2 Более обстоятельное обоснование такого взгляда на Аристотеля см. в специ­

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 2
Оценка:
0.00 из 5.00 — оценок
Скачиваний: 0

 

----------------------- Page 10-----------------------

 

Для полисного грека, каким был Аристотель, одинаково естествен­

ным, «от природы», было как объединение мужчины и женщины в

семью, так и соединение господина и раба в рамках одного домохозяй­

ства. Дом, или семья (οικία) выступает у него элементарной обществен­

ной ячейкой. Объединение нескольких семей в селение (κώμη) является

следующей ступенью, а объединение нескольких селений в город, или

государство (πόλις), обладающее необходимой территорией и населени­

ем и способное к самодовлеющему существованию и процветанию, объ­

является высшей, совершенной формой человеческого общества (κυρι­

ωτάτη, τέλειος κοινωνία) — постольку, конечно, поскольку жизнь объ­

единенных в это государство людей опирается на соответствующие

социально, т. е. на гражданство, ориентированные принципы добро­

детели (αρετή), справедливости (δικαιοσύνη) и права (δίκη) (Pol., I, 1).

Но если в плане историко-типологическом полис у Аристотеля высту­

пает как завершающая ступень в системе человеческих сообществ, то

в другом отношении, собственно политическом, он оказывается про­

сто сообществом граждан (κοινωνία πολιτών) — свободных людей, обла­

дающих правом участия в законодательной и судебной власти (ibid.,

III, 1).

Это определение полиса как вида политического сообщества, пред­

ставленного коллективом граждан, естественно согласуется у Аристо­

теля с признанием нормативности некоторых характерных черт со­

временного ему греческого общества, которые могут быть объяснены

только его полисною природою. Так, в делах собственности он призна­

ет естественным и наилучшим известное сочетание принципов обще­

ственного и частного, из которых первый должен обладать относитель­

ным, а второй безусловным значением. В противовес идеальному про­

екту Платона (в «Государстве»), предусматривавшему запрет частной

собственности для высшего сословия граждан в совершенном государ­

стве, Аристотель, со свойственным ему реализмом, с одобрением ссы­

лается на укоренившийся у греков порядок, гибко сочетавший два на­

званных противоположных принципа. «Немалые преимущества, — за­

являет он, — имеет поэтому способ пользования собственностью, освя­

щенный обычаями и упорядоченный правильными законами, который

принят теперь: он совмещает в себе хорошие стороны обоих способов,

которые я имею в виду, именно общей собственности и собственности

частной. Собственность должна быть общей только в относительном

смысле, а вообще — частной (δει γάρ πώς μέν είναι κοινάς {sc. τάς κτή­

 

альных работах: Жебелев C. A. Греческая политическая литература и «Политика»

Аристотеля / / Аристотель. Политика. М., 1911. С. 389-465; Кечекьян С. Ф. Учение

Аристотеля о государстве и праве. М.; Л., 1947; Доватур А. И. 1) «Политика» и

«Политии» Аристотеля. М.; Л., 1965; 2) «Политика» Аристотеля// Аристотель.

Сочинения. Т. 4 / Общ. ред. А. И. Доватура, Ф. Х.Кессиди. М., 1983. С. 38-52.

 

----------------------- Page 11-----------------------

 

σεις), δλως δ' ιδίας)» (Pol. II, 2, 4, ρ. 1263 а 22-27, пер. С. А. Жебелева —

A. И. До атуpa).

С другой стороны показательно определение и заглавной полити­

ческой тенденции. Аристотель усматривает известную связь между

ростом правоспособной гражданской массы и видоизменением поли­

тических форм — переходом от патриархальной царской власти через

аристократию, олигархию и тиранию к демократии. Последняя и при­

знается наиболее естественным видом государственной организации

для современных философу разросшихся полисов. «Может быть,—

рассуждает Аристотель, — в прежние времена люди управлялись ца­

рями именно вследствие того, что трудно было найти людей, отличаю­

щихся высокими нравственными качествами, тем более что тогда вооб­

ще государства были малонаселенными. Кроме того, царей ставили из-

за оказанных ими благодеяний, а их оказывали хорошие мужи. А когда

нашлось много людей, одинаково доблестных, то, отказавшись подчи­

няться власти одного человека, они стали изыскивать какой-нибудь

общий вид правления и установили политик).3 Когда же, поддаваясь

нравственной порче, они стали обогащаться за счет общественного до­

стояния, из политии естественным путем получались олигархии, ведь

люди стали почитать богатство. Из олигархий же сначала возникли ти­

рании, а затем из тираний— демократии: низменная страсть корысто­

любия правителей, постоянно побуждавшая их уменьшать свое число,

повела к усилению народной массы, так что последняя обрушилась на

них и установила демократию. А так как государства увеличились, то,

пожалуй, теперь уже нелегко возникнуть другому государственному

устройству, помимо демократии (ϊσως ουδέ ράδιον ετι γίνεσΰαι πολιτείαν

έτέραν παρά δημοκρατίαν)» (Pol., III, 10, 7-8, p. 1286b 8-22).

Мы привели эти рассуждения древнего философа по возможности

в целостном виде иду их особой значимости, в качестве исторических

свидетельств, для наших целей.4 Первое отражает как безусловную

реальность современного Аристотелю греческого мира характерную

особенность античной формы собственности — ее двуединое качество,

что, с марксистской точки зрения, как мы увидим, является опреде­

ляющим моментом в системе отношений античного общества. Что же

касается второго, то здесь важно подчеркнуть, что теоретический вы­

вод Аристотеля о нормативном значении демократии опирается также

на своего рода реальность, но уже исторического плана — на сделан­

ное им историческое наблюдение о постепенной и закономерной смене

 

3 Под политией подразумевается древняя аристократическая форма правления

(ср.: Доватур А. И. «Политика» и «Политии» Аристотеля. С. 22 и 334 (прим.22|).

4 Па значение этих суждений Аристотеля о собственности и демократии для

понимания природы полиса вообще справедливо было указано Г. А. Кошеленко (см.

его статью о древнегреческом полисе в кн.: Античная Греция. T. I. С. 14, 19).

 

----------------------- Page 12-----------------------

 

политических форм у греков. Наблюдение это, подведшее итог эмпи­

рическому изучению прошлого самими древними, позднее с полным

правом было использовано и положено в основу той схемы социально-

политического развития античной Греции, которая была разработана

классической историографией нового времени и которая принята и в

настоящем очерке.

Завершая этот краткий обзор идей Аристотеля, заметим, что оцен­

ку им полиса как совершеннейшего вида человеческого сообщества

надо целиком отнести на счет его собственного политического миро­

воззрения, вполне обусловленного природою того мира, в котором он

жил. Тем не менее данное Аристотелем определение полиса как по­

литического сообщества граждан, под которыми разумеются свобод­

ные люди, наделенные имущественной и политической правоспособ­

ностью, является по существу правильным, как правильны и другие

более частные наблюдения философа над особенностями полисного

строя — об исконном двояком характере собственности, равно как и о

нормативном значении демократии.

Так или иначе, своими изысканиями Аристотель бесспорно наметил

то главное русло, по которому пошла теоретическая мысль и антич­

ности и нового времени, интересовавшаяся темой полиса. А интерес к

этой теме оказался весьма прочным. От классической эпохи он был

унаследован временем эллинизма — постольку, поскольку эллинские

или эллинизированные города оставались важными элементами без­

гранично расширившего свои пределы античного мира. Скажем точ­

нее: наряду с греко-македонской армией они стали важной опорой для

новых, возникших вследствие завоевания греками Востока территори­

альных монархий, так что по крайней мере проблема взаимодействия

царской власти с полисом должна была приобрести весьма актуальное

звучание.5

 

5Правда, интерес к этой теме прослеживается скорее в политической литерату­

ре предэллинизма, в творчестве писателей IV в. до н. э. Ксенофонта, Исократа и

того же Аристотеля. По поводу первых двух см.: Фролов Э .Д . Огни Диоскуров.

Античные теории переустройства общества и государства. Л., 1984. С. 135 слл.; для

Аристотеля: Доватур А. И. 1) «Политика» и «Политии» Аристотеля. С. 37 слл.

326 слл.; 2) «Политика» Аристотеля. С. 45 слл.; Кошеленко Г А. 1) Восстание гре­

ков в Бактрии и Согдиане 323 г. до н. э. и некоторые аспекты общественно-поли­

тической мысли Греции IV в. до н .э ./ / ВДИ. 1972. №1. С. 59-78; 1) Аристотель и

Александр (к вопросу о подлинности «Письма Аристотеля к Александру о поли­

тике по отношению к городам» / / ВДИ. 1974. №1. С. 22-44; 3) Градостроительная

структура «идеального» полиса (по Платону и А ристотелю )// ВДИ. 1975. №1.

С. 3-26. — Труднее судить о развитии этого сюжета в литературе собственно элли­

нистического времени, поскольку она практически не сохранилась. Что, однако,

можно извлечь из имеющихся остатков,—об этом можно судить, например, по

следующим опытам: Hammond М. City-State and World State in Greek and Roman

Political 7'heory until Augustus. Cambridge (Mass.), 1951; Sinclair T .A . A History of

 

----------------------- Page 13-----------------------

 

Более того, интерес к полису не ограничился собственно грече­

скою почвою, но перешел и к римлянам. В Риме республиканского

времени этот интерес стимулируется очевидным сходством социально-

политической организации римлян и прочих италиков — их граждан­

ской общины, civitas — с полисом греков. И недаром на закате римской

республики у Цицерона тема гражданской общины вновь оказалась

трактована во всей ее полноте. При этом замечательно самое восприя­

тие Цицероном гражданской общины как особого вида человеческого

сообщества, существующего наряду с единствами общечеловеческим,

племенным и семейным, но еще более —оценка им, прямо вслед Ари­

стотелю, этого вида общения как наиболее драгоценного для человека

(ср.: De off., I, 17, 53 и 57).6 Впрочем, и позднее, в период все вобрав­

шей в себя Римской империи, тема civitas, а соответственно и полиса

не исчезла совершенно с горизонта политической мысли, ибо погло­

щенная империей городская гражданская община продолжала оста­

ваться важной структурообразующей единицей античного общества, с

которой центральная власть обязана была вести более или менее кон­

структивный диалог.

В новое время, как только кончился период идеализированного эс­

тетски-эрудитского отношения к античности и началось осмысление

места и роли античности в историческом процессе, а соответствен­

но и ее особенностей как цивилизации, вновь встал вопрос о полисе.

Приоритет здесь принадлежал той национальной школе, которая ре­

шительнее всех порывала с традициями академического эрудитства и

устремляла взор к острой социальной интерпретации истории, — фран­

цузской школе. Бенжамен Констан, Анри Валлон и Фюстель де Ку­

ланж каждый по-своему содействовали новому рождению концепции

полиса.

Б. Констан в речи «О свободе древних в сравнении со свободой но­

вых народов» (1819 г.)7 впервые поставил вопрос о принципиальных

отличиях цивилизаций античности и нового времени. Если в антич­

ности малые размеры государств, непрерывные войны и широкое ис­

пользование рабов обусловливали широкую политическую активность

граждан, их прямое участие в управлении государством, но именно

в лице их гражданского целого, в жертву которому нередко приноси­

лись интересы личности, то в новое время, наоборот, большие размеры

государств, развитие предпринимательской деятельности и обслужи­

вание производства свободными людьми ограничивают непосредствен­

 

Greek Political Thought. London, 1951.

6 Подробнее о взглядах Цицерона на полис-цивитас см.: Утченко С. Л. Полити­

ческие учения Древнего Рима. М. 1977 С. 25-27

7Constant В. De la liberté des anciens comparée à celle des m odernes// Constant

B. Collection complète des ouvrages etc. T IV. Paris; Rouen, 1820. P 238-274.

 

----------------------- Page 14-----------------------

 

ное участие граждан в политике, делают необходимым представитель­

ное управление, но зато повышают возможности личной свободы и

личного благополучия. Очевидная политическая обусловленность та­

кого подхода к проблеме, буржуазный пафос утверждаемых Конста­

ном идей представительного управления и личной свободы не должны

снижать значения самого развитого им исторического воззрения. Его

выступлением не только заново был возбужден интерес к обществен­

ной жизни античных народов, но и указана важная ее особенность —

преимущественное значение коллективистического, общинного на­

чала.

Путь к постижению античного общества как общества граждан­

ского был, таким образом, открыт. При этом от внимания форми­

рующейся буржуазной науки не укрылась своеобразная двуликость

античной цивилизации — наличие в ней наряду с фасадной стороной,

гражданским обществом с его несравненными достижениями в обла­

сти политики и культуры, также и стороны теневой, рабства, которое

в значительной степени и вскормило это общество. Походя это было

отмечено уже Б.Констаном, а немного времени спустя А. Валлон в

специальном труде «История рабства в древности» (1847 г.)8 обсто­

ятельно показал фундаментальное значение рабства в жизни антич­

ного общества. При этом характерная для Валлона оценка античного

рабства с позиций не столько исторических, сколько абстрактно-мора­

лизирующих, не должна снижать значения сделанного им общего вы­

вода: эксплуатация рабов доставила свободным гражданам античных

городов огромный выигрыш в виде избытка свободного времени, ма­

териально гарантированного досуга, но за этот выигрыш они должны

были заплатить дорогой ценой — абсолютным нравственным разложе­

нием.

