Лев Исидорович Кранихфельд
1931 – 2018
В 1949 году Лёва Кранихфельд поступил в Московский энергетический институт, скрыв компрометирующие данные о своей семье – то, что отец был расстрелян в 1937 году, и что мать была племянницей Мартова – известного меньшевика и противника Ленина. Эти сведения могли бы помешать ему поступить в ВУЗ. После окончания МЭИ в 1955 году Лев Исидорович успел поработать на кабельных заводах в Ташкенте и Подольске, где приобрёл ценный опыт и в части кабельной технологии, и в части экономики социализма. Об этом периоде своей жизни он красочно описал в книге «Осколки воспоминаний», уже будучи на пенсии.
Ну а в ОКБ КП Лев Исидорович появился в июле 1959 года и проработал в нём 31 год. Первое место работы – это лаборатория низковольтных проводов А.Л.Гольдберга. Вскоре Лев Исидорович был назначен ответственным исполнителем темы «Комета» по разработке миниатюрных монтажных проводов для радиоэлектронной аппаратуры, что было новым словом в кабельной технике. Отчёт по этой работе стал основой кандидатской диссертации, которую Лев Исидорович защитил в 1966 году.
Ещё в 1963 году он был назначен начальником вновь организованной лаборатории резин (впоследствии отдела №13 кабелей управления) со своим производственным участком наложения и вулканизации изоляции и оболочки из резины. Отдел быстро разработал кабели управления КУПР с полиэтиленовой изоляцией жил и оболочкой из резины, а также кабели управления с оболочкой из поливинилхлоридного пластиката КУПВ. Выпуск этих кабелей, а затем кабеля КУДФРУ, позволил полностью обеспечить потребности стартовых ракетных комплексов, в том числе на Байконуре. Эти кабели пользуются спросом и до сих пор.
Отдел Кранихфельда первым в стране освоил применение в кабельных изделиях кремнийорганической резины. Это было сделано при тесном взаимодействии с Институтом элементоорганических соединений и академиком К.А.Андриановым, который не раз приезжал в ОКБ КП. На основе кремнийорганической резины были выполнены многие оригинальные разработки, например, растягивающиеся кабели для робототехники и нагревательные провода с жилой из углеродного шнура, которые использовались в пледах для защиты от холода оборудования на севере.
На протяжении многих лет Лев Исидорович выезжал в командировки в составе комиссий по разборке у потребителей различных происшествий с нашими кабелями. Рассказ о двух таких командировках помещён в настоящем издании.
В 1971 году Лев Исидорович возглавил только что созданный по его инициативе отдел № 10 «Надёжности и эксплуатационных испытаний», в котором были сосредоточены все работы по надёжности, климатическим испытаниям, радиационной стойкости и согласованию применения. Отдел состоял из четырёх лабораторий – №101 климатических испытаний (А.Н.Дудкевич), №102 радиационной стойкости и физико-химических исследований (Е.И.Миронов, затем В.И.Алмазов), из которой в 1978 году выделилась лаборатория №103 космических воздействий и физико-химических исследований (Б.С.Романов), №104 аттестации и согласования применения (И.В.Ступакова). Им разработаны основополагающие принципы оценки надёжности кабельных изделий и методики оценки их надёжности на стадиях производства и эксплуатации.
Полученные отделом результаты испытаний проводов и кабелей ОКБ КП во всех климатических зонах страны и в тропиках позволили выпустить ряд важных межотраслевых документов и, главное, отраслевой стандарт ОСТ 16 0.800.305 по надёжности кабельных изделий, который не потерял актуальности и по сей день. Лев Исидорович является инициатором выхода и соавтором настольной книги испытателей проводов и кабелей – «Надёжность кабелей и проводов для радиоэлектронной аппаратуры», вышедшей в 1982 году. Именно в его отделе были проведены работы по подбору и испытанию проводов для космической системы «Буран – Энергия», осуществлён натурный эксперимент по экспозиции кабельных изделий и материалов на внешней поверхности станции «Салют-7» и создан специальный кабель для космического аппарата «Вега» (смотри фото).
Он предложил применить физико-химические методы для поиска универсальной характеристики, позволяющей оценивать и прогнозировать надёжность проводов и кабелей. Эта идея легла в основу его докторской диссертации, которая прошла предварительное рассмотрение во ВНИИКП. Однако инфаркт, а затем инсульт не позволили появиться первому доктору наук в ОКБ КП. История с его докторской диссертацией подробно описана в его книге «Осколки воспоминаний».
Лев Исидорович написал 6 книг, десятки статей, получил множество авторских свидетельств на изобретения и медалей ВДНХ разного достоинства. Параллельно он вёл преподавательскую деятельность и написал учебник для техникумов по кабельной технике. Он был автором успешно применявшейся бальной системы учёта результатов социалистического соревнования между подразделениями. Будучи сильным шахматистом, он всегда выступал за команду ОКБ КП, которая успешно выступала на первенстве города. Заслуги Льва Исидоровича перед страной оценены орденом «Трудового Красного Знамени», орденом «Знак почёта» и медалями.
Выйдя по инвалидности (паралич правой стороны) на пенсию в 1991 году, он сохранил свой исключительный творческий потенциал. За последующие 26 лет на стареньком компьютере, пальцем левой руки он напечатал несколько книг воспоминаний, эссе о любимых поэтах – Маяковском, Есенине, Окуджаве, Высоцком, Галиче, несколько сборников анекдотов и даже один роман из современной жизни «Ступени».
Из книг воспоминаний мы узнали о его увлечении, ещё со школьных лет, поэтическим творчеством. Именно он был автором всех стихотворных текстов популярного среди ВУЗ-ов Москвы эстрадного коллектива МЭИ «Шутки в сторону» (сокращённо «ШВС»), а также автором популярной в МЭИ песни «Курсовая лирическая» на мотив куплетов Курочкина из спектакля и кинофильма «Свадьба с приданым».
Удивительно, что за время его работы в ОКБ КП никто не догадывался о его увлечении поэзией. И лишь после знакомства с воспоминаниями мы узнали о ещё одной грани его таланта. Правда, один раз он, что называется, «прокололся», и написал стихотворение на 25-летие ОКБ КП, которое сам же и прочитал по местной трансляции. Заканчивается оно таким куплетом:
Двадцать пять, двадцать пять…
Это, в общем, не так уж и много –
Сколько будет ещё
Увлекательных, творческих лет!
Но плывут корабли
По неведомым звёздным дорогам,
И гудят провода,
Посылая на землю привет!
2018 г.
ФРОНТОВИКИ
Отгремели торжества по случаю 70-летия Победы над фашистской Германией, впереди 75-летие. Победа была достигнута благодаря мужеству и беззаветной любви к Родине участников войны, героизму фронтовиков, таланту полководцев и трудовым подвигам работников тыла.
Но не только за боевые заслуги мы чтим фронтовиков. Ведь это они за несколько лет восстановили разрушенное войной, создали ракетно-ядерный щит от угроз нового претендента на мировое господство, обеспечили мирную жизнь в течение многих десятилетий. Но главное даже не это. Ведь не будь нашей Победы, большинство из тех, кто родился после войны, не появились бы на свет. Их просто не было бы, а вместо них женщины нарожали бы немецких полукровок, поскольку наши мужчины, согласно гитлеровскому плану «Ост», в массовом порядке подлежали уничтожению в концлагерях, или быть рабами на рудниках и в шахтах.
И в рождении, становлении и развитии нашего предприятия фронтовики сыграли огромную роль. Ведь большую часть сотрудников ОКБ КП при его образовании составляли фронтовики. Они трудились и в среднем звене, и на рабочих должностях, и на руководящих постах. Вспомним хотя бы главного инженера Александра Ивановича Гусарова, начальников подразделений Арона Львовича Гольдберга, Михаила Давыдовича Блиндера, Льва Николаевича Кобякова, Людмилу Алексеевну Белоусову, Бориса Яковлевича Бранзбурга, Аркадия Семёновича Данюшевского, Юрия Сергеевича Тумановского.
Создатель ОКБ КП Теодор Максович Орлович, хотя и не воевал, но, работая на заводе «Электропровод», внёс больной вклад в оснащение Красной Армии необходимыми кабельными изделиями. Им были разработаны первые в стране радиочастотные кабели, которые предназначались для радиолокационных станций. Эти станции успешно проявили себя в Сталинградской битве. За создание этого кабеля Теодор Максович был награждён Орденом Трудового Красного Знамени, а за разработку оригинальной изоляции для этого кабеля в марте 1943 года он был удостоен Сталинской премии.
По боевому пути фронтовиков ОКБ КП можно проследить все этапы войны, все известные сражения. Перечислим некоторых из наших фронтовиков – участников этих сражений:
· Оборона Смоленска, сражение под Ельней – Баканов И.М., Златоустовский В.И., Новожилов С.М., Осадчий Г.Г., Сваткова Е.И., Свидло Е.Е.
· Битва за Москву – Анистратов И.И., Баканов И.М., Гинзбург Р.Ф., Донских А.И., Кузнецов И.А., Кургузов М.М., Ларичева С.А., Мосягин В.В., Осадчий Г.Г., Симоненков В.И., Строгов В.В., Тюленев И.А.
· Сталинградская битва – Бранзбург Б.Я., Гинзбург Р.Ф., Златоустовский В.И., Кобяков Л.Н., Митрофанов В.Д., Осадчий Г.Г., Полковников А.М., Прозоров Н.М.
· Сражение за Кавказ – Зенчев П.Г., Панюшкин М.Я., Риж И.А., Сотников В.К., Трошина М.В.
· Курская битва – Зенчев П.Г., Мосягин В.В., Панюшкин М.Я., Прозоров Н.М., Свидло Е.Е., Сграбилов А.И., Трошина М.В.
· Форсирование Днепра – Зенчев П.Г., Панюшкин М.Я., Прозоров Н.М., Свидло Е.Е., Сграбилов А.И., Харитонов К.В.
· Белорусская операция – Гинзбург Р.Ф., Златоустовский В.И., Строгов В.В., Фомичёв С.К.
· Оборона и разблокирование Ленинграда – Данюшевский А.С., Залипацкий И.В., Макеев С.И., Митрофанов В.Д., Сергеев Н.Е., Тюленев И.А.
· Ясско-Кишенёвская операция – Сграбилов А.И.
· Висло-Одерская операция – Гинзбург Р.Ф., Зенчев П.Г., Кустов М.Е., Прозоров Н.М., Сваткова Е.И., Фомичёв С.К.
· Штурм Кенигсберга – Лукьянович Л.А.
· Битва за Берлин – Белоусова Л.А., Брусилова Е.Д., Гинзбург Р.Ф., Златоустовский В.И., Ковалёв Н.Е., Филиппов А.П.
· Освобождение Праги – Сграбилов А.И.
· Разгром японской Квантунской армии – Берловская В.М., Лукъянович Л.А.
На протяжении многих десятилетий стенгазета ОКБ КП «За новую технику» регулярно публиковала воспоминания работавших в нашем коллективе фронтовиков. Кое-что из этих воспоминаний удалось сохранить. Появились и новые. Публикуя их, мы отдаём дань уважения, благодарности и восхищения всем фронтовикам! Вечная Вам слава и память!
ДВА ПАРАДА
Я был призван в армию в октябре 1940 года и зачислен в 1-ю дивизию ОМСДОН имени Ф.Э. Дзержинского. 22 июня 1941 года мы находились в летних лагерях под Москвой. Рано утром нас подняли по тревоге и привезли в Москву. Ждали отправки на фронт. Но поступил приказ – наш полк оставить для охраны правительственных учреждений и выполнения спецзаданий.
Хорошо запомнился первый налёт фашистской авиации на Москву. Это случилось ровно через месяц – 22 июля, когда я находился на посту по охране Московского комитета партии. Было хорошо видно, как зенитная артиллерия в лучах прожекторов отбивала фашистский налёт. С этого дня налёты происходили почти ежедневно, а иногда и по нескольку раз в день.
Однажды, после смены караула, когда тревоги не было, я услышал сильный взрыв. Содрогнулась земля, возник пожар. На следующий день узнали, что сброшенная с самолёта мощная бомба попала в правительственное учреждение. Здание было сильно повреждено. Погибли люди, в том числе и несколько наших товарищей. Фашисты бросали с самолётов листовки, надеясь создать панику среди населения.
В середине октября началась эвакуация заводов на восток. По радио выступил секретарь МК партии Щербаков и сказал, что Москва в опасности. Нужно срочно организовать из добровольцев народное ополчение для защиты Москвы. По решению Государственного Комитета обороны была создана Московская зона обороны под командованием нашего бывшего комдива генерала Артемьева. Было три линии обороны: 1-я в районе нынешней кольцевой автодороги, 2-я по окружной железной дороге и 3-я вдоль Садового кольца. Нам приходилось занимать оборону на окружной дороге у Дмитровского шоссе и на Садовом кольце недалеко от Крымского моста. Подходы к дорогам в районе были заминированы, созданы укрепления.
7 ноября на Красной площади состоялся военный парад, посвящённый 24-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции. Рано утром нас подняли по тревоге. Был мороз, ночью выпал снег. Наш взвод в полной боевой готовности посадили на машины и привезли на Красную площадь. Зачем – мы не знали. Вскоре был получен приказ по охране правительства во главе с товарищем Сталиным, которое будет находиться во время парада на Мавзолее.
Около 8 часов утра из калитки Кремлёвской стены за Мавзолеем вышло правительство во главе с товарищем Сталиным. По всей площади от исторического музея до храма Василия Блаженного стояли войска. Ровно в 8 часов из ворот Спасской башни на коне выехал маршал Будённый. Он объехал войска. Затем с обращением к народу и войскам выступил Иосиф Виссарионович Сталин. После этого начался парад. Некоторые части с парада сразу отправились на фронт.
Как только парад закончился, налетела немецкая авиация. Была объявлена воздушная тревога. Сквозь пелену сильного снегопада засверкали прожектора. В эти дни в налётах на Москву участвовало более ста самолётов.
Прошло неполные четыре года, и мне вновь довелось быть на параде на Красной площади. Мне посчастливилось быть участником Парада Победы 24 июня 1945 года. Я входил в состав двухсот человек, которые бросили фашистские знамёна к подножью Мавзолея Владимира Ильича Ленина. В этот момент мне вспомнился парад 7 ноября 1941 года и события, разделившие эти два парада.
Василий Васильевич Строгов, 1981 г.
Конструкторский отдел
ОВРАГ
Мне довелось участвовать в обороне Москвы в составе 239 стрелковой дивизии, которая действовала южнее Москвы под Тулой. Я в то время был рядовым радиотелеграфистом и обеспечивал связь между командиром батальона и командиром полка. В тяжёлые минуты боя нам всем, вплоть до ездовых, приходилось вместе с пехотой ходить в контратаку.
В ноябре наш батальон под командованием капитана Фурманова занимал оборону на окраине села Ольховцы Тульской области. В один из дней гитлеровцы под прикрытием танков начали наступление на наш батальон. Впереди шли танки, за ними немецкая пехота. У нас в батальоне была одна пушка, у солдат - винтовки, пулемёты, гранаты и бутылки с горючей жидкостью. Артиллеристы подбили три танка, но один танк подобрался из-за дома с тыла и прямой наводкой расстрелял весь расчёт и разбил пушку. Видя, что наша пушка разбита, красноармейцы, войдя в ярость, открыли ураганный огонь по танкам из ручного оружия, который не причинил им никакого вреда. Хотя этим огнём мы отсекли от танков немецкую пехоту и заставили её залечь, но положение наше было критическим. Проводную связь с командиром полка немецкие танки порвали, радиостанция вышла из строя, и мы оказались отрезанными от внешнего мира. Тогда командир батальона приказал мне оставить радиостанцию и попытаться скрытно выйти из окружения, дойти до штаба полка и доложить командиру о нашем критическом положении.
