Так что реклама – это очень агрессивное и иногда убийственное оружие против наших детей. В этой ситуации выходом может быть полный отказ от телевизора и использование только видео.
Понятно, что ребенка от всего не оградишь. И бывают ситуации, когда только молитвой Господь управляет судьбами наших чад. Бывает, мать и отец не только не могут быть с ребенком рядом, но даже не знают, что он в опасности. Именно в самых безнадежных с точки зрения логики ситуациях и надо полагаться на Бога гораздо больше, чем на собственные стратегии.
Почему подростки играют в агрессивные игры?
Я понимаю, что читателям могли надоесть цитаты. А где же секреты? – спросите вы. Но родители не играют в компьютерные игры своих детей. Секреты как раз в том, чтобы показать, что именно эти игры собой представляют.
Возьмите «Жертвоприношение», где игрок должен стать боевым магом-наемником, чтобы принять участие в «кровопролитной войне пяти богов». Чтобы понять, насколько это запредельно, мне придется привести цитаты, иначе нормальные люди могут просто не поверить, что игры для детей могут быть такими.
«Подчиняйте себе земли противника и пополняйте свои легионы новыми тварями, захватывайте души врагов и приносите их в жертву, – призывают создатели “Жертвоприношения”, – изучайте новые боевые заклинания, а если ваш бог-покровитель станет слишком навязчивым – накажите его, предложив свои услуги другому хозяину».
Думаю, лучше всего о сути этой демонической игры расскажут отзывы самих играющих:
«Испытание для самых крепких нервов».
«Для создания монстров нужны души».
«Если душу притащат на алтарь, начинается неповторимое светопреставление… Висящая в воздухе жертва истошно орет, поджариваясь гигантскими молниями, а возле нее в диком ритуальном танце крутятся SAC-доктора. Через полминуты несчастное существо исторгает жуткий вопль и взрывается, словно хлопушка, щедро поливая окрестности кровью».
Среди героев есть «fallout’образные мутанты, ведущие прицельный огонь собственными внутренностями».
«Поражает даже сам процесс активации заклинания: колдун впадает в транс, переставая откликаться на наши позывы, и начинает театрально водить конечностями, выкрикивая произвольные обрывки слов».
«Случайно пробравшийся к вам на базу враг… может устроить феерический по красоте сеанс осквернения вашего алтаря».
«Наш подопечный развивается по мере роста числа убитых врагов и, поднявшись в уровне, получает доступ к более жутким юнитам и заклинаниям».
«Мрачный ландшафт буквально насквозь пропитан кровью, повсюду светятся души павших за неизвестные нам цели существ, а над трупами уже вьются мухи».
Один из «божков» – «Бог Смерти Шарнель обожал людские страдания».
На фоне такого откровенного беснования игры, в которых предлагается выбор между скверным поступком и нормальным поведением, кажутся забавами для детского сада. Предлагается, скажем, выйти из дома и купить хлеб. Можно сделать это адекватно, а можно по дороге зарезать соседа, помочиться на знакомую девушку, ограбить магазин, расшвырять все продукты…
Немецкие медики провели исследование, показавшее, что человеческий мозг реагирует на виртуальные сцены насилия точно так же, как и на реальную жестокость.
Эти злобные игры учат расчленению игрушек. Пока…
Совсем недавно на сайте «Русская линия» опубликована статья петербургского священника Алексия Мороза «Компьютерно-игровая зависимость на сегодняшний день – самая опасная». Те родители, которые пытаются хоть как-то контролировать игры своих детей, обычно рассуждают так: «Ну чему плохому может научиться ребенок у компьютера?» На их месте я бы прочитала эту статью. Познакомилась бы с исследованиями ученых из Университета Бригэма Янга (штат Юта), которые пришли к выводу, что молодые люди, часто играющие в видеоигры, связанные с насилием, имеют, как правило, заниженную самооценку, плохие взаимоотношения с родными и сверстниками, а также склонны к употреблению наркотиков и алкоголя. Узнала бы, почему зависимость от компьютера опаснее алкогольной и даже наркотической.
Чтобы лучше понять своих детей, я бы прочитала выступление М.Н. Мироновой, заведующей кафедрой педагогики и психологии КОИПКРО (Калужского областного института повышения квалификации работников образования) на Рождественских чтениях 2006 года. Большинство родителей его наверняка не читали, хотя его можно найти в интернете. Думаю, папы и мамы многое поймут, если прочитают это:
...
«В последние годы нередкими стали случаи обращения к специалистам (психологам, врачам, психотерапевтам) по поводу злоупотребления детей играми, более того, число таких обращений приобретает характер устойчиво растущей тенденции.
