Глава двадцать девятая
Непрошеный советчик
- Я бизнесмен.
От этих слов Мириам приходит в себя.
Голос принадлежит Безволосому Ублюдку.
Он разговаривает не с ней. С Эшли.
Они в машине. Нет, во внедорожнике. Кремовый кожаный салон. Чванливый; сзади на подголовниках встроены DVD экраны, USB разъемы. На передней консоли светится GPS и камера заднего вида.
Мириам сидит на заднем сидении. Она не знает чем ей заклеили рот, но не удивится, если это окажется черная изолетна, прилепленная крест-накрест.
Руки девушки крепко связаны. Ноги тоже. Мир вокруг покачивается. Всё дело не только в шокере. В памяти всплывает воспоминание - её держат руки, укол, шприц, теплое и мягкое небытие. Мимо автомобиля проносятся сосны. Темная зелень на фоне серого неба. Всё пролетает очень быстро, как-то размазано. Какие бы наркотики не ввели Мириам, они всё ещё не вывелись из её организма.
Эшли сидит перед Мириам лицом вперед.
Безволосый расположился рядом с ним.
За рулем Харриет. Фрэнки на заднем сидении чистит пистолет. Запах оружейного масла - пьянящий, насыщенный, механический - заполняет салон автомобиля.
- Бизнес, - продолжает Безволосый, - похож на экосистему. Имеет свою иерархию, свою систематику. В нем есть пищевая цепочка, иерархический порядок. Это очень естественно.
Рот Эшли заклеен. Мириам не видит, но, судя по тому, как молодой человек дергается, он тоже связан. И руки, как и у неё, за спиной.
- Мы думаем о природе определенным образом. Думаем, что она сбалансирована. Думаем, что она по-своему справедлива. Но в ней нет справедливости. Нет баланса. Она перевешивает в пользу того, что мы определяем, как зло. Жестокость вознаграждается. Понимаете? Вот Харриет знает.
Харриет вступает в разговор. Она необычайно воодушевлена. И куда подевалась монотонность из голоса? Безупречный картонный выговор робота уступил место кровожадному ветреному тенору, в котором с каждым мгновением растер восторг.
- Мамочки-пингвинихи очень добры к своим деткам. Волки подобны знати. Шимпанзе благородны и мудры. Ложь, кругом одна ложь. Человек хочет, чтобы в природе было заложено благородство, потому что она вынуждает его самого быть благородным. Человек знает, что он стоит в цепочке выше животных, поэтому если животное может проявить благородство, то человек это сделать просто обязан. Но дело в том, что подобного нравственного эталона не существует, - говорит Харриет. В её словах сквозит сплошное презрение. - Животные по сути своей подлые и жестокие. Кошки насилуют друг друга. Муравьи порабощают других насекомых, включая даже свой собственный вид. Шимпанзе устраивают войны между своими стаями - беспричинно убивают, мочатся на трупы своих врагов, крадут их детей и бьют о скалы. Воруют женских особей и принуждают их к размножению. А порой и едят поверженных самцов.
Харриет оборачивается и Мириам замечает в её глазах маниакальный блеск.
- Природа жестока и абсурдна. Таков единственный эталон. Таков прецедент. Мы животные и, будучи частью природы, тоже должны вести себя жестоко и абсурдно.
Мириам кажется, что она замечает легкое подергивание плеча Харриет. От необъяснимого приступа удовлетворения.
Женщина возвращается к дороге.
Безволосый одаривает её аплодисментами. Мириам пытается рычать, насколько позволяет заклеенный рот.
Безволосый ублюдок оборачивается к ней и прикладывает длинный палец к своим губам.
- Шш-ш. Твоя очередь придет. Сейчас я хочу поговорить с твоим дружком. - Он переключает своё внимание на Эшли, который бледен, вспотел и похож на бутылку молока, выставленную на теплый прилавок. Он смотрит на что-то за спиной Мириам, на что-то, что совсем рядом с его сидением. - Вот, мистер Гейнс, как всё будет. Я задам вам два вопроса. Если ответите на оба честно и откровенно, я вас не убью.
Безволосый держит что-то в руках, но Мириам не видит, что именно. Она слышит металлический звон, скрип петель.
Мужчина чуть приподнимает предмет вверх.
Теперь девушка видит.
Двенадцатидюймовая, цельнометаллическая ножовка. Абсолютно новая. Ещё даже ценник не содран.