Метрах в трёхстах от нашего расположения был глубокий овраг, но добраться до него надо было по открытой местности. Я решил стремительным броском преодолеть этот участок, считая, что в бегущего человека попасть из любого оружия нелегко. Выскочил из окопа и стремительно побежал через открытое поле к оврагу. Немцы из танка открыли по мне огонь из крупнокалиберного пулемёта, пулемётные трассы проходили то впереди, то сзади. Я добежал до оврага, кувырком скатился в него и оказался в безопасной зоне. По оврагу добрался до штаба полка и доложил командиру, в каком положении оказался второй батальон. Командир полка майор Калиновский выслушал меня и приказал начальнику штаба связаться с командиром дивизии просить помочь артиллерией, а мне приказал возвратиться и доложить командиру батальона, чтобы держался, что помощь скоро будет. Я отправился в обратный путь и уже при подходе к селу услышал разрывы орудийных снарядов и громкое русское «ура-а-а!». Оказывается командир дивизии сразу же дал приказ артиллеристам открыть огонь по немцам, а командир батальона, видя разрывы наших снарядов на позициях немцев, поднял свою пехоту в атаку, и немцы были вынуждены отступить.
В конце ноября 1941 года из штаба дивизии передали по радио нашему командиру полка (я тогда работал на радиостанции при штабе полка) тревожную радиограмму в которой комдив сообщал, что штаб дивизии окружён немцами и требовал, чтобы наш полк немедленно пришёл на помощь. Я доложил об этом командиру полка, и он сразу же отдал приказ выступить на освобождение штаба дивизии. Штаб дивизии располагался недалеко от нашего полка. Наши подразделения быстро туда дошли и обошли немцев слева и справа. Наш удар оказался для них неожиданным и, опасаясь быть окружёнными, немцы сразу же отступили. Там мы узнали, что вся наша дивизия ведёт бои, будучи окружённой.
На протяжении трёх суток мы дни и ночи искали место для прорыва. Трое суток, полуголодные, без сна, делали попытки вырваться из кольца, и наконец, нам это удалось. Командование фронтом дало нам 4 дня на отдых и пополнение боеприпасов и продовольствия. Ну а 6 декабря наш фронт перешёл в наступление, и немцы покатились от Москвы.
Иван Архипович Тюленев, 1981 г.
ПОКЛОН ТАНКИСТА
Немалый вклад внесла в разгром немецко-фашистских войск под Москвой в 1941 году танковая часть, в которой я проходил службу. Ведя тяжелые оборонительные бои на ближних подступах к Москве, солдаты и офицеры части проявляли мужество и отвагу. За массовый героизм, беспредельную храбрость и отвагу, проявленные личным составом, наша часть была переименована в 42-ю гвардейскую танковую бригаду.
Рад случаю отдать должное всем, кто не щадил сил и самой жизни, защищая родную Советскую Отчизну от нашествия коричневой фашистской нечисти.
Поклон Вам, боевые друзья и соратники, для которых битва с фашистскими захватчиками под Москвой стала последней.
Андрей Иванович Донских, 1978 г.
ЛИКВИДАЦИЯ ДЗОТА
Мой боевой путь начался в сентябре 1941 года. После месячной учёбы в Армавире, где была сформирована бригада маршевых рот, был направлен на Белорусский фронт и воевал там до 1942 года.
На линии фронта Дебальцево – деревня Чернушки немецкий дзот не давал возможности нашей роте продвигаться вперёд. Надо было, во что бы то ни стало, дзот уничтожить. Задача была очень тяжёлая. Кругом минные поля. Две попытки подойти к дзоту не удались – подрывались на минах. В третий раз взяли с собой сапёров. Они разминировали подходы, и мы смогли закидать дзот гранатами. Путь для наступления роты был свободен.
В 1943 году воевал на Кавказе. Получил звание старшего сержанта, но под Орджоникидзе был ранен и попал в госпиталь. В том же году в составе маршевой роты был переправлен через Туапсе и Геленджик под Новороссийск. В бою за город получил тяжёлое ранение, и снова госпиталь. После госпиталя был комендантом школы музвоспитанников в Новосибирске. Награждён орденом «Красной Звезды», медалями «За отвагу» и «За победу над Германией».
Иван Александрович Риж, 1975 г.
Цех №3
БЕРУ КОМАНДОВАНИЕ НА СЕБЯ
Войну я начал на Южном фронте после призыва в октябре 1941 г. В звании старшего сержанта стал командовать взводом автотранспортной бригады. В марте 1942 г. был направлен в школу младших лейтенантов инженерно-сапёрных войск. Обучение было ускоренное – вместо 6 всего 3 месяца. После окончания школы меня направили на Калининский фронт командиром взвода инженерно-сапёрного батальона.
Запомнилась мне переправа через реку Уло – переправа с боем. Погиб командир, и я принял командование на себя. За эту переправу меня наградили орденом Красной Звезды.
Михаил Георгиевич Шипулин, 1985 г.
Отдел материально-технического снабжения
ПО ДОРОГАМ ВОЙНЫ
Я был мобилизован на второй день войны. Попал в войска связи. Получил машину «Эмку», на которой проехал тысячи километров фронтовых дорог. Днём и ночью, в любую погоду доставлял на передовую срочные и секретные пакеты.
Удивительно, но именно на фронте я впервые встретился с Теодором Максовичем Орловичем. Он был вызван на фронт, как опытный специалист по кабелям, для консультаций по трофейным кабелям связи. Я же на своей машине отвозил его на станцию после завершения им своей миссии.
Под Оршей, по дороге на передовую, машина, которую я вёл, попала под миномётный обстрел и была разбита. Погиб сидевший сзади автоматчик, а я ранен. Но и после ранения продолжал водить уже другую машину до последних дней войны. Награждён орденом Отечественной войны и многими боевыми медалями.
Николай Васильевич Царёв, 1979 г.
Транспортный цех
ЗАСАДА
В начале августа 1942 года в качестве командира пулемётного расчета я попал западнее Москвы на передовую. В это время здесь началось наступление. С боями вышли к поселку Погорелое Городище, расположенному на Киевском шоссе. В этих боях впервые мой «Максим» вёл огонь по врагу.
Однажды, в ходе этих боёв, политрук нашей роты был вызван в штаб полка. Вернувшись, он отобрал три пулемётных расчета, в том числе и мой, для выполнения поставленной в штабе задачи. Погрузили пулеметы и боеприпасы на подводу и за ночь, пройдя по лесам и болотам более 20 километров, вышли к реке Вазузе. На берегу и в соседней деревне немцев не оказалось. До рассвета заняли позицию на высоком берегу недалеко от моста через реку. Заминировали мост. Тщательно замаскировались. Мой расчет был в центре. Политрук остался при нас. С нашей позиции очень хорошо, километра на 4, просматривалась дорога, подходящая к мосту.
Взошло солнце. На той стороне немцы мирно косили сено и играли на губной гармошке. Мы сидели тихо. Часов в 9 утра на дороге из-за высоты показалась колонна немцев по 4 человека в ряд. Голова колонны приближалась, а конца её еще не было видно. Политрук приказал без его сигнала не стрелять. А сигналом должен быть взрыв моста. Колонна всё ближе и ближе... От нервного возбуждения всех трясёт... Вот голова колонны вступила на мост. До фашистов каких-нибудь 100-150 метров! Тут политрук замкнул концы - и мост вместе с немцами взлетел на воздух! Одновременно открыли огонь все три «Максима» - и начался наш "сенокос"! Расстреляли ближнюю часть колонны. Перенесли огонь дальше. В азарте боя начал стрелять с колен, целясь через щит, без прицела. Выпустил 12 лент - это 3000 патронов! От такой стрельбы вода в кожухе пулемёта закипела. Из него пошел пар, как от паровоза. По столбу пара и начали бить из пулемётов и миномётов успевшие окопаться фашисты. Один расчет погиб от прямого попадания мины.
У нас осталась одна лента. Политрук приказал переменить позицию. Отошли от берега на 200 метров и окопались во ржи. Рожь стояла высокая. Для маскировки связали её над головой. И правильно сделали, так как в этот момент появилось около 30 «юнкерсов», которые начали бомбить берег и соседнюю деревню. Сделав 3 захода, «юнкерсы» улетели. Но за ними прилетела ещё такая же волна самолетов, а затем и третья. Всё кругом было перепахано взрывами тяжёлых, до 500 кг, бомб. От деревни ничего не осталось. Но нас во ржи они не увидели. В перерыве между налётами продолжался пулемётный и миномётный обстрел. В результате осколки мин скосили нашу спасительную рожь. Нас засекли. Одна мина взорвалась рядом. Пулемёт опрокинулся на нас. Меня оглушило...
Вскоре спустились сумерки. Сзади послышался шорох. Это подошли наши основные части. Они заняли прочную оборону и стояли на этом рубеже 4 месяца - до начала нового наступления, в котором я был тяжело ранен.
Подлечившись, пошел фронтовыми дорогами дальше. Дошёл до города Торгау, что на Эльбе, где была встреча с американцами. Награждён орденом Красной Звезды и медалями, в том числе «За отвагу» и «За взятие Берлина».
Георгий Николаевич Салынин, 1978 г.
Отдел высоковольтных кабелей
ХРАБРО ВОЕВАЛ – ОТЛИЧНО ТРУДИТСЯ
Начальник участка №4 Вячеслав Иванович Мелёхин с гордостью отзывается о кладовщике инструментальной кладовой Георгии Григорьевиче Осадчем. С виду строгий, неразговорчивый человек. А сколько в нем глубокой житейской мудрости! Кажется, простое дело – выдавать инструменты. Но можно так «вести хозяйство», что сам не найдёшь, где что лежит. У Осадчего всё имеет свое определенное место, во всём чувствуется порядок.
На участке говорят, что это у него ещё от прошлой фронтовой жизни. Да, расчетливым, храбрым он был бойцом под Калинином, Ржевом и в Сталинграде, коль грудь его украшают орден Славы третьей степени и боевые медали. Особенно крепко запомнилась Сталинградская битва. Будучи тяжело раненым под Ржевом, Георгий Григорьевич после полугодового лечения участвовал в разгроме огромной фашистской группировки на Волге.
Прошлое ранение давало о себе знать, но Осадчий продолжал сражаться. И только после полного окружения и пленения армии Паулюса, Георгий Григорьевич был отправлен в тыл, где продолжил службу в рядах внутренних войск.
Записал А. Фаюткин, цех №2,1985 г.
СТАЛИНГРАДЕЦ
В ноябре 1942 г. по призыву Камышинского Горкома ВЛКСМ я и ещё 249 таких же 16-17-летних мальчишек-добровольцев начали свой ратный путь в боях Сталинградской битвы. Я попал в 104 гвардейский стрелковый полк. О жестокости боев, в которых нам довелось участвовать, можно судить хотя бы по тому, что в нашем подразделении из 250 человек невредимым остался лишь один - только потому, что командир нашего полка взял его в штаб связным.
Четырёх «фрицев» и одну автомашину удалось мне остановить в зимней Сталинградской степи до того, как второе ранение уложило меня самого на 9 месяцев в госпиталь. Тайная мечта 18-летнего парня продолжить после тяжёлого ранения прерванную войной учебу не осуществилась − меня признали годным к нестроевой службе. И еще два с половиной года в составе войск 3-го Украинского фронта колесил я шофером по дорогам Украины, Румынии, Венгрии, Австрии.
Лев Николаевич Кобяков, 1978 г.
Лаборатория стандартизации
ГЕРОЙ СЛОВАКИИ
22 июня 1941 года на западной границе СССР начал свой путь в Великой Отечественной войне Георгий Георгиевич Генералов, работавший термистом на механическом участке.
А путь этот оказался непростым... Отступление... Окружение... Плен...Каторжная работа...Побег из неволи... Передвижение ночами по Польше.. .Встреча с партизанами...Участие в Словацком национальном восстании...Закончил войну Георгий Георгиевич на территории Чехословакии в рядах Советской армии.
Ратные подвиги партизана отмечены медалями, орденом Славы 3 степени и медалью Чехословакии, которую ему вручал уже после войны маршал Рокоссовский.
СВОБОДНАЯ ОХОТА
В первый период минувшей Великой Отечественной войны фашистская армия имела значительный перевес в боевой технике, в том числе и в авиации. Это позволяло фашистским летчикам применять полёты без конкретного задания под названием "свободная охота". Летчику при этом предоставлялся определённый район для полета, а цель он находил сам. В дальнейшем, когда соотношение сил изменилось в нашу пользу, такие полеты применяли и наши летчики.
Вспомнился один интересный случай, который произошёл во время такой охоты матерого фашистского летчика. В 1943 году основные авиационные подразделения, входившие в состав Черноморского военно-морского флота, базировались на прибрежных аэродромах в Геленджике, Лазаревском, Адлере, Гудауте, а штаб авиации флота находился под Туапсе. Вот сюда и пожаловал на свободную охоту немецкий ас.
В это время мы на четырёх самолетах лодочной авиации МБР-2 вели противолодочное охранение конвоя кораблей с танкером, шедшего из Батуми в Новороссийск. Барражируя над конвоем, мы видели, как вдоль берега на небольшой высоте летит наш самолет По-2, больше известный под названием "кукурузник". Это был самолет связи, летевший с почтой из Гудауты в штаб авиации. Его пилотировал молодой летчик - младший лейтенант, только что прибывший с пополнением после окончания летного училища.
Боевых истребителей на всех летчиков тогда не хватало из-за перебоев с доставкой железнодорожным транспортом. Поэтому его использовали пока в качестве связного летчика на учебном самолете По-2.
Немецкий летчик-охотник на истребителе "мессершмидт" избрал своей жертвой именно этот тихоходный невооружённый самолет. При этом, чувствуя свою полную безнаказанность, он решил сначала поиздеваться над летчиком.
Как рассказывал потом Сережа − так звали младшего лейтенанта (фамилии его, к сожалению, не помню), фашист, в первый раз пройдя мимо него на встречном курсе на одной с ним высоте, открыл шторку фонаря и что-то показал жестами руки. Но встреча была скоротечной, и Серёжа ничего не смог понять. Когда фашист прошёл еще ближе, но уже попутным курсом, Сергей увидел, как он показал 3 пальца, а затем взял себя за горло. Такой маневр он повторил второй раз, но показал только 2 пальца и при этом улыбался, скаля лошадиные зубы. Наш летчик понял, что после 3-го захода фашист его собьёт.
По-2 развернулся на берег, до которого было километров 15. При очередном заходе "мессершмидта" в хвост Сергей вспомнил о своём штатном пистолете ТТ. И, когда фашистский ас пролетал мимо, показывая 1 палец, Серёжа выпустил в него всю обойму, да так удачно, что пуля угодила фашисту в голову. "Мессер" накренился и врезался в воду!
Когда закрепляли прибывшие новенькие «ястребки» за летчиками, Серёжа немало поволновался - все новички уже получили самолеты, а его всё не вызывали. Даже подумал: "Неужели я так и останусь связным на По-2?" Но, оказывается, командир полка сделал это специально, готовя сюрприз Серёже. Его подвели к новенькому "ястребку", на борту которого уже была нарисована красная звездочка за сбитый им "мессер". Так во время воины было принято отмечать количество сбитых самолётов противника.
Григорий Петрович Глушков, 1978 г.
Инженер по технике безопасности
В 5-Й ТАНКОВОЙ
На фронт я ушёл в сентябре 1943 года добровольцем. Попал в знаменитую 5-ю танковую армию под командованием генерала Ротмистрова. Эта армия была резервом Главного командования, и вводилась в бой в критических ситуациях, часто в местах прорыва противника. Воевал под Харьковом, Полтавой. Был наводчиком противотанковой пушки. Запомнилось наше наступление на Украине зимой 1944 года, когда был свидетелем полного уничтожения огнём «катюш» группировки немцев, пытавшейся нас контратаковать. Такими «салютами» отмечались праздники на фронте, в том числе и день Красной армии. А вообще, по праздникам получали дополнительную порцию спирта сверх штатных 50 грамм. Победу встретил в польском городе Эльс (теперь Олесница). Демобилизовался в 1950 году.
Михаил Егорович Кустов, 1975 г.
Цех деревообработки
РЯДОМ С БОРИСОМ ГАЛУШКИНЫМ
Из книги «Динамовцы в боях за Родину».
Весной 1943 года меня включили в отряд, формирование которого доверили Борису Галушкину. Ночь на 9 мая 1943 года запомнилась мне навсегда. Белоруссия, Борисовский район. После долгого ночного полёта наша группа прыгает в расположение партизанской бригады дяди Коли – так называли тогда капитана Петра Григорьевича Лопатина. Только река Березина разделяет позиции немцев и партизан. Но она в этом месте столь узка, что ошибка в приземлении всего лишь на сотню метров могла оказаться для нас роковой. Однако, мы не совершили этой ошибки – приземлились где надо. В нашу задачу входило не только оказание помощи партизанам, но и обеспечение отправки на Большую землю важного немецкого офицера, которого сумели выкрасть вместе с женой разведчики дяди Коли. Подготовили в лесу посадочную площадку. Самолёт благополучно сел. Мы усадили в него пленников, разместили наших раненых, и он взмыл в небо, взяв курс на восток.
Однажды нас обнаружили власовцы. Кто-то влез на дерево и сосчитал – их было человек пятьдесят. Это в два с лишним раза больше, чем нас. Пришлось занять круговую оборону. Охота на нас продолжалась около месяца. Но в один прекрасный день мы услышали, как загудели машины, увозя наших преследователей. Видимо, фашисты поняли бесполезность своей затеи. После этого наш отряд перебазировался в район железной дороги Минск – Смолевичи.
Как-то меня вызвал Галушкин и предложил сформировать подрывную группу для работы в Западной Белоруссии. Я остановил свой выбор на Кирпиченке, Леониде Горяеве и Сергее Сорокине. Минуя немецкие гарнизоны, где ночью, а где и днём, мы добрались до Молодечно. Здесь, на перегоне между Молодечно и Красным, в течение месяца нам удалось пустить под откос два вражеских эшелона. Мины у нас были самодельные, нажимного действия, с зарядом тола по десять килограммов, и они сделали своё дело.
Вот уже почти год мы в тылу врага. Ждём весенне-летнего наступления наших войск. А фашисты, тем временем, решили разделаться с партизанами. В мае 1944 года, собрав значительные силы, они начинают самую крупную операцию из всех, какие когда-либо проводились против нас. Обстановка всё напряжённей и напряжённей. Каждый день отправляемся в разведку, – ищем выхода из окружения. Но кольцо сомкнулось, и теперь даже самой маленькой группе не пройти. Валимся с ног от усталости, но всё же идём на поиски снова и снова... И вот 15 июня, после возвращения одной из групп, нам, наконец, объявили: участок для прорыва найден и вечером попытаемся его осуществить.
До темноты ещё далеко. Через несколько часов нам предстоит тяжёлый бой, для кого-то, возможно, последний. Стараемся бодриться, шуметь, и всё-таки каждый думает – не может не думать – о том, как сложится этот бой. Темнеет… Подтягиваемся к намеченному рубежу… Выходим на опушку леса… Впереди, прямо по фронту, деревня Маковье. Разворачиваемся в боевой порядок. Стараемся не шуметь, но что-то выдаёт немцам наше присутствие, – и тут же взвивается в небо ракета, за ней другая, третья.
Раздался крик: «Вперёд, за Родину! Ура-а-а!». И мы рванулись на врага. Стрельба и крики слились в один страшный гул. Не выдержав нашей атаки, немцы дрогнули. Мы ворвались в деревню, не задерживаясь, пересекли её и двинулись дальше. За околицей у немцев была вторая линия оцепления. Здесь нас встретили ещё более плотным огнём, но успех удесятерил наши силы, и мы, не раздумывая, бросились на окопы!
На другой день отряд собрался вместе. Я не хочу говорить «остатки отряда» – для меня отряд по-прежнему жив. Но… не было с нами Бориса Галушкина, не было Семёна Кушнира, не было многих-многих других ребят. И каждый погибший друг – это никогда не утихающая боль… Мы долго ждали, не придёт ли Борис. Те, кто был с ним рядом в бою, в пылу атаки не заметили, как он упал. И теперь все тешили себя надеждой: а может, он остался жив, может, ещё объявится? Не объявился. Погиб. И пусть никто не видел, как он сделал свой последний шаг, но сегодня мы знаем: это был шаг в бессмертие!
Несколько слов о том, что случилось со мной уже после войны. Поступили сведения, что в одном из районов Прибалтики орудует банда: мешает налаживать новую жизнь, терроризирует местных жителей. Получаем задание - уничтожить бандитов или взять их живьём.
Узнаём, что в лесах скрываются оставшиеся в окружении немцы. Бандиты, надо думать, их не боятся – своя компания. Решаем на этом сыграть, переодеваемся в немецкую форму и идём на сближение с бандой. «Завязать контакты» оказалось не трудно. Решили брать бандитов живьём. Пригласили к себе, поим чаем, присматриваемся, выжидаем подходящий момент. Мы налегке – у каждого пистолет и нож, а они при полном вооружении, но зато их десять человек, а нас пятнадцать. Одолеем! По сигналу нашего командира набрасываемся на них. Я схватился с рослым парнем, заломил ему руки. Пытаясь вырваться, парень задел кольцо гранаты и тут же обмяк от страха и стал валиться на землю. Я отпустил его, давая возможность упасть и накрыть гранату. И в это мгновение раздался взрыв… Очнулся я в госпитале, уже без ног. Итог нашей операции был таков: троих бандитов убили, семерых взяли живыми.
… Тихо, скорбно шелестят ветви берёз над братской могилой. Я здесь не один. Рядом со мной Константин Кирпичёнок – тот самый, с которым мы пускали под откос вражеские поезда. И ещё я привёз сюда младшего сына. Больше всего на свете я хочу, чтобы война не ворвалась в жизнь моих сыновей. Но, если это случится, я твёрдо знаю: они сделают то же, что сделали мы, - защитят нашу родную землю.
Алексей Павлович Селезнёв
Конструкторский отдел
БОЕВОЙ ПУТЬ ЗЕНИТЧИКА
Если мой боевой путь описать коротко, то и тогда он растянется на несколько строк. Действительно: 7 июля 1941 года призыв – Великие Луки – Вязьма – Калуга – Серпухов – учёба на зенитчика – Воронежский фронт – Курская битва – форсирование Днепра – Корсунь-Шевченковская операция – Ясско-Кишенёвская операция – Сандомирский плацдарм – Германия – Австрия – Прага 12 мая 1945 года. За каждым звеном этой цепочки множество событий, встреч, потерь, переживаний.
Июль 1941 года…Рязанская область, Данковский район, призывной пункт… И вот нас, новобранцев, в гражданской одежде, без оружия везут в теплушках в Великие Луки… Воздушный налёт…Эшелон разбит…Живые прячутся в лесочке, но по ним фашисты с бреющего полёта бьют из пулемётов...Улетели...Сбор оставшихся...Освобождение пути от сгоревших вагонов и не взорвавшихся бомб…Наконец мы в Великих Луках…Получаем обмундирование, продукты и маршем на 60 километров к Невелю…Навстречу прорвавшиеся немецкие танки…На подвернувшихся машинах от них назад…А фронта уже нет – немцы прорываются то тут, то там…Продвигаемся к своим за немцами следом…Мосты через реки уже все взорваны…Машины пришлось оставить…Переправляемся на чём попало…Руководит выводом политрук…По дорогам днём и ночью бегут на восток люди с детьми, вещами, скотиной…Налёты фашистских стервятников…Взрывы бомб, дым, пыль, крики ужаса, стоны раненых, плач детей, рёв скотины…Передвигаемся только ночами…Идём не одну неделю…Наконец, политрук, опытный военный лет 35, выводит нас к своим у самого Серпухова…Из двух сотен нас осталось около двадцати человек.
Так закончился, без преувеличения, самый трудный этап моего боевого пути. Дальше я был зачислен в формирующуюся зенитную дивизию. После учёбы, в составе батареи 37-мм зениток оказался на Воронежском фронте. Фронт этот весь 1942 год был сравнительно спокойным. Но летом 1943 года началась Курская битва.
Трудно словами передать, что там было. Всюду разбитые танки, машины, пушки - и наши, и немецкие. Трупы танкистов на броне. Стрельба, взрывы, вой снарядов, бомб, дым, пыль, жара. Одно слово – ад! Мы из своих зениток били по самолётам, а 85-миллиметровые зенитки стреляли по танкам, так как 45-миллиметровые противотанковые пушки с «тиграми» и «пантерами» не справлялись. От непрерывной стрельбы стволы пушек так нагревались, что не могли удерживать пороховые газы, и снаряды плюхались на землю, пролетев метров сто.
Наша батарея получила приказ выдвинуться на новую огневую позицию. Поехали туда на машинах с пушками на прицепе. Наш «студебеккер» зачихал и остановился. В передней машине были командир батареи, десяток бойцов и медсестра Катя Литвинова. Они поднялись на пригорок, а за пригорком притаились немецкие «пантеры». Машина не успела развернуться, как с прямой наводки была расстреляна. Командир и водитель сгорели, а тех, кто был в кузове, разнесло в клочья. Нас даже не пустили туда. Потом мы перешли в наступление. Лавиной хлынули танки, самоходки, а самолёты, как тучи, заслонили солнце. Они шли в три эшелона – на бреющем полёте штурмовики Ил-2, выше них бомбардировщики Пе-2, а сверху от «мессершмитов» их прикрывали «лавочкины» и «яки».
После Курска было форсирование Днепра. Наша часть форсировала его южнее Кременчуга. Тоже очень тяжело было. Сапёры под плотным огнём и бомбёжкой противника, которые не прекращались и ночью, навели понтонную переправу, причём специально её притопили, чтобы с воздуха не было видно. А над водой только флажки, указывающие путь. Бомбы сыпались днём и ночью. Зенитки стреляли без перерыва. Наводили без прицела, по трассерам – не до того было! А на переправу шла техника. Из лесочка выскакивали и летели на полном ходу танки, самоходки, машины с орудиями. Случалось, промахивались мимо флажков и срывались в реку. За всё отвечал начальник переправы. Раз приехал командующий фронтом маршал Конев. Увидел затор перед переправой и за это начальника переправы начал «охаживать» палкой, с которой, как говорили, не расставался. Помогло. С потерями, но преодолели эту водную преграду. Наш командир полка за эту операцию получил звезду Героя, а я орден Славы.
Когда мы шли по Украине, то на освобождённой территории разворачивались полевые военкоматы, которые для пополнения пехоты призывали в армию местных мужиков. Обмундирования им не выдавали, только оружие. Вояки они были никакие. Однажды мы начали занимать огневую позицию позади такой пехоты. Установили две пушки, и надо было возвращаться за оставшимися двумя, так как на тот момент у нас была только одна машина. Тут со стороны противника послышался гул танков. Услышав его, пехота запаниковала и побежала плотными рядами назад, вовлекая в свой поток и нас. Пушки пришлось оставить. Танки начали обстрел, причём не снарядами, а для создания большей паники – болванками. Они с шипением шныряли по заснеженной земле, то и дело меняя направление, как какие-то живые существа – только увёртывайся от них. Заградотряды не в состоянии были остановить этот панический бег. Добежали до тыловых позиций. Тем временем другими частями танки были остановлены, и мы с двумя оставшимися пушками вернулись назад. Смотрим, а наши первые пушки стоят целёхонькие! Повезло! А могли попасть под трибунал, если бы их потеряли. Тогда в лучшем случае попали бы в штрафную роту.
Немцы часто применяли разные приёмы для создания паники в наших войсках. Особенно жутко было, когда «юнкерсы-87», прозванные «лаптёжниками» из-за неубирающихся шасси, во время пикирования включали сирены, да ещё сбрасывали дырявую бочку, которая при падении издавала душераздирающий вой. Не лучше были и звуки, которые издавали немецкие шестиствольные миномёты, прозванные нами «ванюшами» – по аналогии с нашими «катюшами». Бывало, подъедет к нашей позиции наблюдатель от батареи «катюш», зафиксирует расположение немецких войск, а через короткое время подъезжают «катюши», разворачиваются, дают залп и тут же уезжают, даже не опустив направляющие, делая это на ходу. Только они отъедут, как немцы по этому месту, а значит по нам, обрушивают огонь своих «ванюш». Тут уж держись! В другой раз упрашиваем: «Ребята, вы хоть рядом с нами-то не располагайтесь – нам же за вас потом достанется!»
В Корсунь-Шевченковском котле в начале 1944 года наши два фронта окружили большое количество фрицев. А были сильные морозы, метели. Даже лошади замерзали. Много немцев замёрзло. Из окружения в сильную пургу удалось вырваться лишь нескольким танкам и бронетранспортёрам с генералами и высшими офицерами. Там наш полк вёл бои у населённого пункта Пятихатки.
В Ясско-Кишенёвской операции надо было форсировать Днестр. С Днепром его не сравнишь, но и там пришлось не сладко. Жуткие обстрелы были. Думали, что нам конец там будет. Днестр запомнился одним печальным для батареи эпизодом.
На фронте мы больше всего боялись попасть в плен. И хотя умирать никто не хотел, но был общий настрой − «Лучше смерть, чем плен!». Поэтому очень боялись ночных вылазок немецких разведчиков, когда они тихо забирали зазевавшегося бойца в качестве «языка». Но однажды у Кременчуга нам в руки попал щенок. Вскоре он вырос в большого умного пса по кличке Волчок, который никого чужого к батарее не подпускал. И мы стали спать спокойно. К слову сказать, за все четыре года войны, будучи на фронте, я ни разу не спал в помещении. Волчок, как только комбат произносил слова «Отбой – поход», ждал подцепления пушки и сразу вскакивал на лафет, с него в кузов машины и там засыпал. При движении вдоль Днестра попали под жуткий обстрел. Все быстро спрыгнули с машин и залегли, а Волчок не успел и был убит осколком. Хоронили его с воинскими почестями, с салютом.
Из Молдавии нашу 5-ю Гвардейскую армию перебросили на Сандомирский плацдарм. Там почти три месяца готовились к наступлению. Ведь предстояло воевать уже на территории врага. Начальник политотдела часто проводил собрания, подчёркивая ответственность момента. Наказывал вести себя в Германии достойно. Но многие бойцы, особенно те, у которых фашисты сожгли дома, а семьи расстреляли, не могли этого принять. Ненависть и жажда мщения были нестерпимы. Не скрою, бывало и срывались. Поэтому-то и вышел известный приказ Верховного о расстреле за мародёрство и насилия.
Но вот закончились бои на Сандомирском плацдарме, сходу прошли Польшу и очутились в Германии – в Силезии. Километров сто прошли, но никаких немецких войск не встретили. Потом стали появляться разрозненные части. Сплошного фронта не было. Однажды наша батарея на 7 – 8 машинах ехала по шоссе. Впереди показалась деревня. Встретили нашего офицера, который что-то показывал руками. Но мы, не останавливаясь, помчались дальше. Вдруг сбоку из леса ударила немецкая пушка. Передняя машина, объятая пламенем, полетела в кювет. Тогда только мы поняли, что хотел сказать нам тот офицер. Однако, дорогу подбитая машина не загородила, и мы, прибавив газу, на полном ходу ворвались в деревню. Увидев это, немцы из деревни побежали. Тут подоспела наша часть на амфибиях и погнала их дальше.
В апреле мы были в Дрездене, а в мае получили приказ как можно быстрее идти спасать Прагу, где восставший народ погибал под ударами эсэсовских частей. И только 12 апреля в Праге война для нас закончилась. За всё время наша батарея потеряла половину личного состава, прямыми попаданиями были разбиты 3 пушки. Мы, в свою очередь, немало самолётов сбили. Однажды, благодаря удачному расположению у леса под местом, где, разворачиваясь, фашистские самолёты подставляли свой «живот», нашему полку удалось сбить их 8 штук!
После войны продолжал служить в Австрии в нашей оккупационной зоне. Там, после учёбы на курсах, получил офицерское звание. Как же хорошо относилось к нам население Австрии! Там пробыл вплоть до 1954 года, когда Австрия была провозглашена нейтральной страной, и все 4 страны-победительницы вывели оттуда свои войска. Нашу армию перевели в Клайпеду. Там, не в пример Австрии, одному в городе появляться было опасно. В 1956 году довелось участвовать в подавлении венгерского мятежа. Затем была служба в ракетных войсках в Казахстане. Награждён, кроме ордена Славы, орденом Отечественной войны 1-й степени, тремя медалями «За боевые заслуги» и множеством других – всего более 20. Демобилизовался в 1962 году. В 1966 году начал работать в ОКБ КП, где продолжаю трудиться и сейчас.
Александр Иванович Сграбилов, 2005 г.
Начальник АХО
ОРУЖИЕ – "КАТЮША"
Я был призван в Красную Армию в мае 1942 года. Попал на Северо-западный фронт в состав 1-й ударной дивизии. Март 1943 года – бои на реке Ловать в районе Тихвина. Дивизия становится гвардейской. Июнь 1943 года – дивизия в Москве на переформировании. Затем Курская битва, в которой я принимал участие уже в составе полка гвардейских миномётов – "катюш". После разгрома гитлеровцев под Курском полк был переброшен на Второй Белорусский фронт под командованием маршала Рокоссовского. 1944 год – подошли к границам Восточной Пруссии. А до этого принимал участие в освобождении Польши, Прибалтики, штурме Кенигсберга и военной крепости Пиллау. В Кенигсберге узнал о капитуляции фашистской Германии. Но на этом для меня война не закончилась. В июне 1945 года полк был переброшен на Дальний Восток, на войну с Японией. И только после капитуляции Японии я закончил на Тихом океане свой боевой путь. Награждён медалями: "За боевые заслуги" – Курская битва, "За отвагу" – взятие Кенигсберга, "За штурм города Кенигсберга", "За победу над Германией", "За победу над Японией".
Лев Александрович Лукьянович, 1975 г.
Лаборатория климатических испытаний
ФРОНТОВИЧКИ
Была хорошая, мирная жизнь. И вдруг – война, которая в один миг, как ураган, всё смешала, унесла счастливую жизнь, а, главное, много-много жизней!
Тронула сердце советского человека тревога о большом и главном – о Родине, истекающей кровью в борьбе с жестоким и сильным врагом. Жгучая ненависть к врагу перехватила дыхание. На защиту отечества поднялся весь народ. Добровольцы осаждали военкоматы. Вместе с парнями рвались на фронт и девушки. Многие из них, пройдя всю войну, активно включились в мирную жизнь, и сейчас продолжают работать на нашем предприятии.
В войсках ПВО мужественно сражались Ларичева Софья Алексеевне (ППО), Лещинская Валентина Павловна (отдел 3), Лундукова Наталья Алексеевна (цех 5), Матюхина Екатерина Петровна (ВОХР), Рогачёва Татьяна Михайловна (отдел 6). Робели в шинелях девушки, но не падали духом. Шквал огня зенитных батарей обрушивался на вражеские самолёты. Прямое попадание – и фашистский стервятник в клубах дыма врезается в землю.
Дни и ночи, почти без отдыха, часто под обстрелом врага работали связисты Берловская Валентина Михайловна (ОГЭ), Брусилова Елизавета Даниловна (отдел 12), Прозорова Вера Ивановна (ОГЭ).
Не знала страха командир взвода механизированной танковой бригады Августа Михайловна Емельяненко (ОМТС). Под свист пуль и взрывы снарядов она доставляла медикаменты для раненых бойцов, чтобы им была оказана медицинская помощь, чтобы они могли увидеть нашу Победу.
Пехотинцам Мельниковой Екатерине Моисеевне (цех 2), Стрельцовой Анне Константиновне (отдел 14), Чанкиной Антонине Фёдоровне (цех 2) поначалу было трудно привыкнуть к мысли, что они, молоденькие девчонки, с детства делавшие людям добро, теперь должны убивать. Но сильнее были ненависть к врагу и чувство мести за сгоревшие и разрушенные города и сёла, за убитых, замученных и искалеченных стариков, женщин и детей, за то, что враг отнял их счастливую юность. И, пока руки держат винтовку, пока бьётся сердце, их долг – бить врага.
Большой трудный путь прошла разведчица Мария Васильевна Трошина (отдел 14), сражавшаяся с врагом на Северном Кавказе и на Курской дуге. В каких только опасных ситуациях она не была. Но при этом всегда сохраняла мужество и бесстрашие.
Многие советские люди погибли на войне в расцвете своей молодости. И они будут вечно молодыми в нашей памяти и памяти новых поколений. Их подвиги Родина не забудет никогда!
Антонина Васильевна Костина, 1977 г.
Планово-экономический отдел
ДЕВУШКИ НА ФЛОТЕ
Наша юность была трудной и беспокойной. Мы были свидетелями того, о чем нынешнее поколение судит по книгам и кино. Повзрослев в июне 1941 года сразу на несколько лет, мы навсегда остались юными душой. Трудно поверить, что в 1941 году восемнадцатилетние и девятнадцатилетние девчонки взвалили на свои хрупкие плечи ношу, посильную только взрослым мужчинам. В эти суровые годы много девушек добровольно пошли служить в Армию и Военно-Морской флот.
Май 1942 года. В Объединенной школе Московского флотского экипажа собрались девушки-москвички, чтобы, пройдя курс молодого краснофлотца и получив специальность медсестры, связистки или писаря, разъехаться по флотам и флотилиям. Четыре месяца обучения, и я получаю назначение в бригаду торпедных катеров Тихоокеанского флота. На флоте, в частях береговой обороны, в морской авиации, в штабах морских частей девушки заменили краснофлотцев мужчин, которые переводились на службу на надводные и подводные корабли, оберегавшие морские границы на востоке.
Не долги были бои на Дальнем Востоке, но стоит во Владивостоке памятник Герою Советского Союза, санитарке Маше Цукановой, зверски замученной самураями. Теперь, вспоминая свою беспокойную, но прекрасную и неповторимую юность, мы думаем о своих друзьях, с которыми прошла эта юность.
В день празднования юбилейного года Советской Армии, с уважением и любовью вспомните о девушках в шинелях, в больших солдатских сапогах, прошедших до конца по длинным и трудным дорогам войны. О тех, кто дошёл до Дня Победы, о тех, кто до настоящего дня отдает свой труд и свою неиссякаемую энергию Родине.
Валентина Михайловна Берловская, 1978 г.
Отдел главного энергетика
ВПЕРЕДИ БЕРЛИН
Плацдарм на Одере... Впереди Берлин…Каждый квадратный метр земли заполнен грозной техникой – танки, самоходки, пушки, минометы, “катюши”…Войска напряжённо ждут…
Ночь…Артподготовка продолжительностью два с половиной часа. Затем тысячи прожекторов осветили переднюю линию обороны противника, и войска пошли в наступление по дороге между болотами. С боем прорвались за окружную дорогу и вышли непосредственно к Берлину. Попутно уничтожая врага, вышли на Александрплац, затем на Королевскую площадь и в ночь с 1 на 2 мая взяли рейхстаг.
Анатолий Петрович Филиппов, 1985 г.
Оператор газовой котельной
ПОБЕДА!
Запомнилось утро 9 мая 1945 года, когда стало известно о капитуляции Германии. Мы находились западнее Берлина. В 5 часов утра раздалась беспорядочная стрельба. Сначала показалось, что прорвались немцы, которые группами еще блуждали по лесам. Выскочив на улицу, я увидела, что все, кто имел оружие, стреляли в воздух. Люди кричали, плакали от счастья, обнимались! А потом нас повезли смотреть поверженный рейхстаг, который весь был исписан автографами наших воинов.
Людмила Алексеевна Белоусова, 1985 г.
Главный бухгалтер
Так воевали наши фронтовики. А затем они участвовали в восстановлении страны и вложили огромный вклад в рождение и развитие нашего предприятия, передав эстафету новому поколению, которому также есть что вспомнить.
КАРТИНКИ ИЗ ЖИЗНИ ОКБ КП
ЗАДОЛГО ДО ЗАКРУЧИВАНИЯ
Леонид Хазен
Автор глубоко благодарен Людмиле Александровне Лазуткиной, из плеяды основателей ОКБ КП, сотрудникам ОКБ КП Ивану Ивановичу Пахтусову и Леониду Анатольевичу Бибергалю за очень важные сведения и разъяснения по теме этих заметок.
Задача этих заметок – рассказать об одном достаточно давнем эпизоде деятельности ОКБ КП – освоении выпуска на заводе «Рыбинсккабель» («РК») весной 1959 года кабеля управления КУШГПР.
Одной из первых разработок ОКБ КП был многожильный кабель управления, в котором изоляция жил и шланг были выполнены из полиэтилена, а прототипом его был выпускавшийся заводом «Севкабель» кабель с изоляцией жил и шлангом из резины.
Надо сказать, что в 50-е и 60-е годы, да и позже, замена в разных изделиях резин на пластмассы была довольно модным занятием и, как водится, не всегда обоснованным. Не обошлось без этого и здесь. При всей целесообразности такой замены (технология, габариты, гибкость и др.) неожиданным оказалось разрушение шланга при низкотемпературных (минус 50°С) изгибах, хотя испытания стандартных образцов были положительными. Объяснение этому − влияние геометрического фактора. (Много позже автору довелось разрешать ситуацию, когда выполненный из стандартной силиконовой резины шланг крупногабаритного радиочастотного кабеля не выдержал нормальные для этого материала изгибы при минус 60°С. Проблема достаточно быстро была решена за счёт использования резины повышенной морозостойкости).
Но вернёмся в 1959 год. Нет необходимости рассуждать об архиважности в то время КУШГов, предназначенных для обслуживания представителей армады летающих «птеродактилей», рожденных ХХ веком (и благополучно перелетевших в век новый). Естественно, основной удар высших инстанций достался начальнику ОКБ КП Теодору Максовичу Орловичу. Неведомыми путями сотрудникам стало известно, как сурово с ним разговаривали на разных вышестоящих этажах.
А на предприятии было решено осуществить напрашивающееся изменение конструкции: изоляция жил – полиэтилен, оболочка – шланговая резина, имевшая более высокую морозостойкость (меньшая степень кристалличности при низких температурах и др.). Наверняка, в принятии этого решения участвовали, кроме Орловича, Арон Соломонович Фридман, конструктор изделия, и Людмила Александровна Лазуткина. Осваивать, естественно, предстояло на «РК», где уже была внедрена первоначальная конструкция. В этом деле от ОКБ КП участвовали мои друзья Галя Смирнова, Юра Подшивалов, Нина Камнева, которые к этому времени (зима 1958-1959 гг.) имели весьма небольшой стаж работы, но тогда «дети Орловича» росли очень быстро.
Однако, сложилась ситуация, когда только что освоенное изделие надо было срочно менять на другой вариант, как по конструкции, так и, главное, по технологии изготовления. Такая вот получалась эстафета. Надо было вновь ехать на «РК». Кому? Осенью 1958 г. на работу была принята группа инженеров-резинщиков из Московского института тонкой химической технологии им. М.В. Ломоносова, в том числе и автор, который за первые полгода работы еще не успел себя серьезно скомпрометировать, если не считать беспричинную двухдневную задержку с выходом на службу и внезапно возникшее (где-то в январе-феврале 59 года) желание перейти в другую организацию, с чем добрейшая Людмила Александровна, бывшая была моим начальником, грустно согласилась, а Орлович просто выставил меня из кабинета.
Итак, мне предстояла поездка на «РК». Я был отозван с производственной практики, которую проходил в полиэтиленовом цехе, где начальником был Борис Яковлевич Бранзбург, под руководством старшего мастера Виталия Борисовича Широкова. Арон Соломонович Фридман стал вводить меня в дело.
Основные задачи и возможные осложнения (Наставления):
п.1. Дорог каждый час.
п.2. См. п.1, а также − вулканизация шланга не должна повредить полиэтиленовую изоляцию жил (а ведь принятая тогда повсеместно минимальная температура вулканизации органических резин составляла 143 градуса).
п.3. См. п.2, а также − крайне желательно осуществить весь процесс по прогрессивной технологии, совмещая экструзию и вулканизацию, причем рекомендовалось в качестве вулканизационной среды использовать кипящую воду, что гарантировало температуру не более 100 °С.
Естественно, каких-либо схем, чертежей не было и в помине. Все на месте. Правда, на «РК» мы поехали вместе с опытнейшим механиком Николаем Павловичем Растатуриным (НП), с которым я был уже знаком и был очень рад этому. Кроме того, по п.2 было известно, что начальник резиновой лаборатории з-да «Электропровод» Любовь Семеновна Лахман разработала кабельную шланговую резину низкотемпературной вулканизации. После межначальственной договоренности я отправился на консультацию к Любовь Семеновне, где нашел вполне доброжелательный профессиональный прием привлекательной молодой женщины (в последующем нас долгие годы связывали деловые и, смею сказать, дружеские отношения, хотя и не без неизбежной полемики по «силиконовым» вопросам).
Можно было отправляться в первую в моей инженерной судьбе командировку, продлившуюся с краткими перерывами 3 месяца с марта по май 1959 года. Итак, Рыбинск, автобус, Переборы, оформление на заводе и устройство в расположенной неподалеку заводской гостинице. НП прибыл на сутки позже.
Надо сказать, что в то время Рыбинск, по общему мнению, еще сохранил в определенной мере дух и облик купеческого города с пристанью, цыганскими атрибутами и замечательными ресторанами. А из окна гостиничной комнаты в Переборах хорошо был виден расположившийся на другой стороне улицы реальный табор, с палатками, готовкой пищи на кострах. Когда же в соседний магазин завозили пиво, то взрослое население хватало ведра и бегом за «аппетитными каплями», как удачно выразился главный инженер «РК», когда в этом же магазине приметил в моих руках стеклянный сосуд, называвшийся «чекушка» (старики знают, что это такое).
Однако к делу.
На следующий день я явился на завод, сначала к милейшему заместителю главного инженера Я.Ш. Дарьеру (потом долгие годы у нас с ним были остались дружеские отношения), а затем он повел представлять меня директору − легендарному Абраму Залмановичу Филькельштейну Как смог, рассказал ему о намеченной программе работ. Получил необходимое словесное напутствие (которое потом неоднократно весьма выразительно видоизменялось, но об этом ниже). После этого познакомился с начальником техотдела А.М. Мартыновым и инженером техотдела Л.А. Николаевым. С этим опытным и скромным сотрудником мы и тянули всю резиновую часть, а НП принимал активное участие в конструкторских и механических работах.
Поначалу потянулось неизбежное рутинное: изготовление новой композиции на заводском оборудовании, вулканизация стандартных образцов в разных условиях, в том числе в кипящей воде, испытания и паспортизация ОТК и т.д. Как ни обидно, на это ушло несколько дней, но без разрешения ОТК нельзя было приступить к изготовлению изделия на цеховом оборудовании, которое, конечно, было занято плановыми работами.
Одновременно я знакомился с заводом (к этому времени он имел уже несколько крупных корпусов, а начиналось все в 1949 г. с одноэтажного здания бывшей столовой), с отдельными производствами, оборудованием и сотрудниками. Во всем этом мне любезно помогали Дарьер и Николаев. Перечислить всех, с кем потом установились дружеские отношения, невозможно.
Наконец, было дано разрешение на изготовление кабельного изделия. Для работы была выбрана 52-х жильная конструкция, как наиболее показательная. Итак, ошлангование. Надо сказать, что высказанная идея непрерывной вулканизации в кипящей воде сразу же вызвала, по меньшей мере, недоумение. Но, возможно, исходя из принципа «Им, в Москве, виднее», или из сочувствия и желания поддержать, определенные действия окружающих в этом направлении проводились. Были изготовлены ванночки, устройства для герметизации, подбирались ТЭНы, но вскоре эти работы пришлось прекратить ввиду их очевидной бесперспективности в сложившихся обстоятельствах. Мы стали перебирать другие возможные варианты. Однако время шло.
Безусловно, все находилось под пристальным вниманием директора, о чем необходимо рассказать подробнее. Как и положено, с определенной периодичностью у него проводились утренние диспетчерские совещания. Когда ставился «наш» вопрос, я приглашался. На первом заседании меня представили, были поставлены задачи и… за работу. Но по мере того, как становилось ясно, что, во-первых, оптимального готового решения мы с собой не привезли, во-вторых, поиск такого решения здесь еще продолжается, содержание, форма, тон директорских комментариев ошеломляюще менялись. И все присутствующие, мужчины и женщины, могли вновь, в полной мере, ознакомиться с безграничными возможностями русского языка. Конечно, у меня была достаточно основательная студенческая подготовка в области, как сейчас бы сказали, ненормативной лексики, но все же … Справедливости ради обязан отметить, что большая часть этих залпов была адресована моему отсутствующему здесь мытищинскому начальству. Однако, главный сюрприз этого сюжета ожидал меня поздно вечером, когда в дверь гостиничной комнаты постучали. За дверью был один из инженеров завода, очень приятный человек, Феликс Каменецкий. Немного смущаясь, он попросил меня выйти и спуститься. Внизу стоял директор: «Дорогой мой, сегодня утром я был не сдержан, пожалуйста, прости меня, старого больного человека, и, пожалуйста, не звони Орловичу, не жалуйся на меня». Попробуйте представить себе мое состояние. Вот тут уж я действительно не мог найти слова, чтоб хоть как-то разрядить обстановку. Казалось, я, извините, пропотел насквозь, с головы до ног. А уж чтоб звонить Орловичу…
Я долго думал, рассказать ли об этом здесь. И решился, тем более, что для заводских работников это не было внове. Просто это повод к размышлению о человеке, который в очень не простые годы, практически рядом с территорией ГУЛАГа, имея, к тому же, несколько настораживающие Ф.И.О., за короткое время с 1949 года, прошел путь от рядового инженера (на предыдущей работе) до руководителя крупного предприятия, которое сам и создавал, предприятия с очень ответственной программой, с огромным коллективом сотрудников, многие из которых ранее появились здесь отнюдь не по своей воле, и при этом сохранил способность к волнению, смущению, не боясь показать себя слабым перед практически совершенно незнакомым человеком, намного моложе его. Кто-то скажет − театр. Возможно. Тем более, что все это повторилось еще пару раз. Но пусть, кто прочтет, сделает свой вывод.
Итак, мы искали. Не отступая от предписанной генеральной линии, решили попробовать ошлангование на паровом АНВ, но при минимально возможном давлении (не превышая температуру 100 (+5)°С). Кажется, потребовалось внести некоторое усовершенствование подвода пара, поменяли манометры. И вот мы у АНВ. Кабель пошел, телескопическая труба закрыта, пущен пар. Давление на манометрах 0,1-0,2 атм. Мчимся к приемному устройству. Вот оно, охлажденный кабель у нас в руках. УРА! Вулканизация хорошая. Опытные рабочие определили это сразу, без испытаний. Теперь вскрытие. Верхний повив – идеально! Жилы рассыпаются без единого повреждения изоляции, также следующий. И вот внутренняя скрутка. Без комментариев. Эти-то жилы и слиплись по изоляции. И крепко. Разъединить без повреждения практически нельзя. Конечно, сразу же нашлось правильное объяснение: плохая теплоотдача из центра, плюс сжатие верхними повивами, плюс влияние шага скрутки и т.д. Еще не более двух проверок (дефицит материалов и времени для других работ) с тем же результатом, и пришлось и этот вариант отставить. Но что делать? Меня уже совсем не волновали утренние диспетчерские, вечерние посещения. Что делать? Кто виноват, было ясно.
Кстати, о посещениях. Как минимум один раз непосредственно «по теме» приезжала группа гостей из Москвы, из разных ведомств. И хотя с ними был Орлович, в цехе что-то говорить надо было мне. Старался, как мог, и оглушительно провалился, когда один из них спросил: «Какой двигатель у экструдера АНВ?» Орлович попытался сгладить, типа: «Ну, что Вы хотите, он же химик». Мне, правда, показалось, что и сами-то гости не очень, чтобы… Расставались мы почти друзьями, хотя спросивший все же сказал: «А типы двигателей надо знать». Я промолчал.
В другой раз директор решил пригласить по телетайпу Орловича на завод и вызвал меня из цеха присутствовать при этом, сказав, что возможно у Орловича будут вопросы ко мне. Я хорошо помню обмен посланиями и рискну привести их здесь.
Приглашение: «Дорогой ТМ! В верховьях Волги стоит чудесная погода. Можно отлично отдохнуть душой и телом и плодотворно обсудить производственные вопросы».
Ответ: «Сейчас выезд невозможен. Сообщу отдельно».
Директор оставался невозмутимым, мне было немного неловко. Вопросов ко мне не было.
Итак, указанный свыше, безусловно, заманчивый во всех отношениях вариант совмещенного наложения и вулканизации шланга не прошёл. И тогда само собой пришло решение применить старое, проверенное: экструзия отдельно, вулканизация отдельно, но ни с кем из своего начальства я это согласовывать не стал.
Работа не пошла, а помчалась! Через короткое время была смонтирована линия по традиционной схеме: отдатчик для сердечника из скрученных жил, экструдер, охлаждение, тальковка, приемный барабан. Для которого мудрый НП предложил установить имевшиеся, очевидно трофейные, «Unterвальцы» (все было на 1-ом этаже). И это действительно себя оправдало: барабан снимался быстро и легко. Уже вскоре на линии работала одна опрессовщица.
А затем вулканизация на барабане в автоклаве. Кажется, к этому времени «резиновую» часть я вёл один, но достаточно быстро был установлен нужный режим, витки кабеля не слипались, и с изоляцией все было в порядке.
Я не могу назвать сотрудников резинового цеха, механиков, энергетиков и других, участвовавших в этой работе. Скорее всего, их было немного. Просто, по распоряжению директора, они выполняли плановое задание. И еще раз хочу уточнить, что вся работа проводилась с использованием шланговой композиции, рекомендованной Л.С. Лахман, о чем я ей потом с благодарностью рассказал.
Решению задачи должна была, наконец, способствовать и окружающая обстановка, когда на дворе все время прекрасная погода и рядом рукотворные водные просторы, с которыми можно ознакомиться вместе с экскурсоводом из Рыбинска, у которой то ли знакомый, то ли родственник руководил рыболовецкой бригадой на Юршинском острове (кто там был, знает). Удалось выкроить один, ну два рабочих дня − больше нельзя, см.п.1 Наставлений. И вот огромный безлюдный (только две фигуры) песчаный пляж с чудом сохранившимися соснами, по почти безбрежной водной глади движутся белоснежные пароходы и трудяги-баржи, а вечером упоение от недавно выловленной и искусно приготовленной рыбины.
А на том берегу,
В наш малиновый час,
Кто-то, «Ой, не могу!»,
Убегал все от нас.
Он кричал, он вопил,
Он под воду нырнул,
И, оставшись без сил,
Наконец, утонул!
Действительно, завод теперь мог и начал выпускать КУШГПР-ы. Опускаю всю писанину, положительные испытания, в том числе низкотемпературные, согласования с ВП и пр. Знал - не знал; хотел - не хотел, но как представитель организации-разработчика должен был во всём этом участвовать. Закономерный вопрос: а была ли вообще проблема? Был ли в 1959 году отечественный опыт по реализации сочетания − изоляция жил из кабельного полиэтилена, оболочка из шланговой резины в серийном кабельном изделии? Нет, такого опыта не было. В [1] сообщается, что на «РК» такое сочетание было реализовано на АНВ. Были неофициальные сведения, что это же сделано на другом кабельном заводе. Не ставлю под сомнение, но все это было потом. В [2] об этом тоже говорится, но без указания и года, и способа. Таким образом, эту задачу нам удалось решить впервые. «Пустячок, а приятно».
Пора было отбывать. Смутно помню последний визит к директору − он пожелал мне соответствующее случаю. Помню чувствительные и горячительные расставания со всеми соучастниками и просто друзьями. Не помню свой отчёт Орловичу по итогам (если вообще это было). Не помню даже, добавили ли нам с НП хотя бы по 5 рублей в квартальную премию (тогда это 2,5 кг говядины, правда, пойди её найди). Однако я получил неизмеримо большее, вернувшись в ОКБ КП совсем другим инженером. Вот это я помню отчетливо. О «законных» тогда 3-х годах становления молодого специалиста и речи не было. По накоплению профессионального опыта за эти 3 месяца я, будто на машине времени, перешагнул через огромный срок.
Несколько послесловий.
1. О названии. Надо полагать, возникший в конце 60-х годов феномен закручивания КУШГПР исчерпывающе рассмотрен в известном труде [3]. Но как технолог обязан спросить себя: не повинна ли в этом, пусть и частично, принятая технология изготовления изделия? Думаю, нет. Скорее это можно ожидать при изготовлении по непрерывной технологии с неизбежным натяжением всей конструкции и, соответственно, с неизбежными сложными релаксационными процессами. И если действительно впоследствии была реализована такая технология изготовления, то не этим ли следует объяснить появление указанного феномена через много лет после завершения наших работ? Во всяком случае, из [3] не видно, что проводившиеся исследования были как-то связаны с технологией. А жаль… Впрочем, сейчас это уже не актуально. Реализованы новые решения.
2. Через несколько лет после описываемых событий на «РК» там праздновалось, и весьма основательно, 10-летие одного из производств, кажется, корпуса радиочастотных кабелей. От нас поехала небольшая делегация, я в том числе, чуть ли не во главе. Естественно, по приезде на завод сразу побежал на «наш» участок. Все было на месте, все работало, выпускался КУШГПР, а на автоклаве даже сохранилась пожелтевшая страница с режимом вулканизации за моей подписью. Затем, в составе местной партийно-правительственной и гостевой делегации вновь проходил по заводским помещениям. В ходе показа разного впечатляющего оборудования, агрегатов и пр. директор (он здравствовал и почти не изменился) привел всех сюда же. Слегка стушевавшись, он сказал: «А эту технологию нам внедрило Мытищинское ОКБ». Ничто не дрогнуло ни во мне, ни на мне.
Последнее.
Прошло много лет. При составлении этих заметок хотелось многое уточнить, но, ошеломляющее чувство − почти не у кого это было сделать, почти пустота! Перечисления невозможны, да я и не вправе. Они были. Спасибо!
Мытищи, август 2006 г.
1. На Крутогорье. Очерки истории завода «Рыбинсккабель ». Ярославль, 1970. с. 88.
2. Н.К. Ламан, А.Н. Белоусова, Ю.И. Кречетникова. Заводу «Электропровод» 200 лет. Москва. Энергоатомиздат, 1985, с. 256.
3. Лев Кранихфельд. История моей жизни. (Осколки воспоминаний). Москва. 2003, с. 243
КРУТИТЕСЬ, КАБЕЛИ, КРУТИТЕСЬ!
Светлой памяти Володи Фролова посвящается
Представьте себе, что высоко в небе летит самолёт, оснащённый самой современной аппаратурой. Внезапно в самолёт попадает неизвестно чья ракета и он, как камень, падает на землю. Всё погибло и разрушено. И только одни из комплектующих элементов остались целыми и невредимыми – это кабели и провода! Если хотите, можете проверить...
Вот такую, очень похожую на правду, байку любил рассказывать начальник ОКБ КП Теодор Максович Орлович своим оппонентам в ответ на критические замечания по качеству нашей продукции. И как это ни странно, но по большому счёту начальник ОКБ КП был прав! Действительно, кабели и провода – это, пожалуй, самые надёжные элементы любой аппаратуры! И это отнюдь не патриотическое утверждение самоуверенного разработчика, а непреложная истина, подтверждённая многими годами безотказной эксплуатации. И даже, если где-то когда-то что-то случалось, то при внимательном и квалифицированном разбирательстве выяснялось, что виною случившего были грубые ошибки при эксплуатации, а отнюдь не качество самих проводов и кабелей. Впрочем, судите сами.
Давно это было, в конце 60-х годов. Я ещё работал в 13-м отделе. Всё у нас было спокойно и хорошо. Одна за другой рождались новые разработки, растекаясь по предприятиям ВПК и оседая в новых «изделиях» оборонной и космической техники. Казалось, так будет вечно. «Но ничто не вечно под луной» – гласит восточная мудрость и, наверное, она права!
Однажды в наш 1-й отдел пришло письмо с сообщением о «закручивании» кабелей управления на изделии, находящемся на боевом дежурстве. Что такое кабель управления знает каждый, но что такое «закрученный» кабель управления? Мы были в недоумении. И как всегда бывает в таких случаях, понадобилась срочная командировка на действующий объект, где произошло это странное событие. И вот мы четверо; я, мой друг и ближайший помощник Володя Фролов, руководитель представительства заказчика в ОКБ КП Виктор Софронович Ермаков и начальник лаборатории ЦНИИ-22 Дмитрий Савельевич Киселёв мчимся в купе скорого поезда на северо-восток, в Ивановскую область. Надо сказать, что именно в таком составе судьба соединяла нас довольно часто – в командировках, на заседаниях комиссий по приёмке НИР и ОКР, в дружеских застольях и других обстоятельствах, вызванных нашей неспокойной жизнью. Но на этот раз всё было вроде бы спокойно. Командировку на спецобъект помогли оформить наши подполковники, спиртное и другие необходимые припасы добывались на паритетных началах, с билетами никаких сложностей не было. Поэтому мы спокойно едем и обсуждаем, что же такое «закрученный» кабель управления?
Предположения самые невероятные. При этом с каждой выпитой бутылкой эти предположения становились всё более фантастическими. Так ничего и не решив, мы по команде старшего по возрасту (Дмитрия Савельевича) легли спать, тем более что вставать нам нужно было в 4 часа утра. На нужной нам станции поезд стоял всего две минуты. Последним на перрон выпрыгнул я, оставив в вагоне часы и что-то из одежды.
Встречал нас, как положено, представитель воинской части – молодцеватый капитан в новенькой отутюженной форме. Надо заметить, что ракетные войска тогда были внове, и поэтому мы разглядывали всё вокруг с вполне понятным интересом. Помимо образцовой чистоты и порядка, мы обратили внимание на обилие девушек - военнослужащих и особые строгости пропускного режима. Но вот все необходимые в таких случаях формальности закончены, и нас ведут в гарнизонную гостиницу, совмещенную с офицерским общежитием, и велят ждать до завтра. На следующее утро мы с нетерпением ждём сопровождающих, чтобы, наконец, увидеть «закрученные» кабели управления! То, что мы увидели, превзошло все наши самые невероятные предположения. Кабели, действительно, закрутились, но закрутились своеобразно. Предъявленные нам образцы кабеля КУШГПР 52х0,35 представляли собой правильные спирали наподобие телефонного шнура, но, разумеется, более жёсткие и крупные по размерам. Мы были потрясены и подавлены. Такое не могло прийти в голову никому из нас. Однако, факт, как говорится, был налицо. Мы, естественно, попросили показать нам, как это происходит.
И вот нас ведут в «святая-святых» - на позиции боевых ракет. Представьте себе бетонный колодец глубиной около 30-ти метров. На дне колодца лежит бухта кабеля управления, окольцованная с двух концов внушительными разъёмами. При этом нижний разъём намертво присоединён к разъему, вмонтированному в основание колодца, а верхний свободно лежит на поверхности бухты. При необходимости (а такая необходимость возникает довольно часто – при регламентных проверках, при учебных и боевых тревогах и т.д.), этот свободный разъём с помощью специального захвата поднимается вместе с кабелем наверх и подсоединяется к пульту, стоящему на расстоянии метров десяти от колодца. При этом, по сообщению сопровождающих нас офицеров, вначале всё было в порядке, и только на второй или третий год эксплуатации произошли эти необъяснимые метаморфозы. Любой мало-мальски опытный кабельщик скажет, что так (вытягивать из бухты конец) обращаться с кабелем нельзя. Мы неоднократно сталкивались с этим при грубом и среднем волочении, когда отдача проволоки осуществляется из бухт, а также при изолировании простейших проводов с однопроволочной жилой, принимаемой также из бухты. Проволока из бухты должна не вытягиваться, а разматываться! То же самое можно сказать и о кабеле, если его используют свёрнутым в бухту. При этом кабельщики ещё в позапрошлом веке изобрели устройство для разматывания проволоки или кабеля, уложенных в бухты. И это устройство получило изящное немецкое название – фляйер. Володя Фролов по молодости своей хотел сразу высказаться по этому поводу. Но я, по праву старшего товарища, во-время остановил его. На мой взгляд, сначала надо было посоветоваться со своими подполковниками.
Вечером в гостинице мы рассказали нашим военным друзьям, что мы думаем делать дальше, т.е. полностью свалить всю вину за случившееся на эксплуатационников – наших гостеприимных хозяев. И вот что ответили нам представители Основного заказчика; «По существу вы, наверное, правы. Виноваты они. Но где, в каком директивном документе написано, что так обращаться с кабелем нельзя? Может, об этом сказано в ваших технических условиях, согласованных с министерством обороны? Или в каком-то другом документе, обязательным для военных потребителей? Нет такого документа! И в ближайшее время не предвидится! Так что приумерьте, друзья, свои амбиции, и давайте думать, как достойно выйти из этой неприятной истории. И, кроме того, а почему всё-таки кабели закручиваются именно в спираль?»
Вот такую отповедь получили мы с Володей от своих многоопытных военных друзей. Сработала старая, но весьма сомнительная поговорка: «Разрешено всё, что не запрещено!» И в этом смысле наши гостеприимные ракетчики были неуязвимы. Свалить на них вину за закручивание кабелей, скорее всего не удастся. И, кроме того, действительно, почему эти проклятые кабели закрутились именно в спираль? Что касается первого вопроса, то решить его взялись Виктор Софронович и Дмитрий Савельевич. После долгих переговоров мы с командованием воинской части пришли к компромиссу - они официально снимают свою претензию, а мы (вернее, завод «Рыбинсккабель») обязуемся безвозмездно поставить воинской части недостающее количество кабелей. По второму вопросу мы составили протокол о том, что ОКБ КП по заявке ЦНИИ-22 с начала следующего года берётся за выполнение научно-исследовательской работы «Выявление причин закручивания кабелей управления в спираль». Вот так закончился первый этап этой нескончаемой эпопеи под названием «закручивание кабелей управления». Мы вернулись в ОКБ КП почти победителями. Орлович, которому мы с Виктором Софроновичем доложили все подробности, был очень доволен, особенно нашим дружным взаимодействием с представителями заказчика.
Нашим главным трофеем, привезённым из этой командировки, были образцы кабелей управления, закрученные в спираль. В мой кабинет началось массовое паломничество сотрудников ОКБ КП. Всем было интересно увидеть собственными глазами спираль из кабеля управления! По настоятельному совету Орловича мы вызвали на переговоры изготовителей кабеля – работников завода «Рыбинсккабель», а сами стали думать и гадать, отчего же они, проклятые, закрутились?
Первым делом мы сконструировали и смонтировали установку, имитирующую способ обращения с кабелем, который мы воочию увидели в памятной нам воинской части. Установка представляла собой вертикальный стенд высотой примерно десять метров. Внизу, прямо на полу, стояла металлическая бочка, в которую аккуратно укладывалась бухта кабеля. Один конец кабеля прочно прикреплялся ко дну бочки, а другой был заделан в разъём и крепился к подъёмному устройству, которое двигалось «вверх-вниз» по специальным полозьям, укреплённым на стене. Главным творцом установки был Ваня (Иван Иванович) Пахтусов. Установка получила громкое название «Установка для оценки геометрической устойчивости многожильных кабелей». Впрочем, среди народа (сотрудников 13-го отдела) она известна под более простым и практичным названием – «дрыгалка».
Теперь нашей задачей было получить на этой установке спираль из куска кабеля управления. Мы взяли отрезок самого обычного кабеля управления (производства того же «Рыбинсккабеля»), свернули его в бухту, прикрепили нижний конец к днищу бочки, второй конец «обули» в стандартный разъём и соединили с подвижным механизмом, который и стал вытягивать кабель вверх из бухты. При движении подвижного механизма вниз кабель сам укладывался в бухту внутри бочки. Мы с нетерпением ждали, что же будет дальше? Вначале ничего не происходило. Кабель монотонно поднимался вверх и так же монотонно укладывался в бухту, спускаясь вниз. Мы продолжали ждать. И дождались! Примерно на сотом цикле («дрыганьи») кабель стал покрываться мелкими, неглубокими волнами, которые постепенно превратились в спираль. Мы добились своего! Мы получили спираль, почти точно имитируя условия эксплуатации!
Это был тот самый редкий момент, когда экспериментальные, научные исследования доставляли истинное наслаждение исполнителям. Теперь в наших руках был вполне конкретный инструмент, с помощью которого мы сможем оценивать геометрическую устойчивость кабеля любой конструкции!
И пошла работа! Сначала мы испытали 25 отрезков такого же стандартного кабеля, чтобы оценить разброс. Разброс оказался очень большим (от 100 до 500 «дрыганий»), что нас сильно озадачило. Потом мы испытали особо гибкий многожильный кабель управления, разработанный нами специально для репетиционных залов строящейся Останкинской башни. Установка работала круглосуточно (с ночными дежурствами), однако никаких спиралей или других деформаций кабеля не произошло. Это навело нас на мысль увеличить гибкость существующих конструкций кабелей управления путём снижения коэффициента скрутки изолированных жил (с 20-ти до 16-ти диаметров). Спирали стали появляться значительно позже (до 1000 «дрыганий»). До сих пор мы оперировали с образцами 52-х жильного кабеля. Решили испытать образцы кабелей другой жильности. Картина оказалась такой же. Ну что ж, теперь остаётся объяснить это явление (закручивание в спираль) теоретически.
К тому времени я уже «остепенился» и без всякой задней мысли намекнул Володе Фролову, что это единственный и неповторимый для него шанс «слепить» кандидатскую диссертацию. Он воспринял это со всей серьёзностью. Естественно, мы, прежде всего, обратились к теории стальных канатов. Никакой высшей математики мы там не нашли – сплошные тригонометрические уравнения второго и третьего порядка. В школе я был одним из первых учеников по математике. По тригонометрии у меня всегда были одни пятёрки, но тут я так и не смог разобраться в этих синусах, косинусах и прочих тангенсах. Не лучшим образом проявил себя и Володя – результат тот же.
Наши теоретические изыскания прервал долгожданный приезд делегации с завода «Рыбинсккабель» Надо сказать, что с этим заводом у ОКБ КП сложились особые, доверительные отношения. И не только потому, что многие ведущие наши специалисты (Гинзбург, Бибергаль, Останкович) начинали свою кабельную карьеру на берегах Рыбинского водохранилища, и даже не потому, что на этом предприятии были успешно внедрены многие ОКБ-вские разработки (радиочастотные кабели, кабели управления и другие), а потому, что именно в то время на заводе работала целая плеяда молодых, великолепных специалистов (Юра Ляхов, Яша Дарьер, Слава Шитов, Юра Котт и другие), которые не могли не стать нашими близкими друзьями!
Вот двое из них, а именно Слава Шитов (главный технолог) и Юра Котт (начальник ЦЗЛ) приехали в Мытищи, чтобы принять активное участие в поисках истины. Ребята приехали не с пустыми руками. У них есть своя точка зрения на причины рассматриваемого явления. С таинственным видом они предлагают показать нам интересный фокус, после которого никаких сомнений о причинах закручивания ни у кого из нас не останется, как не осталось их у руководящего состава завода «Рыбинсккабель». Уже через несколько минут мой маленький кабинет был до отказа заполнен нетерпеливыми зрителями. Всем не терпелось увидеть чудо. И их ожидания оправдались! Голубоглазый крепыш Юрий Михайлович Котт уселся за мой стол и выложил на него два абсолютно одинаковых куска кабеля управления. Потом он ловко свернул их в очень похожие друг на друга бухты с 3-мя - 4-мя витками в каждой. Одной рукой он крепко прижал нижний конец левой бухты, а другой схватил её верхний конец и стал методично поднимать и опускать его. Примерно через десять циклов подниманий и опусканий (по нашему – дрыганий) бухта на глазах изумлённой публики превратилась в правильную спираль, точно такую, какую получали мы на своей установке и какую «получали» наши доблестные ракетчики. Затем Юрий Михайлович невозмутимо взял вторую бухту и проделал с ней те же самые манипуляции, однако никакой спирали даже после 20-ти – 25-ти дрыганий не появилось. Изумлённая публика встретила показанный фокус бурными аплодисментами и нехотя разошлась по моей настоятельной просьбе. Оставшись в узком кругу, мы ждали разъяснений. И они последовали незамедлительно. Перебивая друг друга, наши гости объяснили, что при вытягивании конца кабеля из бухты возможны два варианта деформации скрученного сердечника кабеля – закрутка и раскрутка. Закрутка происходит, если вектор деформационных сил совпадает с направлением скрутки сердечника, а раскрутка в противоположном случае. Вот и вся разгадка! Поначалу нам показалось, что мы, действительно, прикоснулись к чуду. Как всё просто! Ну, Юрий Михайлович, ну, голова!!! Однако бесплатные разгадки бывают только в мышеловке! Эта непреложная истина не давала покоя моему скептическому мировоззрению, и я попросил Юрия продолжить эксперимент с нераскрученной бухтой. С большой неохотой автор только что увиденного чуда согласился на это. И что вы думаете? Прошло ещё 20-25 дрыганий и неподдающаяся бухта, как миленькая, закрутилась в самую настоящую спираль! Фокус не удался. А мне вдруг вспомнился тот невероятный разброс значений циклов дрыганий до появления спиралей, который озадачил нас при проведении первых наших экспериментов. Просто мы тогда не имели понятия закручиваются или раскручиваются наши образцы при испытаниях. Спасибо Юрию Михайловичу, он пролил яркий свет на наши проблемы.
Однако теоретической ясности так и не наступило. Наши гости уехали домой в Рыбинск с согласованной программой дальнейших совместных исследований, а мы с Володей продолжали свои безнадежные блуждания в дебрях теории канатов. А между тем над судьбой Володиной диссертации начали сгущаться если не тучи, то небольшие облака. Появились конкуренты, серьёзные и не очень. Уж очень привлекательная тема! И первым из них стал уже известный читателю Юрий Михайлович Котт со своим очень своеобразным взглядом на происходящее. Второй конкурент возник совершенно неожиданно. Дело в том, что неоднократно упомянутый выше Дмитрий Савельевич Киселёв ушёл на пенсию, и его место занял высокий видный подполковник Вячеслав Иванович Ванюков, которому мы очень скоро придумали довольно удачную партийную кличку «генерал». Генерал легко и непринуждённо вошёл в нашу, смею думать, тесную и дружную компанию.
Итак, у нас в 13-м отделе появилась научно-исследовательская работа по выявлению причин закручивания кабелей управления. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что точно такую же работу (под тем же названием) взяла курирующая нас лаборатория ЦНИИ-22. При этом ответственным исполнителем темы стал наш любезный Вячеслав Иванович, которого теперь сама судьба толкала на путь конкуренции. Как и следовало, ожидать, в этой работе генерал пошёл нашим путём, то есть изучения теории канатов. И то ли он, действительно, больше нас дружил с математикой, то ли по какой-то другой причине, буквально через пару месяцев он публично заявил, что во всём разобрался и скоро представит теоретическое обоснование решения возникшей проблемы. Володя пал духом. Я, как мог, утешал его и решил воздействовать на генерала через его ближайшего друга Виктора Софроновича Ермакова. Наша тройственная беседа протекала в спокойной и дружеской атмосфере. Мы пришли к полному согласию по следующим пунктам:
– первоочередное право на защиту диссертации по рассматриваемой тематике имеет Володя Фролов;
– если по каким-то причинам Фролов в течение года не закончит работу над диссертацией, то любой гражданин, работающий по этой же теме, получает полное моральное право представить эту работу в Учёный Совет для защиты кандидатской диссертации;
– мы все – я, генерал, Виктор Софронович и, разумеется, Володя Фролов остаёмся друзьями и единомышленниками!
Особенно всем понравился последний пункт договорённости.
Жизнь, между тем, продолжалась, однако тайна закручивания кабелей в спираль так и не была до конца раскрыта. Вернее даже не тайна, а понятное теоретическое объяснение этого феномена. Попытка генерала объяснить это явление в представленном отчёте по данной теме оказалась сплошным блефом. В этом отчёте добросовестно переписывались основные формулы теории канатов, но сделать на их основе выводы применительно к нашему случаю авторам отчёта так и не удалось (как, впрочем, и нам с Володей).
Казалось, что острота вопроса как-то сгладилась. Новых панических сообщений о закручивании кабелей управления не поступало. Всё вроде бы успокоилось. Меня перевели на другую работу (в 10-й отдел). Начальником 13-го отдела после некоторых треволнений стал Володя (теперь Владимир Георгиевич) Фролов. Для поднятия своего престижа и укрепления нового статуса Володе, как воздух, нужна была диссертация. Но именно в это время я почувствовал, что ему эта диссертация, как говорится, стала «до лампочки». Он резко изменился - стал позволять себе прикладываться к рюмке в рабочее время. Репутация отдела резко пошла вниз. Я, как мог, пытался вразумить его, но неудача ждала меня и на этот раз.
А между тем затихшая было истерия, связанная с закручиванием кабелей управления, неожиданно вспыхнула вновь. Сразу из двух мест (Сибирь и Украина) пришли новые сообщения о закручивании кабелей управления. При этом, если сибирский случай нас особенно не волновал (там стояли точно такие же ракеты, что мы видели в Ивановской области), то на Украине в Никополе имело место совсем другое вооружение, а кабели всё-таки закрутились. Высшее воинское начальство забило тревогу и решило применить «вариант X».
Под условным названием «вариант X» я обозначил принятую в то время практику искать виноватых в той или иной аварии или отказе военной или космической техники. Предположим, взорвался новый самолёт, ракета или корабль. Если явных причин случившегося не обнаружено, то наш родной «Пентагон» немедленно созывает комплексную комиссию по исследованию причин катастрофы. Комиссия, возглавляемая представителем военного ведомства, обследует все предприятия, поставлявшие комплектующие элементы для погибшего изделия. При этом виноватым признаётся то предприятие, на котором комиссия обнаружит серьёзные недостатки, нарушения, неполадки, даже если они никакого отношения к качеству поставленного элемента не имеют. Вот такая в то время бытовала практика. И хотя «виновных» не расстреливали, как в 37-м году, но неприятностей руководству «пойманного» предприятия избежать, как правило, не удавалось. Примерно такую процедуру решили использовать и в нашем случае, хотя никакой катастрофы вроде и не произошло.
Комиссия собралась солидная - человек десять. От ОКБ КП я и Володя Фролов. От министерства обороны – Пимакин (председатель), Ермаков и Ванюков. Ещё в комиссию входили представители министерства Общего Машиностроения (разработчики ракетной техники), Главкабеля и кого-то ещё.
Первым объектом нашего разбирательства стал завод «Рыбинсккабель». Бережённого и Бог бережёт. Руководствуясь этой народной мудростью, я решил приехать на завод хотя бы на день раньше остальной комиссии, и это было очень правильное решение! Мы с главным технологом завода Славой Шитовым и замначальника ОТК Таней Ляховой внимательно просмотрели всю заводскую техническую документацию, которая может заинтересовать высокую комиссию, и решительно изъяли все документы, бросающие хоть малейшую тень на безупречное качество кабелей управления, выпускаемых заводом «Рыбинсккабель». К таким документам относились некоторые протоколы «дней качества», которые только-только входили в моду на всех предприятиях страны и в которых довольно неосторожно подвергались суровой критике бракоделы и разгильдяи, выпускающие именно кабели управления, а также некоторые приказы директора завода, в которых этим бракоделам и разгильдяям «выдавалось» по самому высшему разряду. По моей рекомендации все эти и некоторые другие «крамольные» бумаги были сложены в отдельную папку и унесены в надёжное, по словам заводчан, место. Я почему-то хорошо запомнил эту папку ярко жёлтого цвета с чёрными тесёмками. Потом я доложил директору завода о проделанной работе, он поблагодарил меня, и мы все стали напряжённо ждать приезда комиссии. И она, как говорится, не заставила себя долго ждать.
