В результате “платежки” из банка оказались у меня в руках и работа пошла своим чередом с равномерной загрузкой и своевременным обеспечением участков материалами для ликвидации аварий.
Обнаруженная в области сердца прищепка олицетворяла проблемы с мамой — вопросы квартирного размена, взаимоотношений с братом.
Я решила, что более эффективное подключение к этому вопросу и проблемам, связанным с ним, даст хорошие результаты. Продумала, что именно я должна для этого сделать, и прищепка исчезла. В сердечном мешочке на дне выпал осадок в виде песка.
Я решила, что этот песок хотя и тяжелый, но чистый, кварцевый. Его можно отдать на стекольный завод, расплавить там и выдуть из него журавлика — поставить его как украшение и напоминание о своем долге почаще бывать у мамы и, по мере возможности, чаще помогать ей, не оставлять без внимания.
На сердце стало легко”.
Завершающая беседа
Завершающая беседа, в которой осмысливается опыт всего пройденного пути, очень значима. “Рационализация” испытанного может и должна закрепить свершившееся в “иррациональном” пласте психики.
С завершением фазы восстановления и перенастройки только начинается решение проблем — уже в плоскости “реальной жизни”. Впереди большая работа “трезвения”, как ее называли святые отцы. Это работа по реализации освобожденных сил в достижения, превращения нового состояния в новый образ жизни.
Редко кому удается избежать повторных падений — тем не менее, важен процесс, сохранение направления движения. Важно помочь пациенту избежать ложного обольщения быстро достигнутым результатом, на который он зачастую даже и не рассчитывал. Пусть это удивление, по словам Платона, будет началом познания, а не началом погружения в прежние “тяжкие грехи” с еще большим безрассудством. Настрой на внимательное отношение к внутренним ощущениям, на хранение результата очень важен именно тогда, когда, казалось бы, все проблемы, касающиеся состояния, решены. Разговор с пациентом может вестись примерно в следующем ключе.
“Понятно, что хотелось бы, но нельзя “сделать” состояние на всю оставшуюся жизнь. Жизнь продолжается, и в ней возможны “испытательные” ситуации. Сохраняются и тенденции реагирования, свойственные Вам по природе. Разумеется, будут действовать новые наработки, и вам, скорее всего, будет даже интересно наблюдать за тем, как они реализуются. У нас будет возможность обсудить результаты.
Хочется верить, что Вы будете более чувствительны к своему состоянию, сможете оценить достигнутое равновесие, настрой и легко отличите спокойствие и неспокойствие, гармоничный контур ощущений и смещенный.
Может ли возникнуть сбой? Может. Именно потому, что жизнь продолжается. Наша работа показала, что во многих случаях расстояние между появлением сбоя в состоянии и его проработкой измерялось у Вас годами. Хочется верить, что пережитый в процессе нашей совместной работы опыт поможет Вам сокращать эту дистанцию и, в идеале, вы будете отрабатывать сбой почти в тот же момент, когда он возникает”.
“Трезвение”, “хранение ума”, как называли это древние подвижники, — естественная работа для того, кто сумел оценить благодатность “любви, радости, мира, долготерпения, благости, милосердия, веры, кротости, воздержания”, о которых упоминал еще апостол Павел в своем обращении к братьям по вере, как о плоде духа*. И работать для их достижения и хранения надо не 5 минут, не 10, но непрестанно.
На этом заканчивается экспресс-проработка состояния пациента. Равновесие восстановлено, ориентиры взяты. Что еще может быть предложено пациенту?
Поговорим о работе второго уровня. Постараемся обозначить ее горизонты.
РАБОТА ПОСЛЕ РАБОТЫ
Проблемы “базовые” и актуальные
То, с чем работает СПТ — это “заряженность” человека. Она, как мы убедились, может быть благая, ведущая к здоровью и процветанию, и злая — ведущая к болезни и упадку. Итогом работы становится восстановление оптимального рабочего контура. Равновесие достигнуто.
Однако не будем забывать о существовании “биологии” и “социологии”. О натуре и культуре. О двух конституциях, в узком зазоре между установлениями которых действует свободный дух человека. Конституциях организмической и государственной. О “генетике” и “экологии”.
СПТ помогает человеку избавиться от невротизирующих его психических зарядов, но не избавляет от собственного характера и не меняет автоматически обстоятельств его жизни, не делает его автоматически способным искусно общаться, хотя и создает все предпосылки для этого и даже задает ориентиры и сопутствует пациенту на первых шагах в этом направлении.
Проблемы характера, формирования оптимального для этого человека образа жизни следует отнести к числу более фундаментальных, которые по-прежнему необходимо решать.
Стойкость эффекта
С “объективной” точки зрения, у кого больше шансов сохранить равновесие, достигнутое на сеансе СПТ?
Эффект более стоек у невротика и менее стоек у психопата. Более стоек в среде благополучной, менее стоек в среде нарушенной. Характерологические (условно — внутренние) и экологические (условно — внешние) факторы сказываются на сохранении результата.
Характеры
Важно иметь в виду, что есть состояния естественные, “стилистически” соответствующие складу человека. Для эпилептоида злиться, для астеника бояться, для гипертимного циклоида веселиться, для истинного шизоида медитировать — так же естественно, как для собаки лаять или для травы качаться.
Астеническая натура по-прежнему склонна считать себя ответственной за все грехи мира, а эпилептоидная по-прежнему думает, что мир недостаточно упорядочен и именно на нем лежит обязанность “привести его к общему знаменателю”, циклоидная — все так же чувствительна в области межличностных отношений, а шизоидная страдает от компаний.
Установление образа жизни, который максимально соответствовал бы природе конкретного человека, является сверхзадачей. Вряд ли астенику подойдет образ жизни, связанный со свершением подвигов. “С сильным не борись, с богатым не судись” — этот принцип, возможно, ему больше подходит. А эпилептоиду нецелесообразно предлагать жизнь ягненка. Рано или поздно он превратится “в волка в овечьей шкуре”. Циклоиду предлагать быть “светлой личностью в темной комнате”, т.е. одиноким исследователем тайн мироздания, “аскетичным жрецом истинной науки” так же нелепо, как шизоиду — работу общественного трибуна.
Здесь, конечно, очень важно помочь человеку научиться конструктивно использовать дар гневаться, опасаться, чутко реагировать на состояние окружающих или, наоборот, глубоко погружаться в предмет мысли. Этим искусно занимается клиническая психотерапия, например, терапия творческим самовыражением М.Е. Бурно, гештальт-терапия, например, Стивена Шона. Речь идет о постижении на практике “мудрости жизни”, о привыкании к следованию “пути сердца”.
СПТ не отменяет значимости наработки правильных форм поведения, “кассет ответов”, по выражению М.Е. Бурно, познания себя и других, умения восстанавливать исходное хорошее состояние за счет приемов саморегуляции. Все это остается важным и не всегда простым. Однако нарабатывать “позитив” легче, когда силы (благодаря СПТ) свободны.
Это особая часть работы, с возможностями которой надо знакомить пациента.
Окружение
Нельзя недооценивать и влияния “экологического фактора”. Еще Чижевский замечал: “...Всякое явление природы находится в зависимости от влияния окружающей его среды: в жизни природы все последовательно и все сопричинно связано между собою. Мир есть сложная система зависимых переменных, а не музей отдельных явлений, не перечень неподвижных факторов”*. Человек редко является самодостаточным существом, подобным Диогену в бочке. Да и тот искал с фонарем среди бела дня Человека. Без сомнения, часть его поведения была обращена к другим людям. Даже его сидение в бочке было посланием человечеству.
Сохранять идеал философов — атараксию (невозмутимость) в повседневной жизни весьма непросто. Не зря и в последующие века те, кто желал добиться прогресса в движении к благодати, устремлялись в пустыни, укрывались в монастырях. Известны достигшие святости, сидя в дуплах деревьев. Впрочем, неизвестно, легче ли обрести внутренний покой (“рабочее состояние”, по моей терминологии) в изоляции от общения. Пациент не существует как изолированный остров, а представляет собой, как правило, члена системы, большей, чем он. И далеко не всегда он получает поддержку от окружения. Наоборот, наиболее болезненные травмы человек нередко получает именно от близких, от тех людей, с кем он эмоционально тесно связан. С другой стороны, изменение одного члена экосистемы — это стимул к изменениям всей экосистемы. Нередко сама экосистема — чаще всего речь идет о семье — оказывается инертной, более того, отбрасывающей своего члена, начавшего изменения, далеко назад. Особенно это касается ситуаций неустойчивого равновесия.
“Прости неразумную”
Приведу пример того, как трудно бывает удержать достигнутое новое состояние. Этот случай может быть также примером работы “от сновидения”.
До начала данной работы мы были уже знакомы с пациенткой около года. За это время мы встречались три или четыре раза, но каждая встреча была перегруженной содержанием. Видя глубокое страдание этой утонченно чувствующей женщины, я неизменно старался помочь ей “упростить” свое состояние. Именно в работе с ней я убедился, что не надо торопиться делать то, к чему организм не готов, хотя это кажется необходимым “по жизненным показаниям”. Пациентку преследовали мысли о самоубийстве, черным жирным корнем поселившиеся в ее правом полушарии. Я решил, что от этого ей надо успокаиваться в срочном порядке. (Голова ощущалась ею чудовищной по размерам, на уровне шеи она ощущала “углепластиковую заслонку”, а тело чувствовалось худосочным, “как раздавленный червяк”.)
