников, батраков-фетов, и труда рабов. От­

влекаясь сейчас от сложного и трудного вопроса о соотношении этих

форм — вопроса, разрешение которого упирается, в частности, в пра­

вильное определение категории работников, скрывающихся за терми­

нами δμώς и δμώος,—отметим самый факт привлечения идеальным

земледельцем Гесиода дополнительной рабочей силы, без чего и не

мыслится нормальное ведение хозяйства.

С соответствующими упоминаниями в поэме мы сталкиваемся до­

статочно часто. Так, на пашне с плужными быками должны работать

женщина, «покупная, а не жена», т. е. определенно рабыня (γυνή <. . . >

κτητή, ού γαμέτη, ст. 405-406), и сорокалетний крепкий работник, чье

положение ближе не определяется (441). В другом месте говорится о

том, что за работу на пашне своевременно должны приниматься все —

и работники, и сам хозяин (δμώές τε και αυτός, 459), а несколько ни­

же упоминается о помогающем при посеве мальчике-работнике (τυΌτός

<. . . > δμώος, 469-470). Работники (δμώες) упоминаются и далее, при

описании дел, связанных с хлебопашеством: в общей форме (502), на

жатве (573), на молотьбе (597), на отдыхе после работ (608). Для вре­

мени по окончании главных сезонных работ рекомендуется обзавестись

бездомным батраком-фетом и бездетной, также, по-видимому, наемной

работницей (Όήτα τ' αοιικον ποιεΐσΟαι καί άτεκνον εριΌον δίζεσΌαι, 602—

603). В общей форме работники — «домочадцы» (δμώες) упоминаются

и в начале росписи дней, пригодных для разных работ (766).

Заметим, что неясность контекста, где у Гесиода упоминаются ра­

ботники — δμώες, не позволяет безоговорочно рассматривать их, подоб­

но аналогичной категории у Гомера, как рабов. Тем не менее, очевидно,

что в хозяйстве милого сердцу Гесиода крепкого хозяина работали не

только батраки, но и рабы, а главное, что штат всех этих дополни­

тельно привлекаемых работников был достаточно велик.17

Таким образом, можно думать, что осуществлявшееся с исполь­

зованием чужого труда идеальное земледельческое хозяйство Гесиода

было достаточно крупным и что производило оно не только минимум

необходимого для жизни, но и какую-то избыточную продукцию. Вто­

 

17Об использовании чужого, в частности рабского, труда в идеальном хозяйстве

Гесиода ср. также: Ленцман Я. А. Послегомеровский эпос... С. 61-67.

 

----------------------- Page 106-----------------------

 

рым важным моментом, помимо привлечения дополнительной рабочей

силы, и была широко уже практиковавшаяся реализация по крайней

мере части произведенной продукции на рынке, по всей видимости в

каком-либо городе, куда товар доставлялся морским путем. Об этом

свидетельствуют достаточно подробные рекомендации о том, как на­

до совершать морские перевозки (а что они в принципе необходимы —

это предполагается само собой разумеющимся, см. ст. 618-694). По­

дробно разъясняется, как следует содержать свой корабль (ναϋς), под

которым, скорее всего, надо понимать небольшую парусную барку, как

выбрать время для плавания, а главное, как лучше всего загрузить ко­

рабль ценным грузом (φόρτος, φορτία, φορτίζεσΰαι), чтобы воротиться

домой с наибольшей выгодой, с барышом (κέρδος) (см., в частности,

ст. 631-634, 643-645, 671-673, 689-691).18

Заявленный, таким образом, интерес к барышу заставляет нас еще

раз вернуться к вопросу о главной жизненной установке Гесиода. Оче­

видно, что ее надо видеть в стремлении к материальному преуспея­

нию, в стремлении к богатству. Чтобы не загружать наше изложение

пересказом соответствующих рассыпанных в поэме признаний (а их

предостаточно), ограничимся приведением двух характерных приме­

ров—двух заявлений, одно из которых открывает, а другое заключает

главный корпус практических советов Гесиода. Начальное обращение

гласит:

 

Если к богатству (πλούτου) в груди твоей сердце стремится,

то делай,

Как говорю я, свершая работу одну за другою.