Например, это игры с видом “из глаз ”компьютерного героя. Все, что происходит на экране, – все это происходит и с играющим. Поэтому очень быстро и неумолимо осуществляется идентификация с героем, полное вхождение в роль, погружение в виртуальную реальность игры. Если герой агрессивный, отрицательный, то происходит идентификация со злом. К таким играм необходимо отнести: Postal, Postal-2, Diablo, Diablo-2, Counter-Strike, Алиса и некоторые др. Особый тип игр этого класса – дум-образные игры (Doom Ultimate, Doom II, Qyake, Qvake II, III, Hexen, Unreal и др.).
По сообщению психолога И.В. Бурлакова, в дум-об-разных играх используются сценарии, активирующие архетипы бессознательного. Именно данным обстоятельством объясняется причина их особой привлекательности: все, что есть в нашем сознании, для нас имеет особый интерес.
Если что-то активировало архетип – он начинает управлять поведением человека вопреки воле и разуму. Создатели дум-игр пошли по пути эксплуатации наиболее темных и мрачных из архетипов: “агрессивного лабиринта”, “ада”, “смерти”, “чудовища”.
Игры, эксплуатирующие сценарий архетипа “чудовище”, населяют ожившие мертвецы, демоны, механические упыри, человек-танк. Одни исследователи считают, что архетип чудовища стимулирует создание такого нового человека, которого еще не было на земле. Другие – что таким образом формируются любовь к безобразному, демонизация сознания (В.А. Абраменкова, В.И. Слободчиков).
В реальной жизни уже появились эти новые люди – “киборги ”, модифицирующие свое тело, чтобы оно стало похожим на тела чудовищ из игр. Они вставляют в него металлические шайбы, пробивают “дырки” в своем черепе (то есть собственноручно производят трепанацию без каких-либо медицинских показаний), разрезают язык на две половинки, вшивают под кожу компьютерные чипы и “подвешиваются ”. И тогда они становятся похожи на туши свиней, висящих на продовольственном складе; похожи потому, что и туши, и тела киборгов “поддеваются ” с помощью металлических крюков и висят на веревках или канатах. Но для киберлюдей “состояние туши ”– высшее наслаждение. Их показали в телепередаче “Профессия – репортер ” за 13 августа 2005 года по каналу НТВ.
Ведущий сообщил интересные в нашем контексте сведения о ее героях – в детстве они играли в компьютерные игры, а сейчас многие работают в компьютерной индустрии. Все они чураются общества обычных людей; одна из героинь с детства ненавидит свое имя, другой, потерявший вкус к обычной жизни, бросил квалифицированную работу, семью, живет в квартире, заваленной хламом, и демонстрирует свое нынешнее счастливое состояние, но, как замечает ведущий, счастливый человек вряд ли сможет жить в таком доме, да и глаза у него уж очень грустные.
Архетип смерти так же часто эксплуатируется создателями игр, которые почему-то считают, что люди любого возраста, в том числе и дети, любят разглядывать чужую смерть. Мой собственный опыт знакомства с играми, эксплуатирующими архетип смерти, начался случайно. Я попросила восьмилетнего мальчика принести из дома несколько любимых компьютерных игр. Просмотр дал богатую пищу и уму, и сердцу: после него я стала радикально настроенным противником подобных игр. Первая игра предназначалась для детей от пяти до семи лет. По экрану разгуливали шикарные рыже-полосатые кошки. На заднем плане – стена какого-то заброшенного здания, зияющая пустыми оконными проемами. Нажатие кнопки – и одна из кошек летит на стену; если она попадает в оконный проем, то исчезает где-то, а если на стену – вместо нее на стене появляется жирное пятно крови. Вторая игра предназначалась подросткам старше 14 лет. Очень натурально она обыгрывала то, что на бандитском жаргоне называется “замочить”. А умудренный игровым опытом игрок объяснил, что такие игры и называются соответственно – “мочилками”. И “стрелялки”, и “мочилки” “распечатывают” архетип смерти; смерть становится явлением обыденным и заурядным; психологи назвали этот феномен танатизацией детского сознания (В.И. Слободчиков, В.В. Абраменкова).
Еще один деструктивный архетип – “ада ” —в сознании играющего активируется с помощью символов, играющих роль ключей, раскрывающих “двери ” в самые темные подземелья сознания, “выстроенные ” в те времена, когда сатанистами проводились “черные мессы ”. Такими символами являются, например, голова осла, так как она была когда-то обязательным атрибутом сатанистских действ. Другим символом, раскрывающим архетип “ада ”, является перевернутый христианский крест. Еще один символ – “падший ”ангел; например, это обнаженная женщина с крыльями за спиной, а на ее голове – рога. Все эти символы вы найдете во многих играх.