Безволосый поддевает лезвие ногтем. Дзынь, дзынь, дзынь.
- Как я уже говорил, я бизнесмен, поэтому, чтобы быть успешным, я должен быть жестоким, так что простите меня за это. Мой первый вопрос на счет девчонки. - Безволосый оборачивается и одаривает Мириам взглядом. Она не может его прочитать. Может быть, потому что он сам не может прочитать её - это понятно по его гладкому костлявому лицу. - Это правда, что она умеет? На самом деле?
Эшли мычит.
- Ой, - посмеивается Безволосый. Он срывает со рта Эшли скотч.
- Думаю, да, - выпаливает Эшли, хватая воздух ртом, вокруг которого протянулась красная полоса. - Думаю, это правда. Она верит в это.
Мириам пытается бороться. Она хочет пнуть ему прямо по лицу. Хочет прокусить свой скотч и заорать, чтобы Эшли заткнулся, что это ничего не значит, не стоит поддаваться им. Если бы у неё был хоть малейший шанс, она откусила бы ему язык. Выбросила бы его в окно. Что-нибудь. Хоть что-то.
Безволосый продолжает спрашивать.
- Теперь о моём товаре. Моём чемоданчике. Моих наркотиках. - Он медлит, делает глубокий вдох. - Где они? Что ты сделал с тем, что принадлежит мне?
Эшли заливается соловьем.
И когда он так делает, сердце Мириам холодеет.
- Он в грузовике, - говорит Эшли. - У дальнобойщика, Луиса. Я спрятал кейс в его грузовике.
Рядом с Мириам сидит Луис. Луис-призрак с залепленными глазами. Он улыбается, прикусывает нижнюю губу, словно девчонка, выпрашивающая пони.
Голова Мириам была похожа на коробку с паззлом. Но теперь всё встало по своим местам.
Мириам чувствует что-то теплое на щеках. Девушка понимает, что плачет.
Безволосый выдыхает.
- Это оказалось так легко, - улыбаясь говорит он. - Я всегда переживаю, что будет трудно. И как часто бывает, мои опасения сбываются. Благодарю тебя за сотрудничество.
Эшли переводит дыхание, посмеивается и кивает. Но потом он кое-что замечает. Его глаза мечутся туда-сюда, парень начинает заикаться:
- Нет, да ладно, не надо. Нет!
У Безволосого Ублюдка в руках пила. Мужчина двигается очень быстро.
Он наваливается на Эшли, прижимается спиной к его груди. Локтем мужчина упирается парню в челюсть так, что тот и сказать ничего не может. Безволосый держит локоть, словно он стул, подсунутый под дверную ручку.
Свободной рукой Безволосый укладывает ногу Эшли так, что она упирается в подголовник водительского кресла. Харриет, похоже, этого даже не замечает.
Безволосый оттягивает брючину своей жертвы.
Эшли вырывается, кричит, но Безволосый похож на сраного профессионала - ковбоя на родео.
- Я же рассказал! - визжит Эшли. Слова получаются неряшливыми, пузырятся, а капли крови попадают на шею и затылок Безволосого. - Я же рассказал тебе всё, что ты просил!
- И я тебе сказал, - заявляет сквозь стиснутые зубы тот, - что природа жестока. Шимпанзе, дельфины, волки. Окровавленные клыки и когти! Они понимают всю соль мести. Вот это месть! Ты испортил мне всю операцию...
Безволосый прижимает лезвие пилы к лодыжке Эшли.
- Поэтому я тебя просто покалечу.
И начинает пилить. Кулак вниз, локоть вверх.
Эшли издает такой звук, которого Мириам прежде никогда не слышала. Это крик на высоких частотах, который издают млекопитающие. Погребальная песнь.
Харриет как ни в чем не бывало продолжает вести автомобиль, несмотря на то, что её плечо орошается кровью.
Побледневший Фрэнки отворачивается.
- Это плата, - говорит он между криками.
Пила не останавливается. Вгрызается металлическими зубьями.
Мириам едва понимает, что происходит. Размытые движения. Красные брызги. Призрак Луиса рядом, насвистывающий мотивчик песни: «Я все знал».
«Сделай что-нибудь», - вопит разум.
Тело замерло. Словно его отключили от сети.
Скрежещет пила - перетирает кость. Веки Эшли трепещут.