Когда пациентка согласилась успокоиться от питания этих мыслей (в значительной степени по моему настоянию) и дала усохнуть корню сначала до кляксы, а затем до точки, “улетевшей в космос”, на нее обрушился шквал воспоминаний, ощущений, связанных с ее жизненными проблемами.
Раньше она игнорировала насилие мужа, грубость дочери, зная, что все равно ей не жить, и даже перестала испытывать боль от ужасных и печальных аспектов действительности, к которым всегда была очень чувствительна. А теперь почувствовала боль жизни с еще большей силой. “Черный, жирный корень в правом полушарии” хоть и был отвратительным, но отвлекал внимание от непереносимой боли в груди. Тесный контакт с “дверью” облегчал переживание событий в “комнате”. Убирать то, что сдерживало боль, до того, как она будет отработана, было столь же рискованно, как и оставлять сложившуюся ситуацию без изменений.
После большого перерыва пациентка появилась снова и рассказала, что после той встречи под наплывом образов, воспоминаний, осознаний она потеряла сон, очень похудела. Работать с годами непрорабатываемым содержанием в авральном порядке оказалось серьезным испытанием для ее сил. К счастью, она прошла этот цикл, выдержала испытание на прочность.
Я хочу привести свидетельство об одном из сновидений пациентки и работы с ним с использованием соматотерапевтического подхода уже по прохождении ею первого периода работы, в которых отрабатывались ее переживания из-за самоубийства отца, попыток самоубийства дочери и др.
Вот как описала пациентка свое сновидение:
“Я пришла на встречу с доктором в другом здании, в другой комнате. “Я оставлю Вас ненадолго”, — говорит он. Сижу у стола, как всегда смертельно уставшая, голова опускается на стол, я засыпаю...
Просыпаюсь на какой-то постели, пытаюсь пошевелиться и не могу. Я туго запеленута, как младенец, только лицо открыто. Ничего не понимаю. Вдруг какая-то невидимая сила поднимает меня и выносит прочь из комнаты. И дальше я беспомощно лечу, скорее, равномерно перемещаюсь в полутемном пространстве, где нет ничего, даже неба над головой. Что подо мной, я видеть не могу. Страха нет. С каким-то равнодушным любопытством размышляю, что же происходит со мной. И догадываюсь: меня уносят из жизни. Я так давно этого хотела. Как хорошо, что без боли, и как хорошо, что сопротивляться невозможно. Только совсем ничего не чувствовать. Ведь я так устала. Надо опять уснуть и тогда уж больше ничего не будет, кроме вечного сна. Засыпаю.
Но... вновь просыпаюсь. Еще не открыв глаза, ощущаю, что лежу на правом боку, на чем-то твердом, все так же спеленута. Открываю глаза — передо мной огромное солнце в белесой мгле светит мягким белым светом. Медленно перемещаю взгляд — вокруг солнца рассыпаны не затмеваемые им неведомые яркие звезды. Какой-то иной мир, думаю я. Значит, нет полного забвения. Насколько возможно, продолжаю осматривать все вокруг. Солнце висит над каменистой желтой стеной, далеко внизу под ней течет мутноватая небыстрая река. Наконец понимаю, что лежу на самом краю противоположной стены, а передо мной пропасть. И сзади нет опоры. Что за спиной — такой же обрыв? Покатый склон? Острые камни? Ровная долина? Мне не дано знать.
“Так вот оно что, — с тоскливым разочарованием заключаю я, — придется завершить самой”. Меня жалким обездвиженным коконом положили на этот край (или даже гребень), чтобы я сделала выбор. Качнуться вперед — упасть, разбившись о камни, на дно пропасти, в неизвестной глубины реку. Сколько боли, мучений? Страшно, но наверняка. Качнуться назад — возможно, тоже боль, тоже муки. А вдруг медленные, надолго? Еще страшнее. А если мгновенно? Это уже лучше. Или совсем спасение? Зачем? Я не хочу возврата к опостылевшей жизни.
Со страхом качнулась в неизвестное — назад. Качнулась и покатилась вниз по пологому склону, легко и без боли, как на воздушной подушке. Стягивающие меня полотна разматываются по пути, полностью освобождаюсь от них, останавливаюсь, вскакиваю на ноги... И удивительный восторг охватывает меня — я стою на лугу, покрытом нежнейшей свежей травой. Полная сил, жизни, радости, в летнем цветастом платье, я свободно бегу по этому чудесному лугу, едва касаясь земли босыми ногами, и трава ласкает мои икры. Появляются деревья, дома. Узнаю дом, где назначена встреча с доктором. Мне не терпится рассказать ему обо всем, об этом странном испытании, о моем обновлении. Может, он еще не ушел — я ведь не знаю, как долго продолжалось мое приключение. Ищу комнату, бегаю, открываю множество дверей и не нахожу. Коридоры наполняются множеством людей, среди них мои друзья. “Что с тобой, как ты прекрасно выглядишь”, — слышу от них. Отшучиваюсь: ну, еще бы, в мои-то тысячи лет. А что здесь происходит? Конференция, астрономы съехались. Я встрепенулась: “А Ш. приехал?” Да. Так вот зачем я вернулась к жизни — я увижу Его. Как давно мы не встречались. Я должна поскорее найти его. Мечусь среди людей, ищу и вижу, наконец: лицо изможденное, весь в черном, с кем-то беседует. Подхожу, радостно обращаюсь. Не отзывается, даже не шелохнулся в мою сторону. Прошу хотя бы взглянуть на меня. Не слышит, не смотрит, молчит.
Щемящей невыносимой болью сжимается сердце, дыхание сбивается, тоска, обида наполняют душу. Все ушло, оборвалось мое возрождение, я погасла в одно мгновение. До чего тяжело, хочется плакать. Не представляю, как добраться домой в таком состоянии. Попытаюсь найти доктора, он сейчас так нужен мне.
Попадаю, наконец, в назначенную комнату, никого нет. Вдруг входит: “Извините, что долго ждали меня. Пришлось одну девочку отправить в больницу”. Я обмираю: если рассказать ему, что произошло... Для врача все это просто бред. И тогда меня в больницу...
С чувством обреченности и одиночества, со сжавшимся сердцем просыпаюсь в реальность”.
Услышав рассказ об этом сновидении, я поинтересовался, кто такой Ш. Пациентка рассказала об истории их взаимоотношений, прекрасных, полных поэзии вначале и с неожиданным для нее концом. Ш. перестал с нею встречаться без объяснения причин.
— Что ощущаете в результате?
— Боль в сердце.
— Что с ним?
— Сжато.
— Сильно, слабо?
— Сильно. А когда отпускает, все равно трепыхается: боится, что его вновь сожмут.
— Кто?
— Рука.
— Мужская, женская? Еще какая-либо?
— Рука робота. Металлические холодные пальцы, очень сильные. Сердце лежит в раскрытой металлической ладони, а когда вспоминается что-то болезненное или происходят неприятности, пальцы сжимаются. И в относительно спокойное время сердце испугано, ждет боли в любой момент.
Я поинтересовался, насколько нужно сердцу пациентки находиться в руке робота, сколько оно там собирается оставаться? Может быть, чему-то научиться думает? Она ответила отрицательно.
Приведу еще одну выдержку из описания пациенткой своих переживаний во время сеанса.
“Ломать, разбивать, вытаскивать — это не для меня. Терпеть не могу грубого разрушения. Для меня приемлема трансформация. Материал меняется на все более мягкий. В итоге превращается в нечто вроде стебельков — они увядают, отпадают.
— Нет больше пальцев? Проверьте. Осталось что-нибудь?
— Пальцев нет, остался обрубок металлической руки, к нему прикреплено сердце. Обрубок тоже размягчается и обрывается.
На следующий день чувствую себя вполне здоровой, настроение прекрасное, напеваю, все удается. Еще через день появляется жажда деятельности, ничего не болит, сил полно. Устраиваю себе испытание: специально вспоминаю наиболее травмирующие ситуации из своей беспросветной жизни. Странно — нет жалости к себе, не подкатывает к горлу ком, не наворачиваются слезы, не опускаются руки, не тянет броситься из окошка. Только разумом констатирую: да, это печально, несправедливо, жестоко, а вот в этом виновата сама. Экзамен на мысли о будущем трусливо не устраиваю.
Переделала кучу дел и решила сделать своеобразный подарок дочери — устроить генеральную уборку в ее весьма запущенной комнате. Под прекрасную музыку с удовольствием навожу блестящий порядок, украшаю. Жду. Возвращается. Иду за ней в комнату, улыбаюсь: “Ну как, доченька?!” В ответ дикий вопль: “Кто тебя просил, старая сука, уродина, кретинка...” (это самые мягкие выражения). Вставляю: “А я-то хотела тебя порадовать!” — “Мне ничего от тебя не надо! Что ты у меня искала?” Буянит, швыряет об пол все, что попадает под руку, буквально кулаками выталкивает меня. Мои призывы пощадить соседей вызывают поток оскорблений в их адрес. Не утихает почти до утра. Вот оно, мое будущее. Только и остается молить Господа: прости неразумную, пощади, будь милостив. Я за все отвечу. Дай же силы, Господи!