Результаты свидетельствуют о том, что воздействие компьютерных игр блокирует процесс позитивного личностного развития, делает ребенка безнравственным, черствым, жестоким и эгоистичным.
Более того, злоупотребление компьютерными играми увеличивает склонность к проявлению агрессии, снижает возможности социальной кооперации и способствует превращению играющего в механического исполнителя чужой воли.
Таким образом, под негативным воздействием компьютерных игр психологические отклонения переходят в нарушения психофизиологических функций головного мозга».
Желающие могут прочитать эту статью полностью по адресу http://www.prokimen.ru/article_2061.html
А знаете ли вы, что сейчас возник новый бизнес под жаргонным названием snuff(что-то вроде «понюхать»)? Людей похищают, чтобы затем пытать их до смерти в подпольных студиях, где на хорошей аппаратуре записывают видеофильм: пытку, агонию, смерть. В Англии, по сведениям Скотленд-Ярда, распространением видеофильмов только о пытках детей заняты около четырех тысяч продавцов. Наш отечественный интернет тоже заполнен такими преступными записями. Практически бесконтрольными являются также сайты сатанистов и сайты, где публикуются инструкции, как лучше совершить самоубийство и т. д.
Все это ловушки, на которые попадаются многие из нас, если нам позволить бродить по сети на свой страх и риск.
Нецензурщина как закон речи?
Как вы относитесь к жаргону, дорогие родители? А к мату с телеэкрана? Что-то не слышно протестов… Вам нравятся все слова, которыми обогатился наш язык в последнее время? Ну, слово-калька тинэйджер вроде как узаконилось, и мы иногда его слышим даже от родителей. Ну а такие специфические понятия, как башлять, бодипирсинг, бойфренд, гей-клуб, киллер, прикид, секс-шоп, секс-идол, секс-тренинг, татуаж, транссексуал, тусоваться, отражающие не лучшие явления нашей жизни, – вам нравятся? Мне – нет. Ущербные они какие-то. Но к ним привыкли. Потому как эра тотальной жаргонизации настала. Интеллигенция – и та жаргон полюбила.
Но самое удивительное, что все больше людей (не только школьников, но и политиков, бизнесменов, модных писателей!) изъясняются с помощью блатной лексики. Воровские песни, воровской жаргон… Бабки, базарить, бодяга, бухой, в натуре, гнать (в смысле «лгать»), закосить, замутить, наехать, рвать когти, мусор, ништяк, отморозок, хавальник — подобные словечки-уроды просто пропитали наш язык… Ну а телевидение, пресса и модная литература узаконили сквернословие.
Проанализировав только один час музыкальных клипов телеканала MTV, одного из самых популярных у подростков и молодежи от 15 до 25 лет, исследователи отметили 32 случая употребления нецензурной брани.
Как ни странно, но то, что мат вырывается из области непечатного и становится «легальной» стихией, находит поддержку у части интеллигенции. При этом как-то не учитывается, что это маргинальное явление унижает личность.
На телеканале «Знание» в передаче «В начале было слово» на тему «За пределами нормы» студенты, эксперты и ученые Санкт-Петербурга рассуждали о том, допустимо ли употреблять мат в литературных произведениях. Я не буду сейчас вдаваться в дискуссии, которых и так слишком много на эту тему. Скажу лишь о двух деталях того разговора, которые мне особенно запомнились.
Одна из студенток ПГУ воодушевленно объясняла, как понравилась ей повесть модного писателя с нецензурными словами.
– А какое у вас было чувство, когда вы впервые прочитали эти слова в книге? Вас они не смущали?
Этот вопрос эксперта, казалось, поставил девушку в тупик.
– Да, вначале смущали, – поколебавшись, призналась она. – Но потом как-то привыкла…
Студент, собирающий фольклор в Архангельской области, рассказал, с каким трудом уговорил он девяностолетних бабушек спеть матерные частушки. Они наотрез отказывались, говоря, что за это им «в аду гореть». Но под напором собирателя они в конце концов сломались – «ради науки».
Не в этом ли дело, что совесть не позволяет безвредно для души озвучить то, что всегда обозначалось характерным понятием «сквернословие»? Сам собиратель фольклора так и не смог произнести вслух ни одной цитаты из собранного им материала. Думается, мало кто даже из самых продвинутых сторонников мата как «части культуры» смог бы употребить его принародно. И мне показалось характерным, что ректор Санкт-Петербургского университета Л. А. Вербицкая (кстати, сама занимавшаяся исследованием мата) сказала, что те, кто употребляет эти слова, не уважают в себе человека, личность.