«Прекрасно, - думает частичка Мириам. - Хер с ним. Это всё из-за него (Это всё из-за тебя, - напоминает ей другой голос, очень похожий на Луиса)». Но она понимает, когда Безволосый закончит с Эшли, он примется за неё. Что он отрежет у неё? Какими частями Мириам готова пожертвовать? Горячие слезы скатываются по щекам девушки, в мозгу что-то щелкает.
Сделай что-нибудь.
Сделай что-нибудь!
И она кое-то делает.
Мириам упирается подбородком в сидение перед собой, используя его в качестве рычага. Ноги оказываются под девушкой и она, дернувшись вверх, проталкивает себя на кресло, где сидят Безволосый и Эшли. Она едва не соскользнула из-за окровавленной кожаной обивки, но ей удалось прижаться спиной к спинке, выставив ноги вперед.
Безволосый смотрит на неё взглядом, не выражающим ничего, кроме любопытства.
- Боец, - говорит он. - Мне такие нравятся.
Мириам направляет ноги ему в голову. Но она почти потеряла контроль над телом, долгое время пролежав в позе личинки или неуклюжего червя.
Девушка попадает Безволосому в грудь.
Пила выскальзывает у него из рук, но успевает перед этим сделать последний замах. Ступня Эшли повисает на тоненькой полоске кожи.
Мириам снова пинает Безволосого по впалой груди.
Позади них открывается дверь. Может быть, её специально открыл Эшли, может быть, у него это получилось случайно. Может быть, она вообще не была до конца закрыта. Мириам всё равно.
Она лишь видит, как Эшли вываливается из машины. Его тело становится тенью на фоне дверного проема, а потом исчезает. Пространство, где он только что находился, теперь представляет собой пролетающие мимо сосны - темные иголки на фоне стального неба.
Безволосый выглядит не более, чем несколько удивленным; он откидывается назад, держать за чертову ручку над головой, вцепившись в пластик своими костлявыми, почти женскими, пальцами.
В другой руке он держит отпиленную ногу Эшли.
Он взирает на неё так, как учитель смотрит на яблоко, предложенное ему учеником.
Мириам понимает, что у неё есть считанные минуты.
Она пытается оттолкнуться ногами. Если ей удастся добраться до противоположной двери и, прижавшись спиной к дверце, нащупать ручку и открыть её, то она свободна. Но кровь... её слишком много. Так бывает в кошмаре, когда ты пытаешься убежать: ноги скользят по мокрому бетону. Кряхтя, Мириам толкается снова и снова, дергая ногами, надеясь, что они найдут опору...
И у девушки получается. Она спиной бьется о дверь Эскалейда. Пальцы ищут вслепую, пытаются нащупать дверную ручку.
- Нет, - говорит Безволосый так, словно управляет реальностью.
- Пшл ты, - мычит Мириам сквозь заклеенный рот.
- Заблокируй двери! - кричит Безволосый... но уже слишком поздно.
Дверь распахивается и Мириам летит следом.
Она понимает, что дальше всё будет стремно. Удар об асфальт? На скорости в шестьдесят миль в час? Тоже самое, если жучок прыгнет на шлифовальный станок. Гравий сточит всю заднюю часть черепа. Это самоубийство.
Но эта идея не смущает Мириам.
Однако её голова с асфальтом так и не встречается.
Пара рук держит Мириам за лодыжки. Безволосый. Голова девушки болтается за дверью, волосы подметают асфальт. Свист ветра наполняет уши. Мириам ощущает аромат сосен и соленой воды, причудливый химический запах Нью-Джерси. Она обоняет запах свободы, но он не для её мира...
...который меняет направление, словно пленку отматывают назад.
Безволосый затаскивает Мириам обратно в машину. Его лицо нависает над девушкой.
Она подумывает над тем, чтобы врезать ему лбом, но он, похоже, понимает, о чем она думает, поэтому прижимает окровавленную руку ко лбу Мириам.
В другой руке появляется шприц.
Девушка пытается вырваться. С кончика иглы сочится прозрачная жидкость. Пойманная ветром от открытой двери, она дрожит и танцует на весу.
- Скоро поговорим, - обещает Безволосый.
И вгоняет иглу Мириам в шею.
- Нгм-м-м! - вопит девушка сквозь скотч.
Мир содрогается и разламывается на части. Его осколки несут её во тьму.