Пока держусь спокойно, делаю вид, что ничего не произошло. Какая изумительная погода, столько красоты в природе и до чего же уродлива моя жизнь — бесконечная жизнь”.
Комментарий. Сон как будто реализует желание пациентки умереть. “Как хорошо, что сопротивляться этому невозможно!” Как будто успокоившейся благодаря осуществлению ее давнего желания пациентке удается еще раз уснуть во сне. Но выбор все равно за ней. Качнуться к развязке всего или выбрать неизвестность? Она выбрала неизвестность, дала себе еще один шанс. “Меня жалким обездвиженным коконом положили на этот край (или даже гребень), чтобы я сделала выбор”. И это очень радостно, что выбор она сделала в сторону жизни.
Сон как будто подсказывает, на каком основании она могла бы вернуться к “опостылевшей жизни”. Любовь была бы спасением. Сон наталкивает ее на новую встречу с Ш. Но он как будто умер для отношений — сон не скрывает эту горестную и обидную реальность. Здесь обозначилась старая травма, связанная с внезапным обрывом в отношениях пациентки с ее любимым человеком. Фиксированность на переживании этого события, возможно, является препятствием для формирования новых отношений с каким-либо другим мужчиной.
“Оборвалось мое возрождение, я погасла в одно мгновение... Щемящей невыносимой болью сжимается сердце, дыхание сбивается, тоска, обида наполняют душу”, — так обозначает пациентка свою эмоциональную травму. Воспринимать это как приговор? Или все же ценить радость и силу, которые ощущались в долине (на лугу), когда была в цветастом платье? И стремиться переломить ход событий?
Когда человек работает с деревом и неожиданно занозит палец, стоит ли причитать о своем несчастье? Нужно ли наблюдать, как заноза нарывает и выбаливает? Не лучше ли сразу вынуть ее и дать поврежденной коже зажить, чтобы и рубца не осталось?
“Ранение” в отношениях с самым дорогим человеком — конечно, не заноза. Однако и они — не повод для того, чтобы выбыть из жизни на длительный срок. Опыт болезненный, но не смертельный. Предмет для переосмысления — да, предмет для успокоения — конечно, но не повод для прекращения жизни.
Толкование дочерью ее инициативы в улучшившемся состоянии было совершенно неожиданным для пациентки: “Что ты искала?!” И тем более болезненным было восприятие этого. Такие эпизоды и позже повторялись. Черствость, равнодушие так и остались для пациентки одними из самых трудно переносимых явлений жизни. И она образовывала “защитные капсулы” и переживала боль еще неоднократно. Но она уже знала, что можно восстанавливаться, и смысл не в том, чтобы только страдать.
Резкость перемен по-своему опасна
В рассмотренном нами случае действие “экологического фактора” было крайне неблагоприятным. Возможно, в поведении дочери не было злой воли по отношению к матери, а лишь выражение ее собственных проблем, но именно дочь постаралась сделать плохо матери (думая, видимо, что самой ей от этого будет хорошо).
Резкость перемен по-своему опасна. Вредно пребывание в неврозе, выход из него тоже таит опасности. Члены “больной” семьи нередко бывают шокированы переменами в ком-то одном и, не в силах пережить, ассимилировать их, заставляют изменившегося сделать не один, а два шага назад. Учитывая это, важно обговаривать изменения в семье, а в идеале работать параллельно с членами семьи.
Свойственный человеку консерватизм зачастую заставляет его предпочитать старое, пусть и плохое, но не принимать нового. Эксперименты связаны с риском. Это показала вся эволюция планеты. Мутации чаще опасны, дезадаптивны, и только по счастливой случайности бывают удачными, дают выигрыш.
Я не встречал случая, когда амортизация перемен в состоянии одного из членов экосистемы, а, следовательно, и всей системы в целом, была бы излишней. Это касается проработки самых разных состояний. Важно, чтобы близкие “не отставали” от “протагониста” терапии в своих изменениях. При решении проблем, например, связанных с употреблением психоактивных веществ, родственники своими страхами за “непосредственного пациента” часто создают массу дополнительных проблем, чего можно избежать, своевременно работая с ними.
Пусть сначала он (она)...
В ряде случаев человек “бастует”, воздерживается от оценки того, что в себе носит, пока “другая сторона” не начнет что-либо менять. Так бывает в парах: взрослеющий ребенок — родитель, муж — жена. “Я ничего менять не буду, пока он (она) что-нибудь ни изменит”. Подпитывать определенное состояние является способом подтолкнуть партнера по общению к изменениям. “Выколю себе глаз — пусть будет у тещи зять косой”. Тогда, следуя экологическому (семейному, системному) подходу, нужно начать работу с другим членом “экосистемы”, и когда он нормализуется, другой последует его примеру.
Возобновлять усилия
Сохранение нового состояния является актуальным на протяжении всего периода становления “новой жизни”. Иногда необходимо возобновить усилия в случае кратковременных отступлений от избранного на основе опыта, в том числе болезненного, пути. И дело не в том, чтобы надеяться на то, что “теперь все проблемы решены навсегда”. Они решены на сегодня, и это уже хорошо. “Сегодня я радуюсь”, и это дает мне шанс прожить так же и завтра. Но встречаться с жизнью придется каждый день, и она будет искушать, испытывать, соблазнять, и никто не застрахован от повторного падения. Важно знать, как поступить в случае срыва.
САМОРЕГУЛЯЦИЯ
Разумные пациенты
После завершения активной “очистительно-восстановительной работы” у многих пациентов естественно возникает вопрос о стабилизации состояния. Почувствовав блаженство чистоты, приятности тепла в руках и ногах, легкости в теле и наполненности его светом, они задаются вопросом, как сохранить достигнутое. И это действительно важно.
Работа вступает во вторую фазу — учебную. Становится актуальной Школа для пациентов — по сохранению и преумножению достигнутого состояния. Главная задача Школы — передать основные понятия и вдохновляющие принципы работы по сохранению себя и дать точные указания по технике.
В целостной системе помощи важно предусмотреть еще и третье звено —Клубы пациентов, прошедших курс лечения и прошедших Школу. Основная задача этих сообществ — поддержание в их членах нацеленности на здоровый образ жизни, непосредственная реализация нового стиля поведения в клубных встречах и т.д.
Почувствовав себя более или менее здоровыми, люди погружаются в повседневную жизнь. Единственное, на что можно рассчитывать, это применение ими навыков саморегуляции “по мере необходимости” в гуще самой жизни. Обучение навыкам такого рода было пока “штучным”.
Методика саморегуляции
Из наиболее распространенных видов саморегуляции прежде всего вспоминаются классический аутотренинг Иоганна Шульца, последовательная мышечная релаксация Джейкобсона, дыхательно-медитативный тренинг. Из отечественных методик известны “лечебные настрои” Сытина. Их общей задачей является выравнивание состояния человека, снятие напряжений, создание позитивного настроя. Их особенность состоит в том, что организму немотивированно предлагается “сделаться хорошим”, так же как в классической формуле самовнушения Эмиля Куэ: “С каждым днем мое самочувствие во всех отношениях становится лучше и лучше”.
Однако естественные процессы расслабления, вроде тех, что бывают при нормальном засыпании, при смехе и ряде других случаев: выдох удлиняется, ноги тяжелеют и т.д. — не всегда идут гладко. Иногда некий локус психики держит на себе напряжение, несмотря на “уговоры”. Заход от “второй сигнальной системы” в успокоении не всегда срабатывает.
Именно в таких состояниях (которые, собственно, и являются показаниями к СПТ) особенно важными могут оказаться приемы саморегуляции на основе принципов СПТ. Этот подход выгодно отличается от других способов профилактики и самоизлечения. СПТ не боится отыскивать причину расстройства, причем делает это действенно, быстро, по “массе” переживания, и столь же быстро решает судьбу того, что находится в “иррациональном” слое психики. Отдельный разговор будет о создании позитивного самонастроя.
Локус переживания: объемное в объемном
Кратко повторим основные позиции, на которых стоит СПТ, в том числе СПТ-саморегуляция.
Каждому человеку дано ощущать себя. При определенном направлении задавания вопросов самому себе человек может “опредметить” ощущения, связанные с конкретным переживанием, в характеристиках веса, объема, консистенции, температуры и т.д. И это может быть скорейшим путем к оценке человеком того, что он в себе “носит”.
Чтобы реализовать самоосознание в образной, пластической форме, человеку совершенно не обязательно находиться в каком-то особом состоянии сознания или принимать какие-то вещества. Лишь слегка простимулированный вопросами, человек способен описать то, что стоит за его поступками, а также структуры своего сознания, побуждающие его думать, чувствовать, делать так, а не иначе. И это будет описанием того, что есть на самом деле. Вопросы же он может задать себе сам.
Мы уже говорили о том, что происхождение расстраивающих структур бывает травматическим и эволюционным. Их облик несколько различается (копья предательства в спине, шары обиды в груди). Однако в любом случае судьба их должна быть решена. И от решения их судьбы зависит судьба самого человека.
