Глава 2. Другая жизнь
Мирослав вернулся домой, но тело его ещё сохраняло запах духов и крепкие объятия пылкой Ольги.
Его обиталище, всегда раздражавшее, на сей раз показалось не таким уж серым и тесным, будто какой-то великан мощными руками раздвинул мрачные и толстые стены. Лучи солнца, рвавшие в клочья ковёр туч, метнулись жёлтыми стрелами в гладь трюмо, свет залил блестевшую лаком мебель.
В гардеробе радовала глаз пара вполне приличных костюмов. Мирослав наморщил лоб, пытаясь вспомнить обстоятельства их покупки или пошивки, и что-то островками всплывало в памяти.
До начала службы ещё оставалось время. Запах прелой листвы лекарственно щекотал ноздри.
Трамвай дрожал, покачиваясь, грохоча рельсами, вёз Мирослава на службу, а он всё вспоминал поцелуи и страстные вздохи Ольги.
Рыжий Иржи, весь круглый, словно шар, вкатился в трамвай и шумно приветствовал Мирослава. Тот пожал инженеру его рябую руку.
Спустя пару минут Иржи зашептал на ухо:
- Слушай, намечается большая игра у пани Миллеровой. Ты же у нас спец по игре в карты. Я проиграл вчера большую сумму, нужно отыграться. Слушай, помоги мне. А выигрыш обязательно поделим!
По круглым щекам Иржи катились струйки пота (на улице стояло «индейское лето» и в трамвае было тепло), жёлтые глаза были мутноваты, но горели надеждой.
Мирослав спокойно сказал:
- Пани Миллерова и её посетители – большие спецы по оболваниванию игроков.
Перед его взором всплыло зелёное сукно, а руки ощутили бархат карт.
- Ну, я тебя очень прошу, Мирослав. Я никогда в жизни так никого не просил! – взмолился Иржи.
***
Игра была в самом разгаре, когда за окном забрезжило утро, прорываясь сквозь пелену тумана. За столом склонились те, кто любил попытать счастья за зелёным сукном. Выпитое вино кружило головы. Банкомёт перетасовал карты для следующей талии и принялся метать... Тихо шелестнули карты и звонко – золото, на которое насуплено и жадно поглядывали игроки.
Мирослав, бросив взгляд на бледного Иржи, посмотрел на резко очерченное угрюмое лицо барона. На бритом черепе плясали огоньки. Голубые глаза навыкате глядели на него в упор.
После игры бритоголовый человек с глазами навыкате, с дрожащими руками и с горечью в глазах наблюдал, как деньги переходят к Мирославу. Барон Эрнст фон Габор проиграл достаточно большую сумму, и ещё больше оставался должен. Молоденькая смуглая девушка поднесла ему рюмку сливянки и набитые папиросы.
Барон залпом выпил рюмку и нервно закурил, пуская в воздух сизые кольца.
Мирослав и Иржи поспешили покинуть заведение.
Хозяйка пани Миллерова, белокурая, очень элегантная женщина, лично проводила их, и с утончённой вежливостью пригласила заходить.
Вскоре они уже сидели в одном из баров. Мирослав молча похлёбывал «Старопрамен».
- Мы вытянем с него остаток, мы облапошим его полностью, с ног до головы, - возбуждённо говорил Иржи. Он жадно пересчитывал деньги, а рядом на мраморном столике стояла кружка пива с оседающей пенкой и рюмка для яйца.
- Слушай, уступи мне всю сумму, - попросил Иржи. - Пойми, мне очень нужно расплатиться и как можно быстрее. А ты возьмёшь себе долг Габора.
Мирослав безучастно смотрел на приятеля.
- Ну... я очень тебя прошу.
Мирослав молча отодвинул пустую кружку и надел шляпу.
***
С бритоголовым человеком с глазами навыкате Мирослав встретился на Карловом мосту у каменного лика Яна Непомуцкого. Серебристо - чёрная гладь реки едва виднелась в сером облаке тумана. Белые его рукава закручивались на статуях молчаливых святых, плечи и головы которых казались влажными.
- Я привык платить по счетам, пан Липский, - сказал барон Габор. - Но сейчас мне дать нечего. Разве что примите в качестве оплаты одну заблудшую душу.
И он хищно оскалился, улыбаясь, дыша табаком, лицо сразу прорезали полоски морщин.
