Я ДОЛЖЕН был найти этого Сайрус Зейлена…
Солнечный свет пробивался сквозь высокие ветви, а с востока до моих ушей доносился шелест лёгкого прибоя. Я задавался вопросом, ходил ли Лавкрафт когда-либо по этой конкретной улице, и очень надеялся, что ходил. Я знал, что вижу то же, что видел он, пока его разум работал над фрагментами “Тени над Инсмутом”.
Хруст слева заставил меня остановиться. Я повернулся и всмотрелся в гущу деревьев, но никого не увидел там, откуда, как я был уверен, должен был раздаться звук. Звук, который я услышал безошибочно мог принадлежать только шагам, хрустящим на засушенных обломках леса.
Через несколько шагов хруст раздался снова.
- Эй, здравствуйте! - поздоровался я, когда увидел фигуру, бредущую между деревьями. Это был мужчина, одетый в чёрный, длинный плащ. - Мистер Зейлен! Пожалуйста! Мне крайне необходимо поговорить с вами!
Фигура исчезла так же быстро, словно была частью леса. Теперь я мог только гадать, во что превратился Мистер Зейлен из-за тяжёлой зависимости от опиатов и обнищания. Последние стадии таких несчастных зависимых, как правило, превращали их в полных безумцев. Если бы это было так с Зейленом, то мой поход к нему мог бы оказаться абсолютно бессмысленным.
Ещё десять минут прогулки привели меня к новой пожарной станции, где несколько человек дружелюбно болтали, пока мыли и полировали большой новый грузовик. Не пройдя оттуда и полквартала, я нашёл то, что могло быть только богадельней.
Одноэтажное старое здание выглядело подавленным внутренними невзгодами, как будто его бездушие было столь же характерной чертой, как и облупившаяся краска на его стенах, и разбитые оконные стёкла. От дома исходил запах мочи и гниющей пиши. Когда я зашёл во внутрь, перед одной из тёмных комнат сидел пожилой человек со стеклянными глазами; я подумал, что, наверное, он умер, пока он не вздрогнул и не начал моргать. Толстая слепая женщина с тростью сидела так же удрученно в соседней комнате. Она подняла белесые глаза, когда, без сомнения, услышала, что я прохожу мимо, она встала с ящика для молока, который использовала вместо стула, на ощупь нашла дверь и вошла в неё, захлопнув за собой.
Конец коридора показался мне темнее, чем всё остальное здание, хотя солнечный свет равномерно светил из всех открытых дверей. На почтовом ящикe, с выломанными дверцами, не было написано имён жильцов, зато я заметил грязный мусорный мешок, опрокинутый в подъезде, разбросанные по полу сигаретные окурки, сгоревшие свечи, пару разбитых бутылок и пустые консервные банки, в которых копошились мухи и опарыши. Потрескавшийся коридор вёл меня дальше вперёд, пока я не остановился, любопытно взглянув на дверной молоток, установленный в старой, деревянной двери: странный овал, потускневшей бронзы, изображал полусформировавшееся угрюмое лицо. У него было только два глаза без рта и носа.
Я нерешительно взял молоток, с беспокойством глядя на табличку с именем, размещённую чуть выше: “С. Зейлен”.
3.
То, что открыло мне дверь, было тем, что я ожидал увидеть: худой, бледный человек, демонстрирующий все признаки физического убожества. На нём по-прежнему был надет грязный, чёрный плащ, который был распахнут, показывая под собой мятую, некогда белую рубашку и впалую грудь. Потёртые брюки с рваными коленями было тем, что он носил ниже талии, а также развалившиеся ботинки, обкатанные бечевой. Его запавшие глаза казались почти мёртвыми из-за чёрных кругов вокруг них. Я сделал попытку улыбнуться и казаться невозмутимым.
- Мистер Зейлен. Меня зовут Фостер Морли. Я окликнул вас, когда вы шли домой через лес, но, похоже, вы меня не услышали.
Мужчина нахмурился. Длинные чёрные волосы были зачёсаны назад с его лба гелем или, что более вероятно, натуральными маслами с его головы, которые накапливались от нечастого мытья.
- Чего тебе? - cпросил он голосом, который звучал более живым, чем я ожидал от такого обветшалого неудачника.
- Вы фотограф, правильно? Вы работали на газету, как мне сказали.
- Это было целую жизнь назад, но, я думаю, если тебе рассказали обо мне, то значит, ты либо из полиции, либо клиент… и на копа ты не похож, поэтому, я думаю, тебе лучше войти.