Традиционный аутотренинг предлагает телу вдруг расправляться, несмотря на то, что у него может быть мотив, например, оставаться “скукоженным”. Образно говоря, у человека в животе торчит кинжал, а ему предлагают “не сутулиться”. Именно неспецифичность работы аутотренинга вызывает много нареканий у специалистов и насмешек у неспециалистов. Убеждение “Я — Солнце!” действительно звучит нелепо, особенно в тот момент, когда по ощущениям “Я — Черная дыра”.
Насколько неохотно организм расслабляется “немотивированно”, настолько же редко это расслабление носит окончательный характер. Мы уже говорили, что при “рассасывании” соматоструктуры на ее месте может остаться “точка”, и эта точка подобна остатку инфекции: при первом же удобном случае она постарается расплодиться вновь.
Признаки здоровья
Шесть “упражнений” аутотренинга есть не что иное, как признаки здоровья. “Мое тело приятно тяжелое, мое тело приятно теплое (в процессе расслабления), мое тело приятно легкое (в процессе реализованного расслабления), мое дыхание спокойное, ровное, мое сердце бьется спокойно и ровно, солнечное сплетение излучает тепло, мой лоб слегка прохладен” — все это прекрасные критерии, по которым можно оценивать, нормально состояние или нет.
Если есть в ощущениях нечто, отклоняющееся от этого “идеала”, вполне разумно задаться вопросами о том, что расстраивает “контур ощущений”. И в частности, где то, что расстраивает, в виде чего. Большое-маленькое? Тяжелое-легкое? Образ чего имеет?
Осознавание происходит в предметной форме, так же как предметно осознается само тело. Ведь оно есть объем, как мы уже говорили. Тепло-тяжесть — это его наполнение. И вопрос о том, что нарушает гармоничное распределение наполнения объема тела, совершенно естественен.
Как правило, образ того, что именно в составе тела собрало на себе ощущения, вырисовывается без труда. Это могут быть последствия травмированности: обидными словами и интонациями, например, насыпали битого стекла в душу, или заряды “собственного производства”. Во всяком случае, появляется возможность решить, как быть с этим дальше. Служит ли это чему-то хорошему или, напротив, только ухудшает ситуацию? Все вопросы, касающиеся как диагностики состояния, так и его оценки, мы разбирали выше. Самодиагностика и самооценка ничем, в принципе, не отличаются. Есть даже преимущество — внутренний психотерапевт всегда доступен. Стоя в набитом пассажирами общественном транспорте, можно решить проблемы практически вселенского масштаба. Можно задать себе любой тон и темп решения проблемы.
Можно подумать и над тем, какой класс ситуаций порождает подобное реагирование, заставляет так переживать? Есть ли ресурс для реагирования на них? Почему он не сработал? Может быть, нужно найти новый вариант реагирования из другого исходного состояния? В общем, получается аутотренинг “с размышлением”. Не просто: “Выгнись!”, а прежде: “Ты согнулся. Тому есть причина? Где то, что заставляет тебя сгибаться?”
Заболевание горла
Пациент средних лет, человек честный, работает со своенравной компаньонкой, готовой на все ради удовлетворения собственных амбиций. Однажды она спровоцировала разрушительную для дела ситуацию, а пациент был вынужден сдерживать гнев, понимая, что открытая конфронтация пользы не принесет. Через несколько дней на фоне вполне реальной простуды и связанного с этим недомогания он почувствовал, что горло начинает болеть так сильно, как никогда не болело даже при самом жестоком фарингите.
Закрыв глаза, он ощутил, что гортань стиснута черной металлической скобой, которая не дает выхода белому образованию вроде головки чеснока (вероятно, пациент готовился произнести довольно резкие слова).
Приведу отрывок из его разговора с самим собой.
— Будешь все-таки высказывать?
— Нет. Я делаю ставку на спокойный тон, на деловые отношения. Эмоции ни к чему хорошему не приведут.
— Это значит, что дашь своим силам вернуться в оборот?
— Совершенно верно! Вниз уходят.
— “Проглотил обиду”?
— Я знаю такое выражение. Но в данном случае, наоборот, я не дал обиде проглотить меня. Я просто успокоился, зная, что другой путь решения проблем будет явно эффективнее.
— Что со скобой?
— А она рассасывается. Наконец-то горло расслабилось.
Наутро пациент обнаружил, что полностью выздоровел. Боль в горле не возвращалась. Обо всем этом он с радостью поведал при встрече.
ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ
Рассмотрим особый срез использования возможностей СПТ-метода — в качестве самонастройки в педагогических ситуациях. Это послужит также иллюстрацией ауто-СПТ.
Данная область применения СПТ возникла в ответ на запрос многих людей, которым было необходимо усваивать новые знания, изменять свои позиции, внутренние устои. Позволю себе рассказать о собственном опыте.
Лоб разрывается
В популярных психологических изданиях часто упоминается, что человек использует свои возможности только на 5—7%. Что это может означать на практике?
В 1992 году у меня появилась возможность поехать в Италию для освоения новой психотерапевтической методики. Условием поездки было знание итальянского языка, а отъезд намечался через 3 месяца.
Я принялся добросовестно изучать итальянский. Недели через две голова “распухла”, щеки стали гореть, ноги холодеть, и я стал беспокоиться, что не успею. Стал думать, можно ли что-то с этим сделать. И тут мой коллега невначай произнес: “Неправильно мы изучаем язык: мы изучаем его головой, а надо бы сердцем”.
“Интересно, где у меня русский язык — в голове или еще где-либо?” — подумал я по дороге домой. Позже я задавал этот вопрос многим. Где у Вас родной язык, уважаемый читатель? Вы боитесь, что Ваш ответ прозвучит неприлично? Он у Вас ничего общего не имеет с головой? Не смущайтесь! Точно так же оказалось и меня, и у десятков других людей. Он — в животе. Конечно, могут быть вариации.
“Не язык — функция поэта, а поэт —
функция языка”
У переводчиков-синхронистов высокого класса язык в щеках или даже на кончиках губ. Выдающиеся филологи отвечают вообще странно: не язык во мне, а я в нем. Он больше по размеру, чем сам человек. Недаром Иосиф Бродский заметил: “Не язык — функция поэта, но поэт — функция языка”. Во всяком случае, мой русский язык оказался в животе — красный, выходящий за пределы физического тела, диаметром сантиметров 50—70.
Массу — в живот
“А не найдется ли там место для итальянского языка?” — подумал я. Оказалось, что места там найдется по крайней мере еще для 20 языков. С тех пор я успел выучить еще английский. Предполагаю оживить немецкий, который изучал в школе и в институте.
С согласия “живота” я дал “итальянскому языку” (белой массе) изо лба перетечь на новое место жительства. Лоб стал прохладным, каким ему и положено быть согласно наблюдениям Иоганна Шульца. Живот приятно пополнился.
Я сообщил своим коллегам: есть возможность настроиться. Но в этом эксперименте мы оказались в разных группах: я в “основной”, они — в “контрольной”. Я прошу прощения у своих коллег по изучению языка, что они фигурируют в рассказе в качестве представителей “контрольной группы”, являясь на самом деле уникальными личностями, ни в коей мере не сводимыми к одному измерению, связанному с их успехами или неуспехами в изучении итальянского языка. (Я решаюсь рассказать о своем успешном опыте лишь потому, что он представляется мне показательным.)
Когда мы приехали в Италию, разность наших состояний стала проявляться со всей очевидностью. У одного из коллег стала разламываться от боли голова, у другой — случился гипертонический криз. Им было трудно понимать и говорить. По контрасту, мое самочувствие было прекрасным. Учитывая то, что с тех самых пор, как я поселил язык в животе, он у меня ничего общего с головой не имел, она оставалась совершенно свободной и могла предаваться наблюдениям и впитывать новые впечатления. Удивительно было то, что ... живот мой шевелился. (С тех пор призыв “слушай ухом, а не брюхом” я не считаю абсолютно правильным). Так продолжалось три дня. На четвертый он успокоился, к этому времени я стал понимать итальянскую речь дословно. Правда, бывали моменты, когда он опять оживал: однажды на профессиональную встречу приехал мэр города. Лексика, манера речи были у него особые, и это заставляло живот быстро приспосабливаться к новизне.
“Высиживание яиц”
Однако вернемся к процессу трансформаций языка во мне и меня в нем. С того дня, когда я переместил “язык” изо лба в живот, все изменилось. Если до этого надо было “вдалбливать” в и без того каменную голову слова и выражения, то теперь возник противоположный процесс: живот, как область отрицательного давления, стал “всасывать” все, что касалось языка. А происходило это в конкретной образной форме. Каким бы смешным и даже сюрреалистичным ни показалось то, что я испытал, все же рискну рассказать.
Белая “инициальная” масса отложилась в животе... куриными яйцами, и я стал их “высиживать”. Впрочем “высиживание” скорее напоминало выстаивание. Дело в том, что изучать язык я мог только время езды на работу. 20 минут на электричке утром и 20 минут — вечером. Итого 40 минут в день, 5 раз в неделю.
Настал день, и первое яйцо выпустило на свет цыпленка (петушка), затем и второе... Это совпало со временем, когда по одной—двум темам я уже начал говорить. Цыплята оказались прожорливыми и требовали пищи. Пищей их (зернами) являлись слова. Они были готовы поглощать их в огромном количестве. Я едва успевал их “кормить”.