На следующее утро комиссия собралась в полном составе. Мы выслушали очень содержательный доклад заместителя главного инженера Якова Шамильевича Дарьера о перспективах производства кабелей управления на заводе «Рыбинсккабель» и приступили к проверке. И, как завелось давно, первой проверялась техническая документация. Принаряженная Таня Ляхова торжественно внесла в комнату, где заседала комиссия, целую груду папок с документами. Но среди них была и та самая ярко-жёлтая папка с чёрными тесёмками! Как она туда попала, до сих пор остаётся тайной, покрытой мраком. Ничего не подозревающая Таня вывалили всю кучу принесённых ею папок на стол председателю. Члены комиссии потянулись за документами. Я тоже ринулся к столу председателя, чтобы ухватить эту проклятую жёлтую папку, но...опоздал. Её схватил Вячеслав Иванович Ванюков. Увидев это, Таня Ляхова побледнела и выбежала из комнаты. Я потихоньку вышел вслед за нею.
Таню я нашёл в приёмной директора завода. Она горько плакала. Увидев меня, она встала и начала уверять меня, что понятия не имеет, как эта папка попала в руки комиссии. Я ей верил, хотя отчётливо понимал, чем грозит заводу это таинственное происшествие. Поэтому я настойчиво предложил ей пройти со мной к директору. Мы доложили обо всём руководителю предприятия. Я говорил спокойно, Таня со слезами в голосе. Она заверила директора, что её кто-то подставил. Директор был хмур и подавлен. Однако он спокойно попросил меня вернуться в комиссию, а Тане велел идти домой и успокоится. «Я что-нибудь придумаю» - заверил он нас. Я пошёл в комнату комиссии. Все её члены сосредоточенно изучали представленную документацию. И только генерал ёрзал на стуле и время от времени что-то лихорадочно записывал в свою рабочую тетрадь. Он, конечно, понимал, какой взрывчатый материал попал к нему в руки, но делиться им с другими членами комиссии он явно не спешил. Поэтому он довольно хихикал и по несколько раз перечитывал особенно понравившиеся ему документы.
Но вот настал момент, который всегда наступает в подобных случаях, когда всем членам комиссии смертельно надоедает монотонное чтение скучных документов, и им, включая председателя, очень хочется на волю! И, словно почувствовав этот момент, в комнату комиссии вошёл директор завода. Вид у него был несколько смущённый. Обращаясь к председателю, он сообщил, что ему только что позвонили из Волжского пароходства и предложили прогулочный катер, которого он добивался давно именно для комиссии. Катер подойдёт к причалу через полчаса. Пообедать члены комиссии смогут в кают-компании катера. Рядовые члены комиссии встретили выступление директора завода с нескрываемым восторгом и вопросительно-просительно посмотрели на председателя, которому ничего другого не оставалось, как объявить обеденный перерыв.
Когда через два с половиной часа мы вернулись в комнату комиссии, все её члены с явной неохотой продолжили изучение документации. И только генерал лихорадочно бегал от стола к столу, ища заветную жёлтую папку с чёрными тесёмками. «Криминальная» папка бесследно исчезла из комнаты комиссии! Возмущённый генерал подбежал к председателю и начал что-то страстно шептать ему на ухо. Однако председатель всё ещё был под впечатлением от прекрасных волжских просторов, монумента Матери Родины и очень вкусного обеда. Поэтому он слушал трагический шепот генерала в пол-уха. Генерал повысил голос и стал требовать немедленного расследования. Наконец председатель сдался и велел пригласить в комиссию Таню Ляхову, которая явилась незамедлительно. Вид у Тани был решительный и независимый. На вопрос председателя, куда же делась жёлтая папка с чёрными тесёмками, Таня спокойно ответила, что среди принесённых ею папок такой папки не было. Ошарашенный генерал язвительно спросил: «А где же тогда протоколы дней качества?» – «Вот в этой папке», – невозмутимо сказала Таня и показала на папку синего цвета, лежащую на столе председателя. Последний внимательно просмотрел документы, подшитые в этой папке, и убедился, что там, действительно, находились протоколы цеховых и заводских дней качества. Председатель удивлённо посмотрел на генерала, но тот не сдавался: «А где приказы директора завода с наказаниями виновных в нарушении технологической дисциплины?» − «Вот здесь» – также невозмутимо ответила Таня и показала на папку, которая была в руках одного из членов комиссии. Тот тут же подтвердил, что в этой папке находятся именно эти документы. Председатель извинился перед Таней и сказал, что инцидент исчерпан. А я сидел и восхищался Таней, восхищался директором завода (его должность в те дни замещал Главный инженер завода Юрий Ляхов – муж Тани), восхищался заводом «Рыбинсккабель» на котором работают такие люди, восхищался миром, который в тот момент был так прекрасен!!!
Акт проверки завода «Рыбинсккабель» был положительным!
А потом был Минский радиозавод, на котором изготавливали системы управления для ракетных комплексов с использованием наших кабелей. И если на заводе «Рыбинсккабель» мы с Володей Фроловым были максимально пассивны, то здесь, в Минске, мы, как говорится, носом землю рыли, стараясь найти хоть какой-нибудь «криминал» в обращении с кабелем на этом чужом для нас заводе. Старались-то, старались, да ничего не нашли!
Акт проверки Минского радиозавода тоже был положительным...
Оставалось проверить воинскую часть, где кабели, судя по паническим сообщениям, и закрутились. И вот мы в Никополе – небольшом городке в самом центре Украины на берегу Днепра. Правда, от былой мощной комиссии остались рожки да ножки Представители МОМ-а решительно отказались ехать на хорошо известные им позиции. Что касается нашей дружной четвёрки, то мы ехали с большим интересом, ожидая получить, наконец, разгадку этого явно затянувшегося ребуса. Воинская часть была расположена в черте города, что, впрочем, не меняло его сугубо мирного вида. Никаких промышленных предприятий в городе тогда не было, поэтому местные жители в основном занимались торговлей и сельским хозяйством. Ракетные установки малого радиуса действия представляли собой прямоугольные ящики защитного цвета, смонтированные на мощных грузовиках. Как это ни странно, пуск этих установок осуществляли рядовые солдаты. Чтобы произвести этот пуск, солдат должен подбежать к упомянутому ящику, открыть дверцу в его боковой стенке, схватить бухту с кабелем, висящую в углублении, и бежать с ней на расстояние 70 метров, где расположен небольшой окопчик (укрытие), лечь в нём и только после этого нажать кнопку пульта управления, припаянного к концу кабеля. Если учесть, что второй конец кабеля намертво закреплён к стенке установки, то налицо точно такая же картина, которую мы наблюдали в воинской части в Ивановской области, с той лишь разницей, что там кабель вытягивали из бухты вертикально, а здесь то же самое делали горизонтально. У нас с Володей отлегло от сердца. Мы окончательно поняли, что всё дело в неправильной эксплуатации кабеля. Вместе с тем мы также поняли, что нам просто необходимо срочно переработать техническую документацию на кабели управления и ввести туда чёткую инструкцию по эксплуатации этих кабелей...
Акт проверки воинской части был жёстким, но справедливым. Вот так, собственно, и закончилась эта удивительная история, доставившая нам много волнительных минут. Больше никаких закручиваний с нашими кабелями не происходило, чему мы, естественно, только радовались. По-видимому, настала эра гуманного обращения с кабелями управления, чему немало способствовал новый Государственный стандарт (ГОСТ) на кабели управления, содержащий чёткую инструкцию по эксплуатации.
А диссертацию Володя Фролов так и не защитил...
Москва, 2003 г
НА БЕРЕГУ ОКИ
Лев Кранихфельд
Начало этой истории вполне можно отнести к детективному жанру. Всё началось с того, что наши молодцы-разведчики «надыбали» где-то в Швейцарии новейшую установку для запуска противотанковых управляемых реактивных снарядов (ПТУРС) под интригующим кодовым названием «Кобра». Как принято было в то время, наши бравые генералы тут же велели разобрать эту самую «Кобру» до мельчайшего винтика. Затем всем соответствующим предприятиям, для которых основным заказчиком являлось министерство обороны, была дана строгая команда воспроизвести комплектующие элементы добытой установки. Головной фирмой по этому воспроизводству назначалось конструкторское бюро под руководством Бориса Ивановича Шавырина, Героя Социалистического труда, лауреата Сталинских и Ленинских премий и т.д. и т.п.
Нам же, ОКБ КП, было поручено воспроизводство кабеля (точнее, микрокабеля) управления, снятого с той же установки. Я тогда работал в лаборатории проводов у А.Л.Гольдберга, и он поручил эту работу мне. Я думаю не стоит напоминать, что в те времена понятие «воспроизводство» понималось в буквальном смысле этого слова: воспроизвести – значит сделать точно такой же элемент даже не пытаясь его как-то улучшить. Говорят, что это была твёрдая установка самого Иосифа Виссарионовича.
Что же представлял собой переданный нам микрокабель? Да ничего особенного! Четыре уложенные параллельно жилы в виде эмалированных проводов, упрочняющие элементы из нескольких нитей натурального шёлка и общая обмотка, опять же из натурального шёлка. Вот и весь кабель. Никаких технических трудностей в изготовлении такого кабеля мы не предвидели, о чём и доложили Т.М.Орловичу.
Вскоре приехали заказчики из фирмы Б.И.Шавырина – молодые, нашего возраста, приятные ребята, и началась «торговля». Почему торговля? - спросите вы. Да потому, что любая новая разработка начинается с согласования технического задания (ТЗ) на эту разработку. А согласование ТЗ есть не что иное, как самая настоящая торговля. При этом квалификация разработчика зачастую во многом оценивалась по его умению торговаться.
Однако на этот раз торговля была недолгой, так как поджимали сроки и авторитет заказчика. К обоюдному удовлетворению ТЗ согласовали довольно быстро, и «процесс пошёл». Через некоторое время были готовы и первые образцы микрокабеля. Технологическое оборудование для его изготовления было оперативно сконструировано силами конструкторского отдела под руководством М.Д.Блиндера и Д.А.Степанова и изготовлено механическим цехом А.Д.Тихонова. А сам микрокабель, его первые образцы, делался у нас в отделе под бдительным присмотром Анатолия Степановича Новикова. Заказчики были очень довольны и искренне благодарили нас за такую оперативность. Потом наступила пауза.
Начались полевые испытания ПТУРСов на полигоне в Коломне, где располагалось КБ Шавырина. Нам оставалось только ждать результатов испытаний. Впрочем, не только ждать, но и нарабатывать всё новые и новые образцы для испытаний и регулярно передавать их в Коломну.
Чтобы не сорвать ненароком эту работу мы передали изготовление микрокабеля во 2-й цех нашего опытного производства, которым тогда руководила милейшая Маргарита Семёновна Лаврова. Казалось, всё идёт, как надо. Однако, проходит несколько дней, и нас с Гольдбергом вызывает Орлович. Оказывается, ему звонил сам Шавырин. Там у них что-то случилось, и ответственность за неудачные испытания они сваливают на микрокабель. Короче, надо срочно ехать в Коломну и разбираться на месте. Ехать должны я и Маргарита Семёновна. Делать нечего. Пришлось ехать.
И вот мы в электричке, которая катит в сторону Коломны. Пытаюсь вспомнить, что я знаю об этом городе. Вроде бы там есть мощный паровозостроительный завод. А что ещё? - Бог его знает! Как будто бы в Коломне останавливался Дмитрий Донской перед Куликовской битвой.
Но вот и Коломна. Ничего особенного. Обычный подмосковный городок, похожий на наши Мытищи. Спрашиваем у местных жителей, как попасть в нужное нам КБ. Никто, естественно, не знает. Но стоит нам произнести фамилию Шавырин, как ситуация сразу меняется, и те же люди наперебой нам объясняют, как туда пройти. Вот это популярность! Но, наконец, мы прибыли к воротам КБ. У нас тщательно проверили документы и пропустили на территорию. Сколько я потом ни бывал на предприятиях отечественного ВПК, всюду была очень похожая картина - идеальная чистота двора и очень много цветов.
Мы прошли в конструкторский отдел, с сотрудниками которого мы согласовывали ТЗ и заключали договор. Встретили нас очень приветливо и рассказали, что испытания новых ПТУРС-ов практически остановлены из-за странного поведения нашего микрокабеля. Дело в том, что управление полётом реактивного снаряда осуществляется непосредственно с помощью этого самого микрокабеля. Летит себе снаряд, а вслед за ним разматывается микрокабель, предварительно намотанный на специальную катушку. Если снаряд по каким-то причинам (ветер, резкий манёвр танка и т.п.) уклонился от направления на цель, то стрелок - оператор установки с помощью довольно простого рычажка может скорректировать траекторию его движения. При этом командный сигнал снаряду (влево, вправо, вверх, вниз) передаётся, как вы уже догадались, с помощью нашего микрокабеля. Вот такая простая установка.
Вначале всё шло более или менее хорошо, однако потом, начиная примерно с сотого пуска, вдруг большинство запускаемых снарядов перестали долетать до цели, зарываясь в землю на расстоянии 2-2,5 км от пусковой установки, это при общей длине микрокабеля на катушке 3,5 км. При обследовании микрокабелей после неудачных пусков на них обнаружилось множество повреждений их конструкции - токоведущие жилы (эмалированные провода) во многих местах выпирали из шёлковой обмотки, образуя так называемые «колышки» или «жучки». Такая вот «история с географией»!
Пока нам всё это рассказывали, позвонили из приёмной Шавырина и пригласили нас к нему. Признаться, мы немного «замандражировали». Не знаю как Маргарита Семёновна, но я впервые представал перед такой масштабной личностью. Это уже потом, побывав у многих больших начальников, я как-то спокойней стал относиться к их наличию на земле, но тогда…
Шикарный коридор, шикарная приёмная, в которой, конечно же, толпится уйма народа, и ничем не примечательная секретарша, похожая на провинциальную учительницу. А потом громадный кабинет, и сам Борис Иванович Шавырин. Чего я ждал? - не помню. Но помню чувство радостного изумления от полного несовпадения ожидаемого и реального. В действительности Борис Иванович оказался пожилым, как мне тогда казалось, очень доброжелательным и вежливым человеком. Первым делом он поинтересовался именем и отчеством каждого. Это было настолько неожиданно и необычно, что мы, по крайней мере я – точно, сразу стали чувствовать себя свободно и раскованно. Борис Иванович показался мне настолько близким, домашним, что ли, человеком, что я готов был раскрыться перед ним до конца.
Сейчас, на склоне лет, я думаю, что такой облик создавался и шлифовался годами, но тогда я был покорён им безоговорочно. Мне хотелось что-то сделать для этого человека, выполнить любую его просьбу.
«Ну, что будем делать, Лев Исидорович?» - обратился ко мне Борис Иванович.
«А нельзя ли сначала посмотреть на испытания?» - робко спросил я.
Почему же нельзя?» - Борис Иванович снял телефонную трубку. -
«Сергей Петрович, это ты?» - Сергей Петрович - это полковник - начальник испытательного полигона. – «У меня в гостях кабельщики из Мытищ. В 15-00 мы будем у тебя. Подготовь несколько пусков». - Борис Иванович вешает трубку и…приглашает нас обедать. Пошли в столовую.
Обычно на предприятиях «оборонки» для руководящего состава оборудуют отдельный обеденный зал. У Шавырина всё не так. Общий зал. В углу накрытый на четверых стол. Борис Иванович подходит к нему и приглашает нас садиться. Мы садимся и оглядываемся. Обеденный зал полон. Сотрудники с любопытством поглядывают на нас. Создаётся впечатление, что присутствие генерального конструктора никого не смущает. Наоборот, чувствуется, что его присутствие вполне заурядное и привычное событие. Наш стол сервирован так же, как и остальные. Единственное отличие - начатая бутылка водки и несколько гранёных стопочек. Борис Иванович берёт бутылку и вопросительно смотрит на нас с Маргаритой Семёновной. Она, естественно, отказывается, а я, уже очарованный хозяином, решаюсь составить ему компанию. В общем, обед проходит, как пишут в газетах, в непринуждённой, дружеской обстановке.
Как мы потом узнали, Борис Иванович никогда не обедал один. Всегда кого-нибудь приглашал. Иногда это были гости КБ, как в нашем случае, но чаще он приглашал особо отличившихся сотрудников. Обед с генеральным конструктором - это была одна из форм морального поощрения работников КБ. А такие поощрения были ох как нужны! Дело в том, что Борис Иванович Шавырин был наследником сталинской школы руководителей. Он железной рукой насаждал в вверенном ему КБ строжайшую дисциплину и порядок. Также, как «Великий Вождь и Учитель», он почти ежедневно заполночь засиживался на работе, и попробуй хоть кто-нибудь из более или менее значимых сотрудников не оказаться на месте, если у Генерального появятся к нему какие-либо вопросы…В общем не руководитель фирмы, а диктатор. Говорят, такими же были и Королёв, и Туполев, и многие другие выдающиеся руководители советской эпохи. Поэтому подобные поощрения являлись своеобразной компенсацией за полное отсутствие демократии.