- Вы спятили, - произнёс Мирослав в некотором смятении. – Уже душами торгуете?
- Каждый предлагает свой товар, какой может.
- Объясните, что означают ваши слова.
- Есть у меня одна дамочка. Молодая между прочим. Уступлю её вам...
У Мирослава перехватило дыхание от гнева.
– Через день в Вояновых садах, - не дожидаясь ответа бросил Габор.
Спустя день Габор строго пронзал Мирослава взглядом стальных глаз. В его руке дымилась папироса. Сорванный ветром треугольный жёлтый лист мягко опустился на дорогое пальто собеседника, и сопровождающий барона толстяк тут же смахнул его.
Они стояли под сенью желтеющих деревьев Вояновых садов. Ещё какой-то тип прятался далеко, на мгновение показавшись, а потом слившись со стволом тополя.
- Вы сами её увидите - не пожалеете, - произнёс Габор бледнея. – Поехали... Вы уже отдали деньги этому дураку Иржи?
Мирослав молчал. Ехать с Габором ему не хотелось, но чёрный автомобиль уже стоял наготове за парком у дороги.
В лимузине пахло смесью табака, бензина и духов.
Только проникнув внутрь, Мирослав приметил на заднем сидении хрупкого юношу в сдвинутом на бок берете.
- Куда поедем? – хмуро спросил Мирослав.
- Я вас подвезу, - бросил Габор через плечо. - Кстати, познакомьтесь с Виолой. И я вас очень прошу, подружитесь и не обижайте её.
Мирослав удивлённо всмотрелся в своего соседа. Это оказалась девушка. Короткие чёрные кудри выбивались из-под берета и едва прикрывали уши. Новый, крайне редко виденный облик девушки настолько поразил Мирослава, ему показалось, что он сидел рядом с новой Евой.
Она сидела тихо, словно бабочка на веточке куста. Её чёрные глаза - смородинки с напряжённым любопытством смотрели на Мирослава.
Мирослав отвёл взгляд, вспоминая, где он уже видел эту девушку. Они покачнулись, когда машина тронулась с места, набирая разбег. Мирослав больше не глядел на незнакомку.
За окнами шумели деревья, роняя листы, грустно и нежно, как в детской сказке.
Мирослав попросил притормозить невдалеке от дома.
Толстяк вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Незнакомка выпорхнула мотыльком. Ветер играл короткими чёрными кудрями на её лбу. Было зябко. Фыркнув, лимузин двинулся, увозя хмурого барона.
Мирослав пригласил девушку в дом.
На лестнице Виола смущённо улыбнулась и заговорила:
- Вы не удивляйтесь... Как-то я сушила волосы над газом, сожгла несколько прядей, и мне не оставалось ничего другого, кроме как остричь их. Потом меня стали уверять, что мне это к лицу. Другие подхватывали эту моду.
- Вам действительно это идёт, - с едва заметной улыбкой произнёс Мирослав остановившись. - Моё имя Мирослав.
- А я знаю, - уверила девушка. Она улыбнулась и на щеках появились круглые ямочки. - Вы игрок в карты.
- Ну это - в свободное время. А так – я служу в одном департаменте.
- А я выступаю на сцене. В кабаре «Монмартр». Канкан, танец на пилоне...
- А, вот где я вас видел, - вспомнил Мирослав. – Вы чудесно танцуете. А номер со змеёй...
- Это тоже я, - рассмеялась Виола.
- Так вы выступаете под другим именем?
- Да, моё сценическое имя – Миранда.
- Вот оно что, - сказал Мирослав. – Так вы мастер на все руки!
- На все акробатические трюки, - пошутила девушка, и Мирослав почувствовал, как он краснеет.
- Прошу вас в мою квартиру, - сказал он, чтобы скрыть смущение и стал искать в карманах ключ.
Девушка ему нравилась. С ней даже на тёмной лестнице было светло, она была словно солнце.
- А у вас тут уютно, - произнесла Виола, подрагивая гибким телом и окидывая взглядом комнату. – Какие у вас интересные картины.
Она прошлась, оглядывая небольшие акварели и пастели совершенно дилетантского уровня.