Петушка зарезали
Были и драматические моменты в развитии одного из галльских (петушиных) наречий. Когда петух-первенец был уже довольно большим, я неосторожно похвастался преподавательнице английского языка, что занимаюсь активно. Она искусно повела речь в пользу английского и ... зарезала моего петушка. Чувствую, что мой интерес к итальянскому как будто умер. “Что с петушком?” — всполошился я. Закрываю глаза — в него всажен кинжал. Скорее “лечить” — удалять кинжал, заживлять рану. Не хвались!
Предварительная расчистка
В психологической подготовке к восприятию языка существует предварительный этап — расчистка и освобождение внутреннего пространства от всего негативного, что могло возникнуть у обучающегося за предыдущий период его жизни.
В школе и институте я изучал немецкий. Что же осталось от этого периода? Язык (орган говорения) — на стальном крючке. Дело в том, что когда я учился в пятом классе, директор школы предупредила: у нашей преподавательницы было лучшее в произношение на курсе. Парадоксальным образом, это не вдохновило, а наоборот, сковало. Быть может, дело было вовсе не в учительнице, а в том, что я был слишком ответственным и скромным мальчиком. Плохо говорить при ней я не решался, а хорошо она нас не учила. Я исправно получал “пятерки”, в последующем читал на немецком Фрейда, но говорить практически не мог. Крюк, “поймавший” мой язык, действовал и спустя годы. Мои попытки говорить по-итальянски поначалу не имели успеха. Естественно, заметив это, я предпочел снять свой язык с крючка.
Были также “заслонки” в горле и ряд других образований. “Пораженностей” в процессе изучения любого предмета может быть много. Важно все их отработать.
Основной вопрос для выявления подобных образований таков: “Есть что-то, что мешает тебе изучать иностранный язык? Где оно? В виде чего?” Затем появляется возможность решать его судьбу: питать или хватит? Если хватит, то можно успокаиваться и наблюдать перераспределение ощущений, сопровождающееся наполнением рук, ног теплом, освобождением головы, груди, живота и очищением места бывшего негативного образования.
Два ряда образов
Воспользуюсь описанием данного “педагогического приложения” СПТ для демонстрации параллелизма некоторых явлений. Речь идет о соотнесении двух образных рядов. Образный ряд номер один мы начали обозначать. Он связан с внутрителесными ощущениями.
Образный ряд номер два связан с “внешними образами”. Первый вопрос из этой серии был следующим: “Каким я себя вижу среди итальянцев?” Я увидел себя одиноким, маленьким, ссутулившимся, затемненным среди светлых, больших, веселых итальянцев, живо общавшихся; я в отдалении от них, держащихся группами вокруг меня.
Этому соответствовало ощущение темного кома страха в животе. Я задался вопросом: “Помощник мне этот ком?” — и почувствовал, что нет. Я начал успокаиваться, наблюдать рассасывание кома и пополнение организма освобождающимися силами. По завершении этой фазы естественно было выверить, что осталось на месте бывшего кома и нужна ли там эта точка? Когда и “точка” улетела, все “расправилось”, возникла возможность вновь обратиться к образу себя в ситуации общения.
Возникла совершенно другая картинка, которая мне гораздо больше нравилась: на ней мы были повернуты в одном направлении. (Еще Экзюпери заметил, что любовь (дружба, я думаю, тоже), это не когда смотрят друг на друга, а когда смотрят в одном направлении). Это показалось мне даже занятным — как на демонстрации. Я светлый и большой — равный среди равных. Картинка близкая, насыщенная красками.
По мере приближения поездки в Италию картина уже самопроизвольно поменялась. Вот главные этапы ее “эволюции” (с промежутками примерно в две недели). Если первый образ отличался некоторой “официальностью” (как на демонстрации), то второй относился уже не к общественной, а к частной жизни. Я увидел себя сидящего за столом с тремя итальянцами, мирно беседующим на частные темы. Завершающий образ (перед самой поездкой) вначале озадачил меня. Я увидел себя... спящим в Италии. Позже я истолковал этот образ так: я уже настолько спокоен, что чувствую себя в Италии как дома (где еще можно позволить себе заснуть так спокойно!). Это означало возможность дать языку функционировать самому, когда сознание “спит”.
“На сегодняшний день можно предположить, что жизненная сила, проявляющаяся в создании и индивидуальном развитии живого существа, порождает бессознательный процесс смены картин, чем-то похожий на фугу. Люди с естественной интроспективной способностью могут без особых трудностей воспринимать по крайней мере фрагменты этого автономного, непроизвольного ряда образов, большей частью в форме фантастических визуальных впечатлений, впадая часто, правда, в ошибочное мнение, что они сами создали эти образы, в то время как в действительности те им явились”*. Это высказывание Юнга из “Соображений о психотерапии” я прочел гораздо позже не только момента непосредственного переживания этой смены, но и ее описания. Мне кажется красивым сравнение процесса смены картин с фугой. Правда, иллюзии, что я сам создал эти картины, у меня не было с самого начала — они именно являлись.
Готов!
Первый образный ряд, связанный с внутрилетесными ощущениями, тоже эволюционировал. Я уже говорил, что через определенное время из яиц вылупились два птенца. Петух и курочка оказались прожорливыми, и я кормил их зернами — словами. Они активно набирали вес (приходилось откармливать их в максимально возможном темпе). Когда процесс был в самом разгаре, приехали итальянцы. Мне захотелось продемонстрировать им свои успехи в изучении языка. Это удалось. Но что случилось с “петушком”? Он оказался зажаренным. Я увидел его общипанного, лежащего кверху лапами на блюде. “Нужна ли такая (мертвая) готовность?” Нет, конечно! Пришлось срочно реанимировать запекшегося от жара напряжения петушка. И снова уроки по пути на работу, уроки по пути с работы.
Оплавленный кристалл
Через четыре года после начала изучения языка (к тому времени я давно не занимался им активно, использовал только периодически) я вновь задался вопросом, где он у меня и в виде чего. В тот момент, готовясь к очередной встрече итальянских коллег, я решил возобновить контакт с преподавателем.
L’italiano оказался в груди в виде кристалла (вроде горного хрусталя), но “дикий”: оплавленный, неупорядоченный... как Альпы. Работа с преподавателем предоставляла возможность “огранить кристалл”, “придать языку блеск”, чтобы он заиграл всеми своими гранями.
При встречах с коллегами мне приходилось перемещать его поближе к губам, при долгих паузах в общении — отдалять от них. Помещение языка в губы дает такой эффект синхронного перевода, что ты заканчиваешь перевод фразы чуть раньше, чем говорящий успел ее завершить.
Сейчас он находится в верхней части груди, похожий на прекрасную диадему. Посмотреть на него очень приятно. А пользоваться — вдвойне!
Голова — лишь перевалочный пункт
Эту методику, названную позднее методикой обращения с “инициальным накоплением знания ”, я многократно применял ситуациях помощи учащимся. Двоечники превращались в пятерочников самым естественным образом: во-первых, они избавлялись от травм, полученных на разных этапах обучения, во-вторых, находили оптимальное место для каждого предмета, освобождая голову — не более чем перевалочный пункт в восприятии знания.
Если же знания оставлялись в голове, то подвергалась перестройке система хранения знания. Вместо того чтобы сваливать без разбора все в “одну кучу”, происходит аккуратное заполнение ячеек (“соток”) нектаром знаний с помощью специальной кружечки. Вычищается внутреннее пространство, что открывает возможность последующих упорядоченных шагов по пути познания.
Охранительное поведение, которое развивается у осваивающих предмет головой (оно заключается в том, что учащиеся норовят любым способом увильнуть от учебы) и которое так не нравится зачастую даже самим носителям головы, сменяется естественным состоянием нормальной усвояемости предмета, и это бывает насколько приятно, настолько же и удивительно самому ученику.
Решаясь на подобную трансформацию своего контура, человек должен быть готов к тому, что живот его, например, может начать шевелиться. Но это не самое страшное, что может приключиться с человеком.
По ходу учебы может оказаться, что голова опять норовит все в себе держать — тогда надо дать слиться (например, через воронку) белой массе знания в ее новое место обитания. Кстати, не объясняются ли феномены “кратковременной” и “долговременной” памяти отчасти этим различием в месте хранения информации?
В ряде случаев может требоваться периодическая “подчистка” места обитания языка или другого предмета изучения от черных отслоений. Это эквиваленты отработанных ошибок, они подобны продуктам жизнедеятельности, подлежащим элиминации, то есть удалению.
Итог
Подведем итог. Мы познакомились с вариантом экспресс-работы, способной эффективно прорабатывать заряды сознания. Главной ее “изюминкой” является утилизация способности человека к осознанию содержимого своей психики в части, касающейся телесных переживаний, в пластической, образной форме. Безотказность техники обусловлена опорой на реальные ощущения пациента. Манера, в которой участвует специалист, — ассистентская, недирективная. Основным инструментом изменений являются вопросы.