 

(ст. 381-382).

 

И та же, по сути, мысль выражена в заключении:

 

Тот меж людьми и блажен и богат (ευδαίμων τε καί δλβιος),

кто, все это усвоив,

Делает дело, вины за собой пред богами не зная,

Птиц вопрошает и всяких деяний бежит нечестивых.

 

(ст. 826-828).19

 

Завершая обзор главных экономических идей или представлений

Гесиода, подчеркнем, что его поэма «Труды и дни» вводит нас прямо

 

18 О товарности гесиодовского хозяйства ср. также: Л енцман Я. А. О возникно­

вении товарного производства. С. 59-62.

19Об ориентации на прибыль и стремлении к богатству ср. также: Starr Ch. G. А

History of the Ancient World. P. 222.

 

----------------------- Page 107-----------------------

 

и непосредственно в хозяйственную деятельность людей архаической

эпохи. Мир этих людей рисуется охваченным яростной конкуренцией,

суровой борьбой за выживание, полярными следствиями которой были

обогащение одних и обеднение и обнищание других. Успех первых по­

эт склонен объяснять их трудолюбием и рассудительностью, неудачу

вторых — соответственно леностью и недальновидностью.

Такая интерпретация, не учитывающая сложного сплетения объек­

тивных факторов, действующих в массе своей, в условиях частной соб­

ственности и товарного производства, против мелкого хозяина, стра­

дает очевидной субъективностью и односторонностью, но она показа­

тельна для жизненной установки Гесиода, который сам был зажиточ­

ным земледельцем и стремился сохранить и приумножить свое состо­

яние. Для него именно характерно полярное отношение: отвращение к

бедности, с недвусмысленным осуждением тех, кто обеднел, и влече­

ние к богатству, со столь же осознанным и открытым отождествлением

материального преуспеяния и счастья. Что может лучше подтвердить

разложение традиционных общинных принципов и форм жизни, чем

эти характерные, заявленные в поэме Гесиода со всею откровенностью,

установки: признание закономерности и как бы естественности идущей

среди людей конкурентной борьбы, которая сопровождается обогаще­

нием одних и обнищанием других, убеждение в решающем значении в

этой жизненной борьбе за личной, исполненной надлежащей энергии

и рационализма, инициативой, провозглашение не только материаль­

ного, но и социального и даже этического превосходства богатства над

бедностью.

Вообще характерной чертой времени была растущая имуществен­

ная дифференциация, углубляющаяся поляризация собственности. Те­

мы богатства и бедности являются одними из заглавных в архаиче­

ской поэзии, нашем главном литературном первоисточнике. Стремле­

ние людей к наживе, вечный страх перед разорением и нищетой, спо­

собы обогащения, необходимость соблюдения разумной, справедливой

меры в делах собственности — все эти сюжеты социальной действи­

тельности на разные лады обсуждаются различными поэтами, кре­

стьянином Гесиодом и родовитыми аристократами Алкеем и Феогни­

дом, авантюристом Архилохом и исполненным уравновешенной муд­

рости Со лоном. О воззрениях Гесиода было сказано уже достаточно.

Разве что следовало бы упомянуть еще одну его сентенцию, в кото­

рой признание общего стремления к богатству сопровождается харак­

терной оговоркой относительно безрассудства чрезмерного влечения,

оговоркой, выдающей ориентацию также и Гесиода, при всем его ин­

дивидуализме, на некую норму, диктуемую этикой складывающегося

гражданского общества. Порицая стремление иных людей совершать

 

----------------------- Page 108-----------------------

 

плавания ради прибыли даже весной, в не установившуюся еще погоду,

поэт замечает:

 

Но в безрассудстве своем и на это пускаются люди:

Ныне богатство для смертных самою душою их стало

(χρήματα γάρ ψυχή πέλεται δειλοΤσι βροτοΐσιν).

 

(ст. 684-686).