Нам рассказали, что в начале 60-х, какой-то шутник намалевал на воротах КБ: «Здесь кончается Советская Власть!». Ретивые хозяйственники хотели сразу стереть крамольную надпись, однако, Борис Иванович, которому сразу же доложили об этом инциденте, запретил трогать этот понравившийся ему лозунг. Во всяком случае, я видел его своими глазами.
После обеда мы поехали на полигон. Это была запоминающаяся поездка. На чёрной комфортабельной «Волге» мы пересекли всю Коломну и въехали на мост через Оку. Красотища вокруг - изумительная! Борис Иванович показал нам свой дом, уютно расположенный на высоком берегу широкой реки. Дом поразил своей своеобразной архитектурой. В центральной части его была воздвигнута круглая башенка. На мой недоумённый вопрос Борис Иванович ответил, что в этой башне он оборудовал обсерваторию и в свободное время наблюдает за звёздами. Правда, потом ребята из конструкторского отдела, с которыми я сильно подружился, уточнили, что под этими «звёздами» следует понимать обнажённые девичьи телеса, которые возлежали на городском женском пляже, находящемся как раз под окнами генерального конструктора, и которые с таким неподдельным интересом разглядывал он в свободное время из своей обсерватории. Вот такие дела…
А тем временем мы подъехали к полигону. Представьте себе дремучий муромский лес, прямо в центре которого вырублена громадная просека шириной в 100 метров и длиной в те самые 3,5 километра. Зрелище, доложу вам, весьма внушительное! С одной стороны этой просеки вырыты окопы для стрелков, а с другой, поперёк просеки, оборудована дорога для прохода танков.
Нас встречает начальник полигона и провожает на смотровую трибуну. В окопах уже расположилось несколько стрелков - молодых, ничем не примечательных солдатиков. Они ждут команду. Вдали слышится рокот танковых моторов. Нам дают довольно сильные бинокли. Наконец, раздаётся команда. Танки поочерёдно пересекают просеку. Солдаты, тоже поочерёдно, стреляют. Мы прильнули к биноклям. Вначале снаряды летели нормально, но где-то на середине пути они по очереди стали зарываться в землю. Принесённые нам куски микрокабеля, действительно, изборождены колышками и жучками.
«Ну, что, Лев Исидорович, справимся?» - с надеждой спрашивает Борис Иванович. – «Будем стараться, Борис Иванович!» - бодро отвечаю я.
Вечером в гостинице мы с Маргаритой Семёновной анализируем сложившуюся ситуацию. Нам сразу же стала ясной причина отказов микрокабеля – это так называемая усадка материалов. Маргарита Семёновна сходу предлагает вместо обмотки нитями применить оплётку из них. Казалось бы, техническое решение найдено, но нет - нельзя. Ведь производительность оплёточных машин в десятки, нет, в сотни раз ниже, чем обмоточных. Где же мы найдём столько оплёточных машин, особенно, если эти ПТУРСы примут на вооружение, и потребность в микрокабелях станет огромной? Опять думаем, и, наконец, меня осеняет идея:
«А зачем оплётка? Лучше вторая обмотка. Такая же, как и первая, но только направленная в противоположную сторону!» - Маргарита Семёновна соглашается, и мы довольные и счастливые идём спать.
На следующий день к воротам КБ мы подходим очень рано. Нам не терпится проверить свою идею. Дело в том, что Борис Иванович, не очень надеясь на регулярные поставки микрокабеля из ОКБ КП, приказал организовать его производство у себя в КБ. И, представьте, оно было организовано! И очень быстро! Мы в Мытищах даже ахнуть не успели, как в прекрасном помещении одного из корпусов КБ закрутились скопированные у нас обмоточные машины, и пошёл товар – наш дорогой микрокабель!
Поэтому проверить нашу идею мы решили здесь, в Коломне, не отходя, как говорится, от кассы. Я пошёл на приём к Борису Ивановичу, и уже через час в нашем распоряжении была бригада слесарей и станочников во главе с очень опытным механиком. К счастью, работы было не так уж и много: изготовить и смонтировать на действующей машине дополнительный обмотчик. И уже к вечеру машина выдавала микрокабель новой конструкции.
На следующиё день мы снова на полигоне. Вся элита КБ присутствует на судьбоносных для нас испытаниях. Мы, естественно, волнуемся. Волнуется и Борис Иванович. Он сам выходит на стартовую площадку и о чём-то долго беседует со стрелком. Наконец, раздаётся соответствующая команда, появляется танк, и стрелок посылает в него снаряд. Снаряд летит… на всю длину микрокабеля, хотя в танк и не попадает. Внимательно осматриваем микрокабель… Никаких колышков! Полная целостность конструкции! Это победа! Все поздравляют нас. И хотя мы нарушили основной принцип воспроизводства зарубежной военной техники, победителей, как говорится, не судят!
Потом было ещё много испытательных пусков, в том числе и перед правительственной комиссией. Попадать в движущиеся танки стали чаще, особенно после того, как Борис Иванович назначил крупную премию за каждое попадание – 500 рублей! Представляю, что значили эти деньги для бедных солдатиков, волею судьбы попавших в эту историю.
Ну, а мы прощались с Коломной, с хорошими ребятами из конструкторского отдела, и, конечно же, с великим конструктором и организатором Борисом Ивановичем Шавыриным.
Потом мы узнали, что сразу после нашего отъезда Борис Иванович собрал весь свой «штаб» и чуть ли не матом ругал всех подряд. Особенно его бесило, что вот приехали двое каких-то кабельщиков и сразу решили проблему, а его подчиненные, для которых он столько делает, бились-бились и ничего не смогли придумать.
Москва, 90-е годы
НОЧНАЯ ПРОБЕЖКА
Борис Романов
Когда спрашивают, в каком году Алла Пугачёва победила на конкурсе со своей песней "Арлекино", я уверенно отвечаю: "В 1975-м". И вот почему.
В том году я проводил работу по испытаниям проводов и кабелей, которые планировалось использовать в разрабатываемом рядом космических фирм спутнике "Экран", предназначавшемся для системы непосредственного телевизионного вещания из космоса. Поскольку на этом спутнике в качестве источника энергии была предусмотрена установка лётного варианта ядерного реактора, то необходимо было испытать выбранные для него провода и кабели на стойкость к воздействию гамма-нейтронного излучения от аналогичного реактора. А примерно такой же ядерный реактор был установлен на полигоне вблизи городка Чаган в Казахстане на левом берегу Иртыша.
И вот мы вдвоём с Толей Сыроватским, сотрудником нашей физико-химической лаборатории ОКБ кабельной промышленности, собрались туда в командировку. Сначала отправили по железной дороге образцы и измерительную аппаратуру, а затем полетели сами. Перед началом рейса Москва – Семипалатинск, в ожидании посадки, мы познакомились с двумя молодыми ребятами, которые тоже летели в Чаган. От них мы узнали, что основной объект, ради которого и возник этот городок, это база стратегических бомбардировщиков. Испытательный же полигон с реактором был расположен на некотором отдалении, ближе к известному полигону испытаний ядерного оружия. Ребята летели в свою часть из отпуска. Один был авиационным техником, второй – бортинженером бомбардировщика Ту-95.
В Семипалатинске мы пересели на "Ракету" (для тех, кто их не застал, поясняем – это быстроходный теплоход на подводных крыльях) и, промчавшись полтора часа вниз по Иртышу, оказались в Чагане. Устроились в гостинице, в которой жили командированные на полигон из других организаций. Встретил нас Гена Махров – наш куратор из НИИ приборов, головной организации СССР по радиационной стойкости. Он познакомил нас с городом.
Чаган – это типичный военный городок, где есть всё необходимое для нормальной советской жизни – почта с телеграфом, универмаг, книжный магазин, клуб с кинозалом, библиотекой, читальным залом и биллиардом, продуктовые магазины, столовая, баня, стадион, больница, поликлиника, ясли, детские сады, школа, железнодорожная станция, горсовет и гостиница. Во всех этих учреждениях работали, преимущественно, жёны военных. Городок напоминал Мытищи тех лет, но был гораздо опрятнее и чище. Ну а степной воздух с мытищинским и сравнивать бессмысленно.
Поскольку Чаган расположен вблизи центра евразийского континента, то и климат там соответствующий – резко континентальный. Днём жара, но с сухим воздухом, а ночью изрядный холод. Ровная, как стол, степь без единого кустика, не говоря уже о деревьях. Деревья только в городе, которые, как мне показалось, поливались круглосуточно через систему труб. И это было оправдано, так как за месяц нашего там пребывания не упало ни единой капли дождя.
Наш груз ещё не пришёл, и мы, изучив город, принялись за окрестности. Иртыш – быстрая река с довольно холодной водой. Чтобы переплыть на другой берег, это около 200 метров, приходилось столько же идти вверх по течению, чтобы попасть в намеченное на другом берегу место. Но на том берегу в кустах было гнездовье чаек, которые с криком пикировали и нападали на незваных гостей. Вдоль Иртыша огороды с типично украинскими огородными растениями – помидоры, огурцы, тыква, кукуруза, подсолнухи. Почему с украинскими? Да потому, что жёны лётчиков в большинстве своём были украинками. Ведь вторая база стратегических бомбардировщиков была в Белой Церкви на Украине. А самолёты то и дело летали туда и обратно. Там и находили жён молодые лётчики.
Ходили в гости к ребятам, с которыми вместе летели. Много интересных историй услышали мы от них – о работе, полётах, происшествиях. Дежурные полёты у них обычно были по маршруту Чаган – Белая церковь – Северный полюс – Чукотка – Чаган. И это без посадки в течение суток с несколькими дозаправками в воздухе! Заправщики – огромные толстые самолёты, заполненные керосином – встречали их в определённых точках и через шланг перекачивали горючее. Но чтобы состыковать приёмный штырь самолёта с конусом заправочного шланга, спускаемого с заправщика, приходилось изрядно попотеть в буквальном смысле этого слова. Ведь одно неверное движение штурвала – и тяжёлый конус пробьёт стекло или обшивку корабля. Был случай, когда шланг, будучи уже захваченным приёмным штырём, оторвался от заправщика и стал хлестать по фюзеляжу, грозя повредить самолёт. Тогда один из членов экипажа – стрелок, сидящий в застеклённом колпаке – сумел очередью из пушки, не задев самолёт, отстрелить шланг, за что был награждён Орденом Красной звезды.
Но вот прибыли на станцию наши ящики. На машине повезли их на полигон. Проезжая мимо аэродрома, полюбовались как пилоты многотонных крылатых машин ювелирно точно и нежно сажают их на бетонную полосу. Вот и полигон. Это просто огороженный колючей проволокой большой кусок степи, в центре которого на пятиметровой вышке расположен реактор. Он небольшой, размером под фюзеляж самолёта ТУ-95, для которого он и разрабатывался.
Вокруг на разном удалении могла располагаться военная техника, которую необходимо было испытать на воздействие гамма-нейтронного излучения реактора, что моделировало воздействие излучения ядерного взрыва. Из этой техники по полигону передвигался новый танк неизвестной ещё марки. На краю полигона, в метрах в трёхстах, находился домик санпропускника со шкафчиками для одежды, душем и дозиметрами на входе и выходе.
В выключенном состоянии реактор был вполне безопасен – в пределах санитарных норм. Но когда он запускался, и в нём начиналась ядерная реакция распада уранового топлива, тогда на всё находящееся вокруг обрушивался мощный поток нейтронов и гамма-лучей. Но где же должны при этом находиться испытатели? Оказывается, под реактором располагался подземный бетонный бункер, оборудованный рабочими местами с выводами кабелей наружу, к реактору. От санпропускника к бункеру шла бетонная дорожка, вдоль которой на столбах висели фонари.
На полигон приехали испытатели и из других организаций. Началась работа по установке около реактора испытываемых изделий, их подключению, настройке измерительной аппаратуры. Поднявшись на вышку, свои образцы проводов и кабелей я навесил непосредственно на реактор. Часть из них была запаяна в вакууммированные стеклянные трубы. Остальные образцы подключили с помощью соединительных кабелей к аппаратуре внутри бункера. В груди чувствовался холодок – хоть реактор и выключен, но всё равно излучает! Однако дело есть дело, и вскоре мы с Толей и Геной закончили подготовку к своим испытаниям. Вместе со всеми поехали в гостиницу, поспали. Ночью снова нас повезли на полигон – теперь уже работать с включённым реактором.
Теперь в санпропускнике надеваем белые штаны, шапочки, куртки и тапочки. Занимаем свои места в бункере. Всё готово к началу работы. Задраена входная дверь. Прозвучала сирена, и мы увидели, как стрелки наших приборов сдвинулись с места. Это означало, что реактор включён, и началось облучение образцов. Мощность реактора нарастала ступенями. На каждой ступеньке еле успевали сделать все замеры. Вышли на максимальный режим. Сопротивление изоляции наших проводов упало на несколько порядков. Все работали молча и сосредоточенно. Лишь иногда по громкой связи звучал голос оператора реактора. Так незаметно пролетела ночь. Прозвучала команда на выключение реактора. Все приготовились к выходу из бункера. Но выходить сразу нельзя – под действием потока нейтронов всё вокруг реактора становится радиоактивным. Это так называемая наведённая радиоактивность, возникающая вследствие образования из обычных ядер атомов разных веществ их радиоактивных изотопов. К счастью, большая часть образовавшихся изотопов быстро распадается, и уровень наведённой радиоактивности на местности вокруг реактора спадает до приемлемых величин…Сидим…Ждём…Через 20 минут прозвучала команда: "Открыть дверь! К санпропускнику бегом марш!".
И вот в памяти встаёт картина, будто из фантастического фильма: фигуры в белых одеждах и тапочках тёмной ночью в свете фонарей бегут цепочкой к санпропускнику – прочь от опасной зоны!... Проверка у дозиметристов…душ…переодевание…автобус…гостиница…кровать…сон. И так каждую ночь.
Но, как говорят философы, «всё конкретное конечно». Подошли к концу и наши испытания. Однако облучённые образцы забрать с собой нельзя – они стали радиоактивными. Как же оценить их физическое состояние, в первую очередь состояние изоляции проводов и кабелей? Только пощупав и погнув их руками и разобрав с концов. Так и пришлось сделать, разбив на месте стеклянные трубки, в которых они были заключены. После этого образцы сдали на захоронение.
Сдали на станцию наше оборудование, купили билеты на самолёт и пошли в местную баню. Напарившись, как следует, вышел из парной и вдруг почувствовал, что перед глазами всё пришло в движение – потолок, стены, пол. Неужели это головокружение от перегрева? Раньше этого у меня не наблюдалось. Но местные мужики мне авторитетно объяснили – это на соседнем полигоне провели подземный ядерный взрыв! Так вот почему все дома в городке с трещинами! На следующий день было ещё одно "землетрясение", но его почувствовали только лежавшие на пружинных кроватях.
И вот снова "Ракета", аэропорт, самолёт на Москву. В самолёте познакомились с военными, которые как раз и устроили эти "землетрясения". Оказалось, что это были не подземные взрывы ядерных зарядов, а наземные взрывы обычной взрывчатки, но в огромном количестве, измеряемом многими железнодорожными вагонами.
Наконец мы с Толей в родных Мытищах! Но причём здесь Алла Пугачёва, спросите Вы? А дело в том, что, будучи заняты вечерами и ночами на полигоне, мы не увидели по телевизору её знаменитое выступление. О нём мне с восторгом рассказала жена. Ну а спутник «Экран» был запущен после положительного заключения о возможности эксплуатации на его борту всевозможных комплектующих элементов, в том числе наших проводов и кабелей.
Недавно встретил человека, который побывал в Чагане. Город умер! Жителей нет, всё разграблено и разрушено …
Мытищи, 2014 г.