Значит, у него ещё остались клиенты для фото-бизнеса. Это также означало, что у него были деньги. Он пригласил меня в гостиную, которая была в худшем состоянии, чем всё увиденное мной снаружи: безногий диван, самая скудная мебель и одна из тех больших деревянных кабельных катушек, которая служила ему столом. Химический запах в воздухе навёл меня на мысли о работе нарколаборатории. Прежде чем закрыть и запереть дверь на засов, он выглянул наружу, как будто что-то подозревая. Он потянулся к книжному шкафу и достал спрятанную за книгами простую папку.
- По пятьдесят центов за штуку, мистер Морли, - сказал он и протянул мне папку. - По тому, как ты одеваешься, я могу с уверенностью сказать, что деньги у тебя есть, и ты похож на парней, которые покупают, а не продают.
Я не понимал, что он имеет в виду, но я понял, что содержала папка, увидев содержимое между титульными листами: здоровенная стопка фотографий. Мгновенный трепет заставил мои нервы гудеть от перспективы увидеть снимки учителя. Мэри, по всей видимости, даже несмотря на неприятное отношение к этому человеку, позвонила ему, чтобы сказать, что я ищу. Я возбужденно присел и открыл папку…
В какой неописуемый ужас повергли меня те фотографии. Я мог бы рассказать об отталкивающих изображениях, которые предстали перед моими глазами с глянцевых поверхностей фотографий. Это не были фотографии Лавкрафта или старого Олмстеда. Напротив, это была откровенная порнография.
Сцены, изображённые на нескольких первых фото, на которые я смотрел, не нуждаются в описании. Могу лишь сказать, что сами фотографии были поразительно яркими и во всех ужасающих смыслах профессиональными.
- Смотри те, с белой девчушкой, которая с цветными парнями, стоят по доллару за штуку, - продолжил он. Зейлен снял изодранный плащ и повесил его на гвоздь в стене. - Если тебе нравятся дети, то по два бакса за штуку.
Я вернул дрожащими руками его злую папку.
- Это… не… то, за чем я пришёл.
- О, так ты продавец? Ну, ты тогда должен заплатить мне вперёд за плёнку и проявитель, плюс я хочу половину от выручки, так как рискую больше, продавая это дерьмо.
Не понимая, что вообще происходит, я просто спросил:
- Что?
Он бросил на меня острый, как кинжал, взгляд.
- Эй, это такой бизнес, приятель! У тебя есть пара милых дочерей, и ты хочешь, чтобы я снял их голыми или ебущимися с какими-нибудь парнями, верно?
Я смотрел на него с налитыми глазами кровью.
- Нет, - прохрипел я. - У меня нет детей.
- Тогда чего же ты хочешь, Морли? - закричал он вдруг. - Мне нужны деньги, а ты тратишь моё время, грязный ублюдок! Убирайся отсюда!
С глазами, полными презрения, я дал ему десятидолларовую купюру.
- А это ещё за что? - eго агрессивная речь продолжилась после того, как он выхватил купюру из моих рук. - Я не занимаюсь фокусами! Я не шучу, приятель! Ты что, хочешь трахнуть девку? Так тогда и скажи! У меня есть пара девок, но не вздумай валять со мной дурака! Ты начинаешь пугать меня до усрачки…- и тогда он закричал в то, что, по всей видимости, было дверью в спальню. - Кэндис! Иди сюда!
Прежде чем я успел возразить, дверь открылась, и из неё вышла голая и робкая девушка лет двадцати. Одной рукой она закрыла голый лобок, другой перекрывала две набухшие груди. Но вот чего она никак не могла скрыть, так это живота, туго натянутого и огромного от беременности, которая должна была вот-вот закончиться. Из комнаты, из которой она вышла, доносилась мелодия «Небеса могут подождать», кажется, Глена Грея.
Девушка криво улыбнулась мне сквозь щель в волосах, упавших ей на лицо.
- Привет. Мы… мы могли бы хорошо провести время вместе, сэр…
Этот реальный мир мне совсем не нравился. К этому времени я уже оправился от шока ужасной ситуации, происходящей здесь, поэтому сразу же перевёл взгляд на Зейлена.
- Я дал вам деньги, чтобы вы не чувствовали, что ваше драгоценное время потрачено впустую. Меня не интересуют проституция и порнография.
Зейлен усмехнулся.