 

Нашедшая, таким образом, известное отражение уже у Гесиода, эта

тема меры достигает своего полного развития в архаической поэзии на

рубеже VII—VI вв., когда формирование гражданского общества, поли­

са, с его принципами социальной справедливости и законности, всту­

пает в решающую фазу. Подтверждения можно найти в особенности

в произведениях Солона, а затем также и Феогнида.

Но тема меры —тема, так сказать, вторичная, определяемая кор­

ректирующим воздействием полисной этики на исконное влечение лю­

дей к богатству. А первоначальным заглавным мотивом было имен­

но самое это влечение, воспринимаемое как естественное и вечное,

равно как и убеждение в определяющем значении богатства для об­

щественного положения человека. Отголоски этих распространенных

мнений мы обнаруживаем и у названных только что представителей

высокой, проникнутой гражданскими мотивами лирики Солона и Фе­

огнида. Вот элегия Солона, условно именуемая «К самому себе» (fr. 1

Diehl3).20 Афинский поэт отмечает всеобщность влечения к богатству:

 

Если иной небогат и томится от бедности тяжкой,

Все же мечтает всегда деньги большие (χρήματα πολλά)

иметь.

Ищут по-разному все: тог по рыбообильному морю

Плавает на кораблях, думая в дом привезти

Прибыль (κέρδος); он носится всюду, ветрами по свету

гонимый,

И не жалеет ничуть собственной жизни нигде;

Этот батрачит год за год, взрывая садовую землю;

Будет иному удел — плугом работать кривым;

Тот же искусство Афины и мастера, бога Гефеста,

Тонко усвоив, рукой хлеб добывает себе.

 

(ст. 41 слл., пер. С. И. Радцига).

 

20 О мотивах поэтического творчества Солона ср. также: Новосадский Н. И. Лири­

к а / / История греческой литературы. T. I. М.; Л., 1946. С. 197-202; Ziegler Н. Solon

als Mensch und D ich ter// NJb. Bd XXV 1922. H. 1. S. 193-205; Reinhardt K. Solons

Elegie είς έαυτόν// RhM. Bd 71. 1916. S. 128—135; Christes J. Solons M usenelegie//

Hermes. Bd 114. 1986. H. 1. S. 1-19.

 

----------------------- Page 109-----------------------

 

При этом Солон подчеркивает ненасытность свойственной людям

страсти к обогащению:

 

Ясных пределов нигде не положено людям в наживе

(πλούτου 5' ούδέν τέρμα πεφασμένον άνδράσι κεΐται).

Кто между нами сейчас разбогател больше всех,

Вдвое еще тот стремится. И кто же насытить всех мог бы?

 

(ст. 71-73).

 

Поэт признает, что и сам он охвачен желанием разбогатеть, но

только честным путем, на чем и делается в элегии особенный акцент:

 

Также стремлюсь и богатство (χρήματα) иметь, но владеть

им нечестно

Я не хочу: наконец Правда (δίκη) ведь все же придет.

Ежели боги богатство (πλούτον) дадут, оно прочным бывает

От глубочайших корней вплоть до вершины самой.

Если же дерзостью (ύφ' υβριος) люди берут, не по чести приходит,

Несправедливым делам будет служить и тогда

Против желания. Но быстро приходит беда роковая.

 

(ст. 7 слл.).

 

В том же духе высказывался веком позже мегарский поэт Феогнид,

в элегиях которого темы бедности и богатства представлены столь же,

если даже не более, выпукло, как и у Солона.21 Феогнид признает до­

стойным благородного человека лишь один способ обогащения — тот,

что согласуется со справедливостью, и он даже заявляет, что чест­

ная бедность предпочтительнее дурно нажитого богатства (ср.: ст. 29-

30, 145-158, 197-208 Diehl3). Вместе с тем он сетует, что на практике

несправедливый и бесчестный чаще обретает богатство, а удел спра­

ведливого — бедность (743-752). Сам он, лишившись во время смут на

родине своих наследственных владений (ср.: 345-350, 667-670, 1197—

1202), более всего страшится бедности (173-182, 351-354, 649-652) и

мечтает на старости обладать хотя бы скромным достатком, чтобы,

помимо немощи, не испытывать других мук (1155-1156). И он, разу­

меется, хорошо представляет себе могущество богатства, способного и

приукрасить и облагородить кого угодно:

 

210 Феогниде ср.: Новосадский Н. И. Лирика. С. 202-207; Доватур А. И. 1) Фео­

гнид М егарский// ВДИ. 1970. # 2. С .41-59; 2) Феогнид и Мегары / / ВДИ. 1971.