Глава тридцатая
Пустошь
Мир течет медленно. Все размазано краской по канве, сгустки сползают по холсту вниз.
Мириам ощущает подмышками чьи-то руки. Ноги волочатся по земле. Серое небо освещается послеполуденным солнцем. Летают москиты. Бледные сосны отбрасывают длинные тени, у которых имеются пальцы, что, кажется, хотят разодрать Мириам на клочки.
Впереди идет Безволосый. Его белый блейзер заляпан кровью.
Кровью Эшли.
Отрезанная ступня, качаясь туда-сюда, покоится в прозрачном пакете-холодильнике, который несет Безволосый Ублюдок.
Время растягивается. Потом расширяется.
Они нигде. Ещё больше деревьев. Перевернутая ванночка для ног валяется на мшистом холмике, её половина отдана во власть какой-то черной плесени.
На тяжелой цепи покачиваются качели. На покрышке сидит огромный черный ворон, наблюдая за ходом качели, словно ему нравится за ней следить.
Мириам шагает по ракушкам. Они хрупкие. Ломаются под ногами.
Девушка пытается что-то сказать. Рот по-прежнему заклеен. Раздается только какое-то мычание. Девушка дышит через нос, получается протяжный свист.
Впереди возникает небольшой домик. Белый сайдинг, снизу окаймленный мхом.
«По крайней мере, это не очередной мотель», - думает она.
И ускользает в беспамятство.
* * *
Вжух.
Глаза Мириам распахиваются. Мир врывается в сознание свистом ветра: кровь стучит в ушах, подводное течение тянет девушку обратно в сознание.
Мириам понимает, что подвешена в душевой, выложенной выцветшей плиткой цвета морской пены.
Связанные руки закинуты на душевое крепление.
Ноги, тоже связанные, едва касаются ванны. Девушке приходится стоять на цыпочках. Её не на что опереться, приходится лишь извиваться как уж на сковородке.
Фрэнки стоит в дверном проеме, очень невысоком для мужчины. Ему приходится наклоняться.
Безволосый расслабленно сидит на крышке унитаза. Потеки засохшей крови (словно размазанная тушь) окрашивают его щеки. На коленях мужчины лежит дневник Мириам. Безволосый аккуратно его закрывает.
Харриет машет сорванным с губ Мириам скотчем у неё перед носом - какова насмешка - и пятится.
- Я прочитал, - говорит Безволосый, постукивая пальцем по обложке дневника.
- Пошел на хер, - бормочет Мириам.
Безволосый качает головой, пока Харриет натягивает черную перчатку.
- Такое надоедливое повторение. Пошло на хер это, пошло на хер то, пошла я на хер, пошел на хер ты. Такая грубая маленькая девочка. Харриет, видишь призрачные остатки синяка у неё на глазу? Давай-ка воскресим мертвого.
Харриет делает шаг к ванне и бьет кулаком в перчатке Мириам прямо в глаз. Голова девушки откидывается назад.
- Вот так, - говорит Безволосый. - Это напомнит тебе, что нужно быть вежливой, когда ты находишься в такой уважаемой компании. Кстати, о мертвых. Между тобой и мертвыми существует весьма близкая связь, не так ли?
- Умирающими, - хрипит Мириам. - Еще не мертвыми.
- Да, но мы же все умираем, разве нет?
- Умираем. Верно подмечено.
- Благодарю. Видишь? Вот про эту вежливость я говорил. - Безволосый берет в руки блокнот. - Я верю, все здесь написанное правда. Не думаю, что это просто фантазии невменяемой девчонки. Какой ты, в принципе, можешь быть. Не возражаешь, если я расскажу тебе про мою бабушку, про мою ома?
- Да сколько угодно. Я никуда не спешу.
Безволосый улыбается. В его глазах появляются сполохи воспоминаний о чем-то очень ему дорогом.
Интерлюдия
Ведьма
Моя бабушка Мильба была ведьмой.
Даже будучи маленькой девочкой, собирающей клюкву на болоте, она могла видеть разные вещи. Её видения не приходили непрошенными, так она изучала окружающий мир. Дотрагивалась до чего-нибудь и эти предметы, предметы природы или что-то с того же болота, показывали ей что грядет.
Если она находила кости змеи, могла взять их руки и покатать в своих маленьких пальчиках. Тогда болотная вода отступала и там ома видела то, что случится с её отцом на базаре, или то, что сестра загонит занозу под ноготь.