Коротко повторим характеристики находимых образований. Они телесно-ориентированы, “арендуют” конкретную зону “психосемантического пространства” (выражение Бондаренко А.Ф., Киев), в сознании индивида предстают как объемные образования, обладающие и другими, кроме объемности, квазиматериальными характеристиками, такими как вес, цвет, консистенция, форма, размер, вписываются в психо-энергетическое поле, как правило, нарушая его строй, порождая двойное страдание — от “избытка” в одних частях и от “недостатка” в других. Кроме того, наблюдается формирование организмом защитных образований: “повязок”, “шлемов” и т.п. — так называемых “вторичных образований”, призванных предотвратить “перераздувание” одних частей тела и катастрофическое обеднение других, фиксируя на себе больший или меньший процент “субстанции ТТ”, своей совокупностью формируют “энергийную”, “энергийно-семантическую” структуру тела, которая дополняет генетически определенную телесную структуру.
Человек способен оценить роль соматоструктуры в своей жизни и затем успокоиться от ее ношения и питания, если признал негативной. Результатом становится освобождение внимания, жизненных сил, распределение ощущений тепла-тяжести по телу, “возврат их в оборот”. “Сухой остаток” переживания отрабатывается дополнительно, результатом чего становится полное “очищение” сознания от этого направления траты сил. В завершение работы отрабатываются “вторичные образования”, выполнявшие защитные функции, которые теперь они могут сложить с себя. “Учебные” и “противорецидивные” мероприятия пронизывают всю работу, но два особенно благоприятных момента наблюдаются на пике страдания (конец диагностической фазы) и на вершине “удовольствия” (конец фазы терапевтической).
Кроме того, важно помнить, что комплекс помощи пациенту может включать в себя связывание переживания оптимального состояния с восприятием лиц, обстоятельств, в которых это состояние необходимо, проработку его отношений со значимыми другими в его жизни, включение в группу само- и взаимопомощи для дальнейшего изменения состояния и претворения нового состояния в новый образ жизни.
ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ
Должен признаться, что на этапе “опьянения” поразительной возможностью “работать с ощущениями” были предприняты попытки вмешательства в самые разные состояния. Во многих случаях ставка на возможности “двигать энергии” оправдала себя. Судя по всему, ассистировать организму можно при переживании им самых разных трудностей. Искусство “двигать энергии”, выверять уместность их трат на это и в таком количестве может пригодиться даже при переломе костей.
Для энергии, для “органического сознания” не имеет значения, что подает сигналы: мозг ли, обеспокоенный проблемой неустроенности ребенка, или кончик пальца на ноге, прищемленный дверью, — оно, это сознание, собирается вокруг, при очаге поражения или квазипоражения.
“Все равны, начиная с червей” — даосский тезис. Справедлив он именно в сознании этого типа. ТТ — “простодушна”.
Перелом руки
В шестилетнем возрасте, сорвавшись с окна строящегося дома и сломав плечевую кость, я испытал ощущение небывалой тяжести сломанной руки с одновременным чувством общей “невесомости”. Мне пришлось буквально тащить руку волоком по земле, пока я добрался до дверей школы, где моя мама работала учительницей. Для меня это было удивительным. Впоследствии мне приходилось обнаруживать подобные явления в работе с пациентами. Например, у подростка с переломом предплечья наблюдалась явная асимметрия ощущений рук. Уже загипсованная рука продолжала ощущаться переполненной. “Именно столько тяжести требуется для срастания костей?” — “Нет”. — “Позволишь избытку вернуться на место?” — “Да”. Мальчик наблюдал перетекание “ощущений” справа налево, затем открыл глаза. Дни до полного выздоровления прошли для него с большим комфортом ощущений, и он утверждал, что гипс ему сняли на несколько дней раньше, чем обычно, но это не проверено.
Звезда во лбу горит
В другом случае молодой человек получил удар в лоб на тренировке по каратэ. Симптомами, с которыми он обратился, были головная боль, общая слабость, потливость, расфокусированность внимания. Он работал водителем, и поэтому вынужден был взять “больничный”. Ощущения — “во лбу звезда горит”. Утилизовать полученную энергию организм явно затруднялся — она оставалась инородной.
— Чему-то она тебя учит?
— Да, и урок я уже извлек.
— Предполагаешь носить ее там еще неделю, месяц, год?
— Предпочел бы избавиться сейчас.
— Избавляйся.
— Избавился.
— Лучше без нее?
— Да.
— Что в руках и ногах?
— Тепло.
Дня через два “боец” вернулся к своей работе. Неприятные симптомы не возвращались.
Неотвязный кашель
Парень восемнадцати лет жалуется на неотвязный кашель в течение года после перенесенного бронхита.
— Что заставляет кашлять?
— Стержень как будто из пластилина посредине за грудиной, толщиной 3 см, длиной 8 см.
— Как с ним поступишь?
— Удалять буду.
— Действуй.
— Готово.
— Лучше без стержня?
— Да.
Кашель исчез.
Сотрясение мозга
Девятилетний мальчик, играя на перемене в школе, затылком ударился об пол. Урок пересидел с трудом, забыл, как пишутся буквы, зрение расфокусированное. В конце концов, разразилась рвота. Учительница позвонила домой родителям: мальчик отравился. Бледного и покачивающегося, его отвели домой, где и состоялась следующая беседа.
— Что ощущаешь? Прикрой глаза. Голова большая — маленькая?
— Маленькая.
— Меньше, чем обычно?
— Да.
— Она целая? Нигде нет трещин, вмятин, повреждений? В ощущении, я имею в виду.
— Целая.
— А на месте? (Этот вопрос я задал не случайно. Не раз приходилось обнаруживать, что люди, перенесшие сотрясение мозга, ощущают, что голова у них не на месте.)
— Нет, — мальчик рукой показывает, где у него голова — у правого плеча.
— Будешь ставить на место?
— Да, — и вскоре делает характерный выдох облегчения.
— Так лучше? — обычный выверяющий вопрос.
— Да, — с радостью отвечает пострадавший.
— А она не перевернутая?
— Перевернутая, — подтверждает маленький пациент опасения доктора.
Удивляться “проницательности” доктора не приходится: “переворот головы” — это типичное явление. Иногда обнаруживается, что голова так и осталась “перевернутой” даже через 30 лет после травмы. Мальчик прослеживает процесс возвращения головы в нормальное положение. Глаза его начинают блестеть, самочувствие нормализуется.
Вечером состояние было выверено еще раз. Голова была на месте, общее самочувствие неплохое. Только во лбу — “пауки”. Мальчик убрал их оттуда.
Неврит лицевого нерва
Мужчину 30 лет с параличом правой стороны лица направил ко мне невропатолог. Диагноз: неврит лицевого нерва. 10-й день от начала заболевания, сдвига в положительную сторону нет. Глаз не закрывается, щека опущена, бездвижна и правая ноздря.
По ощущениям пациента, правая, онемевшая щека холоднее левой, здоровой. Он считает, что для поправки нужно подпитать ее теплом. Его источником может стать левая щека, но не только. Мы понажимали точки на спине, на груди. Температурное ощущение в щеках сравнялось. Это произошло как бы благодаря световому лучу, напитавшему собой щеку.
Мануальная терапия касалась верхне-грудного и шейного отделов позвоночника, где были функциональные блоки. (Работа у пациента сидячая, связанная со смотрением в микроскоп). Благодаря разблокированию произошло энергетическое пополнение “верха”. Кое-что досталось и щеке.
Была произведена аурикулотерапия: поставлены зернышки пшена на красные точки в области мочки. После нажатия на них ухо стало малиновым. Рекомендовано при “остывании” уха поддерживать в нем ощущение тепла путем надавливания на приклеенные тонким прозрачным пластырем зернышки.
На второй день пациент пришел уже с закрывающимся глазом и ощущением большей живости в щеке. На этот раз пациент ощущал, будто щека стянута, покрыта тонкой резиновой пленкой. Весь сеанс состоял в удалении этой пленки, уже “не нужной”, по ощущению В. Это он проделал за три минуты.
На третий деть в щеке появилось ощущение возвышения, напоминающего вулканчик. Вдруг “вулканчик” начал “действовать”.
— Что выходит из вулкана?
— Какая-то темная жидкость, грязь.
— Хорошая вещь?
— Нет.
— Стекает?
— Да.
— Куда?
— К уху.
— Какова ее дальнейшая судьба?
— Не знаю.
— При каких обстоятельствах ее набрал, догадываешься?
— Да, это ситуация на работе.
— Где место этой грязи? В твоем организме или где-то вовне?
— Вовне.
— Где же? В земле, в огне, в воде, где-либо еще?
— В земле.
В. находит такое место в земле и наблюдает процесс очищения организма от грязи.
— Сколько ее выходит: наперсток, полстакана, литр?
— Больше половины ведра.
Минут через пять пациент ощутил щеку совершенно очищенной от грязи. Там, где был вулкан, образовалось чистое поле.
Через четыре дня пациент пришел с живой улыбкой, с ямочками на обеих щеках. Рассказал, что выписался на работу. Причем лечащий невропатолог с недоумением сказал: “Что-то у тебя быстро! У других иногда вообще не проходит”.
Комментарий. Лицо данного пациента ожило, хотя перед этим прогресса не было. Хотя подход к решению этой проблемы был комплексным: элементы точечного массажа сочетались с мануальной терапией и собственно психотерапией, — пациент связал появление положительного эффекта именно с эпизодом очистки щеки от “грязи”, набранной на работе.