№3. С. 38-46; 3) Аргирида (Феогнид, 1211-1216) / / Античность и современность /

Под ред. М. Е. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспарова, Т. И. Кузнецовой. М., 1972. С. 223-

229.

 

----------------------- Page 110-----------------------

 

Всех ты божеств, о Богатство, желаннее, всех ты прекрасней!

Как бы кто ни был дурен, будет с тобою хорош.

 

(ст.1117-1118,

пер. В. В. Вересаева).

 

Но, быть может, самым точным образом выразил всеобщее убеж­

дение во всемогуществе богатства, в прямой зависимости социального

значения человека от его имущественного состояния лесбосский поэт

Алкей, живший, как и Солон, на рубеже VII-VI вв. Алкей повторяет

суждение, высказанное будто бы легендарным царем Спарты Аристо­

демом, но, на самом деле, отражающее дух современной поэту эпохи:

 

Помнят в Спарте Аристодема

Крылатое слово: в силе слово то.

Царь сказал: «Человек— богатство (χρήματ' άνήρ)».

Нет бедному славы, чести нищему.

 

(Alcaeus, fr. 360 Lobel—Page,

пер. Вяч. Иванова).

 

Надо, однако, заметить, что богатство чаще было спутником знат­

ности; характерное обязательное сочетание этих двух моментов и опре­

деляло высокое положение аристократии в архаическом обществе (ср.

указания Аристотеля на принцип замещения должностей в досоло­

новских Афинах —по благородству происхождения и по богатству,

άριστίνδην καί πλουτίνδην, Aristot. Ath. pol., 3, 1 и 6). Разумеется, и

аристократы могли беднеть, и простолюдины становиться богатыми.

Однако разорение знатного человека не означало для него полной

и, во всяком случае, немедленной социальной гибели: у него остава­

лись важные родовые связи, традиционный престиж, возможность,

наконец, поправить свои дела, женившись на богатой простолюдин­

ке (ср. по этому поводу: Theogn., 183-196 Diehl3). Между тем состоя­

тельность, обретенная человеком из народа, в условиях традиционно­

го господства аристократии не повышала существенным образом его

социально-политического статуса, тогда как обеднение и обнищание

буквально бросали его на самое дно, ибо это было сопряжено для него

с утратою даже тех небольших прав, которые знать еще оставляла на

долю народа, а нередко, в случае большой задолженности и невозмож­

ности выплатить долг, — с утратою самой свободы.

Замечательным подтверждением массового обнищания и закабале­

ния простого народа в архаической Греции может служить афинский

материал, и прежде всего те данные, которые могут быть извлечены

 

----------------------- Page 111-----------------------

 

из показаний такого важного современного свидетеля, каким был Со­

лон. А он определенно ставил себе в заслугу избавление родной стра­

ны от двух страшных бед —от задолженности, метками которой были

усеявшие поля аттических земледельцев закладные столбы (οροι), и

от внутреннего, очевидно, кабального рабства (см.: Sol., fr. 24, 1-15

Diehl3).

Позднее Аристотель следующим образом — кратко, но четко — оха­

рактеризовал состояние афинского общества на рубеже VII-VI вв. до

н.э., накануне выступления Солона: «Надо иметь в виду, что вооб­

ще государственный строй был олигархический, но главное было то,

что бедные находились в порабощении не только сами, но также и

дети и жены. Назывались они пелатами (πελάται, что буквально озна­

чает «соседи», но здесь, по-видимому, также и «батраки». — Э. Ф.) и

шестидольниками (έκτήμοροι), потому что на таких арендных усло­

виях обрабатывали поля богачей. Вся же вообще земля была в ру­

ках немногих. При этом, если эти бедняки не отдавали арендной пла­

ты, можно было увести в кабалу и их самих и детей. Да и ссуды у

всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона...

