Конечно, она не остановилась здесь… возможно, она работает здесь горничной. И вообще, почему я думаю об этом?

Я слышал ее тихие шаги, когда она поднималась по ступенькам, потом прошел в атрий, но когда дверь за мной закрылась... не знаю, почему я это заметил, но... вышеупомянутые шаги, казалось, прекратились очень быстро. Не был я уверен и в том, что заставило меня сделать следующий поступок...

Я вернулся на лестницу и посмотрел вверх.

Никаких признаков Моники я не обнаружил, но потом…

щёлк!

Звук прозвучал достаточно быстро, чтобы я успел взглянуть на дверь на площадке второго этажа. Она закрылась у меня на глазах.

Второй этаж, - подумал я. - ЗАПЕРТЫЙ этаж. Моника, по какой-то причине, явно имела к нему доступ.

Нахмурившись, я вернулся в атриум. Почему это меня заинтересовало я не мог понять…

Дружелюбный коридорный и портье приветствовали меня, когда я проходил мимо.

- Если вы не возражаете, сэр, я хотел бы узнать причину, по которой второй этаж заперт.

Возможно, это было моё разыгравшееся воображение, но его стандартная улыбка и добродушие, на мгновение исчезли:

- Но вы же живёте на четвёртом этаже, мистер Морли. Зачем вы…

- Ну конечно! - я пытался казаться пренебрежительным. - Tеперь буду внимательней, просто я по ошибке дергал ручку второго этажа думая, что это выход, - я бы не назвал это ложью, а скажем так, скромным отклонением от истины.

Добродушное выражение снова вернулось на лицо мужчины:

- Второй этаж запирается на замок из-за ремонта. Работы не должны занять больше месяца.

- Понимаю. Что ж, спасибо, добрый человек, за удовлетворение моего довольно бесполезного любопытства. Я должен был догадаться!

А потом я пожелал ему доброго вечера.

Затем я направился через дорогу в "Закусочную Рэксолла”, где меня уже на улице встретили аппетитные ароматы. Заведение внутри было безупречно чистым и обставлено простыми стульями и столами, а также не слишком удивительными для подобного места морскими украшениями: фотографии старого, мокрого от дождя лодочника, гордо демонстрирующего крупных рыб, штурвал и корабельное стекло, рыболовные сети с поплавками, украшающими углы. Я предположил, что возможно, до реконструкции эта самая закусочная могла быть мрачной столовой, в которой Роберт Олмстед неохотно обедал, когда никчемные бездельники бросали на него странные взгляды.

Латунные фонарики с причудливыми свечами украшали каждый деревянный стол. Однако я удивился, когда заметил, что мистера Гаррета нигде не видно. Только один столик был занят тихонько разговаривающей парой.

Когда ко мне подошла официантка с меню, она потеряла дар речи.

Я не мог быть более доволен! Это была Мэри…

- Какой приятный сюрприз, Мэри, - я старался сдержать радость.

- Фостер! - она улыбнулась и прижала руку к моей спине, чтобы подтолкнуть меня к углу. - Займи столик у окна. Там прекрасный вид, когда садиться солнце. Я так рада, что ты смог прийти.

- Я и понятия не имел, что ты здесь работаешь.

- О, я просто иногда подменяю подругу. Но деньги здесь платят неплохие, теперь, когда наш замечательный президент подписал закон ”O минимальной заработной плате”.

Я читал об этом: не меньше довольно скудных сорока центов в час. Но потом мне пришлось постоянно напоминать себе, что случай - и тяжелый труд моего отца, а не мой собственный - дал мне статус гораздо более удачливый, чем у большинства.

Мэри наполнила мой стакан, когда я сел за столик.

- Tы нашeл тихое, спокойное место, чтобы почитать книгу?

- О, “Тень над Инсмутом”…- я уже и забыл, что это была моя первоначальная цель. - На самом деле я был так занят, разгуливая по городу, что так и не добрался до неё. Думаю, завтра. После нашего ланча, который, я очень надеюсь, все еще состоится.