Сделанное Валлоном имело значение важного зачина, однако еще

долго преимущественное внимание историков привлекала именно бле­

стящая фасадная сторона античности. Впрочем, принижать значения

исследований в этом направлении не приходится. Ведь для суждения

об историческом процессе в целом изучение социально-политического

и культурного навершия античного общества столь же необходимо, как

и постижение его фундаментальных основ в лице, скажем, рабства. С

этой точки зрения чрезвычайно велико было значение книги Фюстель

де Куланжа «Древняя гражданская община» (1864 г.),9 где тема по­

 

6 W allon //. Histoire de l ’esclavage dans l ’antiquité. T. I—III. Paris, 1847 (2-ème

éd. Paris, 1879). Русский переяод (неполный) С. П. Кондратьева: Валлон А. Ис­

тория рабства в античном мире. М., 1941.

9Fv.st.cl de Coulange N. D. La cité antique. Paris, 1864 (7-ème éd. — Paris, 1879).

Русский перевод H. H. Спиридонова: Фюстель де Куланж. Древняя гражданская

община. М., 1895 (изд. 2-е —М., 1903).

 

----------------------- Page 15-----------------------

 

лиса была, наконец, поставлена и развита в чисто научном плане. Как

Валлон показал огромную роль рабства в жизни античного общества,

так Фюстель де Куланж обосновал фундаментальное значение граж­

данской общины, природу которой он, правда, односторонне свел к

религиозному моменту — к воздействию патриархальных верований, к

исконному у греков и римлян культу домашнего очага, предков, соб­

ственного органического семейного или племенного единства.

Между тем еще раньше глубокое, обоснованное определение исто­

рической и социальной природы античного общества было предложено

с позиций нового тогда материалистического учения — марксизма. В

«Немецкой идеологии» (1845-1846 гг.) К. Маркс и Ф. Энгельс впервые

представили ход мировой истории как последовательную смену соци­

ально-экономических формаций, или, что то же самое, специфических,

исторически обусловленных форм собственности. Второй в этом ряду,

после племенной, или первобытнообщинной, представлена античная

форма собственности, отличающаяся своеобразным двуединым харак­

тером, сочетанием общинного и частновладельческого принципов, обу­

словленным, в свою очередь, своеобразным характером античного ра­

бовладельческого общества.

«Вторая форма собственности, — гласит знаменитое определе­

ние, — это—античная общинная и государственная собственность, ко­

торая возникает благодаря объединению — путем договора или заво­

евания — нескольких племен в один горо и при которой сохраняет­

ся рабство. Наряду с общинной собственностью развивается уже и

движимая, а впоследствии и недвижимая, частная собственность, но

как отклоняющаяся от нормы и подчиненная общинной собственности

форма. Граждане государства лишь сообща владеют своими работа­

ющими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной соб­

ственности. Это — совместная частная собственность активных граж­

дан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту есте­

ственно возникшую форму ассоциации. Поэтому вся основывающаяся

на этом фундаменте структура общества, а вместе с ней и народовла­

стие, приходит в упадок в той же мере, в какой именно развивается

недвижимая частная собственность. Разделение труда имеет уже более

развитой характер. Мы встречаем уже противоположность между го­

родом и деревней, впоследствии — противоположность между государ­

ствами, из которых одни представляют городские, а другие — сельские

интересы; внутри же городов имеет место противоположность между

промышленностью и морской торговлей. Классовые отношения между

гражданами и рабами уже достигли своего полного развития».10

Античное общество в изображении Маркса и Энгельса — это, таким

 

10Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. М, 1955. С. 21.

 

----------------------- Page 16-----------------------

 

образом, общество корпоративное. Это прежде всего гражданская об­

щина, сложившаяся на основе исконного этнического единства, опи­

рающаяся уже на город и сохраняющая и развивающая рабство. При

этом именно необходимость совместно противостоять чужеземцам-ра­

бам и вынуждает сохранять общинную форму организации, а вместе с

тем до известной степени и общинный характер собственности. Г раж-

дане обладают правом частной собственности, но это право обусловле­

но принадлежностью к привилегированному сословию, к гражданско­

му коллективу, который обладает верховным политическим суверени­

тетом и верховным правом собственности.

Изложенная таким образом концепция античной формы собствен­

ности открывала неограниченные возможности для адекватного по­

стижения как различных сторон античного общества, так и особенно­

стей его исторического развития. Однако воздействие этой марксист­

ской концепции на новейшее антнковедение скажется гораздо позднее,

с формированием советской исторической школы, а тогда — в XIX в. —

разработка темы античной гражданской общины была продолжена в

русле, однажды уже намеченном исторической наукой.

Таких продолжений было собственно два: в западноевропейской ли­

тературе — обстоятельный очерк о полисе швейцарского ученого Яко­

ба Буркхардта (в рамках его «Истории греческой культуры»), а в

русской — фундаментальный труд М. С. Куторги «Афинская граждан­

ская община по известиям эллинских историков», оба, опубликованные

уже после смерти авторов, на самом рубеже столетий.11 При этом, ес­

ли Буркхардт, по-видимому, уже под влиянием идей немецкой ирра­

ционалистической философии, сгущая краски, склонен был представ­

лять греческий полис как некую принудительную общинно-государ­

ственную систему, вбиравшую в себя без остатка отдельную личность,

то Куторга, наоборот, в характерном для русского либерализма духе

подчеркивал вклад древних греческих республик в политическое и ду­

ховное развитие человечества: создание ими совершенного, по меркам

древнего мира, типа государства—политии (πολιτεία), или граждан­

 

11 Приведенное в тексте название труда Куторги — условное, но, в общем, вер­

ное обозначение, данное издателем для ряда монографических работ, составивших

содержание посмертного «Собрания сочинений М. С. Куторги» (т. I—II. СПб., 1894-

1896). В 1-м томе выделяются «Основы афинской гражданской общины» (с. 77-

151) и «Общественное положение рабов и вольноотпущенных в Афинской респуб­

лике» (с. 153-560). во 2-м— «Афинская полития. Ее состав, свойство и всемирно-

историческое значение» (с. 195-438). Что же касается очерка Буркхардта, то он

составляет основное содержание 1-го тома его также посмертно изданной «Исто­

рии греческой культуры»: Burckhardt J. Griechische Kulturgeschichte. Bd I. Berlin;

Stuttgart, 1898 (новейшее издание, в рамках полного собрания сочинений: Burck­

hardt J. Gesammelte Werke. Bd V Berlin: Rutten und Loening. S.a., где раздел о

полисе под заголовком «Staat und Nation» занимает с. 51-307).

 

----------------------- Page 17-----------------------

 

ской общины, и выработку в рамках этой последней двух бесценных

идей —идеи свободы гражданина и идеи свободы мысли.12

Впрочем, восторженное отношение к достижениям древнегрече­

ской цивилизации не мешало Куторге видеть и теневые ее стороны в

лице, в частности, того же рабства, исследованию которого он уделил

в своем труде много места и внимания.

Если для XIX в. мы легко могли назвать и охарактеризовать от­

дельных ученых — своего рода пионеров в изучении темы полиса, то

для XX столетия это сделать уже не так просто. В этот век тема полиса

стала по существу ведущей в историографии античности. Объясняет­

ся это столько же зрелостью самой исторической науки, стремящейся

сочетать аналитическое исследование фактов с непременным теоре­

тическим их осмыслением, сколько и характером современной эпохи,

насыщенной глубокими общественными переменами и стимулирующей

широкие социологические изыскания, — как непрерывное сопоставле­

ние различных явлений и категорий, дифференциацию и уточнение

общих понятий, так и проблемный подход и системный анализ обществ

настоящего и прошлого. Не претендуя поэтому на полноту, отметим —

скорее для иллюстрации, чем для исчерпывающего анализа и оценки —

некоторые важные направления в изучении темы полиса в новейшем

зарубежном антиковедении.

По-прежнему активно исследует проблему полиса французская на­

ука, которая не только сохранила традиционное направление — пони­

мание и изучение полиса прежде всего как гражданской общины,—

но и существенно расширила и обогатила его за счет углубленного

рассмотрения, с одной стороны, такой особенной формы полиса, как

афинская демократия, а с другой —таких существенных его компо­

нентов, или ипостасей, как город и государство (А. Франкотт, Г. Глотц,

П. Клоше, Эд. Билль, Р. Мартен, К. Моссе).13 С своеобразных, нередко

мотивированных иррационалистическими увлечениями позиций трак­

тует тему полиса новейшая немецкая (западногерманская) историо­

 

12Мы перелагаем здесь высказывания Куторги из его письма к византинисту

Г. С. Дестунису (см.: Куторга М. С. Собр. соч. T. I. C. VII).

13Francotte H. La polis grecque (Studien zur Geschichte und Kultur des Altertums.

Bd I. H. 3/4). Paderborn, 1907; Glotz G. La cité grecque. Paris, 1928 (nouvelle édition —

Paris, 1953); Cloché P. La démocratie athénienne. Paris, 1951; Will Eld. Korinthia-

ka. Recherches sur l ’histoire et la civilisation de Corinthe des origines aux guerres

médiques. Paris, 1955; Martin R. L’urbanisme dans la Grèce antique. Paris, 1956 (2-ème

éd, — Paris, 1974); Mossé C. La fin de la démocratie athénienne. Paris, 1962; Will Ed.

Mosr,é C., Goukowsky P. Le Monde Grec et l’Orient. T. I—II (Peuples et civilisations.

Vol. 2, 1-2). Paris, 1972-1975 (здесь и ниже мы ограничиваемся лишь самым необ­

ходимым перечнем имен и работ, на наш взгляд, наиболее показательных; при

этом мы вполне отдаем себе отчет в том, насколько любая такал выборка может

оказаться субъективной и недостаточной).

 

----------------------- Page 18-----------------------

 

графия, много усилий потратившая на решение таких специфических

проблем, как взаимоотношения сильной личности с обществом, ари­

стократического лидера —с державным демосом (в Афинах), главен­

ствующего полиса —с его сателлитами, автономного города —с тер­

риториальной монархией, не говоря уже о вечно притягательной исто­

рии Александра Великого (Р. Пёльман, Ю. Кэрст, У. Вилькен, Г. Берве,

А. Хейс, Г. Бенгтсон, Ф. Шахермайр).14

Более уравновешенный, в лучших традициях академического на­

правления подход к проблеме полиса был продемонстрирован В. Эрен­

бергом, имя которого, впрочем, принадлежит столь же немецкой,

сколь и английской историографии.15 Последняя также теперь богата

исследованиями по теме полиса, но особенно велик вклад английских

и американских ученых в разработку таких кардинальных проблем,

как генезис античной цивилизации, формирование городов-государств

в архаическое время, характерные черты полисного строя вообще и

афинской демократии в частности, державная политика Афинского

государства и начала античного федерализма, судьба города-государ­

ства в позднейшую эллинистическо-римскую эпоху, наконец, роль раб­

ства в жизни античного общества (А. Зиммерн, А. Джонс, Дж. Ларсен,

 

14Pöhlmann R. von. Griechische Geschichte und Quellenkunde, :5. Aufl. München,

1914 (книга вышла первым изданием еще в 1888 г., но затем подверглась коренной

переработке; рус. пер. С. А. Князькова с 4-го нем. изд.: Пёльман Р. Очерк грече­

ской истории н источниковедения. СПб., 1910); Kaerst J. Geschichte des Hellenis­

mus, 2.Aufl. Tl. I—II. Leipzig; Berlin, 1916-1926; Wilcken U. 1) Griechische Geschichte.

München, 1924 (8.Aufl. — Berlin, 1953) 2) Alexander der Grosse. Leipzig, 1931 (с при­

мыкающей к этой книге серией статей о политике Филиппа и Александра); Berve Н.

1) Das Alexanderreich auf prosopographischer Grundlage. Bd I—II. München, 1926;

2) Griechische Geschichte, Bd I—II. Freiburg-im-Breisgau, 1931-1933; 3) Gestaltende

Kräfte der Antike. 2.Aufl., München, 1966 (статьи разных лет); 4) Die Tyrannis bei den

Griechen. Bd I—II. München, 1967; tfeuss A. 1) Stadt und Herrscher des Hellenismus in

ihren staats- und völkerrechtlichen Beziehungen (Klio-Beiheft 39). Leipzig, 1937; 2) Die

archaische Zeit Griechenlands als geschichtliche E p och e// Antike und Abendland.

Bd II. Hamburg, 1946. S. 26-62 (позднее также в кн.: Zur griechischen Staatskunde

/ Hrsg. von F Gschnitzer (Wege der Forschung. Bd 96]. Darmstadt, 1969. S. 36-96);

Bengtson H. 1) Die Strategie in der hellenistischen Zeit. Bd I—III (Münchener Beiträge

zur Papyrusforschung und antiken Rechtsgeschichte. H. 26, 32, 36). München, 1937-

1952 (Neudruck — 1964-1967); 2) Griechische Geschichte. München, 1950 (5.Aufl.—

1977); 3) Herrschergestalten des Helknismus. München, 1975 (рус. пер. Э .Д . Фролова:

Бенгтсон Г Правители эпохи эллинизма. М., 1982); 4) Griechische Staatsmänner

des 5. und 4. Jahrhunderts v. Chr. München, 1983; Schachermeyr F. 1) Griechis­

che Geschichte. Stuttgart, 1960; 2) Die frühe Klassik der Griechen. Stuttgart, 1966;

3) Alexander der Grosse (SB Wien. Bd 285). Wien, 1973 (рус. пер. M. H. Ботвинника

и Б. Функа: Шахермайр Ф. Александр Македонский. М. 1984).

15 Ehrenberg V 1) Rechtsidee in frühen Griechentum. Leipzig, 1921; 2) Neugründer des

Staates. München, 1925; 3) Alexander and the Greeks. Oxford, 1938; 4) Der Staat der

Griechen. Tl. 1-2. Leipzig, 1957-1958 (2.Aufl. — Zürich; Stuttgart, 1962; англ. изд.: The

Greek State. Oxford, 1960; 2nd ed. —1969); 5) Polis und Imperium. Zürich; Stuttgart,

1965 (статьи разных лет).

 

----------------------- Page 19-----------------------

 

М. Финли, Ч. Старр, У. Форрест, Р. Мейггс).16 Известный итог зару­

бежным штудиям по теме античного города подводит книга американ­

ского ученого Мейсона Хеммонда «Город в древнем мире» (1972 г.).17

Здесь, в рамках обстоятельного исторического обзора, фиксированы

все наиболее важные аспекты полисной проблематики: город, город­

ская гражданская община, город-государство, город в составе терри­

ториального государства. Приложенная к этому обзору обширная ан­

нотированная библиография может служить своего рода ориентиром

(теперь, впрочем, уже несколько устаревшим) в безбрежном море со­

временных исследований, имеющих отношение к проблеме полиса.

 

2. НОВЕЙШЕЕ СКЕПТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

 

Разнообразие и продуктивность исследований, осуществляемых за­

рубежной наукой по кардинальной проблеме полиса, не означает, одна­

ко, что дело здесь близится к успешному завершению. Намечены важ­

ные линии научного поиска, уточнены многие частные явления, на­

коплен и непрерывно обновляется богатейший материал исторических

наблюдений, и все-таки до окончательного разрешения проблемы еще

очень далеко. Более того, в силу целого ряда причин — и объективного

характера, иду недостаточности или ненадежности исходного исто­

рического материала, и, так сказать, субъективного плана, вследствие

пестроты и противоречивости основополагающих историософских или

методологических установок — многое в выводах зарубежных ученых

является весьма спорным, а многое и вовсе оставлено без объяснения.

До какой степени исполнены внутренних противоречий, сомнительных

крайностей и прямых искажений и, следовательно, далеки от благо­

получного завершения зарубежные штудии о полисе, можно без труда

показать на примере одной конкретной проблемы — той самой, которая

 

16Zimmern А. Е. The Greek Commonwealth. Oxford, 1911 (5th ed. — 1931 [reprint —

1961]); Jones A. H. M. 1) The Cities of the Eastern Roman Provinces. Oxford, 1937 (2nd

ed. — 1971); 2) The Greek City from Alexander to Justinian. Oxford, 1940 (reprint —

1966); 3) Athenian Democracy. Oxford, 1957; Larsen J. А. О. 1) Representative Gov­

ernment in Greek and Roman History (Sather Classical Lectures. Vol. 28). Berkeley;

Los Angeles, 1955; 2) Greek Federal States. Oxford, 1968; Finley M. J. 1) The World of

Odysseus. New York, 1954 (4th ed. — 1978); 2) Early Greece. London, 1970; 3) Democ­

racy Ancient and Modern. London, 1973; 4) Ancient Slavery and Modern Ideology.

London, 1980; 5) Economy and Society in Ancient Greece. London, 1981; Starr Ch. G.

 

and Social Growth of Early Greece. 800-500 В. C. New York, 1977; 3) A History of the

Ancient World. New York; Oxford, 1965 (3rd ed. — 1983); Forrest W. G. The Emer­

gence of Greek Democracy. London; New York, 1966; Meiggs R. The Athenian Empire.

Oxford, 1972.

17Hammond M. The City in the Ancient World. Cambridge (Mass.), 1972.

 

----------------------- Page 20-----------------------

 

и нас сейчас интересует в первую очередь, — проблемы формирования

классического полиса.

Остановимся на этом сюжете более подробно. Его рассмотрение

окажется полезным не только для характеристики зарубежной исто­

риографии по теме полиса, но и для суждения о целом ряде заим­

ствованных из этой историографии и распространенных и в нашей

литературе идей и представлений, которые нередко без достаточных

на то оснований выдаются за последнее научное слово, за безуслов­

ную истину. Мы уже не говорим о том, насколько такой экскурс будет

уместным и для обоснования нашего собственного обращения к теме

рождения греческого полиса.

Для нашей цели будет довольно нескольких характерных приме­

ров, взятых из двух наиболее влиятельных в наше столетие националь­

ных школ — немецкой и англо-американской. Как легко можно будет

убедиться, общей тенденцией, отличающей новейшие направления в

этих школах, является переоценка критериев и самих исторических

реконструкций, выдвинутых классической, главным образом немец­

кой историографией рубежа XIX-XX . (мы здесь, говоря о класси­

ческой историографии, имеем в виду не только собственно академиче­

ское направление в лице, скажем, Г. Бузольта, Ад. Гольма, Б. Низе, но

и таких выдающихся представителей нарождавшегося модернизатор­

ского направления, сохранявших, однако, общую верность тенденциям

классического историзма, как К.Ю .Белох, Эд. Мейер, Р. Пёльман).

В новейшей немецкой историографии указанная тенденция к пере­

оценке ценностей нашла выражение в переносе внимания с начала объ­

ективного на субъективное, конкретнее, в ранней греческой истории, —

с формирования государственных учреждений и сословно-классовых

институтов на выступление сильной личности, на роль аристократи­

ческой элиты, на проблему национального единства. Все это, нетруд­

но понять, — сюжеты, дорогие сердцу новейшей немецкой историогра­

фии, выросшей под знаком подавляющего влияния иррационалисти­

ческой философии Ф. Ницше и О. Шпенглера. Соответственный сдвиг

произошел и в области источниковедения: в противовес Аристотелю

и позднейшим античным авторам стали усиленно подчеркивать зна­

чение Геродота и ранних поэтов — Солона, Эсхила, Пиндара, в целом,

впрочем, оставаясь преимущественно на почве античной письменной

традиции.

Зато в англо-американской литературе этот разрыв с установка­

ми классической историографии оказался еще более решительным: от

скрупулезной реконструкции политической истории стали обращаться

к выявлению общих линий культурного развития, — и это, казалось, с

тем большим основанием, что состояние источников, с помощью кото­

 

----------------------- Page 21-----------------------

 

рых возможно воссоздание политической истории, оставляло желать

лучшего. Но именно поэтому естественным стало и перемещение опоры

с письменной традиции древних на археологический материал, добы­

тый новейшими раскопками.

Заметим еще, что названным новейшим направлениям, выступа­

ющим против классической традиции, присуща особая полемическая

заостренность. Недоверие к известной части или даже ко всей пись­

менной традиции древних, отказ, вследствие этого, от реконструкции

древнейшей политической истории на основании всей совокупности

унаследованных от античности данных, интерпретируемых с помо­

щью сравнительно-исторического метода, сопровождаются характер­

ным приемом — обвинением всех инакомыслящих в модернизаторстве,

т. е. в искажающей действительность трактовке архаических явлений

вослед позднейшей традиции, каковое обвинение предъявляется рав­

но как древним авторам (например, Аристотелю и Плутарху), так и

опирающимся на них современным ученым.

Обвинение это выглядит тем более обоснованным, что и в древно­

сти и в новое время оперирование сравнительно-историческим мето­

дом и в самом деле не обходилось без известного модернизаторства.

Спрашивается, однако: возможно ли вообще какое-либо исследование,

направленное на реконструкцию древнейшего прошлого, без сопостав­

ления, без суждения по аналогии, а следовательно, и сближения с бо­

лее известным позднейшим или даже современным периодом?

Но обратимся непосредственно к избранным примерам. Начнем

с тех, кто первым подал пример отхода от традиций классического

немецкого антиковедения, — с самих же немцев. Здесь прежде всего

надо назвать имя Г. Берве, бесспорно, крупнейшего представителя но­

вейшей немецкой, а после второй мировой войны западногерманской

историографии античности.18

В 1936 г. в специальном этюде, посвященном «аристократическим

личностям княжеского типа», Берве подверг критике традиционное

понимание политического развития Греции в позднеархаическое и ран­

неклассическое время, выдвинув в противовес ему собственную ориги­

нальную концепцию.19 Рационализированной схеме государственного

 

18Для общего представления о немецкой школе антиковедения в новейшее время

см. нашу работу: Фролов Э .Д . Немецкая буржуазная историография античности

новейшего времени (1917-1975)// Античный мир и археология. Вып. 4. Саратов,

1979. С. 124-175 (о Б ер в е-с. 133-134, 145-146, 148-150, 158-159).

19Berve H. Fürstliche Herren zur Zeit der Perserkriege [1936] / / Berve H. Gestaltende

Kräfte der Antike. 2. Aufl. München, 1966. S. 232-267. — К этой работе примыкают и

другие, дополняющие ее по отдельным конкретным линиям. См.: Berve Н. 1) Mil­

tiades. Studien zur Geschichte des Mannes und seiner Zeit (Hermes-Einzelschriften,

H. 2). Berlin, 1937; 2) Perikies [1940]// Berve H. Gestaltende Kräfte. S. 268-289;

3) Wesenszüge der griechischen Tyrannis [1954] / / Ibid. S. 208-231, и др.

 

----------------------- Page 22-----------------------

 

развития у Аристотеля он решительно противопоставил исполненную

реалистических подробностей картину политической жизни у Геродо­

та и других более ранних авторов, установлению перемен в государ­

ственных формах в ходе и под воздействием борьбы политических пар­

тий — выявление элементарного личностного начала, признание реша­

ющего значения в жизни архаического общества за аристократической

сверхличностью. Она, эта личность, своим неукротимым стремлением

к власти подорвала древний аристократический порядок, безудержной

демагогией возбудила энергию народной массы и, наконец, собствен­

ными же самовластными выходками, стимулировав реакцию общества

на любое нарушение нормы, способствовала, таким образом, утвер­

ждению полисных принципов жизни и самого полисного государства.

При этом, подчеркивает Берве, сложный процесс взаимодействия

аристократической сверхличности с нарождавшимся гражданским об­

ществом был длительным. Он продолжался вплоть до времени Перик­

ла (середина V в. до н. э.), когда самовластное личностное начало окон­

чательно поглощается гражданским коллективом. Но этим же време­

нем, по мнению Берве, следует датировать и окончательное сложение

полисного строя. Поиск его в далеких VII и даже VI ., равно как и

все рассуждения — применительно к этим древним временам — о кон­

ституционных переменах и борьбе партий, как это делал Аристотель

и как продолжают делать современные ученые, есть явная модерни­

зация.

В обоснование этих главных положений, изложенных уже во вступ­

лении, Берве дает прежде всего обзор общей ситуации в Греции на

рубеже VI-V .20 Он указывает, что в большинстве районов Греции

властью обладали в это время отдельные властители княжеского типа:

тираны на востоке, в Малой Азии, и на западе, в Сицилии и Южной

Италии, племенные вожди в отдельных областях вроде Фессалии, на­

конец, цари в Кирене и Македонии. Положение всех этих властителей

определялось не официальными, по закону данными, полномочиями,

даже если они и занимали какую-либо должность, а реальною силою

(δύναμις, а соответственно и самое их обозначение у Геродота — δυνάσ­

ται). Основаниями этого реального их могущества были: богатство,

дававшее им возможность обзаводиться группою приверженцев, на­

емным войском и даже личным доменом (нередко за пределами отече­

ства, как это было у Писистрата и Мильтиада Старшего); широкие ди­

настические связи, продолжавшие традиции аристократического бы­

та; наконец, средство, к которому стали все чаще прибегать в борь­

бе за власть с соперниками, — демагогическая апелляция к народной

массе.

 

20Berve //. Fürstliche Herren. ..

 

----------------------- Page 23-----------------------

 

Таким образом, если, с одной стороны, аристократический индиви­

дуализм питался традициями своего сословия (унаследованное богат­

ство и династические связи), то, с другой —он же явился и мощным

фактором их разрушения, постольку именно, поскольку из эгоистиче­

ских честолюбивых побуждений, в борьбе за власть с себе подобными,

аристократические супермены стали апеллировать к низам, развяза­

ли их инициативу и, в конце концов, привели их к победе над знатью.

Иными словами, аристократические лидеры вольно или невольно по­

могли утверждению полисного строя. По существу они были первыми

вождями народа — демагогами в собственном смысле слова. Однако,

подчеркивает Берве, нетрудно убедиться и в обратном — как долго и в

какой большой степени руководители общины еще и в V в. оставались

людьми княжеской формации.

Конкретизируется эта общая картина на примерах из истории

Афин и Спарты.21 В частности, в политической жизни Афин с конца

VI в. выступает целый ряд таких аристократических деятелей, кото­

рые в борьбе за власть с другими аристократами стали обращаться

за поддержкой к народу и, таким образом, втянув его в большую по­

литику, подготовили конечное торжество полисного духа. Первым в

этом ряду является Клисфен, который из тактических соображений

провел радикальную реформу политического строя, имевшую след­

ствием, с одной стороны, дробление окружения знатных родов, а с

другой — концентрацию и активизацию политических усилий демоса

через народное собрание.

Следующая видная фигура — Мильтиад, спасший отечество от за­

хвата персами в 490 г., но затем своею авантюрою с Паросом, кото­

рый он пытался захватить, очевидно, в личное владение, возбудивший

сильнейшее недоверие в народе. Следствием этого было не только лич­

ное устранение победителя при Марафоне, но и учреждение остракиз­

ма (именно тогда, настаивает Берве, а не при Клисфене, как следует

из традиции, в частности из Аристотеля) и проведение этим новым

способом целой серии политических изгнаний.

Место Мильтиада заступил Фемистокл, чье возвышение было обу­

словлено не какой-либо особенной опорой на демос, — Фемистокл, при

всей ущербности своего происхождения, также прежде всего был ари­

стократом,—а двумя внешними обстоятельствами: возмущением на­

рода против засилия аристократических суперменов, чем Фемистокл

и воспользовался для устранения своих соперников посредством остра­

кизма, и вновь обозначившейся персидской опасностью, которая дала

ему возможность, как до того Мильтиаду, выступить в роли спаси­

теля отечества. Ибо, подчеркивает Берве, мотивом всех действий Фе-

 

21 Ibid. S .242-259 (Афины) и 260-266 (Спарта).

 

----------------------- Page 24-----------------------

 

мистокла было именно честолюбие, стремление к власти, а не какой-

либо особенный патриотизм, полисный или национальный. Но именно

эта неукротимая тяга к власти, не знавшая предела и не считавшаяся

с законом, стала причиной падения также и этого героя Персидских

войн.

Сменивший Фемистокла сын Мильтиада Кимон выступил уже в

тот момент, когда баланс в отношениях сильной личности и государ­

ства еще более изменился в пользу последнего. Кимон был в общем

послушным внешнеполитическим орудием афинского полиса. Но он

оставался верен общеаристократической и чисто семейной традиции

дружеских отношений со Спартой, и это привело его к конфликту с

собственным гражданством.

Наконец, при Перикле завершается процесс растворения аристо­

кратической личности в полисе. Если выходцы из аристократической

среды и сохраняют далее известное политическое значение, то лишь

постольку, поскольку традиции аристократического воспитания и во­

енной выучки делали их наиболее пригодными к исполнению команд­

ных и вообще руководящих функций, но уже на службе и в интересах

полисного государства.

Аналогичную ситуацию выявляет Берве и в Спарте, где, в особен­

ности в деятельности царя Клеомена и регента Павсания, проступает

все та же неукротимая воля к власти сильной аристократической лич­

ности (в Спарте, впрочем, указывает Берве, этот круг аристократиче­

ских суперменов ограничивался представителями царских родов, кото­

рые в общине «равных» одни сохраняли особые привилегии и возмож­

ности материального и политического плана). Следствием, однако, и

здесь тоже был конфликт гражданского общества с аристократиче­

ской сверхличностью. В Спарте он даже проходил в более отчетливых

и жестких формах, поскольку жестче был здесь контроль общины,

резче разрыв традиционных уз честолюбивой личностью и, естествен­

но, суровее общественная кара, постигавшая каждого, кто нарушал

закон полиса.

Завершается работа Берве ярким (автор — прекрасный стилист) ре­

зюме, где подчеркивается как характерная черта, присущая аристо­

кратическим личностям княжеского типа, крайняя степень индиви­

дуализма, в особенности же отсутствие у них обязывающего государ­

ственного сознания. Вырвавшись из связей древнего аристократиче­

ского мира, но и не вросши еще в связи мира нового, полисного, они

не желали признавать для себя никакого другого закона, кроме соб­

ственной воли к власти. Однако в стремлении реализовать эту свою

страсть вопреки притязаниям соперников, они должны были блоки­

роваться с народной массой и содействовать ее политическому росту,

 

----------------------- Page 25-----------------------

 

пока, наконец, восторжествовавший с их помощью полис не поглотил

и их самих. И в этом, по большому счету, замечает автор, и заклю­

чалась историческая трагедия аристократического индивидуализма в

Древней Греции...

Мы так подробно остановились на работе Г. Берве потому, что

она —не просто первая (или одна из первых), но и наиболее яркая

в новом направлении — оказала большое воздействие на последующее

развитие западной историографии. Она возбудила целый ряд откли­

ков, в том числе и возражений со стороны приверженцев традицион­

ного подхода, но гораздо более — подражаний и вариаций на однажды,

таким образом, заявленную тему роли аристократической сверхлично­

сти в формировании греческого полиса.22

Работе Берве нельзя отказать в собственной внутренней логике, в

убежденности и последовательности развиваемых положений, в остро­

умии отдельных наблюдений (в частности, относительно целей и при­

емов политической игры, которую вели деятели — выходцы из аристо­

кратической среды в Афинах и Спарте), наконец, в мастерстве литера­

турного изложения. Но убедительна ли конструкция автора в главных

своих положениях? Нет, конечно. Гипертрофированное выдвижение на

первый план субъективного, личностного фактора в истории, нарочи­

тое подчеркивание значения индивидуального начала по сравнению с

началом общественным и государственным слишком очевидны, чтобы

их всерьез надо было опровергать.23

Впрочем, не было недостатка и в опровержениях. Даже в самой

западной литературе явились, как было уже сказано, возражения те­

зису Берве по существу, в том, что касается оценки сравнительной

роли субъективного и объективного факторов в греческом политогене­

зе. Оппоненты Берве —В. Эренберг и Г. Бенгтсон — указали на непра­

 

22См., например: Schaefer H. 1) Die Grundlagen des attischen Staates im 5. Jahrhun­

dert (1941]// Schaefer H. Probleme der alten Geschichie. Göttingen, 1963, S. 82-98;

2) Besonderheit und Begriff der attischen Demokratie im 5. Jahrhundert (1948] / / Ibid.

S. 136-152; 3) Das Problem der Demokratie im klassischen Griechentum (1951] / / Ibid.

S. 212-221; 4) Politische Ordnung und individuelle Freiheit im Griechentum П957]/ /

Ibid. S. 307-322; Schachermeyr F. 1) Die frühe Klassik der Griechen. Stuttgart, 1966;

1) Die griechische Polis zur Zeit der frühen Klassik / / AAAH. T. XV 1967. S. 297-302;

3) Perikies. Stuttgart, 1969; Kiechle F. Athens Politik nach der Abwehr der Perser//

HZ. Bd 204. 1967. S. 265-304. Для критической оценки ср.: Фролов Э.Д. Немецкая

буржуазная историография античности. С. 165-166, 174; Kluwe E. Das Problem von

Einzelpersönlichkeit und athenischem Staat in der modernen Literatur / / Klio. Bd 57.

1975. H. 2. S. 477-495.

23Для суждения о действительном значении аристократической личности в по­

литической жизни Греции позднеархаического-ранпеклассического времени ср.,

впрочем, нашу работу: Фролов Э.Д. Политические лидеры афинской демокра­

т и и // Политические деятели античности, средневековья и нового времени: инди­

видуальные и социально-типические черты. Л., 1983. С. 6-22.

 

----------------------- Page 26-----------------------

 

вомерность выпячивания политической роли аристократической лич­

ности, подчеркнули обусловленность ее успеха интересами и волею

формировавшегося гражданского общества, наконец, показали объек­

тивный процесс становления греческого полиса, в силу имманентных

причин и в русле постепенной институонализации начиная с VIII в.

до н. э.24 Причем показали это на вполне объективном, документаль­

ном материале, подтверждающем в принципе «рационализированную

схему» Аристотеля. Вообще, что касается области источниковедения,

то являются очевидными нарочитость и непродуктивность противо­

поставления одним источникам других: Аристотелю, который, кстати,

строил свои обобщения на знакомстве и изучении всех доступных ему

материалов, — Геродота. Соответственно неоправданным представля­

ется и противоположение государственно-правовой реконструкции об­

щественной жизни и коллизий, представленных в судьбах выдающихся

личностей. Правильнее было бы дополнить здесь одно другим, отчего

изучение архаической истории только бы выиграло.

Особым вариантом нового направления в изучении греческой ар­

хаики надо считать работу А. Хейса, посвященную принципиальной

оценке архаического времени как исторической эпохи.25 Хейс начина­

ет отсчет архаического времени с момента великого переселения наро­

дов в конце II тыс. до н. э. и гибели микенской цивилизации. Для него

эта последняя еще не была историей греческого народа, поскольку на­

ходилась под сильным влиянием чуждой грекам критской культуры.

История греков как таковая начинается только после гибели микен­

ского общества, и архаическое время было первым важным этапом их

свободного развития.

Три момента выделяет затем Хейс как наиболее существенные в

истории архаического времени: возникновение греческой нации, воз­

никновение города-государства, полиса, и, наконец, особую интенсив­

ность внешней жизни архаического общества. Возникновение грече­

ской нации трактуется им как первое, заглавное и наиболее важное до­

стижение архаической эпохи.26 Этот процесс был отчасти обусловлен

изобретением общегреческого алфавитного письма, ставшего важной

предпосылкой культурного единства, отчасти же — выработкой обще­

греческих форм религии, мифа и исторического сознания. Процессу

этому непосредственно содействовали такие более материальные фак­

 

24Ehrenberg V When did the Polis R ise?// JHS. Vol. 57. 1937. P. 147-159; Bengt­

son H. Einzelpersönlichkeit und athenischer Staat zur Zeit des Peisistratos und des

Miltiades (SB München, Jg. 1939, H. 1). München, 1939.

25Heuss A. Die archaische Zeit Griechenlands als geschichtliche Epoche [1946] / / Zur

griechischen Staatskunde / Hrsg. von F Gschnitzer (Wege der Forschung, Bd 96). Darm­

stadt, 1969. S .36-96.

26Ibid. S .40-57.

 

----------------------- Page 27-----------------------

 

торы, как колонизация, столкнувшая греков с миром других народов,

возникновение — нередко именно на колониальной периферии — рели­

гиозно-политических объединений греческих общин (Ионийский союз

в Малой Азии, Дельфийская и Делосская амфиктионии и проч.), нако­

нец, организация общегреческих празднеств и состязаний типа Олим­

пийских игр.

Автор указывает при этом на парадоксальность явления — на раз­

витие у греков национального единства без соответствующего, пред­

варяющего его, единства политического. В самом деле, уточняет он,

единственным выражением национального единства у греков было са­

мосознание, т. е. понятие или представление о таком их единстве, а не

какая-либо иная реальная форма. И это верно как для народа греков

в целом, так и для его подразделений (ионийцы, эолийцы, дорийцы).

И то и другое опиралось на сознание принадлежности к некоему цело­

му или его подразделениям, выработанное в архаическое время, меж­

ду тем как на самом деле ни в архаическое, ни даже в последующее

классическое время ни греческого народа, ни племенных его групп в

качестве реальных единств не существовало — не было унаследовано

от прошлого, да и тогда не сложилось.

Нельзя сказать, чтобы здесь все было выяснено до конца. Загадка

образования греческого национального единства без единения поли­

тического остается в целом неразрешенной, несмотря на отдельные

меткие указания, в частности на роль алфавитного письма и значение

колонизации. Но автор, кажется, и не претендует на полное разреше­

ние проблемы, довольствуясь — и вот здесь уже отчетливо чувствуется

воздействие Берве — указанием на роль и значение греческой аристо­

кратии как своего рода фундамента национального единства. И как

сама знать составляла общий физический костяк той структуры — гре­

ческого архаического общества, — в недрах которой сформировалось

единство, или, правильнее сказать, понятие единства греческого наро­

да, так, заключает Хейс, и ее мифология (и прежде всего генеалогия),

ее кодекс чести и ее рыцарские формы жизни (спортивные состязания)

образовывали, при всей их сословной заданности или обусловленности,

общую культурную подоснову этого единства.

Гораздо более систематичным выглядит у Хейса анализ второго

важного явления — возникновения у греков города-государства, по­

лиса.27 Этот процесс рассматривается как диалектическая антитеза

предыдущему: становление у греков городов-государств вело к раз­

рушению национального единства, сколь бы ни было оно ограничено

культурною сферою, а еще более глубинный процесс — формирование

гражданского общества — к умалению политического значения знати.

 

27Ibid. S. 57-80.

 

----------------------- Page 28-----------------------

 

Обращаясь непосредственно к теме греческого политогенеза, Хейс

прежде всего намечает основную линию развития — последовательный

переход от древнейшего, времени переселений, военного единства типа

товарищества (genossenschaftliche Wehrverband) к родовому государ­

ству (Geschlechterstaat), а от этого последнего —к государству граж­

данскому, полисному (Bürgerstaat der Polis). Затем этот процесс уточ­

няется, причем параллельно рассматриваются фазы развития как в

области политической, так и в социальной.

Первая фаза характеризуется возникновением города как полити­

ческого центра (эта фаза отражена у Гомера). Прогресс достигает­

ся благодаря тому, что управление делами первоначального военно­

го единства переносится в уже выделившийся и возвышающийся над

сельскими поселениями городской центр. Инициатором этой перемены

выступает знать (патриархальная царская власть была слаба и не идет

в счет), да и в других отношениях отчетливо видна руководящая роль

знати: вывод колоний, ведение войн и проч. — все было ее личным де­

лом. Таким образом, государственные акции растворялись в личных

предприятиях знатных лиц, а само государство в этот период неогра­

ниченного господства аристократии (до конца VII в. до н. э.) было не

столько самостоятельной структурой, сколько сословным институтом.

Следующие две фазы, тесно связанные и переходящие одна в дру­

гую,—это возникновение государства как такового и формирование

гражданского общества (750-500 гг.). Государственная власть в это

время перестает быть личным делом или достоянием части общества,

она абсолютизируется, обретает самостоятельно-предметный характер

и заметно расширяется. Начало этому, собственно, было положено уже

в родовом государстве, когда знать устранила царскую власть и рас­

пределила ее полномочия по избранным из своей среды должностным

лицам. Но теперь, в связи с выступлением новых слоев гражданско­

го общества, процесс расширяется: совершаются перемены в военном

деле (учреждение гоплитского ополчения и внедрение тактики фалан­

ги), одится правильная всеобщая система повинностей, формируют­

ся и укрепляются правовые нормы. И творцом всех этих ново едений

является новое, гражданское общество.

Здесь тоже у Хейса многое остается неясным. В силу каких причин

из сельского материка выделяется городское поселение, которое ста­

новится административным центром, местом средоточения государ­

ственной власти? В чем заключались причины развития и утвержде­

ния гражданского общества? На эти вопросы ясных ответов в рабо­

те Хейса мы не найдем. Но опять-таки показательно, что разреше­

ние этих фундаментальных проблем его не очень-то и интересует. Его

взор приковывает прежде всего и главным образом судьба греческой

 

----------------------- Page 29-----------------------

 

аристократии, этой, в его изображении, носительницы древнейших и

основополагающих ценностей.

Интересующий его вопрос Хейс, следуя опять-таки в русле идей

Берве, формулирует так: в какой степени на своей заключительной

стадии, т. е. в пору становления городов-государств и формирования

гражданского общества, архаическая эпоха утратила заглавные свои

черты, т. е. перестала быть собственно архаической? С первого взгляда

кажется очевидным решительный разрыв с традициями высокой ар­

хаики, поскольку сосредоточение политической жизни в новых горо­

дах-государствах разрушало прежнее состояние национального един­

ства, пусть даже только в сфере культуры, а возвышение граждан­

ства ослабляло позиции знати. Однако, указывает Хейс, не следует

упускать из виду, что новые тенденции и новые формы рождались

на древней почве, из унаследованного материала. Свершалось слож­

ное взаимодействие начал нового и древнего, гражданского общества

и государства — со знатной личностью (или сословием), так что арха­

ическая эпоха и на этой своей стадии не теряла совершенно древнего

характера.

В качестве характерного примера Хейс, прямо уже вослед Берве,

приводит старшую тиранию. Эта раннегреческая тирания родилась

в разгар социальных смут, столкновений демоса со знатью и, хотя

не была собственно или повсеместно демократической формой, много

сделала для сокрушения аристократии и подъема гражданства (осо­

бенно среднего и мелкого крестьянства). Вместе с тем, подчеркивает

автор, эта старшая тирания в целом ряде аспектов была продолжени­

ем аристократического порядка. Тирания непосредственно возникала

из распрей знати, да и сами тираны, за немногими исключениями, бы­

ли знатного происхождения. Их правление нередко носило семейный,

клановый характер. Политика определялась их личными интересами,

подтверждением чему могут служить, в частности, династические бра­

ки и породнение с другими властителями. Замечательна также опора

тиранов на традиционные связи знати в греческом мире и следование

традиционным аристократическим представлениям, что отражалось в

их участии в общегреческих празднествах и состязаниях, и проч.

Последней рассматривается проблема особенной интенсивности

внешнеполитической жизни архаического общества —и вне Эллады,

где это проявлялось в широкой колонизационной экспансии, и в ней

самой, в межгосударственных отношениях, отличавшихся особой из­

менчивостью и пестротой.28 Здесь, в зыбкости политического клима­

та в самой Греции, свою роль сыграли такие факторы, как рыхлость

формирующегося полисного государства и широта инициативы ари-

 

28Ibid. S. 81-95.

 

----------------------- Page 30-----------------------

 

стократической личности, пускавшейся во всевозможные авантюры;

затем, непрерывные внутренние смуты, сопровождавшие формирова­

ние гражданского общества, когда непрерывно призывами о помощи

создавались условия для стороннего вмешательства; наконец, с се­

редины VI в. давление персов на малоазийские и островные грече­

ские общины. Следствием всего этого была в греческом мире общая

неустойчивость положения: непрочность мирных отношений, практи­

ческая непрерывность и повсеместность военных действий, частая сме­

на местожительства (подчас даже целыми общинами) и проч.

Противоядием против этого зла явилось своеобразное, опытным пу­

тем найденное взаимодействие новаторской, исполненной радикально­

го рационализма инициативы, носителем которой выступала личность,

с некоторыми элементами традиционного плана — своего рода якоря­

ми спасения в море непрерывных политических метаморфоз. Первым

в этой связи Хейс называет оракул Аполлона Дельфийского, кото­

рый, сохраняя опору на выработанные ранее общеэллинские культур­

ные ценности (традиции «национального единства»), стал на заклю­

чительной стадии архаики важнейшим авторитетом в делах Эллады.

Затем — общеэллинская группа «мудрецов» (σοφοί) с выходившими из

их среды устроителями гражданских дел — эсимнетами. Деятельность

последних заключала в себе реализацию особенного политического ра­

зума, опиравшегося не на помыслы отдельного, ограниченного рамка­

ми полиса гражданского коллектива, а на традиции и потенциал всей

греческой нации.

На этой общеэллинской ноте автор и завершает свой анализ архаи­

ческого времени. В общем он оценивает это время как важный период

в истории греческого народа, исполненный самостоятельного, ориги­

нального содержания. Начальная стадия этого периода была отмечена

возникновением общегреческого национального единства (в его куль­

турном выражении), на заключительную падает возникновение мик­

рокосма городов-государств, полисов. Самостоятельное существование

этих последних не исключало, однако, сохранения греками известной

сущностной целостности, что стало позднее платформой для отраже­

ния совместными усилиями персидской агрессии.

Работы Берве и Хейса на первый взгляд выглядят весьма различ­

ными. Для Берве характерно концентрированное внимание к вкладу

аристократической сверхличности в формирование греческого полиса.

У Хейса развитие греческого общества в век архаики очерчено и шире

и богаче: тут и тема национального единства, и возникновение городов-

государств. и особенное взаимодействие исполненной новаторского по­

рыва личности с элементами старого порядка. Однако, по глубинной

своей сущности, обе эти работы — одного плана. Их авторов интересу­

 

----------------------- Page 31-----------------------

 

ет не столько объективная история общества в его фундаментальных

социальных и политических институтах, сколько роль субъективного

творческого начала: аристократической личности —у Берве, аристо­

кратической элиты прежде всего, но затем также и отдельной лич­

ности,—у Хейса. Этот избирательный подход к элементам историче­

ского процесса, сужающий поле зрения до эффектной, но одинокой

фигуры аристократа или, что в принципе не меняет дела, аристокра­

тического сословия и соответственно оставляющий в стороне и явле­

ния социально-экономической жизни (включая становление города в

социологическом смысле слова), и формы политического быта, и роль

такого объективного оппонента знати, каким был демос, и самое со­

циальную борьбу, о которой так часто упоминалось в общей форме, —

такой подход не может не вести к искажению исторической картины,

а стало быть, должен восприниматься не как новая дорога к истине, а

как отклонение от нее.

Между тем пример специалистов, представителей ранее наиболее

авторитетной школы, оказался заразителен, и вскоре уже целая ко­

горта исследователей из разных стран двинулась на штурм классиче­

ской концепции античной истории, в частности и архаического време­

ни. Остановимся на трудах М. Финли и Ч. Старра, едва ли не самых

крупных представителей лидирующей теперь англо-американской ис­

ториографии, чьи идеи, в свою очередь, оказали большое воздействие

на развитие мирового антиковедения в последнее время.29 Наш обзор

целесообразно будет сконцентрировать вокруг двух тем, безусловно

наиболее важных в проблематике архаического времени, — темы ис­

точников и темы полиса.

Сумму взглядов, развитых новейшим направлением на предмет

источниковой базы, великолепно представил Ч. Старр в работе, спе­

циально посвященной методу реконструкции архаической эпохи (под

этой последней Старр, подобно Хейсу, понимает всю промежуточную

эпоху Темных веков —от крушения микенской и до рождения новой

греческой цивилизации, приблизительно с 1100 до 650 г. до н.э.).30

Старр начинает с критики утвердившегося в науке метода, который,

на его взгляд, характеризуется отходом от принципов строго научного

исследования, разработанных некогда Б.-Г. Нибуром и Л. Ранке, и сво­

 

~9См.: Finley М. J. 1) The World of Odysseus. New York, 1954; 2) Early Greece:

the Bronze and Archaic Ages. London, 1970; Starr Ch. G. 1) The Origins of Greek

Civilization, 1100-650 B.C. New York, 1961; 2) The Economic and Social Growth of

Early Greece. 300-500 B.C. New York, 1977; 3) A History of the Ancient World. 3rd

ed. New York; Oxford, 1983 (а именно раздел IV — «The Early Greek World». P. 183—

272), а также ряд специальных этюдов, которые в силу своего принципиального,

теоретического характера представляют особенно удобный объект для обзора и

анализа.

30Starr Ch. G. La storia greca arcaic a // RF. Vol. 92. 1964. Fase. 1. P. 5-23.

 

----------------------- Page 32-----------------------

 

дится к стремлению сохранить сколько возможно из античной (эпиче­

ской) традиции, интерпретируемой с позиций наивного рационализма,

в духе, скажем, Гелланика Лесбосского, а не Геродота и Фукидида.31

Старр развивает против этой укоренившейся манеры целый ряд воз­

ражений.

1) Ученые во что бы то ни стало пытаются выявить в древней­

шей эпической традиции историческое ядро, а между тем совершенно

неясен критерий отбора, отделения исторически вероятного от недо­

стоверного (так ли уж совершенно неясен?).

2) Вообще информативное значение эпической традиции, сохранен­

ной, а потому и искаженной, благодаря устной передаче (но почему

безусловно устной?), весьма проблематично.

3) В этой связи показательно, продолжает Старр, что среди по­

следователей распространенного метода, в силу субъективных оценок

материала традиции, наблюдаются разительные расхождения в опре­

делении главных линий, событий и дат архаической истории (приме­

ры не приводятся, а между тем ситуация в стане традиционалистов

не столь уж безнадежна: есть согласие относительно факта и времени

Троянской войны и дорийского переселения, при расхождениях в да­

тировке Ликурговой реформы побеждает мнение об ее историчности

и проч.).

4) Наконец, заключает Старр, для собственно Темных веков ми­

фологическая традиция вообще отсутствует, а позднейшие патриоти­

ческие измышления об основании городов не могут быть ей заменою

(но отсутствие для Темных веков мифологического предания как та­

кового не снимает проблемы гомеровского эпоса, по внешности ориен­

тированного на микенское время, но по существу могущего служить

источником также и для позднейшего времени, да и с легендами об

основаниях городов нельзя расправиться вот так, одним ударом).

И все это сопровождается уже знакомым нам предупреждением

против модернизации, т. е. против каких бы то ни было попыток вос­

создать древнейшую историю (например, Афин) на основе эпическо­

го или легендарного материала, толкуемого с позиций позднейшего,

классического времени (например, на основе предания о Тесее).

Вывод Старра: иду ненадежности античной (эпической) тради­

ции лучше вовсе отказаться от попыток реконструкции политической

истории архаики, тем более, что в то примитивное время какое бы то

ни было политическое развитие, выражающееся в значимых событиях

и лицах, могло и вовсе отсутствовать.

К счастью, продолжает Старр, историческое развитие не сводится

исключительно к политической истории; есть еще история культуры,

 

31 Ibid. P. 7-15.

 

----------------------- Page 33-----------------------

 

для реконструкции которой в Темные века имеются известные возмож­

ности с помощью иных средств и методов.32 В этой связи он отмечает

определенное значение этнографических параллелей, но более всего

подчеркивает значение исследований, основанных на археологическом

материале. Он указывает, что при практическом отсутствии остатков

древних поселений (исключения немногочисленны — например, Смир­

на) в расчет для Темных веков идет в особенности материал погребе­

ний, главным образом сопутствующий захоронению керамический ма­

териал. Старр разъясняет, как по отдельным образцам керамического

производства можно логически представить себе характер и условия

развития в отдельные отрезки времени, а следовательно, и общий ход

культурного развития в интересующую нас эпоху.

Для Темных веков, не устает подчеркивать американский ученый,

археология доставляет единственное надежное основание для истори­

ческой реконструкции.33 Напротив, античная традиция, испещряющие

ее мифы о героях и легенды об основании городов, — материал весьма

сомнительный, и любая попытка воспользоваться им для конкретного

исторического построения является весьма опасным занятием (a very

dangerous procedure). Античная эпическая традиция может заключать

в себе более или менее верное отражение прошлого, а следовательно, и

быть использованной, лишь в самых общих чертах (only in its broadest

outlines), как, например, в случае с дорийскими вторжениями.

Следуя изложенным принципам, Старр предлагает собственную ре­

конструкцию развития (т. е. главным образом развития культуры) в

Темные века.34 Она основана на преимущественном, если не сказать

исключительном, использовании археологического материала, и преж­

де всего тех данных, которые доставили ученым раскопки древнейшего

афинского некрополя (в районе Керамика, к северо-западу от Акро­

поля).

Концепции Старра нельзя отказать в логической стройности, но ей

присущ и схематизм, как легко можно будет убедиться из дальнейше­

го обзора. Оба эти качества—и стройность, и схематизм — объясня­

ются тем, что данные, доставляемые археологией, Старр организует

и истолковывает в конечном счете с помощью того, что уже было из­

влечено из античной традиции классической историографией, только

он высушивает и обедняет историческую картину удалением из нее

всего того, что составляет, по его мнению, слишком живописный, а

потому и неправдоподобный колорит. Уточнение достигается тем, что

на место удаленных красочных подробностей традиционного истока

 

32Ibid. Р 15-20.

33Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P 202-203.

34 Starr Ch. G. La storia greca arcaica. P. 20-23.

 

----------------------- Page 34-----------------------

 

(возвращение Гераклидов, реформа Ликурга, синойкизм Тесея и т. п.)

внедряются реалии материального плана, разумеется, в ущерб полноте

и наглядности воссоздаваемого исторического процесса.

Свою реконструкцию Старр начинает с указания на катастрофу,

которая положила предел существованию микенской цивилизации,

но, конечно, не самой жизни греческого народа. Все же, продолжа­

ет Старр, если судить по данным едва ли не единственного хоро­

шо обследованного памятника той эпохи — афинского Керамика, дли­

тельная полоса времени, следующая за гибелью микенского мира, —

так называемый субмикенский период (1200-1050 гг. до н.э.) —отме­

чена печатью абсолютного упадка. Захоронения в ямах прямоуголь­

ной формы характеризуются убогостью сопутствующего инвентаря:

два-три сосуда, в мужских погребениях — иногда предметы вооруже­

ния (из бронзы), в женских — нехитрые украшения (булавки, кольца и

т.п.); форма сосудов —застывшая, декор — убогий, подражающий ми­

кенским образцам.

Но вот в погребениях Керамика появляется новый тип сосудов

с небогатым, но характерным геометрическим орнаментом (четкие

окружные линии, полукружные спирали и проч.). Открывается но­

вый период протогеометрического стиля (1050-900), исполненный яв­

ных перемен. Более того, по мнению Старра, применительно к этому

периоду можно говорить уже о выработке главных черт, отличающих

новую греческую и вообще западную цивилизацию. Сосуды, покрытые

простейшими геометрическими узорами, отличаются динамическим

единством составляющих элементов, обдуманной простотой формы и

декора, таящего способность к бесконечным вариациям, наконец, — и

это самое главное, — очевидным упором на рациональные принципы

построения, на соблюдение правильных пропорций и общей гармонии.

При этом, учитывая редкость контактов Греции в тот период с восточ­

ным миром, все это надо признать плодом внутреннего оригинального

развития.

Новая фаза —период развитого геометрического стиля (900-750).

По-прежнему главным центром, доставляющим нам яркие образцы

керамики геометрического стиля, остается Аттика. Однако распро­

странение нового стиля в остальных районах Балканской Греции, на

островах и по побережью Малой Азии свидетельствует, по мнению

Старра, не только об общем прогрессе, но и о складывающемся един­

стве греческой цивилизации. Впрочем, одновременное возникновение

различных местных вариаций геометрического стиля свидетельствует,

по-видимому, и о другой, противной тенденции партикуляризма.

Особенными успехами отмечено VIII столетие: появление новых

центров обитания указывает на рост населения, богатство некоторых

 

----------------------- Page 35-----------------------

 

погребений — на выделение социальной верхушки. Замечательными

свидетельствами прогресса в это время надо считать вазы дипилон-

ского стиля (из Аттики) и корреспондирующ ие с ними по времени и

духу гомеровские поэмы. В росписи дипилонских ваз геометрический

орнамент разбивается изображ ениями ж ивы х сущ еств и даж е целыми

сценками — например, погребальных процессий или сражений на су­

ше и на море. К онф игурация и декор этих сосудов свидетельствуют

об осознанном проявлении таких качеств греческого ума, как сосре­

доточенность, уравновеш енность и соразмерность. Эти ж е свойства

проступают и в поэмах Гомера, создание которых (их окончательное

составление) надо отнести к тому ж е веку. И Нее вместе эти произве­

дения творческого духа греков проливают свет на выработку новой (в

сравнении с Востоком) концепции человека и бож ества, на складыва­

ние аристократической модели ценностей, наконец, на обозначивш ееся

уж е движ ение к полису.

Рож дение полиса, согласно Старру, приходится уж е на следующ ий

период, который он именует веком архаической революции (750-650).

В это время в декоре сосудов развивается новый, ориентализирующ ий

стиль, с свободной игрой кривых линий и ж ивотны х мотивов. Его воз­

никновение, несомненно, стояло в связи с широким распространением

греков в С редиземноморье и возобновлением активных сношений с В о­

стоком, однако, подчеркивает Старр, окончательная выработка этого

стиля была заслугой самих греков.

Примерно такое ж е реш ение проблемы источников находим мы и

у М. Финли: то ж е скептическое отнош ение к исторической традиции

греков, которую Финли считает позднейш им изобретением, та ж е под­

черкнутая опора на археологию .35 Греческая традиция, по мнению

Финли, не имела никакого представления о преды стории собствен­

ной цивилизации, о характере микенского мира и постигш ей его ка­

тастрофы; все это откры ла только новейшая археология. Греческая

традиция совершенно исказила процесс ранней ионийской колониза­

ции, представив его в виде одноактного предприятия ионийских бег­

лецов, скопившихся в Аттике во время дорийского нашествия, а затем

разом выселившихся в М алую Азию. М еж ду тем археология устанав­

ливает разрыв по крайней мере в 150 лет м еж ду разруш ением Пило-

са в Мессении, что традиция считала (по мнению Финли, необосно­

ванно) делом рук дорийцев, и началом колонизационного движения

в М алую Азию, каковое фиксируется не легендарными историями о

основании ионийских городов — они все позднейш его изобретения, — а

распространением, впрочем, именно из Аттики, протогеометрической

керамики.

 

35 Finley M.J. Early Greece. Р. 71, 80-81, 86.

 

----------------------- Page 36-----------------------

 

Как и Старр, Финли считает, что древнейшая греческая традиция

в лучшем случае может дать лишь самое общее отображение прошло­

го—не конкретных событий и лиц, а некой отвлеченной картины. Так,

гомеровский эпос, опирающийся главным образом на традицию Тем­

ных веков (и притом скорее первой их половины, чем второй), отра­

жает в целостном, но весьма лишь приближенном виде картину соци­

альных отношений названной эпохи (т. е. Темных веков): господство

мелких царьков и знати, частное аристократическое хозяйство (ойкос)

как основу их влияния и силы, простоту политического быта, обхо­

дящегося без бюрократического аппарата, без формализованной пра­

вовой системы и т . п., наконец, неразвитость социальной структуры,

отсутствие четких категорий свободы и кабалы, при ясном, впрочем,

различении знати и простого народа.36 Равным образом и в традиции

о Великой колонизации за историями личных распрей, убийств и из­

гнаний, с которыми позднее связывался вывод той или иной колонии,

скрывается по крайней мере одно общее воспоминание о глубинном

социальном кризисе, характеризовавшем архаическую эпоху и поро­

дившем колонизационное движение.37

Нам кажется, что этого аналитического обзора достаточно, чтобы

представить логику источниковедческого подхода ученых типа Старра

и Финли, его сильные и слабые стороны. Отталкиваясь от критических

принципов. разработанных еще классической историографией XIX в.

новейшее направление явно преступает разумный предел в своем скеп­

тическом отношении к античной традиции. Резко противопоставляя

древнему преданию данные, добытые археологией, отказываясь совер­

шенно от попыток извлечь из традиции указания на вехи событийной,

политической истории, сводя к минимуму также и возможности вос­

создания истории социальной, оно по существу переходит на позиции

гиперкритицизма.

При этом опасно не то, что в русле этого направления можно, на­

пример, как это делает Финли, поставить под сомнение достоверность

предания о Троянской войне — на том именно основании, что, согласно

археологии, гибель Трои V ila (около 1200 г. до н.э.) оказывается ча­

стью общей катастрофы, постигшей эгейский мир, когда невозможно

было уже никакое крупномасштабное предприятие микенских греков

в сторону Малой Азии.38 Повторяем, опасно не столько разрушение

новейшими скептиками древнейшего пласта античного исторического

предания, которое и в самом деле в большой степени пропитано ми­

 

36 Ibid. Р 81-87.

37Ibid. Р 93-99.

38Ibid. Р. 62-63. — В острой дискуссионной форме этот взгляд бы л развит Финли

еще в 1964 г См.: Finley М. J., Caskey J. L., Kirk G . S., Page D. L. T he T rojan W ar / /

JHS. Vol. 84. 1964. P. 1-20.

 

----------------------- Page 37-----------------------

 

фологическими и легендарными мотивами, сколько приложение этого

разрушительного скепсиса к материалу более позднему, к тому раз­

вившемуся уже на новой доку ментальной основе, последовательному

и непрерывному историографическому ряду (ранние городские хрони­

ки-произведения логографов — Геродот и развитая историография

классического периода —Аристотель), который лег в основу распро­

страненной реконструкции архаического времени.

К сожалению, этого опасного увлечения не избежала и наша,

отечественная историография. Примерами могут служить работы

К. К. Зельина и В. П. Яйленко, где, вослед западным авторитетам, ста­

вится под сомнение принятая версия исторического развития в век ар­

хаики, и делается это под тем именно девизом, что позднейшая грече­

ская традиция — в конечном счете и более всего Аристотель — не имела

точных и достоверных сведений о раннем времени, а потому и модер­

низировала его сверх всякой меры. Зельин, критикуя свидетельства

Аристотеля и Плутарха, отвергает для Аттики VI в. до н.э. возмож­

ность принципиальной политической борьбы, порожденной разностью

социально-экономических интересов, и сводит истоки тирании к сопер­

ничеству знатных вождей и их кланов.39 В свою очередь Яйленко из

недоверия к традиции сначала отказывается от реконструкции соци­

альных отношений в раннюю архаику по Гомеру, а затем для поздней

архаики отвергает всю концепцию социальных противоречий, кризи­

са и революции как базирующуюся исключительно на представлениях

позднейших модернизаторов — сначала античных, а затем и новейшего

40

времени.

Но вернемся к основному предмету нашего обзора и посмотрим те­

перь, как новейшее направление в англо-американской историографии

решает другую, собственно уже историческую проблему — проблему

рождения полиса. И здесь, на примере работ все тех же Ч. Старра и

М. Финли, можно без труда выявить ряд таких характерных особен­

ностей, которые должны предостеречь против некритического следо­

вания этим новейшим авторитетам. Первая такая особенность, зако­

номерно вытекающая из охарактеризованной выше методологической

позиции, — отвержение распространенного взгляда на рождение поли­

са уже в VIII в. до н. э. как основанного на модернизаторских пред­

ставлениях и соответственное снижение этой даты по крайней мере на

столетие. Старр посвятил этому вопросу специальный этюд, где дал

обзор различных сторон и черт раннегреческого полиса, подчеркнув

в качестве главного вывода, что эта важнейшая ячейка классическо­

 

З9 3ельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н.э. М.,

1964.