Конечно, из тогдашних условий государственной жизни самым тя­

желым и горьким для народа было рабское положение. Впрочем, и

всем остальным он был также недоволен, потому что ни в чем, можно

сказать, не имел своей доли» (Aristot. Ath. pol., 2, 2, пер. С. И. Рад-

цига).22

Недовольство массы общинников социальными тяготами, которые

время обрушило на их головы, находило естественное выражение в

неприязни к тем, кто на первых порах оказался в выигрыше, — к зем­

левладельческой аристократии. Последняя, сильная экономически, об­

ладала и вовсе подавляющим превосходством в сфере политической. В

начале архаической эпохи — в основном, по-видимому, еще в VIII в. до

н .э.— знать почти повсеместно ликвидировала патриархальную цар­

скую власть, тяготившую ее своею опекою и страшившую возмож­

 

2 2 О характере социально-экономических отношений в Афинах накануне выступ­

ления Солона и, в частности, о положении аттического крестьянства и сущности,

недостаточно определенной, таких его категорий, как пелаты и шестидольники-гек­

теморы (крепостные? арендаторы? батраки?), подробнее см. также: К о л о б о в а К . М .

1) Издольщина в Аттике / / ПИДО. 1934. № 11-12. С. 5-18; 2) Революция С олон а//

Учен. зап. Ленингр. ун-та. №39. Сер. ист. наук. Вып. 4. 1939. С. 25 слл.; К о л о ­

б о в а К . М ., Г л у с к и н а Л . М . Очерки истории Древней Греции. Л., 1958. С. 114-117;

З е л ь и п К . К . Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н. э. С. 158 слл.

(гл. III — «Некоторые основные черты экономики и социальных отношений в Атти­

ке VI в. до н.э.»); Я й л е н к о В . П . Архаическая Греция. С. 187-191 (оба последних

с чрезмерным, на наш взгляд, гиперкритицизмом и недоверием в отношении к

позднейшей традиции, т. е. в первую очередь к Аристотелю); B e n g ts o n H . GG4,

S. 119-120; J e ffe r y L .H . Archaic Greece. P. 90—92; S ta r r C h . G . The Economic and

Social Growth of Early Greece. P. 181-184.

 

III

 

----------------------- Page 112-----------------------

 

ностями союза с сельским демосом и превращением в тиранию (как

именно и случилось с Фидоном Аргосским).23

К власти приходят аристократические кланы — на первых порах,

как правило, те, которые прежде поставляли царей, а затем, по их

устранении, гордились своим происхождением от них. Так, в Афинах

стал править царский род Кодридов (Медонтидов), в Коринфе —так­

же ведшие свое происхождение от царей Бакхиады, в фессалийской

Лариссе —Алевады, в Митилене на Лесбосе — Пенфилиды, на Хиосе,

в Эрифрах и в Эфесе — Басилиды, в Милете — Нелеиды и проч.

Отняв у царей высшую власть, знать вручала ее отныне избран­

ным из своей среды на известный срок должностным лицам — одному

(притан в Коринфе) или нескольким, которые, таким образом, дели­

ли между собою прерогативы ранее единой исполнительной власти

(коллегия архонтов в Афинах). Из этого же круга лиц —на практи­

ке из отслуживших свой срок высших магистратов — комплектовался

и государственный совет, значение которого непрерывно возрастало,

причем в той именно степени, в какой падало значение народного со­

брания.24

Материальной основой господствующего положения аристократии

было прежде всего наследственное крупное землевладение. Недаром,

например, на Самосе господствующее аристократическое сословие

так и называлось — «геоморы», буквально «обладающие долей земли»

(Thuc., VIII, 21; Plut. Aet. Gr., 57, p. 303 e — 304 с). Обладая материаль­

ным достатком, позволявшим содержать боевых коней, аристократы

поставляли главную воинскую силу архаического времени — конницу.