- Вы совсем замёрзли, - констатировал Мирослав, окидывая взглядом её хрупкую фигурку. – Ещё бы – в доме давно не топлено, а сегодня достаточно прохладно. Садитесь к печке. Я сейчас разожгу...
Когда печь затеплилась, она прислонилась спиной в пальто кафельной стенке.
Грелась, поминутно вздрагивая, нервно поправляя завитки волос.
Вскоре в доме стало тепло и уютно.
- Вы наверное голодны? Сейчас я распоряжусь, - сказал Мирослав, несмотря на то, что она затрясла головой в знак того, что против.
Мирослав спустился в коморку Игнаца.
Дворник вышел заспанный, весь пропахший табаком и мышами. Дав денег, Мирослав отправил его в ближайший ресторан.
Пока девушка принимала душ, в дверь робко постучали, кашлянув. Игнац передал Мирославу корзинку с разнообразной снедью и бутылкой вина «Мерло».
Пришла привратница Алзбета, которая помогла накрыть на стол и постелить.
Вскоре сервированный стол блистал. Его украсила астры и хризантемы в японской зелёной вазе.
- Ой, какое-то волшебство, - сказала Виола, входя в комнату. – Ничего не было и вдруг появилось!
- Ниоткуда, - заметил Мирослав, разведя руками и улыбаясь. – Прошу!
Она набросилась на еду будто голодала неделю. Выпила горячего вина и согрелась.
- Вы утомились? - спросил Мирослав, отставляя бутылку в сторону.
- В общем нет, - дёрнула она плечом. – Я готова...
- К чему? – удивлённо поднял брови Мирослав.
Она кокетливо посмотрела исподлобья, вдруг залилась лёгким румянцем и опустила взор.
- Ну как... Я же знаю, зачем я здесь... Я рада – вы гораздо приятнее!
- Как понять приятнее?
- Ну, как мужчина и.… человек... Правда как мужчину я Габора не знала... В общем – я рада, что так произошло!
Мирослав строго посмотрел на неё и кивнул на дверь в соседнюю комнату.
Сам он вышел в ванную. Через пятнадцать минут он крепко вытерся полотенцем, накинул тёплый халат и вошёл в комнату.
Виола очнулась, поднялась на локте, не скрывая обнажившиеся маленькие круглые груди с нежными сиреневыми сосками.
- Иди ко мне, - прошептала она.
Её руки ловко избавили его от халата. Мирослав наклонился к девушке, целуя лепестковые губы и твердеющие угловатые сосцы. Всё его тело ныло...
Какое-то время они лежали под одеялом крепко обнявшись, без движения, и он чувствовал запах её волос и тела.
Он прислонил голову к её острой груди и слышал, как стучит сердце. Её ровное и спокойное дыхание было как у спящего ребёнка. Обнял и прижал крепко, растворяя её в себе.
Спустя время она уже крепко спала. Он внимательно посмотрел на её нежное, безмятежно спящее лицо, а потом тесно прижал её к себе и быстро уснул.
Ночью проснулся с ощущением чего-то нового и необыкновенного. Тихонько встал, набросил халат. Она зашевелилась, переворачиваясь на другой бок, и Мирослав замер на одной ноге.
Затем тихо прошёл на маленькую кухню и постоял у окна, наблюдая, как ветер гонит кавалькаду бледных листьев под тусклым светом фонаря.
***
Тонкая атласного цвета льняная сорочка с кружевами медленно опускалась по нежному телу, постепенно скрывая худенькие плечи с острыми лопатками и гибкую спину.
Весь этот волшебный процесс одевания Мирослав наблюдал внезапно проснувшись.
За окном стояла молочно - белая стена тумана. С озябших веток падали оловянные капли. Слышно было, как Игнац подметает двор от листьев.
Девушка села к зеркалу, и гребень побежал по волнам её коротких агатовых волос.
- Доброе утро, чудесное явление – сказал Мирослав, сев в кровати.
Она вздрогнула, но не обернулась, видя его в зеркале. Взяла себя в руки, улыбнулась.
- Доброе утро, мой господин.
- Лучше не называй меня своим господином. Даже в шутку. И вообще – ты свободный человек. Я не хочу никакого рабства.
Виола легко кивнула, привыкшая к пустословию мужчин, опустила гребень, вздохнула и улыбнулась, глядя куда-то вниз.
