Мы рядом, мы любим, мы хотим помочь. Но мы при этом понимаем, что единственный способ помочь — чтобы он уже научился плавать сам. А это делается только в воде.

Мы начинаем его больше любить, и это нам не мешает. Он не делает из этой любви для нас ловушки, это не его заслуга - мы не позволяем теперь собой манипулировать, не получается такого, чтобы наша любовь потом нам дорого стоила.

Нам удается расслабиться и отпустить самих себя. Порадоваться жиз­ни без того, чтобы быть все время настороже, в позе «низкого старта», что нам надо будет сейчас бежать куда-то спасать его.

Нам удается удерживать свои границы, и это тоже помогает нам жить более здоровой жизнью. Например, мы можем позволить себе отдых от­дельно от наркомана. Для только-только начинающего выздоравливать че­ловека это почти невозможно. Для человека с определенным стажем выз­доровления, и родственника, и самого наркомана или алкоголика, это ре­ально.

Мы становимся более терпимыми, и мы позволяем другому человеку быть таким, какой он есть, без того, чтобы непременно заставить его жить по нашим меркам. При этом мы находим какой-то уровень самодисципли­ны, мы не позволяем себе раскисать, и когда его нет дома до двенадцати часов ночи, а должен был прийти в одиннадцать, для нас это совершенно не обязательно означает, что он сорвался. Это неприятно, но мы не бегаем по потолку и не устраиваем ему истерик после этого.

Мы не позволяем себе распускаться. У нас есть определенный режим дня. Мы едим, как надо, спим, как надо, даже если он не пришел домой ночевать.

Если он даже употребляющий наркоман - мы выздоравливаем, и если он не пришел домой ночевать, нам удается спать.

К нам возвращается самооценка, — точнее, ценность себя, мы начинаем нравиться самим себе просто за то, что мы есть, какие мы есть, нам не надо пытаться во что бы то ни стало доказать самим себе, что мы чего-то стоим.

У нас появляются новые интересы, новые друзья. Я почему-то предпо­лагаю, что у некоторой части слушателей на этой лекции давным-давно не появлялось никаких новых занятий, давным-давно Вы не выращивали но­вые цветы, не вязали новым рисунком, не гуляли по новым маршрутам. Какие последние фильмы Вы смотрели? В общем, у человека появляются новые увлечения. Он становится театралом, он позволяет себе увлекаться какими-то вещами помимо своего собственного алкоголика или наркомана.

Появляются новые друзья, и не только из АЛ-АНОНа, что, кстати ска­зать, и не странно.

Появляются духовные ценности, для человека становятся важными не­которые вещи, и он не позволяет другим на это наступать.

Мы начинаем чувствовать свои чувства и говорить о них. Сквозь злость, обиду - а почему бы и нет? Мы способны сказать, что нам страшно, что мы злимся, что мы радуемся, что мы чувствуем нежность к кому-то.

Мы можем подойти и погладить человека, если он это позволяет, и при этом чувствуем, позволяет он это или нет.

Мы начинаем жить душой на уровне чувств, не только головой. Есте­ственно, что изменяются наши отношения в семье. Вместо того, чтобы иг­рать роли: спасателя, героя, жертвы, палача... Что смеетесь, не наказывали своих деток никогда?

Роль, не знаю там, потерянного несчастного человека, есть потерян­ный ребенок, и есть потерянный взрослый, вот вместо того, чтобы играть эти роли, мы вдруг начинаем находить свое собственное место в семье и жить на этом своем родном месте, нам там удобно и уютно.

У нас появляется мир в душе, спокойствие. Это удивительно, но спустя какое-то время выздоровления к Вам приходит душевный покой, и тогда Вы начинаете просыпаться утром радостно. Вот Вы открыли глаза, свет в окошке, радость, солнышко светит, и у Вас покой и мир. А вечером Вы ложитесь опять-таки с таким же состоянием духа.

Это достигается, это не приходит само собой. Для этого нужно хоро­шенько поработать, многими способами, но это может осуществиться. И кстати, как ни парадоксально, в какой-то момент это оказывается не так уж напрямую связано с тем, употребляет Ваш близкий сейчас или нет. Оказы­вается, можно иметь покой в душе, даже если сын в срыве.

Пример. Сын сорвался. Второй день подряд после полугода выздоров­ления. Второй день подряд он «торчит», причем, заявляет мысли о само­убийстве и сам находится в отчаянии.

Может мама спокойно жить? Может. Знаете, как? А вот как.

Она встает к иконам, - она верующий человек,- она встает к иконам и молится от всей своей души. У нее такая уже душа, она так раскрыта к Богу и к другим людям, что она молится от всей своей души Богу, переда­вая сына Богу, в которого она верит всем своим существом.

И она понимает, что она не может его удержать от суицида, если, не дай Бог, ему эта мысль придет в голову.

Она понимает, что она не может вернуть его от отчаяния, это не в ее силах.

Она не может даже у него дозу сейчас взять, у него есть доза.

Она знает, она не может у него взять, потому что это вызовет только злость и больше ничего, и он «замутит» через полчаса в другом месте.

И она знает, что Бог может. И поэтому она стоит на коленях и всем сердцем молится Богу, и вот когда она домолится до конца и сумеет пере­дать пожелание о сыне Богу, ей приходит мир и покой в душу.

И она выходит в комнату к сыну с миром и покоем в душе.

Я точно знаю, что это есть, я сама это испытала. Причем, испытывала в очень похожей ситуации, когда моя дочь пропала, и я знала, где она про­пала. И это была катастрофа.

Так вот, мир и покой в душе, и все кончается хорошо. Это возможно. И это не обязательно означает глубоко верующего человека. Это означает че­ловека, который хорошо выздоравливает. И даже очень опытные люди в выздоровлении достигают этого отнюдь не всегда. Но это возможно. К это­му можно идти.

И тогда человек начинает помогать другим. Он начинает передавать другим тот опыт, который у него есть. Надежду, веру, силы, которые у него есть. И когда он отдает другим, ему удается сохранить это у себя.

Это такой странный закон нашей жизни, если ты отдаешь другому, вот только тут ты и понимаешь, что у тебя есть, только так ты это сохранишь.

 

крива я-