Соответственно понятие «всадники» (ιππείς, ίπποβόται) также неред­

ко использовалось для обозначения правящего аристократического со­

словия. Это засвидетельствовано Аристотелем, который выразительно

подчеркивает связь первенствующей роли конницы в архаические вре­

мена с господствующим положением аристократии, причем подчерки­

вает это не только в общей форме, но и специально для Эретрии и

Халкиды на Эвбее, для Магнесии-на-Меандре и других греческих об­

щин в Малой Азии (Aristot. Pol., IV, 3, 2, p. 1289 b 36-40; V, 10, 10,

p. 1297 b 16 слл.; ср. также: для Эретрии — ibid., V, 5, 10, p. 1306 a 35-

36; для Халкиды — Her., V, 77; VI, 100; Aristot. ap. Strab., X, 1, 8, p. 447

 

23Об исторических судьбах царской власти героического типа см. также: G lo tz G .

La cité grecque. Paris, 1928. P. 70-73; S t a r r C h . G . The Decline of the Early Greek

K in g s// Historia. Bd X. 1961. P. 129-138; B e n g ts o n H . GG4 S. 65-66; J e ffe r y L .H .

Archaic Greece. P. 39-40.

24 О господстве аристократии подробнее см.: G lo tz G . La cité grecque. P. 73 ss.;

E h re n b e rg V Der Staat der Griechen. T l.I. Leipzig, 1957 S. 14-17; B e n g ts o n H . GG4

S. 65-66, 107 ff.; J e ff e r y L . H . Archaic Greece. P. 40-42 (а, кроме того, см. по индексу

для отдельных общин); A r n h e im М . Т . W . Aristocracy in Greek Society. London, 1977.

P 39 ff.

 

----------------------- Page 113-----------------------

 

= fr. 603 Rose3; для Колофона — Strab., XIV 1, 28, p. 643).25

Осознание знатью своего высшего привилегированного положения

в архаическом обществе нашло яркое выражение в соответствующей,

разработанной в русле аристократических традиций гомеровского эпо­

са, этико-социальной терминологии, образцы которой в изобилии рас­

сыпаны в античной литературной традиции, и в первую очередь в ли­

рической поэзии, творцами которой нередко были выходцы из той же

аристократической среды. Представители высшего сословия велича­

ются здесь людьми благородными (γενναίοι, εύγενεΐς, εύπατρίδαι), луч­

шими (άγαμοί, αριστοι, βέλτιστοι), достойными (έσΌλοί), тогда как про­

столюдины, наоборот, — дурными (κακοί), низкими (δειλοί), подлыми

(πονηροί). И это величание не было пустым звуком —оно отражало

вполне реальную жизненную ситуацию. Сосредоточив всю полноту ад­

министративной и судебной власти в своих руках, превратив общин­

ные органы управления — совет старейшин и народное собрание —в

орудия своего исключительного господства, оперев это господство, как

на своего рода фундамент, на традиционное свое лидерство в искон­

ных родо-племенных подразделениях, система которых, в виде цепи

род — фратрия — фила, продолжала оставаться единственной формой

организации общества, землевладельческая аристократия вела дело к

созданию настоящего кастового государства, где народной массе была

уготована самая жалкая роль.

Народ, естественно, остро реагировал на происходящее. Уже Ге­

сиод—мы имеем в виду все ту же его поэму «Труды и дни»—вос­

принимал современную ему действительность как сугубое воплощение

социальной несправедливости. Идеализируя далекое прошлое и сетуя

на зло настоящего, он изображал развитие человечества как непре­

рывную социальную деградацию — от блаженного золотого века к все

более ущербным векам серебряному, медному, героическому, пока, на­

конец, в современном ему поколении железного века кумуляция зла не

достигла своего апогея:

 

Если бы мог я не жить с поколением пятого века!

Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.

Землю теперь населяют железные люди. Не будет

Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя,

И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им.