- Я тут воспользовалась чей-то гребёнкой. И ещё - помада, тени, пудра. Просто у меня с собой нет вещей, а я привыкла с утра выглядеть красивой.
- Да, пользуйся, конечно. Только никакая пудра тебе не нужна. Ты и так хороша.
Она покраснела, и Мирослав воспринял это как добрый знак.
- Вот что, Виола. Мы сейчас позавтракаем и отправимся на прогулку.
Она подхватилась.
- Я не ожидала, что ты так рано встанешь. Я пойду на кухню что-то приготовлю.
- Я привык рано ходить на службу, - сказал Мирослав. – А готовить ничего не нужно. Можно разогреть то, что осталось от ужина.
***
Когда они вышли на улицу Мирослав спросил у Виолы, где она хотела бы прогуляться.
Девушка задумалась, какое-то время не решалась сказать, а потом, наконец, предложила:
- Поехали к собору святого Вита.
Мирослав немного удивился:
- Ну что же, можно. Почему нет? Отличное место для прогулки.
Кафедральный храм святого Вита величественно покоился в одеянии тумана.
Но когда они подошли ближе туман стал расходится, опадая отдельными полосами. Собор парил над землёй, гордый и красивый, трогая струны души.
Виола повела Мирослава к юго-восточной части храма, где находилась часовня святого Вацлава. Кричали галки, тучами носясь над собором.
- Почему ты пришла сюда?
- Я очень люблю это место. Я была здесь в конце сентября.
- На день святого Вацлава?
- Да. Смотри, как великолепна эта башня. А эти Золотые ворота? Парадный вход на стороне солнца. Это нетипично. И ещё – сюда приходят те люди, которые верят, что могут встретиться с Богом.
- Ты так считаешь? Это вероятно из-за этого мученика, святого Вацлава?
- Да, - серьёзно ответила Виола. – Я читала в книге, что этот князь, покровитель чешских земель, погиб от руки собственного брата. На месте его захоронения соорудили эту часовню. Этот князь является представителем Бога. Он силой своей веры пробивает небесный свод и открывает вход в иной, горний мир.
- Ты в это веришь?
- Конечно, Мирослав... Эта часовня – порог. Вход в Новый Иерусалим. Открывается он далеко не каждому. Место это необычное. Здесь проходили коронации...Сюда приходили молиться чешские короли.
Виола говорила увлечённо, её тёмные глаза загадочно блестели.
- Знаю...Говорят, что там были вечерние мессы в самые трудные моменты истории... То есть когда чешский народ был в опасности, - вспоминал свои познания по истории Мирослав.
- Не хочешь ли ты войти?
- Ну, коль уж мы здесь, то войдём.
Они не спеша, робко прошли в дверь и оказались в квадратном помещении со звёздчатым потолком. Свет лился из готических окон и люстры с пылающими язычками плачущих свечей.
Первое, что заставило их остановиться – это картина трагической гибели князя Вацлава. Он был изображён в доспехах рыцаря.
- А что нам известно о князе Вацлаве? – задумчиво спросил Мирослав. - Он вводил на чешских землях христианство...
- Да, и прекращал войны, - тихонько продолжила Виола. – В той же книге сказано, что он отказался платить дань саксам, противостоял их королю, хотя и считался его вассалом.
- Ну да...А тот жёг, грабил, весь народ лютичей истребил!
- А вот его брат... Этот Болеслав...
- Я помню о нём. Ярый сторонник саксонского короля Генриха Птицелова и противником Вацлава, - рассказывал Мирослав. - Он брата и погубил... Какой же это год был? Кажется, сентябрь 935 года. Вацлав приехал в замок Болеслава в гости. Вроде между ними возникла размолвка. Болеслав затаил злобу на брата и задумал погубить его. Утром Вацлав отправился на богослужение. И перед входом в храм на него напали. После смертельного удара он едва коснулся коленями земли.
- Ах, вот почему его изображают коленопреклонённым!
- Да! Через полвека Вацлав был канонизирован.
Их шаги гулко звенели внутри часовни. Свет сочился с потолка и падал на стены, которые переливались и сверкали. Настенные фрески были посвящённые библейским сценам, а верхней части - эпизодам из жизни святого.
- Гляди, какая необыкновенная красота! Низ стен украшен драгоценными камнями из Богемии. Смотри, как они выложены наподобие крестов. А стыки между ними покрыты золотом, - восхищённо говорила Виола.
- Да здесь целая россыпь камней! Агат, аметист, сердолик, яшма...
- Вот это и есть блеск и сияние божественного Иерусалима!
- Какая здесь акустика, - заметил Мирослав. – Необыкновенная! Столько лет живу в Праге, а только сейчас это почувствовал.
Виола кивнула.
- Я ещё вот что знаю. Император Карл IV хотел сделать в Праге центр христианского мира. Когда он её перестраивал у него возник образ небесного града Иерусалима.
- Это из Откровения Иоанна Богослова?
- Да. На императора Карла история Вацлава произвела большое впечатление. Он даже хотел Пражский Град назвать градом святого Вацлава...
И Виола перешла на шёпот:
Под небесами голубыми
Стоит красивый город мой
Мечом и верою святою
От бед и горя защищён.
- Хорошо сказано. Это что? Песня, стихи?
Она улыбнулась и покачала головой, сделав жест в сторону изображения распятия Христа.
- Смотри, здесь увековечен сам король Карл IV.
Они молча постояли перед картиной и невыносимо грустная, благостная музыка полилась от изображения.
В правой части здания обращала на себя внимание каменная гробница на пьедестале, также украшенном золотом и камнями.
- Здесь находится ларец с останками святого Вацлава и его серебряный бюст, - прошептала Виола. - Смотри, замечательные фигуры ангелов и портреты чешских правителей.
Над алтарем возвышалась статуя короля с копьём и щитом в руках.
***
Мирослав и Виола вышли из часовни и тут же заметили изменения в погоде: призрак тумана рассеялся, а из суконных туч стали падать лёгкие хлопья голубоватого снега. Снег бережно покрывал озябшие голые ветки, мёрзнущие лужи, гладкий камень мостовой, крыши дворцов, становясь уже белым с сиреневыми искорками.
Они пошли погулять в королевский сад и остановились, глядя, как снег падает на крышу дворца королевы Анны.
- Ты необычная девушка, - сказал Мирослав, глядя на неё и натягивая перчатки. – Что ты за стихи там рассказывала?
- А! – махнула тонкой рукой Виола. – Эти четверостишия возникают в моей памяти сами по себе, когда меня что-то по-настоящему волнует. Был бы повод.
- Ты способна удивлять! – воскликнул Мирослав.
Виола опустила взор.
Они долго стояли у поющего фонтана. Виола прислонила пальчик к устам, силясь уловить мелодичные звуки.
А потом подошла к Мирославу почти вплотную, взяла его руки в свои и заглянула прямо в глаза.
- А о тебе я ничего не знаю, Мирослав, - произнесла она приблизившись и заглядывая прямо в глаза. – Кто ты по жизни? Игрок? Или служащий?
Мирослав вздохнул. Снежинки покрывали его пальто, летели в глаза Виоле, и те блестели слезинками.
- Честно говоря и я сам не ведаю, кто я...
Они одновременно рассмеялись, и она произнесла наигранно:
- Господин Никто. Таинственный незнакомец...
Мирослав хмыкнул:
- Да ладно... Что обо мне? Не интересно. Ты лучше скажи, как ты докатилась до жизни такой?
- До какой?
- Ну как? Стала содержанкой Габора, стала принадлежать ему.
- Ах, долгая история!
- Ну, а если подробнее.
- Ну как сказать, - она вдруг немного нахмурила тонкие брови, и глаза её наполнились слезами. – Отец мой был должен большую сумму барону Эрнсту фон Габору. Такую, что и сказать страшно. Габор встретил меня после выступления в кабаре и намекнул о долге отца. Сказал, что расплатиться можно домом, землёй. Но тогда мы бы стали нищими и бездомными. Тогда он сказал, что есть ещё один вариант. Я должна позировать для скульптуры Артемиды. Эту скульптуру создавал его друг. Мне не хотелось потери дома, а значит и отца – он может этого не выдержать. Позировать для скульптуры – занятие не такое уж обременительное, и я согласилась. В один прекрасный день я одела своё лучшее платье и решилась поехать к Габору. Мы договорились с ним, что отец ничего не узнает. Так я стала принадлежать Габору.
- Ты сказала, что не знала его, как мужчину.
- У нас с ним ничего интимного не было... Не хочется об этом больше... Да и в сущности - вместе мы мало были. Сначала я приезжала пару раз на сеансы к скульптору. Там был и барон. Он относился ко мне, ну... как к дочери, что ли. С какой-то отцовской нежностью. Потом он нарядил меня и пригласил в ресторан, затем я сопровождала его на светский приём... Вот, пожалуй и всё...
- Всё это не помешало ему тобой расплатиться, - промолвил Мирослав. - И как тебе этот его поступок?
- Не очень...- нахмурившись ответила Виола. – Но я открою тебе одну тайну. Я была на той самой игре у пани Миллеровой. Я видела тебя и ... ты произвёл на меня впечатление. Я подумала – решительный, смелый, осторожный. Готов за друга на всё. Ведь ты друга выручал, не так ли? Я считала это своеобразной жертвой.
- Да, я играл для Иржи, - промолвил Мирослав. – Так ты... была влюбилась в меня?
Вместо ответа она охватила его руками и прижалась в плечу, вдыхая запах свежего снега.
***
Виола возвращалась из поездки в булочную. Забитый пассажирами трамвай, еле полз среди заснеженных опавших листьев.
Девушка совсем озябла. Она шевелила пальцами в обуви, чтобы не замёрзли и, прислонившись к холодному стеклу, рассматривала ворон, медленно расхаживающих между деревьями. В её душе рождалась песенка, которую она варьировала на все лады. Потом она подумала о Мирославе, который уже должно быть воротился со службы и ждал её дома. От этой мысли на душе было тепло.
Но на стук никто не ответил. Открыв ключом, что дал Мирослав, Виола занялась хозяйством - разожгла плиту, стала готовить ужин.
Когда темнота окончательно укутала город, Виола с тревогой стала поглядывать в окно. Мирослава не было.
Тогда она робко постучала в квартиру напротив – к старой Катарине.
- Вы разве не в курсе? – спросила Катарина, шамкая беззубым ртом. – Приходили жандармы – он арестован!
- Какие жандармы, постойте? Разве Мирослав в чём-то виноват?
- А мне откуда знать? Тут под окнами околачивались двое сыщиков. Я сразу их заметила - посторонние люди. Уж мне – то полицейских не знать! И как только он показался во дворе они его тут же взяли и увели. Вероятно в департамент к себе, а куда же ещё...
В волнении Виола возвратилась в квартиру.
«Это не может продолжаться долго. Это какие-то безумие. За что полиции арестовывать Мирослава? Может по ошибке? Тогда он должен вернуться!»
Томительно долго тянулось время. Виола ждала, глядела на полыхающий огонь. Решила поужинать, но кусок не лез в горло.
Долго сидела в комнате у окна, глядя на налипающий снег на синем окне. Внезапно ей показалось, что чьи-то пальцы прикоснулись к стеклу – показалась бледная рука.
Виола вздрогнула, словно обожглась. Сквозь окно на неё смотрели холодные глаза. Снег рассыпался по длинным прядям волос.
Глава 3. Арест
Мирослав действительно был задержан полицией. Полицейских сыщиков в почти одинаковых чёрных пальто он узнал сразу. На шляпах лепились снежинки, и когда Мирославу предложили последовать в департамент, сыщики отряхнули шляпы.
- Но за что? Я не сделал ничего худого, - пытался объяснить Мирослав.
- Не беспокойтесь. Всё узнаете в комиссариате. Если вы не виновны – сразу же будете свободны.
Добирались в наёмном экипаже. Мирослав переживал из-за того, что дома его ждёт Виола, а он не имеет возможности сообщить ей о случившемся.
Когда они вошли в серое здание на город уже навалилась ночь.
В кабинете с крашеными зелёными стенами, при свете лампы, среди кипы бумаг сидел худой человек в потёртом чёрном пиджаке, полы которого блестели. У него был один искусственный глаз, а другим он с издевкой смотрел на собеседника. Рядом в полутени сидел толстячок - секретарь и скрипел пером.
- Я имею честь говорить с Мирославом Липским, чиновником департамента...?
- Да, я Мирослав Липский. Хотелось бы узнать на каком основании я был задержан.
Хозяин кабинета холодно посмотрел на него:
- На том основании, что вы убийца. Ваш плевок в сторону законов общества привёл вас к аресту.
Мирослав чуть не задохнулся от такой наглости.
- Вы что, с ума сошли? Кого и когда я убил по-вашему? Разве что мух летом. А может мышей, которых полно в подвале. Помнится, я ставил на них мышеловку!
- Ну - ну, вы не ёрничайте! Вам лучше сразу сознаться!
- В чём? Мне признаваться не в чем...
- А вы подумайте. И может быть вспомните, господин картёжник. И чем быстрее вы сознаетесь в преступлении, тем больше шансов у вас облегчить своё дальнейшее существование.
Мирослав вскипел.
- Да кто убит-то ? Вы можете сказать, в конце концов?
Человек со стеклянным глазом ухмыльнулся криво, глянул в раскрытую на столе папку и проговорил:
- Вы убили барона Эрнеста фон Габора. И прошу вас в этом сознаться немедленно.
Мирослав в изумлении открыл рот.
- Как, барон убит?
- А как будто вы не знали! Ну что, будем признаваться, Мирослав Липский?
Мирослав смешался. Потом проговорил сдавленным голосом:
- Если это так, то мне жаль барона. Но к его смерти я не причастен.
Человек со стеклянным глазом улыбнулся:
- Я гляжу вам нужно всё хорошенько вспомнить... Камера освежит вашу память...
И он кивнул стоявшему в кабинете конвоиру, вытянуто стоявшему с винтовкой в руках.
- В камеру его!
***
За мутноватым стеклом, закрытым решёткой, был виден лишь кусочек серого неба.
Мирослав лежал на деревянных нарах, на грязном матрасе, набитом соломой. В камере стоял удушливый кислый дух – смесь запаха пота, мочи и старой одежды. Снизу слышалось храпение. Это спал его собеседник – старик со слипшимися волосами и спутанной бородой. Он задушил свою жену в припадке пьяного бешенства и теперь ожидал суда. Его присутствие было особо неприятно Мирославу, но он даже радовался оттого, что остальные нары пусты, ведь, по слухам, бывают соседи и похлеще. Ещё двоих преступников – воров увели ещё вчера и похоже навсегда.
Немытое тело время от времени чесалось. Настроение было унылое, мысли путались.
Мирослав заставил себя собраться. Итак, его обвиняют в убийстве барона Габора.
Вчера его вызывали на допрос. Его вели по длинным серым коридорам мимо железных дверей. Конвоир – немолодой мужчина с винтовкой с примкнутым штыком иногда подгонял его лёгким ударом в спину.
Помнится, Мирослав злился – перспектива вновь увидеть мерзавца со стеклянным глазом бесила его.
Но за столом в знакомой комнате с зелёными стенами теперь сидел пожилой крупнолицый человек с седеющими вьющимися волосами, зачесанными назад. Нос с небольшой горбинкой, под ним – аккуратные усы.
Его спокойный сдержанный взгляд слегка успокоил Мирослава.
- Присаживайтесь, - махнул большой рукой хозяин кабинета. Для начала я представлюсь. Комиссар уголовной полиции Фридрих Майнер. Я курирую это дело. Итак, вы господин Мирослав Липский?
- Я! – ответил Мирослав с некоторым вызовом. – И я готов заявить протест против моего задержания. Я здесь сижу уже трое суток! На меня вешают какое-то убийство, которого я не совершал.
Немного усталый взгляд сидящего осадил Мирослава.
Комиссар долго листал какие-то бумаги, внимательно вчитываясь в отдельные фрагменты.
- Господин комиссар, но поймите, я не виновен, - напомнил о себе Мирослав тихим голосом.
- Не торопитесь, - буркнул комиссар не отрываясь от чтения. - Моя задача не упечь вас за решётку, а выяснить истину. Ладно. Изложу вам вкратце дело. Барон Габор был убит. И это произошло после вашего свидания с ним. В тот день вы встречались с бароном?
- Да.
- Где это произошло?
- В Вояновых садах.
- Габор был должен вам денег после карточной игры?
- Да.
- И он с вами расплатился?
- Вполне.
- Чем?
- Деньгами.
- А потом что произошло?
- Мы сели в машину, и он подвёз меня к дому.
Комиссар замолчал, доставая сигаретку из пачки.
Закурил, пуская дымок. И тут же ткнул начатой сигаретой в пепельницу, сломав её. Махнул рукой, разгоняя дым.
- Следующим утром его нашли мёртвым. Неподалёку от вашего дома. В Вояновых садах. Труп был брошен за кустами. Вероятно убийство произошло ночью. У нас есть основания подозревать, что убийцей могли быть вы.
И комиссар впился холодным взглядом в Мирослава.
- Но почему? – развёл руками Мирослав. - Я был дома, спал...
Комиссар ухмыльнулся, качнувшись на стуле всем крепким телом.
- Ну как почему? Допустим, барон не рассчитался с вами. Вы же требовали немедленной уплаты долга. Наконец, Габор пообещал, что найдёт деньги. И вы могли договориться с ним о новой встрече.
- Ночью?
- Ну, а почему нет? Быть может вам были срочно нужны деньги! ... Кстати, если быть точным - Габор был убит, по мнению криминалистов, около одиннадцати вечера. Труп сбросили в канаву, поэтому он пролежал там до утра незамеченным.
- Скажите, а как его убили?
- Он был задушен.
- Но я не убивал!
- Вы были последним, кто встречался с ним. У вас есть алиби? Кто-то видел вас в это время дома, или в каком другом месте, быть может был рядом с вами? – быстро спрашивал Майнер.
Мирослав задумался, а потом медленно покачал головой.
- А теперь – снимите вашу одежду! – вдруг повелительным голосом сказал Майнер.
- Что?!
- Разденьтесь на минуту до пояса.
Мирослав медленно снял полосатую тюремную одежду.
Майнер подошёл и осмотрел его.
- Да..., - произнёс он, покачав головой. – Тяжёлый случай! А теперь можете одеваться.
Отправив Мирослава в камеру, комиссар вызвал своего помощника – инициативного и расторопного Карла Шипку.
Войдя в кабинет от снял фуражку и без особой надобности пригласил чёрные вьющиеся волосы.
- Что дал обыск в доме барона Габора? – резко спросил он.
- Практически ничего, - спокойно и с готовностью ответил Шипка, давно зная переменчивый характер своего шефа. - Ни денег, ни бумаг, ни какой-либо переписки. Или Габор не хранил ничего дома... Либо он, иль кто иной успел всё уничтожить.
Майнер вздохнул и задумался.
- Будут какие-то приказания господин комиссар? - подобострастно спросил Шипка.
- Ты вот что... Найди мне хотя бы ... какой-либо образец почерка этого барона, - попросил инспектор, глядя в стол.
- Будем проводить экспертизу?
- Пока не знаю. Быть может пригодится когда-нибудь.
***
Мирослав играл в карты со стариком и новым заключённым – худым прыщеватым юнцом, начинающим карманником, который к тому же в ссоре убил своего подельника.
Юнец в явно не по росту большом арестантском халате, нагло говорил, бросая грязноватую карту:
- Значит придушил барончика, а Липский? Конечно, он был тебе должен кругленькую сумму. Прикончил его, а денежки припрятал. Не поделишься?
- Ты сначала выйди отсюдова, - буркнул длинноволосый старик. – Тебе за убийство каторга светит, так что не скоро свободу увидишь.
Мирослав молчал. Ему вообще говорить не хотелось. Он вспоминал Виолу, думал о том, каково ей сейчас, думал о том, что если сказать комиссару, что он был с ней, это бросит тень на её репутацию, а она такая нежная, добрая, воздушная. Он не мог переступить через неё!
Оставив в дураках обоих игроков, он, залпом выпив из кружки ту бурду, что им принесли, зажевал оставшейся от обеда коркой хлеба. Затем подошёл к решётке окна и прижался к ней лицом.
Его сокамерники, шурша матрацами, укладывались спать, а он ещё долго стоял и глядел на небо.
Сегодня их выводили на прогулку в тюремный двор, где полагалось ходить кругом. Посреди двора стояло старое ветвистое дерево, покрытое снегом.
Обувь хрустела по белому снежку. Высоко в холодном небе летела оранжевая лента, подхваченная ветром. Мирославу казалось, что эта лента от Виолы.
Он отпрянул от окна, лёг, прислушиваясь. Слух обострился – было слышно каждое движение в коридоре, каждый шорох. Вероятно там ходил надзиратель. Господи, неужели он упрятан сюда навеки?