Можно было бы привести десятки подобных случаев, однако хочется подчеркнуть, что они являются плодом боковой ветви работы. Основными показаниями остаются пограничные психические состояния.
Алкоголизм, наркомания
СПТ может оказать существенную помощь меняющим образ жизни при алкоголизме и наркомании. В данном случае не происходит ассистирование в ломке — организм просто должен восстановиться, главное — не мешать ему. Речь идет об отработке “негативности”, накопленной за период пребывания “в параллельном мире”, создании основы для реализации нового образа жизни, учитывающего полученный опыт. Работа с такими пациентами касается невротических проблем, проблем взаимоотношений с окружающими, творческой самореализации. Все это вместе значительно повышает вероятность “выстаивания” прочной трезвости.
Боязнь в груди
Пациентка Т., 21 года, студентка университета. Два года ежедневно употребляла героин. Пытаясь избавиться от пагубной привычки, три месяца совсем не принимала наркотики. Сейчас старается контролировать употребление: день — укол, два — нет. Ей не нравилось это с самого начала, но она поддалась влиянию друга, наркомана “со стажем”.
Наша беседа происходит на следующий день после употребления наркотиков.
Пациентка рисует фигурку мужчины, обозначает возраст персонажа — 90 лет (рис. 13).
— Кто это?
— Тибетский лама.
— Далеко или близко он в пространстве Вашего сознания?
— Далеко, но я хорошо могу себе представить его.
— Каково его предназначение в Вашей жизни, по ощущению?
— Он может дать необходимые указания.
— Вы примете их?
— Да.
Пациентка позволяет фигуре приблизиться к ней и воспринимает то, что она хочет ей сказать.
— Восприняла.
— Что Вы испытываете в результате?
— Довольство.
— Что получили?
— Указания к действию.
Т. пытается рассказать, какие именно указания дал ей лама, но я предпочитаю об этом узнать позже, а сейчас уточняю другое:
— Что-то мешает их реализовать?
— Да.
— Что?
— Боязнь. Боязнь изменить существующий порядок вещей, пойти по другому пути.
— Где ощущаете боязнь?
— В груди.
— Там что-то большое-маленькое, светлое-темное?
— Большое и темное.
— Что это, по ощущению?
— Вязкая масса.
— Сколько ее там наберется: наперсток, стакан, пол-литра, литр?
— Больше.
— Ведро?
— Пожалуй, да.
— Какой процент Ваших сил она на себе держит?
— Процентов 20. А может, больше...
— К счастью, не такой большой процент, но и эти силы Вам пригодились бы?
— Еще бы!
— Что полагаете делать: продолжать лелеять боязнь, питать эту массу или хватит?
— Хватит!
— Будете успокаиваться?
— Да!
— Успокаивайтесь. И наблюдайте, в каких направлениях расходятся ощущения, когда Вы успокаиваетесь.
— Во все стороны.
— Это приятно?
— Очень.
— Докуда уже успели дойти ощущения?
Пациентка показывает на уровень запястий.
— Что осталось на месте бывшей вязкой массы?
— Грязь.
— Она там нужна?
— Нет.
— Наблюдайте дальнейший процесс.
Пациентка делает свободный выдох, улыбается, открывает глаза.
— Видите ли Вы себя в новом качестве?
— Возникает следующая картинка. Уезжаю в деревню. Велосипед. Много музыки в плейере. Поживу там месяца два. Рисовать буду. Сидеть, слушать, как елки шумят. Буду собирать в одно целое то, что составляет мое “я”, а от того, что привнесли другие люди, — избавляться.
— Когда Вы сможете поехать в деревню?
— После сдачи зимней сессии. Иначе исключат из университета: на первом курсе академического отпуска не дают.
Далее следует разговор о том, как помочь ей при ломке, какие обезболивающие, успокаивающие, энергизирующие препараты лучше использовать. Назначаем следующую встречу через два дня.
Комментарий. Начало в работе от рисунка было не совсем обычным: учитывая то, что возник образ человека 90 лет, мне показалось естественным спросить о том, какие ассоциации он вызывает. Пациентка поняла, что это образ тибетского ламы. Можно истолковать это как представительство архетипической фигуры Мудреца, Духовного учителя. Логичным показалось использовать возможность получения совета. Т. испытала чувство довольства, реализовав эту возможность.
Я предпочел не интересоваться содержанием полученных инструкций, во-первых, из соображений сохранения темпа, во-вторых, потому, что они имели для нее сакральный смысл, — зачем вторгаться в тайну? Они были получены ею не для обсуждения, а для исполнения, поэтому я решил, что уместнее задать вопрос о помехах или необходимом подспорье в реализации программы, в целом принятой пациенткой с “довольством”. Если бы она ответила, что для исполнения полученных инструкций у нее есть все, я предпочел бы на следующей встрече уточнить, насколько она в этом преуспела, насколько была права в своей оценке условий исполнения указаний.
Работа с “боязнью” — вязкой массой объемом с ведро — мало чем отличалась от “классической”. Определение — оценка значения — принятие решения — наблюдение за реализацией его на уровне ощущений — работа с “сухим остатком”. Мотив избавления от грязи является довольно характерным при работе с людьми, имевшими проблемы, связанные с употреблением тех или иных веществ, изменяющих состояние сознания. Употребление наркотиков — привычка, осуждаемая в обществе, поэтому за то время, пока такие пациенты следуют этой привычке, они успевают обособиться от общего процесса и набраться негативного опыта.
Характерно так же и то, что Т. без труда увидела “картинку” возможной перспективы после того, как отработала с боязнью изменить образ жизни. Для демонстрации явности изменений я мог бы также предложить ей увидеть новую перспективу в начале работы, до отработки “массы”, — и она наверняка затруднилась бы это сделать.
Кусочек в подножии статуи
Мы вновь увиделись с Т. через два дня, на четвертый день ее воздержания от наркотиков. Она была еще бледной, но в приподнятом настроении. Еще вчера она использовала обезболивающие и успокаивающие, а сегодня уже не чувствовала потребности в них: “Мышцы тянет, но если не обращать на это внимание, то вполне можно перенести”. Теперь она перешла исключительно на энергизирующие препараты — травяные концентраты, богатые витаминами, микроэлементами и питающие нервную систему.
Пациентка выразила готовность работать и нарисовала фигурку человека с “дутым” круглым туловищем, квадратной головой, относительно “обесточенными” руками и ногами (они были составлены из треугольников). Получился человек, которому 22 года (рис. 14).
— А это ничего, что я подумала об одном знакомом и он нарисовался?
— Наверное, Вы неслучайно о нем подумали и он неслучайно нарисовался? —предположил я.
— Да, конечно, — согласилась Т.
— Где ощущения, связанные с образом человека 22 лет?
— Везде, во всем теле.
— Это что-то приятное или неприятное?
— Приятное. Радость, легкость.
Я признался, что у меня есть вопросы: обычно подобные фигурки рисуют люди, которые находятся в позиции противоборства с
кем-то.
Пациентка согласилась: она действительно “на взводе”, но такое состояние ей необходимо, чтобы решить проблемы, именно поэтому она оценивает его как положительное, приятное. По ее ощущению, оно концентрирует на себе 30—40 процентов ее сил.
Я уточнил: для нее состояние борьбы самоценно или ей нужен результат, и если бы она могла достичь его по-другому, без внутреннего напряжения, то вполне согласилась бы на это? Пациентка сказала, что ее в первую очередь интересует все-таки результат.
— Силы для достижения результата концентрируются преимущественно на уровне головы? Груди? Живота?
— На уровне груди.
— Там что-то большое — маленькое, светлое — темное?
— Большое, светлое и упругое.
— Другие части организма не возражают против такой концентрации ощущений в груди?
— Нет, совершенно. Это даже доставляет мышечное удовольствие, как спорт. Мышцы чувствуют, что они работают...
— К совершению каких поступков побуждает наличие “большого, упругого и светлого” в груди?
— Идти по мосту — весело, подпрыгивая, смеясь! (Рядом с местом, где проходят наши встречи, большой Крымский мост через Москву-реку — А.Е.)
— С этим я тоже согласился бы, но есть у меня сложившиеся представления о том, что по-настоящему хорошие дела делаются в состоянии спокойствия, равновесия.
— Если я не буду в состоянии такой мобилизации сил, то уйду “в минус”.
— Есть какой-то травматический опыт, который уводит Вас “в минус”, если Вы позволяете себе расслабиться?
— Да. Я получила его лет в семнадцать.
— Где сегодня ощущается то, что осталось от тех переживаний?
— Верх живота — наморщиваю из-за этого лоб, немного стыдно.
— Что это, по ощущению, в верхней части живота?
— Что-то серое, коричневое, маленькое, но очень тяжелое!
— Какой процент сил на себе держит?
— Процентов тридцать.
— Именно этим тридцати процентам сил Вы храните противовес в виде бойцовского настроя, забирающего примерно столько же сил или чуть больше?
— Похоже на правду.
— Полагаете еще попитать это “коричневое, маленькое, но очень тяжелое” или хватит?
— Хватит!