Дети — с отцами, с детьми — их отцы сговориться не смогут.

Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю — хозяин.

 

25 О военной аристократии всадников см. также: Alföldi A. Die Herrschaft der Re­

iterei in Griechenland und Rom nach dem Sturz der Könige/ / Gestalt und Geschichte.

Festschrift für K.Schefold (Antike Kunst, Beiheft 4). Bern, 1967. S. 13 ff.; Jeffery L. H.

Archaic Greece. P. 67-68; Arnheim M. T. W. Aristocracy... P. 54.

 

----------------------- Page 114-----------------------

 

Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то.

Правду заменит кулак. Города подпадут разграбленью.

И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель,

Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею

Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право.

Стыд пропадет. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды

Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет.

 

(Op. et dies, 174 слл.).

 

Это потрясающее по силе общее описание подкрепляется целым

рядом более конкретных сетований на засилие знати. Самоуправство

« царей-дароядцев» (βασιληες δωροφάγοι, ст. 38-39, 263-264) поэт иллю­

стрирует красноречивой притчей, где ястреб, схвативший соловья, по­

учает свою жертву:

 

Что ты, несчастный, пищишь? Ведь намного тебя я сильнее!

Как ты ни пой, а тебя унесу я, куда мне угодно,

И пообедать могу я тобой, и пустить на свободу.

Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим:

Не победит он его — к униженью лишь горе прибавит!

 

(ibid., 207-211).

 

Однако Гесиод не ограничивается сетованием на нарушение силь­

ными людьми социального порядка. Он предупреждает о божествен­

ном возмездии, о тех бедствиях, которые вездесущие и всевидящие

боги посылают людям за проступки их правителей:

 

Целому городу часто в ответе бывать приходилось

За человека, который грешит и творит беззаконье.

Беды великие сводит им с неба владыка Кронион, —

Голод совместно с чумой. Исчезают со света народы...

 

(ст. 240-243).

 

И ниже еще раз, с прямым указанием на виновников этих бедствий,

не чтущих правды царей:

 

. И страдает

Целый народ за нечестье царей, злоумышленно правду

Неправосудьем своим от прямого пути отклонивших.

И берегитесь, цари-дароядцы, чтоб так не случилось!

Правду блюдите в решеньях и думать забудьте о кривде

 

----------------------- Page 115-----------------------

 

Разумеется, реакция народа не ограничивалась сетованиями и пре­

дупреждениями. Рано или поздно наставал момент, когда долго накап­

ливавшееся недовольство выплескивалось в более или менее стихийное

выступление. При этом нередко было достаточно какого-либо внешне­

го толчка, чтобы всколыхнуть все общество. Так, в Афинах попытка

захватить тираническую власть, предпринятая в 30-е годы VII в. до

н.э. аристократом-олимпиоником Килоном (см.: Her. V, 70-71; Thuc.

I, 126; Plut. Sol., 12),26 хотя и окончилась неудачей, тем не менее имела

большой политический резонанс. Показав отсутствие единства в пра­

вящем сословии, шаткость традиционного порядка, она развязала по­

литическую активность народной массы. «После этого,27 — свидетель­

ствует Аристотель, — в течение долгого времени происходили раздоры

(συνέβη στασιάσαι) между знатью и народом» (Ath. pol., 2,1).

И ниже, характеризуя обстановку в Афинах накануне выступле­

ния Солона, Аристотель еще раз указывает на засилие знати, недо­

вольство народа и естественный результат всего этого — социальную

смуту: «Ввиду того, что существовал такой государственный порядок

и большинство народа было в порабощении у немногих, народ восстал

(άντέστη) против знатных. Смута была сильная (ίσχυρας δέ τής στάσεως

ουσης), и долгое время одни боролись против других... » (ibid., 5, 1-2).