40 Яйленко В . П . Архаическая Греция / / Античная Греция. T. I. М., 1983. С. 128-

193.

 

----------------------- Page 38-----------------------

 

го общества поначалу была весьма примитивным и рыхлым образова-

41

нием.

С точки зрения физического своего существования (physically),

указывает Старр, греческий полис первоначально являл собою, скорее,

некую завязь из нескольких деревень, нежели подлинное урбанисти­

ческое единство.42 Не было ни стен, ни строгой планировки, ни отчет­

ливо обозначенной центральной площади — агоры, ни основательных

каменных святилищ (в древнейшую эпоху храмы строились из дерева

или кирпича-сырца), и даже некрополь долго оставался в черте скла­

дывающегося городского центра.

Равным образом и в духовном плане (spiritually), т. е. в качестве

политического и идеологического единства, ранний полис весьма еще

был далек от классической модели.43 Не было ни развитых норм граж­

данской справедливости, а соответственно и точных законов, ни пра­

вильной структуры управления в лице характерной для позднейшего

времени взаимосвязанной системы: народное собрание — совет — маги­

стратуры.

Политическое лидерство долго носило личный характер (цари, а

по их устранении — тираны как своего рода рецидив авторитарной

власти). Равным образом долго сохранялось значение аристократиче­

ских связей, что и внутри общин, из-за блокировки или соперничества

знатных кланов, и вовне, из-за своеобразной повсеместной солидарно­

сти знати, действовало в ущерб связям гражданским, полисным. Ха­

рактерным было отсутствие целостной государственной политики, и в

частности правильных, ведомых государством войн (до конца VIII в.).

Наконец, не сразу был достигнут прогресс и в военной организации и

тактике, в создании гоплитской фаланги, где нашел свое воплощение

корпоративный, гражданский дух.

Принципиальным этапом, когда происходит перелом в развитии и

из эмбриональных форм являются более или менее правильные ин­

ституты, присущие настоящему уже полису, надо, по мнению Стар­

ра, признать рубеж VIII-VII вв. Причем он подчеркивает быстроту,

взрывной характер свершающейся в этот момент перемены.44

Эти наблюдения и предупреждения против модернизации явлений

глубокой древности по классическим образцам не лишены известного

резона, хотя мы и не убеждены, что необходимо с такой точностью до­

искиваться до даты рождения полиса. Во всяком случае, едва ли одна

такая дата может быть выведена для всех греческих полисов. Надо

думать, что в экономически развитых районах (например, у Истма

 

41 Starr Ch. G. The Early Greek City-State / / PP. Fasc. 53. 1957. P. 97-108.

42Ibid. P 97-101.

43Ibid. P 102-107

44Ibid. P. 107-108.

 

----------------------- Page 39-----------------------

 

или в Аттике) процесс формирования полиса проходил быстрее, чем

в более отсталых аграрных областях (вроде Беотии). Да и вообще ед­

ва ли можно говорить о рождении полиса до завершения архаической

революции, что, как известно, падает на VI век. Поэтому, с нашей точ­

ки зрения, правильнее было бы вообще отказаться от поисков точной

даты, а процесс рождения греческого полиса датировать VIII—VI вв.

до н. э.

Однако оставим это. Гораздо важнее другое: как именно новейшая

англо-американская историография представляет себе рождение гре­

ческого полиса? Из каких исходных форм? Каким образом? В силу

каких исторических причин?

Исходной ячейкой справедливо, хотя и самым общим образом, мыс­

лится древнейшая, унаследованная еще от микенской поры, сельская

община, но процесс ее превращения из эмбрионального аморфного

единства в гражданскую общину сводится более или менее — более от­

четливо у Старра, менее определенно у Финли — к политической мета­

морфозе, совпадающей с отменой древней царской власти.45 Старр и

этому сюжету посвящает специальный этюд.46 Он подчеркивает необ­

ходимость рассматривать падение царской власти в VIII—VII вв. как

важнейший момент в том историческом развитии греков, начало кото­

рому было положено разрушением микенской монархии. Тогда перед

греками открылась возможность выбора —либо развить обществен­

ное, коллективистическое начало (the intensification of collective action),

либо же сохранить верность принципу единоличного лидерства (per­

sonal leadership).

В Темные века этот принцип еще сохранялся, правда, в весьма уже

ослабленном виде, в лице глав племенных военных товариществ — ба-

силевсов.47 Ликвидация этой пережиточной царской власти означа­

ла для греков окончательный разрыв с тем типом развития, который

восходил (в плане именно типологическом) к великим восточным мо­

нархиям.48 Отныне формой политической жизни греков стала незави­

симая община свободных граждан — полис. Соответственно сверши­

лась перестройка управления: наследственная или пожизненная еди­

ноличная власть царей сменилась властью избиравшихся на опреде­

ленный срок магистратов. Функции высшей власти, ранее сконцен­

трированные в одних руках, оказались рассредоточены по нескольким

должностным лицам или даже коллегиям (в Афинах — замена цар­

 

45Ср.: Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 206-207 и Finley M. J. Early

Greece. P. 90-91.

46Starr Ch. G. The Decline of the Early Greek K in g s// Historia. Bd X. 1961. H. 1.

p 129-138.

47 Ibid. P. 129-132.

48 Ibid. P. 132-135.

 

----------------------- Page 40-----------------------

 

ской власти девятью архонтами, к которым затем добавились и дру­

гие коллегии). Наконец, расширились полномочия совета, который из

совещательного органа при царях превратился в важнейший, наряду

с народным собранием, политический институт с пробулевтическими,

контрольными и даже исполнительными функциями.

Мы, продолжает Старр, плохо осведомлены о том, как именно про­

изошло падение царской власти, но о причинах и устроителях перево­

рота судить можем с большой вероятностью.49 Царская власть пала

прежде всего ввиду слабости самой монархической традиции (после

крушения микенской монархии); далее, из-за материальной или фи­

нансовой несостоятельности ее носителей, поскольку их единственной

опорой были их личные владения; наконец, вследствие прямой ее неце­

лесообразности в условиях военной реформы и появления гоплитской

фаланги, командиры которой должны были отличаться не столько

стратегическим искусством, сколько популярностью в народе. Что же

касается устроителей переворота, то ими были не одни аристократы,

как обычно считается, а знать вместе с народом.

Здесь мы подходим к центральному пункту построения Старра: в

архаический период знать выступала совместно с народом, посколь­

ку аристократы толком еще не отделились от простолюдинов, — раз­

ве что социально и экономически, но не политически и духовно (эта

антитеза показательна для Старра, умаляющего значение экономиче­

ского фактора),— ибо «Греция была все еще, даже в VII в., простой

страной (Greece was still, even in the seventh century, a simple land)».50

Эта простота, это отсутствие резких общественных градаций по степе­

ни богатства и бедности, поясняет Старр в другом месте, и создавали

важную предпосылку для ощущения всеми членами общины своей свя­

занности общими узами.51 Это духовное единство и стало основой для

сплочения членов общины, перед лицом внешнего мира, в свободное

гражданское единство, но, разумеется, после устранения того излиш­

него навершия, каким являлась царская власть. Таким образом, знать

при поддержке народа свергла царей и в новом, полисном обществе

смогла реализовать свои идеалы — постольку, конечно, поскольку она

оказалась способной гарантировать социальную справедливость для

всех, в том числе и для простолюдинов. И лишь там, где эти гарантии

не были соблюдены, разражался кризис и являлась тирания.

Увы, эта великолепная картина невозможна. Принять ее препят­

ствует то простое —да простят нам этот невольный каламбур!— об­

стоятельство, что архаическое общество начисто было лишено той про­

 

49Ibid. Р 135-137

50Ibid. Р. 137-138.

51 Starr Ch. G. A History of the Ancient World. P. 209.

 

----------------------- Page 41-----------------------

 

стоты, о которой говорит Старр. Уже во времена Гомера (рубеж IX—

VIII вв.) отчетливо обозначились не только различия в положении

свободных и рабов, «мужей доблестных», аристократов, и «худых»,

простолюдинов, но и естественное их противостояние, выражавшееся

у рабов в обычной для них форме — в элементарном нежелании тру­

диться (ср. знаменитую сентенцию в «Одиссее», XVII, 320-323), а у

свободных бедняков — в резкой порою критике своекорыстия и само­

управства царей (сцена с Терситом во 2-й песне «Илиады»). Столети­

ем позже, в век Гесиода, эта картина достигает уже большой остроты,

выливаясь в грозные предупреждения «царям-дароядцам», а еще сто­

летие спустя, по свидетельству современников —Алкея, Солона, Фео­

гнида, греческие общины оказались охвачены сильнейшей смутой, в

которой открыто и осознанно, с оружием в руках, выступали проти­

воборствующие группировки демоса и знати.

Идеализация социальных отношений, сглаживание противоречий

между демосом и знатью доходят у Старра до прямого искажения ис­

торической действительности: рассуждения о руководящей роли ари­

стократии затушевывают фактическое засилие знати, а оговорки о

случаях, когда могли возникать конфликты и тирании, — повсемест­

ность и остроту социального кризиса. Этой склонности к «упроще­

нию» социальных отношений соответствует у Старра и другая тен­

денция — подчеркнутая примитивизация экономического быта, созна­

тельное умаление той роли, которую играли в становлении полиса эко­

номические факторы.

В своем этюде о раннегреческом полисе он дважды недвусмыслен­

но высказывается на этот счет. Подчеркивая физическую рыхлость

первых греческих городов, медленность их превращения в настоящие

урбанистические центры, напоминая об ограниченности их материаль­

ных возможностей, а, кстати, и о позднем —не ранее VII в. —появ­

лении у греков монеты, он предупреждает против преувеличенного

представления о роли торговли в формировании города (we shall do

well not to exaggerate the growth of commerce in early Greece, as a factor

in sity-formation).52 А в конце работы еще раз, и уже самым общим

образом, заявляет, что в вопросе о возникновении города-государства

он решительно отказывается признавать первенствующее значение за

экономическими факторами (...I for one deliberately refuse to put pri­

mary weigth upon economic factors in the emergence of the city-state).53

Спору нет: греческие города лишь постепенно и, по-видимому, и

в самом деле не ранее VII в. до н.э. стали настоящими урбанисти­

ческими центрами. Но стали они таковыми в силу естественного со­

 

52 Starr Ch. G. The Early Greek City-State. P. 99.

53 Ibid. P. 108.

 

----------------------- Page 42-----------------------

 

циально-экономического развития, важнейшими элементами которого были

прогрессирующее отделение ремесла от земледелия и становление торговли как

самостоятельного вида занятий. При этом было бы неверно отделять рождение

полиса как гражданской общины от формирования города. На самом деле это

был одновременный двуединый процесс. Ведь только с формированием города

возникла та энергичная прослойка нового демоса, которая стала ферментом

общенародного брожения против засилья знати, за построение гражданского

общества, полиса. Ибо этот последний сформировался не исключительными

усилиями аристократической элиты и даже не идиллическим взаимодействием

знати и народа, а в ходе ожесточенной социальной борьбы, развитие которой,

как правило, сопровождалось явлением тирании и другими эксцессами.

Важно учитывать и другую сторону экономического прогресса — совер­

шавшееся бок о бок со становлением города, с ростом товарно-денежных от­

ношений и частного богатства развитие рабовладения в его ярко выраженной

античной форме, в виде рабства чужеземцев-варваров, захваченных на войне

или вывезенных из-за границы. Старр недооценивает это явление: он не отри­

цает начавшегося использования—особенно в ремесленном производстве —

покупных рабов-чужеземцев, но акцент делает на том, что в архаическое время

даже это индустриальное рабство только еще делало первые шаги и вообще так

никогда и не стало становым хребтом греческой экономики (industrial slavery

never became the backbone of Greek economic life).54 А между тем переключени­

ем — под давлением демоса — неизбежного в ту пору развития рабовладения с

кабалы-соотечественников на рабство чужеземцев-варваров и было создано

условие для единения свободных эллинов в гражданское общество. Игнорируя

этот момент, Старр тем самым упускает из виду один из важнейших факторов

становления полисного строя.

Что касается Финли, то он, в отличие от Старра, признает и безусловное

засилье знати после устранения царской власти, и вызванные этим обострение

социальных отношений и развитие кризиса в архаическом обществе, и практи­

чески повсеместное явление тирании.55 Он подчеркивает также особенную роль

среднего имущественного сословия - сравнительно зажиточных, но незнатных

землевладельцев, с вкраплением купцов, судовладельцев и ремесленников, ко­

торые в качестве новой военной силы, пришедшей на смену аристократической

коннице — гоплитского ополчения, стали главными носителями

 

54 Starr Ch., G. History of Ancient World. P. 221; ср.: idem. The Economic and Social Growth of Early

Greece. P. 90-92.