— Что будете делать?
— Успокаиваться.
— Успокаивайтесь и наблюдайте, куда идут ощущения в процессе успокоения: больше в руки, в ноги, еще куда-либо?
— В ноги больше всего.
Пациентка делает выдох.
— Что осталось на месте бывшего ощущения?
— Это стало прозрачным, пустым и ничего не весит.
— Нужна для чего-то оболочка?
— Нет.
— Наблюдайте дальнейший процесс.
— Рассосалась.
— Контрольный вопрос: образы того, что Вас травмировало, сейчас на каком расстоянии от Вас?
— Они далеко — картонные фигурки людей, сложенные штабелем, в пыли.
— Предполагаете оставить их для чего-то в своем пространстве или отпустите?
— Хочу оставить их, как опыт. Это был плохой опыт, но если бы его не было, это была бы не я. Меньше чувствовала бы, что испытывают другие люди. Я считаю, что это очень важно. В детстве родители потакали мне, я была очень избалованная.
Мне самой приходится себя воспитывать. Это сформировало меня, дало понимание того, что нужно спокойнее относиться к жизни, меньше искать, больше ждать. Не нужно торопиться никогда.
— Теперь у Вас будет позитивный опыт, полученный на основе негативного. Когда Вы предпочитаете извлечь остаток позитивного из этого негативного опыта?
— Наверное, лучше прямо сейчас. (Пациентка на некоторое время задумывается.) Уже все приняла.
— Как поступите со “штабелем”, оставите еще для чего-то?
— Нет, можно, наверное, совсем расстаться с этим.
Пациентка отпускает “фигурки людей, сложенные штабелем, в пыли”.
— Где теперь образы того, что Вас когда-то травмировало?
— Далеко, точка на линии горизонта.
— Вот что еще мне интересно, — признаюсь я, — как будет храниться в Вас позитивный опыт, на уровне какой части тела, в виде чего?
— Образ у меня возникает такой: я была как бы статуя на одной тонкой ноге. Теперь прибавился дополнительный кусочек, на который можно опереться. Подножие статуи укрепилось.
— Самый последний вопрос. Теперь, когда у статуи более прочное подножие, борьба уже не столь необходима?
— Да, есть такое ощущение.
— На сколько процентов Вы можете позволить себе успокоиться без страха впасть в “минус”?
— Больше чем наполовину от того, что было.
Пациентка дает себе возможность расслабиться.
— Сколько процентов “борьбы” оставили?
— Десять-пятнадцать.
— Видимо, это будет темой наших дальнейших занятий? — спрашиваю с улыбкой.
— Наверное, — соглашается Т.
Комментарий. Многие моменты данной работы представляются мне интересными. Остановлюсь лишь на некоторых.
Интересно свидетельство пациентки о том, что состояние мобилизации является ответом на риск “ухода в минус” в состоянии спокойствия. Отработав “на уровне тела” остаток тех переживаний, которые заложились, по ее ощущению, в 17-летнем возрасте и, активируясь, приводили пациентку в депрессивное состояние, она, тем не менее, оставила в пространстве своего сознания образы людей, с которыми были связаны те переживания, в виде “картонных фигурок, сложенных штабелем, в пыли”. Извлечение позитивного опыта из травматических переживаний привело ее к ощущению, что можно полностью “отпустить” эти воспоминания.
Не менее интересно и ощущение пациентки, что “подножие статуи укрепилось”, в нем появился еще один кусочек, на который можно опереться.
Выход из страшного круга
Третья встреча с этой пациенткой происходит на шестой день ее воздержания от наркотиков. Т. испытывает продолжающийся подъем настроения. Неприятные физические ощущения еще не окончательно исчезли.
Она рисует человека 15-летнего возраста с довольно неплохими пропорциями. Особые элементы — круглые уши, составные ноги (рис. 15).
Ощущения, связанные с возрастом 15 лет, находятся на уровне головы: она легкая, вызывающая ассоциации с газированной водой. “Радость, которая шибает в голову, как газировка”, — говорит пациентка.
— Все бы хорошо, прекрасно, что есть такой опыт. Это, по сути дела, эталонный опыт переживания радости, но что-то мешает сейчас испытывать радость в такой же степени? — снова спрашиваю я.
— Мешают, конечно, чисто физические неприятные ощущения, — поясняет Т. — Что же касается психологического состояния... Даже если возникает сбой, я за несколько секунд могу изменить состояние “на 180 градусов”. Что может еще омрачать настроение, так это недовольство собой — нет ощущения достигнутой цели.
— Порисуйте еще немного. Задание традиционное.
Следующий рисунок (рис. 16) изображает девушку 17 лет.
— Ощущения, связанные с возрастом 17 лет? — так же традиционно продолжаю я.
— Это период, когда началось все, связанное с наркотиками, — отвечает Т. — Темное во всем теле. Тяжелые гирьки к рукам привязаны, тянут. Свинцовость и безысходность. Я начала встречаться с мальчиком, который меня в это втянул. Он раньше уже употреблял наркотики. Тогда у него был перерыв на месяц. Осень промозглая, темные дворы, томительное ощущение ожидания: вынесут или не вынесут ничего — час-два мерзнешь под дождем. Из этого круга невозможно вырваться. Это ощущение круга еще не прошло. Я до сир пор еще не могу поверить, что способна из него выйти, — признается Т. — Над головой висит колотушка — она может в любой момент сорваться и больно ударить.
Комментарий по ходу описания. Образы круга, колотушки могли бы стать отправным пунктом так называемой “пейзажной работы” — можно было бы предложить разорвать его и т.д. Я сознательно вновь смещаю работу в область телесных ощущений, которые более непосредственно выражают состояния.
— Какие ощущения связаны с “кругом”?
— Животный страх: бежать, спасаться. Иногда люди это делают, теряя человеческий облик, — работает только инстинкт самосохранения. Этот страх и сейчас иногда выходит на поверхность. Я еще в этом болоте. Я выплыла на поверхность, но в любой момент... Очень страшно и ощущение полного бессилия... Я знаю: мне наркотики не нужны, без этого я чувствую себя прекрасно, но... Страх...
— Где ощущается страх?
— Низ живота (звериный ужас, ощущаемый физически). К своему центру он стягивает все, приковывает к своей середине.
— Что это, по ощущению?
— Тяжелое, бурое, мерзкое, пульсирующее, и ему подчиняется весь организм.
— Сколько сил уходит на питание этого “тяжелого, бурого, мерзкого”?
— Когда как. В среднем процентов 10. Иногда — до 50—70. Тогда бывает срыв.
— Продолжите его там носить, питать или хватит?
Улыбается в ответ, даже открывает глаза: мол, о чем Вы говорите!
— Будете успокаиваться?
— Да.
— Наблюдайте, куда при этом преимущественно идут ощущения: в ноги, руки, еще куда-либо?
— В ноги.
— Это газ, жидкость, масса, еще что-либо?
— Энергия. Теплая.
Пациентка пронаблюдала наполнение ног, сделала выдох.
— Что осталось на месте бывшего ощущения?
— Прозрачным стало — все стекло в ноги. Пусто там.
— Пусть расправляется?
Т. наблюдает за процессом дальнейшего успокоения.
— Где “круг”, где болото?
— В стороне — его не видно.
— Где Вы?
— Я в лесу.
— Что Вы получаете в этом лесу?
— Светлое: воздух, который вкусно пахнет, пение птиц, трава, по которой приятно ходить. Опушка, цветы, бабочки...
Открывает глаза.
— В этом состоянии Вам будет легче реализовывать программу новой жизни?
— Да, конечно.
Затем пациентка рассказывает, что предполагает больше заниматься учебой. Пока ей было трудно из-за не восстановившейся в полной мере способности концентрировать внимание. Она надеется на лучшее.
Комментарий. Мотив “круга, из которого трудно выбраться”, пребывания в болоте, в грязи нередко встречается не только при наличии проблем, связанных с употреблением веществ, изменяющих состояние сознания. Это культуральный круг. Мальчик 12 лет, ограбивший торговую палатку вместе с другими подростками, ощущал себя попавшим в темный круг в 6 лет, когда в деревне, в отсутствие родителей, в первый раз покурил в компании старших ребят. Они окружают его темной массой до сих пор, как бы держат в своем кругу. Участие в ограблении — отчасти дань “культуре” запретных действий. На уровне шеи он ощущал змею, укусившую его до образования открытой раны, из которой хлестала кровь.
Работа с ощущениями на уровне тела, как правило, скорейшим путем приводит к выходу из этого круга — не за счет борьбы, но за счет успокоения. Достаточно перестать питать собой силу этого “круга” — и он потеряет всю свою мощь.
То, что “пейзаж” меняется автоматически, видно на примере работы с Т. На смену ощущению себя в опасном болоте пришло ощущение пребывания в прекрасном лесу, дающем все необходимое для души.
Работа показывает также, что образы второго, “сказочного”, сознания всегда близко. Для того чтобы актуализировать их, никакого погружения в глубокий транс не требуется, достаточно просто задать несколько последовательных вопросов об ощущениях. Это тоже транс, если подразумевать под этим словом всякое сосредоточение (осуществленное или необычным образом, или на необычном предмете восприятия), но транс очень естественный, “будничный”.