Надо обладать поистине безграничным недоверием к античной тради­

ции, чтобы, как это делается теперь некоторыми историками, игнори­

ровать эти свидетельства, подкрепленные массою других данных, и от­

рицать накал социальной борьбы и революционный характер всей си­

туации века архаики. Такую именно позицию занимает В. П. Яйленко,

автор общего очерка архаической эпохи, опубликованного в составе

новейшего коллективного труда о Древней Греции.28 Мы признаем за

каждым право высказывать свое мнение, сколь бы парадоксальным

 

26См. также: Радциг С. И. Килонова смута в Афинах (эпизод из истории родовых

отношений в А тти к е )// ВДИ. 1964. №3. С. 3—14; Berve H. Die Tyrannis bei den

Griechen. Bd I. S. 41-42; II. S. 539-540.

27Собственно после суда над теми, кто был виновником в кощунстве, т. е. в рас­

праве над отдавшимися под покровительство богов сторонниками Килона, с чего

именно и начинается сохранившийся текст «Афинской политии» (гл. 1). Суд этот

позднейшая традиция связывала с началом политической деятельности Солона,

т. е. относила — по-видимому, справедливо — к рубежу VII-VI . до н. э. (см.: Plut.

Sol. 12). Однако ничто не мешает видеть в упоминании Аристотеля о суде над

нечестивцами завершение общего рассказа о Килоновой смуте, коль скоро все это

помещается им во времена до Солона и даже до Драконта. Тогда и слова «после

этого» в начале 2-й главы можно толковать как общее указание на время после

заговора Килона с его ближайшими последствиями. Ср.: Бузескул В. П. Афинская

полития Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до

конца V в. Харьков, 1895. С. 176-177, 295 слл.

28Яйленко В. П. Архаическая Греция / / Античная Греция. Т I. М., 1983. С. 128—

193.

 

----------------------- Page 116-----------------------

 

оно ни было, однако, со своей стороны, хотели бы воспользоваться не

менее естественным правом и на возражение, коль скоро такое мне­

ние переходит черту, отделяющую парадокс от заблуждения. Вместе с

тем критическое изложение взглядов Яйленко может послужить хоро­

шей иллюстрацией тому, к каким крайностям может привести увлече­

ние модными сейчас среди части историков трактовками античности

в примитивизирующем духе.

В самом деле, гиперкритицизм в отношении к античной традиции

и принципиальный отказ от интерпретации исторического развития

Греции в век архаики с позиций материалистической диалектики до­

ведены в очерке В. П. Яйленко до степени пес plus ultra. Автор, со­

лидаризируясь с мнением Ч. Старра и буквально повторяя его слова,

подчеркивает, что «полис формировался в очень простом обществе, в

котором бедные и богатые не слишком разнились друг от друга и чув­

ствовали себя членами одного коллектива».29 Он пытается доказать,

что в архаическую эпоху у греков «разница между богатством и бед­

ностью была минимальной» и что «имущественная дифференциация

на массовом уровне в это время еще отсутствовала».30 И он поступает

вполне последовательно, когда свое «заключение об отсутствии суще­

ственной имущественной дифференциации в архаической Греции» де­

лает основою для вывода, что «процесс возникновения и дальнейшего

становления полиса происходил в основном эволюционно».31

Мало того, обращаясь к анализу социальной структуры архаиче­

ского общества, В. П. Яйленко и здесь делает все возможное, чтобы

затушевать существо исторической жизни — противостояние демоса и

знати. Вслед за другим западным ученым Ю. Герлахом он готов при­

знать, что отличительные признаки аристократизма в архаическое

время сводились к «потенциально общечеловеческим свойствам», к

таким моральным категориям, как обладание доблестью и стремле­

ние к славе, за которыми не скрывалось никакой сословной подопле­

ки.32 Спартанскую аристократию он растворяет в тиртеевском демо­

се, а знатные афинские роды попросту объявляет фикцией.33 И он

не устает и здесь повторять, что в архаическом греческом полисе «не

было и не могло быть серьезных различий в социальном статусе от­

дельных групп индивидуумов» и что будто бы нет ничего естественнее

заключения «об отсутствии существенных социальных различий в ге-

сиодовском обществе и в полисе эпохи его становления».34

 

29Там же. С. 155; ср.: Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 209.