55 Finley M.J. Early Greece. P. 91, 99 ff., 105 ff.

 

----------------------- Page 43-----------------------

 

новых коллективистических, полисных начал.56 Однако и для него

тоже характерно умаление роли экономических факторов в станов­

лении полиса, что находит выражение и в односторонней характери­

стике первоначальных полисов как простейших урбанистических — не

экономических — центров, которые долго не выходили из этого свое­

го эмбрионального состояния, и в утверждении чисто аграрного ха­

рактера Великой колонизации в противовес мнению о ведущей роли

торговых интересов, и, наконец, в абсолютном пренебрежении к теме

рабства, поскольку-де это последнее приобретает значение только в

классический и послеклассический периоды.57

Подобное игнорирование социально-экономического звена —важ­

нейшего в системе факторов, определяющих историческое развитие,—

оборачивается неполнотою логического ряда, неудовлетворительно­

стью предлагаемого объяснения, в конце концов, форсированным ре­

шением проблемы. Фундаментальная причина возникновения полиса

видится Старру в естественном стремлении людей к духовному едине­

нию, что у греков, при отсутствии внешней угрозы, привело к образо­

ванию свободного — без царя и (поначалу?) без укрепленного стенами

города, как это было на Востоке, — гражданского сообщества, спло­

ченного общим сознательным подчинением закону. Однако Старр и

сам чувствует недостаточность такого объяснения и потому, в конце

концов, вынужден признать рождение полиса чудом, непостижимым

проявлением греческого гения (its initial crystallization was virtually a

miracle, one of the many marks of the Greek genius).58

В свою очередь Финли понимает, что полисный строй жизни у гре­

ков лишь отчасти может быть объяснен ссылкою на географические

условия, поощрявшие существование отдельных независимых общин.

Очевидно, была какая-то более основательная причина, а именно, ука­

зывает Финли, убеждение, что полис был единственной подходящей

формой для цивилизованной жизни (clearly there was something far

greater at stake, a conviction that the polis was the only proper structure

for civilized life).59 Однако истоки этого присущего грекам убеждения

остаются у Финли невыясненными точно так же, как у Старра —при­

рода их замечательного гения.

Завершая этот обзор, мы хотели бы подчеркнуть, что нашей целью

отнюдь не было стремление во что бы то ни стало раскритиковать и

отвергнуть выработанные в западной науке концепции рождения клас­

сической греческой цивилизации. Мы далеки от научного нигилизма

и отдаем себе отчет в том, что прогресс в такой, по сути своей ин­

 

56 Ibid. Р. 101-102.

57Ibid. Р. 91-92, 96-99, 100-101.

58Starr Ch. G. The Early Greek City-State. P. 108.

59F in ley M. J. Early Greece. P. 92.

 

----------------------- Page 44-----------------------

 

тернациональной, научной дисциплине, как антиковедение, обеспечи­

вается усилиями разных национальных школ и направлений. Нашей

целью было другое — показать, сколь много остается еще неясного и

спорного в построениях зарубежных антиковедов, к каким крайностям

подчас приходят новейшие критические направления и как осторож­

но надо относиться к тому, что нередко выдается за последнее сло­

во современной науки. Осознанное отношение ко всем положениям,

которые выдвигаются современной наукой, в частности и зарубеж­

ной,—и к тем, что могут претендовать на значение истины, и к тем,

что должны быть признаны издержками роста и порождениями тен­

денций, лежащих вне науки,— является непременным условием даль­

нейшей успешной разработки проблем античной истории и, в частно­

сти, такой ее заглавной темы, как формирование классического по­

лиса.

 

3. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ (СОВЕТСКАЯ) ИСТОРИОГРАФИЯ

 

Большой вклад в изучение темы полиса внесла и отечественная

(советская) историография, причем много было сделано в этом на­

правлении уже в предвоенные годы. Опираясь на марксистскую мате­

риалистическую концепцию исторического процесса, на развитое ос­

новоположниками марксизма формационное учение, а также на более

конкретные их идеи и высказывания, непосредственно относящиеся

к античности (в «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса, в

«Капитале» Маркса, в «Происхождении семьи, частной собственно­

сти и государства» Энгельса, в лекции «О государстве» В. И. Ленина),

советские ученые определяли социально-политическую организацию

древнегреческого общества в пору его расцвета как гражданскую ра­

бовладельческую общину. Идея такого рода была развита, в частно­

сти, А.И.Тюменевым в его статьях, вошедших в коллективную мо­

нографию «История Древней Греции» (1937 г.).60 Однако развернув­

шиеся уже тогда специальные исследования (например, С. Я. Лурье и

K.M. Колобовой) позволяли надеяться на дальнейшую конкретизацию

и уточнение этого определения.

В послевоенный период тема полиса стала разрабатываться совет­

скими учеными все более и более активно. Этому способствовало, на­

ряду с развитием конкретно-исторических исследований, также зна­

комство советских читателей с подготовительными экономическими

 

60См., в частности: Тюменев А. И. Рабовладельческий город-государство / / Ис­

тория Древней Греции. 4 .II (История древнего м и р а/ Под ред. С. И. Ковалева.

Т III). М., 1937. С. 39, 44, 51 и др.

 

----------------------- Page 45-----------------------

 

работами К. Маркса и, в частности, с тем их разделом, который услов­

но озаглавлен «Формы, предшествующие капиталистическому произ­

водству».61 Здесь содержится особенно много замечаний, развиваю­

щих и уточняющих общее определение античной формы собственно­

сти, данное в «Немецкой идеологии». Но важны были, конечно, и кон­

кретные исследовательские импульсы. С разных сторон подошли, в

частности, к проблеме полиса А.Б.Ранович и С.Л.Утченко: первый

заинтересовался судьбой классического полиса в связи с историей эл­

линизма, второй обратился к теме античной гражданской общины в

ходе своих изысканий по истории гражданских войн в Риме.62 Пока­

зательно, что в обоих случаях интерес к полису был обусловлен изуче­

нием коллизий позднеклассического времени соответственно в Греции

и Риме. Как и в древности (ср. время Аристотеля), толчок был дан

возможностью сопоставления отживавшей уже формы классического

полиса с нарождавшейся новой структурой державно-территориаль­

ного государства. Вместе с тем для ученых нового времени важным

дополнительным стимулом служило наличие — как раз от позднеклас­

сического времени — богатой политической литературы древних, до­

ставлявшей необходимый материал и важные отправные точки для

теоретического решения проблемы полиса.

В особенности велико было значение работ C. Л. Утченко.63 Он не

только более дифференцированно подошел к оценке социальной струк­

туры античного общества, указав на невозможность сведения ее к двум

классам рабовладельцев и рабов и отметив важное значение еще одно­

го класса — мелких свободных производителей, крестьян и ремеслен­

ников, но и уточнил и конкретизировал на этой основе самое опре­

деление античной гражданской общины. Рассматривая полис как тип

общественной организации в античном мире, Утченко видел в нем не

столько город-государство — это распространенное определение он на­

ходил мало приемлемым, — сколько именно вид гражданской общины.

При этом он определенно признавал принципиальное сходство грече­

ского полиса и римской civitas, считая их конкретно-историческими

вариантами одного социологического типа.

Широко оперируя античным материалом,— греческим в такой же

степени, как и римским, — опираясь на идеи и высказывания осново­

 

61 Этот отрывок был опубликован на русском языке первоначально в 1939-1940 г.

Теперь см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т 46. 4.1. М., 1968. С .461-508.

62См.: Ранович А. Б. Эллинизм и его историческая роль. М. Л. 1950; Утченко

С. Л.: 1) Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения республики. М.

1952; 2) Кризис и падение Римской республики. М. 1965; 3) Древний Рим: Собы­

тия. Люди. Идеи. М., 1969; 4) Политические, учения Древнего Рима. М. 1977.

63Дальше мы в особенности имеем в виду последнюю из только что названных

работ Утченко «Политические учения Древнего Рима», где глава 1 — «Феномен

античного полиса» (с. 18-41) — содержит всю сумму развитых им взглядов.

 

----------------------- Page 46-----------------------

 

положников марксизма, Утченко впервые в советской литературе дал

системный анализ античной гражданской общины, выявил ее главные

черты, или, как он говорил, «структурообразующие элементы». Тако­

выми он считал: специфическую материальную базу — земельную соб­

ственность в ее античной противоречивой, двуединой форме; далее,

самый институт гражданства с соответственными характерными фор­

мами самоуправления гражданского коллектива (народное собрание,

по существу совпадающее с ним народное ополчение, выборные ор­

ганы власти); наконец, определенным образом ограниченные, неболь­

шие размеры территории и населения, при которых только и возмож­

но было осуществление экономического и политического полноправия

граждан, равно как и прямого, непосредственного народоправства. К

этому, полагал он, надо добавить еще особую идейно-политическую

сферу полиса, выработанные им идеи гражданства, демократии и рес­

публиканизма, которые и составляют главное наследие, оставленное

полисом позднейшим поколениям.

Важным было замечание Утченко о том, что существо полиса со­

стоит в уникальном единстве главных структурообразующих элемен­

тов, что лишь полный их набор делает ту или иную общественную

структуру настоящим полисом. В этой мысли таилось предупреждение

против слишком широкого оперирования понятием полиса за предела­

ми античного мира, против попыток в любом независимо существую­

щем городе или общине видеть полис. Что же касается исторических

судеб собственно античного полиса, то Утченко, в полном согласии с

положениями Маркса, отмечал, что главным путем образования поли­

са как городской гражданской общины был синойкизм, а важнейшей

причиной его разложения и упадка было прогрессирующее непомерное

распространение рабства и соответственно рост питаемого им частно­

го богатства, что подорвало, в конце концов, значение мелкого сво­

бодного хозяйства крестьян и ремесленников, этой основы античного

гражданского общества в лучшую пору его существования.

Еще один подход к интересующей нас проблеме был продемонстри­

рован K .M .Колобовой, исследовавшей генезис полиса. В своих рабо­

тах, посвященных раннегреческому обществу,64 Колобова подчеркнула

значение таких определявших развитие Г реции в после микенское вре­

мя факторов, как последовавшее за крушением ахейских государств

оживление общинных отношений; распространение железа и обуслов­

ленные им интенсификация производства, специализация хозяйствен­

 

64Основная монография К. М. Колобовой — «Из истории раннегреческого обще­

ства (о. Родос IX—VII . до н.э.)» (Л. 1951). К ней примыкают две важные ее

статьи: «К вопросу о минойско-микенском Родосе и проблема “переходного” пери­

ода в Эгеиде (1100-900 гг. до н.э.)» (Учен, зап. Ленингр. ун-та. N«192. Сер. ист.

наук. Вып. 21. 1956. С. 21-51) и «Войкеи на Крите» (ВДИ. 1957. №2. С. 25-46).

 

----------------------- Page 47-----------------------

 

ной деятельности и особенно развитие ремесла; рост частного богат­

ства и в этой же связи переход от примитивных форм коллектив­

ного рабства, когда рабы принадлежали родовым или большесемей­

ным общинам, к рабовладению развитого типа, частновладельческо­

му. Колобова проследила рождение города и становление классового

общества и государства у греков в архаическую эпоху, с особым вни­

манием остановившись на итоговой проблеме — формировании поли­

са.65

Признавая обычный перевод слова «полис» как «город-государ­

ство» в общем правильным, Колобова, тем не менее, подобно Утченко,

находила его недостаточно точным. Полис не был механически тожде­

ствен городу. Его значение было более высоко, а состав — более слож­

ным. Полис был средоточием всей общественной жизни страны, вклю­

чая в себя все ее гражданское население вместе с совокупной терри­

торией государства. Подчеркивая, что «термином “полис” сами греки

прежде всего обозначали объединение граждан в правящий коллек­

тив в каждом государстве»,66 Колобова вслед за ними трактует по­

лис как особого рода социально-политическое единство, характерны­

ми чертами которого были общая рабовладельческая направленность

и обусловленность, сложная структура гражданской корпорации, сла­

гавшейся из двух различных классов — крупных собственников-рабо-

владельцев и мелких свободных производителей, крестьян и ремес­

ленников, наконец, соответствующая этой сложной социальной при­

роде особенная двойная форма собственности, при которой частная

собственность отдельных граждан перекрывалась, гарантировалась и

регулировалась верховной собственностью всего гражданского коллек­

тива.

Много внимания Колобова уделила дальнейшей дифференцирован­

ной оценке и определению различных видов полиса, демократическо­

го и олигархического. Их главной отличительной чертой она считала

исторически сложившийся характер рабовладения. В олигархических

полисах ведущей формой была эксплуатация рабов в сельском хозяй­

стве, причем рабы комплектовались из местного, некогда покоренно­

го завоевателями, земледельческого населения. Напротив, в демокра­

тических полисах земледельческий труд остался привилегией свобод­

ных граждан, т. е. отстоявших в ходе социальных смут свою свободу

крестьян, тогда как рабство нашло распространение, скорее, в город­

 

65Результаты специальных исследований К. М. Колобовой по этой проблеме бы­

ли в конечном счете отражены в написанных ею совместно с Л. М. Глускиной

«Очерках истории Древней Греции» (Л., 1958), где для наших целей особенно важ ­

ны главы I II — «Греция в XI-IX . до н.э.» (с. 41-54) и IV — «Возникновение и

развитие рабовладельческих полисов в Греции» (с. 55-79).