Она могла катать по ладони красную ягоду и читать по её раздавленным внутренностям. А они рассказывали ей про погоду. Положив руку на кору дерева, бабушка узнавала где свили гнездо птицы, а сломав шею кролику, могла увидеть где прячется остальное его семейство.
Позже, когда я был ребенком и мы переехали в эту страну, моя ома сидела на крыльце нашего дома и точила ножи. Она собирала горох или расщёлкивала бобы и подносила ближе к глазам, чтобы они могли говорить с ней. К старости бабуля стала маленькой и сухонькой, с артритными суставами и носом, похожим на рыбный крючок. Соседи думали, что она странная, поскольку постоянно что-то лепетала, и стали называть её ведьмой.
Они называли её ведьмой и это было как оскорбление. Они ведь не знали, что у неё видения. Они не знали всей правды.
Но однажды они придут, чтобы узнать.
Но потом настал тот день, когда надо мной начали издеваться в школе. Я был ребенком худым и болезненным, а то, что я родился без единого волоска на теле, ситуацию лишь усугубляло. Как и то, что мой английский тогда был не очень хорош, и у меня часто возникали проблемы в произношении.
Мальчик, который надо мной измывался, был евреем и звали его Аарон. Он был широк к талии, у него были крепкие мускулы и вьющиеся волосы. Он сказал, что ненавидит меня, потому что я немец, «чертов наци», хотя я немцем не был. Я голландец, говорил ему я, голландец.
Но это ничего не значило. Сначала он делал именно то, что вы ожидаете. Держал меня и бил, пока из носа не начинала идти кровь, а тело не покрывалось синяками.
Но с каждым днем мучения становились всё изощреннее.
Он жег мне руки спичками. Засовывал в уши разные предметы - камушки, палочки, муравьев, - пока я не подхватил инфекцию. Он становился всё более наглым и жестоким. Заставлял меня спускать штаны и проделывал всякие разные вещи - резал бедра ножом и колол ягодицы.
Так что я пришел к бабушке. Хотел знать, когда же всё это закончится. Я попросил её показать, показать конец. Я ведь знал какая она, что она умеет, но всегда этого боялся - её боялся, - боялся спросить. Но тогда я был в полнейшем отчаянии.
Ома сказала, что поможет мне. Она усадила меня и сказала: «Не бойся того что я вижу, потому что это всё естественно. Такова природа. Я вижу вещи и это так же нормально, как кости или листья, или крылья, пророчащие о том, что грядет. У природы свой, странный, баланс, и в том, что я вижу не больше волшебства, чем в том, что ты видишь почтовый ящик или идущего человека, когда смотришь на дорогу. Я просто вижу то, насколько всё сбалансированно».
У омы был мешочек с зубами животных, которые она собирала на протяжении многих лет, она высыпала их передо мной. Бабуля заставила меня сорвать одну из корост, появившихся на месте ожога от спички, а когда выступило немного крови, смазала её своими пальцами и провела по разбросанным зубам.
Ома сказала мне:
- Твои страдания скоро закончатся. Завтра ночью.
Я был в восторге и ответил:
- Так скоро?
Она подтвердила. Ведь она это предвидела. Аарон встретит свой конец.
- Он умрет? - спросил я.
Она кивнула. А я не расстроился. Мне не стало грустно. Я ощутил радость.
Той ночью я ждал. Ждал так, как ребенок ждет Рождественское утро. Я не спал. Был слишком взволнован и немного напуган.
Слышал снаружи какие-то звуки. Царапанье. Металл о камень.
Это была Ома. Она взяла один из кухонных ножей, что точила на крыльце, и пошла к дому Аарона, который стоял на нашей улице примерно через милю. Высохшей тенью она прокралась в его комнату. И пока он спал, ударила его ножом. Сто раз.
Она вернулась ко мне в комнату, рассказала, что сделала и отдала мне нож.
- Порой мы должны выбрать свой путь на дороге, - сказала она.
А потом ушла на улицу ждать.
Они пришли за ней рано утром. Она не делала тайны из своего поступка - её платье всё было покрыто кровью того хулигана. Не знаю, зачем они пришли, может, чтобы убить, но они всё равно опоздали.
Она умерла там, на веранде.
Согбенная маленькая фигурка, похожая на плакучую иву. Мертвая.
Я её оплакал.
По Аарону я не скорбел.