- Да ладно тебе, мистер Морли. Tы когда-нибудь спускал в беременную девку? Держу пари, что нет…
- Ты нечестивый бродяга! - закричал я на него.
-… и совершенно не стоит беспокоиться, что ты обрюхатишь её!
Я хотел бы, чтобы взглядом можно было убивать, ибо мой взгляд, полный отвращения, несомненно разорвал бы его пополам.
- Меня интересует одна определённая фотография, которая, как мне сказали, есть у вас, и если это так, я заплачу вам за неё еще сто долларов.
Зейлен с удивлением выслушал мои слова, затем махнул рукой девушке, чтобы она вернулась в спальню.
- Сто долларов, говоришь?
- Сто долларов, - теперь я заметил то, что сначала принял за сыпь у него на руках, но от моей наивности больше не осталось и следа, я понял, что это следы от игл. - Моё терпение на исходе, мистер Зейлен. У вас есть или нет фотография писателя по имени Говард Филлипс Лавкрафт?
Впервые с моего прихода Зейлен улыбнулся. Диван скрипнул, когда он сел и скрестил свои тонкие ноги.
- Я его хорошо помню. У него был голос, как у “казу”,[3] и всё, что он ел, было имбирное печенье, - oн быстро вскочил и достал что-то из книжного шкафа.
Он показал её мне вместе со своей щербатой улыбкой. Это была копия в твёрдом переплёте “Тени над Инсмутом”.
Я достал свою такую же из кармана куртки и показал ему.
- Я не думал, что кто-то вообще читает этого парня, но, скажу я тебе, после того, как это вышло, многие люди её прочитали, и они были не слишком довольны тем, что он написал о нашем городе. Большая часть Олмстеда тогда была перенесена в Иннсвич Пойнт, так что парень поменял имя на Иннсмут. Боже. Поменял все имена, но только немного, понимаешь, о чём я? Как будто он хотел, чтобы мы знали, о чём он на самом деле написал.
- Ради Бога, мистер Зейлен, - возразил я, - он просто использовал свои впечатления об этом городе в качестве декорации для своей фантастической истории. А вы практически обвиняете его в клевете. Все писатели так делают. - Я прочистил горло. - Так что? У вас есть фотография?
- Да, но только негатив. Я смогу её сделать для тебя только завтра, - eго улыбка превратилась в оскал. - И я возьму сотню вперёд.
Я не из тех, кто склонен к конфронтации или резкости, но этого я не потерплю.
- Bы возьмёте пять долларов задатком, а остальные девяносто пять получите, когда я получу то, что мне нужно, - сказал я ему и протянул ещё пятёрку.
Он взял деньги с нескрываемой алчностью в глазах.
- По рукам! Завтра, скажем так, в четыре, - eго глаза превратились в хитрые щелки. - Кто тебе сказал, что у меня есть эта фотография?
- Мой друг, - резко ответил я. - Женщина по имени Мэри Симпсон…
Он громко рассмеялся и упал обратно в кресло.
- О, теперь я, кажется, всё понимаю! Она твоя подруга, да? Думаю, ты не такой уж паинька, за которого я тебя принимал.
Я вздрогнул от этого замечания.
- Что вы имеете в виду?
- Мэри Симпсон была городской шлюхой! Раньше в этом городе было полно шлюх, но Мэри была среди них на почётном первом месте по количеству прошедших через них клиентов! Она была самой грязной и развратной шлюхой! Господи, мистер Морли, она была шлюхой высшего разряда, как говорил мой дедушка, её, пожалуй, в нашем городе не трахал только ленивый!
- Bы лжёте, - немедленно ответил я. - Bы просто пытаетесь меня разозлить, потому что ненавидите людей классом выше cебя. Я вижу вашу кислую улыбку, мистер Зейлен, но я хочу стереть её с вашего лица, отменив все дальнейшие дела с вами, я хочу разворотить это логово наркотиков и проституции, которое вы называете своим домом.
- Конечно, конечно, мистер Морли, но мы оба знаем, что ты этого не сделаешь, потому что такие, как ты, всегда получают то, что хотят. Ты вернёшься сюда завтра и принесёшь с собой остальные деньги. Ты просто не хочешь принимать правду.
- Да? И что же это за правда такая?
- Ещё пару лет назад Мэри Симпсон была грязной портовой шлюхой во всём Иннсвиче. Господи, у неё тогда было восемь или десять детей! И она не брезговала приводить их ко мне! Она много денег заработала на этом.
Теперь настала моя очередь улыбнуться этой лжи.
- Я должен поверить, что вы её бывший сводник? Или как они сейчас называются? Сутенер?
- Да, но около пяти лет назад эта сука набросилась на меня.
- Я всё ещё не верю. Она рассказала мне о своём положении, о своём муже, который бросил её.
- Муж! Господи Иисусе! - Зейлен покачал головой с той же мерзкой усмешкой. - Если ты в это веришь, то, наверно, ты верил и в то, что когда в октябре прошлого года транслировали “Войну Миров” - это происходило взаправду.
Конечно, я не поверил ни единому слову - я читал книгу! Но к чему сейчас клонит Зейлен? Я знал, что это просто его игра неудачника.
- А теперь, полагаю, вы скажете мне, что она была наркоманкой, как и вы.
- Нет, она никогда не сидела на игле, она сходила с ума по сидению на членах, - затем он поднял бровь. - Ну, и деньгах.
- И что, по-вaшему, я должен поверить словам опущенного дегенерата-наркомана, продающего фотографии невинных молодых беременных женщин таким же дегенератам?
- В мире много “дегенератов”, мистер Морли. Спрос рождает предложение, - oн посмотрел прямо на меня. - Ты удивишься, узнав, сколько там больных парней, которые любят смотреть на беременных девушек.
- И вы поставщик, поддерживающий за этот счёт свою мерзкую жизнь и такую же мерзкую привычку, - oгрызнулся я. - Без предложения нет спроса, в этом вся мораль. Но этого никогда не произойдёт, пока такие хищники, как вы, останутся при делах. Вы продаёте отчаяние, мистер Зейлен, эксплуатируя бедных и порабощенных.
Казалось, это замечание задело его.
- Да ты просто богатенький щенок, и у тебя нет права судить о людях, которых ты не знаешь. Не у всех такая лёгкая жизнь, как у тебя! Правительство строит линкоры для этого нового закона о расширении флота, в то время как половина страны голодает, мистер Морли, и в то время как десять миллионов человек не имеют работы. Перераспределение богатства - единственный моральный ответ. То, что военно-промышленный комплекс заставляет меня, или девушку в задней комнате, или ту же Мэри, или кого-то ещё заниматься тем, чем мы занимаемся, чтобы выжить, ты не имеешь правa это комментировать.
Непоколебимая печаль тронула меня признанием того, что именно в этом вопросе он был прав. Возможно, именно поэтому его правда заставила меня презирать его ещё больше. Хотя Зейлен, очевидно, был марксистом, он довольно точно выразился по моему поводу. Богатенький щенок. Я не потрудился рассказать ему о своих многочисленных актах благотворительности; я уверен, что он бы сказал на это, что так я просто пытаюсь облегчить свою вину. В конце концов, я ответил ему:
- Я прошу прощения за свои суждения. И даже если то, в чем вы обвиняете Мэри - правда, я не могу её винить по причинам, которые уже были сказаны. Я верю, что она и миллионы других угнетенных… и даже вы, мистер Зейлен, являетесь жертвой враждебного окружения и алчного правительства.
- О, ты неподражаем! - pассмеялся он.
Я знал, что не должен позволить ему обмануть меня, ибо это только увеличит моё отчаяние, и тогда он победит.
- Я здесь по делам, так что давайте придерживаться деловой стороны. Я готов заплатить - скажем, по пять долларов - за каждую фотографию старого Иннсвича, которые вы, возможно, сделали до реконструкции города.
На его лицо вернулась надменная ухмылка.
- Tы уверен, что это всё, что тебе нужно, мистер Морли?
- Вполне, - подтвердил я.
- Но, зачем? Тогда весь Олмстед, a особенно Иннсвич Пойнт, были грязными трущобами.
- Я не думаю, что вы поймёте меня, я хочу увидеть город таким, каким видел его Лавкрафт, когда он создавал творческую концепцию своего шедевра.
- Значит, это твоё хобби, да? - усмехнулся Зален.
- Да, и к тому же совершенно безобидное, по сравнению с вашим.
Зейлен зашёлся смехом:
- О, прошу тебя, мистер Морли, не осуждай, как ты выразился, моё хобби. Знаешь, скоро мне придется расталкивать конкурентов, - он хлопнул себя по локтю. - А лучше останься здесь на пару дней и посмотри, как живут обычные люди. Такому богатею, как ты, будет полезно посмотреть на жизнь, которую капитализм и всё его лицемерие топит за чертой бедности.
- Перестаньте во всём винить слабость американской экономической программы, - насмехался я над ним.
- А эта книга, - он снова поднял “Иннсмут”. - Чертовски глупая, если хотите знать моё мнение.
- Такие, как вы, вероятно, сказали бы то же самое и об «Поэме o Древнем морякe»,[4] мистер Зейлен.
Он радостно захлопал в ладоши:
- Вот теперь ты дело говоришь! Кольридж был наркоманом! А что Лавкрафт со своим Иннсмутом? Вся эта иннсмутская требуха? Он неправильно понял город.
- Дело было не в городе, - почти крикнул я в ответ, - это сложная социально-символическая фантазия.
- Да, он хотя бы должен был постараться над своей книжонкой, меняя имена людей.
Я насторожился.
- Почему вы так говорите? Я думал, он использовал в основном только названия мест, которые он изменил.
- Нет, нет, черт возьми, он оскорбил почти всех в городе. Помнишь водителя автобуса из истории, Джо Сарджента? Настоящего зовут Джо Мэйджор! [5] А основателей города Ларшей? Он поменял на Маршей. И потом ещё пьяница Зэйдок Эллен. Как Лавкрафт его назвал? «Седой Пьяница»?
Зэйдок Эллен был самым выдающимся персонажам повести, 96-летний алкоголик, который знал все самые тёмные тайны Иннсмута.
Еще один ухмыляющийся взгляд исказил его лицо:
- Tы не очень проницателeн, не так ли? Настоящего зовут Эйдок Зейлен. Эта фамилия ничего тебе не напоминает?
Это поразило меня:
- Зэйдок Эллен - Эйдок Зейлен… Вас тоже зовут Зейлен.
- Да, он был моим дедушкой. Однажды вечером Лавкрафт напоил его возле доков какой-то дрянью, которую украл в магазине «Варьете». Мой дед умер на следующий день от отравления алкоголем из-за пойла, которым опоил его твой горячо любимый Лавкрафт.
Может ли это быть правдой? И если это так, то возникает следующий вопрос: насколько персонаж Лавкрафта был списан с Эйдок a Зейлен a ?
- Однако, всё же он сделал миру одолжение, - продолжил Зейлен. - Господи, мой дед был стар, как библейский чёрт, и ни хрена не стоил. Он был лжецом, вором и скотоложцем!
- Я высоко ценю ваше уважение к родственникам, - сказал я с сарказмом.
- Лавкрафт был халтурщиком! Сибери Куинн[6] был гораздо лучшим писателем.
У меня чуть не случился удар.
- Ничего подобного, мистер Зейлен! - мой крик протеста был почти истерическим, потому что теперь он преднамеренно издевался над моим литературным кумиром, и я не хотел слушать, как его имя и таланты оскверняются этим порнографом. - Так у вас есть фотографии старого города или нет?
- Есть, жди здесь, - а затем он встал и направился в заднюю комнату.
Мои нервы теперь действительно взбесились. Что он мог знать о качественной фантастике? Чем больше я думал, тем больше предпочитал отвергать его обвинение в том, что Лавкрафт мог способствовать гибели Эйдокa Зейленa. Просто очередная ложь мерзкого человека. Ничем не отличающаяся от лжи о Мэри.
Я чуть не застонал, когда случайно мой взгляд заметил кусочек спальни. Он оставил дверь открытой, и первое, что я заметил, была широкоформатная камера на трeноге. А потом… что-то ещё…
На неприбранной кровати сидела беременная проститутка - кажется, он назвал ее Кэндис. Она была до сих пор обнаженной, и молочный эффект ее беременности растянул ее ареолы до бледно-розовых кругов. Огромный, тяжелый живот только усугублял трудность того, что она делала …
Жгут опоясывал её предплечье, расширяя вены на вершине локтя, и в одну из этих вен она вводила что-то через пипетку, снабжённую полой иглой. Дьявольский человек заставил её тоже пристраститься, чтобы поддерживать свою эксплуатацию над ней…
Хоть Зейлен и рылся вне поля моего зрения, зато я прекрасно его слышал.
- Ты слишком часто вмазываешься, - сказал он девушке. - Это вредит ребёнку. Помнишь, что случилось с Соней?
- Я ничего не могу поделать с собой! - проскулила она.
- Если ребёнок выйдет мертвым, у тебя будут неприятности…
Я даже не хотел догадываться, что он имел в виду под этим заявлением. Скорее всего, они планировали продать ребёнка какой-нибудь бесплодной семье.