Внезапно она вздохнула и театрально опустила голову:

- Ты что, шутишь? Я не могу дождаться! Это будет мой первый выходной за несколько месяцев!

Это меня смутило.

- Мэри, нет ничего более восхитительного, чем трудолюбие, - я наклонился ближе. - Но я бы хотел, чтобы тебе не приходилось работать столько времени в положении.

- Ты такой милый, Фостер, - усмехнулась она и сжала мою руку. - Но тяжелая работа - это то, что сделало Америку, не так ли?

- Да, это так, - сказал я, хотя немного и виновато.

- Кроме того, доктор Анструтер говорит, что можно работать до восьмого месяца, только не слишком усердствовать и напрягаться.

Я был уверен, что это правда, но всё же беспокоился. Когда она наклонилась, чтобы вручить мне меню, я смог различить кусочек долины ее груди, затем вспомнил, во-первых, выцветшую фотографию, а во-вторых, мгновенный проблеск ее груди в задней комнате "Бакстера". А потом снова появилась эта совершенная долина плоти.

Я чуть не заскрежетал зубами, отворачиваясь. Боже! Надеюсь, она не заметила…

Требовалось еще одно отвлечение, но на этот раз мне не нужно было его придумывать. Медные корабельные часы на стене показывали, что я опоздал на пять минут

- Скажи, Мэри. Был ли здесь респектабельно одетый мужчина, возможно, лет двадцати? У него ещё короткие, каштановые волосы. И зовут его Уильям Гаррет.

Она покачала головой:

- Нет, Фостер. В cередину недели всегда так, вот пятница – “рыбный день”, как говориться. Людей будет побольше позже, когда рыбаки вернуться из доков. Но, боюсь, я не видела человека, которого ты описываешь.

- Я должен был встретиться с ним, - начал я объяснять, но потом пожала плечами. - Hеважно. Он или опаздывает, или возможно нашёл себе работу. Он бухгалтер.

- Ну, нам могут понадобиться бухгалтеры в оптовых магазинах, - предложила она.

- Да, я уверен, что это так и есть.

Это было очевидно. Вероятно, он нашёл своего друга мистера Пойнтера и так же нашёл работу. Я искренне желал ему всего наилучшего.

После ещё нескольких небольших разговоров я сделал свой заказ, который Мэри мне рекомендовала: cуп, жаренные моллюски Ипсвича и полосатый окунь, фаршированный каменным крабом. Я всегда был в восторге от такой еды и чувствовал себя плохо, потому что Лавкрафт, тоже уроженец Новой Англии, никогда не ел её из-за отвращения к морепродуктам. Однако мои глаза с трудом удерживались, чтобы не пялиться на Мэри, когда она проходила по залу мимо меня. Она просто такая… красивая. В конце концов, люди за другим столиком ушли, и из ресторана вышел мужчина, который, казалось, направлялся вниз по улице. Следующее, что я помню, это как Мэри сидела напротив меня и пила чай.

- Мне очень нравиться твоя компания, Мэри, но твой работодатель не будет против?

- Не беспокойся о мистере Рэксолле, - она извинилась, и отпила из стакана. - Каждый вечер в семь часов он ходит в бар - к Карсвеллу - по меньшей мере на три кружки. Так что, я тоже могу сделать перерыв, пока твоя еда готовиться.

- Здорово! - воскликнул я.

Её глаза сверкали, как алмазы, и теперь, когда она освободилась от сетки для волос, которую носила в магазине мороженого, я мог насладиться её темно-русыми волосами. Когда я поймал себя на том, что наблюдаю, как её губы окружают соломинку, я почти съёжился от внезапного эротизма.

- Ну, как прошла твоя прогулка? - cпросила она.

- Великолепно, Мэри. Я уверен, что обошёл почти весь город.

- А в доках ты был?

- Да, и в доках я тоже прогулялся.

- Не расстраивайся, если рыбаки были не слишком дружелюбны, - добавила она.

- Вообще-то, мой друг мистер Гаррет предупреждал меня об этом, но на самом деле я почти и не видел их.

- Это потому, что они… как это слово? - кончик пальца коснулся её рта. - Собственники.

Это показалось мне любопытным.

- Собственники? Что ты имеешь в виду?

- Они не любят чужаков, Фостер, - продолжила она. - Чужаки не должны шнырять в нашей гавани, они должны оставаться на расстоянии. Мы не отправляем свои лодки в Рокпорт или Глостер. Почему им тогда должно быть разрешено посылать свои сюда?

Теперь, кажется, я начал понимать; это был территориализм, о котором с такой горечью рассказывал Ондердонк. "Чужак" из другого портового города мог легко заметить, где рыбацкие лодки Иннсвича забрасывают сети, а также их расписание.

- Кажется, это справедливо, - сказал я, - и я рад, что рыбная промышленность твоего города процветает. Я только надеюсь, что у тебя тоже всё хорошо, Мэри.

- У меня? Да всё в порядке. Я сразу стала получать больше с новым законом “O минимальной зарплате”, и с тех пор, как мне исполнилось двадцать пять, я стала ежемесячно получать дивиденды от Городского Cовета.

- Городской… Cовет? - я вяло усмехнулся. - Это звучит немного социалистично.

- Они занимаются распределениям прибыли города для жителей, которые работают и вносят свой вклад в местную экономику, - объяснила она. - В основном это связано с рыбной ловлей. Я вот получаю дивиденды уже три года, и каждый год процент немного растёт. - Затем она понизила голос и продолжила почти шёпотом: - Стыдно признаться, но у нас в доме даже нет настоящей мебели, но в этом году, благодаря Cовету, я смогу её купить.

От этих слов у меня упало сердце, и я вспомнил, как побывав у нее дома, увидел самодельные вещи, которые бедность Мэри заставляла ее использовать в качестве мебели.

- Ты сильная женщина, Мэри, воспитывающая одна своих детей, заботящаяся о больном брате и отчиме. Твоя стойкость поражает. Должен признаться, сегодня я познакомился с твоим сыном Уолтером. Он замечательный парень.

Моё признание, казалось, напугало её.

- Ты… был у меня дома?

Теперь мне пришлось тщательно подбирать слова:

- Не совсем. Я просто проходил мимо, возвращаясь от киоска барбекю, вверх по дороге…

Она запнулась.

- И... ты встретил... Уолтера?

Её настороженный вид заставил меня чувствовать себя неуютно.

- Да, действительно. Какой трудолюбивый молодой человек. Он практиковался - довольно ловко - в стрельбе из лука. Я только пару минут поговорил с ним.

- Но ты… не видел моего… отчима?

- О, нет, нет. Я просто проходил мимо, - повторил я. - Мне очень понравился Уолтер, но я не видел других твоих детей. У тебя же их восьмеро, верно?

- Да, они маленькие. Они, наверно, спали.

- Несомненно, в такой-то жаркий день.

Соблазн одолевал меня: просто взять и выписать чек на $5000, и отдать ей на новый дом с настоящей мебелью, чтобы облегчить её тяжёлую жизнь.

Но я побоялся того, как она может воспринять это в данный момент…

- Надеюсь, ты не очень разочаруешься во мне, Мэри, но обстоятельства вынудили меня нарушить моё обещание, данное тебе, - продолжил я. - Я ходил к Сайрусу Зейлену сегодня днём.

- О, Фостер, как же так! - воскликнула она.

Я поднял руку в успокаивающим жесте.

- На самом деле я пошёл к нему, потому что не могу лишить твоего брата фотографии Лавкрафта, мне показалось это неправильным. И к моему счастью, у Зейлена всё ещё есть негатив, и я договорился купить у него копию завтра. Но, в одном ты была совершенно права, - сказал я со смешком, - oн действительно омерзительный человек.

Внезапное уныние на лице Мэри мгновенно заставило меня пожалеть о том, что я поделился этой информацией. Но мне не хотелось от неё ничего скрывать.

- Он отвратительный человек, Фостер, - процедила она сквозь зубы. - И он живет в грязном районе. Он наркоман и мошенник.

- Теперь, когда я познакомился с ним, у меня нет в этом сомнений.

- И он охотится на людей... на женщин, Фостер. На обездоленных женщин.

- Могу себе представить, - сказал я.

Она сглотнула.

- И я уверена… он рассказал тебе обо мне.

Теперь у меня не было выбора, кроме как лгать, щадя ее чувства.

- Почему ты так говоришь? Он ничего не говорил мне о тебе.

Она протянула руку и коснулась моей руки.

- Фостер, я хочу быть честной с тобой… потому что ты мне очень нравишься…

Этот внезапный комментарий потряс меня.

-… но давным-давно я была одной из тех женщин, за которыми он охотился, - закончила она и посмотрела прямо мне в глаза.

Ни в моем ответе, ни в улыбке не было ни малейшего колебания.

- Мэри, бывают моменты, когда мы все идём по неправильному пути в жизни, все мы совершаем неэтичные поступки от отчаяния, ведь мы всего лишь люди. Это не тяжкие грехи, и ты должна знать, что Бог прощает всех.

Её глаза в мгновение прослезились:

- Неужели?

- Да, - признался я, и теперь моя рука взяла её. - Прошлое теперь позади, вся твоя прежняя жизнь тоже позади. Это касается всех нас, Мэри. То же самое касается и меня. Сейчас ты поступаешь правильно, и тебя ждёт прекрасное будущее.

Она задыхалась, сжимая мою руку.

- Тогда я просто покончу с этим, потому что я не могу лгать тебе, - а затем она прохрипела, - прежде чем Городской Совет начал мне помогать, мне приходилось заниматься проституцией.

- Это не имеет значения, - невозмутимо ответил я, ибо это я уже знал. - Ты красивая, честная и очень трудолюбивая женщина. Это всё, что имеет значение, Мэри.

Она странно посмотрела на меня.

- Я могу сказать по твоим глазам, что тебя это действительно не волнует, не так ли, я имею в виду то, какой я была в прошлом.

- Меня это нисколько не беспокоит, - признался я ей. - Меня интересует только то, кто ты сейчас: замечательный, искренний человек.

Она несколько раз всхлипнула, когда прозвенел звонок, и кто-то крикнул:

- Готово!

Она вытерла глаза и улыбнулась:

- Фостер, впервые за много лет я почувствовала себя хорошо именно сейчас - благодаря тебе.

- У тебя есть все основания чувствовать себя хорошо, и я надеюсь, что так будет всегда.

- Мне лучше принести тебе ужин, прежде чем я разрыдаюсь, - а затем она встала и быстро ушла.

Я сидел в платоническом экстазе. Эта прекрасная женщина, казалось, искренне полюбила меня, что было редкостью в моей жизни, полной уединения. Больше всего меня радовало то, что мои слова помогли ей составить более позитивное представление о себе.

Когда мне принесли обед, это был повар в фартуке, а не Мэри.

- Простите, сэр, но вашей официантке нездоровится. Всё рыдает из-за чего-то.

- О, я думаю, это из-за беременности, - сказал я, - до этого момента она была просто замечательной.

- Приятного аппетита, сэр.

Ужиная этой роскошной едой, я обратил внимание на лакированные таблички, установленные на стенах, это были именные доски с названиями старых кораблей: “Королева Суматры”, “Колумби”, “Хэтти”. Я не мог понять почему - и, возможно, это было отвлечение от божественной трапезы, но... эти имена мне что-то говорили.

Суп оказался лучше всего, что я ел в Провиденсе, а полосатый окунь, возможно, был лучшим, что я вообще когда-либо ел. Ближе к концу трапезы я чувствовал себя самым грешным обжорой, особенно в столь голодные времена.

Мэри вернулась - посвежевшая и успокоившаяся - она убрала со стола и снова села напротив меня. Я хотел сделать ей несколько комплиментов, но её взгляд сказал мне, что её что-то беспокоит.

- Что ты сказал раньше, Фостер, - начала она, - o Сайрусе Зейлене? Ты сказал, что снова с ним встретишься?

- Да, завтра в четыре, - я знал, что ей это не нравится, поэтому хотел её успокоить. - Это только для того, чтобы купить копию фотографии Лавкрафта, так что твоему брату не придётся расставаться со своей. Зейлену потребовалось время, чтобы отпечатать её с негатива. Но после этого, я даю тебе слово, что это будет последний раз, когда я пересекусь с этим человеком.

- Это хорошо, Фостер. Он ужасный человек и очень скользкий.

А также отец одного из твоих детей, - мелькнула у меня тёмная мысль в голове. - Но он больше никогда тебя не побеспокоит, Мэри. Я позабочусь об этом. Дальше я продолжил беззаботным голосом:

- Ещё какой скользкий. Меня сегодня дважды кто-то преследовал, один раз до встречи с Зейленом, один раз - после.

- Тебя преследовали?

- Да, кто-то следил за мной из леса. Я уверен, что он хотел ограбить меня. Я ходил к Ордендоку за едой, и на обратном пути Зейлен стал следовать за мной более открыто. Я погнался за ним в лес, чтобы показать ему, что не боюсь его.

- Фостер, ты не должен был!

- Он знает, что у меня есть деньги, поэтому решил, что ограбив меня, получит больше денег, чем с продажи фотографии Лавкрафта. Но я ясно дал ему понять, что я в состоянии защитить себя. Я уверен, что он больше не осмелится на такую наглость. Но, этот неприятный инцидент произошёл недалеко от того места, где молодой Уолтер занимался стрельбой из лука, вот так я с ним и познакомился. Зейлен к тому времени уже давно сбежал, – eстественно, я не добавил, что именно Зейлен рассказал мне, где расположен ветхий дом Мэри.

- Этот человек, как гниль, - простонала она. - Я редко его вижу, но когда вижу… то всё… напоминает мне…

Я успокаивающе сжал её руку.

- Ты должна игнорировать любые негативные воспоминания, вызываемые Зейленом. Он ничего не значит. Вместо этого наслаждайся своим будущим. Уверяю тебя, оно будет ярким.

Она угрюмо посмотрела на меня.

- О, как бы я хотела, чтобы это было правдой, Фостер.

Единственным моим ответом была улыбка, потому что я решил больше ничего не говорить. В этом не было необходимости, потому что в тот момент я уже знал, что буду делать…

Еще немного поболтав, я встал и собрался уходить.

- Ну, сейчас уже ясно, что мистер Гаррет не появится, а я немного устал после такого насыщенного дня. Но, пожалуйста, знай, Мэри, что провести с тобой немного времени было самым ярким моим моментом за сегодняшний день. Ты замечательный человек.

Она покраснела и сморгнула ещё одну слезу. Потом она оглянулась, чтобы убедиться, что никто не смотрит, и быстро поцеловала меня в губы. Я вздрогнул от сладкого шока.

Её губы приблизились прямо к моему уху:

- Пожалуйста, приходи завтра в магазин. У меня перерыв в двенадцать.

- Я обязательно приду, и мы пообедаем где-нибудь вместе.

Потом она обняла меня в каком-то отчаянии.

- Пожалуйста, не забудь.

Я хихикнул:

- Мэри. Никакая сила на земле не заставит меня забыть.

Последовал ещё один быстрый поцелуй, и затем она отстранилась, взяв пятидесятидолларовую купюру, которую я оставил на столе.

- Я сейчас принесу сдачу.

Когда она скрылась в подсобке, я тихо вышел из ресторана.

Когда я добрался до главной улицы, небо уже начало темнеть. Заходящее солнце окрашивало клочья облаков над набережной в невозможный цвет. Причудливая мощёная мостовая, казалось, блестела глазурью; вокруг прогуливались аккуратно одетые, весёлые прохожие, идеально спокойный городок, изобилующий спокойным очарованием. В тот момент мне пришло в голову, что я ещё никогда не чувствовал себя столь удовлетворённым.

Пронзительный вой сирены нарушил спокойствие вечера. Я повернул за угол и заметил красно-белую машину скорой помощи, подъехавшую прямо к тротуару, где суетились несколько санитаров в униформе. Несколько жителей стояли в стороне и с беспокойством смотрели.

Что всё это значит? - подумал я, а затем почувствовал неприятное ощущение, когда заметил, что суматоха была сосредоточена вокруг магазина, который я посетил ранее. В ту же минуту из лавки вынесли носилки, на которых лежал очень неподвижный и очень бледный мистер Ноури. В дверях всхлипывала его будущая жена.

О, нет…

- Бедный мистер Ноури, - произнёс тихий голос рядом со мной, - он был таким хорошим человеком.

Я обернулся и увидел привлекательную рыжеволосую женщину, стоящую рядом со мной.

- Я… я надеюсь, он не умер. Я разговаривал с ним всего пару часов назад, и он был таким жизнерадостным.

- Возможно, ещё один сердечный приступ, - предположила она.

- Пойду посмотрю, - сказал я и направился к суматохе.

- Сэр? Прошу прощения за вторжение, - обратился я к одному из санитаров, - не могли бы вы мне рассказать о состоянии мистера Ноури?

Молодой человек выглядел уставшим.

- Боюсь, он умер несколько минут назад. На этот раз мы ничего не смогли сделать. Увы, но его время вышло.

Я склонил голову.

- Я едва знал его, но он был хорошим человеком, насколько я могу судить.

- Да, он был хорошим человеком, - но вдруг санитар нахмурил лоб. - Сегодня был весьма странный день, скажу я вам.

- Почему?

- В таком маленьком городке, как наш, мы имеем не более двух-трёх смертей в год, но сегодня у нас уже было две!

- Две? Как трагично.

Носилки с покойником погрузили в заднее отделение машины. Человек, с которым я разговаривал, указал внутрь.

- Молодая девушка, не больше получаса назад тоже умерла. Она была одной из тех, кто водит дружбу с неприличными компаниями, но всё же... Она умерла при родах.

Я посмотрел туда, куда он показывал, и заметил вторые носилки.

У меня мгновенно перехватило дыхание.

Это была худенькая девушка лет двадцати с жидкими волосами, она лежала мертвая рядом с мистером Ноури, простыня накрывалa её до подбородка. Даже в бледности смерти я узнал её лицо.

Это была Кэндис - одна из печально известных фотомоделей и проституток Зейлена. Но её огромный, распухший живот исчез, под белой простыней виднелись только распухшие груди.

- Пожалуйста, скажите мне, что её ребёнок выжил, - взмолился я.

- Да, с ребёнком всё в порядке, - ответил санитар деловито.

- Слава Богу…

Мужчина как-то странно посмотрел на меня, потом закрыл заднюю дверь кареты скорой помощи и пошёл дальше.

Я вернулся к женщине, с которой разговаривал.

- Боюсь, мистер Ноури скончался. Мы должны помнить его в наших молитвах, - я скорбно взглянул на его бедную вдову, всё ещё рыдающую в дверях лавки. - Хотя мне также жаль и его жену.

- Она ждет ребенка со дня на день, - сказала мне женщина с надеждой в голосе. - Вы не волнуйтесь, мистер Ноури - один из городских советников. Совет позаботится о его вдове.

Ещё одно упоминание этого Совета. Моё первоначальное впечатление было менее, чем положительным из-за неизбежных инсинуаций, но теперь казалось, что я, возможно, поспешил с выводами. Инициатива, напротив, звучала, как очень работоспособная система социального/фискального управления и распределения прибыли. Приятно было знать, что миссис Ноури не останется одна. Что касается новорожденного Кэндис… ну, я мог только предположить, что о ребёнке будут заботиться члены семьи или он будет помещён под программу усыновления.

- Bы новенький в городе? - cпросила рыжая с приятной улыбкой. Потом она вздохнула. - Боюсь, наверно, просто проездом.

- Да, но почему вы так говорите?

- Красивые мужчины никогда не остаются тут надолго.

Её лестный комментарий застал меня врасплох.

- Очень мило с вашей стороны, мисс, но я должен пожелать вам доброго вечера.

Я быстро ушел. От столь резких комплиментов женщин у меня всегда замирал язык. Я никогда не считал себя красивым. Я улыбнулся, вспомнив, что Мэри говорила мне то же самое.

Когда я вернулся, то, по всей видимости, смена в мотеле Хилмана уже сменилась, за стойкой стояла сутулая пожилая женщина.

- Мэм, я хотел бы написать записку одному из ваших постояльцев, мистеру Уильяму Гаррету, - сказал я ей. - Не будете ли вы так добры передать ему это?

Она посмотрела в учётную книгу.

- О, дорогой, боюсь мистер Гаррет выписался несколько часов назад вместе со своим другом.

- С мистером Пойнтером?

- Да, сэр, совершенно верно. Они сели в автобус и поехали на пересадочную станцию. Кажется, они говорили, что возвращаются в Бостон.

- Спасибо, что уделили мне время, мэм.

По крайней мере это всё объяснило, хотя я сожалел, что больше не увижу Гаррета, хотя бы для того, чтобы пожелать ему удачи в будущих начинаниях. Зато, он нашёл своего друга Пойнтера. Жаль, конечно, что они не задержались ещё хотя бы на одну ночь.

Вернувшись наверх, я встретил в коридоре горничную, толкающую тележку. Она улыбнулась и поздоровалась. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать её.

Это была горничная, с которой я разговаривал при регистрации, и она была беременна, но сейчас…

Больше не было никаких признаков, указывающих на это.

- О, моя дорогая, - воскликнул я. - Я вижу, вы родили своего ребёнка…

- Да, сэр, - ответила она довольно бесстрастно. - Мальчика.

- Что ж, поздравляю, но... право же!... вы должны отдыхать, а не работать!

Она уставилась на меня, немного наклонив голову, обдумывая свои мысли:

- Я только немного приберусь, сэр, а потом пойду домой.

- Но работодатель не может настаивать, чтобы вы работали так скоро после...

- Сэр, я ценю ваше беспокойство, но я себя хорошо чувствую. Я уже скоро заканчиваю.

- Надеюсь, что так - это было унизительно. Где же все новые трудовые законы, защищающие от такой вопиющей эксплуатации? - А где ваш ребёнок?

Её лицо приобрело странное выражение.

- Дома, сэр. С моей матерью…- oна кротко улыбнулась, что показалось мне вынужденным, и пошла дальше со своей тележкой.

Из-за всех этих вещей мне нужно, чтобы Мэри убралась отсюда как можно быстрее, подумал я. Городской Cовет тому виной или нет, но рабочие - особенно беременные женщины - не должны так надрываться. Ведь определенные медицинские условия всегда должны быть соблюдены.

Я уже решил для себя, что заберу Мэри и всю её семью вместе с собой в Провиденс. Если это окажется ошибкой в дальнейшем, то так тому и быть. По крайней мере, я попробую. Единственное, что меня волновало - как и когда сообщить ей о своём желании. Для меня крайне важно, чтобы она знала, что я не жду ничего от неё взамен, в чем её, возможно, будет трудно убедить, учитывая темные стороны её прошлого.