Я не могу себе представить, что учительница на уроке, заигрывая с детьми, употребила бы матерное слово. Или мама бы вдруг заговорила таким образом. Это была бы уже не мама. Был бы сломан какой-то очень важный барьер в душе, за которым «все можно». Так что слова о «легализации» сквернословия – не более чем лукавство.
Мне кажется, не так уж трудно объяснить детям, что да, есть в нашей жизни и свалка (и она тоже часть нашей жизни), но жить на ней и питаться с нее нельзя. Но почему-то мало кто из родителей это объясняет… И вот я вижу недавних выпускниц своей школы, немногим постарше меня, которые, прогуливаясь по «бродвею» нашего городка с колясками, общаются с подругами с помощью отборной брани.
Мат над колыбелью? Вообще-то это плохо укладывается в голове… Старшая сестра рассказывала мне о случае, произошедшем в глухой уральской деревне, где они с мамой брали молоко у женщины, скажем так, не отказывавшейся от выпивки. Как-то они пришли к ее дому пораньше, когда коров еще только гнали с пастбища. Корова, как на грех, заупрямилась и ни за что не хотела заходить в хлев. Хозяйка в сердцах послала ее куда Макар телят не гонял. Это услышал муж женщины. Ох и досталось же его благоверной!
– Ты что, спятила?! Молоко – дело чистое, а ты его – грязным словом?!
Трудно предположить, чтобы сельский механизатор был настолько благовоспитанным, что никогда не употреблял бранных слов. Мат в селе – дело привычное. Но в отличие от многих из нас он (как и девяностолетние архангельские бабушки) понимал, что есть сферы, где скверное слово совершенно невозможно.
...
Комментарий редактора
Интересные мысли высказал профессор, доктор технических наук, настоятель храма Рождества Христова из Волгоградской епархии Александр Половинкин. В статье «Смена языка для народа – это катастрофа. О сквернословии и не только» он пишет:
«Скверные слова содержат и передают сатанинскую энергию зла, которая вызывает болезни у человека и может убить его… Сквернословие – это один из видов особо опасной наркотической зависимости, которая, в отличие от принятия наркотического вещества, компьютерных игр и других зависимостей индивидуального действия, оказывает вредное влияние – телесное и духовное разрушение всех окружающих людей, особенно детей и молодежи, кто слышит скверные слова и заражается ими».
Почаще стоит нам задумываться и вместо снисходительности к «неизбежной» скверне называть вещи своими именами.
Языковые манипуляции
Неужели подростки настолько примитивны, что с ходу захотят стать «плохими», как только их к этому призовут? Знаю по себе, что очень захочется попробовать – хотя бы из чувства противоречия и желания повыпендриваться. Но пока внутри сидит убеждение, что это хоть и «прикольно», но все же плохо, – это рано или поздно пройдет. Ведь пусть и с вызовом, но юная особа называет вещи своими именами: например, «я – дрянная девчонка».
Намного хуже, когда плохое и хорошее поменяются в сознании местами, когда все будет поставлено с ног на голову, как в известном фильме: что счастье, что несчастье – все равно. Что плохо, что хорошо – все равно. Чтобы этого добиться, применяют такой прием, как языковая манипуляция.
...
Из реферата выпускницы
Молодежные издания стараются изобразить себя как партнеров по общению, завлекая подростковую аудиторию. Для этого используется подростковый сленг с характерной «неправильной орфографией». К. Сандалова приводит такие примеры: маза, перец, чел, мутить, запара, Раша и т. п. «Авторы, – пишет она, – берут себе псевдонимы, имитирующие детские клички, используют способ обращения от Я к Ты и демонстративно нарушают правила орфографии по принципу “как слышится, так и пишется дарова, щастье, бырро, ананимно, панятно и т. п.».
Приведу примеры из статьи преподавателя филологического факультета МГУ А. Любимовой «Языковые манипуляции в СМИ как способ разрушения традиционной системы ценностей и языковой картины мира».
Было проанализировано сто выпусков восьми молодежных журналов, выходящих наибольшим тиражом: «Seventeen», «Cool», «Cool Girl», «Ровесник», «Молоток», «Круто», «Yes!», «Oops!», – где такие ценности, как семья, верность, целомудрие и Родина, перестают быть ценностями, однако в ранг положительных явлений возводятся воровство, гомосексуализм, проституция.
Используются, например, универсально-обобщающие конструкции, где с помощью лексических единиц «любой», «всякий», «каждый», «все», «так», «большинство» подростка убеждают, что это – норма: «Все так делают. Ты принадлежишь к группе “все”. Значит, и ты должен так делать». Или: «Все так делают. То, что делают все, нормально. Делать это – нормально». Вот цитаты из газет: